География, составленная Александром Чертковым, Белинский Виссарион Григорьевич, Год: 1845
Время на прочтение: 4 минут(ы)
В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений.
Том 9. Статьи и рецензии 1845—1846.
М., Издательство Академии Наук СССР, 1955
30. География, составленная Александром Чертковым. Санкт-Петербург. В Гуттенберговой тип. 1845. В 8-ю д. л., 246 и XIII стр.1
Превеселая география!Чтоб ученикам не скучно было учиться по ней, она то пренаивно любезничает с ними, то пренаивно смешит их. Потеха начинается с предисловия, а предисловие начинается так:
Сочинитель издаваемой географии первым долгом считает объявить в своем предисловии (,) как о необходимости издания географии, так и о плане самого сочинения.
Издание географии возможно: ибо всякий, желающий издать в свет географию, имеет собственный взгляд, свое уменье расположить предметы науки, большие или меньшие силы (,) чтоб воспользоваться материалами, наконец (,) имеет свою цель (,) т. е. приноровление (чего?) к известному возрасту учащихся и к самому месту воспитания,
Издание географии, в которой выполнены все эти условия, необходимо: потому что учащийся, пользуясь такою книгою, может иметь полное понятие о предмете сей науки.
Справедливо, всё справедливо, хотя и безграмотно! так справедливо и так всем известно, что сочинителю не из чего было хлопотать о доказательствах, что зимою холодно, а летом тепло.
Изложив, как сумел, возможность и необходимость издания географии, сочинитель вместе с тем полагает необходимым ответить на те вопросы, кои предложит ему критика, лишь только в свет появится его сочинение, вопросы, для него казавшиеся важными, пак бы по понятию его те вопросительные пункты, от коих никогда не может отказаться ответчик-подсудимый.
Вопросы эти следующие:
Зачем кто-то, вовсе неизвестный, осмелился печатать географию?
Разве нет у нас географии?
Что нового в состоянии он сказать?
Не есть ли сочинение его повторенная выписка из книг, прежде изданных?
Не для спекуляции ли мнимо ученый, подобрав в свои руки несколько географических сочинений, вписал в одну книгу по нескольку строк и страниц то из одного, то из другого?
По мнению г. Черткова, некоторые из этих вопросов — не лишние, и он не обиделся бы, если бы их ему предложили. Верим ему на слово, но не верим, чтобы где-нибудь могла существовать нелепая критика, способная предлагать сочинителям такие нелепые вопросы. Почему кто-то вовсе неизвестный не имеет права издать своего сочинения? Да и какой автор, самый знаменитый и славный, не был кем-то вовсе неизвестным до издания в свет своего первого сочинения? Если бы писать имели право только известные авторы, то скоро перевелись бы все известные и даже неизвестные сочинители. Но г. Чертков всего этого вовсе не знает и потому вновь предлагает глубокомысленный вопрос: ‘Справедливо ли некоторые говорят, будто неизвестные люди не должны писать?’— и не менее глубокомысленно, красноречивым слогом решает этот вопрос в пользу неизвестных людей. Советуем всем, кому попадет в руки ‘География’ г. Черткова, прочесть вполне предисловие к ней, если они любят наивно-забавное.
‘География’ г. Черткова написана по самому нелепому плану. Так, например, география математическая у него следует за политическою географиею Европы,— для того, чтоб дети, проходя последнюю, успели в то же время выучиться геометрии, без которой, действительно, невозможно основательное знание математической географии. Но для этого не лучше ли начинать вообще преподавание географии не прежде, как учащиеся настолько узнают геометрию, сколько нужно это для изучения математической географии? Политическая география Европы изложена у г. Черткова не по государствам, а бог знает как. Сперва он излагает границы государств, потом говорит о религии, правительстве, постановлениях, потом о городах и т. д. Только географию России излагает он отдельно. Одним словом, новых затей много, а толку ни на волос! А сколько ненужных и совершенно лишних разглагольствий! так, например, во введении сочинитель рассуждает о пользе от наук вообще, и потом о пользе от географии. Между прочим, очень хорошо доказывает он, что география наука: ‘Мы из нее (я) научаемся многому, чего прежде не знали’. Из этого следует, что книжка ‘Правила игры в преферанс’ есть тоже наука, потому что мы из нее научаемся многому, чего прежде не знали?..
География г. Черткова написана слогом неясным, неточным, неправильным, а красноречивым. Не красноречиво ли, например, это:
Напиши учебную книгу отличную во всем (,) и притом так, чтоб она не отстала от века, б котором ты живешь, чтоб предметы науки были расположены с выгодою для памяти учащихся и их ума, и поверь мне, что сочинение твое смело может из-под пера явиться в Т(т)ипографию: оно не будет краснеть sa себя, не побоится критиков — и сии последние, в какой бы мере ни были строги, признают достоинство рассмотренной ими книги.
Хорошо, сладко пишет г. Чертков! Жаль только, что это красноречие, столь пленительное в романах гг. Бранта и Кузмичева, не совсем прилично для географии…
Век Елисаветы и Екатерины произвел двух мужей-гениев: один обессмертил имя свое во всех родах поэзии и прозы, другой остался известен, как великий поэт (стр. 167).
Какая великолепная фигура удержания, или умолчания! Увлекшись красноречием, г. Чертков не почел за нужное назвать по имени двух мужей-гениев, думая, что ученики его хорошо знают их и без его географии. Впрочем, можно догадываться, что он говорит о Ломоносове и Державине, не зная того, что первый теперь знаменит как реформатор языка и литературы и ученый, а совсем не как поэт.
Вскоре явились Дмитриевы, Крыловы, Жуковские, Пушкины и другие, самые даже художники совершенно преобразовались — явился Брюллов, а с ним новая слава для искусств (стр. 168).
Удивительно!
Описывая Москву, г. Чертков наговорил, впрочем, от полноты души, вот какие фразы:
Путешественник (,) при въезде в Москву через Тверскую заставу, встречает картину природы (?) и искусства: перед ним верхи домов, куполы церквей и шпицы седых башен, кои там чернеют, тут белеют и горят огнем. С Поклонной горы прекрасно видна сия панорама, здесь (на Поклонной горе?) много серебра и всяких редкостей,— живописные дачи купаются в зелени садов, облегающих Москву, как рамой,— строения слились (с чем?) узорными крышами, колосс древний и обелиск — великий Иван (обелиск?) с золотою головою довершает картину (стр. 182—183).
Хороша вот и эта фраза, только уже не по красноречивости своей, а по грамотности: ‘Со времен Иоанна Грозного (,) Архангельск ведет торговлю с Англиею, когда бурею прибит был А(а)нглин(ій)ский корабль (,) под начальством К(к)апитана Ченслера’ (стр. 174). Г-н Чертков, вероятно, хотел выразиться так: ‘Со времен Иоанна Грозного, когда к устью Двины бурею прибит был английский корабль, под начальством Ченслера,— Архангельск ведет торговлю с Англиею’.
1. ‘Отеч. записки’ 1845, т. XL, No 6 (ценз. разр. около 30/V), отд. VI, стр. 75—77. Без подписи.