Голос крови, Манн Генрих, Год: 1907

Переводы
Время на прочтение: 18 минут(ы)
Скачать в PDF

ГЕНРИХЪ МАНЪ.

ГОЛОСЪ КРОВИ.

(ZWISCHEN DEN RASSEN).

РОМАНЪ.

ПЕРЕВОДЪ СЪ НМЕЦКАГО
М. СЛАВИНСКОЙ и Р. ЛАНДАУ.

МОСКВА.
Книгоиздательство ‘ПОЛЬЗА’ В. Антикъ и Ко.
Типографія Русскаго Товарищества Москва.
Телефонъ 18-35.

0x01 graphic

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

І.

Негры, которые вели лошадь подъ уздцы, должны были снять свою госпожу съ сдла: ей сдлалось дурно, ее переложили на телжку, запряженную быками, стали обввать пальмовымъ листомъ, большой свтловолосый человкъ съ тревогой склонился надъ своей блдной женой — и ребенокъ явился на свтъ. Огромныя деревья двственнаго лса величаво и неподвижно стояли вокругъ. Оттуда, гд лсъ рдлъ, доносился мощный гулъ океана, а изъ чащи — дикій крикъ попугаевъ и обезьянъ.
Ребенокъ учился говорить у своей чернокожей няньки и бгалъ по песку между лсомъ и моремъ. Съ берега онъ приносилъ раковинки, которыя отламывалъ отъ большихъ камней, а на лсной опушк собиралъ упавшіе на землю кокосовые орхи: изъ нихъ нянька умла доставать такое сладкое молоко! Рученки его всегда были полны вкусныхъ, сочныхъ фруктовъ, въ саду было столько цвтовъ, а надъ головой золотыми искорками ряли маленькія колибри.
Затмъ подросъ братецъ Нэнэ, такъ что съ нимъ можно было играть. Дти стали искать среди трещинъ въ стнахъ крошечныя круглыя яйца ящерицъ и ужей. Иногда негры приносили маленькія кольца съ хвоста гремучей зми: Нэнэ надвалъ ихъ себ и сестренк, на вс пальцы, разукрашенные такимъ образомъ они садились въ чанъ и плыли по ручью внизъ, а черныя птицы съ ярко-красными клювами строго смотрли на нихъ изъ кустовъ.
Когда перехали въ городъ, въ столицу, то узнали, что такое тропическій дождь: по улицамъ плавали лодки, а изъ комнаты негры все время должны были ушатами вычерпывать воду. А что за прелесть былъ карнавалъ! Такъ славно было сидть на стульчик у балконной двери и смотрть внизъ на толпу пестрыхъ масокъ, и мама, красивая такая, бросала въ нихъ разноцвтныя хлопушки, которыя лопались съ трескомъ.
Весело было и у ддушки на Большомъ Остров: тамъ можно было пробраться въ толпу работающихъ негровъ и посасывать кусочки сахарнаго тростника. Или вмст съ цлой ватагой черныхъ, желтыхъ и блыхъ дтей плантаціи слдить съ восторгомъ и волненіемъ, какъ ддушка зажигалъ бумажныя трубочки и бросалъ ихъ длинными свтящимися змйками въ море. А какъ хорошо было на берегу! Море обвивало голыя ножки длинными мягкими волнами, рубашенку, подпоясанную кушакомъ, мягко колыхалъ теплый ночной втеръ, а поднимешь, бывало, глаза вверхъ, чуть голова не закружится, такъ крупны и ярки звзды!
Жилось великолпно. Двочка была, какъ вс другія дти, и все-таки не совсмъ такая: у нея были блокурые волосы. Ни у кого здсь этого не было: даже у Нэнэ. Черная Анна немало гордилась этимъ и не уставала завивать локоны Лолы. У нея былъ также свтлый папа: кто еще могъ похвастать этимъ? Когда онъ прізжалъ въ гости на Островъ, то водилъ ее съ собой гулять. Онъ былъ выше всхъ и всегда серьезенъ,— вс любовались имъ, и двочка проникалась горделивой любовью и благоговніемъ къ нему.
Но однажды — что это значило?— посл обдавъ зал, гд бабушка плела кружева, мама, красивая мама, сидла и плакала: да, громко плакала. А когда она увидла свою маленькую дочку, то бросилась къ ней, привлекла ее къ себ, упала передъ ней на колни и, рыдая, восклицала:
— Лола! Моя Лола! Скажи: ты, вдь, моя?
Двочка испуганно-вопросительно взглянула на бабушку: но та сидла прямая и серьезная, какъ всегда, и продолжала свою работу.
— Разв ты не моя?— молила мать.
— Да, ма.
— Тебя хотятъ взять у меня. Скажи, что ты не хочешь! Слышишь? Ты, вдь, не хочешь ухать отъ меня, отъ насъ всхъ!
— Нтъ, ма. Я боюсь. Куда хать?… Я хочу остаться: съ па, съ тобой, съ Анной. Луизіана мн общала маленькій челнокъ, завтра она его принесетъ.
Но еще въ тотъ же вечеръ маленькую Лолу ждалъ большой челнокъ. Красивая ма лежала въ обморок, Нэнэ съ крикомъ уцпился за платье Лолы, но какой-то высокій негръ вырвалъ ее и понесъ на рукахъ къ берегу моря, осторожно переступая голыми ногами съ одного камня на другой… Море свирпо шумло, кругомъ рялъ разорванный мракъ, двочку положили въ лодку. Она не кричала, лишь неслышно плакала въ темнот, негры молча стали грести, и за лодкой потянулась едва мерцающая полоса, точно слдъ совершеннаго преступленія.

II.

На борту большого парохода, куда привезли Лолу, стояли на и черная Анна. Какая встрча!
— Па, разв мы совсмъ узжаемъ? А Нэнэ? А ма? И куда мы подемъ?
Свтловолосый па халъ со своей маленькой двочкой къ себ домой, чтобы сдлать ее нмкой.
Девятнадцатилтнимъ юношей прибылъ Густавъ Габріель въ Америку, и она стала его второй и любимой отчизной. До тридцати лтъ въ немъ не просыпалась тоска по родин. Вспоминалъ онъ о ней, какъ о чемъ-то маленькомъ и далекомъ, и съ гордостью считалъ себя бразильцемъ… Но затмъ онъ постепенно сталъ замчать, что онъ все-таки чужой въ этой стран, что онъ — представитель иной культуры, иныхъ взглядовъ. Онъ сталъ ощущать свое одиночество среди всхъ этихъ людей чужой расы, которые были такъ далеки отъ него. Ища вокругъ себя людей, союзниковъ, онъ подумалъ о своихъ дтяхъ. Неужели они выростутъ среди чужихъ нравовъ и чужого языка? Неужели не будутъ понимать тхъ ласковыхъ словъ, которыми въ дтств называла его мать? Онъ замтилъ, что когда у него вырывалось невольно нмецкое слово, то дти переглядывались и улыбались… Этого не должно быть!.. Ихъ родина — не здсь, и онъ хотль вернуть имъ ее! Съ мальчикомъ, правда, это трудно устроить: онъ долженъ былъ унаслдовать дло отца, но дочь!.. его свтлокудрая дочь!.. Ее онъ уже мысленно видлъ вмст съ собой въ отцовскомъ дом или рисовалъ себ, какъ они идутъ рядомъ по улицамъ родного города: онъ и его молодая блокурая дочь. У нея свтлые локоны — она нмка. Она будетъ его дочерью, пусть, его жена — какой чужой она, въ сущности, осталась для него — удержитъ сына всецло для себя: но дочь должна научиться понимать его, должна вернуться домой…
Никогда еще на не былъ такъ нженъ съ Лолой! Онъ уврялъ ее, что скоро они вернутся назадъ, что ма и Нэнэ прідутъ къ нимъ въ гости туда, куда они сейчасъ плывутъ. А какъ интересно путешествовать, Лола сама увидитъ.
Но первое время двочк было очень скверно отъ качки, тянулось это три дня. На самъ ухаживалъ за ней и длалъ все, что собственно должна была бы длать Анна. Въ промежуткахъ между приступами Лола лежала утомленная, но счастливая, а когда она вкладывала свою ручку въ широкую руку своего па, ей казалось, что она вся въ его рук.
Наконецъ, ей можно было уже встать и смотрть, какъ матросы выуживали изъ воды рыбу: у одной изъ нихъ была даже длинная сабля на носу!
Затмъ появился какой-то человкъ съ кишкой и сталъ поливать всхъ дтей. Какъ ни прячешься за трубой или у лстницы, всюду тебя найдетъ холодная струя: это было страшно и весело. Промокшія дти визжали, а дамы и мужчины громко радовались, что они остались сухи. Вообще, удивительно, до чего вс были веселы, любезны другъ съ другомъ и съ Лолой. Казалось, они только и думаютъ о томъ, кого бы обрадовать. Одинъ господинъ угощалъ всхъ дтей шоколадомъ, и упрашивалъ, когда не хотли брать. Даже па рдко бывалъ теперь серьезенъ. А море и небо сіяли безпрерывно.
Пароходъ въхалъ еще разъ въ срую воду, подъ тучи, и его сильно качало. Но Лола теперь уже не страдала, она лежала на палуб, укрытая плащемъ на и когда сгибала колни въ вид крыши, то это былъ точно собственный домъ: пусть волны катятся поверхъ него сколько угодно! Впрочемъ, скоро путь кончился, вс высадились, и были теперь очень серьезны. Лола съ па и Анной очутилась въ большомъ, некрасивомъ город, по которому приходилось бгать до усталости. Но зато здсь были такія игрушки, какихъ она дома не видывала, и па накупилъ ей такъ много, что она удивлялась. Потомъ, однажды утромъ сли въ поздъ и попали въ странный городокъ: дома въ немъ были кривые, а улицы то ползли на гору, то спускались внизъ. Въ огромномъ тряскомъ экипаж они дохали до воротъ какого-то дома, затмъ черезъ дворъ подкатили къ крыльцу, изъ дому поспшно выбжала маленькая старушка и бросилась къ па на шею. Лола испугалась, потому что па плакалъ. Отчего это? Но тутъ старушка взяла Лолу за подбородокъ и притянула ея лицо къ себ такъ близко, что видно было даже, какъ дрожатъ рсницы — глаза у старушки были такіе добрые! Но чего она хотла? Она говорила все такъ непонятно. Лола вопросительно посмотрла на па, и когда шли въ домъ, па объяснилъ ей, что старушка — его мама, что сегодня — день ея рожденія, и въ подарокъ ей онъ привезъ Лолу.
