ГЛАВНОЕ АРХИВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ МВД СССР ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЙ АРХИВ
ИНСТИТУТ ИСТОРИИ АКАДЕМИИ НАУК СОЮЗА ССР
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ИСТОРИИ РУССКОЙ АРМИИ
СБОРНИКИ ДОКУМЕНТОВ ПОД ОБЩЕЙ РЕДАКЦИЕЙ:
генерал-лейтенанта А. В. СУХОМЛИНА,
генерал-майора В. Д. СТЫРОВА
ПОД РЕДАКЦИЕЙ полковника Г. П. МЕЩЕРЯКОВА
ВОЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО МИНИСТЕРСТВА ВООРУЖЕННЫХ СИЛ СОЮЗА ССР
Среди имен наших великих предков, упомянутых товарищем Сталиным в его исторической речи на параде Советской Армии 7 ноября 1941 г., стоит имя Александра Суворова, крупнейшего военного деятеля второй половины XVIII века, одного из основоположников передового русского национального военного искусства.
Генералиссимус А. В. Суворов участвовал почти во всех современных ему войнах и за свою более чем полувековую военную службу не имел поражений.
В народной памяти имя Суворова всегда было символом высокого служения своей родине, символом мужества и несгибаемой воли. Именно потому Советское Правительство в период Великой Отечественной войны Советского Союза и учредило Орден Суворова, которым награждаются офицеры и генералы Советской Армии за выдающиеся успехи в деле управления войсками, отличную организацию боевых операций и проявленные при этом решительность и настойчивость в их проведении.
Практическое и теоретическое наследство, оставленное нам Суворовым, представляет большой интерес и в настоящее время. Изучение этого наследства и освоение его в свете марксистско-ленинской методологии необходимо для наших военных кадров, представителей самой передовой, советской, сталинской военной науки.
Воюя не числом, а умением, Суворов только в сражениях на р. Адда и у Нови имел численное превосходство над противником, — во всех остальных сражениях он побеждал с меньшим числом войск. Это был полководец-новатор, ненавидевший косность и рутину в военном деле. Не было такой отрасли военной науки, в которую Суворов не внес бы своего, нового, укреплявшего и поднимавшего русское военное искусство на более высокую ступень.
Александр Васильевич Суворов родился 13 ноября 1730 г. в Москве. Отец его, Василий Иванович Суворов, происходивший из старинного дворянского рода, начал свою военную службу при Петре I и дослужился до чина генерал-майора и высоких должностей. Это был для своего времени весьма образованный человек, имевший широкие связи среди военных деятелей и государственных сановников. Будущий генералиссимус воспитывался в обстановке живых и ярких воспоминаний о Петре I, о долгой и напряженной войне России с шведским королем и многочисленных победах русской армии в этой войне. Несомненно под влиянием этих рассказов у Суворова рано появляется интерес к военному делу.
Документами, характеризующими детские годы Суворова, мы не располагаем. Известно только, что он с детства был слаб здоровьем и предназначался отцом к гражданской службе. Однако настойчивое желание самого мальчика и советы старого друга его отца, генерала Ганнибала, предка А. С. Пушкина, склонили в 1742 г. Василия Ивановича Суворова к решению записать сына на военную службу в Семеновский гвардейский полк. Настоящая же военная служба А. В. Суворова в Семеновском полку началась в 1748 г.
Воспитанием и образованием А. В. Суворова в семье занимались мало. Отец почти не уделял ему внимания, и мальчик без учителей, самостоятельно решал, чем заниматься и что читать. В дальнейшем, в полку, условия для пополнения знаний оказались не лучшими. И только благодаря природным дарованиям и исключительной любознательности Суворов сумел приобрести твердые и всесторонние знания, неизмеримо большие, чем это было присуще дворянской молодежи того времени.
А. В. Суворов происходил из дворянской, помещичьей среды, был активным деятелем феодально-абсолютистского государства. Вместе с тем в Суворове воплотились лучшие черты русского народа: любовь к родине, ясный ум, стойкий характер, неукротимое стремление к действию, наложившие яркий отпечаток на всю его деятельность,
Экономическая и политическая власть в русском государстве, служению которому А. В. Суворов отдал все свои силы и выдающиеся способности, находилась в руках помещиков-крепостников. Основная масса населения страны — крепостные крестьяне — была абсолютно бесправна. Жизнь крепостного всецело находилась в руках помещика. Положение остальных категорий трудящегося населения было немногим лучше. Огромный государственный аппарат дворянской России стоял на страже интересов крепостнического строя. Самодержавие самым жестоким образом расправлялось с малейшей попыткой нарушить существовавший социально-политический порядок, особенно, когда вопрос касался армии, являвшейся вооруженной опорой этого порядка.
Все это сковывало творческие силы не только народных масс, но и передовых представителей господствующего класса. Однако наряду с факторами, тормозившими развитие общества, в частности, мешавшими развитию национального военного искусства, действовали и такие положительные факторы, как экономический и культурный рост страны, особенно усилившийся во второй половине XVIII века. Именно в этот период в экономике России происходят качественные изменения. Такие мероприятия дворянского правительства Елизаветы Петровны и Екатерины II, как запрещение купцам и предпринимателям иметь крепостных, направленные на укрепление феодально-крепостнического уклада, на укрепление экономических позиций помещиков, в конечном счете содействовали росту купеческой мануфактуры, капиталистического уклада, ибо купцы и владельцы промышленных предприятий, лишенные права иметь крепостных, все чаще прибегали к наемному труду. Увеличение количества мануфактур, использовавших труд вольнонаемных рабочих, в свою очередь, влекло за собой совершенствование техники производства.
Русская наука середины XVIII века, для которой уже тогда чрезвычайно характерна была связь со стоявшими перед государством практическими задачами, оказывала влияние и на развитие национальной военной мысли.
Полководческое искусство Суворова формируется в обстановке быстро развивающейся национальной дворянской и зарождающейся буржуазной культуры. На глазах молодого Суворова русская научная мысль в лице Ломоносова выходит на европейскую арену и прочно занимает там одно из ведущих мест. К пятидесятым годам XVIII века относится оживление работы Российской Академии Наук, создание Московского университета, выход в свет первого русского журнала ‘Ежемесячные сочинения’, учреждение Российского театра и Академии Художеств в Петербурге. В это же время в Москве создается первая частная ‘Типографская компания’ и начинает выходить газета ‘Московские ведомости’.
Русские дворянско-буржуазные историки, раболепствовавшие перед иностранными авторитетами, совершенно не интересовались тем, какое влияние оказала русская национальная культура на формирование полководческих взглядов Суворова. Извращая историю, они изображали великого русского полководца учеником древних и современных ему иностранных деятелей. Так, например, А. Петрушевский подробно перечисляет, кого из древних и современных западно-европейских авторов читал и изучал Суворов, но ни слова не говорит о том, кто из отечественных ученых и военных деятелей оказал влияние на формирование мировоззрения будущего генералиссимуса. Между тем, достаточно беглого сопоставления взглядов А. В. Суворова на значение человека и науки в военном деле, на связь между теорией и практикой со взглядами М. В. Ломоносова по этим же вопросам, чтобы заметить, что Суворов был самым тесным образом связан с передовой русской научной мыслью.
Документы, публикуемые как в первом, так и в последующих томах, дадут советскому исследователю богатейший материал, помогающий вскрыть истинный, национальный источник, питавший развитие полководческого таланта нашего великого, предка, и разоблачить фальсификаторов истории, умаляющих роль и значение русских военных деятелей в развитии отечественного и мирового военного искусства.
Русская национальная культура, в том числе и военная, развивалась прежде всего на базе отечественного опыта. Опираясь на достижения отечественной науки, Суворов критически использовал опыт других стран в интересах развития русского национального военного искусства.
Наряду с ростом экономики и культуры страны, развитию передового русского национального военного искусства в этот период содействовал также богатейший боевой опыт, приобретенный русской армией в многочисленных успешных войнах.
Однако, отмечая положительное влияние экономического и культурного подъема страны на развитие русского национального военного искусства, следует иметь в виду, что развитие нового, капиталистического уклада в России и одновременно усиление крепостнического гнета означало рост эксплоатации, а следовательно, и обострение классовых противоречий, классовой борьбы, ярким выражением которой является крестьянская война под руководством Емельяна Пугачева. Одновременно с развитием дворянской культуры широкие народные массы оставались в темноте и невежестве. Наконец, в последней четверти XVIII века все более отчетливо проявляются реакционные, захватнические цели самодержавия во внешней политике. Все это создавало огромные трудности для развития русского военного искусства.
В свете этих трудностей особенно значительной становится деятельность таких замечательных русских полководцев, как П. А. Румянцев и А. В. Суворов, которым русское военное искусство второй половины XVIII века обязано своим высоким уровнем развития. В большей степени это относится к Суворову, огромная сила воли и неутомимая деятельность которого преодолели все преграды на пути к использованию творческих сил народа, скованных абсолютистскими и феодально-крепостническими порядками. Однако Суворов, так же как и Румянцев, а впоследствии и Кутузов, не был одинок. Прогрессивные, преданные России военные деятели, хотя и представлявшие собою в те времена довольно редкое явление, все же были и помогали развитию русского военного искусства.
Русская армия XVIII века являлась вооруженной опорой феодально-абсолютистского государства. Офицерский состав ее комплектовался из помещиков-крепостников, солдатская же масса состояла из крестьян и городских низов. Однако, в отличие от наемных западноевропейских феодально-абсолютистских армий, русская армия комплектовалась на основе рекрутской повинности, что не только обеспечивало более дешевый и массовый источник ее комплектования, но и делало ее в основном национально однородной. Такая национально однородная армия, опирающаяся на национально однородный тыл, была более стойкой, чем наемные и вербованные армии.
Однако, несмотря на очевидность этого положения, многие исследователи допускали серьезную ошибку, игнорируя эту особенность русской армии XVIII века.
Чувство любви к родине, указывал В. И. Ленин, является одним из старейших чувств человека. Вследствие особенностей исторического развития России, у русского народа это чувство было развито особенно сильно. А вследствие рекрутской системы комплектования эта черта русского народа была в равной степени характерна и для русской армии. Таким образом, русская армия уже в начале XVIII века обладала рядом таких качеств, которые стали свойственны массовым буржуазным армиям Западной Европы, и в первую очередь французской армии, только в конце XVIII века.
Говоря о превосходстве рекрутской системы комплектования по сравнению с вербовкой, необходимо отметить, что тяжесть рекрутской повинности и пожизненной службы в армии целиком падала на крестьян и городские низы. Помещики, от которых фактически зависело назначение рекрут, как правило, использовали рекрутскую повинность для расправы с теми из крепостных крестьян, которые в той или иной форме выражали протест против крепостнической системы.
Отношения между солдатским и офицерским составом армии также определялись ее классовым составом. Офицеры в своей массе относились к солдатам так же, как помещики относились к своим крепостным, то есть классовые противоречия, характерные для феодально-абсолютистского государства, проявлялись и в армии.
Уровень подготовки офицерского состава в большинстве случаев был очень низким. Совершенно неграмотные офицеры были довольно частым явлением не только в середине, но и в конце XVIII века. Солдатская же масса в подавляющем большинстве состояла из неграмотных, забитых крепостных крестьян.
Однако во второй половине XVIII века уже больше уделяется внимания общей и специальной подготовке офицерского состава. В первую очередь это делается через военные училища. Так, П. И. Шувалов значительно улучшил подготовку офицеров-артиллеристов. При его участии были переработаны программы, организована работа по составлению учебников, привлечены квалифицированные преподаватели. А для подготовки штабных офицеров Шувалов в 1753 г. предложил основать высшую военную школу (академию). Однако начавшаяся вскоре Семилетняя война помешала осуществить это вполне назревшее мероприятие. После же смерти Шувалова его предложение было забыто почти на целое столетие.
Основным родом войск во второй половине XVIII века оставалась пехота, которая к концу столетия численно возросла. Этот рост происходил в основном вследствие увеличения численности егерей, в результате чего пехота потеряла однородность и расчленилась на линейную и легкую. Количественно и качественно возросли также артиллерия, инженерные войска и военно-морской флот. Кавалерия же, несмотря на то, что она продолжала играть роль ударного рода войск, не получила развития и оставалась на прежнем уровне.
В развитии материальных средств войны русская армия второй половины XVIII века не отставала от западноевропейских армий, в артиллерийском же вооружении превосходила их. Единороги, сочетавшие качества пушки и гаубицы, при меньшем весе системы обладали большей дальнобойностью и давали возможность более точного прицеливания, чем такого же калибра орудия западноевропейских армий. И известный французский артиллерист Грибоваль фактически заимствовал у русских артиллеристов ряд усовершенствований. Организация и тактика артиллерии также получили дальнейшее развитие.
Ручное огнестрельное оружие в XVIII столетии претерпело меньшие изменения. Ружье суворовского чудо-богатыря мало отличалось от ружья петровского солдата, хотя благодаря более тщательной обработке ствола и улучшению качества пороха дальность и меткость стрельбы несколько повысились. Правда, и после этого ружье оставалось недостаточно эффективным оружием. Прицельный огонь из такого ружья можно было вести на дистанцию 60—80 шагов, и пальба, то есть массовый неприцельный огонь, попрежнему считалась главной формой огневого боя. Прицельный же огонь могли вести только егеря.
Количественный рост армии и усложнение военного. дела требовали создания постоянных общевойсковых соединений, имеющих штатный установленный состав и численность. Однако до конца XVIII века такие соединения не были созданы, и это сильно усложняло управление войсками, их обучение и воспитание. Суворов часто вынужден был в промежутках между боями, а иногда и в ходе самих боев заниматься подготовкой и переподготовкой частей.
Чтобы разобраться в публикуемых документах, правильно определить роль А. В. Суворова в развитии русского национального и мирового военного искусства, необходимо прежде всего четко представлять себе господствовавшие тогда формы военного искусства, принципы и правила военной теории. Только при этом условии исследователь может увидеть новое, прогрессивное содержание в практическом и теоретическом наследстве великого русского полководца. Поэтому не бесполезно кратко остановиться на следующих основных проблемах, в связи с решением которых шла борьба между прогрессивными и реакционными военными деятелями как в России, так и за границей. Такими проблемами являются: 1) значение и роль человека и его личных качеств в бою, сражении и в войне в целом, 2) главная цель в вооруженной борьбе: местность, крепости противника или его живая сила, 3) значение в войне наступления и обороны, боя и маневра, огня и штыка.
Военно-исторический опыт показывает, что в зависимости от того, как в той или иной армии определяли значение человека на войне, чему придавалось решающее значение — наступлению или обороне, бою или маневру, огню или штыку,— принимались в сходных конкретных исторических условиях различные решения. Так, например, в русской армии, главным образом среди передовых, прогрессивных ее деятелей, под влиянием боевого опыта вырабатывается взгляд на солдата, как на решающий элемент военной силы. Человек, являющийся частью сложного армейского организма, обладает определенными личными качествами, волей и желанием, оказывающими влияние на его поведение вообще и, в частности, в бою. Человек,— конечно, хорошо вооруженный и подготовленный,— оказывает, по мнению русских передовых военных деятелей, решающее влияние на ход и исход не только боя, сражения, но и войны в целом. И хотя при этом речь шла о человеке вообще, вне исторической, классовой обстановки, признание человека решающим фактором в военном деле было безусловно прогрессивным решением, оказавшим положительное влияние на решение многих других вопросов военной теории и военного искусства.
В решении основных вопросов стратегии, тактики, подготовки войск русская военно-теоретическая мысль шла также своим путем. Вопреки западноевропейским авторитетам, русские передовые военные деятели считали, что главной целью вооруженных сил на театре войны является не захват или оборона территории или крепостей, а разгром живой силы противника.
Более правильно, чем западноевропейские военные деятели, решала русская военная теория и вопрос о средствах и формах боевых действий.
Западноевропейские специалисты, воспитанные на боевом опыте наемных армий, считали, что добиваться победы следует огнем и обороной. И это понятно, ибо, действуя так, военачальник подвергался меньшему риску потерять контроль над своими наемными войсками. По тем же соображениям иноземные военные авторитеты не советовали преследовать разбитого противника. А такие западноевропейские военные теоретики, как Ллойд и Бюлов, шли еще дальше, советуя добиваться победы на войне без боя, одними маневрами на коммуникациях противника, причем западноевропейская и особенно прусская военно-теоретическая мысль превратила эти явно неверные советы в вечные принципы.
Прогрессивные представители русской армии более правильно, чем западноевропейские военные теоретики, решали вопросы о соотношении боя и маневра, наступления и обороны. Главным на войне они считали бой, на маневр же смотрели только как на средство поставить свои войска в более выгодные условия для боя, сражения, причем из двух основных видов боя — наступления и обороны — русская передовая военная мысль главным, решающим признавала наступление.
Ограниченные цели войны, система комплектования и снабжения западноевропейских армий, а также переоценка значения местности привели в тот период к господству в стратегии и тактике линейных форм. Кордонное расположение сил на театре воины и линейный боевой порядок на поле сражения стали шаблоном, следование которому считалось обязательным независимо от обстановки.
Для боя войска выстраивались в две трехшереножные линии на дистанции в 200—300 шагов. Конница, как правило, располагалась на флангах уступом назад, реже—за второй линией. Полевая артиллерия чаще всего распределялась по линиям, а иногда располагалась небольшими группами на флангах и в центре боевого порядка, при этом использовались пологие возвышенности, позволявшие стрелять через головы своих войск. Такой боевой порядок давал отличные условия для наблюдения за поведением солдат, что имело для наемных и вербованных армий чрезвычайно важное значение, и вместе с тем обеспечивал одновременное использование максимального количества огневых средств. Но наряду с этим линейный боевой порядок имел и весьма крупные недостатки: войска не способны были действовать на пересеченной и закрытой местности, боевой порядок обладал слабой пробивной силой, малой подвижностью и маневроспособностью. Линейный боевой порядок больше всего отвечал требованиям огневого боя, пассивно-оборонительным действиям. Однако для последнего он обладал совершенно недостаточной устойчивостью. Нарушение локтевой связи в любой его точке вело к общему расстройству и поражению. Недостатки линейного боевого порядка и применявшиеся принципы снабжения войск сильно затрудняли преследование разбитого противника, делали его практически невозможным.
В западноевропейских армиях принимались меры к устранению недостатков линейного боевого порядка, но при этом там шли по линии усиления автоматизации действий не только солдата и офицера, но и генерала. Место каждого из них в боевом порядке, а тем самым и в бою, было строго определено, и команда была единственной формой управления войсками. При такой системе весь личный состав армии — от старшего генерала до солдата — лишен был какой бы то ни было инициативы и должен был лишь механически выполнять волю своего полководца.
Иначе обстояло дело в русской армии. Передовые военачальники, используя высокие моральные качества русского солдата, обогащали военное искусство новыми формами и методами борьбы. Именно русские военачальники вскрыли коренные пороки линейного боевого порядка и начали поиски таких его форм, которые обеспечивали бы большую гибкость и маневроспособность боевого порядка, более высокую пробивную силу его в наступлении и стойкость в обороне. И такой боевой порядок был найден известным русским полководцем П. А. Румянцевым, который в Гросс-Егерсдорфском сражении 30 августа 1757 г., первом крупном сражении русской армии в Семилетней войне, проявил образец инициативы и умения действовать на любой местности.
Закрытая и пересеченная местность под Кольбергом натолкнула Румянцева на мысль применить глубокий сомкнутый боевой порядок — колонну. А когда обстановка потребовала улучшить разведывательную деятельность конницы и усилить огневые средства при подготовке атаки колоннами, Румянцев создает легкую (егерскую) пехоту и закладывает основы нового боевого порядка — рассыпного строя, специально для этого вида пехоты, в котором она могла бы вести прицельный огонь.
На основании опыта Семилетней войны в России в 1765 г. были созданы в каждом полку егерские команды по 60 человек, вооруженных винтовальными ружьями. Позже были созданы егерские батальоны. В прусской же армии даже в 1786 г. было всего 1500 егерей, да и их использовали как обычную линейную пехоту. Во Франции в это время шли только разговоры о создании егерской пехоты.
Численность егерских частей в русской армии составляла к 1795 г. более одной четверти всей пехоты — 43 егерских батальона, причем русская армия выделялась тогда не только численностью егерей, но и более правильным их использованием.
По мере накопления опыта совершенствовались методы обучения и воспитания егерей. В указе на имя генерала H. H. Салтыкова от 6 (17) апреля 1789 г. говорится: ‘приучать (егерей.— Г. М.) к проворному беганию, подпалзывать скрытными местами, скрываться в ямах и впадинах, прятаться за камни, кусты, возвышения и, укрывшись, стрелять и, ложась на спину, заряжать ружье: показать им хитрость егерскую для обмана и скрытия их места, как-то: ставить каску в стороне от себя, дабы давать неприятелю через то пустую цель и тем спасать себя, прикидываться убитыми и приближающегося неприятеля убивать’ {Столетие военного министерства. 1802—1902 гг. Главный штаб. Исторический очерк. Образование (обучение) войск, т. IV, ч. 1, кн. II, отд. III, стр. 81. СПБ., 1903 г.}.
Развитие егерской пехоты сказалось и в обучении и воспитании линейной пехоты.
Рациональное использование и численный рост егерей были возможны только в русской армии, потому что ее солдат, тесно связанный со своей страной, не стремился дезертировать с поля боя, как это было свойственно солдатам наемных и вербованных армий.
В России раньше, чем на Западе, была разработана и тактика колонн в сочетании с рассыпным строем. Особенно много было сделано в этой области Суворовым. Письма, приказы и наставления Суворова содержат новые данные о тактике колонн и рассыпного строя, в частности, об их высокой эффективности при действии против линейных боевых порядков западноевропейских армий и нестройных глубоких построений турецкой армии. Не случайно в своей боевой деятельности Суворов все чаще прибегает к колоннам и рассыпному строю, разрабатывая в то же время теорию применения новых форм боевого порядка.
Применение колонн и рассыпного строя расширяло возможность использования в бою элемента внезапности. Время, которому в западноевропейских армиях тогда почти не придавали значения, начинает играть большую роль. Вследствие этого старые принципы и форма организации походного и боевого порядков уже не отвечали новым требованиям. И, уделяя большое внимание упрощению линейного боевого порядка, Суворов настойчиво учит своих подчиненных умению строить его сходу, сражаться в любых построениях. Ему удается устранить паузу между походом и боем, которая в западноевропейских армиях была необходима для построения сложного линейного боевого порядка.
