Гомилетика — учение о христианском церковном проповедничестве. Главный вопрос, которым прежде всего занимается Г., — это вопрос о существе, или природе, проповеди. Одно ли и то же по своей природе проповедь церковная и ораторское искусство вообще, составляет ли церковная проповедь лишь вид ораторства вообще? В каком взаимоотношении находятся естественные способности к ораторству и благодать — при проповеди? Когда древняя христианская церковь отказывалась принимать в свою среду риторов и даже к крещению допускала их не иначе, как после формального торжественного отречения их от ораторства, — значит ли это, что Церковь безусловно отрицала ораторское искусство вообще или только осуждала софистов и так называемых сикофантов? Когда Церковь, начиная с половины III в., дозволяет проповедь только священникам и не допускает до проповеднической кафедры мирян, сколько бы они ни были благочестивы и учены в богословии, — значит ли это, что Церковь считала проповедь для несвященников невозможною? Такие и подобные вопросы ставятся в первой части Г. — фундаментальной, или принципиальной, Г. Вопрос о нормальном содержании проповеди рассматривается во 2-й части Г. — Г. материальной. Еще апостолы предупреждали основанные ими Церкви против лжеименного разума, против чуждых Церкви учений и приемов учения. Подобные же предостережения делали отцы Церкви II в. Особенное значение этот вопрос получил в конце средних веков, когда увлечение философами и поэтами, греческими и латинскими, в Западной Церкви было так велико, что темы из Аристотеля или Овидия в проповедях стали предпочитаться текстам Евангелия. Дошло до того, что, как говорит Лютер, стали стыдиться в проповеди произносить само имя Христа. В эпоху Петрарки и Боккаччио темы для проповедей охотнее всего брали из народных и уличных песен и проповеди принимали характер прямо скабрезный. Из биографии Виклефа известен факт, что архиепископ Кентерберийский говорил проповедь на слова из уличной песни о прекрасной Алисе. В XVIII ст. в Германии находились гомилеты (Шпальдинг, Штейнбарт, Рейнгардт), требовавшие удаления из церковной проповеди христианского учения и замены его философскими доктринами. Во Франции в эпоху Лиги с церковных кафедр слышались политические памфлеты, оправдание от имени религии цареубийств и т. п. Против всех подобных увлечений и направлена материальная Г. Третью часть составляет формальная, или конструктивная,Г., трактующая о построении проповеди и ее изложении, о произношении, о мимике проповедника. Гомилетика евангельская, т. е. учение о проповеди, содержащееся в Евангелии, главным образом трактует о природе проповеди (Иоан. I, 17, VIII, 32, XIV, 6, XVII, 3, 17), ее продуктивной силе (Иоан. XIV, 26, Матф. X, 19-20), но в общих чертах определяет также главный предмет проповеди, существенные черты ее содержания (Матф. X, 17 и др.) и метода (Матф. XIII, 62, V, 17). Г. апостольская, кроме более подробного, чем в Евангелии, разъяснения силы, действующей в проповеднике, определяет место пастырского учительства в общем составе учреждений Церкви. Еще апостолы учили, что проповедь должна быть преимущественно словом премудрости и словом разума, тем не менее, до половины III века в Церкви существовало убеждение, что проповедь церковного учителя — исключительно дело вдохновения от Св. Духа. Ориген первый восстал против такой односторонности, не отрицая участия благодати Св. Духа, он на основании 1 Кор. ХII, 31 доказывал, что должна иметь место и самодеятельность проповедника, для чего ему необходимо образование. Своею собственною проповедническою практикою и теорией Ориген закрепил, так сказать, проповедь за Св. Писанием, которое с его времени стало исходным пунктом проповеди и главным источником ее содержания. Вместе с тем, однако, он в своих гомилиях развивает не столько веру Церкви, сколько свое спекулятивно-философское, мистико-аллегорическое миросозерцание. Сочинение блаж. Августина ‘De doctrina christiana’ считается первою по времени Г. Главные положения Августина: общая риторика — предмет общего образования и в этом смысле небесполезна для проповедника, хотя отнюдь не необходима, проповеднику достаточно изучить Св. Писание и произведения литературы церковной. Как для оратора вообще, так и для проповедника нужна мудрость (sapientia), к проповедническому служению более способентот, кто может рассуждать ‘мудро’, хотя бы и не мог говорить красноречиво. Тем не менее, Августин находит возможным преподать проповеднику свое учение о слоге и изложении в проповедях (но не о расположении и построении), на основании образцов, взятых из творений ап. Павла и пророка Амоса, из св. Киприана и Амвросия, он предлагает учение о слоге низком, среднем и высоком. Вообще сочинение Августина — главным образом Г. формальная, иначе говоря — христианская риторика. Содержание проповеди, по Августину, должно быть заимствуемо из св. Писания, проповедь должна заключать в себе учение догматическое или нравственное, а лучше — и то и другое. Содействие благодати пастырям-учителям Августин отличает от проповеди, всецело проникнутой вдохновением Св. Духа (в век апостольский).