Въ дом пахло пирожнымъ и цвтами, были братья па, и вс обнимали его. Одинъ изъ нихъ спросилъ у па что-то шопотомъ и потомъ сказалъ Лол на ея язык, что радъ ея прізду. Она разсмялась, и все было бы хорошо, если бы новая бабушка не вздумала вдругъ, въ порыв нжности, обнявъ Лолу, упасть передъ ней на колни. У Лолы сдлалось такое лицо, какъ будто вотъ-вотъ она заплачетъ. Вс стали спрашивать: что случилось, и на перевелъ:
— Что съ тобой, дтка?
— Ничего, па.
И прибавила, запинаясь, съ улыбкой:
— Я что-то вспомнила.
Точно такъ, какъ теперь бабушка, лежала передъ ней въ тотъ послдній день ея красивая ма, но въ слезахъ и въ отчаяніи. Лола думала: ‘Правда ли, что я скоро вернусь къ ней назадъ?’
Одинъ изъ дядей старался развеселить ее: онъ хлопалъ въ ладоши, и Лола должна была убгать отъ него. Длала она это только, чтобы не обидть его и вжливо улыбалась, когда онъ ее ловилъ. Вс захотли тоже играть. Должны были спрятаться, а веселый дядя — искать. Лол показали очень хорошее мсто: подъ темнымъ деревомъ за бесдкой. Тамъ она долго стояла, и ее не могли найти. Не слышно было даже шороха въ саду. ‘Можетъ быть, они забыли обо мн и вс ушли?’ Ее охватилъ жуткій страхъ: ‘Па ухалъ, Анны нтъ, они меня оставили одну!’ Она закрыла лицо руками. Одна, совсмъ одна! Вдругъ послышались шаги. Лола собралась съ духомъ и тонкимъ голоскомъ вскрикнула ‘ау’. Прошло немного времени, она слушала, едва дыша, пискнула еще разъ, и тогда ее нашли.
За ужиномъ Лола оживилась и даже спла псенку, въ носъ, какъ пли негры, у которыхъ она и выучилась ей. Но въ самый разгаръ веселья, когда и па смялся, она вдругъ взяла его за руку и быстро шепнула, какъ будто желая застигнуть его врасплохъ:
— Правда, па, мы скоро подемъ домой?
На кивнулъ головой, снова сдлался серьезнымъ, и Лола замтила, что онъ даже чуть не разсердился. Она растерялась и замолчала.
— Ты не знаешь, когда мы подемъ домой?— спросила она черную Анну, когда та укладывала ее спать.
Нтъ, она не знала, и Лола ей врила. Анна оглядывалась въ комнат, точно въ клтк, коротко и рзко поворачивая голову: глаза Лолы слдили за ней, и затмъ он об безпомощно глядли другъ на друга.
Но зато какъ весела была эта новая бабушка! Всюду, куда она водила съ собой Лолу, случалось что-нибудь смшное: въ зал, гд лежали яблоки, на чердак, откуда она доставала разноцвтныя платья и такихъ старыхъ, странныхъ куколъ. Веселый дядя тоже очень развлекалъ ее, затмъ было довольно интересно ходить гулять съ Анной. Здшніе люди, вроятно никогда не видали негритянки и потому такъ смотрли! Иногда даже бжала сзади цлая кучка мальчишекъ, которые становились невыносимы: тогда единственнымъ спасеніемъ было бросить имъ конфектъ и убжать, пока они дрались…
Однажды въ комнат у бабушки сидлъ господинъ съ блой бородой, въ черномъ сюртук и спросилъ Лолу о чемъ-то. Па объяснилъ ей, что рчь идетъ о томъ, хочетъ ли она перейти въ протестантскую вру: онъ совтуетъ ей. Лола сказала да, старикъ съ блой бородой далъ ей нсколько раскрашенныхъ картинокъ, а вечеромъ ее повели въ циркъ… Вообще, такъ много было всего, что, казалось, прошелъ цлый годъ.
— Правда, мы уже здсь скоро годъ?— спросила она однажды вечеромъ.
Па отвтилъ:
— Что ты, двочка? Только, шесть недль.
— Только? Но, вдь, уже снова зима?
— Нтъ, дитя, здсь такое лто.
Лол очень хотлось спросить опять, когда они подутъ домой, но па былъ не въ дух: у него опять появилась исчезнувшая было складка между бровями. Другіе тоже говорили меньше, чмъ всегда. Даже бабушка въ этотъ день улыбалась только на половину. Лола ушла спать подавленная.
Ночью ей приснился грустный сонъ: она видла, что одного негра, котораго она не знала,— она ихъ всхъ любила,— жестоко бьетъ надсмотрщикъ, негръ плакалъ и стоналъ, и она сама расплакалась при вид его и побжала жаловаться къ ддушк: бжала и плакала. Тутъ она проснулась, всхлипывая, а тотъ плачъ все еще продолжался.
Черная Анна стояла на колняхъ у ея кровати и рыдала:
— Маленькая госпожа, я должна ухать. Завтра уже господинъ и Анна отправляются съ пароходомъ домой, въ нашу страну, а маленькая госпожа остается здсь.
Когда Лола вскрикнула въ ужас, она зашептала:
— Тише, тише! Анн не позволили ничего говорить: господинъ запретилъ. Анна должна была ухать не простившись, но она не могла.
— Ты не удешь отсюда! Слышишь, ты не сдлаешь этого! Я теб приказываю!
Голосъ двочки прерывался отъ злобы и волненія.
— Па не оставитъ меня здсь одну. Это неправда!
Но нянька все повторяла, жалобно и монотонно:
— Тише, тише! Анна должна ухать!
И въ ея шопот злоба двочки постепенно растаяла. Она, вся разбитая, приникла къ плечу Анны, плакала и просила:
— Не узжай!
— Анна должна ухать!
— Если ты удешь, тогда…
Двочка была потрясена горемъ. Она прижалась лицомъ къ голому черному плечу своей няни и вмст съ маслянистымъ запахомъ этой кожи, который она вдыхала въ свои первые дтскіе дни, въ ней поднялась темная волна раннихъ счастливыхъ воспоминаній. Въ возбужденномъ безпорядк замелькали передъ Лолой картины ея дтства. Она увидла пальмовый лсъ, затмъ цлую кучу негровъ, которые показались ей чудно прекрасными, увидла кусокъ ярко-голубого пнящагося моря и мохнатыя шапки сахарнаго тростника передъ нимъ, увидла Нэнэ, ручей и черныхъ птицъ съ яркокрасными клювами…
— Если ты удешь, — рыдала она,— тогда… все кончено!
На слдующее утро па вошелъ въ комнату и сказалъ:
— Маленькая моя Лола, па нужно на короткое время ухать и, пока онъ вернется, оставляетъ тебя здсь.
Лола опустила голову.
— Для тебя было бы вредно опять такъ далеко хать,— сказалъ онъ.
Лола подняла голову и вдругъ, ршившись, съ отчаянія на послднее средство, произнесла невиннымъ голоскомъ:
— Па, возьми меня съ собой!.
— Моя дочурка благоразумна, не правда ли,— отвтилъ на, безъ вопроса въ тон. И у Лолы исчезла ея натянутая улыбка.
Па взялъ ее за руку и повелъ въ городъ, черезъ рыночную площадь, къ старому дому, гд они долго звонили у входныхъ воротъ съ большимъ стекломъ.
— Здсь живетъ,— сказалъ па,— славная барышня, которая будетъ заботиться о моей Лол, пока па не вернется.
Вошли въ широкій длинный коридоръ, по каменнымъ плитамъ его, взявшись подъ-руки, ходило много двочекъ парами и по нсколько въ рядъ. Другія черезъ дверь съ цвтнымъ стекломъ выскальзывали въ садъ. Были и большія и маленькія двочки, но самой маленькой, какъ замтила Лола, была она сама. Па и она вошли въ комнату и стали ждать. Въ комнат были блые обои съ золотыми цвтами, золотые часы, очень высокія окна, а за ними садъ, и Лола, угнетенно вздыхая, смотрла то на одинъ предметъ, то на другой. Еще немного времени, и па здсь не будетъ. Онъ еще держалъ ее за руку, но она уже ощущала, что скоро, скоро онъ покинетъ ее. О, какъ много должна она была ему сказать! неужели онъ этого не чувствуетъ?
Дрожащими губами она только выговорила:
— Погляди-ка, па, какой смшной человчекъ на часахъ!
И думала: ‘это не то, не то!’
Она искоса взглянула на отца. Онъ смотрлъ прямо впередъ, губы его были плотно сжаты, складка между бровями рзко обозначилась — и Лола почувствовала впервые, что онъ строгъ потому, что ему тоже грустно, онъ притворяется строгимъ, потому что любитъ ее. Ей сдлалось тепло и радостно, она сжала руку па, па взглянулъ внизъ, прямо въ ея глаза… Но въ это время въ саду, гд играли двочки, затихъ шумъ, и по лстниц наверхъ стала быстро подыматься маленькая дама въ черномъ плать. Вотъ она уже близко, вотъ около двери. Неужели нтъ спасенія? Отчего па ничего не длаетъ?
У маленькой дамы одно плечо было выше другого, ея блдное длинное лицо улыбалось, и отъ улыбки у нея морщился носъ, все это Лола замчала съ полной ужаса отчетливостью.
Было, какъ во сн, когда хочется бжать и не можешь двинуться съ мста. Тутъ она почувствовала тонкіе холодные пальцы дамы на своей рук. Что это она говоритъ? Лола безпомощно оглянулась на па.
— Фрейлейнъ Эрнеста привтствуетъ тебя,— объяснилъ на,— и общаетъ, что будетъ тебя любить и учить всему хорошему. Ты должна поблагодарить ее.
— Мерси,— сказала Лола съ усиліемъ.
Потомъ дама съ радостными восклицаніями начала осыпать лицо Лолы поцлуями, отъ которыхъ было ей больно. Лола не понимала, зачмъ это, она испугалась, а дама между тмъ все говорила и говорила, и все звучало вопросительно. Лола замтила, что она повторяетъ все одно слово и каждый разъ произноситъ его медленне и отчетливе. Опять безпомощный молящій взглядъ въ сторону па, но па сидлъ, не глядя на нее. А дама все строже и строже наступала на нее, съ высоко поднятымъ указательнымъ пальцемъ. Лола не могла больше сдержаться и, не отводя отъ дамы испуганныхъ глазъ, залилась отчаяннымъ плачемъ. Тутъ случилось нчто очень странное. Лицо барышни, такое строгое и требующее послушанія, вдругъ какъ-то поблеяло, осунулось и сдлалось неувреннымъ, безпомощнымъ. Она и раньше была маленькаго роста, но теперь она стала почти. такая же, какъ Лола, и, склонивъ голову на бокъ, тихонько погладила двочку по рук. Лола снова испугалась, но теперь не за себя. Что съ барышней? Робкая жалость коснулась сердца двочки, и она ей нжно улыбнулась. Затмъ подняла выше, еще выше барышнину руку и вдругъ коснулась ее губами. Но это длилось одно мгновенье. Тотчасъ же Лола подбжала къ па, обняла его за шею и закричала, чтобы отвлечь отъ барышни и отъ ея смущенія: ‘какая красивая яблоня заглядываетъ въ окно!’ Барышня что-то сказала па, онъ высоко поднялъ Лолу, и она сорвала себ яблоко.
Потомъ вс трое пошли въ садъ. Лола почему-то вдругъ почувствовала себя счастливой и прежде чмъ взрослые успли опомниться, она уже сидла наверху, въ втвяхъ яблони. Па бранилъ ее, но она чувствовала, что это такъ, въ шутку, барышня хохотала до упаду и со всхъ концовъ сада сбжались двочки посмотрть на маленькую дикарку. Он принялись прыгать вокругъ дерева, кричали и протягивали руки. Па сказалъ Лол, что въ честь ея поступленія фрейлейнъ Эрнеста позволяетъ ей нарвать яблокъ для всхъ. Лола стала карабкаться съ втки на втку, съ серьезнымъ лицомъ выбирала какую-нибудь двочку и бросала ей въ передникъ яблоко. Когда она слзла, старшія двочки окружили ее, гладили по волосамъ и цловали. Но зазвонилъ звонокъ, и вс поспшили въ домъ. Па и Лола пошли вмст съ Эрнестой въ бесдку, гд былъ приготовленъ завтракъ. Лол дали полъ-рюмки вина. Когда поли, па взялъ ее къ себ на колни, расцловалъ и сказалъ:— Поди побгай.
Но при этомъ не выпускалъ ее изъ рукъ и смотрлъ прямо въ глаза. Она выскользнула.
— Еще одинъ поцлуй, дочурка,— закричалъ на ей въ догонку.
— Сейчасъ!
И она побжала за пестрой бабочкой. Было весело на душ, она думала: ‘Какія большія розы!.. Надо посмотрть, что это за темная, темная дыра въ забор… Па добрый, эта барышня Эрнеста тоже добрая… Смотра-на, ящерица, шмыгъ, шмыгъ… Придутъ ли опять двочки?.. Какой веселый день!’
— Па! па!— ликовала она.
— Онъ не слышитъ меня, потому что садъ — такой большой. Гд же бесдка? А, вотъ, нужно пройти мимо этихъ грядъ… Ну, теперь: па! па!
Она побжала и сразу остановилась: передъ бесдкой стояла барышня, одна.
Лола подошла ближе. Ея взглядъ обыскалъ бесдку, скользнулъ повсюду кругомъ и съ мольбой остановился на лиц барышни. Что онъ сказалъ ей? Неужели ушелъ?..
Наконецъ, она собралась съ духомъ и спросила:
— Гд па, фрейлейнъ?
Барышня сказала что-то, опять нсколько разъ подрядъ одно и то же, но не такъ медленно и отчетливо, какъ въ тотъ разъ — и все же Лола поняла ее.
Въ неудержимомъ гор она заломила руки.
Онъ просилъ у меня еще одинъ поцлуй. Какъ онъ могъ уйти, когда я еще должна поцловать его!
Она отъ боли зашаталась, но затмъ быстро побжала къ дому. Среди дороги остановилась съ поникшей головкой и опущенными внизъ руками, и хлынувшія слезы смыли съ ея губъ тотъ поцлуй, который она не успла дать своему па.

III.

Лола была одна.
Она съежилась на скамейк и рыдала долго и безутшно. Эрнеста сначала стояла возл нея и шептала изрдка слова утшенія, но они звучали какъ-то вопросительно, точно она сама въ нихъ не врила. Затмъ отошла, выжидательно взглянула на Лолу и вошла въ домъ. Вскор она снова появилась и веселымъ тономъ спросила, не хочетли Лола състь чудесный, сочный персикъ. Когда же ребенокъ злобно и отрицательно покачалъ головой и еще пуще зарыдалъ, Эрнеста поспшно ушла, точно спасаясь бгствомъ.
Раздался звонокъ, и Лола дала себя увести: Эрнеста ей сказала, что сейчасъ придутъ двочки и увидятъ ея слезы. Эрнеста открыла дверь въ свою комнату, маленькій блый шпицъ съ громкимъ тявканіемъ бросился на Лолу, и Лола, которая тамъ, дома, не боялась огромныхъ ддушкиныхъ собакъ, съ крикомъ отшатнулась назадъ.
— Ами!— крикнула Эрнеста и, нагнувшись къ шпицу, сдлала ему серьезный выговоръ. Ничего не помогало, — ребенокъ и собака боялись другъ друга, собаку выгнали изъ комнаты — она жалобно визжала за дверью.
Эрнеста стала рыться въ шкафу, вынула оттуда большую пеструю книгу и протянула ее Лол. Она хотла посадить Лолу на скамеечку, Лола поскользнулась и опрокинула стаканъ воды на рукодліе, которое лежало тутъ же. Эрнеста погладила двочку по щек и улыбнулась. Затмъ открыла пеструю книгу на первой страниц, на ней былъ нарисованъ абрикосъ, абажуръ и много другихъ вещей. Эрнеста нсколько разъ повторяла одно и то же слово, указывая на абрикосъ. Сначала Лола не обращала вниманія, затмъ поняла, что должна повторить, но молчала. Эта месть за все, что она испытала, давала ей нкоторое удовлетвореніе. Несмотря на это, Эрнеста настойчиво указывала пальцемъ на абажуръ и говорила уже другое слово, повторяя его много разъ. Она указала Лол и на блую башню въ углу комнаты и на ширму, на которой были изображены изъ пестраго бисера — дама и двочка, а у ихъ ногъ животное, котораго Лола не знала. Оно казалось кроткимъ и необычайно хрупкимъ, его большіе глаза блестли, точно были полны слезъ. Лол стало ужасно жаль его, себя — и она пробормотала то слово, которое ей давно повторяла Эрнеста: ‘лань’, и заплакала, тихо, безъ упорства.
Когда слезы перестали литься, Эрнеста повела ее къ столу, за которымъ сидло много двочекъ, он оживленно болтали, стуча вилками. Лола ничего не ла — ей было грустно. Она была ошеломлена всмъ происходящимъ вокругъ, вздрагивала, когда ее называли по имени, и съ горечью думала: — Чего вамъ отъ меня надо? Отчего я здсь? Отчего па не взялъ меня съ собой?
Посл обда ее повели въ садъ, но она отрицательно покачала головой и пошла за Эрнестой въ ея комнату, къ лани — это, вдь, былъ ея единственный другъ.— Лань, лань,— шептала она. Эрнеста тихо поцловала ее въ голову и оставила наедин съ другомъ. Когда Лолу укладывали въ кровать, она уже спала, вся въ слезахъ.
Первое, что она увидла при пробужденіи — въ яркомъ солнечномъ свт — лань, затмъ шпица Ами.
Она стала обдумывать все пережитое и вспоминать, знаетъ ли она уже эту комнату. Съ любопытствомъ оглядывалась вокругъ. Стояла еще одна кровать, но на ней уже никого не было. Лола медленно соскользнула на полъ. Вошла Эрнеста, подняла Лолу на руки и, показывая на себя, повторила нсколько разъ:
— Эрнеста.
У Лолы было красное, заспанное личико. Большіе, внимательные, темные глаза были направлены на ротъ Эрнесты и медленно поворачивались то въ одну, то въ другую сторону. Свтлые локоны были сбиты, тонкія губы плотно сжаты, изъ-подъ рубашенки выглядывали маленькія, розовыя ножки. Она ничего не говорила, но когда ршила, что та достаточно повторяла — Эрнеста,— задумчиво кивнула въ знакъ того, что поняла.
Она выпила какао, копала въ саду. Когда раздался звонокъ, неожиданно попала къ двочкамъ въ хороводъ, затмъ опять пошла съ Эрнестой въ комнату лани. Шпицъ Ами уже только ворчалъ и то помахивалъ при этомъ хвостомъ. Лола снова должна была сегодня повторять ‘абрикосъ’, ‘абажуръ’. Она длала это разсянно и все время смотрла на лань. Она совсмъ не думала о тхъ вещахъ, на которыя Эрнеста пыталась обратить ея вниманіе. Совершенно случайно замтила она, что это была уже вторая страница пестрой книги и что на ней каждая картинка была накрыта бисквитомъ. Снимешь его, подъ нимъ оказывается ‘булочникъ’, ‘бумага’. Она поспшно выучила эти слова, чтобы узнать, что нарисовано на третьей страниц.
За столомъ ей захотлось разсказать обо всхъ впечатлніяхъ своей сосдк, которая была не на много старше ея. Она заговорила быстро и подробно. Та только смялась и подталкивала третью. Лола, разгоряченная своимъ разсказомъ, перешла отъ лани къ животнымъ, которыя были тамъ, дома, потомъ заговорила о томъ, какъ дома хорошо, о Нэнэ и ма. Вдругъ она остановилась, потому что стало очень тихо, вс вокругъ молчали и смотрли на нее, бдную маленькую Лолу: одн насмшливо, другія съ любопытствомъ. Теперь только Лола вспомнила, что ее не понимали. Безпомощно красня. взглянула она на нихъ и, едва сдерживая слезы, съ жалобной, одинокой улыбкой нагнулась надъ своей тарелкой.
Посл обда вс двочки прыгали и пли. Лола тоже должна была пть, но она длала видъ, что не уметъ. Эрнеста схватила ее за об руки и повторяла нсколько разъ — ‘пть’. И Лола запла. Она спла въ носъ ту негритянскую псню, которую часто слышала дома, полузакрывая при этомъ глаза, и увидла все, что пла,— увидла родину, домъ…
Даже когда она замолчала, то была далеко, далеко отъ тхъ, которые ее теперь окружали.
Нсколько минутъ спустя ей вдругъ пришло въ голову, что она пла какъ-то разъ эту псню у нмецкой бабушки. Странно: о пребываніи у бабушки она ни разу не подумала. Ей казалось, что съ Большого Острова ее привезли прямо сюда. Все, что было между этими двумя событіями, стерлось изъ ея памяти. Вдругъ она вспомнила гримасу, которую скорчилъ какъ-то веселый дядя. Посл этого она вспомнила все. Да, это была ея бабушка — па былъ ея сынъ, и она его любила. И мелькнула надежда: не у нея ли остался па? Какъ это она раньше объ этомъ не подумала! Па не ухалъ, онъ остался у своей мамы! Лола пошла къ Эрнест и сказала: ‘бабушка’. Только это одно просящее слово. И Эрнеста ее поняла и отвела туда.
Бабушка раскрыла объятія, но Лола не обращала на нее вниманія и бгала вокругъ: — ‘Па, па!’, въ его комнату, въ столовую, въ садъ:— ‘Па, па!’ Она вернулась назадъ посл безплодныхъ поисковъ.
— Гд па?
Бабушка говорила ей что-то, Лола понимала что, но не хотла врить. Позвали дядю, горничную, вс повторили то же самое. Лола не качала больше головой, но оставалась при своемъ. Наконецъ, появился веселый дядя и поздоровался съ Лолой на ея язык.
Онъ повторилъ т два слова, которымъ выучился у па.
— Глупый попугай,— подумала она и потребовала, чтобы ее отвели къ Эрнест.
По дорог она заглядывала во вс ворота, тащила свою спутницу въ т магазины, въ которыхъ была съ па. На большой, пустой площади, гд дулъ холодный втеръ, остановилась и умоляюще крикнула: — Па!— Отвта не было. Лола страшно мерзла. Горничная быстро увела ее.
Теперь ей уже было не до пестрой книги, не до сада, не до лани. Она съ недовріемъ смотрла на каждаго, кто говорилъ ей слово — одно изъ тхъ непонятныхъ словъ, которыя произносились вокругъ. Эрнест она говорила — ‘неправда’,— хотя не понимала, что ей отвтила та. При малйшемъ прикосновеніи громко вскрикивала. Она имла одно желаніе — обойти вс улицы, весь городъ, вс дома. Это длилось нсколько дней.
Затмъ Лола потеряла всякую надежду. Она заглядывала всюду, во вс уголки, везд звала своего ‘па’. Но па не хотлъ услышать этого зова или, дйствительно, ухалъ. Да, онъ ухалъ — люди правы! Значитъ, па и самъ ее выдалъ и покинулъ среди чужихъ людей. Кому же врить посл этого?
Въ эти дни разразилась гроза. Дома Лола радостно вскрикивала, когда видла молнію, здсь же испуганно металась изъ угла въ уголъ, блдная, со сжатыми губами. Не у кого было искать помощи!
Когда Лолу просили спть ея псню, она недовольно пожимала плечами. Она и не говорила больше. И. думала о необыкновенныхъ вещахъ:
‘Я, можетъ быть, страшно заболею и никому не скажу, гд болитъ и буду такъ кричать, какъ тогда негръ’….
А лань? Такихъ животныхъ не было тамъ, дома, лань тоже не знаетъ, не понимаетъ Лолу.
— Разв ты не слышишь, что я теб говорю?— просила она со слезами.— Лань, милая лань!
Но лань холодно и безучастно смотрла на нее.
Лола была одна…
Въ воскресенье ее опять отвели къ бабушк. Она была угрюма и робка, вс потеряли терпніе и предоставили ее самой себ. Недовольная тмъ, что никто ею не занимается, она стала бродить по саду. Какъ холодно было въ этой гадкой, чужой стран! Боязливо и враждебно взглянула она на срыя облака. Вдругъ увидла бесдку, въ которой пряталась въ первый день прізда, когда уже предчувствовала, что па покинетъ ее. Бесдка была открыта и Лола вошла. Тутъ стояла неуклюжая, старая мебель. Лола.попыталась открыть стнной шкафъ — раздался стукъ и шумъ. Она вздрогнула. Шумъ усилился. Похолодвъ отъ ужаса, она стала прислушиваться. Вдругъ раздался сильный трескъ.— Лоло изо всхъ силъ закричала:— Чортъ! чортъ!
Тотчасъ же шумъ прекратился и въ дверяхь появился веселый дядя, онъ былъ блденъ и сердито смотрлъ на Лолу. Та еще разъ крикнула: Чортъ!— какъ бы въ свое оправданіе и отчасти изъ упрямства.
Дядя бросился къ ней, взялъ за руку и повелъ въ погребъ подъ бесдкой. Онъ показалъ ей, что рубилъ здсь дрова и что иногда топоръ ударялся объ полъ. Онъ говорилъ ласковымъ голосомъ, но Лола была озадачена и задумчива. Это шло совершенно вразрзъ съ ея опытомъ. Когда тамъ, въ двственномъ лсу, раздавался неизвстный голосъ, негры шептали другъ другу: — чортъ!— когда гд-нибудь внезапно загорался огонекъ, они опять шептали:— чортъ!— Если бы черная Анна была съ Лолой, когда дядя рубилъ дрова, она наврное завопила бы:— Чортъ!— Такъ значитъ это совсмъ не онъ? Во всякомъ случа не всегда? Хорошо, что дядя научилъ ее этому! Она ласково улыбнулась ему.. И вдругъ почувствовала, что полюбила всхъ людей, пошла къ бабушк, обняла ее и захлопала въ ладоши при мысли, что и Эрнест сдлаетъ, что-нибудь пріятное. Мысленно она сравнивала черную Анну съ Эрнестой и съ удивленіемъ замтила, что послдняя ей гораздо ближе. Черная Анна была просто глупа со своимъ чортомъ.
Когда Лола пришла домой, она стала передъ. Эрнестой и доврчиво проговорила:
— Абажуръ, бумага, лань, Эрнеста.
При этомъ она застнчиво улыбнулась — для 8-лтней двочки это, конечно, было слишкомъ мало, но что она могла сказаіь? Эрнеста поняла Лолу, она была такъ тронута, что заплакала.
Нсколько недль спустя она предложила Лол написать письмо па.
— Напиши на твоемъ язык.
Лола такъ и сдлала, съ искренней радостью приписала она нсколько нмецкихъ словъ: одно письмо не могло вмстить всхъ словъ, которыя она уже знала. Отвтъ получился скоро. Па тоже написалъ по-португальски, только въ конц по-нмецки:— Люблю тебя.— И — то, что эти слова онъ могъ написать на родномъ язык, доставило ему такую необычайную радость, которой Лола еще не могла понять. Эрнеста долго смотрла на эти строки и сказала:
— Хорошенько спрячь это письмо…
А слдующее Лола, которая провела уже четыре мсяца у Эрнесты, написала uo-нмецки. Отецъ отвтилъ на томъ же язык. Между тмъ, полулучилось еще письмо — Лола не знала отъ кого и была страшно взволнована. Она не выдержала и громко вскрикнула:
— Ахъ!
— Отъ кого?— спросила Эрнеста.
— Отъ ма!— и она напряженно стала его разсматривать.
— Что теб пишетъ твоя мама?
— Сейчасъ,— сказала Лола,— сейчасъ я прійду.
Она побжала въ комнату и стала разбирать почеркъ ма. Она видла его въ первый разъ. Красавица ма всегда только лежала въ гамак. Какъ она должно быть любила Лолу, если написала ей! Лола поцловала письмо. Она еще разъ попыталась прочесть, но безуспшно — она ничего не понимала, только нсколько отдльныхъ словъ.— Ма, ма,— з
Манн Генрих
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Учитель Унрат, или Конец одного тирана, Манн Генрих, Год: 1905
  2. Красная лилия, Франс Анатоль, Год: 1894
  3. История Тома Джонса, найденыша. Части 1 — 6, Филдинг Генри, Год: 1749
  4. Любовь слепа, Глин Элинор, Год: 1926
  5. Гений, Драйзер Теодор, Год: 1915
  6. Диана, Манн Генрих, Год: 1903
  7. Джерард, Брэддон Мэри Элизабет, Год: 1891
  8. Куртизанка Сонника, Бласко-Ибаньес Висенте, Год: 1900
Электронная библиотека