Географические очерки и картины. Составлено по Грубе и другим источникам. Два выпуска. Москва. 1861 г, Чернышевский Николай Гаврилович, Год: 1861 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 8 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений в пятнадцати томах

Том XVI (Дополнительный). Статьи, рецензии, письма и другие материалы (1843—1889)

ГИХЛ, ‘Москва’, 1953

<ИЗ No 10 ЖУРНАЛА 'СОВРЕМЕННИК', 1861 г.>

Географические очерки и картины. Составлено по Грубе и другим источникам ¹. Два выпуска. Москва. 1861 г.

Это книга, заслуживающая полной рекомендации, как учебное пособие. — В предисловии к первому выпуску издатели говорят:

‘Книга, перевод которой мы предлагаем русским читателям, имела в Германии огромный успех: в продолжение семи лет она выдержала семь изданий. — Составитель ее, Август-Вильгельм Грубе, известен как один из самых замечательных, современных деятелей в области педагогической литературы. Кроме ‘Географических картин’, изданы им ‘Исторические очерки’ {Первый выпуск их появился недавно в русском переводе гг. Славутинского и Криницкого.}, ‘Биографические миниатюры’, ‘Картины естественной истории’, ‘Арифметика’ и друг. Все эти книги пользуются вполне заслуженной репутацией лучших учебных пособий в богатой педагогической литературе Германии. ‘Geographische Charakterbilder’ своим громадным успехом вызвали множество последователей и подражателей, к числу которых принадлежит, между прочим, и Пютц. Не лишним считаем предварительно познакомить читателя со взглядом Грубе на преподавание географии.

Цель и значение географии как науки, по его мнению, состоит в том, чтобы изучить землю как орган жизни человечества и показать взаимное влияние земли на человека и человека на землю. Но так как к этой цели не может привесть общеупотребительный у нас способ преподавания географии, ограничивающийся заучиванием одной номенклатуры, то необходимо, чтобы главным основанием географического курса — была ‘Культурная география’, к которой и должны быть направлены все отдельные его части — как радиусы к центру. Конечно, это легко сказать, но трудно сделать, потому что строго научное изложение культурной географии совершенно нейдет для того возраста, с которого начинают обыкновенно преподавание географии. — Грубе в своей книге старался показать наглядно, в рассказах, отношения жизни человека, с ее нравами, общественностью, религией, государственным устройством, — к почве, на которой он взрос, к климату, в котором он вращается, эти географические картины должны с одной стороны быть совершенно индивидуальными, маленькими монографиями, а с другой стороны между ними должна существовать внутренняя связь, какая существует между различными видами и подразделениями одного великого целого. — Представить в живых образах культуру человечества, от полюсов до тропиков, в зародыше ее у австралийского негра и на вершине ее развития у цивилизованных народов Европы — в северо-американских поселениях и всемирных городах Англии, — такова цель этих картин, которые должны отличаться от простых описаний местности, годных только при изучении одной физической географии, тем, что здесь пейзаж оживляется людьми, которые, группируясь на переднем плане, поясняют фон картины и, в свою очередь, получая от него освещение, выходят рельефнее. Притом, изображая людей и природу в их общей связи, должно стараться выбрать такие моменты из истории развития человечества, которые бросают свет на духовную (этическую) сторону картины. — Удачное выполнение этого последнего условия и составляет одно из существенных достоинств переведенной нами книги Грубе.

Мы отдали ей предпочтение перед другим трудом того же автора, где идет дело о почве, климате и об окружающем человека мире растений и животных, потому что в сочинениях подобного рода у нас не чувствуется такой насущной потребности, как в пособии при изучении культурной географии. По этой части у нас уже есть кое-что, например, ‘Сборник землеведения’ Фролова и др. издания.

Чтобы не показался странным порядок, принятый Грубе в его книге, нужно прибавить, что он имел при этом особенную цель, которую пояснил в предисловии. — Он находит, что должно начинать не с сложных отношений, порожденных европейской цивилизацией, а с простых сцен — в странах полярных, в степях и пустынях, где взаимные отношения между почвой, растением, животным и человеком бросаются в глаза. Понятно, что при этом объем книги дозволял брать только самое типичное. При выборе источников Грубе пользовался не одними немецкими путешественниками — ив выбранных им статьях иное дополнял, сокращал, перегруппировывал, соображаясь с предположенной себе целью и постоянно имея в виду эстетическую сторону изображений.