В сочин. Григория Двоеслова ‘Пастырское правило’ (regulae pastoralis liber), которое представляет завершение Г. отцов Церкви, новым элементом является проповедническая казуистика — учение о видоизменении содержания проповеди по так называемым status, т. е. применительно к полу, возрасту, характерам, способностям, общественному положению и т. д. (всех status насчитывается 30). К внутренним условиям успеха проповеди Григорий относит святость жизни проповедника (то же, что у Квинтилиана: nemo orator, nisi vir bonus) и специально проповедническое образование. Ни в ‘Ars praedicatoria’ Алэна Лильского, ни в ‘Tractatus de officiis clericorum’ Бертольда Констанцского, ни даже в позднейшем ‘Ars c oncionandi’ знаменитого Бонавентуры (ум. 1274) не было сказано ничего существенно нового. С течением времени проповедь на Западе все больше подвергалась порче. Вошло в правило у проповедников ridendo dicere verum, утратив характер священной важности, проповедь ничем не отличалась от непристойно-юмористических и грубо-сатирических произведений светской литературы. Благородное проповедничество таких людей, как Бернард Клервоский и Таулер, представляет редкое исключение. Энергический протест против искажения нормального вида проповеди раздался впервые из уст так называемых реформаторов до Реформации и особенно Виклефа. Еще больше имели значения гуманисты, которые, с одной стороны, познакомили современный им западный мир с высокими образцами проповеди святоотеческой, с другой — занялись составлением руководств к проповедничеству. Так, Рейхлин издал ‘Liber congestorum de arte praedicandi’ (1504), Эразм Роттердамский — ‘Ecclesiastes, sive concionator evangelicus’ (1535). Из двух направлений Г., дотоле параллельных: профетического, настаивавшего на вдохновенном происхождении проповеди, и риторического, трактовавшего проповедь как вид ораторства искусственного — гуманисты явились горячими сторонниками второго, Г. у них приурочивается к риторике, понимается как церковная риторика, подчиненная наравне со всякой риторикой законам Цицерона и Квинтилиана.
Настоящая и истинная реформа Г. на Западе произведена была Лютером. Единственно законное, нормальное содержание проповеди, по его учению, — объяснение Св. Писания, буквальное, назначенное для простых людей и т. п. Цельного курса Г. Лютер не составил, но в своих сочинениях, особенно проповедях (главным образом в Tischreden), он так часто высказывался о нормальных качествах проповеди, что уже в 1586 г. некто Порта составил на основании его проповедей книгу ‘Pastorale Lutheri’. Ввиду того значения, какое имеет храмовое проповедничество в протестантстве, понятно, что сочинений по Г. в Германии явилось чрезвычайно много: один перечень их составил бы целую книгу. Совершенно правильный взгляд Лютера на проповедь не имел решающей силы для непосредственных его последователей. В то самое время, как он боролся против риторики и схоластики в проповеди, Меланхтон издал ряд сочин. (‘De officio concionatoris’, ‘De rhethorica’, ‘Unterricht der Visitatoren an die Pfarrern’), в которых, следуя Рейхлину и Эразму, ставил христианскую Г. в рабское подчинение античным риторикам и сводил все учение о проповеди к Г. формальной. Как противовес этой односторонности, явились сочинения А. Гиперия: ‘De formandis concionibus sacris, sive de interpretatione scripturarum populari’ (1553) и ‘Торicа theologica’ (1564). Святоотеческие идеи о проповеди скомбинированы здесь со взглядами Лютера на Св. Писание как единственный нормальный источник проповеди. В сочинении Веллера ‘De modo et ratione concionandi’ (1562) компилируются в одно целое идеи о проповеди Лютера и Меланхтона. Панкрациус (‘Modus concionandi, monstrans verum et necessarium artis rhetoricae in ecclesia usum’, 1571), Л. Озиандер (‘Tractatus de ratione concionandi’, 1595), Э. Гунний (‘Methodus concionandi, praeceptis et exemplis evangeliorum comprehensa’, 1608) являются горячими поборниками риторического или ораторско-художественного типа проповедничества. В продолжение всего XVII ст. Г. развивалась в Германии в том же исключительно формальном направлении, еще более, чем прежде, утрированном, с полным пренебрежением гомилетики фундаментальной и материальной. Все внимание теоретиков-гомилетов сосредоточено на разнообразных ‘методах’ проповеди: Балдуин насчитывает их семь, Ребган — двадцать пять, Карпцов — до ста, Хемниц (‘Methodus concionandi sive rhethorica ecclesiastica’, 1658) рассуждает о трояком анализе текста — грамматическом, риторическом и логическом. Среди этого необузданного отыскивания ‘методов’ светлыми явлениями в области Г. были: известный проповедник Арндт (ум. 1621), автор книги ‘Об истинном христианстве’, Иоанн Андреэ (ум. 1654), Люткеман (ум. 1656), Скриве (ум. 1693), Г. Мюллер (ум. 1675) и Гергардт (ум. 1637), который в замен разнообразных бесчисленных методов проповедания предлагал таковых всего лишь два: cathecheticus — объяснение катехизиса в ряде проповедей, и mysticus.
Совершенный переворот в западной Г. произведен Шпенером (ум. 1705) и пиетизмом. Шпенер отрицает Г. риторическую и схоластическую. Кто живет в Св. Писании, как у себя дома, тому не нужна никакая ars oratoria. Молитва — душа всей теологии, и благоговейное настроение плодотворнее для дела проповеди, чем научное образование. Хотя проповеднику прилично знать основания всех гуманитарных наук, но для того, чтобы иметь способность к проповеди, ему нужно быть личностью облагодатствованною и возрожденною. Каждая проповедь соответственно своему специальному содержанию должна иметь и свою индивидуальную форму, не материя проповеди должна быть располагаема по такому или иному методу, а метод — избираем такой или иной сообразно характеру материи. Между последователями взглядов Шпенера, составившими свои системы гомилетики, некоторые не утратили значения даже в настоящее время, таковы: Ланге (‘Oratoria sacra ab artis homileticae vanitate purgata’ и ‘De concionum forma’), Рамбах, (‘ErlДuterung Эber die praecepta homiletica’), Рейнбек, который в своей Г. сделал существенную поправку к теории Шпенера, утверждая, что ‘все истинное может быть доказываемо (принцип Лейбница), почему и проповедь не должна ограничиваться выражением и возбуждением чувствований (как думал пиетизм), но должна иметь в себе и логическую доказательность. Проповедь должна действовать и на разум, почему должна разъяснять понятия и давать полные и точные определения предметов.
Новую эру в истории Г. отмечает сочинение Лоренца Мозгейма ‘Anweisung erbaulich zu predigen’, изд. 1763 и 1771 г. В нем по примеру первобытной Церкви учение проповедническое строго отграничивается от учения научно-теологического. Цель проповеди, по Мозгейму, — назидание, состоящее в просвещении ума истиной и в воздействии на волю. Для воздействия на ум она должна содержать в себе рассуждение, для воздействия на волю — приложение или увещание. Все правила относительно составления проповеди сводятся к двум: нужно основательно и правильно доказывать и быть правильным и ясным в слововыражении. Философия может иметь место в проповеди, но не как самостоятельный, а как вспомогательный предмет. После Мозгейма в немецкой Г. появляется рационализм, который опять, как было в эпоху Возрождения, стремится изменить самую природу церковной проповеди. Шпальдинг (в соч. ‘Von der Nutzbarkeit der Predigeramts’, 1772) прямо требует исключения из проповеди специально-христианского содержания и замены его учением о способах достигать в жизни счастья. Штейнварт (1777) настаивает на изложении в проповеди учения эвдемонизма, Вегшейдер (1787) старается сделать предметом проповеди с церковной кафедры принципы философии Канта, Теллер (1799) рекомендует исключительно теоретическое содержание проповеди с устранением морализации. Из гомилетов этого рода особенно знаменит Рейнгардт, который в сочинении ‘Theorie der Beredsamkeit’ (1812) является отчасти сторонником Мозгейма, но главным образом — умеренным рационалистом. По его учению философия может быть сама по себе самостоятельным предметом проповеди, главный же предмет последней — житейская мудрость. Рационалистические крайности этой группы вызвали в германской Г. реакцию и крутой поворот от философского рационализма к конфессиональному (в протестантском смысле) христианству. Таков характер гомилетики Сикеля, ‘Halieutica oder Anweisung durch Predigten die Menschen fЭr das Reich Gottes zu gewinnen’ (1829), Штира, ‘Keriktik oder Homiletik’ (1830), Гауппа, ‘Praktische Theologie, II, Homiletik’ (1848). Заслуживает внимания ряд Г., посвященных решению вопроса об отношении проповеди к ораторству вообще и Г. к риторике. Таковы Г.: Аммона (‘Anleitung zur Kanzelberedsamkeit’, 1799), Шотта (1807), Хюсселя (1822) и особенно Ницша (‘Ad theologiam practicam felicius excolendam observationes’, 1841). Самое сильное влияние на протестантскую Г. в XIX столетии принадлежит Шлейермахеру. Взгляд его на существо проповеди, ее содержание и метод органически связан с его понятием о существе религии. Религия, по Шлейермахеру, не есть ни образ мышления и теоретического миросозерцания, ни сумма внешних правил для деятельности. Она внутри нас, в чувстве иощущении бытия бесконечного. Лучший