Гибель каравана в пустыне, Гедин Свен, Год: 1897 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Гибель каравана въ пустын.

Разсказъ изъ путешествія Свенъ Хедина по Центральной Азіи.

Въ 1893—97 г. молодой шведскій ученый Свенъ Хединъ совершилъ очень большое путешествіе въ Центральную Азію. Вернувшись домой, онъ описалъ свои открытія и приключенія въ большой книг, которую озаглавилъ: ‘Въ сердц Азіи’. Дйствительно, мстности, которыя онъ постилъ, вполн заслуживаютъ такого названія. Что такое ‘сердце Азіи?’

Это обширная равнина, которая тянется съ запада на востокъ боле чмъ на 3000 верстъ, и съ свера на югъ на 2000 верстъ. Кругомъ же поднимаются горные хребты, одинъ выше другого, гигантскія снжныя вершины которыхъ возносятся до 7 и даже 8 съ лишнимъ верстъ высоты. Покрытыя вчнымъ снгомъ, на поверхность котораго не дерзала ступать нога человка, они. какъ грозные часовые, охраняютъ таинственныя области отъ любопытнаго взора. Высокіе Гималаи ограждаютъ доступъ съ юга. Они упираются на запад въ горную систему Гинду-Куша, къ которому съ свера примыкаетъ высокая горная область Памира, персы и авганцы называютъ ее Бамъ-и-Дунья — ‘крыша свта’. Отъ Памира на сверо-востокъ тянется обширная горная система Тянь-Шаня (по китайски ‘Небесныя горы’), а прямо на востокъ горная цпь Куэнь-Лунь.

Вотъ эта то горная цпь, которая дальше на востокъ развтвляется на дв цпи — Астынъ-тагъ съ Настанемъ и Арка-тагъ съ Коко-чили, раздляетъ обширную внутреннюю равнину Азіи на дв половины или на дв ступени: сверная боле низкая равнина есть западная Гоби, она составляетъ китайскую область, восточный Туркестанъ. Южная часть, за хребтомъ Куэнь-Лунемъ, есть высокое тибетское нагорье, подымающееся мстами выше 4 верстъ, выше Монблана!

Почему же Свенъ Хединъ назвалъ эти мста ‘сердцемъ Азіи?’ А вотъ почему. Съ этихъ равнинъ и съ высокихъ окраинныхъ хребтовъ, прорывая ихъ, струятся на вс четыре стороны, къ тремъ обширнымъ океанамъ, величайшія рки Азіи. Но влага, скопляющаяся на горахъ, устремляется не только къ океанамъ. Множество ркъ и рчекъ, питаемыхъ снгами высокихъ вершинъ, стекаетъ внутрь, въ равнину. Дважды въ годъ втеръ на восточномъ и южномъ краю Азіи мняетъ свое направленіе. Этотъ перемнный втеръ есть ‘монсунъ’. Лтомъ онъ уноситъ поднимающуюся съ поверхности океановъ влагу на сушу. Тяжелыя кучевыя облака ползутъ тогда чуть не со всхъ сторонъ на высокую внутреннюю Азію, точно полчища враговъ, осаждающихъ неприступную крпость. Проливными дождями падаетъ влага на сухія раскаленныя равнины Индостана, на густые тропическіе лса и заросли Индокитая. Но втеръ не останавливается. Точно какая-то магическая сила тянетъ его внутрь материка, гд его ждутъ сухія песчаныя пустыни. Втеръ подымается по вншнему краю горъ, сгущаетъ все новые клубы тучъ, поливаетъ дождемъ мрачные лса по склонамъ Гималаевъ и осыпаетъ гигантскія вершины ихъ мелкимъ какъ пыль, сыпучимъ снгомъ. Вотъ онъ поднялся до гребней горъ, прорвался сквозь ущелья и, торжествующій несется, вздымая пыль, по холоднымъ равнинамъ Тибета, по раскаленному песчаному морю пустыни Гоби. Но торжеству его здсь приходитъ конецъ. Онъ не доноситъ сюда драгоцнную влагу, зачерпнутую въ океан, всю ее онъ пролилъ по берегамъ, по краевымъ низменностямъ, по склонамъ и вершинамъ горъ, и во внутреннюю равнину онъ приходитъ сухимъ и безплоднымъ. Но вотъ солнце, приблизившись къ солнечному тропику, начинаетъ осыпать стрлами своихъ жгучихъ лучей снговыя вершины и высокіе ледники. Растопленный снгъ мутными клокочущими ручьями несется съ горъ, переполняетъ рки и либо снова возвращается въ океанъ, либо движется по недавно еще сухимъ русламъ черезъ пустыню. Жадно всасываетъ эту влагу горячій песокъ, жадно поглощаютъ ее корни растеній, притаившіеся замершіе въ теченіе долгой сухой зимы, и вотъ лса и пастбища по берегамъ этихъ потоковъ одваются свжею зеленью, и киргизы со своими стадами спускаются внизъ со склоновъ горъ, гд они пережили долгую зиму. Но вскор влага начинаетъ исчезать: песокъ пустыни и листва деревьевъ отдаютъ ее вчно сухому воздуху пустыни, и скоро водяные пары, сгустившись на недосягаемой высот въ тонкія серебристыя нити перистыхъ облаковъ, расползаются въ стороны, на свою родину, къ безпредльной зыби океана. Разв эти вчные приливы и отливы къ середин Азіи воздуха и влаги, которыми дышатъ и кормятся растенія, животныя и люди, не напоминаютъ приливы и отливы крови въ организм? Разв этотъ круговоротъ не повторяется правильно изъ года въ годъ, подобно ударамъ сердца, присасывающаго и выгоняющаго изъ себя кровь? Вотъ почему середину Азіи называютъ ея сердцемъ. Это сравненіе врно, но не совсмъ. Въ сердц всегда есть кровь, середина же Азіи безводна. Ручьи и рки, даже соединившись, съ трудомъ добираются внутрь пустыни, тамъ вода застаивается въ плоскихъ озерахъ и болотахъ, накопляя соль и быстро испаряясь. Склоны горъ, спускающіяся къ этой сухой плоской котловин, а также отдльныя горныя цпи и вершины, разсянныя въ пустын, медленно разрушаются. Воды сносятъ обломки внизъ, дробятъ ихъ, разлагаютъ, и когда наступаетъ сухое время, втеръ сушитъ размельченную породу и вывваетъ мелкую пыль. Тучи ея вздымаются сильнымъ вихрь высоко къ небу, затемняютъ свтъ солнца и омрачаютъ день — это кара буранъ, черная буря по киргизски. Когда эта мелкая глинистая пыль вынесена втромъ далеко въ сторону, на мст остается песокъ. Втеръ не можетъ взмести его высоко на воздухъ и унести дальше, но зато онъ катитъ и пересыпаетъ его по земл, нагромождаетъ въ песчаныя волны — барханы, при этомъ онъ перетираетъ его снова и опять вывваетъ мелкія пылевыя частицы. Такимъ образомъ въ этомъ знойномъ сухомъ климат воздухъ разрушаетъ и сортируетъ почву, не защищенную ковромъ растеній, пыль уносится, песокъ и галька остаются. Этимъ путемъ въ такихъ мстахъ, гд климатъ становится суше, плодородныя пространства превращаются въ пески, въ пустыню.

