ГОСУДАРСТВО И ВОДКА
ГОСУДАРСТВО И ВОДКА
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
|
Откупная система |
Государство и водка |
С. В. Басист
Н. М. Чернышевская
Государство и водка, Чернышевский Николай Гаврилович, Год: 1858
Время на прочтение: 14 минут(ы)
Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений в пятнадцати томах
Том XVI (Дополнительный). Статьи, рецензии, письма и другие материалы (1843—1889)
ГИХЛ, ‘Москва’, 1953
Когда мы хотим похвалиться перед иностранцами, мы любим указывать на то преимущество, что у нас каждому доступны многие вещи, считающиеся диковинкою в Западной Европе, каждому давно известны понятия, с величайшим усилием недавно открытые европейскою наукою. Так, например, каждый у нас знает, что отмороженное ухо надобно оттирать снегом, а случись отморозить ухо какому-нибудь итальянцу, вероятно, и хороший доктор итальянский не тотчас придумает, что делать с такой бедой. Это убеждение в превосходстве нашей национальной опытности над понятиями и сведениями других народов сделалось непоколебимым у нас с той поры, как мы, вздумав ознакомиться с последними результатами науки по вопросу о физической вредности пьянства, прочли знаменитое сочинение шведского доктора Магнуса Гусса ‘Alcoholismus Chronicus’ 1. В Западной Европе трактат Магнуса Гусса пользуется громадною славою между медиками. Они говорят, что Магнус Гусс открыл болезнь, до того времени неизвестную в науке. Он и сам того же мнения. Прочли мы эту книгу и увидели, что, кроме мудреных медицинских терминов, все в ней написанное давным-давно известно самому недалекому и безграмотному из русских мужиков. Некоторые главы в книге доктора Магнуса Гусса изумляют русского человека своею наивностью. Шведский доктор будто к мудреной и очень сомнительной задаче приступает, например, к решению вопроса, действительно ли пьяница теряет аппетит и, наконец, почти ничего не ест, — ученый доктор думает, что сделал важное открытие, доказав это. Не менее проблематическим делом кажется ему вопрос: трясутся ли у пьяницы руки? У нас смешно и спрашивать о таких вещах. В самом деле, сколько бы ни говорили западные европейцы о том, что пьянство очень распространено в их землях, из каждого слова их видно, что они знакомы с этим предметом гораздо менее нас, что о пьянстве они имеют сравнительно с нами ровно столько же понятия, сколько о зимних морозах, об осетринной икре, валдайских колокольчиках и других местных наших продуктах, которые и в Западной Европе могут изредка встречаться, но так же мало составляют ее собственность, как ананасы, которых в ней родится и очень мало и очень вялого качества по сравнению с множеством и превосходством ананасов Бразилии и Вест-Индии. Не у западных европейцев узнавать яванцам, какой вкус имеют кокосы, не у западных европейцев узнавать нам, что такое пьянство. Но любопытно узнать, до каких понятий об этом предмете дошли они изучением в малом виде того явления, которое с тропическою роскошью растительности процветает под глазами у каждого из нас.
Вот существенные результаты исследований доктора Магнуса Гусса. Действие, производимое на организм неумеренным употреблением водки, совершенно подходит под все признаки отравления (intoxicatio), алкоголь принадлежит к тому же разряду вещей, как опиум, сулема и т. д. Вскрытие трупов людей, которые вели пьяную жизнь, обнаруживает, что алкоголь сократил их жизнь точно так же, как если бы они принимали мышьяк. Медленное отравление, прежде нежели прекращает жизнь, доводит организм до физического изнеможения, соединенного с идиотизмом и упадком нравственных сил. Расстройство организма имеет качество наследственности у людей, подверженных алкоголизму, как у людей, страдающих золотухою. Дети людей пьяных имеют или врожденную наклонность к пьянству, или страдают теми припадками, которые развились у их родителей. С каждым поколением эта наследственная болезнь усиливается, и если не успел умереть от отравления водкою предок, яд все-таки продолжает свое действие над потомками, пока прекратит род, страдающий за порок отца, деда или прадеда.
Алкоголизм развивается преимущественно вследствие употребления хлебного вина, и чем хуже качество водки, тем быстрее и гибельнее действует эта болезнь.
Заметим при этом, что доктору Гуссу мало известен один из самых злокачественных видов отравления водкою, — он почти не знает и не упоминает о запое, столь обыкновенном у нас. Отчего происходит эта особенность, отравление водкою у нас: от особенно дурного качества нашей водки или от особенных условий нашего климата и быта, мы не хотим решать, несомненно доказывается этим видоизменением алкоголизма только то, что у нас чрезмерное употребление водки действует еще гибельнее, нежели в других странах.
Но и в Западной Европе зло, наносимое водкою организму населения, так велико, что доктор Морель в своем ‘Trait des Dgnrescences physiques, intellectuelles et morales de l’espè,ce humaine’ (Paris, 1857)2 ставит водку на самое первое место между всеми причинами физического и нравственного искажения и упадка в западноевропейских племенах. Есть страны, в которых алкоголизм грозит уже в близком будущем сокрушить все государственные силы и истребить самые племена, составляющие эти государства, — в Западной Европе эта опасность особенно грозит Швеции, и доктор Магнус Гусе в своем сочинении говорит о своем отечестве: ‘Дела дошли ныне до такого положения, что если не будут употреблены энергические средства против столь гибельной привычки, шведской нации грозят неисчислимые бедствия. Опасность, которой подвергается от алкоголизма нравственное и физическое здоровье скандинавского племени, — опасность эта относится не к предположению о будущем: нет, она есть уже осязательное зло, изучаемое нами в страданиях настоящего поколения. Нам нет более возможности отступать перед принятием мер против этого зла, хотя бы эти меры были противны интересам многих. Лучше спасти себя во что бы то ни стало, нежели ждать времени, когда уже будет поздно’.
Из другого сочинения доктора Магнуса Гусса ‘О пьянстве в Швеции’ мы заимствуем следующие подробности о причинах распространения пьянства в Швеции. Отдельные примеры пьянства всегда бывали в Швеции, как и повсюду, и всегда возбуждали упреки и соболезнования проповедников и моралистов. Но народным бедствием стал этот порок, или эта болезнь только со времен Густава III3, когда шведское правительство вздумало сделать потребление водки источником государственных доходов и устроить эту часть на таких основаниях, чтобы она приносила как можно больше денег казне. Потом присоединилось к этому еще то соображение, что усиление винокурения полезно для земледелия: винокурни берут хлеб, которому без них, будто бы, не нашлось бы сбыта 4.
Водка может и должна быть одним из предметов налога или пошлины. Но в основании этого налога должна лежать мысль о том, чтобы не давалась потреблению водки привилегия перед другими предметами потребления, освобождение ее от пошлин. Трактиры, харчевни также подлежат подати. Но государство вовсе не думает заботиться об увеличении числа трактиров и харчевен для увеличения своих доходов с подати на них, оно облагает податью эти заведения, не совсем выгодные для государственного благосостояния, потому только, что они уже существуют в значительном числе и не могут быть искоренены, лучше было бы, если б их не было, но они есть и их не может не быть, потому не следует предоставлять им денежных выгод перед другими безвредными или полезными учреждениями подобного рода, — перед гостиницами, табль-д отами, кухмистерскими столами. Вот первая цель налога на заведения или предметы потребления, невыгодные для народного блага: если б они были избавлены от налога, они пользовались бы преимуществом перед другими лучшими проявлениями экономического быта, они не должны пользоваться перед ними привилегией) и потому облагаются податью. Этого мало: находя тот или другой род общественных учреждений или привычек вредным для государственного благосостояния, государство хочет по возможности ослабить и уменьшить его, оно принимает для этого административные и полицейские меры, например, оно старается уменьшить азартную игру различными стеснениями и запрещениями. Но оно знает, что взиманием высокой пошлины или отдачею в монополию уменьшается потребление продукта, потому оно делает игральные карты своею монополиею и берет за них такую цену, которая не чувствительна при употреблении карт в коммерческих играх, но становится чувствительна высоким акцизом при азартной игре, требующей частой перемены карт.
Но совершенно противно было бы обеим этим целям, если бы государство стало смотреть на доходы, доставляемые пошлиною с вредных явлений народной жизни так, как смотрит на другие подати и пошлины, если бы, например, оно стало радоваться увеличению, положим, дохода от штрафов, уплачиваемых за разные проступки, еще более несообразно с условиями народного и государственного хозяйства было бы, если бы правительство стало поощрять к совершению этих проступков для того, чтобы увеличился доход его от штрафов. Всякая коммерческая сделка платит пошлину, правительство радуется увеличению доходности этих пошлин, потому что оно свидетельствует о возрастании экономической деятельности в нации, правительство всячески старается усилить экономическую деятельность потому, что этого требует народное благо, и в этом случае увеличение государственных доходов соответствует возвышению национального благосостояния.
Но было бы совершенно превратным воззрением, если бы государство радовалось увеличению потребления водки, как радуется оно увеличению потребления, например, соли, это было бы то же самое, что радоваться увеличению числа несостоятельных подрядчиков. Несостоятельный подрядчик платит неустойку, она поступает в государственный доход, но этот доход не есть последствие или признак усиления экономической деятельности, как доход с исправных коммерческих сделок: он вытекает из обеднения, если бы не разорился человек его платящий, он не заплатил бы этого дохода. Чем более возвышается сумма, поступающая в казну от дел убыточных для частных лиц, тем более беднеет нация и тем значительнее уменьшаются главные доходы самой казны, доставляемые не обеднением, а обогащением нации.
Как бы ни пышны были цифры, представляемые такими источниками доходов, как штрафы за проступки, пошлины с конкурсных дел, пошлины с национальных слабостей, государственные финансы не могут от них поправиться, напротив, чем выше цифра доходов этих, тем больший дефицит окажется в государственном бюджете. Не только забота о национальном благосостоянии, но и необходимость уравновесить доходы казны с ее расходами заставляют государство стремиться к уменьшению тех своих доходов, которые получаются от убытков частных хозяйств: только с уменьшением этих доходов от недочета раскрываются действительно обильные источники государственных доходов.
От понятий о самой сущности различных доходов государства переходя к способу их получения, прежде всего мы останавливаемся на различии между двумя формами этого получения, именно, прямым взиманием налогов и отдачею их на откуп.
Основным правилом каждого денежного дела и в частном и в государственном хозяйстве принимается, что каждое физическое или юридическое лицо само выгоднее ведет свои дела, нежели будет вести их лицо постороннее. Например, выгоднее будет для хозяина дома прямым образом получать от жильца плату за квартиру, нежели брать какого-нибудь посредника, постороннего его делам, который бы уплачивал ему известную сумму, а потом взыскивал ее с жильцов. Невыгоды последнего способа очевидны. Во-первых, этот посредник должен сначала уплатить деньги, а потом уже взыскать их, очевидно, что он должен сделать вычет процентов в свою пользу за отсрочку в возвращении своих денег. Во-вторых, деньги уплатить он обязывается, — расход его уже верен, а получит ли он и вполне ли получит деньги, которые должен взыскать, это еще дело будущего, он должен произвести новый вычет процентов за свой риск. В-третьих, ему нет нужды поддерживать хорошие отношения между хозяином дома и жильцами, нет нужды заботиться, чтобы жильцы оставались довольны своим квартированием, он будет всячески притеснять жильцов, лишь бы получить с них деньги, а если потом они съедут с квартиры и дом останется пуст, ему нет убытка: он получил свои деньги, убыток понесет хозяин, у которого на следующий год дом останется пустым, — но какое до того дело посреднику, он раскланялся с хозяином, воротив свои деньги с процентами. Словом сказать, если жильцы платят в год 1 000 рублей, то посредник не возьмет на откуп этого дому больше как за 760 р. и наделает жильцам столько притеснений, что для них легче было бы заплатить 1 200 рублей, лишь бы не иметь дела с этим <посредником>.
Эти невыгоды очевидны, но могут представляться от посредничества выгоды очень соблазнительные. Из них главная та, что посредник, занявшись исключительно своим делом, отыщет к увеличению доходов такие средства, каких не найдет хозяин, если у этого хозяина на руках много дел, кроме того, которое отдается на откуп посреднику. Иногда это действительно бывает так, но тут остается вопрос, каковы будут средства, приискиваемые посредником. Государству нелегко совершенно забыть о том, что выгода казны зависит от благосостояния нации, что обеднение нации ведет к уменьшению доходов казны. Посредник заботится о своих выгодах, ему нет надобности <думать>, каковы будут государственные доходы через пять или шесть лет, потому он не церемонится употреблять средства, разорительные для нации. Ныне он получил деньги, и мало ему убытка, если на следующий год это получение тяжело отзовется государству.
Представим себе теперь такой случай, что в руки посредника отдана одна из тех отраслей дохода государственного, которые мы назвали возникающими из недочетов, убытков или слабостей национального хозяйства, например, положим, что отдан на откуп доход, получаемый от штрафов за проступки. Государство никак не может желать, чтобы число проступков увеличилось. Откупщик будет желать этого и всячески станет вовлекать людей в проступки. Государство берет неустойку с неисправных подрядчиков, если бы эта неустойка была отдана на откуп, откупщик умел бы повести дела так, что все подрядчики оказались бы несостоятельными. Государство получило бы в этот год миллион лишнего дохода от неустоек, подрядчик нажил бы себе также миллион, зато сословие купцов понесло бы убытка на 20 миллионов, и на следующий год торговля шла бы плохо, все население государства чувствовало бы стеснение в денежных делах, а оттого и государственные доходы уменьшились бы на 10 миллионов. Впрочем, даже отдача на откуп дохода, доставляемого проступками, едва ли могла бы вести к таким злоупотреблениям, как отдача дохода, извлекаемого из национальных слабостей. Проступки осуждаются общественным мнением, и каждый чувствует внутреннюю неловкость возбуждать к их совершению. Напротив, национальная слабость именно потому и существует, что не осуждается как проступок мнением тех, в кругу которых живет человек, предавшийся слабости. Тут очень легко обмануть себя, если того хочет выгода, очень легко придумать оправдание на тот случай, когда содействуешь развитию этой слабости.