способ выражения религиозного чувства — живая речь, проповедь поэтому есть необходимая часть культа. Проповедь — не поучение, поучать можно лишь понятием, а религиозность относится всецело к области чувствовательной, чувствование возникает в душе самобытно и свободно, проповедовать — значит выражать религиозное чувство перед слушателями, которые сами обладают этим чувством, чтобы привести им в ясность их собственное духовное состояние, назидать и укреплять их в христианском убеждении. Шлейермахер требует искусства, художественности от внешней формы проповеди — но искусства не риторического, а состоящего в органическом развитии целой речи или ее идеи и в изяществе языка, что зависит, с одной стороны, от силы религиозного убеждения, с другой — от литературно-научного образования. На началах Шлейермахеровой теории проповеди построен ряд Г., пользующихся большою известностью: Маргейнеке (1811, 1837), Теремина, ‘Die Beredsamkeit — eine Tugend’ (1814), Клейна, ‘Die Beredsamkeit des Geistlichen als eine Nachfolge Christi’ (1818), Пальмера (1841), Густава Баура (1848), Швейцера (1848), Ф. Гарнака, ‘Geschichte und Theorie der Predigt und der Seelesorge’ (1878), и, наконец, Бассермана, ‘Handbuch der geistlichen Beredsamkeit’ (1885). Исчисленные гомилеты во многом, одни больше, другие меньше, отступают от учения Шлейермахера, но, вообще говоря, строят свои гомилетические теории на его началах.
Католическая литература по Г. очень скудна и большею частью имеет характер практических элементарных руководств для обучения проповедничеству. Кроме устаревших трактатов ‘о красноречии’ Блера и Фенелона, известно сочинение кардинала Мори: ‘Essai sur l’Иloquence de la chaire’ (несколько изданий, начиная с 1809 г.), Брандта, ‘Handbuch der geistlichen Beredsamkeit’ (1836), Царбля, ‘ Handbuch der Katholischen Homiletik’ (1836), Финка, ‘Die Katholische Pastoral’, (1850), Лютца, ‘Handbuch der Kathol. Kanzelberedsamkeit’ (1851), Эрнести, ‘Anleitung zur geistlichen Beredsamkeit’ (1882). Единственная научная Г. у католиков — это сочинение Юнгмана ‘Theorie der geistlichen Beredsamkeit’ (1883).
У нас в России Г. как теоретическое учение долго не была известна: в Древней Руси пастыри Церкви проповедовали вполне безыскусственно, руководясь единственно наставлениями и примерами, содержащимися в Св. Писании и у отцов Церкви. Не ранее, как в XVII веке, явился в Киеве первый опыт Г. архимандрита Иоанникия Голятовского (ум. 1688): ‘Наука албо способ сложенья казанья’, составленная по образцу Г. западных, схоластического периода. Гораздо больше имела значения в истории русской Г. ‘Риторика’ Феофана Прокоповича, читанная им в бытность профессором Киевской академии, а особенно его же ‘Наставления проповеднику’, содержащиеся в ‘Духовном регламенте’. В русских духовно-учебных заведениях в XVIII в. Г. преподавалась по-латыни по схоластическим учебникам, причем она трактовалась как церковная риторика и содержала в себе почти исключительно учение о видах проповеди по форме, о построении и изложении в ней. Таково пользовавшееся большою известностью сочинение архиеп. Анастасия Братановского ‘Tractatus de concionum dispositionibus formandis’ (1806). На русском языке первое сочинение, относящееся к Г., — ‘Правила высшего красноречия’ М. М. Сперанского, читанные им в Александро-Невской главной семинарии в 1793 г. и изданные в 1844 году. В 1804 г. было издано ‘Руководство к церковному красноречию’, перевод с латинского иеромонаха И., которое и было учебником в духовных академиях и семинариях до 1820-х годов. Затем славился в 1820-1830 годах как гомилет профессор церковного красноречия в Киевской духовной академии А. И. Пушнов, курс Г. которого остается доселе в рукописи. Он отчасти послужил пособием для сочинения Я. К. Амфитеатрова ‘Чтения по церковной словесности’ (Киев, 1841 г.) — главного на русском яз. труда по Г. По истории христианской проповеди: обширный ряд монографий о проповедниках древней вселенской Церкви профессора В. Ф. Певницкого, напечатанных в журнале ‘Труды Киевской духовной академии’, и Н. И. Барсова ‘История первобытн. христ. проповеди’.
Н. Барсов.
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, т. IX (1893): Гоа — Гравер, с. 161—164