Дйствительно, большая часть восточнаго Туркестана представляетъ ужасную пустыню, черезъ которую человкъ не отваживается переходить. Это пустыня Такла Маканъ. По сверному краю ея течетъ рка Таримъ (такъ ее называютъ у насъ), воды которой застаиваются въ нсколькихъ котловинахъ, образуя болотистую мстность. Послднее изъ этихъ озеръ есть таинственное озеро Лотъ, которое искали столько путешественниковъ.

На перерзъ Тарима съ юга устремляется черезъ пустыню нсколько ркъ, но воды струятся въ ихъ руслахъ лишь лтомъ, остальное же время года он стоятъ сухими, и только тамъ и здсь отъ недавняго половодья остаются большія лужи, въ которыхъ влага сохраняется до новаго притока воды. Эти-то пересыхающія рки раздляютъ страшную пустыню Такла-Маканъ на три части. Къ берегамъ этихъ ркъ жмутся узкой полосой лса тополей, здсь же раскидываются пастбища и кусты тамарифовъ. Въ об стороны отъ сухого русла можно найти воду на глубин нсколькихъ футовъ, это есть та влага, которая просочилась изъ рки и напитала песокъ. Дальше въ разстояніи нсколькихъ верстъ въ об стороны растительность быстро становится скудной, и вскор начинаются пески. Конечно, кочевые жители этихъ странъ живутъ по берегамъ ркъ, здсь же на большихъ разстояніяхъ другъ отъ друга стоятъ селенія и города, гд живутъ ремесленники, купцы, китайскіе чиновники и солдаты. Большіе города стоятъ ближе къ горамъ, это: Кашгаръ, Яркентъ и Хотанъ. Караванныя дороги вьются вдоль ркъ, пастухи со своими стадами также держатся близь нихъ и потому туземцы мало что знаютъ о самой пустын. Рдкій изъ нихъ заходилъ въ нее поглубже, да и зачмъ имъ туда ходить? Любопытство? Но у нихъ такого любопытства нтъ, а есть страхъ. Кто его знаетъ, что тамъ такое, въ пустын? Кто насыпаетъ песчаные барханы, вздымаетъ кара-буранъ и зловще завываетъ и свиститъ тамъ? Кто? Конечно, злые духи, души гршниковъ и души погибшихъ въ пескахъ. Они слпятъ путнику глаза, сбиваютъ съ пути, кружатъ и злобнымъ хохотомъ встрчаютъ послдній вздохъ истомленнаго жаждой страдальца. Тамъ ‘талесматъ’ — чародйство, говоритъ суеврный кочевникъ и сторонится отъ пустыни, ограждая себя отъ чаръ ея именемъ Аллы и пророка его Магомета.

Но не всегда тамъ была пустыня. Путешественники и ученые убждены, что много, много вковъ тому назадъ, на мст, гд теперь вздымаютъ къ небу свои острые гребни песчаныя волны, плескалось настоящее море, что въ него впадали большія рки, и климатъ везд былъ гораздо влажне. Но море отступало отъ сверныхъ береговъ Азіи, изъ водъ его поднялась обширная сибирская равнина, климатъ въ ‘сердц Азіи’ становился суше, и внутреннее море стало усыхать. Вроятно еще нсколько сотъ лтъ тому назадъ пустыня была значительно меньше. Но изъ чего же это видно? Изъ преданій и разсказовъ тамошнихъ жителей? Нтъ, хотя и они подтверждаютъ то же самое. Это извстно, благодаря изслдованіямъ путешественниковъ: тотъ же Свенъ Хединъ открылъ въ пустын полузасыпанныя пескомъ, изсохшія, разсыпавшіяся развалины древнихъ городовъ съ разными остатками, по которымъ видно, что древніе жители ихъ были высоко образованы. Онъ нашелъ здсь остатки искусной живописи на стнахъ, посуду изъ глины и металловъ, изображенія буддійскихъ боговъ. Изъ песка торчали еще сваи и столбы домовъ, по которымъ можно было судитъ, какъ были расположены комнаты. Но натискъ пустыни, нагромождавшей песокъ, сушившей воду, засыпавшей колодцы и зданія, прогналъ людей, какъ теперь песокъ пустыни выселяетъ обитателей изъ многихъ другихъ оазисовъ.

0x01 graphic

И вотъ такую-то ужасную пустыню ршился прохать отважный шведскій путешественникъ. Эта попытка уничтожила его караванъ и едва не стоила жизни ему самому. Онъ былъ на волосокъ отъ гибели и спасся по какой-то удивительной случайности.

Всюду въ городахъ, гд онъ останавливался и бесдовалъ при случа съ туземцами о своемъ намреніи пересчь пустыню, ему горячо совтовали оставить эту мысль. Объ ужасахъ ея среди нихъ ходили самые невроятные разсказы.

Одинъ восьмидесятилтній старикъ разсказывалъ Свенъ-Хедину, что въ юности своей онъ зналъ нсколькихъ человкъ, которые ходили въ эту пустыню. Ихъ привлекало золото, которое по слухамъ лежитъ тамъ грудами среди развалинъ ‘тысячи одного’ заколдованнаго города. На страж этого золота стоятъ злые духи. Едва счастливый искатель набьетъ свои карманы сокровищами, какъ они являются въ разныхъ видахъ, пугаютъ его и преслдуютъ до тхъ поръ, пока онъ въ ужас, побросавъ золото, не кинется прочь. Только въ такомъ случа ему удается спастись. Иначе же въ уединеніи пустыни онъ слышитъ голоса, которые зовутъ его по имени, увлекаютъ съ пути и кружатъ, кружатъ среди бархановъ до тхъ поръ, пока онъ не погибнетъ отъ жажды и истощенія.

Знаменитый венеціанскій путешественникъ Марко-Поло, который прошелъ на пути въ Китай по этой пустын 700 лтъ тому назадъ, пишетъ о ней въ своемъ сочиненіи то же самое: ‘Странныя вещи разсказываютъ объ этой пустын, а именно, когда путники идутъ по ней ночью, и одинъ случайно отстанетъ, заснетъ или какъ-нибудь иначе отобьется отъ другихъ, то онъ, при попытк нагнать своихъ спутниковъ, слышитъ голоса духовъ, которыхъ принимаетъ за товарищей. Иногда они называютъ его по имени, и тогда часто онъ теряетъ дорогу, такъ что не находитъ своихъ. Такимъ путемъ погибло много людей’. Но вс эти разсказы не испугали нашего путешественника, тмъ боле, что находились люди, которые говорили, что на хорошихъ верблюдахъ и съ запасомъ воды ему удастся достигнуть береговъ Хотанъ-Дарьи.

Сборы и снаряженіе экспедиціи.