Есть и другое соображение, приводящее к тому же выводу. Преступления — всегда исключительные факты в народной жизни, доходы от штрафов за них никогда не могут быть значительны, и государство сохраняло бы полную независимость от откупщика таких доходов, оно могло бы неукоснительно преследовать злоупотребления, которые он позволял бы себе для увеличения числа штрафов. Другое дело национальная слабость, ей подвержена значительная часть населения, если эта слабость будет обращена в источник доходов, они могут быть очень значительны, они могут, наконец, сделаться важнейшей, повидимому, отраслью государственных доходов. Конечно, каждый рубль, поступающий в казну таким образом, извлекается из нации только тем, что в народном хозяйстве оказывается недочет на десять рублей и вследствие того сама казна лишается двух или трех рублей дохода из чистых источников. Но ведь сообразить это может только человек, очень хорошо понимающий вопросы национального хозяйства, да и то лишь тогда, когда рассуждает спокойно, не развлекаемый денежными нуждами минуты. Но до рассуждений ли о национальном хозяйстве, когда мне самому нужны деньги? Таким образом, когда отдается на откуп национальная слабость, то может случиться, что откупщик этого дохода представится важнейшим двигателем государственных финансов и государство будет считать себя в необходимости…
Публикуется впервые с рукописи, хранящейся в ЦГЛА (No 4224). Рукопись написана посторонней рукою под диктовку Н. Г. Чернышевского, подобно целому ряду других его статей (напр., ‘Studien’ Гакстгаузена) на восьми страницах размером в полулист писчей бумаги. В тексте поправки Чернышевского. Как видно из его редакционных помет на полях и из начертанных карандашом фамилий наборщиков, рукопись набиралась для третьей книжки ‘Современника’. Годовая дата не указана, но она устанавливается из пометки Чернышевского на первом листе поверх заглавия: ‘Верстать первою статьею повести Карновича, не дожидаясь статьи о новых условиях сельского быта, которая пойдет не так скоро. Н. Чернышевский’.
Повесть Е. П. Карновича ‘Воспоминания Охотовского’ была помещена в третьей книжке ‘Современника’ за 1858 г. Эта дата подтверждается также упоминанием статьи ‘О новых условиях сельского быта’, появившейся действительно позже, в четвертой книжке ‘Современника’ за тот же год.
Статья ‘Государство и водка’ не вошла в ‘Современник’: в связи с разгоревшейся полемикой с ‘Экономическим указателем’ она была заменена двумя другими по вопросу о поземельной собственности.
Авторство Чернышевского подтверждается текстологическим сличением этой статьи с другой статьей Чернышевского по тому же вопросу — ‘Откупная система’ (наст. изд., т. V, стр. 318—334).
Вопрос о продаже водки в последние годы перед крестьянской реформой стал одним из важных вопросов русской общественной жизни. В связи с практикой откупной системы участились злоупотребления откупщиков: хлебное вино продавалось чрезмерно разбавленным водой, что, с одной стороны, снижало его качество, а с другой — повышало его цену. 1858 г., особенно 1859 г. изобилуют так называемыми крестьянскими ‘питейными бунтами’,— организованными выступлениями крестьян, которые целыми селениями, волостями выносили приговоры не пить хлебного вина. Шеф жандармов князь В. А. Долгоруков в ‘всеподданнейшем отчете’ царю Александру II доносит (раздел ‘Нравственно-политическое обозрение’ за 1859 г.), что в течение 1859 г. ‘жители низших сословий, которые, как прежде казалось, не могут существовать без вина, начали добровольно воздерживаться от употребления крепких напитков’. Причины этому Долгоруков видит в ‘возвышении новым откупом цен на вино, весьма дурным его качеством и увеличении дороговизны на все вообще предметы’. Далее автор ‘отчета’ приводит факты, из которых видно, что крестьяне не останавливались ‘а пассивных действиях — на простом отказе от употребления вина, но разбивали питейные дома и чинили прочие ‘буйства’. Согласно ‘отчета’ Долгорукова, ‘бунты’ имели место во многих губерниях. Царские власти, согласно того же отчета, применяли репрессивные меры против крестьян, которые оскорбляли, подвергали побоям и ‘даже смертным угрозам’ местных начальников и сельских старшин, а ‘в селе Исе (Пензенской губернии) ранен офицер, а в городе Троицке толпа с кольями напала на прибывшую воинскую команду’.
Долгоруков умалчивает, что значительная часть крестьянских ‘буйств’ была спровоцирована царскими властями. Во всяком случае ‘буйства’ дали царским властям повод для выступления в защиту откупщиков. Крестьянским ‘питейным бунтам’ был придам таким образом политический характер. Это послужило причиной того снимания, которое уделила печать вопросу о продаже водки.
Почти все газеты 1859 г. помещали описания крестьянских выступлений. При этом все единодушно связывали эти выступления с злоупотреблениями откупщиков, а некоторые с самой системой откупов. Изредка можно было встретить указания на покровительство властей откупщикам.
Либеральные журналы (‘Отечественные записки’, 1859, No 2, ‘Современная хроника’, журнал ‘Указатель политико-экономический’, 1859, No 22 и др.) выступали против откупной системы и требовали ее отмены и замены акцизом на хлебное вино. Это требование, однако, нисколько не свидетельствовало о политической отважности либерального лагеря, тем более что они тщательно обходили коренные политические и экономические вопросы русской общественной жизни, с которыми вопрос о продаже хлебного вина был органически связан. Вопрос об отмене откупной системы был уже предрешен в правительственных кругах, и откупщики, зная это, особенно рьяно пытались извлечь возможно больше выгоды из откупной системы, — недаром они согласились добавить к откупной сумме 40 миллионов рублей.
Либеральные журналы пытались замолчать общественное значение крестьянских ‘питейных бунтов’ в деле форсирования отмены откупной системы. Так, ‘Отечественные записки’ писали, что ‘литература вывела на свежую воду разбавляющих водою водку откупщиков’, и только после выступления ‘литературы’ о вреде откупной системы ‘заговорили о том в обществе, заговорили в простом народе’.
Иначе реагировала революционно-демократическая печать в лице ‘Современника’.
Политически остро поставлен вопрос о продаже водки Н. А. Добролюбовым в статье ‘Народное дело’ (‘Современник’, 1859, No 9). О политическом значении этой статьи говорит уже то, что статья, по словам Добролюбова, ‘ходила два месяца по цензурам’, что рьяные ревнители благонамеренности русской печати вычеркнули из статьи все, что говорилось в неблагожелательном духе об откупщиках и вреде откупной системы для народа. Однако и в таком урезанном виде статья Добролюбова содержала много характерных фактов, свидетельствовавших об организованной борьбе крестьянства против откупной системы. Обобщая эти факты, Н. А. Добролюбов придает им огромное значение, как звеньям борьбы русского крестьянства против крепостничества, против царских властей. Борьба, по мнению Добролюбова, не дело отдельных лиц, не инициатива литературы, а ‘народное дело’, и русское крестьянство показало свою способность бороться в защиту своих интересов. Эти сотни тысяч народа, отказавшись организованно от употребления водки, ‘откажутся от мяса, от пирога, от теплого угла, от единственного армячишки, от последнего гроша, если того потребует доброе дело, сознание в необходимости которого созревает в их душах’. Статья Добролюбова была направлена и против тех, кто, сознавая тяжелое положение народа, не видит в ‘ем творческой революционной силы, против ‘пессимистов’, которые ‘на основании своих мрачных соображений отрицают возможность какого бы то ни было общего, самостоятельного движения в нашем народе’.
Н. Г. Чернышевский написал три статьи в связи с вопросом о продаже водки: комментируемую здесь статью ‘Государство и водка’, предназначенную к печати в нумере 2 ‘Современника’ за 1858 г., статью ‘Откупная система’ (‘Современник’, 1858, No 10) и статью ‘Предложения г. Закревского относительно винного акциза’ (‘Современник’, 1860, No 12).
Содержание публикуемой в настоящем томе статьи ‘Государство и водка’, не увидевшей свет, расширено Чернышевским в статье ‘Откупная система’, опубликованной в разгар ‘питейных бунтов’. В этой статье Чернышевский мог уже высказать свое отношение к выступлениям либеральной печати. Чернышевский иронизирует по поводу того, что вопрос об откупах стал в печати ‘модным’ вопросом, подобно тому как несколько раньше модным был вопрос о взяточничестве. ‘Будем же и мы нападать на откупа, — писал Чернышевский, — не отстанем от других. Хорошо бы уже и то, если бы нам удалось, подчинясь поветрию, не забыть, что само по себе это поветрие представляет еще мало утешительного, если бы нам удалось хотя несколько показать слабые стороны той моды, которой мы сами должны следовать, если бы нам удалось показать недостаточность нападения на одни откупа’ (наст. изд., т. V, стр. 320).
‘Современник’ осуждает либеральную печать за то, что она не затрагивает коренных вопросов русской общественной жизни. Сквозь рогатки цензуры Чернышевский дает знать читателю, что откупа, взяточничество и другие пороки русской общественной жизни следует рассматривать не только со стороны их непосредственной порочности, но в неразрывной связи с крепостным правом и с самодержавной царской властью.
Сама ирония над тем, что вопрос об откупах стал вдруг ‘модным’ вопросом в печати, является замаскированным от цензуры способом ответа на вопрос, почему печать усиленно заговорила об откупной системе. В 1859 г., когда невозможно было уже замалчивать истинной причины ‘модности’ вопроса об откупах, Добролюбов имел возможность прямо указать на крестьянские ‘питейные бунты’. В 1858 г. Чернышевский был еще лишен такой возможности. И постановкой вопроса в плоскости ‘модности’ он наталкивал читателя самому ответить ‘а вопрос в том духе, в каком в 1859 г. на него открыто ответил Н. А. Добролюбов.
Как в статье ‘Государство и водка’, так и в статье ‘Откупная система’ Чернышевский указывает на неизбежное следствие откупной системы — истощение других источников государственных доходов, скрытое в откупах увеличение налогов, развращение и спаивание народа и т. д. Сама откупная система не может не сопровождаться злоупотреблениями, так как откупщики ни о чем другом не заботятся, кроме как об огромных барышах. Замена откупной системы акцизом улучшит положение, но не искоренит главного зла — пьянства. Последнее есть результат бедности, невежества, унизительного положения крестьян в обществе, и как следствие этого ‘упадка в нем самом (в крестьянине) уважения к себе, безнадежности на поправление своих обстоятельств, безнадежности на получение правды в случае обиды’ (наст. изд., т. V, стр. 331). Надо не только заниматься выпалыванием из поля ‘дурной травы’, при засоренности почвы она будет снова появляться. Нужно ‘переработать почву своих полей более глубокою распашкою’ (там же, стр. 334). И поэтому ‘рассмотреть, какими условиями общественной жизни развивался откуп, каких улучшений в ней должно желать для того, чтобы по уничтожении откупа не явились в другой форме те же самые вещи, за которые осуждается откуп,— это предмет гораздо интереснейший и важнейший, нежели рассмотрение откупной системы’ (там же).
1 Магнус Гусс (1807—1890) — шведский врач, генерал-директор всех шведских лечебниц для душевнобольных. Упомянутая в статье Чернышевского книга Гусса ‘Alcoholicus chronicus’ (‘Хронический алкоголизм’) написана на материалах личной практики автора и премирована парижской Академией наук.
2 Морелль Август-Бенедикт (1809—1873) — французский врач-психиатр. Названная книга Морелля (‘Исследование о психическом, умственном и нравственном вырождении человеческого рода’) составлена на основании врачебной практики автора в французских лечебных заведениях, главным образом, для душевнобольных. Буржуазный исследователь хотя и уделяет некоторое место социальным моментам как причинам ‘физического и нравственного искажения и упадка’ среди жителей Западной Европы, однако главной причиной выставляет отравление алкоголем.
3 Густав III (1746—1792) — шведский король с 1771 г.
4 Автор книги ‘О производительных силах России’ Л. Тенгоборский пишет: ‘Винокурение, важное само по себе, как отрасль промышленности, в России имеет еще большую важность, если смотреть на него с точки зрения наших земледельческих интересов’. Тенгоборский, поборник экономического развития России в направлении главным образом сельскохозяйственного производства, имеет в виду не интересы страны, а обеспечение помещикам сбыта сельскохозяйственной продукции.