В заключение нам остается прибавить, что отделы, показавшиеся нам недостаточными у Грубе, — мы позволили себе дополнять извлечениями из других источников, причем дали место русским авторам, так как изданные ими путешествия, по нашему мнению, нисколько не уступают, ни в наблюдательности, ни в изложении, многим сочинениям, за которыми в иностранной литературе упрочено название классических’.

Чтобы познакомить читателя с тем, как исполняется книгою программа, изложенная в предисловии, выпишем здесь первый из очерков, изображающих Венгрию.

‘Вся полоса, лежащая между Дунаем и притоком его Тиссой и простирающаяся на 2 000 квадратных миль, от Пешта до Терезиенштадта и Замбора, представляет песчаную равнину, где нет ни речки, ни кустарника, а тем более плодовых деревьев. Изредка только, подобно оазисам Сахары, встречаются небольшие плодоносные полосы с хлебными полями и зелеными пастбищами, покрытыми многочисленными стадами овец, рогатого скота и быстроногих кобылиц. Здесь нет проложенных дорог, одни колеи от колес указывают на проезжие места. На пространстве нескольких миль часто не попадается не только селения, но и одиноких жилищ, путешественник видит только бесконечное, синевато-серое степное небо, с его облаками, уподобляющимися цепи гор, — небо, которого даль подчас представляется зыблющейся синевой реки или озера. — Отсутствие деревьев лишает страну певчих птиц, один только жаворонок поднимается по временам с луга или с пашни и нарушает тишину своею трелью, кой-где сидят коршуны над падалью или пролетят стаи ворон.

Места, годные для земледелия и скотоводства, не далеко лежащие от городов и селений, называются ‘пустами’, с славянского ‘pusty’ — пустой, этим же именем венгерцы называют вообще пустыни и степи, и о степях Сахары говорят как о благословенной, воспетой в их народных песнях пусте Гортабаджи. Дома в пустах обыкновенно строятся из глины и кроются тростником. В обширных болотистых местах (топях) Дуная и Тиссы тростник растет в таком большом количестве, что в этих безлесных странах его употребляют на топливо, в местах же, отдаленных от рек, служит для топки высушенный навоз, смешанный с соломой.

От славянских соседей своих мадьяры научились земледелию, но их первоначальная кочевая натура не изменилась. Эти верные спутники Арпада (вождь их в средних веках) ² в продолжение целого тысячелетия остались все-таки тем же, чем были. Они, по обычаю своих отцов, носят те же длинные усы, те же сапоги со шпорами, и в лице мирного поселянина все еще видны воинственность и мужество, которыми отличались их предки. Даже походка их так же смела и отважна. На земле, которую он завоевал как солдат, венгерец и остался солдатом. — Конь до сих пор его лучший товарищ. — При первом поверхностном взгляде на селение уже ясно сказывается происхождение его обитателей, по всему заметно, что они составляли воинственно-кочевой народ. Длинная и широкая улица, образуемая рядами домов, повсюду одинаковой высоты и разделенных один от другого ровными промежутками, придает всему селению вид лагеря. Так и кажется, что по первому данному сигналу шатры эти снимутся, а обитатели их сядут на коней и отправятся завоевывать другую, лучшую землю. Церковь посреди селения напоминает то место, где была главная палатка их предводителя.

В этих селениях нет ни пятна тени, как будто венгерцы и в Европе не забыли природной наследственной ненависти восточных народов к деревьям.

Как во всех городах Востока, и здесь при входе в каждое селение находится ничем не огороженное кладбище, на могильных курганах стоят наклоненные столбы, и покойники все кладутся лицом к востоку.

Все эти селения образовались из тех станов, в которых располагались во время завоевания отдельные части большого войска.— Кроме городов: Офена, главного местожительства их дворянства, богатого торговлею Пешта и нескольких новопостроенных городов, все остальные скопища, вмещающие до 10, 20 и более тысяч жителей, имеют вид обыкновенных деревень, от которых они отличаются лишь песчаными улицами, широкими до того, что по ним свободно могут скакать сотни лошадей, да еще число этих улиц очень значительно.

Одежда венгерцев в высшей степени оригинальна, крестьяне носят рубаху с широкими рукавами, такую короткую, что, подымаясь при ветре, она часто обнажает загоревшую от солнца спину. Из-под рубахи спускаются широкие шаровары, заправленные в сапоги и называемые ‘gagya’. Венгерцы крепко перетягиваются ремнем, от чего грудь значительно выдается вперед. Верхнюю их одежду составляет ‘bunda’, то есть шубка из овечьих шкур, наброшенная на плечи. — Шляпа с широкими полями, в виде tschaco, покрывает их голову. — Зажиточные крестьяне и (мелкопоместные) дворяне носят сверх gagya еще узкие суконные, обшитые галуном шаровары, также заправляемые в сапоги, — совершенно по-гусарски носят они долман, к которому и прекрепляют свою овчинную шубку. — С этого костюма снята гусарская форма, только ремень у гусаров заменен богатым кушаком, а бунда коротким, шитым золотом, ментиком.

По рассказам историков прежних времен, мадьяры заплетали волосы в косы и перевивали их лентами, сарматский же обычай брить головы явился у них при польских королях и потом исчез при начале австрийского владычества. Тогда венгерцы, снова отпустив себе волосы, стали носить их так, чтобы они длинными прядями падали на плеча. Этот обычай гусары, призванные Людовиком XIV во Францию, удержали и по возвращении своем в отечество. В настоящее время одни стригут волосы в кружок, а у других они доходят до плеч.

Женщины и мужчины носят одинаковые черные или красные сапоги. Коротенькая юбка, цветной лиф, а зимою овчинная шубка — вот обыкновенный наряд женщин. Девушки заплетают волосы в одну длинную косу, лежащую на спине, а замужние подбирают и связывают их вместе на маковке.

Мадьярский крестьянин — деспот в своем доме. О своей хижине и маленьком участке принадлежащей ему земли, хотя бы он был не более пяти квадратных футов, он с гордостью говорит: ‘мое поместье’, а на жену и детей глядит как на подданных. Жена иначе и не называет мужа, как своим ‘господином’ и никогда не смеет сказать ему ‘ты’.

Мадьярский мужик несколько раз в год белит свою хижину, она построена совершенно на восточный манер, и редко, редко маленькое окошечко выходит наружу. — В самом доме высокие деревянные стулья, войдя в него, видишь детей в сапогах со шпорами, играющих около очага, но их двое, или много, много трое.— Венгерец считает почему-то неприличным наполнять дом свой ‘крикунами’, как выражается он о детях.

Мальчика четырех лет уже сажают на коня, уцепившись за гриву своими маленькими ручонками и чувствуя, что сидит крепко, молодецки начинает он покрикивать на своего коня. В тот день, когда он проскачет и не упадет с лошади, отец, вместо привета, с важностию говорит ему: ‘Embervagy — ты человек’. В венгерском народе благородное чувство собственного достоинства, этот отличительный признак его предков, до сих пор еще живо. Слово ‘честь’ — ‘bestlet’ — часто слышится в его разговорах, и действительно все, что бы венгерец ни делал, на всем лежит печать человеческого достоинства и чести.— Извозчик весело катит вас целую станцию, приедет, быстро отпряжет лошадей и, приветливо кланяясь, пожелает вам счастливого пути, но нужно упрашивать его, чтобы он согласился взять на водку, и если он уже взял, то мало ли, много ли дано, одинаково доволен, у него никак не достанет духу просить больше, — это было бы, по его понятиям, не честно, не ‘bestletes’. Вечерком, когда он уже кончил свои дневные работы, он усаживается у своего домика и, расправляя усы, покуривает трубочку.

Будучи неограниченным властителем в доме, венгерец обращается с своим семейством чрезвычайно ласково, он, как и все сильные люди, считает себя обязанным быть кротким. Он не позволит себе обидеть жену или отяготить ее непосильными заботами, жена понимает, что имеет в нем друга, опору и защитника, этого мало, он почти всегда относится к ней нежно: ‘роза моя, звезда моя’, — это обыкновенные имена венгерских жен. Мадьярский язык, подобно всем восточным, наполнен метафорами: образен, картинен, пластичен и нагляден. В нем много кудреватых фраз, которыми мадьяры приветствуют своих соседей, друзей и гостей. Если вы остановитесь в какой-нибудь деревне, то из дому, к которому вы подъедете, тотчас выйдет хозяин и, сняв шляпу, предложит вам дружеское гостеприимство. Он не отпустит вас, не произнеся официальной благодарственной речи и не призвав на вас благословение неба, и все это с благодушием и достоинством, свойственными только восточным народам.

Мадьяр с охотою делается солдатом, ибо следует в этом только своей воинственной природе. Под огнем он храбр, как француз, и, как он, с одинаковою ловкостию нападает и обороняется, но он предпочитает сражаться на коне, — ибо ‘lora termet a’magyar, — венгерец рожден для коня’, говорит одна старая поговорка. В самом деле, безошибочно можно сказать, что нация эта всю свою жизнь проводит на лошади, кто не ездок, тот не считается за человека. Лошади их татарской породы, малы ростом и костлявы, они удивительно легки и потому бегут с неимоверною быстротою и неутомимостию, — без подков, часто без мундштука и всякой другой сбруи, с простою веревкою вокруг шеи. Они нетерпеливо бьют копытами землю до тех пор, пока не услышат от всадника слова ‘ne’, которое заставляет их нестись вихрем. Каждый раз, как их господин говорит с ними, они поднимают голову и напрягают уши. В очень редких случаях прибегает он к нагайке, большею частию бывает довольно замахнуться’.

Читатель видит по этому отрывку, что книга Грубе — географическая хрестоматия, хорошо выполняющая свое назначение. Вот перечень статей, помещенных в русском ее издании:

Норвегия. — Последний город на Севере. — Лапландец. — Красота полярной зимы. — Самоеды. — Обдорские остяки. — Пустоши и селения Венгрии, стада и пастухи, земля и народ. — Польские селения. — Австрийские крестьяне. — Богемия. Земля и народ. — Фрейберг в рудных горах. — Альпы. — Кантон Аппенцель. — Нравы и предания в кантоне Гларусе. — Женевское озеро. — Брегенцкий лес. — Картина тирольского быта. — Шплюгенский горный проход. — Италия. — Физиономия нынешнего Рима. — Римская кампания. — Римский карнавал. — Страстная неделя в Риме.— Венеция. Геркулан.— Испания и испанцы.— Жители Мадрита. — Ескуриал. — Альгамбра. — Мексика. — Индийцы в Мексике. — Мексиканские креолы. — Лина и ее жители. — Бой быков в Лине. — Греция. — Афины. — Афинский акрополь. — Франция. — Воспитание женщин во Франции. — Картины Парижа. — Вечер в Пале-Рояле. — Народные увеселения в Елисейских полях. — Парижские работники. Жена парижского работника. — Париж и благерство {Хвастовство, высмеивание. — Ред.}. — Общая организация городской жизни. — Авиньон. — Марсель.

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые опубликовано в ‘Современнике’, 1861, No 10, стр. 270—276. В полное собрание сочинений 1906 г. не вошло. Рукописи и корректуры не сохранились. Авторство Чернышевского установлено Н. М. Чернышевской на основании записи в его личном счете в конторской книге редакции ‘Современника’, хранящейся в ИРЛИ АН СССР (л. 155). Печатается по тексту ‘Современника’.

Рецензия тесно связана с политическими обозрениями Чернышевского этого же года, в которых большое место отводится национально-освободительному движению венгров под предводительством Кошута. Чернышевский, делая извлечения из книги Грубе, посвященные характеристике венгерского народа и особенностей его национального быта, отмечает такие его черты, как честность, мужество, воинственность и проч.

¹ Грубе Август-Вильгельм (1816—1884) — немецкий педагог. Его ‘Географические очерки’ выдержали в России пять изданий.

² Арпад — первый мадьярский князь (894—907).

<ИЗ No 10 ЖУРНАЛА 'СОВРЕМЕННИК', 1861 г.>

Географические очерки и картины. Составлено по Грубе и другим источникам 1. Два выпуска. Москва. 1861 г.

ПРИМЕЧАНИЯ

Читайте также:

Географические очерки и картины. Составлено по Грубе и другим источникам ¹. Два выпуска. Москва. 1861 г.