Остановившись въ небольшомъ городк Меркетъ, лежавшемъ уже въ преддверіи пустыни, путешественникъ занялся снаряженіемъ своего отряда. Врный слуга его Исламъ-бай, сопровождавшій его во все время странствій, отправился въ Яркентъ и купилъ тамъ не сходной цн восемь крпкихъ верблюдовъ. Тамъ же онъ нанялъ двухъ вожатыхъ, стараго Мухамедъ Шаха, опытнаго въ уход за верблюдами и бывавшаго въ пескахъ пустыни. Это былъ покорный и добродушный человкъ. Второй былъ Касимъ-Ахунъ, тоже ужъ немолодой проводникъ каравановъ. Этотъ былъ серьезнаго нрава и немножко лнивъ. Но такъ какъ караванъ нуждался еще въ одномъ вожатомъ, то по указанію мстныхъ торговцевъ Хединъ нанялъ нкоего Іолчи. Этотъ человкъ былъ виновникомъ гибели каравана. Онъ занимался, между прочимъ, тмъ, что ежегодно ходилъ въ пустыню на поиски золота, ничего, конечно, не находилъ тамъ, но зато считалъ себя вправ хвастаться своимъ знаніемъ пустыни и опытомъ. Характера онъ былъ скрытнаго и сварливаго и все время бсился въ душ вслдствіе того, что караванъ-башей, т. е. начальникомъ каравана былъ назначенъ не онъ, а врный Исламъ-бай. Сверхъ того ‘членами’ экспедиціи являлись дв собаки ‘Хамра’ и Іолдашъ’, три овцы и десять куръ съ птухомъ. ‘Хамра’ благоразумно вернулась назадъ, едва караванъ вступилъ въ пустыню, но ‘Іолдашъ’ врно и безропотно длилъ общую судьбу и погибъ отъ жажды и истощенія. Овецъ взяли съ собой, чтобы питаться ими, также какъ и куръ, которыя вначал несли яйца, но когда наступилъ недостатокъ въ вод, то он перестали нестись. Он сидли въ клткахъ на горбахъ верблюдовъ, птухъ постоянно пролзалъ сквозь прутья, взлеталъ на крышу своей темницы и, прокричавъ торжественно ‘кукуреку’, прыгалъ на землю. На стоянкахъ ихъ выпускали и давали корму: присутствіе ихъ придавало лагерю какой-то уютный домашній характеръ. Запасовъ было взято на три мсяца, такъ какъ Хединъ предполагалъ двинуться затмъ въ сверный Тибетъ. Они состояли изъ мшковъ съ рисомъ, хлбомъ, мукой, не забыты были сахаръ, чай, овощи и неизбжные консервы, т. е. разныя блюда въ запаянныхъ жестяныхъ коробкахъ. Разсчитывая попасть въ Тибетъ къ осени, путешественники захватили съ собой много теплой одежды, шубы, ковры. Остальной грузъ составляли палатка, необходимые инструменты — разные термометры, барометры, точные часы, небольшая фотографія, затмъ посуда и оружіе, именно три ружья и шесть револьверовъ съ двумя тяжелыми ящиками патроновъ. Такъ какъ сверхъ того необходимо было взять запасъ воды на 25 дней, то понятно, что верблюдамъ пришлось нести немалый грузъ. Для воды были запасены большіе, продолговатые жестяные ящики, въ какихъ тамошніе купцы возятъ медъ изъ Индіи въ Яркен, чтобы они не поломались при паденіи съ верблюда, ихъ охватываютъ ршеткой изъ тонкихъ брусьевъ, между которыми напихиваютъ траву, сно, камышъ, иначе отраженные пескомъ жгучіе лучи солнца такъ сильно нагрваютъ воду, что ее непріятно пить. Вс ящики могли вмстить 455 литровъ воды (около 30 пудовъ).

По картамъ разстояніе прямикомъ черезъ пустыню равнялось 287 километрамъ. И если бы путешественники проходили въ день всего 20 километровъ, то все путешествіе заняло бы не боле 15 дней. Стало быть, запаса воды было боле чмъ достаточно.

На пути верблюды идутъ гусемъ, соединенные попарно или по четыре, веревка каждаго верблюда, проходящая сквозь носовой хрящъ его, привязывается къ хвосту идущаго впереди верблюда легкимъ узломъ, который развязывается самъ собой, если верблюдъ споткнется или упадетъ. Въ послднемъ случа остановка неизбжна, потому что верблюдъ не въ силахъ подняться, пока съ него не снимутъ часть груза. На переднемъ верблюд были нагружены вс необходимые въ пути инструменты и вещи. Поверхъ ихъ между горбами были положены подушки, одяла и ковры, представлявшіе настолько удобное сиднье, что путешественникъ могъ возсдать тамъ, какъ въ кресл, обозрвая съ высоты окрестность. Значительно впереди каравана шелъ караванъ-баши съ компасомъ въ рук, онъ долженъ былъ избирать наиболе легкій путь, все время держась указаннаго ему направленія. Но приход на стоянку верблюдовъ разгружаютъ и связываютъ въ кружокъ, чтобы они не легли наземь, въ этомъ положеніи ихъ удерживаютъ на ногахъ въ теченіи двухъ часовъ, и только посл этого пускаютъ на пастбище, эта предосторожность необходима, потому что въ противномъ случа ноги ихъ теряютъ гибкость въ сочлененіяхъ.

На порог пустыни.

10 апрля 1895 г. останется навсегда памятнымъ жителямъ Меркета — въ этотъ день небольшой караванъ Свенъ Хедина выступилъ въ путь, сопровождаемый пророческими возгласами зрителей: ‘Они не вернутся!’, ‘Ихъ верблюды перегружены и завязнутъ въ песк пустыни!’ По смлый путешественникъ, не смущаясь, прощался съ знакомыми, верблюды его каравана спокойно и величественно шествовали сквозь толпу звакъ, погромыхивая бубенцами, но едва по выход въ поле они увидли свжую зелень, какъ двое изъ нихъ, оборвавъ привязь и стряхнувъ грузъ, устремились съ дороги на пахоть и принялись тамъ такъ рзвиться, что пыль стояла столбомъ. Это ихъ всегдашнее обыкновеніе посл долгаго отдыха.

Вначал дорога шла по окраин пустыни на сверо-востокъ. Первые дни надо было приспособиться къ разнымъ неудобствамъ и пріучить верблюдовъ и людей къ порядку. Переходы длались небольшіе, и дорога вилась порою между невысокими въ 2—3 сажени барханами, иные изъ которыхъ приходилось переходить. Всюду виднлись остатки растительности — сухіе тополи, доставлявшіе топливо, а въ сырыхъ низинахъ камышъ, которымъ питались верблюды. На глубин 2—3 футовъ, покопавшись, всегда можно было еще найти воду, иногда горьковатую, которую однако животныя пили охотно. Почва была покрыта то крпкимъ, ровнымъ пескомъ, на которомъ мозолистыя лапы верблюдовъ оставляли рзкіе слды, то глубокой мелкой пылью, куда верблюды уходили по колно. Порою попадались барханы, на которые верблюды взбирались съ трудомъ, нердко падая на переднія колна, переваливъ черезъ гребень, они скользили вмст съ пескомъ внизъ, подогнувъ заднія ноги и какъ бы тормозя ими въ рыхломъ песк. Мстами тянулись пространства, покрытыя тонкимъ налетомъ соли, гулко хруствшей подъ ногами. Стояла весна, и потому жара мало допекала путниковъ,— термометръ показывалъ въ полдень 25® Ц., хотя песокъ накалялся до 40® и больше. Нердко попадались слды животныхъ — антилопъ, иногда изъ кустовъ тамариска выскакивалъ вспугнутый степной заяцъ или вдали виднлись небольшія стада антилопъ или дикихъ лошадей. Тамъ и сямъ въ низинахъ и падяхъ встрчались изрядныя лужи свтлой какъ кристаллъ воды, оставшейся отъ прошлой зимы, по верху ея бгали водяные паучки, а въ воздух жужжали жуки и мухи, привлекаемые влагой.

Однако сосдство пустыни сказывалось все сильне: все живое исчезало понемногу, и кругомъ воцарялось глубокое безмолвіе, нарушавшееся лишь однозвучнымъ гуломъ верблюжьихъ бубенцовъ. Иногда съ сверо-востока подымался жгучій втеръ, отъ дыханія котораго песокъ на гребняхъ бархановъ начиналъ крутиться, слпя глаза и забиваясь въ уши и ноздри. Жара достигала до 63®, и невыносимая жажда заставляла непрерывно прикладываться къ мху съ водой. Ночью бывало холодно, холодъ доходилъ до 10®, и среди безмолвія и мрака лишь искристыя звзды сыпали свои лучи на темную окрестность.

Передъ самымъ вступленіемъ въ пустыню путникамъ удалось отдохнуть въ очаровательной мстности, показавшейся имъ земнымъ раемъ. Шатеръ былъ раскинутъ подъ густой тнью развсистаго тополя на берегу поросшаго камышомъ озера, и люди и животныя напились вволю и отдохнули въ прохлад спокойнаго вечера отъ утомленія пути. Въ слдующіе дни имъ предстояло углубляться въ пустыню по направленію на востокъ. Здсь они должны были запастись водой, подтянуться и приготовиться къ серьезнымъ испытаніямъ, и потому былъ созванъ своего рода ‘совтъ’, на которомъ надо было сговориться относительно пути и ршить нкоторые другіе вопросы. Лучшія русскія карты указывали, что ширина пустыни равнялась въ этомъ мст всего 130 километрамъ, проходя по 20 километровъ, можно было разсчитывать добраться до береговъ Хотанъ-Дарьи въ 6—7 дней, проводникъ Іолчи съ клятвами уврялъ, что путь не возьметъ и 4 дней, но изъ предосторожности путешественникъ приказалъ взять запасъ воды на 10 дней, наливъ ящики до половины. Такъ какъ верблюды были изрядно обременены грузомъ и уже успли утомиться, то ему не хотлось истощать ихъ драгоцнныя силы лишнимъ грузомъ. Вдь отнын предстояло двигаться по зыбучему песку, черезъ высокія, рыхлыя дюны, подъ палящими лучами раскаленнаго солнца.

