Глухое затишье, Никифоров-Волгин Василий Акимович, Год: 1929

Время на прочтение: 5 минут(ы)

Василий Никифоров-Волгин

Глухое затишье (Нарва)

Тихий город, древняя Нарва заблудилась в снежных сугробах и замерла. Замерли седые стены Ивангорода, ливонский замок, белые старинные церкви, грязные средневековые улички. По дедовски Нарва укладывается спать очень рано. После десяти часов во многих окнах гасится свет. Яpкo до полночи горят огни в ресторанах. Последних, также кaк парикмaхерских и гробовых мастерскнх, очень много. Кажется, что нарвитяне живут только для того, чтобы выпить, побриться и заказать гробик. Когда вы приезжаете в Нарву, то вам кажется, что вся она окутана серой паутиной и древней провинциальной тишиной.
Тишина такая, что слышишь, как падает снег и осыпаются седые крепостные стены.
Особенно чувствуется дыхание русской провинции на форштадтах.
У края дорог часовни. В них неугасимый лампадный свет. Кривобокие, приземистые домики. Шаткие, гнилые заборы. Шуршащий шаг обывателя. Великопостный ‘черноризный’ звон. Рядом с церковью трактир. Во время длинных служб некоторые из богомольцев сходят через дорогу в трактир. ‘Хлопнут стопку’ и опять в церковь. Делается это без кощунства, а по ребячливой простоте. Кстати, еще о простоте нарвских обывателей. Во время поминовения усопших на кладбище, был такой случай. Священники служат панихиды. Около могилы сидят пьяные. На мoгиле бутылка и кутья.
— Батюшка! — обращаются пьяные к священнику, — нельзя ли панифидку?
— Можно, но только уберите водку с мoгилы! Что вы покойника-то обижаете.
Пьяные добродушно ухмыляются:
— Это не вредит,батюшка. Он не обилится, потому сам от водки помер. Деликатный человек!
Несмотря ни на какие грозы и мoлнии, войну и революцию, на отдаленные шумы большой содержательной жизни, тихая древняя Нарва сохранила облик прежней рyccкoй првинции и попрежнему витают тени Гоголевской и Чеховской России.
В нетленной цeлине разгуливает по Нарве прежний обыватeль.
Обывательшина как ржавчина проела душу не только простолюдина, но и местной интеллигенции.
Судить об удельном весе некоторой части местной интеллигенции мoгут следующие красноречивые факты.
Умер Айхенвальд. Один из обывателей мeстных общественных деятелей, с аппетитом поедая в клубе селянку, о смерти этого исключительного человека, обмолвился так:
— Одним жидом меньше.
Другой сделал новое литературное открытие, по которому выходило, что большинство проиведений Л. Н. Толстого написано под диктовку еврея.
Третьи уверяет, что ‘Тысяча и одна ночь’ написана Гоголем, а в жилах Вл. Соловьева текла еврейская кровь.
Всякое проявление живой мысли, всякая попытка открыть ффорточку и освежить душную обстановку нашей провинции, встречает отпор и глухое недовольство.
Недавно, в молодой, полной творческих сил и красивого горения, pyсcкoй организации наpвcкoй молодежи, общества ‘Святогор’, был paзбоp советскoй литературы. 3а этот разбор старики назвали молодежь: комсомольцами.
Одуряющий сон висит над нашим красивым, полным средневековой романтики, городом.
Не редки бывали случаи, когда на утомительных общих собраниях жуют бутepбpoды, рассказывают анекдоты, посапывают носом и как-то, одна из дам даже вязала чулок.
Нaзнaченo общее собрание. Кто-то должен был выступить с докладом. Докладчика нет.
— Где докладчик? — спрашивают.
— Сейчас придет. Партию на билльярде доигрывает.
Публика снисходительно улыбается и терпеливо ожидает окончания партии.
Осенним вечером сидeл на бульваре видный представитель нарвской общественности и вполголоса считал огни на той стороне реки Наровы.
— Что вы считаете? — спрашивают.
— Огни считаю. До тридцати огоньков сосчитаю, а тогда ужинать пойду.
Этот же самый общественный деятель как-то заявил на общем собрании:
— Пора, голубчики, кончaть co6paние-то, а то щи у меня простынут!
Сейчас мнoгo шума по вопросу о праздновании Пасхи. Православное население Нарвы разделилось на два враждебных лагеря. Ярые сторонники старого стиля, не приемлют новую Пасху только потому, что, во-первых, она со снeгoм будет, и во-вторых, в пасхальную ночь луна светить будет.
— По священному писанию-де луны на Пасху не полагается!
Чтобы успокоить ту и другую сторону, решено в Нарве в одной и же церкви праздновать Пасху по двум стилям.
На почве двоестилия был такой курьез. В церковь приходит именинник. Служба идет по новому стилю. Перед отпустом священник поминает имена святых празднуемых церковью в этот день по новому стилю. Вдруг священника прерывает обиженный голос именинника:
— Батюшка! Помяни моего ангела. Кузьмой его звать. Я по старому стилю праздную!
Уголовная хpоника Нарвы поразительная. На одной из глухих улиц города неизвестными были похищены целые ворота. Местная газета острила по этому поводу: скоро-де дома воровать будут.
Минувшим летом по частям была разобрана дача в Усть-Нарве.
В той же Усть-Нарве какими-то любителями желтые почтовые ящики были перекрашены в черный цвет.
Воруют электрические звонки, выворачивают тумбы и уносят с могилы кресты и венки.
Дикие штуки ‘выкомаривают’ нарвские обыватели.
У одного рабочего умирает жена. Положили ее в белый гроб, пьяный муж перекрашивает гроб в черный цвет.
— Недостойна она лежать в белом гpобе, — поясняет рабочий, — так как при жизни была мне неверна.
Два года тому назад хулиганы посадили человека на кол.
В мороз и вьюгу стоит на улице человек в нижнем белье и босиком.
— Что вы делаете?
— От зубной боли лечусь. Ежели на снегу постоять, то кровь к зубьям приливает и они отходят.
Один из нарвских купцов построил на кладбище каменный склеп. Склеп по плану стpоителя был разделен на несколько отделений. В одном отделении, — пояснил купец, — должны лечь дети хорошого поведения, в дpyгoм средственного, а в тpeтьeм сомнительного, как то: тати, блудники и пьяницы.
Проходя по нарвскому кладбищу, можно встретить следующие надгробные письмена:
‘Помяни мя Господи егда приедиши во Царствие Твое’.
‘Славному герою, погибшему от рабочих друзей фaбрики’.
‘3десь спит Костя из Скарятины’.
‘Упокой Господи душу усопшую рабу твою Анну. Родилась в 1856 году, сконч. 1925. Итого 69 лет. Уроженная Гдовская. В замужестве Ямбургская. Совместной супружеской жизни 46 лет. Скончалась эстонской подданной. Анна Мазохина! вечная память’.
Давным давно в Нарве происходил следующний характерный случай.
Повадился один молодой человек ходить к чужой жене. Об этом проведал муж. Нежданно-негаданно стучит в дверь. Неверная жена прячет любовника в громадный дедовский сундук. Муж догадывается н запирает сундук на ключ, зовет соседей. При помощи их кладут сундук на телегу и сбрасывают его в реку Нарову. Сундук поплавал-поплавал и пристал к пристани. Вытащили и открыли. На счастье молодой человек остался жив. После этого случая вся Нарва звала его ‘Новым Моисеем’.

* * *

В избу хуторянина стучат ночью какие-то люди. Что нaдo? Купите свинью. Хуторянин покупает, но на утро выясняется, что свинья была украдена у него же и продана eму же.
Oдному крестьянину грозила тюрьма за воровство. Родные хлопотать за него. Не помогает. Кто-то посоветовал обpaтиться к колдуну, который вызволит из беды. Во время суда над крестьянином присутствовал и колдун, который сидел в тeмнoм углу зала и шептал какие-то заклинания. Несмотря на заговоры крестьянин был осужден. По окончании суда мужички надавалн колдуну тумаков:
— Шептал-шептл, гад маринованный, и нe беса не нашептал!

* * *

О курьезах газетной и театральной жизни в Нарве можно написать несколько фельетонов но пока ограничимся несколькими фактами:
Один из рецензентов пишет отчет о спектакле, на котором не был. Расхваливается пьеса, артисты, но спектакль не состоялся.
Приходит к редактору мужичек из Принаровья:
— Нельзя ли, — говорит он, — жену мою в газетине прохвалить. Она меня бьет тяжеловесным орудием и гонит из квартиры.
Одно время, в одной и той же типографии печaтались две газеты. Одна правая. Другая левая. Весь безпартийный мaтериал, как-то: хроника, известия, об’явления печатались в двух газетах одновpeмeнно и отличались одна от другой только передовицами.
Одним, ныне прогоревшим издателем оригинальным способом составлялась газета. Передовица, политические новости, фельетоны, за исключением об’явлений и подписи издателя, перепечатывались целиком из других газет.
Этим же издателем гонорар сотрудникам выплaчивался пивными бутылками.
— Отнеси, — говорит, — вoceмь пустых бутылок в склад. Что получишь, то на это пообедаешь.
Бывали случаи, когда редактор на дверях редакции наклеивал записку:
‘Редактора можно видить через час. Kому надо раньше, благоволите явиться в ресторан Захарова’.
Один из нарвских актеров справлял свой бенефис. По ходу пьесы полагался тапер, который в нужный момент должен был играть на бутафорском пианино. На несчастье, тапер был пьян. Замешкался и за стеной заиграла музыка. Драма была сорвана. В довершение всего, на имя бенефицианта не было ни одной поздравительной телеграммы. Не долго думая, за сценой cocтaвляются телеграммы от всех наиболее крупных артистов которые и читались.
Пэтому, далеко не полному, перечню нарских курьезов можно судить о шагах Нарвы. Тихо катятся ея воды. Если закрыть глаза, то будет казаться, что живешь ты в прежней России, где проезжающая тройка, новые брюки у соседа, переделанная шляпка соседки — целое событие.
Так тихо, что слышишь, как падает снег.

В. Никифоров-Волгин.

Нарва.
Балтийский Альманах. 1929. No 3 (12), март. С. 71 — 74.
Подготовка текста Лариса Лавринец, 2004.
Публикация Русские творческие ресурсы Балтии, 2004.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека