К.А. Полевой
‘Горе от ума’. Комедия в четырех действиях, в стихах. Сочинение Александра Сергеевича Грибоедова
М. 1833. В т. А. Семена. 167 стр. in 8.
‘Горе от ума’. Комедия в четырех действиях, в стихах. Сочинение Александра Сергеевича Грибоедова, Полевой Ксенофонт Алексеевич, Год: 1833
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Оригинал здесь — http://www.philolog.ru/filolog/writer/kspolev.htm
Наконец вот она, эта знаменитая русская комедия! Наконец она не скользит среди публики, как тать, как запрещенный товар без клейма, как умный мещанин среди надутых аристократов, как тетрадь между книгами! Она сама книга, предназначенная пережить много книг. При вступлении ее в права печатного гражданства, взглянем на судьбу, какой подвергалась она до сих пор.
Лет десять тому, как начали говорить в обществах о комедии Грибоедова. Восторг, с которым отзывались о ней те, кому удавалось слышать или читать ее, подстрекнул любопытство многих. К этому присоединилось еще то обстоятельство, что вестовщики называли по именам людей, которых будто бы изобразил Грибоедов: мнение неосновательное, ибо никогда поэт не списывает рабски ничего, он сбирает рассеянные в умах черты своей идеи, дает жизнь и увековечивает их в изящных формах. Мы уверены, что Грибоедов не списал верно ни одного лица, но он так верно изобразил характеры своего времени, что многие узнавали в них совсем невиноватых. Как бы то ни было, только это обстоятельство и некоторые вольности, дотоле неведомые нашей комедии, много способствовали успеху ‘Горя от ума’. И надобно сказать, что успех был неслыханный. Много ли отыщете примеров, чтобы сочинение, листов в двенадцать печатных, было переписываемо тысячи раз, ибо где и у кого нет рукописного ‘Горя от ума’? Бывал ли у нас пример еще более разительный, чтобы рукописное сочинение сделалось достоянием словесности, чтобы о нем судили как о сочинении, известном всякому, знали его наизусть, приводили в пример, ссылались на него, и только в отношении к нему не имели надобности в изобретении Гутенберговом? Этот случай, почти единственный у нас, есть одна из самых красноречивых похвал ‘Горю от ума’. Впрочем, если публика восхищалась им и судьи справедливые видели в нем красоты первого достоинства, красоты оригинальные, девственные в искусстве, то нашлись и такие люди, которые беспощадно порицали дивное произведение Грибоедова. Они находили в нем какую-то переделку из ‘Мизантропа’, какие-то несообразности, нелепости и в вымысле, и в языке. Другие утверждали, что ‘Горе от ума’ славится, покуда оно не на сцене и не в печати. Теперь можем судить обо всем, ибо комедия Грибоедова и на сцене, и в печати.
Надобно признаться, что на сцене она не имела и не имеет такого успеха, какого должно было ожидать. Главною причиною этого — неискусство актеров или, если позволят так сказать, обыкновенность наших актеров и в Москве, и в Петербурге. В ‘Горе от ума’ все характеры самобытны, а выразить самобытность, создать роль не умеет ни один русский актер. По крайней мере до сих пор у нас не было этому примера. Прибавьте, что в наше время театр вообще не имеет назначения: в него ходят не наслаждаться искусством, а провести время, развлечься, показать себя и посмотреть других. Это модное препровождение времени, более ничего. Таким образом, и актеры, и публика равно виноваты в неполном успехе ‘Горя от ума’. Время восстановит прекрасное драматическое искусство, но еще долго театр останется у нас должностным занятием, и ни публика, ни актеры не будут способствовать усовершенствованию сего искусства.
Смешно было бы думать, что напечатание откроет истинную цену ‘Горя от ума’! Печатное сочинение важно тем, что оно доступно всякому, но ‘Горе от ума’ не нуждается в известности: оно у всех, оно известно всякому. Иное дело, если бы комедия Грибоедова таилась у немногих, тогда открытий доступ к ней показал бы ее цену, как видели тому пример над ‘Борисом Годуновым’ Пушкина. Но комедия Грибоедова уже давно собственность публики. Дайте какому-нибудь писарю двадцать рублей, и он принесет сам чисто переписанный экземпляр ‘Горе от ума’, который, может быть, вы и не променяете на печатный…
Таким образом, появление ‘Горя от ума’ в печати не прибавит и не убавит достоинства сей комедии. Выгода в том, что теперь можно судить о ней как о книге, которая одинакова для всех, а в рукописи могли быть изменения, более или менее важные, в каждом экземпляре.
Наше мнение о ней должно быть давно известно читателям. Мы много раз имели случай говорить о ‘Горе от ума’, и пространно, и кратко. Следующие строки будут перечнем сказанного прежде в разных местах.
‘Горе от ума’ есть произведение в своем роде единственное на русском языке и замечательное для всех словесностей. Высокое вдохновение отразилось во всех частях его. Но, кажется, никто не заметил до сих пор главного, что составляет высшее его достоинство, дает ему народность и делает его произведением своего века и народа. Это: самобытность, первообразность характеров. Мы сказали и повторяем, что Грибоедов не списал, а создал их. Он схватил множество рассеянных в разных лицах черт характера московского барина, облек их истинными формами, дал им жизнь и наименовал их: Фамусов. Так и останется это лицо жить в потомстве. Фамусов является вам в обществе под тысячью различных обликов, и потому-то многие находят в нем сходство с тем и с другим. Они и правы, и не правы. Черты Фамусова находятся во многих, но собственно это лицо есть создание поэта, поэт собрал самые осязаемые из сих черт и воплотил их в лице Фамусова, который потому-то и верен своему идеалу до такой изумительной степени, что в нем соединены самые главные, отличительные, основные приметы московского барина. Это лицо так же истинно, как лицо Фигаро, Фальстафа, Гарпагона, Жилблаза, прототипов своего рода, и в создании характера Фамусова Грибоедов едва ли не стал рядом с Бомарше, Шекспиром, Мольером и Лесажем. Другие лица не менее отличены истиною. Так, в Чацком соединено множество черт некоторых из нынешних молодых людей. Чацкий одушевлен страстями огненными, он пылок, горд, страстен ко всему прекрасному, высокому и родному. Но по самому основанию своего характера он не может быть так разителен, как Фамусов, ибо стремление бессильное не носить на себе характер самобытности и не иметь имени. Чацкий хочет всего хорошего, но не достигает ни к чему: это человек, стоящий намного выше толпы. Зато противоположный ему характер Молчалина — создание превосходное! Несмотря на незначительность этого лица в пьесе, оно так же отличено самобытностию, как и лицо Фамусова. Низкий ползун, весь заключенный в ничтожные формы, льстец подлый и предатель коварный, этот Молчалин носит несомненный признак тех людей, которые, по словам Чацкого, блаженствуют на свете. Всякий век имеет своих Молчалиных, но в наше время они точно таковы, как Молчалин ‘Горя от ума’. Художник в искусстве поднять платок, погладить шпица, втереть карточку, смолчать, когда его бранят, он за это получает три награжденья, чин асессора и в ладу, в дружбе со всеми. Осмотритесь: вы окружены Молчалиными. Создание этого характера есть порыв души благородной, желающей обличить порок и невежество. Софья… но о женщинах не смеем рассуждать вслух. Желаем только, чтобы и характер Софьи не был первообразом нынешних светских девушек. Наконец, забудем ли милого Скалозуба, встречного на всяком шагу Репетилова, мастера услужить Загорецкого, княгиню и князя Тугоуховских, Хлестову, графиню бабушку и внучку, шестерых княжон? Нет, они не дают забыть о себе, они все вокруг нас, впереди нас, за нами и перед нами. Это члены светского общества. Поэт не мог представить всех их в полном развитии, но немногие означенные на них черты заставляют указывать пальцами на многих, может быть невинных, ибо нельзя довольно твердить о том, что это не личности, а характеры нашего времени, принадлежащие главной части общества, но не списанные ни с кого прямо, ибо тогда не были бы они так резки и сильны. Не говорим ничего о лице служанки Лизы. Это лицо страдательное и хотя верно списанное с идеала нынешних служанок, но по ничтожности своей в обществе и следовательно, в комедии, которая есть верный снимок с него, не отличающееся первообразностию. В иной комедии и это лицо составило бы славу автора, но в ‘Горе от ума’, где автор поражает главные, самые разрушительные пороки общества, оно не производит большого впечатления. Его слишком заслоняют другие, более значительные лица — Платон Михайлович и Наталья Дмитревна могут служить доказательством искусства Грибоедова: мимоходом, почти без внимания он обнажил в них смешную сторону нежных супруг и уступчивых супругов.
Таковы характеры ‘Горя от ума’. Не менее оригинальна и превосходна вся связь пьесы. Я не знаю, можно ли, в драматическом объеме, сильнее, лучше выразить характер некоторых обществ светских? Бездушные, ничтожные невежды, погруженные в тину своих пороков, глупостей и подлостей, окружающие Чацкого, изумляются его появлению. Разберите побудительные причины действий каждого. Фамусов думает только о наружном исполнении своих обязанностей: для воспитания дочери он берет мадаму, которая
За лишних в год пятьсот рублей,
Сманить себя другими допустила,
желает выдать свою Софью за Скалозуба, потому только, что он ‘не нынче, завтра генерал’. О должности своей он говорит:
Обычай мой такой:
Подписано, так с плеч долой.
Тысячи подобных черт показывают вам, что Фамусов глупый, бездушный невежда, думающий только об удобстве животной жизни. Молчалин не разбирает средств и хочет только ‘возвышаться, унижаясь’. Загорецкий — ‘переносить горазд, и в карты не садись: продаст’. Скалозуб — дурак, не имеющий ни доброты, ни чувства. Это Скотинин нашего времени. Репетилов — болтун, сатира на образованность, затерянный среди глупцов, подобных ему, и не различающий злодея от доброго человека. Все другие лица действуют по таким же благородным правилам и по убеждениям. Но здесь поэт-живописец умел бросить еще одну тень, показывающую в нем наблюдателя глубокомысленного. Посреди невежд и мерзавцев Софья, рожденная для чувств сильных и, может быть, высоких, делается подобною всем другим и в три года отсутствия Чацкого доходит до последней низости порока. Платон Михайлович, славный малый, в год московской жизни становится лентяем, пустым, никуда не годным посетителем гостиных. Таков заразительный воздух некоторых обществ!.. И посреди такого-то общества является Чацкий, как будто выходец с другого света. Его пламенная, чистая, благородная душа, его ум, просвещенный и современный, не понимают этого общества. Он при встрече со всеми ссорится, говоря им по уму и чувству. Они начинают ненавидеть его и разглашают нелепую молву, что Чацкий сошел с ума. К этому пристают даже люди добрые, какова Наталья Дмитревна, и их пересуды, их сожаления, убийственные больше их ненависти, гремят как торжественная песнь. Вообще явления, где Чацкого оглашают сумасшедшим и рассуждают об этом, — венец всей драмы. Только истинный поэт мог создать эту сцену. Обличение Софьи не производит в Фамусове никакого чувства, кроме досады, что о стыде его узнают другие. Этою резкою чертою заключается драма Грибоедова.
Предоставляем другим хвалить или порицать ‘Горе от ума’ безотчетно. Мы сочли обязанностию подтвердить мнение наше доводами и если показали хоть одному читателю красоты, не замеченные им прежде, то статья наша недаром написана. ‘Неужели в комедии Грибоедова нет недостатков?’ — спросят нас. Есть, как во всяком произведении человеческом. Так, например, переходы у него вообще слишком резки, язык часто неправилен. Но кто станет замечать эти пылинки на блистающем золоте? Кто не назовет чистым светлого ручья, хотя по нем иногда плывут сучья и листики с окрестных берегов? Грибоедов по стихосложению принадлежал еще к тому времени, когда в языке нашем отзывались воспоминания о Княжнине и подобных комиках осьмнадцатого столетия России. Но зато у него все выкупает естественность, живость, истина разговорного языка. В этом он не имеет ни предшественников, ни последователей.