Втеръ дуетъ въ пустын, какъ и въ другихъ мстахъ, съ разныхъ сторонъ, но всегда бываетъ такъ, что съ какой нибудь одной стороны онъ дуетъ чаще всего. Въ сильный втеръ песокъ взметается на воздухъ, крутится, падаетъ, снова взметается и катится, пересыпаясь, по поверхности земли. Какъ бы страна ни была плоской, поверхность земли всегда все-таки неровная, попадаются на ней кром того камни, высохшіе остатки прежнихъ деревьевъ и ихъ корней. Скользя по земной поверхности, втеръ упирается въ эти ничтожныя преграды, сила его движенія ослабваетъ въ этихъ мстахъ, и поднятый на воздухъ песокъ падаетъ здсь на землю, нагромождаясь въ длинный холмикъ. Этотъ холмикъ самъ уже становится препятствіемъ для втра, который натыкаясь на него, опускаетъ на него съ навтренной стороны все больше и больше песку. Такимъ образомъ холмъ ростетъ въ вышину. Приносимый втромъ песокъ перекатывается по нему и образуетъ на вершин холма острый гребешокъ, съ котораго песокъ отъ своей тяжести постоянно скатывается на другую сторону холма, на подвтренную сторону. Такіе длинные холмы тянутся въ пустыняхъ другъ за другомъ поперекъ направленія главнаго втра. Видъ ихъ напоминаетъ взволнованное море, какъ бы застывшее внезапно по мановенію какой то волшебной руки. Такіе песчаные холмы называются дюнами, киргизы называютъ, ихъ барханами. Съ навтренной стороны скатъ дюны пологій и какъ бы укатанный, песокъ лежитъ здсь крпче, но съ подвтренной стороны, куда песокъ сыпется съ гребешка, склонъ крутъ, и песокъ лежитъ рыхло. Трудно себ представить, какое мученіе странствовать черезъ эти горы песку. Въ пустыняхъ Аравіи, гд они достигаютъ гораздо большей высоты, люди нердко цпляются за хвостъ верблюда, который взбирается на дюну, погружаясь въ рыхлый песокъ чуть не по брюхо. Песокъ катится подъ ногами, животныя и люди скользятъ внизъ, и нердко лишь съ большимъ усиліемъ добираются доверху. Англичанинъ Пальгрэвь, путешествовавшій по Аравіи, разсказываетъ, что самъ видлъ, какъ арабы плакали отъ досады и злобы, когда карабкались на эти дюны. Но едва караванъ осилилъ одну дюну, какъ впереди вздымается другая, за ней третья, и, насколько хватаетъ взоръ, до самаго горизонта виднются эти гряды зыбучихъ песковъ. Легко понять, что они не остаются вчно на одномъ и томъ же мст. Дюны медленно передвигаются въ ту же сторону, куда дуетъ главный втеръ. На краю пустыни, гд уже начинаются поселенія человка, это медленное грозное движеніе неумолимыхъ грудъ песка нельзя остановить ничмъ. Сколько оазисовъ засыпали они, сколько разъ заставляли они людей покидать свои поля и жилища, воздвигнутыя съ такимъ трудомъ, и уходить подальше, но черезъ нсколько десятковъ лтъ дюны придвигаются и туда. Только одна живительная влага можетъ вступать въ борьбу съ этими полчищами пустыни. Тамъ, гд воды больше, травы и кустарникъ понемногу разростаются на такихъ горахъ песку. Едва только склоны песчанаго холма покрылись тощей травкой или сухимъ кустарникомъ, какъ гигантъ оказывается пораженнымъ на смерть, онъ останавливается въ своемъ постоянномъ движеніи и замираетъ на много, много лтъ, иногда навсегда. Такимъ образомъ вода въ союз съ растительностью ведетъ на окраин пустыни вчную борьбу съ втромъ и его союзникомъ пескомъ. Это война добраго Аримана со злымъ Ормуздомъ, побждаетъ то одинъ, то другой.

Вотъ въ такую то ‘злую пустыню’ (Яманъ-кумъ,— злой песокъ) углубился теперь маленькій караванъ Свенъ Хедина. Страсть къ неизвстному увлекала его въ печальную область духовъ пустыни, въ безмолвное царство смерти. ‘Побдить или погибнуть’ — вотъ былъ его лозунгъ. Нершительности и страха не было и слда. ‘Впередъ!’ шепталъ жгучій втеръ пустыни, ‘впередъ!’ однозвучно твердили бубенчики верблюдовъ

Вотъ на краю горизонта позади исчезли послдніе кустики тамариска, впереди песокъ, одинъ желтый, зыбучій песокъ. Ни былинки, ни листика, не видно ни одной птицы, слды газелей и оленей исчезли давно. Здсь, въ преддверіи пустыни, зловщій видъ ея, очевидно, такъ поразилъ собаку Хамру, что она ршила остаться позади и въ одиночеств вернулась назадъ. Но въ людяхъ страсти и желанія пересиливаютъ благодтельный инстинктъ. Лучше было бы вернуться и имъ…

Странное, и непонятное чувство овладло людьми, когда они въ первый разъ разбили свой лагерь среди песковъ пустыни. Они стали молчаливы, и никто не смялся, въ безмолвномъ, тихомъ воздух едва колебалось пламя костра, и среди гробовой тишины слышалось лишь тяжелое сиплое дыханіе верблюдовъ, которыхъ пришлось привязать, чтобы они ночью не убжали назадъ къ озеру, изъ котораго недавно напились.

Въ царств гробовой тишины.

Утромъ караванъ двинулся въ дальнйшій путь. Исламъ-бай, лоцманъ каравана, легкимъ шагомъ шелъ впереди съ компасомъ въ рукахъ, а за нимъ, извиваясь среди песчаныхъ дюнъ, медленно вилась вереница верблюдовъ. Рядомъ съ ними молчаливо и мрачно шли босые проводники, изнемогая отъ жары и безпрерывно припадая запекшимися губами къ жестянк съ водой. Но вода была теплая, почти горячая, потому что верблюды уже успли състь жесткій камышъ, которымъ были обернуты жестяные ящики. Жгучій втеръ вздымалъ песокъ и билъ имъ въ лицо, когда путники, взбираясь но дюн достигали гребня ея. Въ этотъ день люди и животныя могли пройти всего 13 километровъ и остановились на ночевку во впадин между двумя дюнами.

На другой день утромъ путешественникъ сдлалъ печальное открытіе. Замтивъ, что вода какъ то гулко хлопаетъ въ жестяныхъ резервуарахъ, онъ обслдовалъ и убдился, что воды въ нихъ осталось лишь на два дня.

Спросивъ проводниковъ, почему они не взяли запаса на 10 дней, какъ было приказано, онъ узналъ, что ящики наполнялъ водой проводникъ Іолчи. Этотъ послдній объяснилъ тогда, что, по его мннію, нтъ причинъ безпокоиться, ибо отъ озера всего 4 дня пути до мста, гд можно встртить воду, и такъ какъ слова его совпадали съ тмъ, что показывала карта, то путешественникъ поврилъ ему, тмъ боле, что до сихъ поръ его нельзя было заподозрить во лжи. И такъ какъ вс были убждены, что вода находится отъ нихъ въ такомъ же разстояніи впереди, какъ и позади, то никому и въ голову не пришло возвращаться назадъ. Это была большая ошибка. Изъ всего дальнйшаго поведенія Іолчи стало потомъ ясно, что онъ питалъ какія то злыя намренія. Вроятно, онъ расчитывалъ завести караванъ подальше въ пустыню, обречь его тамъ на гибель отъ жажды и истощенія, а самому съ помощью своего знанія мстности какъ нибудь выбраться и затмъ, вернувшись къ мсту гибели съ вьючными животными, воспользоваться цннымъ имуществомъ. Но судьба ршила иначе — и коварный человкъ первый же погибъ жертвой своего злого умысла.

И вотъ ршено было беречь воду, какъ золото. Оставшись наедин съ врнымъ Исламъ-баемъ, путешественникъ наказалъ ему зорко слдить за двумя жестяными ящиками, гд еще имлось немного драгоцнной влаги. Всмъ пришлось идти пшкомъ, чтобы не утомлять верблюдовъ. Но одинъ верблюдъ, по имени ‘Бабай’, безпрерывно останавливался отъ утомленія и, наконецъ, упалъ, такъ что его пришлось разгрузить и переложить вещи на остальныхъ животныхъ, но и облегченный, онъ еле плелся въ хвост каравана и постоянно отставалъ. Съ какимъ ужасомъ смотрлъ путешественникъ, какъ ‘корабль пустыни’, опора всхъ надеждъ, давалъ течь и готовился пойти ко дну въ песчаномъ мир. Взоры всхъ устремлялись на востокъ съ томительной надеждой. Тщетно, тщетно! Впереди виднлись одни желтыя горы песку, громоздившіяся другъ на дружку на высоту 25—30 саженъ. Но достаточно было случиться мелкому событію, чтобы бодрость прихлынула къ душ: среди верблюдовъ замелькала вдругъ поющая точка — это былъ комаръ! Врно онъ забился въ какую нибудь щель ящика и теперь вырвался на волю. Но вотъ и въ неб мелькнула черная точка. ‘Карга, карга!’ (воронъ, воронъ), воскликнулъ Исламъ-бай, указывая на него пальцемъ. Да, это былъ воронъ, онъ покружился надъ караваномъ и вскор исчезъ за грядою дюнъ. Вс были рады этому живому существу. ‘Врно близко до Хотанъ-Дарьи’, думали путники, иначе зачмъ было этой птиц углубляться въ пески. Но это былъ зловщій воронъ.

Съ компасомъ и биноклемъ въ рук путешественникъ поспшилъ впередъ въ надежд открыть первые признаки близости рки. Одиночество его вскор нарушила муха, веселое жужжанье которой бодрило его духъ. Съ какимъ удовольствіемъ слдилъ онъ за мелькавшимъ въ воздух наскомымъ!

