Е. А. Салиасъ
XI. Госпожа Фортуна и господинъ Капиталъ.
Госпожа Фортуна и господин Капитал, Салиас Евгений Андреевич, Год: 1896
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Собраніе сочиненій. Т. 16. Андалузскіе легенды.
М., 1896
Давнымъ-давно тому назадъ жила была на свт знатная дама, госпожа Фортуна, изъ аристократическаго рода самаго древняго происхожденія, и жилъ-былъ важный, гордый и напыщенный, но незнатнаго происхожденья господинъ Капиталъ.
Когда они встртились и гд именно, неизвстно, но какъ только встртились, такъ и полюбили другъ друга и уже не разставались никогда. Гд г-жа Фортуна, тамъ и г-нъ Капиталъ, а гд онъ, тамъ если не всегда, то все-таки часто и Фортуна.
Она еще не очень за нимъ бгала, но за то онъ за ней по пятамъ ходилъ, какъ собака. Хочетъ, не хочетъ, а идетъ… Дошло эдакъ дло до того, что въ свт стали удивляться и находить, что имъ слдовало бы ужъ жениться.
Длать нечего, пришлось знатной дам госпож Фортун выходить замужъ за выскочку господина Капитала.
Капиталъ былъ большой франтъ и красавецъ, помоложе много Фортуны, и характера положительнаго.
Госпожа Фортуна, наоборотъ, одвалась въ простой балахонъ, волосы не причесывала, и носила ихъ распущенные по плечамъ, а характеромъ была до нельзя легкомысленна, втрена, да къ тому же ужасно непостоянна. Нынче у нея одна затя, завтра другая, что нынче хорошо, завтра дурно.
Однимъ словомъ, это было созданіе самое безтолковое. Въ добавокъ, Фортуна была близорука, чуть не слпа, и ей случалось часто длать такіе промахи непоправимые, что весь свтъ приходилъ въ ужасъ и въ негодованіе. Однажды, напр. она хотла дать одному солдату арбузъ и ножъ, а сунула въ руки скипетръ и державу!.. Онъ попалъ въ монархи, и много бдъ и глупостей надлалъ. Наконецъ, къ Фортун за ее безпорядочность и безпечность весь свтъ относился такъ насмшливо, что такому положительному человку, какъ Капиталъ, трудно было жениться на ней. Не говоря уже о томъ, что на старой двиц никому не охота жениться,— а Фортуна была вдь уже два зрлыхъ лтъ, когда Капиталъ былъ еще юноша. Ну, однако, такъ ли, сякъ ли, но имъ надо было повнчаться.
Господинъ Капиталъ сталъ скоро жалть свою холостую жизнь, и скоро начали мужъ и жена ссориться, все чаще да чаще… Причинъ, разумется, было милліонъ. Съ такой женой, какъ госпожа Фортуна, всякій день найдется изъ-за чего поругаться.
Вдобавокъ, Капиталъ думалъ командовать надъ женой, быть главою. Куда теб! Фортуна объявила, что она хоть и слпая и втреница, но не только не измнитъ своимъ привычкамъ, но и мужа заставитъ повиноваться себ во всемъ.
У испанцевъ есть поговорка, что если и Океанъ женится, то присмиретъ,— а Капиталъ, наоборотъ, вздумалъ храбриться, вздумалъ жену, да еще такую, какъ Фортуна, въ руки прибрать. А вздумалъ онъ это потому, что былъ ужасно гордъ, напыщенъ и очень ужъ много о себ возмечталъ.
Долго ли, коротко ли, а стали мужъ съ женой все чаще воевать и ссориться. Не жизнь пошла, а каторга. А разойтись совсмъ не могутъ… Вмст тсно, врозь тошно!
Надумали они, наконецъ, ршить, кому кого слушаться и испытать, кто изъ нихъ могущественне и кто на бломъ свт важне! Безъ кого изъ нихъ люди могутъ обойтись и безъ кого не могутъ. Тотъ, кто побдитъ, и будеть главою въ дом.
— Какъ же это ршить? говоритъ Капиталъ.
Онъ не былъ гораздъ на выдумки, потому что голь на выдумки хитра, а не онъ, важный и богатый баринъ, да еще человкъ положительный. Фортуна-же, втреница и шатунья, много по свту набгалась и всякую штуку знала.
— Что жъ тутъ голову ломать! говоритъ она. Это дло простое. Давай попробуемъ, кто скоре можетъ осчастливить человка, ты или я.
— Хорошо! говоритъ Капиталъ. У меня въ земл, подумалъ онъ, много еще золота и серебра скрыто подъ спудомъ. Только найди его какой человкъ — такъ не только самъ счастливъ будетъ, а цлое государство будетъ въ довольств и благополучіи.
— Найдемъ, говоритъ Капиталъ жен, самаго бднаго человка, совсмъ нищаго и голоднаго, и давай намъ пробовать свою силу.
— Хорошо, говоритъ Фортуна. Зачмъ далеко ходить, вонъ сидитъ Рамонъ, по прозвищу ‘Оглашенный’. Ступай къ нему и длай что хочешь съ нимъ, а я свое буду длать.
Капиталъ тихо пошелъ, степенно и важно подошелъ къ Рамону, какъ слдовало вельмож.
Рамонъ былъ поденщикъ и почти нищій. Когда къ нему пришелъ Капиталъ, онъ сидлъ грустно среди поля подъ деревомъ и лъ черствый ломоть хлба, а около него лежала сломанная лопата.
— Здравствуй, Рамонъ, сказалъ Капиталъ.
— Мое почтенье, ваше благородіе.
— Что ты тутъ длаешь?
— Что? Сижу да свою судьбу кляну. Несчастне меня, кажется, въ цломъ свт нтъ человка.
Разсказалъ Рамонъ новому знакомому барину вс свои бды и несчастія, и Капиталъ увидлъ, что такого-то человка ему и надо для своей пробы.
— Ну, а теперь что жъ ты длаешь?
— А теперь не знаю, куда дваться и какъ заработать хоть грошъ. Нанялся я рыть колодезь, вотъ тутъ… Уговоръ былъ съ нанимателемъ такой, что какъ я до воды дороюсь, такъ мн и деньги въ руки. Рылся я, рылся въ земл и ни черта не нашелъ, чтобъ ей пусто было.
— Ну, нтъ, извини, я не желаю, чтобъ ей или въ ней пусто было. Отъ земли и всего, что есть въ ней, зависитъ мое могущество. Въ земл вся моя сила. Изъ нея растетъ хлбъ и въ ней же олово, мдь, золото и серебро, иногда и брилліанты.
— Не знаю, что находятъ въ вашей земл люди, разсердился Рамонъ, а я въ ней, треклятой, не только золота, даже воды не нашелъ ни капли. Дорылся только до старой подошвы и на такой страшной глубин. что надо полагать, эта подошва оторвалась отъ сапога какого нибудь антипода. Еще бы немного, и я, роясь да роясь — вылзъ бы гд-нибудь въ Америк и дороги бы домой не нашелъ.
— Ну, слушай, Рамонъ, я вижу, ты человкъ трудолюбивый, только не везетъ теб Фортуна. Она, между нами сказать — дура. Вотъ теб денегъ на первый разъ. Зря не трать, а постарайся разжиться на нихъ. Найми рабочихъ и рой землю въ трехъ-четырехъ мстахъ, гд-нибудь да найдется вода и будетъ колодезь.
Рамонъ, получивъ горсть серебряной монеты, такъ обрадовался, что бгомъ пустился въ сосдній городъ. Онъ давно уже не лъ ничего,кром сухого хлба, а пить — и воды даже не пилъ.
Прибжавъ въ городъ, онъ вошелъ въ первую лавку и отобралъ себ, съ радости, провизіи, которой хватило бы на цлую недлю. Когда пришлось платить, Рамонъ сунулъ руку въ карманъ своихъ панталонъ, и нашелъ тамъ только большую дыру, чрезъ которую онъ, вроятно, всю мелочь по дорог и посялъ.
Потерявъ деньги, Рамонъ пошелъ ихъ искать и въ напрасныхъ поискахъ потерялъ весь день и, не попавъ во время на работу, былъ прогнанъ хозяиномъ. Потерявъ весь день даромъ, а затмъ потерявъ мсто, гд могъ работать, Рамонъ потерялъ наконецъ и терпніе и сталъ бранить свою горькую судьбу.
Фортуна вмст съ мужемъ глядли издали на Рамона. Фортуна подсмивалась надъ мужемъ. Капиталъ обидлся и разсердился.
— Постой же! сказалъ онъ. Я теб докажу, что могу его сдлать сейчасъ веселымъ и довольнымъ своей судьбой.
Капиталъ снова отправился къ Рамону и далъ ему новенькій золотой на разживу. Рамонъ просіялъ отъ счастья и сталъ говорить, что, видно, судьба смилостивилась наконецъ надъ нимъ: Онъ важно пошелъ въ городъ и, боясь снова потерять деньги, держалъ свой червонецъ въ рук.
На этотъ разъ Рамонъ ршилъ купить себ новое платье и вошелъ въ магазимъ. Выбравъ отличное платье, онъ важно положилъ золотой на прилавокъ, требуя сдачи.
Хозяинъ магазина поглядлъ монету, повертлъ ее въ рукахъ, позвалъ сосда на совтъ и наконецъ объявилъ Рамону, что золотой его фальшивый, и что онъ долженъ и монету и его, Рамона, какъ сбытчика, представить въ полицію.
Несчастный Рамонъ обомллъ и горько заплакалъ, проклиная незнакомца, который далъ ему этотъ фальшивый золотой и привелъ его еще въ худшее положеніе, чмъ бдность и голодъ.
— Лучше бы мн голодать, да не попадать въ тюрьму! подумалъ Рамонъ.
— А ты чего стоишь-то! шепнулъ ему кто-то. Удирай!
Рамонъ не заставилъ себя просить — и, даже не поблагодаривъ за совтъ, выскочилъ изъ магазина и припустился въ поле какъ заяцъ. Онъ такъ бжалъ, что когда городъ пропалъ у него изъ глазъ, и онъ легъ на землю, чтобы отдышаться, то увидлъ, что потерялъ одинъ сапогъ.
— Ахъ, чертъ его возьми, этого проклятаго господина, подумалъ онъ. Будь онъ проклятъ! Не давай онъ мн этотъ фальшивый золотой, не бгать бы мн какъ преступнику и не терять бы сапога. Что же теперь длать? Прежнюю работу потерялъ, а на новую наняться въ город теперь нельзя, потому что я туда и глазъ показать не могу. Меня схватятъ и посадятъ въ тюрьму за чужую вину. Что жъ мн осталось? Умирать съ голоду. Ахъ, проклятый благодтель! Не встрчать бы мн тебя никогда! — Была моя судьба горька, а теперь еще горше.
Между тмъ Фортуна и Капиталъ видли все случившееся съ Рамономъ. Фортуна еще пуще смялась, слушая, какъ Рамонъ ругаетъ ея мужа и свою горькую судьбу, которая по его милости стала еще горше.
Капиталъ взбсился окончательно.
— Ну, постой же, я теб докажу мою силу! сказалъ онъ и вн себя отъ досады тотчасъ пошелъ къ Рамону.
— Слушай, Рамонъ, не горюй и не проклннай меня и свою судьбу. Вотъ теб десять тысячъ государственными кредитными билетами. Купи себ домъ и займись торговлей. Въ такомъ блестящемъ положеніи если когда и впрямь случится теб фальшивой монетой расплачиваться, то ее за настоящую примутъ. Ну, ступай и благословляй свою судьбу и меня.
Рамонъ, получивъ деньги, ошаллъ совершенно, у него все предъ глазами кругомъ пошло. Онъ даже не помнилъ, какъ вошелъ въ городъ, какъ ходилъ по городу въ одномъ сапог и всмъ разсказывалъ про свое счастье и всмъ прохожимъ показывалъ пачки своихъ денегъ.
Наконецъ, наступила ночь, и какой-то очень любезный и услужливый человкъ пригласилъ его къ себ ужинать, извиняясь только, что его домъ немного далеко. Рамонъ согласился, все еще не помня себя отъ счастья, онъ не думалъ ни о чемъ, кром какъ объ своихъ деньгахъ и объ будущемъ благополучіи.
Онъ отправился за своимъ новымъ знакомымъ, который любезно общалъ ему и ужинъ и ночлегъ. Домъ гостепріимнаго знакомца былъ за городомъ. Когда они вошли въ глухой: переулокъ, спутникъ Рамона свиснулъ. Въ одну секунду выросли какъ изъ-подъ земли пять человкъ съ дубьемъ и повалили Рамона. Должно быть, вновь прибывшіе приняли Рамона въ дубье особенно лихо, потому что онъ, упавъ на камни, потерялъ память, а когда пришелъ въ себя, то было уже свтло.
Онъ хотлъ подняться и не могъ. Босая нога у него какъ отнялась, голова болла, и на ней были здоровыя шишки. Что касается до десяти тысячъ… То какія теб тысячи?! На Рамон ничего не было. Онъ лежалъ, какъ мать родила! И только одинъ сапогъ остался у него на одной ног. Грабители все сняли и все взяли, но, раздумавъ, что съ однимъ сапогомъ длать нечего, оставили его на ног.
Рамонъ взвылъ благимъ матомъ и началъ проклинать на чемъ свтъ стоитъ своего покровителя. Безъ его проклятыхъ денегъ былъ бы онъ теперь на работ у колодца, цлъ и невредимъ. А теперь иди въ больницу… Иди?! Да и итти нельзя! Какъ же голому-то показаться въ городъ. Первый полицейскій арестуетъ его за неприличіе, а тамъ доберутся, кто онъ такой, вспомнятъ объ фальшивой монет! Ну, и готово!.. Прямо въ тюрьму, подъ судъ, и въ каторжныя работы.
Рамонъ кой-какъ поднялся, спрятался отъ стыда въ кустга и, глядя на себя и на свой единственный уцлвшій сапогъ, началъ горько плакать, честить всячески своего благодтеля, посылать его ко всмъ чертямъ, въ адъ кромшный, и желать ему всего самаго невроятно сквернаго.
Между тмъ Фортуна и Капиталъ, знавшіе все происшедшее, воевали у себя дома. Фортуна такъ и помирала со смху надъ тмъ, какъ мужъ осчастливилъ Рамона, и какъ тотъ его благодаритъ теперь, сидя голый, въ одномъ сапог, въ кустахъ за городомъ, и даже избитый, т. е. несчастне чмъ когда-либо. Капиталъ, совершенно пристыженный, бранился, но придумать ничего не могъ. Дай онъ Рамону хоть милліонъ, все прахомъ пойдетъ. Какая-нибудь глупость да выйдетъ!.
— Ну, теперь мой чередъ сдлать Рамона счастливымъ, сказала Фортуна. Смотри, будетъ ли онъ ругаться или благословлять свою судьбу. И я, вдобавокъ, замть это, своего ничего не дамъ ему, а твоимъ же добромъ его осчастливлю.
Фортуна отправилась прямо къ Рамону и даже не махнула рукой, даже не мигнула… А все пошло наоборотъ…
Въ ту же минуту прозжій всадникъ увидалъ въ кустахъ голую фигуру, остановился и подошелъ къ Рамону.
— Что ты тутъ длаешь? спросилъ онъ.
Рамонъ разсказалъ все съ нимъ случившееся. Прозжій оказался докторомъ и, осмотрвъ ногу и голову Рамона, тотчасъ пустилъ ему кровь. Несчастному полегчало сразу. Осматривая другую ногу, докторъ веллъ ему снять его единственный сапогь, чтобы видть, не раненъ ли онъ и въ эту ногу.
Рамонъ стащилъ сапогъ, и изъ него посыпались серебряныя монеты.
— Что за диво! воскликнулъ Рамонъ, но тутъ же вспомнилъ, что мелочь, которую ему далъ въ первый разъ благодтель, проскочивъ въ дыру панталонъ, должна была именно просыпаться въ сапогъ.
— То-то мн все казался этотъ сапогъ узокъ и тяжелъ, подумалъ Рамонъ. Я думалъ, это отъ того, что я босъ на другую ногу.
Докторъ далъ Рамону свой плащъ на время, чтобъ дойти въ городъ и купить себ платье. Рамонъ, забравъ свое серебро въ горсть, пошелъ въ городъ, надясь, что въ плащ, а затмъ въ новомъ плать, его не признаютъ такъ скоро, и что онъ успетъ одться и уйти изъ этого проклятаго города, чтобъ никогда въ него не ворочаться и не видать боле своего рокового благодтеля.
Повернувъ въ переулокъ, Рамонъ вошелъ въ первый попавшійся магазинъ платья, съ маленькой вывской и маленькой дверью. Войдя, онъ перетрухнулъ…
Вышло такъ, что онъ попалъ въ тотъ же магазинъ, гд отдалъ свой фальшивый золотой. Оказалось, что у этого магазина было два входа, одинъ главный, изъ большой улицы, а другой маленькій, изъ переулка. Хозяинъ магазина, увидя Рамона, узналъ его сразу, бросился къ нему на встрчу съ извиненіями и сталъ просить его, простить ему невольную клевету и обиду.
Монета, которую далъ ему Рамонъ, оказалась, уже посл его бгства, не фальшивой, а новаго образца, самой послдней чеканки и самаго лучшаго золота, какихъ въ город еще не видали, и только посл увидли у другихъ покупателей. Хозяинъ возвратилъ ее Рамону, а за обиду, ему сдланную, просилъ выбрать любое платье и взять его даромъ, а потомъ позавтракать вмст съ нимъ.
Чрезъ часъ, Рамонъ вышелъ изъ магазина сытый, отличной даромъ одтый, въ одномъ карман горсть серебра, а въ другомъ золотой. Онъ важно пошелъ по улицамъ города, не боясь полиціи. Проходя мимо дома градоначальника, онъ поневол остановился. Густая толпа народа затснила его. Солдаты вели пойманныхъ грабителей и въ числ ихъ, того самаго знакомца Рамона, который его свелъ въ западню и помогъ ограбить.
Рамонъ объяснилъ все тотчасъ, и тутъ же получилъ обратно свои десять тысячъ.
— Да будетъ благословенна моя судьба! воскликнулъ Рамонъ, плача отъ счастья.
Чрезъ недлю у Рамона былъ свой домъ. Чрезъ мсяцъ онъ купилъ землю, завелъ огородъ и нанялъ рабочихъ рыть колодезь, уже для себя. Воды не нашлось, однако, ни единой капли. Нашелся вмсто нея огромный пластъ золота…
Не прошло года, какъ Рамонъ былъ уже извстный золотопромышленникъ, даже боле, онъ былъ милліонеръ и грандъ Испаніи за особыя заслуги своому отечеству.
Посл этой исторіи съ Рамономъ, Капиталъ присмирлъ и уже съ Фортуной не ссорится и командовать ею не берется, а послушно ходитъ за ней, куда она прикажетъ.
Госпожа Фортуна умне съ годами не стала, напротивъ, стала еще втренне, совсмъ ослпла и чудитъ еще пуще. Куда бы Фортуна ни прошла, Капиталъ поневол идетъ за ней. Фортуна же не ходить за Капиталонъ по слдамъ, и часто туда, гд онъ пребываетъ, она глазъ не кажетъ и этимъ вскор заставляетъ и его уйти.
Люди уважаютъ Капиталъ съ каждымъ годомъ все боле и боле и низкопоклонничаютъ передъ нимъ. Надъ Фортуной люди всегда подтруниваютъ. Однако, весь свтъ все-таки давнымъ давно призналъ, что съ однимъ Капиталомъ,— если Фортуна не поможеть съ своей стороны — ничего хорошаго не будетъ и даже легко все прахомъ пойдетъ. Ее на свою сторону замани — а онъ и самъ прибжитъ вслдъ за ней!..