Применение более гибких форм боевого порядка требовало коренного изменения существовавших приемов управления, обучения и воспитания войск. Боевая практика требовала отказа от шаблонов и муштры. Между тем обострение классовых противоречий в России толкало господствующие классы к подражанию прусской армии, в которой шаблон и муштра были основой воспитания и обучения армии.
Исход Семилетней войны замаскировал тогда пороки немецкой военной системы. Это дало возможность военным идеологам утверждать, что именно благодаря этой системе слабая Пруссия могла воевать почти со всей Европой.
Прогрессивные же русские военные деятели, в том числе П. А. Румянцев, А. В. Суворов и другие, на основании опыта Семилетней войны пришли к выводу о полной несостоятельности прусской военной системы, вредности шаблона и муштры, необходимости решать боевые задачи не только огнем, но и штыком, необходимости воспитывать умение и готовность войск применять штык.
В русской армии имелись сторонники как прусской системы, так и последователи Румянцева и Суворова. Но так как правящая верхушка, придворные ‘стратеги’ были на стороне первых, то и устав 1763 г., написанный после Семилетней войны, был главным образом продуктом творчества реакционных военных идеологов. Огонь и при этом залповый, а не прицельный, признавался этим уставом главным средством в бою. Кроме того, из уставных форм боевого порядка исключалась колонна.
Таким образом, новый устав далеко не отражал передового военного искусства и не отвечал требованиям боевой практики. В одном устав 1763 г. бесспорно превосходил старый — в предоставлении начальникам частей более широкой инициативы, чем это допускалось уставом 1755 г. Этим широко воспользовались, главным образом, передовые военные деятели, которые в дополнение к уставу разработали ряд наставлений и инструкций, полнее отвечавших требованиям боевой практики. Среди них наибольшее значение имело публикуемое в настоящем томе ‘Полковое (Суздальское) учреждение’, составленное А. В. Суворовым в 1764—1765 гг. (см. раздел II).
На формирование полководческого таланта Суворова и на развитие русского национального военного искусства еще более сильное влияние оказали война с польскими конфедератами 1768—1772 гг. и русско-турецкая война 1768—1774 гг. В ходе этих войн Суворов, в тесном сотрудничестве с Румянцевым, разрабатывает теорию и практику наступательного боя, использование в бою огня и штыка, колонны и рассыпного строя. В соответствии с усложняющимися формами боя вырабатываются новые методы управления войсками на поле боя, более действенные приемы обучения войск. В разработке новых методов использования артиллерии, в воспитании опытных и инициативных артиллеристов Румянцев и Суворов тесно сотрудничали друг с другом. И с полным основанием можно сказать, что не Густав-Адольф и не Наполеон I, а еще Румянцев на Дунайском театре военных действий и Суворов в Польше закладывали основы тактики артиллерии. Независимо друг от друга они начинают также применять принцип сосредоточения артиллерии против атакуемого участка. Между тем буржуазная историография считает, что впервые этот принцип применил Наполеон I.
Дворянские и буржуазные историографы затушевывали новаторство Суворова, втискивали его методы и принципы в старые формы военного искусства и военной теории. А некоторые историки до сих пор считают, что Суворов ничего нового в военное искусство не внес. Долг исследователя видеть и отмечать новое даже в тех случаях, когда это новое выступает еще не совсем ясно.
В апреле 1773 г. А. В. Суворов был переведен в 1-ю русскую армию, находившуюся на Дунае. Здесь все было ново для него — и противник, и местность, и население. Несмотря на все эти отличия, Суворов быстро ориентировался в новой обстановке и уже в мае провел блестящий поиск на Туртукай с форсированием Дуная. Во втором поиске на Туртукай, произведенном в июне, Суворов применил для атаки земляных турецких укреплений взводные колонны (стр. 649—650).
В соответствии с требованиями боевой практики войск, Суворов приказывал ‘… обучать колонны твердым и весьма поспешным движениям, маршам и обращениям во все стороны, иногда со отстрелкой наезжающих или набегающих варваров, наступательно, с воображением и с истолкованием одоления препятствий многообразного различия местонахождения, достигая вообразительно, каким образом наилучше перелезть быстро неприятельской ретраншамент и иное укрепление…’ (стр. 686).
В приказе обращается особое внимание на обучение войск и их начальников быстрому построению различных форм боевого порядка — колонны, каре, линии, выделению и использованию резервов, пользованию штыком и ведению меткого огня. Суворов обучал войска действию в колоннах не только при штурме крепостей и при атаке земляных укреплений, но и в полевом бою. ‘Полевое сражение, — говорится в этом же приказе, — сим только различается, что пехоте не перелазить ретраншамент…’ (стр. 690).
Опыт русско-турецкой войны 1768—1774 гг. полностью подтвердил жизненность нового боевого порядка и новых способов обучения. Поэтому идеи приказа Суворова 1774 г. получают дальнейшее развитие в его приказе войскам Кубанского корпуса от 16 мая 1778 г., в котором определяются цели, задачи и порядок боевой подготовки войск корпуса. В этом приказе А. В. Суворов не ограничивается указанием подчиненным: чему и как учить, а подробно разъясняет, почему нужно учить овладению той или иной формой боевого порядка, тем или иным приемом. Разобрав достоинства и недостатки различных форм боевых порядков, Суворов пишет: ‘Колонна, та гибче всех построениев, быстра в ее движении, ежели без остановки, то все пробивает’. Одновременно Суворов совершенствует практику ведения одиночного прицельного огня, без которого применение колонн в бою было бы невозможно. ‘Пехотные огни, — говорил Суворов, — открывают победу’.
Применявшиеся Суворовым тактические формы и методы обучения войск развивали у солдат сообразительность, инициативу.
Боевая деятельность подчиненных Суворову войск оказывала решающее влияние на ход войны. Оборона Суворовым побережья Черного моря от Херсона до Крымского перешейка в 1787 г. определила исход первой кампании русско-турецкой войны 1787—1791 гг. Еще ярче решающая роль Суворова выступает в кампанию 1789 г. Наконец, победоносный штурм Суворовым крепости Измаил окончательно определил исход войны в целом.
Исключительно велика была роль Суворова в войне с польскими повстанцами в 1794 г. В этой войне Суворов, за два года до Итальянского похода Бонапарта, показал классические образцы высокой подвижности и действий войск. И хотя силы Суворова, особенно в начале похода, были невелики, силы Бонапарта в Итальянском походе были также немногим больше, чем имел Суворов. Вот почему, опираясь на исторические примеры, зафиксированные в исторических документах, можно утверждать, что образцы этой новой тактики показал впервые не Бонапарт, а Суворов. К моменту прибытия Суворова в Польшу кампания 1794 г. считалась проигранной, инициатива прочно находилась в руках противника, и ген. Репнин, возглавлявший русскую армию в Польше, принял решение об отводе войск на зимние квартиры. В этой обстановке Суворов, имея всего 4500 человек и 10 орудий и пройдя за восемнадцать переходов 380 километров, в конце августа 1794 г. вступает в районы, занятые противником, и за шесть дней, с 3 по 8 сентября, одерживает четыре победы, в том числе у Крупчиц и под Брестом, где разбивает соединенные силы двух польских отрядов — Сераковского и Мокрановского. В течение этого времени он увеличивает свой отряд путем присоединения к нему других частей более чем втрое.
Несмотря на то, что силы Суворова возросли, их было недостаточно для наступления на столицу противника, и Суворов вынужден был остановиться в Бресте, чтобы организовать Свой тыл и подготовить все необходимое для нанесения решительного удара по столице противника. Подчинив себе двух других командиров дивизий (Ферзена и Дерфельдена), находившихся в Польше, и сосредоточив к 19 октября у Кобылки около 30 тысяч человек с 76 орудиями, Суворов решает атаковать Прагу, хорошо укрепленное предместье Варшавы с гарнизоном в 30 тыс. человек. 22 октября войска Суворова были сосредоточены вблизи укреплений противника, а перед рассветом 24 октября начался штурм, закончившийся к 9 часам утра полной победой. Кампания, считавшаяся высшим командованием проигранной, была выиграна Суворовым менее чем за два месяца’
Деятельность А. В. Суворова в последнем десятилетии XVIII века оказывала решающее влияние на развитие мирового военного искусства, которое в результате Французской буржуазной революции претерпевало коренные изменения, связанные с появлением массовой буржуазной армии. Однако о новом военном искусстве на Западе можно говорить только со времени Итальянского похода Бонапарта 1796—1797 гг. Основными чертами этого похода, по определению Ф. Энгельса, является высокая подвижность, сосредоточение сил для последовательного разгрома противника по частям. Но именно так действовал А. В. Суворов двумя годами раньше похода Бонапарта. Больше того, Суворов в 1794 г. действовал в неизмеримо более трудных и сложных условиях, чем Бонапарт, получивший в свое распоряжение республиканскую армию, воодушевленную борьбой, как ей еще казалось, за укрепление завоеванной свободы. Суворову же приходилось иметь дело с феодально-крепостнической армией, преодолевать огромные трудности при сосредоточении необходимых сил для последовательного разгрома противника по частям, развивать в своих войсках, скованных. феодально-крепостническими порядками, инициативу и решительность. Преодолев все эти трудности, Суворов показал в кампании 1794 года с конфедератами образцы подвижности, способность действовать массами с решительной целью разгрома живой силы противника и захвата его столицы.
Опыт войн и прежде всего боевая деятельность русской армии во второй половине XVIII века были обобщены А. В. Суворовым в его бессмертной ‘Науке побеждать’, в которой с предельной краткостью изложены основы суворовского военного искусства, обучения и воспитания войск. Этот документ решающим фактором войны признает человека с его индивидуальными способностями, специально вооруженного и подготовленного, главной задачей на войне — уничтожение живой силы противника, а главным средством ее решения — бой. Из двух основных форм ведения войны — наступления и обороны — Суворов отдавал предпочтение наступлению. Но эти положения не превращались у него в шаблон, в соответствующей стратегической или тактической обстановке он допускал не только оборону, но и отступление.
Суворов требовал сосредоточения сил и средств на решающем направлении и в решающий момент. Это требование Суворова находилось в резком противоречии с господствовавшими в XVIII веке кордонной стратегией и линейной тактикой, приводившими к рассредоточению сил на театре военных действий, равномерному их распределению на поле сражения. Своеобразно и для своего времени правильно Суворов решал вопрос о соотношении маневра и боя, огня и штыка. Если на Западе, а официальными кругами и в России главным средством достижения победы считался маневр, а в бою — огонь, то Суворов на первое место ставил бой, а в бою — штык. Но и это не было у него шаблоном. Суворов придавал большое значение и маневру, и огню, особенно прицельному. Он настойчиво добивался увеличения отпуска пороха и свинца для стрелковой подготовки, ввел учебную стрельбу по мишеням, увеличил количество носимых и возимых запасов выстрелов в боевых частях. В боевой практике Суворова, в его наставлениях огневые средства впервые получили отчетливое тактическое назначение: подготовить решающий акт боя — штыковую атаку, штурм.
Новым для военного искусства в XVIII веке было требование Суворова преследовать разбитого противника, что до Суворова практиковалось крайне редко. До Итальянского похода Бонапарта преследование разбитого противника не было еще системой и во французской республиканской армии, да и в этом походе Бонапарт преследовал ощупью, нерешительно. В русской армии сторонниками решительного преследования выступали П. А. Румянцев и ряд других передовых военных деятелей. Но только в боевой деятельности Суворова преследование было превращено в систему, а в его наставлениях, приказах и письмах получило теоретическое обобщение.
Решительные наступательные действия, выдвинутые Суворовым на первое место, и применение гибких и разнообразных боевых порядков предъявляли к войскам, их подготовке более высокие требования, чем господствовавшая на Западе система кордонной стратегии и линейной тактики. Отдавая преимущество новой системе, Энгельс писал: ‘…если новая система требовала меньшей муштровки и парадной точности, то она делала необходимыми большую быстроту, большее напряжение сил, большую сообразительность от каждого, начиная с главнокомандующего и кончая рядовым…’ {К. Маркс я Ф. Энгельс, Соч., т. XI, ч. II, стр. 400.}.
В практической деятельности Суворова и в его теоретических работах вопросы обучения и воспитания войск занимают очень большое место. ‘Полковое учреждение’, а потом и ‘Наука побеждать’ посвящены главным образом вопросам обучения и воспитания. Даже на поле боя, в перерывах между сражениями, Суворов занимался вопросами: чему и как учить.
До Суворова боевая подготовка войск ограничивалась строевыми занятиями. Внося новое в систему обучения войск, Суворов больше всего внимания уделяет тактической подготовке войск на различной местности, в различной обстановке, с условным или обозначенным противником, двухсторонним учениям на местности и т. п. Но и у Суворова новое часто переплетается со старым. Так, например, в ‘Полковом учреждении’ Суворов уделяет еще много внимания солдатским косам пудре, пряжкам, ремешкам, плацпарадной науке. И только в дальнейшем, с накоплением опыта, он все решительнее изгоняет плацпарадную подготовку
В ‘Науке побеждать’ Суворов пошел еще дальше в приближении подготовки войск к требованиям боя. В мирное время на тактических занятиях, Суворов вырабатывал в войсках глазомер, способность быстро и правильно решать, ‘как в лагере стать, как маршировать, где атаковать, гнать, бить’, — навыки, которые были необходимы в бою.
Самодержавие широко использовало талант и авторитет Суворова в интересах своей внутренней и внешней политики. Но в то же время официальные круги царской России враждебно относились к суворовскому военному искусству, объективно, подрывавшему феодально-крепостнические порядки, основанные на полном бесправии народных масс, их механическом послушании и исключавшие какую-либо инициативу и самостоятельность.
С восшествием на престол Павла I реакция значительно усилилась, одновременно усилилось преклонение перед прусской военной системой и ее носителями, а вместе с тем и враждебное отношение не только к суворовскому военному искусству, но и к самому Суворову, который волею царя изгоняется из армии. Находясь в ссылке, прославленный фельдмаршал продолжает зорко следить за событиями в Европе и, считая, видимо, неизбежным столкновение России с буржуазно-республиканской Францией, обдумывает наиболее действенные методы ведения предстоящей войны. Об этом свидетельствуют продиктованные им 5 сентября 1798 г. в с. Кончанском следующие правила, которых, по мнению Суворова, необходимо придерживаться при боевых столкновениях с французской армией:
1. Ничего, кроме наступления.
2. Быстрота в походе, стремительность в атаках, холодное оружие.
3. Не нужно методизма — хороший глазомер.
4. Полная власть главнокомандующему.
5. Неприятеля атаковать и бить в поле.
6. В осадах времени не терять. Всего лучше открытый штурм — тут меньше потерь.
7. Никогда не разделять сил для охранения разных пунктов. Если неприятель нас обошел, тем лучше: он сам идет на поражение.
В заключение этих кратко изложенных основных правил ведения войны, являвшихся плодом долгих размышлений над военно-историческим опытом и современной военно-политической обстановкой, Суворов, учитывая огромное значение для Франции Парижа, советовал не терять время на бесплодные маневры, на всякого рода военные хитрости, годные лишь ‘для бедных академиков’, а наступать к столице противника, являвшейся его жизненно важным и организующим центром.
Предвидение Суворова оправдалось. Феодально-крепостническая Россия присоединилась ко второй коалиции против буржуазно-республиканской Франции. По своему характеру это была война несправедливая, реакционная со стороны феодально-крепостнических держав Европы, стремившихся к свержению власти буржуазно-республиканского правительства и восстановлению во Франции монархии. Кроме того, один из противников Франции — Австрия рассчитывала снова захватить северную часть Италии и восстановить там свое господство.
Буржуазно-республиканская Франция, одержавшая до этого ряд крупных побед, заслуженно считалась сильнейшим государством Западной Европы. И хотя контрреволюционные перевороты ослабили ее, тем не менее она оставалась грозным противником. Война только подтвердила это. Военные действия коалиции шли первое время явно неудачно. Не надеясь на свои силы, английское и австрийское правительства обратились к Павлу I с просьбой ускорить появление русской армии на театре военных действий, а главное — назначить фельдмаршала Суворова главнокомандующим союзной армией в Италии.
При всей ненависти к Суворову Павел I не мог найти Другого достойного кандидата. Суворов был возвращен из ссылки и назначен главнокомандующим русской армией. Одновременно австрийский император назначил Суворова главнокомандующим австрийской армией.
Командование коалиционной армией, особенно в обстановке, когда ее участники стремились к различным политическим целям, имели различные военные системы, было чрезвычайно сложным делом. К тому же театр военных действий считался одним из наиболее трудных и сложных.
Австрийский император Франц I, формально предоставивший фельдмаршалу Суворову полномочия главнокомандующего, грубо и настойчиво вмешивался в его деятельность. Так, в наставлении, врученном Суворову три его отбытии в действующую армию, Франц I требовал, чтобы главнокомандующий предварительно сообщал ему о предполагаемых действиях. По этому поводу вице-президент гофкригсрата (придворного военного совета), граф Тилен, писал 11 июня 1799 г. ген. Меласу: ‘Всякое предприятие господина фельдмаршала Суворова, имеющее важное значение, должно быть сперва сообщено его величеству и для исполнения оного должно выждать высочайшего разрешения’.
Чтобы ограничить главнокомандующего в действиях, Франц I, под предлогом освобождения его от ‘мелочных’ вопросов, снабжение армии поручил ген. Меласу. В результате Суворов, лишенный возможности единолично решать вопросы снабжения, оказывался зачастую в чрезвычайно трудных условиях.
Снабжение союзной армии в Италии вообще было поставлено неудовлетворительно. И это не случайно, ибо именно таким путем было удобнее всего срывать неугодные австрийскому двору планы Суворова. Когда Суворов решил наступать на Геную через Бекетский проход, ген. Мелас усмотрел в этом намерение России захватить порт на Средиземном море, и донес об этом в Вену. Сорвав заготовку продовольствия, фуража и перевязочных материалов, австрийцы сорвали намеченное наступление. ‘Весьма возможно, — признавался позднее Тилен, — что из Вены с усердием медлили отпуском денежных средств, дабы этим задержать дело’.
Двойственная политика Франца I и австрийского правительства в отношении Суворова, а также отдача распоряжений гоф-кригсратом австрийским генералам, минуя Суворова, приводили к постоянным нарушениям и прямым невыполнениям приказов главнокомандующего. Все это крайне осложняло положение Суворова. Однако великий полководец оказался сильнее всех своих недоброжелателей и добился решительных побед. Всего шесть недель потребовалось ему для того, чтобы освободить от противника Северную Италию.
Итальянский и швейцарские походы Суворова, проделанные в исключительно трудных условиях, обогатили русское национальное и мировое военное искусство новыми формами и методами войны. В первом же крупном сражении на р. Адда в Италии Суворов показал блестящий образец форсирования реки, заблаговременно подготовленной противником к обороне. Еще более выдающимся является сражение на р. Треббия. В этом сражении впервые в истории военного искусства совершенно отчетливо проявились основные элементы встречного боя. Не меньший интерес представляет и сражение у Нови.
Значение Швейцарского похода Суворова 1799 г. невозможно переоценить. До этого похода считалось, что вести войну в условиях высокогорного театра невозможно. Так считал и Бонапарт, направляя для действий в горах в 1796—1797 гг. только небольшие отряды. Суворов же доказал, что войну можно вести в самом труднодоступном горном районе, только для этого надо иметь хорошо подготовленные войска, обладающие высокими морально-боевыми качествами. Наполеон I даже после Швейцарского похода Суворова не решился на ведение в высокогорных районах боевых действий главными силами.
Суворов сделал все для того, чтобы уничтожить противника, занимавшего Швейцарию. Однако по вине австрийцев, не подготовивших ни продовольствие, ни вьючный транспорт у Белинцоны, что они обязаны были сделать, Суворов начал Швейцарский поход на пять дней позже намеченного им срока. Эта задержка оказалась решающей. Противник, воспользовавшись задержкой Суворова, нанес поражение Римскому-Корсакову, а затем и Готце. После этого 20-тысячный отряд Суворова оказался окруженным в Мутенской долине 85-тысячной армией Массена, захватившей все сколько-нибудь удобные для движения горные тропинки. Но Суворов не признал себя побежденным. Потеряв немногим больше, чем его противник, Суворов вышел из окружения, одержав блестящую победу не только над более сильным врагом, но и над самой природой. Чрезвычайно важно отметить, что даже во время отступления войска Суворова сохранили 1500 пленных французов. Граф Растопчин, узнав о подробностях отступления русской армии из Швейцарии, писал Суворову в конце октября, что не только в Петербурге, но и ‘в Вене ваше последнее чудесное дело удостаивают названием une belle retraite (прекрасное отступление), если бы они умели так ретироваться, то бы давно завоевали всю вселенную’ {А. Петрушевский, Генералиссимус князь Суворов, т. III, стр. 283.}.
Величие подвига войск и полководца в Швейцарском походе настолько было очевидно, что Павел I, при всей его враждебности к Суворову и суворовскому военному искусству, вынужден был произвести фельдмаршала Суворова в генералиссимусы.
Публикуемые документы отражают многообразную военную и боевую деятельность А. В. Суворова, продолжавшуюся более пятидесяти лет, однако предлагаемая читателю публикация хотя и является наиболее полной из всех известных до настоящего времени публикаций, не исчерпывает необходимые для изучения материалы. Дальнейшая работа по выявлению суворовской документации поможет восполнить те пробелы, которые еще имеются в освещении жизни и деятельности нашего великого предка.
Первый том содержит важнейшие документы, отражающие военно-административную, командную и боевую деятельность А. В. Суворова с 1760 по 1774 гг. За это время будущий генералиссимус принимал участие в трех войнах: Семилетней (в боевых частях с марта 1760 г. и до конца войны), в войне с польскими конфедератами (с осени 1768 по 1771 гг.), и в русско-турецкой войне (с 1772 г. и до конца войны).
Помещенные в начале тома документы содержат материал о военной и боевой деятельности Суворова с момента зачисления его в лейб-гвардии Семеновский полк (23 октября 1742 г.) до смерти (6 мая 1800 г.). Такими документами являются: формулярный список, составленный сотрудниками архива на основании формулярных списков А. В. Суворова за различные годы (с 1763 по 1794) и других архивных документов, и автобиография генералиссимуса, написанная им самим в октябре 1790 г. Эта автобиография представляет собою чрезвычайно яркий документ эпохи и содержит ряд интереснейших подробностей, особенно из боевой деятельности А. В. Суворова в период Семилетней войны, слабо освещенной в других источниках. Однако нужно иметь в виду, что как автобиография, так и другие суворовские документы не всегда точно отражают исторические события, ибо на их содержании не могла не отразиться классовая ограниченность дворянско-помещичьего класса, к которому принадлежал А. В. Суворов, а также его субъективные настроения.
Полностью должна быть отвергнута сообщаемая в автобиографии версия об иностранном происхождении предков генералиссимуса. В своей автобиографии Суворов допускает также некоторые неточности в освещении боевых событий, в которых он участвовал. Так, например, потеря г. Кракова в начале 1772 г., события под Очаковом и у Козлуджи представлены в автобиографии так, что недостатки руководства русскими войсками оказываются завуалированными. Поэтому при изучении этого документа нужно сличать его с другими документами, публикуемыми в настоящем томе.
Уже во время Семилетней войны Суворов выделялся среди офицеров того времени своей любовью к военному делу и всесторонними и глубокими знаниями. Однако сравнительно несложные военно-административные, штабные и строевые обязанности, которые выполнял Суворов в период этой войны, ограничивали его творческие возможности, мешали расцвету его военного таланта. Публикуемые документы, подписанные А. В. Суворовым, относятся к числу распоряжений по административным и хозяйственным вопросам, отдававшихся от имени командующего армией. Особый интерес представляют выписки из журнала военных действий и донесения непосредственных начальников Суворова, в которых будущий генералиссимус характеризуется как храбрый боевой офицер.
Семилетняя война дала русской армии богатейший боевой опыт. Заимствуя из этого опыта самое передовое, Суворов, будучи командиром Суздальского полка, создал документ, известный под названием ‘Полкового (Суздальского) учреждения’ и дающий возможность проследить, как складывалась его военно-педагогическая система, обеспечившая появление суворовских чудо-богатырей. ‘Полковое учреждение’ поможет разоблачить созданную дворянской и буржуазной историографией легенду о том, что Суворову сопутствовало счастье, что победы одерживались им благодаря стихийно складывавшимся благоприятным для него случайностям. Этот документ является ярким свидетельством того, что Суворов более чем кто-либо из его современников заблаговременно и тщательно готовился к войне, и основы блестящих побед Суворова, прославивших русскую армию в войнах с Турцией и Францией, закладывались уже на учебных полях в районе Новой Ладоги. ‘Не подлежит мыслить, — писал А. В. Суворов в ‘Полковом учреждении’, — что слепая храбрость дает над неприятелем победу, но единственно смешанное с оною военное искусство. Полученное знание не токмо содержать в незабвенной памяти, но к тому ежедневными опытами нечто присовокуплять’ (стр. 151).
Тогда же Суворовым было сформулировано требование учить войска тому, что потребуется на войне, вырабатывать в них смелость, решительность и инициативу. ‘Полковое учреждение’ требовало так обучать подчиненных, чтобы рота была ‘не токмо готова всякой час на смотр, кто бы ни спросил, но и на сражения со всяким неприятелем. Всякой при всяком случае будет бодр, мужествен и на себя надежен’ (стр. 151).
Суворов делал все возможное в тех условиях, чтобы освободить солдата от того, что мешало его боевой подготовке. Одновременно он боролся против насаждения шаблонных действий и их спутника — муштры. Однако условия феодально-крепостнической армии, являвшейся опорой абсолютистского строя, ограничивали творческие возможности Суворова.
Суздальский полк резко отличался от других полков того времени. Суворов установил в полку четкую систему обучения и воспитания и упорно добивался точного соблюдения ее всем офицерским и унтер-офицерским составом. В соответствии с этой системой подготовка новобранцев начиналась с усвоения ими простейших приемов обращения с оружием и снаряжением, постепенно круг обязанностей обучаемых расширялся, и изучаемые ими приемы усложнялись, одиночная подготовка сменялась обучением к действию в составе капральства, роты и т. д. Строжайше запрещалось наказывать обучаемых за ошибки, которые они допускали на занятиях, а также за медленное усвоение изучаемого. Требуя сознательного усвоения дисциплин, офицеры должны были терпеливо разъяснять подчиненным, для чего изучаются те или иные обязанности или приемы. Обучение должно было быть наглядным, причем ‘в начале господам обер-офицерам должно оную (экзерцицию) весьма знать и уметь показать’ (стр. 86).
Вторым, более важным этапом в деятельности Суворова и развитии им военного искусства является война с польскими конфедератами в 1768—1772 гг. Благодаря более высокому служебному положению во время этой войны, Суворов мог в несравненно более широких масштабах проявлять инициативу, свободнее проверять на практике выработанные им самим новые принципы военного искусства.
Публикуемые документы помогают поняхь и оценить роль Суворова в выработке эффективных средств и методов военных действий в своеобразной обстановке, сложившейся во время войны с конфедератами. Так новые, специфические условия деятельности способствовали рождению новых форм военного искусства. Документы, относящиеся к этой войне и впервые публи-куемые с такой полнотой, дают право утверждать, что первый польский поход Суворова оказал большее влияние на развитие русского национального военного искусства, чем это принято было считать до сих пор.
Переходя к характеристике документов, отражающих боевую деятельность Суворова в войне с польскими конфедератами, следует кратко остановиться на характере этой войны. Реакционная политика польских помещиков, непомерная крепостническая эксплоатация, жестокий национальный гнет в районах, населенных украинцами и белоруссами, привели к ослаблению Польского государства, превратили его в орудие внешней политики крупных европейских держав.
Соседи Польши — Австрия, Пруссия и Россия использовали ее слабость в интересах своей захватнической политики, причем русский царизм маскировал свои захватнические планы, разговорами об освобождении украинского и белорусского народов, воссоединении их в границах русского государства. Следует также иметь в виду, что колониальная политика польских панов на восточной окраине Польши, угнетение украинского и белорусского населения облегчали дворянскому правительству России маскировку этих захватнических целей. А союз польской шляхты (так называемой Барской конфедерации) с Турцией и их совместное выступление против России расширили религиозно-политическую базу для идеологической обработки русских войск, направляемых в Польшу.
Войну Польши с Россией возглавила Барская конфедерация, являвшаяся объединением польской шляхты, поставившей своей целью борьбу за освобождение от русской опеки. Но, будучи сторонниками реакционной внутренней политики, конфедераты не имели поддержки в народных массах, без чего их борьба была обречена на неудачу. Крестьянская масса и городская беднота не только не поддерживали Барскую конфедерацию, но иногда оказывали даже содействие русским частям. Тем не менее польские конфедераты были серьезным противником. Польская шляхта, хорошо знакомая с местностью, действуя методами партизанской борьбы, представляла серьезную силу. Кроме того, конфедератов открыто поддерживали Турция, Франция и папа Римский. Наконец, Австрия и Пруссия, в целях ослабления России, тайно помогали конфедератам.
Пользуясь поддержкой явных и тайных союзников, а также неумением русских генералов вести борьбу с партизанами, польские конфедераты, руководимые опытным французским генералом Дюмурье, изматывали распыленные силы русских войск, нанося им поражение за поражением. В этой обстановке в Польшу прибыл со своим отрядом бригадир Суворов. Разобравшись в новой обстановке, Суворов пришел к выводу о необходимости быстрых и решительных действий и предоставления подчиненным инициативы.
Пользуясь в первое время уже известными приемами борьбы, заключавшимися в преследовании отдельных партизанских отрядов, Суворов вносит в это дело много изобретательности и инициативы, что имело чрезвычайно важное значение. Но инициатива Суворова встретила решительное сопротивление его непосредственного начальника ген. Веймарна, являвшегося убежденным сторонником прусской военной ‘школы’. Не считаясь с обстановкой, Веймарн пытался детально регламентировать деятельность своих подчиненных, не допуская малейшего отклонения от намеченного им плана. На этой почве у Суворова неоднократно происходили резкие стычки с Веймарном. Наиболее яркое отражение эти отношения нашли в рапорте А. В. Суворова от 18 октября 1771 г. (док. No 330).
Новым в суворовской системе борьбы с польскими конфедератами было резко выраженное стремление установить дружественные отношения с местным населением, причем не только на территории, заселенной украинцами и белоруссами, но и в коренных польских районах. Это делалось для того, чтобы при поддержке населения разгромить вооруженные силы конфедератов, без чего поставленная задача не могла считаться выполненной полностью.
Публикуемые документы раскрывают яркую картину поисков Суворовым новых, более совершенных средств и форм борьбы с своеобразным противником, который, в зависимости от обстановки, обладал способностью то как бы растворяться, исчезать, то так же внезапно появляться вновь.
Русские войска, уступая противнику в подвижности и в знании местности, превосходили его в организованности, дисципли-рованности, военной выучке. Чтобы использовать эти преимущества и свести к минимуму всякого рода случайности, Суворов прибегает к комбинации действий постоянных гарнизонов и подвижных отрядов. В письме к Веймарну от 26 сентября 1769 г. он советует удерживать важнейшие пункты, которые должны играть роль базы, убежища в случае неудач и места отдыха для подвижных отрядов. Эта бесспорно более совершенная форма борьбы в дальнейших письмах и рапортах Суворова (от 12 ноября 1769 г., от 26 февраля 1770 г. и др.) получает исчерпывающую разработку.
К такому выводу Суворов пришел в результате изучения характера войны. Обнаружив зависимость партизанских отрядов конфедератов от населения определенных районов, он решил, что захват этих районов и закрепление в них скорее может привести к цели, чем бесконечное и чаще всего бесцельное преследование противника. Слепо придерживаясь шаблонных принципов борьбы, Веймарн не в состоянии был охватить обстановку в целом. Видя только преимущества русских войск в боевой технике и организованности, он во всех случаях требовал от подчиненных наступления и только наступления. Суворов же, учитывая обстановку, понимал, что формы борьбы должны быть более гибкими и разнообразными, и предложил сочетать оборону важнейших пунктов с наступательными действиями против конфедератов. В письме 18 февраля 1770 г. из Люблина Суворов писал: ‘ежели же разбивать, то надобно и землю сохранять, последнее мудренее, а без того не окончательно’ (стр. 218).
Опыт борьбы Суворова с польскими конфедератами, изложенный в его рапортах и письмах, оказывал влияние на организацию ведения войны в целом. Так, например, бесспорно под влиянием советов Суворова русское главное командование в Польше приняло 27 февраля 1770 г. решение разделить польский театр военных действий на ряд участков, возложив на начальников этих участков обязанности: 1) оборонять важнейшие районы, имеющие большое стратегическое или экономическое значение и могущие служить базой для отрядов противника, 2) уничтожать подвижными отрядами отдельные группы противника, вторгающиеся на участки этих отрядов. Это распоряжение полностью отвечало обстановке и задачам, которые решали русские войска в Польше, и оказало большое влияние на дальнейший ход войны.
Разработку этой формы борьбы Д. Ф. Масловский приписывает Веймарну. В действительности же это является заслугой Суворова, показавшего классические образцы сочетания упорной обороны важнейших районов с решительными наступательными действиями подвижных отрядов. Так, получив для обороны Люблинский участок, Суворов занял важнейшие в стратегическом и хозяйственном отношении пункты и подготовил все необходимое для действия своих подвижных отрядов по основным направлениям: Люблин — Краков, Люблин — долина р. Пилица, Люблин—Брест, Люблин—Пинск, Люблин—верховье Зап. Буга.
Много внимания уделял Суворов и вопросам разведки. Комбинируя агентурную и войсковую разведку, занимая базисные и наблюдательные посты, он зорко следил за всем происходящим на его участке. Большие и малые отряды противника, попадавшие на Люблинский участок, редко выходили оттуда без крупных потерь. Партизанский отряд конфедерата Шюца, численностью в 800 человек, пытался пройти из юго-западной Польши в Литву через Люблинский участок, но был здесь разгромлен. В то же время отряду Косаговского легко удалось пройти через участок кн. Чарторижского, имевшего не меньше войск, чем Суворов.
В XVIII веке шаблонная линейная тактика, господствовавшая в западноевропейских армиях, усиленно насаждалась и в русской армии ее реакционными военными деятелями. Суворов решительно ломал эти застаревшие формы и с присущим ему чувством нового двигал вперед военное искусство. В отличие 6т западноевропейских военных деятелей, не придававших большого значения обстановке, Суворов, зорко наблюдая за всем происходящим, учитывая малейшие изменения, изменял места расположения не только главного гарнизона и штаб-квартиры, но и второстепенных гарнизонов, а также, если это было необходимо, добивался через своего вышестоящего начальника перегруппировки или передвижения гарнизонов соседних участков.
В отличие от своих современников, представлявших связь и взаимодействие в виде только локтевого примыкания, Суворов вводит в военный обиход новые формы связи. Весьма важным и новым для военного искусства того времени было требование Суворова к своим подчиненным и просьба к начальникам соседних участков добиваться постоянной связи и взаимодействия. Наиболее четкое выражение эта мысль нашла в рапорте Суворова от 1 мая 1770 г. на имя ген. Веймарна. ‘Коцкой пост хотя будет попрежнему на главной пост сюда рапортовать и от него зависеть, — писал А. В. Суворов в этом рапорте, — но по притчине, что сей пост вкупе с Бяльским равное примечание к Седлицу как для производства операциев в ту сторону иметь должен, так и в равном расстоянии от Седлица состоять сверх того в чрезвычайности Коцкой пост Бяльскому разервом служить может’ (стр. 246—247).
Несмотря на совершенствование методов ведения войны с конфедератами, результаты оказывались далеко неудовлетворительными, и Суворов еще в конце октября 1770 г. советует Веймарну принять более решительные меры к изоляции конфедератских отрядов от населения, чтобы лишить их источников снабжения. В дальнейшем он не раз возвращается к этой мысли.
В середине следующего года, выяснив предварительно значение для конфедератов доходов от соляных копей в местечках Величка и Бохны, Суворов предлагает Веймарну занять эти пункты крупными гарнизонами, ‘и будет им недостаток субсистенции, а пехотишка их между тем исчезнет’ (стр. 399). Эту же мысль Суворов высказал в письме к полк. Древицу, подчеркнув, что ‘первое искусство начальника состоит, чтобы у сопротивных отнимать субсистенцию’ (стр. 411). Это очень важное теоретическое положение Суворов повторяет в ряде документов.
Предложения Суворова подорвать самые корни, питавшие вооруженные силы противника, имели чрезвычайно большое значение, однако в первое время высшее начальство к ним не прислушивалось. Собственно, исключительную важность предложений Суворова не поняли не только его современники, но и буржуазные историки более позднего времени. Так, например. Д. Ф. Масловский, описавший многие второстепенные предложения Суворова, не отметил это важнейшее его предложение бороться с противником посредством лишения его источника доходов.
Убедившись в правильности своих предложений о новых формах борьбы, Суворов настойчиво добивается внедрения их в боевую практику. ‘Основательные правила есть то, — писал Суворов одному из командиров частей полк. Герздорфу, — что мы не столько к поражению просто мятежников, что есть только пустое партизанство, но для успокоения земли’ (стр. 429).
Добиваясь более широкого использования политических и экономических средств борьбы с конфедератами, Суворов отнюдь не ослаблял внимания к старым, чисто военным средствам. Но и в их использовании он не ограничивался привычными формами и методами. Помещаемые в томе документы служат ярким свидетельством того, что 1771 год был годом интенсивных исканий более действенных форм борьбы с конфедератами, совершенствования боевой подготовки и воспитания войск.
Опыт первых двух лет войны с польскими конфедератами показал, что чрезмерная осторожность и медлительность действий часто приводили к неудаче при самых благоприятных условиях. И Суворов требовал от своих подчиненных умения сочетать осторожность и предусмотрительность с решительностью и отвагой (см. письмо А. В. Суворова к ротмистру И. Вагнеру от 25 февраля 1771 г.).
В целях воспитания своих войск Суворов издает ряд приказов, пишет много писем, в которых разъясняет, какой вред приносят делу донесения, преувеличивающие силы противника.
Борьба с Конфедератами затруднялась не только вследствие излишней осторожности, но и в результате чрезмерного увлечения огневым боем. Пока шла перестрелка, противник выяснял обстановку и, если она оказывалась для него невыгодной, покидал поле боя. Чтобы лишить противника этой возможности, Суворов требовал шире использовать холодное оружие пехоты и конницы. Наиболее полно эти мысли выражены в его июньском приказе об обучении войск и о тактике действий против конфедератов. ‘Сии обучении производят паче по военному обращению здешних мятежей, — говорится в этом приказе, — в коем по многократным опытам явно есть что возмутители, кроме стычек и шармицелеи, в чем они довольно сами искустно не выдерживают, чего ради по их легким разбегам и пушечная стрельба мало действие имеет. Тем меньше ружейная, кои только от егерей, действующих самими цело, производимо быть может. Мало до того, из мушкетера дойти может, но лучше и тем бы, как и гранодерам, елико возможно и постижимо ломать возмутителей штыками’ (стр. 270).
Для успеха штыковой атаки требовался более глубокий, чем линейный и сомкнутый боевой порядок. Колонны в сочетании с рассыпным строем применялись в борьбе с конфедератами, по всей видимости, довольно часто, хотя прямых указаний на это имеется немного. Однако и имеющихся упоминаний вполне достаточно, чтобы говорить о новом этапе в развитии тактики колонн в сочетании с рассыпным строем.
Уничтожить партизанский отряд в бою или хотя бы нанести ему серьезное поражение крайне трудно, если только командир этого отряда не допустит крупных ошибок. Высокая подвижность почти всегда позволяет партизанскому отряду выйти из боя. Поэтому преследование, самое решительное и неотступное, имеет в этом случае особенно важное значение. Однако и в этом случае местный партизанский отряд имеет крупные преимущества благодаря знанию местности, которые дают ему возможность оторваться от преследующих. Чтобы лишить партизанский отряд и этих преимуществ, преследование, по мнению Суворова, должно вестись быстро, решительно и неотступно. Именно такого преследования и требовал Суворов в своих указаниях о ведении войны с конфедератами.
Регулярная армия может превзойти партизанские отряды в подвижности только путем смены отряда, утомленного преследованием, свежим отрядом. В ряде донесений и писем Суворов советует применять такую систему преследования. Однако широкого применения она тогда не получила, так как несовершенные средства связи и неточные карты затрудняли организацию смены преследующего отряда свежим отрядом.
В письме к полк. И. А. Шаховскому от 1 марта 1771 г. Суворов дает важный совет офицерам избегать ношения яркой одежды, делавшей их заметными на местности и среди войск, но тогда из этого не было сделано надлежащего вывода (защитное обмундирование было введено более чем через сто лет). Значение этого письма заключается также в том, что в нем Суворов вскрывает причины неудач под Ландскроной. Еще больший интерес представляют мероприятия по устранению выявившихся недостатков. Уже 3 марта 1771 г. намечается обширная программа боевой подготовки войск, в которой Суворов на исторических примерах показывает необходимость обучения войск не только до войны, но и в ходе ее. Командир полка, по мнению Суворова, должен лично руководить боевой подготовкой, проверять ее. Когда командир полка устраняется от этого, то даже отлично обученный полк быстро утрачивает свои боевые качества, что и случилось с Суздальским полком, когда им командовал полк. Штакельберг.
Публикуемые документы свидетельствуют о большом внимании Суворова к сохранению тайны. И это внимание его не случайно, ибо сохранять военную тайну в тех условиях, в каких велась борьба с польскими конфедератами, было чрезвычайно трудно: среди населения было много платных и бесплатных агентов противника, широким каналом разглашения тайны был также генералитет и офицерский состав, общавшийся с польскими помещиками.
Труды Суворова по совершенствованию военного искусства, обучения и воспитания войск не пропали даром. Благодаря им удалось подготовить русские части к летней кампании 1771 г., которая была одной из наиболее трудных и напряженных за всю войну 1768—1772 гг. Генерал Дюмурье, руководивший войсками конфедератов, создал крупную полевую армию и, начав ранней весной наступательные действия, 18 апреля занял г. Краков. Такая комбинация полевой армии с многочисленными партизанскими отрядами представляла серьезную опасность. Но эта опасность была ликвидирована в зародыше. Руководимые Суворовым русские войска разбили под Ландскроной ядро полевой армии Барской конфедерации и окончательно вырвали инициативу у противника (док. No 263).
События под Ландскроной представляют большой интерес с точки зрения развития военного искусства, в частности, искусства управления войсками. Одна из причин поражения опытного французского генерала Дюмурье под Ландскроной заключалась, по мнению Суворова, в том, что он пытался применить сложную форму маневра, которую его плохо обученные и слабо сколоченные войска были не способны выполнить.
С ликвидацией полевой армии Барской конфедерации многочисленные партизанские отряды лишились опоры и оказались обреченными на неминуемое поражение. Теперь оставалось только помешать противнику воссоздать из разбежавшихся солдат и офицеров полевую армию, для чего нужно было лишить его источника доходов, которые необходимы были ему для найма новых войск и сбора старых. Между тем, как раз в это время полк. Древиц, возможно с согласия своего покровителя ген. Веймарна, отвел свои войска из соледобывающих, районов. Получив сведения об отходе Древица из Велички, Суворов обращается к своему начальнику со специальным рапортом, в котором пишет: ‘А как возмутители по всей Польше довольствовались более соляными грабежными деньгами, то когда здешние отнятие у них того, более месяца жалованья не получают, что у них производитца понедельно, то, следственно, кроме малых самых партиев, тож жалования довольного и в других местах брать не могут, тако сим наиглавнейшим их вправду искоренить можно’, (стр. 412).
Под влиянием советов Суворова добыча соли в Бохне и изготовление бочек для ее перевозки были прекращены, а имевшиеся запасы перевезены в Краков. В основном пункте добычи соли — в Величке — был снова поставлен сильный гарнизон. В результате Барская конфедерация лишилась весьма богатого источника доходов.
Однако продажа добываемой соли была у конфедератов не единственным источником доходов. В августе выяснилось, что значительным источником доходов для них является таможня в мест. Дукле, через которую шла торговля с Венгрией. Чтобы лишить противника и этого источника доходов, Суворов просит принять меры к закрытию таможни в Дукле, которая, по словам Суворова, ‘есть великою покормкою бунтовщицкой генеральности, по оной получают сии близко миллиона польских злотых’ (стр. 438). Суворов советует не только занять этот пункт, но и принять меры к недопущению создания таможен в других местах. На этот раз предложения Суворова были быстро выполнены.
Противник, лишившись соляных и таможенных доходов, все шире прибегал к обложению населения денежными налогами, причем сбор их буйной и распущенной польской шляхтой превращался в простой грабеж населения. В результате отношения между населением и Барской конфедерацией, никогда не носившие дружественного характера, еще более обострились. Движение, окончательно терявшее связь с народными массами, стремительно шло к поражению. Пытаясь исправить положение, верхи Барской конфедерации прибегли к последнему своему резерву — литовскому гетману Огинскому, занимавшему до этого позицию скрытого союзника конфедератов.
Русское командование знало, что Огинский готовит наступление, но все же выступление его было внезапным. Пользуясь малочисленностью и разбросанностью русских войск в Литве, Огинский первое время действовал довольно успешно. Задержка с открытием боевых действий против Огинского или медлительность и нерешительность русского командования грозили серьезными осложнениями, так как Огинский пытался усилить свои регулярные части партизанскими отрядами, стремясь, очевидно, возродить план генерала Дюмурье. Чтобы предотвратить эту опасность, Суворов, получив 1 сентября сведения о выступлении Огинского, немедленно начал боевые действия в полном соответствии с распоряжением, отданным в свое время Веймарном, требовавшим немедленного выступления против Огинского, как только поступят сведения о его открытом переходе на сторону Барской конфедерации. Суворов не знал, что в последний момент Веймарн изменил свой первоначальный план, поручив главную роль в разгроме Огинского полк. Древицу. И пока Веймарн и Древиц собирались действовать, Суворов нанес Огинскому ряд поражений, а потом и окончательно разгромил гетмана у мест. Столовичи. Эти действия против Огинского являются классическим образцом применения суворовского глазомера, быстроты и натиска.
Поражение Огинского окончательно подорвало силы конфедератов. Они еще оказались способными, пользуясь ослаблением бдительности со стороны русского гарнизона, занять 22 января Краковский замок, но это уже не могло повлиять на исход войны.
Отряд конфедератов, подкрепленный французскими офицерами и унтер-офицерами, оказался в Краковском замке на положении пленника. Однако Суворов, желая добиться победы с минимальными потерями, отказывается от штурма и блокирует замок, установив, как свидетельствуют публикуемые документы, наблюдение за расходованием осажденными боеприпасов, продовольствия и фуража. Чтобы ослабить моральный дух осажденного гарнизона, Суворов возвращает в замок пленных и дезертиров. Такая строго продуманная система целеустремленных мероприятий дала блестящие результаты. Несмотря на отборный состав отряда, занимавшего Краковский замок, 12 апреля 1772 г. он капитулировал.
Эта капитуляция в свою очередь оказала сильное влияние на упорствующих конфедератов, которые увидели, что война окончательно проиграна. Вскоре всякое организованное сопротивление конфедератов прекратилось.
Война с польскими конфедератами оказала большое влияние на развитие военного искусства не только в России, но и в других странах. Быстрота маршей во время этой войны, решительность действий, широкая инициатива, предоставляемая подчиненным, частые штыковые атаки в сомкнутых боевых порядках, роль в этих атаках прицельного огня егерей, неотступное преследование разбитого противника — все это важные элементы нового военного искусства, получившие развитие на западе только много лет спустя.
Всестороннее изучение военной деятельности Суворова в войне с польскими конфедератами по публикуемым документам поможет более правильно уяснить многие мысли великого полководца, в том числе и его бессмертную ‘Науку побеждать’.
Осенью 1772 г. Суворов был отозван из Польши, а весной следующего года мы видим его в действующей армии на Дунае.
Русско-турецкая война продолжалась уже четыре года. После блестящих побед фельдмаршала Румянцева в 1770 г. и крупных успехов русской армии в следующем году Турция согласилась заключить перемирие. Однако помощь, обещанная Англией, Францией, Австрией, Швецией и другими европейскими державами, удерживала Турцию от заключения мира на предложенных русским правительством условиях.
Суворов прибыл в действующую армию, когда война вступила в решающий этап. Внутреннее и внешнеполитическое положение воюющих стран было таким, что и Турция и Россия нуждались в скорейшем окончании войны.
Прибыв на Дунай, Суворов увидел, сколь резко отличается противник как от прусской, так и от польской армий, с которыми ему приходилось иметь дело до этого. Иными были на Дунайском театре военных действий и прочие условия. Несмотря на это, Суворов быстро ориентировался в новой обстановке. 6 мая он вступил в командование Негоештским отрядом и уже на следующий день доносил: ‘Упражняюсь в распоряжениях для операций на Туртукай. Еще сам не опознавал, а получил довольное сведение о положениях оного внутренных и околичных. Собственное ж мое опознание не замедлитца… Намерен, я в сию ночь выступить в поход без тягостей и приближитца вдоль Аргиса к редуту’ (стр. 608). Глазомер, быстрота и натиск, выработанные Суворовым в предшествующих двух войнах, широко применяются им и в русско-турецкой войне.
Поиск на Туртукай был одним из мероприятий фельдмаршала П. А. Румянцева по подготовке к форсированию Дуная. Посредством поиска на Туртукай предполагалось не только выяснить обстановку на правом берегу Дуная, но и отвлечь внимание противника от намеченного района форсирования реки главными силами. Отдавая себе отчет в важности порученного ему задания, Суворов готовился к поиску всесторонне и очень тщательно. Когда он увидел, что для форсирования реки у него мало пехоты, он настойчиво добивается пополнения своего отряда пехотой. Готовя к поиску вверенных ему людей, особенное внимание он уделяет развитию инициативы частных командиров. ‘Сия есть генеральная диспозиция атаки, — говорится в отданном Суворовым приказе. — А подробности зависят от обстоятельств, разума и искусства, храбрости и твердости господ командующих’ (стр. 613). Атаки противника Суворов требовал отбивать по обыкновению ‘наступательно’.
Хорошо подготовленный и решительно проведенный поиск на Туртукай блестяще удался. Турецкий отряд, оборонявший Туртукай и превосходивший по численности отряд Суворова, был разбит. Суворов захватил пленных, многочисленные трофеи. Задача была выполнена полностью, и Суворов, разрушив укрепления, благополучно переправился обратно на левый берег Дуная.
Этот поиск является крупной вехой в развитии военного искусства. Суворов на практике доказал, насколько важно предоставление в бою широкой инициативы подчиненным.
Поиск на Туртукай показал также, что методы управления войсками, выработанные Суворовым в Польше, имели далеко не местный характер. Они оказались вполне применимыми и в борьбе с регулярной турецкой армией.
Суворова часто изображают противником инженерного дела, всякой обороны. Это неверно. В Польше и на Дунае Суворов требовал, чтобы войска, располагаясь гарнизоном, укрепляли занимаемые пункты. После первого поиска на Туртукай Суворов отвел свои части в Негоешти, который собирался тщательно укрепить.
В мае форсирование Дуная не состоялось. По новому плану Румянцева оно намечалось в первой половине июня. Для отвлечения внимания противника от главной переправы, поиск на Туртукай решено было повторить. Указание об этом Суворов получил 5 июня и немедленно начал готовиться (док. No 533). Учитывая опыт первого поиска и неизбежное усложнение обстановки, так как и противник безусловно лучше подготовился к обороне Туртукая, Суворов потребовал усилить его отряд уже не только пехотой, но и артиллерией.
Второй поиск, назначенный в ночь на 8 июня, был также тщательно подготовлен, как и первый, однако Суворов, по состоянию здоровья, не мог им лично руководить, а заменивший его полк. Мещерский испугался трудностей и, опираясь на решение военного совета, отменил поиск. Но по выздоровлении Суворов все же в ночь на 17 июня провел поиск, хотя особой необходимости в поиске к этому времени уже не было, ибо главные силы русской армии находились на правом берегу Дуная, в районе Силистрии. Вследствие отдаленности Туртукая военные действия в районе этого пункта не могли повлиять на ход сражения под Силистрией.
Но этот поиск имел еще большее значение, чем первый, в развитии военного искусства, ибо Суворов предоставил подчиненным (см. док. No 545) более широкую инициативу, чем во время первого поиска.
Сопоставляя ряд документов, особенно диспозицию (док. No 545) и рапорт Суворова И. П. Салтыкову от 20 июня 1773 г. (док. No 550), мы видим, что Суворов во время поиска применил взводные колонны, построенные, очевидно, в несколько линий. Впереди и на флангах действовали егеря. Это был новый боевой порядок, принципиально отличавшийся от линейного, чего не замечали или просто не хотели замечать не только современники Суворова, но и более поздние военные историки, особенно иностранные.
Превосходство нового боевого порядка — колонн и рассыпного строя — по-настоящему не было тогда осознано даже передовыми русскими военными деятелями, пользовавшимися им. Вследствие стихийного применения колонн и рассыпного строя, новая форма боевого порядка часто уживалась со старыми формами. Так было не только у посредственных генералов, но и у Суворова,
Форсирование Дуная, как и предполагал Румянцев, ничего не дало русской армии. Обратный же отход армии на левый берег усложнил обстановку. Со слабыми силами предстояло теперь держать огромный фронт. Суворов, не будучи ориентирован высшим командованием в обстановке, правильно представлял ее себе. Изменившаяся стратегическая обстановка требовала перегруппировки сил, и Суворов, не ожидая указаний, принял ряд зависящих от него мер по надежному обеспечению Негоешти и других пунктов (док No 551, 553).
В первой половине июля Суворов получил в командование отряд, оборонявший Гирсово (док. No 578) и входивший в состав главных сил Румянцева. Гирсово было единственным пунктом, занятым русскими войсками на правом берегу Дуная, которому Румянцев придавал исключительно большое значение. В реляции Екатерине II от 8 августа он писал: ‘Сей важный пост поручил я теперь генерал-майору и кавалеру Суворову, ко всякому делу свою готовность и способность подтверждающему…’ (док. No 579).
Документы (с No 578 по No 582), освещающие действия Суворова по обороне Гирсово, представляют большой интерес, ибо позволяют опровергнуть утверждение, что Суворов не признавал никаких других форм военных действий, кроме наступления. Гирсово является классическим образцом суворовской обороны. Даже преследование разбитого под Гирсовом противника Суворов подчиняет главной задаче: обороне важного пункта. Вот почему преследование было ограничено таким расстоянием, при котором оно не оголяло оборону. Суворовская оборона резко отличалась от пассивной обороны, господствовавшей тогда во всех армиях. Боевой порядок Суворова под Гирсовом был построен с таким расчетом, чтобы иметь возможность контратаковать противника, как только он будет ослаблен или расстроен огнем.
Последняя группа документов освещает события у Козлуджи. Победа Суворова 9 июня 1774 г. у этого пункта окончательно сломила сопротивление противника и обеспечила заключение выгодного для России мира. Документы (NoNo 586—594) дают яркое представление о тех трудностях, которые пришлось преодолеть Суворову на пути к победе. Вначале они вызывались неопределенными отношениями с ген. Каменским, получившим ту же задачу, что и Суворов, а позже увеличились вследствие подчинения Суворова Каменскому на том основании, что последний был произведен в генерал-поручики на несколько месяцев раньше Суворова. Будучи приверженцем прусской военной системы, Каменский был неспособен к смелым и решительным действиям. Зная это и воспользовавшись тем, что первое распоряжение Румянцева прямо не подчиняло его Каменскому, Суворов решил действовать в соответствии с обстановкой — смело и решительно. В дальнейшем обстановка для Суворова осложнилась. Правда, Румянцев, рекомендуя во втором приказе (ордере) Суворову ‘по повелениям и учреждениям г. генерал-порутчика Каменского точно поступать тем образом, как долженствует генерал, один другому подчиненный’ (стр. 697), ничего не говорил об отмене своего первого приказа, в котором задачи Суворову и Каменскому ставились как независимым начальникам, подчиненным непосредственно главнокомандующему. Эту случайно или сознательно допущенную неопределенность Румянцева Суворов использовал для принятия самостоятельных решений.
Многие обстоятельства, предшествовавшие сражению у Козлуджи и сопутствовавшие этому сражению, до сих пор остаются невыясненными. Впоследствии Суворов писал в своей автобиографии, что он не может отвечать за донесение о сражении при Козлуджи (стр. 44). Другие официальные документы вызывают еще большие сомнения. В частности, запись в журнале военных действий 1-й армии и донесение Румянцева Екатерине II освещают события при Козлуджи не объективно. В них победа при Козлуджи приписывается Каменскому, в действительности она от начала до конца принадлежит Суворову и его войскам. Каменский и часть его войск появились на поле боя уже после того, как турки были разбиты. По вине Каменского и вследствие резкого расхождения между ним и Суворовым в дальнейших способах действий блестящая победа при Козлуджи не была завершена преследованием противника. Располагая свежими, не участвовавшими в бою войсками, Каменский на это не согласился.
Поражение при Козлуджи оказало на высшее командование турецкой армии такое сильное впечатление, что оно не в состоянии было даже думать о продолжении войны, считая ее для себя окончательно проигранной.
Обстановка, в которой складывались военные взгляды А. В. Суворова и протекала его военная и боевая деятельность, была крайне противоречивой. С одной стороны, она способствовала развитию природных дарований будущего генералиссимуса, с другой — сужала размах его военной и боевой деятельности, затрудняла применение в военной практике его передовых идей, ограничивала развитие взглядов великого полководца тесными рамками феодальной идеологии.
Однако, несмотря на все помехи и противоречия, Суворов играл крупную роль в войнах второй половины XVIII века и в развитии русского военного искусства. Если Петр I заложил основы русского национального военного искусства периода регулярной армии, а Румянцев обогатил его новыми формами, то Суворов развил и значительно двинул его вперед. Русское военное искусство во второй половине XVIII века было наиболее передовым.
Публикуемые в первом томе документы отражают начальный этап борьбы Суворова за передовое русское национальное военное искусство. В ходе этой борьбы мужал военный гений полководца, выкристаллизовывались драгоценные крупицы нового, более совершенного военного искусства. И хотя в практической и теоретической деятельности самого полководца в третьей четверти XVIII века эти элементы нового выступали еще далеко не в совершенной форме, тем не менее они послужили тем базисом, той национальной основой, на которой практически и теоретически разрабатывались новые принципы тактики, обучения и воспитания войск.
Зародыши нового военного искусства, его элементы мы находим в виде отдельных высказываний, в виде разрозненных фактов из практической военной и боевой деятельности, из отдельных правил, порожденных конкретной обстановкой и почти не связанных между собой. Одновременно I том содержит и такие документы, как ‘Полковое учреждение’, в котором сконцентрирован огромный опыт, накопленный русской армией в ходе Семилетней войны, и приказ 1774 г., подводивший итог шестилетнему боевому опыту самого Суворова в войне с польскими конфедератами и с Турцией.
Значение трудов Суворова станет для нас еще более ощутимым, если сказать, что феодально-крепостнический строй, абсолютистские государственные порядки, относительно низкий культурный уровень не только солдатских масс, но и офицерского состава, тактико-технические свойства оружия и материальных средств, которые использовались тогда в военном деле, создавали огромные затруднения на пути внедрения в военную практику элементов нового военного искусства, служению которому великий полководец посвятил всю свою жизнь.
Центральный государственный военно-исторический архив совместно с Военно-историческим сектором Института истории Академии наук СССР приступил к изданию сборников документов, освещающих полководческое искусство и военно-административную деятельность великого русского полководца Александра Васильевича Суворова.
Первый том содержит документы, отражающие деятельность А. В. Суворова в 1760—1774 гг.
Второй том состоит из документов, относящихся к периодам: командования А. В. Суворовым корпусами в Крыму и на Кубани в 1776—1779 гг., деятельности его в Астрахани в 1780—1781 гг., командования Кубанским корпусом в 1783—1784 гг. и участия в русско-турецкой войне в 1787—1791 гг.
Документы третьего тома освещают деятельность А. В. Суворова по укреплению русско-финляндской границы в 1791—1792 гг., строительству укреплений и командованию войсками на юге России в 1792—1794 гг. (Херсон) и в 1796—1797 гг. (Тульчин), а также участие его в польской кампании 1794—1795 гг.
Четвертый том посвящается Итальянскому и Швейцарскому походам А. В. Суворова в 1799 г. К этому последнему тому документов А. В. Суворова предполагается приложить полную библиографию литературы о Суворове и публикаций суворовских документов.
Цель настоящей публикации — сделать достоянием широкой советской общественности наиболее ценные материалы, отражающие пятидесятилетнюю военную деятельность великого русского полководца, суворовские методы обучения и воспитания войск.
Первый том охватывает ранний период военной деятельности А. В. Суворова — его первые шаги во время Семилетней войны, участие в войне с польскими конфедератами 1768—1772 гг. и в русско-турецкой войнь (1768—1774 гг.), в которой А. В. Суворов участвовал только в 1773—1774 гг. Большинство документов двух первых разделов публикуется впервые. Исключение составляют лишь документы, использованные в виде кратких выдержек в монографии А. Петрушевского. Документы, характеризующие деятельность Суворова в 1763—1768 гг. в Суздальском полку, не сохранились (архив Суздальского полка сгорел), за исключением обнаруженного в 1938 г. в Артиллерийском историческом музее Красной Армии в Ленинграде ‘Полкового (Суздальского) учреждения’, относящегося к 1764—1765 гг. и публикуемого в настоящем томе.
В сборнике документальных материалов ‘Генералиссимус Суворов’, изданном Госполитиздатом под редакцией проф. H. M. Коробкова в 1947 г., впервые была сделана попытка кратко отразить наиболее важные этапы полководческой и воспитательной деятельности А. В. Суворова, но, ввиду небольшого объема сборника, эту задачу полностью решить не удалось. Во всех же предшествующих, даже наиболее полных публикациях освещалась преимущественно лишь роль А. В. Суворова как полководца в отдельных войнах (Н. Ф. Дубровин ‘Присоединение Крыма к России’, тт. I и II, Д. Ф. Масловский ‘Кинбурн-Очаковская операция 1787—1788 гг.’, В. Алексеев ‘Письма и бумаги Суворова’, Д. А. Милютин ‘История войны 1799 года между Россией и Францией’, а также публикация проф. H. M. Коробкова ‘2-я польская кампания 1794 года’ в журнале ‘Красный архив’ No 4 за 1940 г.). Остальные публикации, особенно в периодических изданиях, носили случайный характер.
Первый том состоит из следующих документов: выдержек из журналов военных действий, донесений, рапортов и писем А. В. Суворова его начальникам о ходе военных действий, о состоянии вверенных ему войск, о расположении и численности войск противника, по строевым и хозяйственным вопросам, высказываний и замечаний А. В. Суворова относительно военных действий, его диспозиций, приказов войскам, ордеров подчиненным.
Большинство этих документов — подлинники (написаны писарями и подписаны А. В. Суворовым), часть — автографы (написаны полностью самим А. В. Суворовым), имеются также черновики и копии (современные подлинникам).
В сборник не включена имеющаяся обширная переписка А. В. Суворова по личному составу, за исключением таких представлений к наградам, в которых описаны подвиги отличившихся в боях. Не включены также в сборник и документы по мелким хозяйственным и другим вопросам.
Вне разделов сборника помещены: формулярный список А. В. Суворова, составленный в 1906 г. сотрудниками Московского отделения общего архива Главного штаба на основании документов и подлинных формулярных списков за отдельные периоды, а также автобиография А. В. Суворова, написанная в 1790 г.
В разделе ‘Семилетняя война’, за неимением документов А. В. Суворова, даны приказы, подписанные им как дежурным подполковником штаба В. В. Фермора, и выдержки из журналов военных действий, освещающие первые шаги военной деятельности полководца.
Почти все помещенные в первом томе документы хранятся в Центральном государственном военно-историческом архиве (ЦГВИА) в следующих фондах: Военно-ученого архива (ВУА), А. В. Суворова (ф. 43), Г. А. Потемкина (ф. 52), А. И. Бибикова (ф. 104) и И. И. Веймарна (ф. 119).
Некоторые документы взяты из следующих ленинградских хранилищ: Института литературы Академии наук СССР (ИЛИ — Пушкинский дом) — ф. кн. Голицына (No 80), Государственной публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина — фф. ‘Суворовский сборник’ и архив Шильдера, Центрального государственного архива военно-морского флота (ЦГАВМФ)— ф. Адмиралтейств-коллегий: Архива Ленинградского отделения Института истории Академии наук СССР (ЛОИИ) — ф. ‘Собрание Воронцовых’ и Черниговского Облгосархива УМВД — ф. кн. Голицына.
Внутри разделов и глав документы расположены в хронологическом порядке, заголовки даны составителями, за исключением приложений, у большинства которых сохранены заголовки подлинников, что оговорено в подстрочных примечаниях.
Даты даны по старому стилю.
В целях сокращения заголовков к документам, чины и должности лиц, неоднократно упоминаемых в сборнике, печатаются полностью только при первом упоминании этих лиц, в дальнейшем же указываются лишь их инициалы и фамилия.
В тех случаях, когда документ приводится не полностью, об этом сказано в заголовке, а опущенные в тексте места обозначены многоточием. Слова или части слов, внесенные в текст составителями, заключены в прямые скобки. Текст печатается по новой орфографии с сохранением специфических особенностей языка XVIII века, согласно оригиналам, пунктуация — современная.
Явные писарские ошибки исправлены, за исключением некоторых неудачных дешифровок, сделанных в канцелярии Веймарна, не поддающихся исправлениям из-за отсутствия ключей к шифрам.
Транскрипция имен и географических названий дана согласно подлинникам, несмотря на разночтения, которые оговорены в указателях, приложенных к сборнику.
В легендах документов указаны: название места хранения документа (сокращенное название архива), название или номер фонда, номер описи, дела и листов в деле, а также характер документа (автограф, подлинник, копия и т. д.). Здесь же делается ссылка на опубликование документа в других изданиях, если это имело место.
Краткое содержание ордеров И. И. Веймарна и приложений, о которых упоминается в тексте документов А. В. Суворова, не публикуемых в сборнике, дано в подстрочных примечаниях, с указанием на место их хранения. В том случае, если они хранятся в том же деле, где и основной документ, дается ссылка на листы дела.
К сборнику приложены: терминологический словарь, именной, географический и предметно-тематический указатели и перечень документов. В именном и географическом указателях имена и географические названия даны в транскрипции начала XX века, с указанием в скобках на все встречающиеся в тексте разночтения.
В терминологический словарь включены вышедшие из употребления или редко встречающиеся военные термины, выражения и слова. Встречающиеся в тексте польские слова, употреблявшиеся Суворовым случайно, разъяснены в подстрочных примечаниях.
Сборник составлен научным сотрудником Центрального государственного военно-исторического архива З. М. Новиковой. Предметно-тематический указатель составлен подполковником А. Н. Кочетковым. Работа проводилась под руководством начальника ЦГВИА СССР майора Н. П. Шляпникова.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