Но положеніе каравана становилось отчаяннымъ. Въ полдень путешественникъ свалился отъ усталости и жажды на песокъ. Солнце палило съ безжалостнаго неба и онъ не могъ сдлать шагу дале. Но муха вилась около него и словно жужжала ему въ уши слова утшенія и бодрости: ‘попытайся еще, подымись, протащись еще тысячу шаговъ и лягъ на слдующій гребень. Все же ты будешь ближе къ Хотанъ-Дарь, прохладныя воды которой струятся къ Лопъ-Нору, принося съ собой псни весны!’. И онъ протащился еще тысячу шаговъ и, истощенный, легъ на гребень дюны. ‘Палящее солнце, спши скорй на закатъ, растопи снга на Мустагъ-отъ и дай мн лишь одинъ кубокъ отъ тхъ холодныхъ хрустальныхъ струй, которыя бшенымъ каскадомъ ниспадаютъ съ его голубыхъ ледниковъ!’. И путникъ погрузился въ дрему, въ мечты о тнистой прохлад родныхъ лсовъ, пока мрачный звонъ бубенцовъ подоспвшаго каравана не вернулъ его къ грустной дйствительности. Лагерь раскинули на глинистой площадк между двумя холмами песку. Поздно вечеромъ подошли отставшіе проводники съ двумя измученными верблюдами. Внезапно путешественнику пришла въ голову мысль попытаться добыть воду, вырывъ въ земл колодезь. Онъ сообщилъ ее своимъ спутникамъ, и какъ ни устали они за день, но надежда встртить на глубин живительную влагу влила въ нихъ новыя силы, и въ нсколькихъ шагахъ отъ стоянки, въ самомъ низкомъ мст ложбины они принялись рыть землю заступомъ. Работали по очереди. Скоро копавшій скрылся до головы въ глубокой ям, песокъ, выкидываемый изъ нея, становился прохладне и сыре, такъ что, когда глубина ямы достигла одной сажени, изъ него можно было лпить комки. Какъ пріятно было лежать на этой груд влажнаго, холоднаго песку и прикладывать его горстями къ сухому, горвшему лицу. Въ работ прошло уже два часа, потъ струился по голымъ спинамъ работниковъ, и силы ихъ истощались. Они отдыхали все чаще и чаще, освжая себя глоткомъ воды, которой не жалли въ надежд пополнить запасы изъ колодца. Между тмъ на землю спустилась темная ночь, и работу пришлось продолжать при скудномъ свт двухъ фонарей. Инстинктъ привелъ всхъ животныхъ къ ям: верблюды стояли кругомъ ея, вытянувъ шею и обнюхивая влажный песокъ, собака Іолдашъ зарылась въ него совсмъ, и даже куры, разгуливая между животными и людьми, съ любопытствомъ заглядывали въ яму. Люди работали со страстью отчаянія, надежда вливала въ нихъ свжія силы — воду надо было добыть во что бы то ни стало. Вдругъ Касимъ, попавшійся глубоко на дн ямы, издалъ возгласъ отчаянія и безсильно выпустилъ заступъ изъ рукъ. ‘Что, что такое случилось?’ въ тревог спрашивали его вс. ‘Куррукъ кумъ (песокъ сухъ)’, прозвучалъ его отвтъ, словно изъ могилы. Да, три новыхъ удара лопаты убдили его, что на дн ямы залегалъ слой сухого зыбучаго песку. Коварная влажность верхняго слоя представляла, вроятно, остатокъ талыхъ водъ зимняго снга, просочившихся и сохранившихся еще на нкоторой глубин надъ нижнимъ слоемъ сухого, не увлажненнаго песку. Глубина ямы достигала полуторы саженъ, термометръ показывалъ на дн ея 11,2® Ц.

Только теперь, когда угасъ послдній лучъ оживлявшей ихъ надежды, злополучные путники почувствовали, какъ они измучены. Вялые, съ угасшимъ взоромъ, вернулись они въ лагерь, избгая глядть другъ на друга. Скоро тяжелое безмолвіе сна опустилось надъ лагеремъ, но верблюды еще долго терпливо стояли кругомъ ямы, словно ожидая чего то.

Воды нтъ!

Утромъ 27 Апрля путники собрались въ дорогу. Покормили остатками сна, добытыми изъ верблюжьихъ сделъ, животныхъ и отобрали изъ груза разныя мене нужныя тяжелыя вещи, которыя бросили на мст стоянки. Самъ Свенъ-Хединъ поспшилъ впередъ, часто поглядывая въ бинокль на горизонтъ, ожидая увидть тамъ темную линію лсовъ Хотанъ-Дарьи. Но взорамъ его представлялись все т же груды желтаго накаленнаго песку. Высоко въ неб пронеслись двое гусей. Они тянули на сверо-западъ, и видъ ихъ на мгновеніе ободрилъ караванъ. Но что значитъ для птицы пустыня въ 300 верстъ!

Несчастная собака все время вилась около верблюда, на спин котораго хлюпали въ желзномъ ящик послдніе остатки влаги, она хрипло лаяла, рыла лапами песокъ и умоляюще глядла на людей. Верблюды тащились съ трудомъ, колни ихъ видимо дрожали отъ слабости, глаза потускнли, и тяжелое дыханіе съ отвратительнымъ запахомъ вырывалось изъ изсохшихъ пастей. Путники ршили двигаться все впередъ, пока оставшіеся шесть верблюдовъ въ состояніи идти. Два слабыхъ верблюда уже отстали и были брошены на произволъ судьбы. Пусть же смерть скоре придетъ къ нимъ, пусть

Гибель каравана въ пустын.

Сборы и снаряженіе экспедиціи.

На порог пустыни.

Въ царств гробовой тишины.

Воды нтъ!

Читайте также: