Гектор Сервадак, Верн Жюль, Год: 1877 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 299 минут(ы)

Гекторъ Сервадакъ,

ПРИКЛЮЧЕНІЯ И ПУТЕШЕСТВІЕ ВЪ СОЛНЕЧНОМЪ МІР

Жюля Верна *).

*) Авторъ въ числ своихъ дйствующихъ лицъ выводитъ на сцену и русскихъ, но по совершенному незнанію русскаго общественнаго строя и соціальныхъ отношеній впадаетъ въ грубыя и весьма комичныя ошибки. Такъ капитанъ судна, ничего не знающій и не понимающій помщикъ, въ то время какъ въ дйствительности судномъ управляетъ лейтенантъ, бывшій его крпостной, воспитанный своимъ помщикомъ и называющій его не иначе какъ ‘батюшка’ и ‘ты’. Точно также и экипажъ состоитъ изъ сыновей или крпостныхъ или арендаторовъ. Вслдствіе этихъ несообразностей редакція, не прибавивъ ни слова отъ себя, измнила только характеръ взаимныхъ отношеній между русскими дйствующими лицами, чтобы несообразностью положеній не рзать слухъ русскаго читателя.

ГЛАВА I,
въ которой читатель познакомится съ капитаномъ Сервадакомъ и его ординарцемъ.

Въ эпоху, съ которой начинается нашъ разсказъ, въ город Мостаганем, въ Алжиріи, считалось пятнадцать тысячъ жителей, въ числ которыхъ было три тысячи французовъ. Мостаганемъ былъ еще тогда главнымъ городомъ Оранской провинціи и главнымъ мстопребываніемъ кавалерійскаго эскадрона. Въ немъ все еще продолжалась фабрикація различныхъ сортовъ сластей изъ тста, драгоцнныхъ тканей, красивыхъ плетеныхъ и сафьянныхъ вещей. Отсюда вывозили во Францію зерновой хлбъ, хлопокъ, шерсть, скотъ, смоквы и виноградъ. Но напрасно стаіи бы вы искать здсь слдовъ гавани, въ которой корабли могли бы стоять при неблагопріятныхъ западныхъ и сверо-западныхъ втрахъ. Въ описываемое нами время, Мостаганемъ имлъ хорошо защищенный портъ, дозволявшій ему утилизировать вс и богатыя произведенія Мины и нижняго Шелифа.

Въ этомъ-то безопасномъ пріют, два мсяца уже какъ развевался русскій флагъ на корабл Добрыня, который ршился перезимовать здсь.

На мостаганемскомъ берегу, въ восьми километрахъ отъ рки Шелифа, стояла одна изъ тхъ хижинъ, которыя называютъ здсь служившая временнымъ жилищемъ французскому офицеру, капитану Сервадаку, ему было поручено сдлать топографическую съемку въ здшнихъ окрестностяхъ. Мстность была уединенная. Все общество капитана ограничивалось его ординарцемъ Бенъ-Зуфомъ, но Гекторъ Сервадакъ не любилъ предаваться унынію.

Въ томъ году, къ которому относится нашъ разсказъ, въ его формулярномъ списк отъ военнаго министерства, стояло слдующее:

‘Сервадакъ (Гекторъ) родился 19 іюля 18… въ Сенъ Тригоди, въ кантон и округ Ленаръ, въ департаментъ Жиронды.

‘Состояніе: 1,200 франковъ ежегоднаго дохода.

‘Время службы: 14 лтъ, 3 мсяца, 5 дней.

‘Подробности службы и сраженій: въ сенъ-сирской школ 2 года, въ практической школ 2 года. Въ 87-мъ линейномъ полку 2 года, въ 3-мъ стрлковомъ полку 2 года. Въ Алжиріи 7 лтъ. Участвовалъ въ суданской и японской кампаніяхъ.

‘Положеніе: капитанъ генеральнаго штаба въ Мостаганемъ.

‘Ордена’, кавалеръ Почетнаго Легіона съ 13 марта 18…’.

Гектору Сервадаку было 30 лтъ. Онъ не имлъ родныхъ и почти не имлъ состоянія. Онъ былъ, какъ говорится, горячая голова, любилъ славу, обладалъ природнымъ, всегда находчивымъ умомъ, великодушнымъ сердцемъ и испытанною храбростью.— любимецъ Марса, которому перазъ приходилось трепетать за него, и не хвастливь для гасконскаго уроженца, котораго кормила грудью, въ теченіи двадцати мсяцевъ, здоровая медокская виноградарша,— настоящій потомокъ тхъ героевъ, которые процвтали во времена воинственныхъ подвиговъ. Таковъ былъ въ нравственномъ отношеніи капитанъ Сервадакъ, одинъ изъ тхъ избранниковъ, которыхъ природа какъ будто назначила къ чему-то необыкновенному и воспріемницами которыхъ отъ купели бываютъ фея приключеній и фея успха.

Что же касается до наружности, то Гекторъ Сервадакъ быль очень недуренъ собою: онъ былъ пяти футовъ шести дюймовъ ростомъ, стройный и граціозный, съ голубыми глазами и открытымъ взглядомъ, кончики усовъ его всегда были молодцовато закручены, черные волосы его вились отъ природы, словомъ, онъ былъ очень милый молодой человкъ и не слишкомъ занятъ собою.

Надо сознаться, что капитанъ Сервадакъ — онъ и самъ сознавался въ этомъ — не обладалъ особенно глубокою ученостью. Мы не спускаемъ волчковъ, говорятъ артиллерійскіе офицеры, разумя подъ этимъ, что они не любятъ отлынивать отъ дла. Но Гекторъ Сервадакъ не прочь былъ иногда полниться, такъ какъ кропалъ плохіе стихи и любилъ пофланировать. Впрочемъ, благодаря своей способности легко все усвоивать, онъ вышелъ изъ школы съ такимъ атестатомъ, что могъ поступить въ главный штабъ. Онъ хорошо рисовалъ и быль такой отличный наздникъ, что справлялся даже съ неукротимымъ скакуномъ сенъ-сирскаго манежа, знаменитымъ наслдникомъ дяди Тома. Въ его послужномъ списк стояло, что имя его не разъ упоминалось въ приказахъ и что онъ того вполн заслуживалъ. О немъ разсказывали слдующую черту.

Разъ какъ-то велъ онъ въ траншею отрядъ пхотныхъ стрлковъ. Въ одномъ мст, хребетъ эполемента осыпался отъ дйствія ядеръ, такъ что недостаточно прикрывалъ отрядъ отъ густой картечи. Солдаты поколебались. Капитанъ Сервадакъ взошелъ на эполементъ и легъ поперекъ бреши, которую закрылъ своимъ тломъ.

— Проходите теперь, сказалъ онъ.

И весь отрядъ прошелъ подъ градомъ пуль, изъ которыхъ ни одна не коснулась офицера главнаго штаба.

По выход изъ Практической школы, Гекторъ Сервадакъ состоялъ на служб въ Алжиріи. Въ ту эпоху, о которой мы говоримь ему были спеціально поручены топографическія работы на берегу, между Тенизомъ и устьемъ Шелифа. Гурби представлялъ плохое помщеніе, но капитанъ, какъ мы уже сказали, не любилъ унывать. Ему нравилась жизнь на открытомъ воздух и онъ пользовался всею свободою, какая только доступна офицеру, состоящему на служб. Онъ не особенно спшилъ съ порученною ему работою и часто прогуливался пшкомъ по песчаному берегу или раззжалъ верхомъ по хребтамъ окаймляющихъ его утесовъ.

Эта полунезависимая жизнь была ему по вкусу. Къ тому же раза два или три въ недлю, онъ здилъ по желзной дорог на вечера къ дивизіонному генералу и на балы къ алжирскому губернатору.

Мы уже сказали, что вмст съ Гекторомъ Сервадакомъ жилъ въ гурби его ординарецъ Бенъ-Зуфъ. Этотъ Бенъ-Зуфъ былъ преданъ душею и тломъ офицеру, котораго имлъ честь ‘чистить’. Еслибъ Бенъ-Зуфу предложили одно изъ двухъ: состоять ли адъютантомъ при алжирскомъ генералъ-губернатор или ординарцемъ при капитан Сервадак — онъ ни на минуту не задумался бы въ выбор. Но если онъ былъ совершенно лишенъ личнаго честолюбія, за то былъ слишкомъ честолюбивъ въ отношеніи капитана и каждое утро смотрлъ не выросли ли за ночь кисти на его эполетахъ.

Судя по имени, можно предположить, что Бенъ-Зуфъ былъ алжирскій уроженецъ, но такое предположеніе было бы совершенно ошибочно. Бенъ-Зуфъ было только прозваніе ординарца. Спрашивается: зачмъ же дали ему это прозванье, когда его настоящее имя было Лоранъ и когда онъ былъ парижскій уроженецъ? Но самые ученые этимологи не въ состояніи были бы объяснить этой непостижимой аномаліи.

Бенъ-Зуфъ родился не только въ Париж, но даже на знаменитомъ монмартрскомъ холм, въ квартал, находящемся между башнею Сольферино и галетскою мельницею. Понятно, что человкъ, имвшій исключительное счастье появиться на свтъ на монматрскомъ холм, можетъ питать безграничное благоговніе къ этому родимому холму, кром котораго нтъ для него ничего на свт. Оттого-то, по мннію ординарца капитана Сервадака, Монмартръ былъ единственною горою въ мір, заслуживающею вниманія, а монмартрскій кварталъ представлялъ для него собраніе всхъ чудесъ земнаго шара. Бенъ-Зуфъ видалъ другія страны, но нивъ одной изъ нихъ не видалъ горы величественне и въ особенности живописне Монмартра. И дйствительно, монмартрская церковь нисколько не уступаетъ бургосскому собору, а каменоломни — пентеликскимъ, монмартрскому бассейну позавидовало бы Средиземное море, монмартрская мельница не только мелетъ муку, какъ вс обыкновенныя мельницы, но фабрикуетъ даже морскіе сухари, пользующіеся знаменитостью, башня Сольферино гораздо пряме извстной башни въ Пиз, а монмартрскій лсъ представляетъ остатки тхъ лсовъ, которые были двственными еще до вторженія кельтовъ, наконецъ, монмартрская гора — настоящая гора, которую только завистники способны унижать названіемъ ‘холма’. Бенъ-Зуфъ скоре далъ бы изрубить себя на куски, чмъ сознался бы, что эта знаменитая гора мене пяти тысячъ метровъ вышиною.

Гд же въ цломъ свт можно было встртить столько чудесъ на такомъ ограниченномъ пространств?

— Нигд, отвтилъ бы Бенъ-Зуфъ тому, кому показалось бы, что онъ нсколько пристрастенъ къ Монмартру.

Впрочемъ, манія эта была совершенно невинная. У Бенъ-Зуфа было только одно желаніе: рано ли, поздно ли, возвратиться на монмартрскій холмъ, разумется вмст со своимъ капитаномъ, и кончить жизнь тамъ, гд она началась. Гектору Сервадаку безпрестанно приходилось выслушивать разсказы о несравненныхъ ни съ чмъ прелестяхъ XVIII парижскаго округа, и эти разсказы дотого надоли ему, что онъ отъ всего сердца возненавидлъ XVIII парижскій округъ.

Но Бенъ Зуфъ не отчаявался современемъ обратить капитана въ этомъ отношеніи на путь истины, тмъ боле что твердо ршился никогда не покидать его. Онъ уже выслужилъ два срока службы и собирался выйти въ отставку, двадцати восьми лтъ отъ роду, въ качеств простаго, первокласснаго, коннаго стрлка 8-го полка, какъ вдругъ его возвели на степень ординарца капитана Сервадака. Онъ, вмст съ капитаномъ, ходилъ въ походы, не разъ сражался рядомъ съ нимъ и даже такъ отличался, что его представили къ кресту, но онъ отказался отъ ордена, затмъ чтобы остаться ординарцемъ своего капитана. Гекторъ Сервадакъ, въ японскую кампанію, спасъ жизнь Бенъ-Зуфу, Бенъ-Зуфъ отплатилъ ему тмъ же въ суданскую. Такія услуги никогда не забываются.

Вотъ почему Бенъ-Зуфъ такъ охотно посвящалъ на службу капитану главнаго штаба свои могучія руки, свое желзное здоровье, свою физическую силу, за которую можно было бы прозвать его ‘монмартрскимъ Фортомъ’, свое мужественное сердце и безграничную преданность — словомъ, все свое существо.

Надо прибавить, что если Бснъ-Зуфъ не былъ ‘поэтомъ’, какъ его капитанъ, то, благодаря своей великолпной памяти, былъ ходячею энциклопедіею, неистощимымъ собраніемъ всевозможныхъ анекдотовъ, каламбуровъ, солдатскихъ остротъ и припвовъ. Онъ былъ такимъ знатокомъ по этой части, что могъ бы давать хоть кому уроки.

Капитанъ Сервадакъ зналъ всю цну своему ординарцу. Онъ снисходительно относился къ его маленькимъ слабостямъ, которыя, впрочемъ, были довольно сносны, благодаря постоянно хорошему расположенію духа Бенъ-Зуфа. При случа же, капитанъ умлъ говорить ему такія вещи, которыя на-вки привязываютъ слугу къ господину.

Разъ, между прочимъ, когда Бенъ-Зуфъ толковалъ о своемъ излюбленномъ XVIII округ, капитанъ сказалъ ему.

— А знаешь ли что, Бенъ-Зуфъ? вдь еслибъ монмартрскій холмъ былъ только на четыре тысячи семьсотъ метровъ по выше, такъ онъ сравнялся бы высотою съ Монбланомъ.

Глаза Бенъ-Зуфа сверкнули восторгомъ,— и съ этой минуты капитанъ Сервадакъ и Монмартръ слились во-едино въ его сердц.

ГЛАВА II,
изъ которой мы увидимъ, что поэтическое вдохновеніе капитана Сервидака было прервано внезапнымъ событіемъ.

Гурби — не что иное какъ хижина, построенная изъ жердей и крытая соломою, называемою здшними жителями ‘дренъ’. Такое строеніе защищаетъ отъ непогоды нсколько боле, чмъ палатка кочующаго араба, по гораздо мене нежели кирпичный каменный ломъ.

Гурби, обитаемый капитаномъ Сервадакомъ, былъ такъ тсенъ, что въ немъ не могли жить двое, но онъ примыкалъ къ каменному строенію, въ которомъ помщался Бенъ-Зуфъ съ двумя лошадьми.

Строеніе это служило прежде постомъ одному военному отряду, и въ немъ остались кой какія орудія, какъ напр. заступы, кирки, лопаты и т. п.

Конечно, гурби не представлялъ большаго комфорта, но онъ быль только временнымъ помщеніемъ. Къ тому же ни капитанъ, ни его ординарецъ не были прихотливы въ отношеніи жилища и пищи.

— Съ философіей и хорошимъ желудкомъ можно везд хорошо прожить, говаривалъ часто Гекторъ Сервадакъ.

А философія для гасконца то же, что наличныя деньги для другаго: всегда водится въ карман, относительно же желудка, капитанъ Сервадакъ могъ похвалиться отличнымъ пищевареніемъ.

Что же касается до Бепъ-Зуфа, то про него уже и говорить нечего. Если допустить врованіе въ переселеніе душъ, то онъ вроятно былъ прежде страусомъ и у него уцллъ отъ этого первобытнаго существованія феноменальный желудокъ съ такимъ могучимъ желудочнымъ сокомъ, который былъ способенъ переваривать намни также легко, какъ и цыплячье мясо.

Надо прибавить, что у жителей гурби былъ запасъ провизіи на цлый мсяцъ, что годную для питья воду доставляла имъ въ изобиліи цистерна, что сновалъ въ конюшн былъ набитъ фуражемъ и _t въ добавокъ ко всему этому равнина, между Тенизомъ и Мостаганемомъ, такъ плодородна, что можетъ соперничать въ этомъ отноше, ніи съ богатыми полями Меджиджи. Водилось здсь также не мало дичи и конечно никто не могъ запретить офицеру главнаго штаба брать ружье, когда онъ ходилъ или здилъ осматривать мстность для своихъ работъ, разумется, если онъ только не забывалъ захватить при этомъ свой эклиметръ и мензулу.

Въ одинъ прекрасный день, капитанъ Сервадакъ возвратился посл утренней прогулки въ гурби и отлично пообдалъ. Бенъ-Зуфъ былъ мастеръ стряпать,— особенно отличался онъ по части приправъ. Онъ сыпалъ въ нихъ перецъ и лилъ уксусъ молодецки, по военному. Но, какъ мы уже сказали, онъ имлъ дло съ двумя желудками, способными переваривать всякія пряности и для которыхъ недоступно было никакое разстройство.

Посл обда, когда Бенъ-Зуфъ принялся убирать остатки его въ помщеніе, которое называлъ ‘своимъ желудочнымъ шкапомъ’, капитанъ Сервадакъ закурилъ сигару и вышелъ на хребетъ утеса подышать воздухомъ.

Темнло. Прошло уже боле часа съ той минуты, какъ солнце скрылось въ густыхъ облакахъ за горизонтомъ, который равнина перерзывала по другую сторону Шелифа. Небо въ этотъ вечеръ было такое странное, что всякій наблюдатель космическихъ феноменовъ обратилъ бы на это вниманіе. На свер, не смотря на темноту, не дозволявшую видть вдаль на разстоянія боле полукилометра. въ высшихъ слояхъ атмосферы былъ какой-то красноватый блескъ. Вокругъ него не было лучей, выходящихъ изъ какого нибудь блестящаго центра, слдовательно его нельзя было приписать сверному сіянію, которое, впрочемъ, случается только въ боле сверныхъ широтахъ. Метеорологъ задумался бы надъ тмъ, какому необычайному явленію приписать эту великолпную иллюминацію послдней ночи въ году, такъ какъ это было 31-го декабря.

Но капитанъ Сервадакъ не чувствовалъ особаго влеченія къ метеорологіи. Онъ не заглядывалъ въ курсъ космографіи съ самыхъ тхъ поръ, какъ вышелъ изъ школы. Къ тому же, въ этотъ вечеръ, онъ былъ въ мечтательномъ настроеніи духа, которое располагало скоре къ поэзіи, чмъ къ наблюденіямъ.

Около восьми часовъ вечера, онъ возвратился въ свою единственную комнату въ гурби, гд стояла его кровать, небольшой, рабочій столъ на подставкахъ и нсколько чемодановъ, замнявшихъ шкапы. Бенъ-Зуфъ стряпалъ и спалъ по двнадцати часовъ сряду безъ просыпа на матрас ‘изъ добраго дуба’, какъ онъ говорилъ, въ сосднемъ строеніи.

Капитану Сервадаку не хотлось еще спать, онъ прислъ къ столу, на которомъ были разбросаны его рабочіе инструменты, машинально положилъ передъ собою листъ калькировальной бумаги, взялъ въ одну руку двухцвтный карандашъ, въ другую циркуль съ линейкою и принялся чертить синія и красныя линейки, правильность которыхъ вовсе не напоминала топографическаго чертежа.

Бенъ-Зуфъ, между тмъ, не получившій еще приказанія идти спать, прилегъ въ углу и попробовалъ было уснуть, но это оказалось невозможнымъ.

За рабочимъ столомъ сидлъ не капитанъ главнаго штаба, а гасконскій поэтъ и убивался надъ стихотвореніемъ, напрасно призывая на помощь вдохновеніе. Онъ размахивалъ въ тактъ линейкою, выводилъ одну строчку краснымъ карандашемъ, а другую синимъ, но дло все не шло на ладъ.

— Глупецъ я! вскричалъ онъ наконецъ. Къ чему я выбралъ эту форму четверостишія, которая требуетъ все однородныхъ рифмъ? И неужели же я, французскій офицеръ, не одолю рифмы? Нтъ, этому не бывать. Стихотвореніе все равно, что батальонъ: стоитъ только выстроится первой рот, а остальныя живо уже, маршъ впередъ!

Рифмы наконецъ покорились капитану, такъ какъ на бумаг появились четыре строчки, начертанныя одна краснымъ карандашемъ, другая синимъ:

Въ заголовк стояло:

Уединеніе.

Люблю раздолье я пустыни

Съ его святою тишиной,

Утесовъ мощныя твердыни,

И мрный плескъ волны морской….

декламировалъ капитанъ размахивая линейкою.

— Что онъ тамъ такое бормочетъ? думалъ Бенъ-Зуфъ, поварачиваясь съ боку на бокъ. Вотъ уже цлый часъ, какъ онъ клохчетъ какъ курица, которая снесла яйцо.

Гекторъ Сервадакъ, въ сильнйшемъ разгар поэтическаго вдохновенія, шагалъ взадъ и впередъ по гурби, повторяя:

И мрный плескъ волны морской….

— Стихи сочиняетъ, подумалъ Бенъ-Зуфъ и прислъ въ углу. Этакое безпокойное занятіе! Нтъ никакой возможности заснуть!

И онъ шумно звнулъ во весь ротъ.

— Бенъ-Зуфъ, что съ тобою? спросилъ Гекторъ Сервадакъ,

— Ничего, капитанъ, должно быть кошмаръ.

— А, ну тебя къ лшему!

— Я бы не прочь къ нему, хоть сейчасъ, особенно, если онъ не сочиняетъ стиховъ, проворчалъ Бенъ-Зуфъ.

— Этотъ глупецъ прервалъ мое вдохновеніе, подумалъ капитанъ Сервадакъ.

— Бенъ-Зуфъ….

— Я здсь, капитанъ, отвчалъ ординарецъ и, вскочивъ, вытянулся въ струнку и приложилъ руку къ кепи.

— Не шевелись, Бенъ-Зуфъ, не шевелись. У меня въ голов еще куплетъ.

И Гекторъ Сервадакъ произнесъ вдохновеннымъ тономъ, продолжая жестикулировать:

На лон матери природы

Душа свободна отъ страстей

И….

И вдругъ капитанъ Сервадакъ и Бенъ-Зуфъ растянулись оба на земл, повергнутые какою то необычайною, ужасною силою.

ГЛАВА III,
которая поведетъ читателя къ безконечнымъ вопросительнымъ и восклицательнымъ знакамъ.

Отчего, въ самую эту минуту, горизонтъ внезапно измнился такимъ необыкновеннымъ образомъ, что глазъ самаго опытнаго моряка не нашелъ бы линію, на которой сливаются небо и земля?

Отчего морскія волны подымались до такой высоты, которой прежде не допускали ученые?

Отчего земля разверзлась съ такимъ невообразимо-страшнымъ грохотомъ и трескомъ, какъ будто раскололся остовъ земнаго шара,— слышался ужасный ревъ морскихъ волнъ, бушующихъ на ненормальной глубин и свистъ воздушныхъ слоевъ, кружащихся какъ во время циклона?

Отчего вдругъ на неб появился необыкновенный свтъ, боле яркій, чмъ сверное сіяніе, затмившій на минуту блескъ всхъ звздъ?

Отчего бассейнъ Средиземнаго моря вдругъ опростался и затмъ наполнился снова бушующими волнами?

Отчего блескъ луны увеличился внезапно до такихъ размровъ, какъ будто это ночное свтило, находящееся въ девяносто шести тысячахъ лье отъ земли, вдругъ придвинулось къ ней до разстоянія десяти тысячъ лье? {Лье = 4 километрамъ или около 4 верстъ.}.

Отчего, наконецъ, на неб появился громадный, пламенющій сфероидъ, неизвстный космографамъ и вскор скрылся за густыми слоями облаковъ?

Наконецъ, какой странный феноменъ произвелъ переворотъ, поколебавшій такъ глубоко землю, море, небо, словомъ, все пространство.

Кто могъ отвтить на эти вопросы? да и остался ли еще въ живыхъ на земномъ шар хотя одинъ человкъ, могущій отвтить на какой бы то ни было вопросъ?

ГЛАВА IV,
въ которой говорится о нкоторыхъ измненіяхъ въ физическомъ порядк, причина которыхъ неизвстна.

И однако, казалось, ничего не измнилось въ той мстности алжирскаго берега, которая окаймлена съ запада правымъ берегомъ рки Шелифа, а съ свера Средиземнымъ моремъ. Какъ ни сильно было сотрясеніе, оно не имло вліянія на наружный видъ ни этой плодоносной равнины, мстами покрытой выпуклостями, ни на линіи утесовъ, ни на море, которое только сильно бушевало.

Устояло и каменное строеніе, только въ нкоторыхъ мстахъ въ стнахъ образовались глубокія трещины. Что же касается гурби, то его снесло, какъ карточный домикъ дыханіемъ ребенка, и оба его жильца лежали безъ движенія подъ упавшею соломенною кровлею.

Только черезъ два часа посл этой катастрофы, капитанъ Сервадакъ пришелъ въ память. Онъ не сразу сообразилъ, что случилось, и первыя произнесенныя имъ слова были дв послднія строчки знаменитаго стихотворенія, пресченныя на его устахъ такимъ необыкновеннымъ образомъ:

На лон матери природы

Душа свободна отъ страстей….

проговорилъ онъ, но вдругъ вскричалъ.

— Что же такое случилось?

Ему трудно было найти отвтъ на этотъ вопросъ, а потому онъ приподнялъ руку, сдлалъ отверстіе въ солом и, выставивъ голову, осмотрлся.

— Гурби свалился! вскричалъ онъ, врно былъ ураганъ!

Онъ ощупалъ себя. Оказалось, что онъ былъ вполн здравъ и невредимъ.

— А мой ординарецъ! пришло ему въ голову и, вставъ на ноги, онъ закричалъ:

— Бенъ-Зуфъ!

На этотъ возгласъ изъ соломы выставилась другая голова.

— Я здсь, капитанъ, отвчалъ Бенъ-Зуфъ, какъ будто ожидавшій только приказанія капитана, чтобы появиться на сцену.

— Какъ ты думаешь, Бенъ-Зуфъ, что случилось? спросилъ Гекторъ Сервадакъ.

— Мн сдается капитанъ, что это нашъ послдній этапъ.

— Пустяки, Бенъ-Зуфъ! Просто смерчъ.

— Пожалуй, что и смерчъ, отвчалъ ординарецъ съ равнодушіемъ философа. Вы не ушиблись, капитанъ?

— Нтъ, Бенъ-Зуфъ.

Минуту спустя, оба были на ногахъ и расчищали мсто, гд стоялъ гурби. Почти вс вещи, находившіяся въ немъ, оказались неповрежденными.

— Который часъ теперь? спросилъ наконецъ капитанъ.

— По крайней мр, восемь часовъ, отвчалъ Бенъ-Зуфъ, взглянувъ на солнце, которое довольно высоко поднялось надъ горизонтомъ.

— Восемь часовъ?

— Никакъ ужъ не раньше, капитанъ.

— Можетъ ли это бгать? Ты съ ума сошелъ, прибавилъ капитанъ, вынувъ изъ кармана часы. Теперь только два часа.

— Два часа дня или два часа ночи? спросилъ Бенъ-Зуфъ. глядя на солнце.

Гекторъ Сервадакъ поднесъ часы къ уху.

— Они ходятъ, сказалъ онъ.

— И солнце тоже идетъ, замтилъ ординарецъ.

— Въ самомъ дл, оно ужъ довольно высоко, А знаешь ли что? теперь вдь восемь часовъ вечера.

— Какъ такъ?

— Да, такъ, смотри: солнце то вдь на запад, значитъ оно заходитъ.

— Заходитъ! Нтъ, капитанъ, возразилъ Бенъ-Зуфъ, оно встаетъ. Посмотрите, съ тхъ поръ, какъ мы говоримъ, оно уже порядочно поднялось надъ горизонтомъ.

— Неужели же солнце взошло на запад? проговорилъ капитанъ, нтъ, это невозможно!

И однако фактъ этотъ былъ неопровержимъ. Лучезарное свтило появилось надъ водами Шелифа на западномъ горизонт, по которому до сихъ поръ проходило вторую половину своего ежедневнаго пути.

Гекторъ Сервадакъ легко понялъ, что какой-то необычайный, или по крайней мр еще необъясненный феноменъ измнилъ не положеніе солнца въ звздномъ мір, но направленіе движенія земли на ея оси.

Неужели же невозможное можетъ превратиться въ дйствительное? Капитанъ Сервадакъ терялся въ предположеніяхъ. Если бы у него былъ подъ рукою какой нибудь членъ географическаго общества,— то онъ обратился бы къ нему за разъясненіями, но такъ какъ такого члена не было на лицо, то Гекторъ Сервадакъ кончилъ тмъ, что воскликнулъ:

— Впрочемъ, вдь это дло астрономовъ! А я черезъ недлю прочитаю, что они пишутъ объ этомъ въ газетахъ.

И не раздумывая боле о причинахъ этого необыкновеннаго явленія, веллъ Бенъ-Зуфу собираться въ путь, къ морскому берегу, такъ какъ условился повидаться въ этотъ вечеръ съ графомъ Тимашевымъ, капитаномъ Добрыни.

Еслибы Гекторъ Сервадакъ и его ординарецъ были расположены наблюдать перемны, внезапно совершившіяся въ физическомъ порядк вещей, въ эту ночь съ 31-го декабря на 1-ое января, то конечно, кром измненія въ кажущемся движеніи солнца, ихъ поразила бы также необычайная перемна въ атмосферическихъ условіяхъ. Они принуждены были дышать такъ скоро, что задыхались, какъ будто бы всходили пя высокую гору или какъ будто воздухъ былъ не такъ плотенъ, какъ прежде и содержалъ мене кислорода. Голоса ихъ стали гораздо слабе: или они немного оглохли или надо было предположить, что воздухъ утратилъ отчасти свойство передавать звуки.

Но ни капитанъ Сервадакъ, ни Бенъ-Зуфъ не обратили на это вниманія и направили путь къ Шелифу по крутой тропинк утеса.

Погода, наканун очень туманная, теперь была ясне.

Небо было странно окрашено и вскор покрылось очень низкими облаками, скрывшими солнце. Въ воздух чувствовалось, что будетъ или страшный проливной дождь или ужасная гроза. Но ничего подобнаго не случилось, такъ какъ облака недостаточно сгустились.

Въ первый разъ море близъ этого берега было совершенно пустынно. Ни одного паруса, ни малйшаго клуба дыма не выдлялось на сроватомъ фон неба и воды. Что же касается до горизонта, то — можетъ быть это былъ оптическій обманъ — кругъ его чрезвычайно стснился какъ надъ моремъ, такъ и позади, надъ равниной. Даль исчезла, какъ будто земной шаръ сталъ выпукле.

Капитанъ Сервадакъ и Бенъ-Зуфъ шли молча и скоро. Отъ гурби до берега было пять километровъ {Километръ — почти верста.}. Оба они теперь замтили, что въ ихъ физіологической организаціи произошла большая перемна. Они чувствовали какую-то необыкновенную легкость въ тл, какъ будто у нихъ выросли крылья на ногахъ. Вдругъ, на лво отъ тропинки раздался непріятный лай, похожій на вой и почти въ ту же минуту изъ громадной чащи мастиковыхъ деревьевъ выскочилъ шакалъ — животное это принадлежало къ тому виду, который водился только въ Африк, шерсть его была правильно испещрена черными пятками и на переднихъ частяхъ могъ были также желтыя полосы.

Шакалы могутъ быть опасны только ночью, когда ищутъ добычи, большими стаями. Одинокій же шакалъ не опасне собаки. БенъЗуфъ былъ не трусъ, но онъ не любилъ шакаловъ, вроятно пото му, что они не водятся на Монмартр. Зврь, выскочивъ изъ чащи, прижался къ скал, которая была не мене десяти метровъ высоты, и тревожно смотрлъ на идущихъ. Бенъ-Зуфъ прицлился. При этомъ движеніи, шакалъ, къ крайнему удивленію капитана и его оргинарца, въ одинъ прыжокъ очутился на вершин скалы.

— Каковъ прыгунъ! вскричалъ Бенъ-Зуфъ, вдь онъ поднялся на тридцать футовъ снизу вверхъ.

— Правда, отвчалъ задумчиво капитанъ, Сервадакъ. Я никогда не видалъ такого скачка.

Шакалъ, сидя на вершин скалы, посматривалъ на нихъ спокойно, будто съ насмшкой. Бенъ-Зуфъ поднялъ камень, чтобы пустить въ него. Камень былъ большой, но оказался легкимъ, какъ окаменлая губка.

— Проклятый шакалъ! сказалъ Бенъ-Зуфъ, этотъ камень для него все равно что булка. Но отчегоже онъ такой большой, а такой легкій?

И не имя ничего другаго подъ рукою, кром камня, все таки пустилъ его въ шакала.

Бенъ-Зуфъ промахнулся. Но шакалъ, замтивъ его непріязненныя намренія, пустился въ бгство и вскор исчезъ, длая черезъ чащи и неровности земли такіе скачки, какъ гутаперчевая кенгуру.

Что же касается до камня, то вмсто того чтобъ попасть въ цль, онъ описалъ обширную траэкторію, и, къ величайшему изумленію Бенъ-Зуфа, упалъ въ 500 шаговъ по другую сторону скалы.

Бенъ-Зуфъ находился въ эту минуту въ нсколькихъ метрахъ впереди своего капитана, передъ ямою въ десять футовъ ширины, наполненною водою и перепрыгнулъ черезъ нее съ ловкостью гимнаста.

— Что съ тобою, Бенъ-Зуфъ? Сумашедшій! ты сломаешь себ ноги.

Слова эти, внезапно вырвавшіяся у капитана Сервадака, были вызваны положеніемъ его ординарца, который находился въ этотъ моментъ на воздух на высот сорока футовъ.

При мысли объ опасности, которой могъ подвергнуться Бенъ-Зуфъ. падая на землю, Гекторъ Сервадакъ бросился къ нему на помощь. Ему также пришлось перескочить черезъ яму, но, когда онъ прыгнулъ, то его самого подняло на высоту тридцати футовъ. Подымаясь, онъ даже наткнулся на спускавшагося Бенъ-Зуфа. Затмъ, повинуясь въ свою очередь законамъ тяготнія, онъ также спустился съ возрастающею быстротою. Но сотрясеніе при паденіи было не сильне, какъ еслибъ онъ поднялся только на четыре или пять футовъ.

— Капитанъ, вскричалъ Бенъ-Зуфъ, расхохотавшись во все горло, вдь мы теперь съ вами стали клоуны.

Гекторъ Сервадакъ, посл нсколькихъ минутъ раздумья, подошелъ къ ординарцу и, положивъ руку на плечо его, проговорилъ:

— Не летай больше, Бенъ-Зуфъ, и посмотри на меня хорошенько. Я сплю, разбуди меня. Пожалуйста хоть ущипни до крови, если надо! Мы съ тобой или сошли съ ума, или видимъ все это во сн.

— Дло въ томъ, капитанъ, отвчалъ Бенъ-Зуфъ, что со мной никогда не случалось на яву такихъ чудесъ. Иногда только во сн видлъ, будто я ласточка и перелетаю черезъ монмартрскую гору. Вотъ какъ бы я бросилъ черезъ нее мой кепи! Все это ненатурально. Съ нами случилось что-то такое необыкновенное, чего еще никогда не случалось ни съ однимъ человкомъ. Можетъ быть такія чудеса свойственны алжирскому берегу.

Гекторъ Сервадакъ находился въ какомъ-то отупніи.

— Да вдь это можетъ взбсить, наконецъ! вскричалъ онъ, мы не спимъ и не грезимъ!

Но онъ былъ не такого характера, чтобъ долго задумываться надъ проблемою, казавшеюся, въ данную минуту, неразршимою.

— Я будь, что будетъ, проговорилъ онъ наконецъ, поршивъ ничему больше не удивляться.

— Извстно, капитанъ, подтвердилъ Бенъ-Зуфъ, чему быть, то будетъ, а мы пока пойдемте дальше.

По другую сторону ямы раскидывалась лужайка, поросшая бархатистою травою. Она была живописно обрамлена полувковыми деревьями, зелеными дубами, пальмами, рожковыми деревьями, и смоковницами, посреди которыхъ росли кактусы и алоэ и высились два или три эвкалипта.

— Капитанъ, сказалъ ординарецъ, видите ли вы, вонъ этотъ блый шаръ, за облаками?

— Вижу, отвчалъ капитанъ, взглянувъ на сильно покрытый туманомъ дискъ, появившійся въ эту минуту въ зенит.

— Вдь этотъ шаръ ничто иное, какъ солнце, капитанъ, прибавилъ Бенъ-Зуфъ.

— Солнце въ зенит, въ январ, подъ 39 градусомъ сверной широты! вскричалъ Гекторъ Сервадакъ.

— Оно самое, капитанъ. Какъ вамъ угодно, а оно показываетъ полдень. Оно что-то поторопилось сегодня и я готовъ прозакладывать мой кепи за миску кускусу, что черезъ три часа оно закатится.

Гекторъ Сервадакъ стоялъ нсколько минутъ неподвижно, скрестивъ на груди руки. Затмъ повернулся вокругъ и осмотрлъ горизонтъ.

— Законы тяготнія измнились! проговорилъ онъ. Четыре страны свта также! День сталъ въ половину короче. Тутъ что-то сверхъестественное! Вдь не я, не Бенъ-Зуфъ не спятили же мы съ ума!

Бенъ-Зуфъ, котораго не въ состояніи былъ поразить никакой космическій феноменъ, спокойно посматривалъ на капитана.

— Бенъ-Зуфъ! сказалъ Гекторъ Сервадакъ.

— Что прикажите, капитанъ?

— Ты никого не видишь?

— Никого, капитанъ. Русскій корабль ушелъ.

Гекторъ Сервадакъ подошелъ къ утесамъ, окаймляющимъ окраппы берега и сталъ искать глазами Добрыню. Но море было пустынно, и капитанъ Сервадакъ въ первый разъ замтилъ, что хотя не было втра, оно волновалось такъ, какъ будто кипло.

Конечно, гальоту трудно было выдержать это анормальное волненіе. Кром того, въ первый разъ также капитанъ съ изумленіемъ замтилъ, что районъ горизонта сильно уменьшился. Съ хребта утеса, на которомъ онъ стоялъ, линія горизонта была видна прежде на отдаленіи 40 километровъ, тогда какъ теперь между нею и утесомъ было не боле 10 километровъ разстоянія, какъ будто вдругъ убавился объемъ земнаго шара.

— Все это черезъ-чуръ ужъ что-то диковинно! подумалъ капитанъ главнаго штаба.

Между тмъ Бенъ-Зуфъ, легкій и проворный, какъ любая обезьяна, вскарабкался на вершину эвкалипта. Онъ осмотрлъ съ этой возвышенной точки весь континентъ и, спустившись на землю, объявилъ, что нигд на равнин не видно ни души.

— Пойдемъ къ Шелифу! сказалъ Гекторъ Сервадакъ. Можетъ быть тамъ мы узнаемъ въ чемъ дло.

— Къ Шелифу, такъ къ Шелифу! отвтилъ Бенъ-Зуфъ.

Между лугомъ и ркою было не боле трехъ километровъ. Капитанъ хотлъ перейти черезъ Шелифъ и дойти до Мостаганома, но чтобы добраться до города засвтло, надо было спшить. Не смотря на облака, скрывавшія солнце, замтно было, что оно приближалось къ закату — и еще одно необъяснимое чудо — вмсто того, чтобы описывать косвенную линію, какъ того требовалъ градусъ широты, подъ которымъ лежитъ Алжирія, оно перпендикулярно падало за горизонтъ.

Капитанъ Сервадакъ раздумывалъ дорогою обо всхъ этихъ странностяхъ. Если допустить, что кругообращеніе земнаго шара измнилось, вслдствіе никогда еще небывалаго феномена, и что алжирскій берегъ вдругъ очутился въ южномъ полушаріи, такъ какъ солнце проходило чрезъ зенитъ,— то самый земной шаръ, казалось, вовсе не измнился, по крайней мр въ этой части Алжиріи, кром только необыкновенной его выпуклости. Берегъ былъ точно такой же какъ и всегда и представлялъ рядъ безплодныхъ утесовъ, красныхъ, какъ будто въ нихъ содержалось желзо. Какъ только могъ видть глазъ — нигд ни на берегу, ни въ южномъ направленіи или по крайней мр въ той сторон, которую капитанъ по прежнему называлъ югомъ — не было слдовъ никакихъ измненій. Въ трехъ лье разстоянія начинались первые утесы горъ Мерджедже и на неб вырзывались обычныя очертанія ихъ вершинъ. Вдругъ облака разступились и косвенные лучи солнца освтили землю. Очевидно было, что оно взошло на запад, а закатывалось на восток.

— Хотлось бы мн знать, вскричалъ капитанъ Сервадакъ, что-то думаютъ обо всемъ этомъ въ Мостаганем? И что скажетъ военный министръ, когда узнаетъ изъ телеграммы, что его алжирская колонія сбилась съ физическаго пути, чего никогда не случалось съ нею въ моральномъ отношеніи.

— Африканскую колонію потребуютъ всю къ суду, замтилъ Бенъ-Зуфъ.

— И что четыре страны свта идутъ совсмъ въ разрзъ съ военными уставами.

— Въ полкъ ихъ! Тамъ ихъ выучатъ дисциплин.

— И что солнечные лучи, въ январ, бьютъ мн прямо въ лицо.

— Бить офицера! За это слдуетъ разстрлять солнце!

Дисциплина была конькомъ Бенъ-Зуфа.

Между тмъ путники подвигались впередъ очень скоро. Благодаря необыкновенной легкости, которою были проникнуты тла ихъ и привыкнувъ уже къ ускоренному движенію, они бжали быстре зайцевъ и прыгали какъ серны. Они уже шли не тропинкою, извивавшеюся по вершин скалы, изгибы которой замедлили бы путь ихъ, а стремились все прямо — какъ летаютъ птицы. Никакое препятствіе не останавливало ихъ. Они перепрыгивали чрезъ изгороди и ручьи, перелетали чрезъ массы зелени и холмы. При такихъ условіяхъ, Бенъ-Зуфъ въ одинъ прыжокъ перескочилъ бы чрезъ монмартрскую гору. Они боялись только одного: чтобъ тла ихъ не вытянулись въ вертикальномъ направленіи. Земля подъ ними, казалось, превратилась въ необыкновенно эластичный трамплинъ и они еле касались ея.

Наконецъ, показался Шелифъ. Капитанъ и ординарецъ въ нсколько прыжковъ очутились на берегу рки. Но здсь они волею-неволею остановились: мостъ изчезъ.

— Нтъ больше моста! вскричалъ капитанъ Сервадакъ. Должно быть здсь было наводненіе,— второй потопъ!

Но Бенъ-Зуфъ не выразилъ большаго удивленія.

А удивляться было таки чему. Рка Шелифъ изчезла. Отъ ея лваго берега, не осталось и слдовъ, правый же берегъ, виднвшійся еще наканун за плодоносною равниною, окаймлялъ уже не рку, а вновь образовавшееся море. На запад, какъ только могъ видть глазъ, вмсто тихо ропчущихъ, желтоватыхъ волнъ Шелифа,— раскидывалось синее, грозно бушующее, водное пространство. Подъ нимъ была погребена территорія, на которой еще вчера стоялъ Мостаганемъ.

Гекторъ Сервадакъ хотлъ убдиться. Онъ подошелъ къ берегу, скрытому за кустами розовыхъ лавровъ, зачерпнулъ въ горсть воды и поднесъ ко рту….

— Соленая! проговорилъ онъ. Море въ нсколько часовъ, поглотило всю западную часть Алжиріи.

— Въ такомъ случа, капитанъ, сказалъ Бенъ-Зуфъ, это продлится дольше, чмъ обыкновенное наводненіе.

— Весь міръ измнился! отвчалъ капитанъ главнаго штаба, качая головою. Эта катастрофа можетъ имть неисчислимыя послдствія. Что сталось съ моими друзьями и товарищами!

Бенъ-Зуфъ никогда не видалъ Гектора Сервадака такимъ разстроеннымъ. Онъ вытянулъ лицо, хотя еще мене капитана понималъ, что случилось. Онъ даже отнесся бы съ равнодушіемъ философа ко всмъ этимъ переворотамъ, еслибъ не считалъ ‘долгомъ службы’ раздлять чувства своего начальника.

Бывшій правый берегъ Шелифа простирался на сверъ и на югъ, описывая слегка округленную линію. Казалось, что катастрофа, постигшая эту часть Африки, нисколько не коснулась его. Онъ былъ такой же, какъ на гидрографическомъ снимк. Купы высокихъ деревьевъ, причудливо изогнутая линія окраинъ, бархатистые луга, окаймляющіе его, все было по прежнему на своемъ мст. Только, вмсто того, чтобъ обрамливать рку, онъ обрамливалъ неизвстное море.

Капитанъ Сервадакъ сталъ очень задумчивъ. Но ему не долго пришлось наблюдать перевороты, происшедшія, въ этой области. Солнце, дойдя до восточнаго горизонта, вдругъ, точно бомба, упало въ море. Даже подъ тропиками, 21 сентября или 21 марта, въ ту эпоху года, когда солнце перерзываетъ эклиптику, переходъ отъ дня къ ночи не могъ быть быстре. Въ этотъ вечеръ не было сумерекъ, и вроятно на слдующій день не должно было быть зари. Земля, море, небо,— все погрузилось мгновенно въ непроницаемую тьму.

ГЛАВА V,
приглашающая читателя слдовать за капитаномъ Сервадакомъ въ продолженіи его экскурсіи по его новому владнію.

Капитанъ Сервадакъ, какъ мы уже знаемъ, былъ не изъ робкаго десятка, а потому вс эти необычайныя событія не особенно ошеломили его. Онъ только не былъ такъ равнодушенъ къ нимъ, какъ Бенъ-Зуфъ, и любилъ добираться до причины вещей. Онъ мало заботился о самомъ дйствіи, лишь бы знать причину его. Онъ говорилъ, что быть убитымъ ядромъ ровно ничего не значитъ, коль скоро знаешь въ силу какихъ законовъ балистики и какою траэкторіею ударило оно въ грудь. Такъ относился онъ ко всмъ явленіямъ міра сего. Подумавъ на столько, на сколько было свойственно его темпераменту, о послдствіяхъ случившагося феномена, онъ занялся исключительно изслдованіемъ его причинъ.

— Длать нечего! вскричалъ онъ въ ту минуту, когда внезапно настала ночь, надо будетъ отложить это до утра…. если только когда нибудь настанетъ утро. Понять не могу, куда двалось солнце!

— Что теперь длать, капитанъ? спросилъ Бенъ-Зуфъ.

— Останемся здсь, а завтра,— если только будетъ завтра,— вернемся въ гурби и по дорог осмотримъ западный и южный берега. Главное — надо знать, гд мы и что вокругъ насъ, если уже мы не можемъ понять, что сотворилось въ природ. А пройдя западнымъ и южнымъ берегомъ….

— Если только есть берегъ, замтилъ ординарецъ.

— Да, и если есть югъ, прибавилъ капитанъ Сервадакъ.

— Значитъ, теперь можно спать?

— Конечно, если только есть какая нибудь возможность уснуть.

Получивъ это позволеніе, Бенъ-Зуфъ угнздился въ углубленіи скалы, подложивъ подъ голову кулакъ и заснули сномъ невжды, который иногда бываетъ невозмутиме сна праведника.

Капитанъ Сервадакъ сталъ прохаживаться по берегу новаго моря. Въ голов у него бродило множество вопросовъ.

— Какъ велико было значеніе этой катастрофы? Ограничилась ли она только одною небольшою частью Африки и уцлли ли ближайшіе города, Алжиръ, Оранъ, Мостаганемъ? Или многочисленные жители этого берега, а вмст съ ними знакомые и полковые товарищи Гектора Сервадака погибли въ морскихъ волнахъ? Можетъ быть, Средиземное море, вслдствіе какого нибудь сотрясенія, затопило часть Алжирской территорія, прилегавшей къ устьямъ Шелифа? Въ такомъ случа было понятно до нкоторой степени, что рка исчезла, но это нисколько не объясняло другихъ космическихъ фактовъ.

Другая гипотеза: можно ли было допустить, что Африканскій берегъ былъ внезапно перенесенъ въ экваторіальную зону? Это объясняло новый путь солнца и отсутствіе сумерекъ, но не объясняло отчего дни стали на шесть часовъ короче и отчего солнце всходило на запад, а закатывалось на восток.

— И однако, повторялъ мысленно капитанъ Сервадакъ, это врно, что сегодня было только шесть часовъ дня и что страны свта измнились совершенно противуположно, по крайней мр востокъ и западъ. Мы поймемъ все это завтра, когда взойдетъ солнце, если только оно взойдетъ когда нибудь.

Онъ былъ неособенно свдущъ въ космографіи, но все таки зналъ главныя созвздія, къ сожалнію, небо было пасмурно, такъ что не видно было звздъ и капитанъ не могъ удостовриться, была ли полярная звзда на своемъ мст или ее замнила какая нибудь другая, послднее было бы неопровержимымъ доказательствомъ, что земной шаръ вращается по новой оси или по прежней въ обратномъ направленіи, что объяснило бы причину многихъ явленій. Но темныя тучи не расходились и ни одна звздочка не мелькала на неб.

Что же касается до луны, тогда было новолуніе и слдовательно она скрылась за горизонтомъ вмст съ солнцемъ.

Каково же было изумленіе капитана Сервадака, когда часа черезъ полтора онъ увидлъ надъ горизонтомъ сильный свтъ, пробившійся сквозь завсу тучъ.

— Луна! вскричалъ онъ, но нтъ, невозможно! Это не луна! Неужели это любимое свтило Діаны восходитъ также на запад? Нтъ, нтъ, это не она! Свтъ ея не можетъ быть такой яркій, если только она не приблизилась къ земл какимъ нибудь чудомъ.

Дйствительно, лучи неизвстнаго свтила были такъ ярки, что проникли сквозь тучи и озарили окрестность полусвтомъ,

— Неужели же это солнце? продолжалъ задавать себ вопросы капитанъ Сервадакъ. Но вдь не прошло еще и ста минутъ, какъ оно закатилось на восток. А если же это не луна и не солнце — такъ что же это такое? Какой нибудь чудовищный метеоръ? Эти несносныя тучи бсятъ меня. Он кажется не разойдутся. Затмъ мысли его перешли на его собственную особу.

— Сколько въ мою жизнь убилъ я понапрасну времени, подумалъ онъ. Не лучше ли было бы, еслибы я употребилъ это время на занятія астрономіею! Кто знаетъ! можетъ быть все то, надъ чмъ я ломаю теперь голову, объясняется очень просто.

Таинства новаго неба оставались по прежнему непроницаемы. Громадная масса свта, изливаемая очевидно какимъ-то ослпительно блестящимъ, гигантскимъ свтиломъ,— озаряла около часа верхнія окраины облаковъ. Затмъ — не мене необычайное явленіе — дискъ вмсто того, чтобъ описать дугообразную линію и спуститься къ противуположному горизонту, какъ всякое другое свтило, слдующее законамъ небесной-механики,— казалось, напротивъ удалился, по перпендикулярной линіи къ экваторіальной плоскости. Окрестность снова покрылась мракомъ. Капитанъ Сервадакъ сталъ окончательно въ тупикъ. Самыя первоначальныя правила небесной механики, были нарушены, небесная сфера напоминала часы, въ которыхъ испортилась главная пружина, планеты не слдовали боле законамъ тяготнія и не было никакой причины ожидать, чтобы солнце снова появилось на какомъ бы то ни было горизонт земнаго шара.

И однако, черезъ три часа, оно взошло на запад безъ разсвта, утренніе лучи его разогнали облака и освтили окрестность. Капитанъ Сервадакъ взглянулъ на часы и увидлъ, что ночь продолжалась ровно шесть часовъ.

Шесть часовъ сна было слишкомъ мало для Бенъ-Зуфа и онъ еще не проснулся.

Гекторъ Сервадакъ безъ лишнихъ церемоній потрясъ егоза плечо и вскричалъ.

— Вставай и въ дорогу!

— Ахъ, капитанъ, пробормоталъ Бенъ-Зуфъ, протирая глаза, мн кажется, что еще очень рано. Я только что началъ засыпать.

— Ты спалъ всю ночь!

— Не можетъ быть, чтобъ прошла цлая ночь!

— Шестичасовая ночь, да длать нечего, надо теб привыкать!

— Привыкнемъ, капитанъ.

— Пойдемъ скорй, нечего терять времени. Возвратимся въ гурби самымъ кратчайшимъ путемъ и посмотримъ, что сталось съ нашими лошадьми.

— Он вроятно думаютъ, отчего я ихъ не чистилъ со вчерашняго дня. За то же ужъ я ихъ выхолю сегодня!

— Хорошо, хорошо, только не копайся съ ними! Какъ скоро осдлаешь ихъ, мы сдлаемъ рекогносцировку. По крайней мр, хоть узнаемъ, что осталось отъ Алжиріи.

— А потомъ?

— А потомъ, если намъ не удастся добраться до Мостаганема съ южной стороны, мы повернемъ съ восточной къ Тенецу.

Капитанъ Сервадакъ и его ординарецъ отправились обратно въ гурби по тропинк, пролегающей по скаламъ. Они были очень голодны и ли дорогою смоквы, финики и апельсины, висвшіе такъ низко на втвяхъ, что стоило только протянуть руку, чтобы сорвать ихъ. Въ этой, совершенно ненаселенной части территоріи, которую вновь разведенныя плантаціи превратили въ богатый и обширный плодовый садъ, нечего было опасаться никакихъ протоколовъ.

Черезъ часъ посл того, какъ они оставили этотъ берегъ, бывшій прежде правымъ берегомъ Шелифа, пришли они къ гурби. Тамъ все было въ томъ вид, въ какомъ осталось посл катастрофы. Очевидно было, что никто не приходилъ сюда во время ихъ отсутствія, и восточная часть территоріи казалось такою же пустынною, какъ и западная.

Сборы въ путь были недолги. Бенъ-Зуфъ захватилъ въ дорожную сумку сухарей и консервовъ изі. дичи. Что же касается до напитковъ, то везд было много воды. По долин протекало много прозрачныхъ потоковъ, такъ какъ притоки Шелифа превратились теперь сами въ рки и несли свои воды въ Средиземное море.

Зефиръ, лошадь капитана Сервадака, и Галетъ {Galette — хлбная лепешка и морской сухарь.}, лошадь Бенъ-Зуфа, имя которой напоминало ему монмартрскую мельницу,— были осдланы въ одинъ мигъ и наши всадники пустились въ галопъ къ берегу Шелифа.

Оказалось, что въ лошадяхъ произошла такая же перемна, какъ и въ нихъ самихъ, всъ ихъ уменьшился, а мускульная сила увеличилась. Это были ужъ не простыя четвероногія, а настоящіе типографы, едва касавшіеся земли. Счастье еще, что Гекторъ Сервадакъ и Бенъ-Зуфъ были хорошими наздниками, они не только не сдерживали, но даже погоняли лошадей.

Въ какія нибудь двадцать минутъ, проскакали они восемь километровъ. отдлявшіе гурби отъ устья Шелифа, за тмъ лошади, умривъ быстроту бга, начали спускаться на юго востокъ, по бывшему правому берегу Шелифа.

Берегъ этотъ сохранилъ свой прежній характеристическій видъ. Но противуположный ему, какъ мы уже сказали выше, исчезъ и его замнилъ горизонтъ моря. Слдовательно, вся часть Оранской провинціи, лежавшая впереди Мостаганема, была затоплена ночью съ 31-го декабря по 1-ое января.

Капитанъ Сервадакъ зналъ эту мстность, какъ нельзя лучше, такъ какъ длалъ здсь прежде тригонометрическія съемки. Цль его эскурсіи состояла въ томъ, чтобы осмотрть на сколько возможно больше пространство и представить обо всемъ рапортъ кому, куда и когда — онъ еще не зналъ.

Въ теченіе остальныхъ четырехъ часовъ дни, всадники наши прохали тридцать пять километровъ отъ устья Шелифа и съ наступленіемъ ночи расположились на ночлегъ у небольшаго изгиба бывшей рки Шелифа, гд еще наканун впадалъ въ нее притокъ лваго берега, рка Мина, поглощенная теперь новымъ моремъ.

Въ продолженіи экскурсіи, они, къ крайнему своему изумленію, не встртили ни души.

Бенъ-Зуфъ смастерилъ кое-какъ постель и, стреноживъ лошадей, пустилъ ихъ на роскошные луга, окоймлявшіе берегъ. Ночь прошла безъ всякихъ приключеній.

На слдующее утро съ солнечнымъ восходомъ, т. е. именно въ ту пору, когда по прежнему календарю должна была наступить ночь съ 1-го на 2-ое января,— капитанъ Сервадакъ и его ординарецъ сли опять на лошадей и отправились изслдовать берегъ дале. Въ теченіе этого шестичасоваго дня они прохали семьдесятъ километровъ.

Границу территоріи составлялъ все тотъ же береіъ рки, только въ двадцати километрахъ отъ рки Мины большая часть его исчезла, а вмст съ нею мстечко Сюркельмиту съ его восемьюстами жителями. Можетъ быть, такова же была участь и другихъ городовъ какъ напр. Мазаграна, Мостаганема и Орлеанвилля, находившихся въ этой части Аджаріи, на другомъ берегу Шелифа. Обогнувъ небольшой мысъ, недавно образовавшійся вслдствіе измненія очерковъ береговъ, капитанъ Сервадакъ опять выхалъ на знакомый берегъ, какъ разъ противъ того мста, гд должна была стоять Ами-Муса — община со смшаннымъ населеніемъ, бывшая Камиса Бени-Ураговъ. Но не осталось ни малйшихъ слдовъ этого бывшаго главнаго мстечка округа, ни даже пика Манкура въ тысячу сто двадцать метровъ высоты, у подошвы котораго оно было построено.

Въ этотъ вечеръ изслдователи наши расположились на ночлегъ на поворот берега, которымъ заканчивались съ этой стороны ихъ новыя владнія. Это было почти въ томъ мст, гд находилось прежде значительное мстечко Мемунтюруа, отъ котораго также не осталось слдовъ.

— А я еще разсчитывалъ было сегодня поужинать и переночевать въ Орлеанвил, сказалъ капитанъ Сервадакъ, глядя на разстилавшееся передъ нимъ темное море.

— Невозможно, капитанъ, отвчалъ Бенъ-Зуфъ, по крайней мр сухимъ путемъ.

— Знаешь ли, Бенъ-Зуфъ, что мы оба съ тобой необыкновенно счастливы?

— Это для насъ не диво, капитанъ. Вы увидите, что мы найдемъ средство переплыть и это море, чтобъ пошататься по Мостаганему.

— Гм! Если мы находимся на полуостров, какъ надо предполагать, такъ придется отправиться за новостями скоре въ Тенезъ…

— Или привезти туда новостей, отвчалъ очень разумно Бенъ-Зуфъ.

Когда взошло солнце, капитанъ Сервадакъ увидлъ вс перемны, случившіяся въ этой мстности.

Съ того пункта, гд онъ ночевалъ, былъ виднъ берегъ въ южномъ и сверномъ направленіяхъ. Но это былъ уже не первобытный берегъ, какъ прежній берегъ Шелифа. Вновь образовавшаяся расщелина составляла границу бывшей равнины. Въ этомъ углу, какъ мы уже сказали, было мстечко Мемунтюруа. Бенъ-Зуфъ вскочилъ на холмъ, но земли нигд не было видно. Крайнюю линію горизонта везд представляло море. Слдовательно, не осталось также слдовъ и Орлеанвиля, который долженъ бы былъ находиться въ десяти километрахъ разстоянія на юго-западъ.

Капитанъ Сервадакъ и его ординарецъ, оставивъ мсто ночлега, похали по новой окраин берега, посреди грудъ осыпавшейся земли, полей, изрзанныхъ трещинами, поломанныхъ и повислыхъ надъ водою деревьевъ, въ числ которыхъ встрчались иногда старыя оливковыя, стволы которыхъ, казалось, были надрублены топоромъ.

Всадники хали тихо, такъ какъ путь ихъ былъ пзвилистый вслдствіе безчисленныхъ бухтъ и мысовъ. До солнечнаго заката они прохали не боле тридцати пяти километровъ и достигли подошвы горъ Мерджеджа, которыми прежде катастрофы заканчивался съ этой стороны хребетъ Малыхъ Атласскихъ горъ.

Въ этомъ мст горный хребетъ былъ насильственно розорванъ и образовалъ отдльные пики, высившіеся на берегу.

На слдующее утро капитанъ Сервадакъ и его ординарецъ, прохавъ верхомъ одно изъ горныхъ ущелій, взобрались пшкомъ на самую высокую вершину, откуда могли вполн обозрть ту узкую полосу алжирской территоріи, которой они, казалось, остались теперь единственными жителями.

Отъ подошвы горы Мерджеджа до береговъ Средиземнаго моря, т. е. на протяженіи около тридцати километровъ, простирался вновь образовавшійся берегъ. Не было видно никакого перешейка, который соединялъ бы эту территорію съ исчезнувшею территоріею Тенеза. Слдовательно, паши изслдователи находились не на полуостров, а на остров. Капитанъ Сервадакъ съ той высоты, на которой стоялъ, убдился, къ величайшему своему изумленію, что былъ окруженъ со всхъ сторонъ водою на такомъ разстояніи, какъ только могъ видть глазъ, нигд не было ни малйшихъ признаковъ земли.

Островъ этотъ имлъ форму неправильнаго четыресторонника, почти треугольника, окружность его можно было раздлить слдующимъ образомъ: сто двадцать километровъ бывшаго берега Шелифа, тридцать пять километровъ косвенной линіи, примыкающей къ морю и сто километровъ прежняго берега Средиземнаго моря. Всего двсти восемьдесятъ пять километровъ.

— Хорошо, сказалъ капитанъ, но почему произошло все это?

— А почему же бы и не произойти такъ? возразилъ Бенъ-Зуфъ. Оно такъ потому, что не по другому! Если Господь Богъ хотлъ этого, капитанъ, такъ наше дло только свыкнуться съ этимъ.

Они спустились со скалы и опять сли на лошадей, которыя до сихъ поръ щипали траву. Въ этотъ день они дохали до берега Средиземнаго моря, не встртивъ никакихъ признаковъ городка Монтенотта исчезнувшаго также какъ и Тенецъ, отъ котораго не осталось даже развалинъ ни одного дома.

На слдующее утро, 5-го января, они быстро прохали по берегу Средиземнаго моря. Катастрофа пощадила этотъ берегъ не на столько, на сколько надялся капитанъ Сервадакъ. Здсь былъ недочетъ въ четырехъ мстечкахъ: Каллаат-Шимахи, Агмис, Морабу и Пуантъ-Босс. Мысы не могли устоять противъ сотрясенія и отдлились отъ территоріи. Изслдователи убдились, что на остров не было другихъ жителей, кром нихъ самихъ, но фауна имла здсь своихъ представителей въ нсколькихъ стадахъ жвачныхъ, бродившихъ по равнин.

Капитанъ Сервадакъ и его ординарецъ объхали окружность полуострова въ теченіе пяти дней по новому счисленію времени, т. е. двухъ съ половиною по старому. Слдовательно со времени ихъ отъзда и до той минуты, когда они возвратились въ гурби, прошло шестьдесятъ часовъ.

— И такъ, капитанъ? сказалъ Бенъ-Зуфъ.

— И такъ Бенъ-Зуфъ?

— Вы значитъ теперь генералъ-губернаторъ Алжиріи.

— Да, но Алжиріи безъ жителей.

— А меня то ужъ разв не считаете?

— Такъ ты будешь….

— Я буду изображать населеніе, капитанъ.

— А мои стихи-то? вспомнилъ капитанъ Сервадакъ, ложась спать. Стоило посл того такъ убиваться надъ ними!

ГЛАВА VI,
въ которой Бенъ-Зуфъ считаетъ себя въ прав жаловаться на недостатокъ вниманія къ нему генералъ-губернатора.

Десять минутъ спустя, генералъ-губернаторъ и населеніе спали въ одной изъ комнатъ зданія военнаго поста, такъ какъ Гурби не возникъ еще изъ развалинъ. Впрочемъ, сонъ капитана былъ тревоженъ Его преслдовала мысль, что хотя онъ и констатировалъ рядъ новыхъ фактовъ — первоначальныя причины ихъ все таки ускользали отъ него. Ему удалось припомнить нкоторые общіе законы космографіи и онъ задавалъ себ вопросъ, не былъ ли этотъ феноменъ слдствіемъ наклоненія оси земнаго шара къ эклиптик? Этимъ предположеніемъ объяснялось перемщеніе морей и можетъ быть также перемщеніе четырехъ странъ свта, но оно не могло объяснить ни сокращенія дней, ни уменьшенія вса тяжести на поверхности земнаго шара. Гекторъ Сервадакъ скоро отказался отъ этой гипотезы, что было ему очень досадно, такъ какъ онъ не зналъ уже что и придумать. Его успокоивала только мысль, что вроятно переворотъ въ природ не ограничится одними случившимися феноменами и что произойдутъ новые, которые можетъ быть наведутъ его на слдъ истины.

На слдующее утро, первою заботою Бенъ-Зуфа было приготовить хорошій завтракъ. Онъ былъ голоденъ, какъ три милліона алжирцевъ и надо же было подкрпить силы.

Это былъ удобный случай покончить съ десяткомъ яицъ, которыя пощадила катастрофа ‘исковеркавшая страну’. Если же прибавить къ нимъ блюдо кускусу, которое ординарецъ приготовлялъ замчательно хорошо,— то завтракъ вышелъ бы на славу.

Ничто не мшало приступить къ длу: печка стояла на своемъ мст, кострюля блестла такъ, какъ будто только что вышла изъ рукъ мдника, а вода была уже готова въ одномъ изъ тхъ большихъ охладительныхъ кувшиновъ, на поверхности котовыхъ выступаетъ каплями. Стоило только подержать яйца въ кипятк три минуты и они сварились бы въ смятку.

Бенъ-Зуфъ живо принялся разводить огонь и, по своему обыкновенію, заплъ солдатскій припвъ: ‘Есть ли соль въ деревянной чашк? Есть ли телятина для пирушки’?

Капитанъ Сервадакъ похаживалъ взадъ и впередъ и посматривалъ на приготовленія къ стряпн. Такъ какъ онъ ожидалъ новыхъ феноменовъ, то ему невольно приходило въ голову не сотворится ли еще какого нибудь чуда. Будетъ ли печка топиться какъ и всегда? Достаточно ли въ разрженномъ воздух кислорода, необходимаго для процесса горнія? Но все шло своимъ порядкомъ, необычайнаго ничего не случилось. Бенъ-Зуфъ положилъ въ печку зажженныя растопки, сильно раздулъ ихъ — и каменный уголь и сухія втви вспыхнули яркимъ пламенемъ.

Тогда онъ поставилъ на огонь кострюлю съ водой и сталъ дожидаться, когда вода закипитъ, чтобы опустить въ нее яйца, которыя казалось, были пустыя: до такой степени были они легки.

Не прошло и двухъ минутъ, какъ вода закипла.

— Экъ распылался огонь-то! вскричалъ Бенъ-Зуфъ.

— Огонь не горитъ сильне противъ прежняго, это только вода кипитъ скоре, сказалъ капитанъ Сервадакъ, подумавъ съ минуту.

Онъ снялъ со стны стоградусный термометръ и погрузилъ его въ кипящую воду.

Оказалось только шестьдесятъ шесть градусовъ.

— Вотъ теб разъ! вскричалъ капитанъ, вода кипитъ при шестидесяти градусахъ вмсто ста!

— Что жъ изъ этого капитанъ?

— А то Бенъ-Зуфъ, что я совтую теб оставить яйца кипть съ добрую четверть часа, да и то еще они можетъ быть еле сварятся.

— Они будутъ въ крутую.

— Нтъ, увидишь, что въ смятку!

Феноменъ этотъ, очевидно, былъ слдствіемъ уменьшенія высоты атмосфернаго слоя, что согласовалось съ замченнымъ уже уменьшеніемъ плотности воздуха. Капитанъ Сервадакъ не ошибся. Масса воздуха надъ поверхностью земнаго шара убавилась на одну треть, вслдствіе чего вода, подверженная меньшему давленію, кипла при шестидесяти шести градусахъ вмсто ста. Точно такое же явленіе произошло бы на вершин горы, въ одиннадцать тысячъ метровъ высоты. Если бы у капитана Сервадака былъ барометръ, онъ давно уже констатировалъ бы это уменьшеніе атмосферной массы. Это-то обстоятельство и было причиною того, что у него и у Бенъ-3уфа ослабли голоса, что они принуждены были дышать скоре, и что ихъ кровеносные сосуды стали растяжиме, къ чему они, впрочемъ, уже привыкли.

— Однако, подумалъ капитанъ, мудрено допустить, чтобъ вашъ лагерь былъ вдругъ перенесенъ на такую высоту, вдь, вотъ море, омывающее подножія утесовъ.

Гекторъ Сервадакъ былъ правъ въ своихъ заключеніяхъ, но все таки не могъ еще добраться до причины всхъ этихъ явленій Inde ігае.

Яйца между тмъ кппли такъ долго, что подъ конецъ почти сварились въ смятку. Тоже было и съ кускусу. Бенъ-Зуфъ справедливо замтилъ, что впредь надо начинать стряпню часомъ раньше для того, чтобъ кушанье поспло во время, и подалъ капитану завтракъ. Капитанъ, не смотря на раздумье, принялся за него съ большимъ аппетитомъ.

— И такъ, капитанъ? сказалъ Бенъ-Зуфъ, всегда начинавшій разговоръ этой вопросительной формулою.

— И такъ, Бенъ-Зуфъ, проговорилъ капитанъ, слдуя своей неизмнной привычк отвчать Бенъ-Зуфу тою же самою формулою.

— Что мы будемъ длать?

— Мы станемъ дожидаться.

— Чего же дожидаться?

— Чтобы за нами пріхали.

— Моремъ?

— Разумется, вдь мы теперь на остров.

— Такъ вы, значитъ, капитанъ, думаете, что товарищи…

— Я думаю, или по крайней мр надюсь, что катастрофа опустошила алжирскій берегъ только до извстныхъ границъ и что товарищи паши здравы и невредимы.

— Да, капитанъ, надо надяться, что такъ.

— Понятно, что генералъ-губернаторъ захочетъ узнать все, что произошло и вроятно пошлетъ какой нибудь корабль изслдовать алжирскій берегъ, я смю надяться, что не забудутъ и про васъ. Ты карауль, не увидишь ли гд на мор корабля, и лишь только онъ покажется — мы сейчасъ же выкинемъ сигналы.

— А если корабль не придетъ?

— Тогда мы сами выстроимъ лодку и отправимся на ней къ нашимъ товарищамъ.

— Хорошо, капитанъ, значитъ вы будете морякомъ.

— Всякій долженъ быть морякомъ, когда это необходимо, отвчалъ капитанъ съ невозмутимымъ спокойствіемъ.

Въ слдующіе затмъ дни Бенъ-Зуфъ не выпускалъ изъ рукъ зрительной трубы, направленной на горизонтъ. Но ни одинъ парусъ не показывался.

— Чортъ возьми! вскричалъ наконецъ Бенъ-Зуфъ, его превосходительство генералъ-губернаторъ очень невнимателенъ къ намъ.

До 6-го января положеніе нашихъ островитянъ нисколько не измнилось.

6-го января было настоящее 6-е января, по прежнему календарю, когда день не былъ еще короче на половину. Капитанъ Сервадакъ, чтобъ не сбиться въ счет дней придерживался прежней методы счисленія времени. Несмотря на то, что солнце всходило и закатывалось двнадцать разъ на горизонт острова, онъ все таки считалъ, что прошло шесть дней, начиная съ полуночи 1-го января, т. е. съ начала перваго дня гражданскаго года. Часы его были ему очень полезны въ этомъ случа. Конечно, стнные часы съ маятникомъ, при такихъ условіяхъ, стали бы идти впередъ или отставать, вслдствіе меньшаго атмосфернаго давленія, но механизмъ карманныхъ часовъ, приводимый въ дйствіе пружиною, не былъ подверженъ законамъ притяженія, а такъ какъ часы капитана Сервадака были хороши, то не мудрено, что они ходили врно, несмотря на вс перевороты въ физическомъ порядк вещей.

— Знаете ли что, капитанъ, сказалъ Бенъ-Зуфъ, который читывалъ таки кое-что въ своей жизни. Мн кажется, что вы становитесь похожи на Робинзона, а я какъ будто смахиваю на Пятницу. Разв я черенъ какъ негръ?

— Нтъ, Бенъ-Зуфъ, у тебя прекрасный блый цвтъ лица…. немножко желтоватый только…

— Блолицый Пятница! возразилъ Бенъ-Зуфъ, это не совсмъ такъ какъ въ Робинзон, но, по моему, этакъ еще лучше!

До 6-го января не пришелъ никакой корабль и въ этотъ день капитанъ Сервадакъ задумалъ сдлать то, что длали до него вс Робинзоны, а именно: составить инвентарь всмъ рессурсамъ своихъ владній какъ изъ растительнаго, такъ и изъ животнаго царства.

Островъ Гурби — такъ капитанъ назвалъ его — имлъ до трехъ тысячъ квадратныхъ километровъ, т. е. триста тысячъ гектаровъ, пространства. На немъ было довольно много быковъ, коровъ, козъ и овецъ, но нельзя было пересчитать ихъ всхъ. Дичь водилась въ изобиліи и нечего было опасаться, что она переселится въ другую мстность. Не было недостатка и въ хлбныхъ растеніяхъ. Черезъ три мсяца можно было жать пшеницу, маисъ, рисъ и пр. Слдовательно, относительно пищи губернаторъ, населеніе и об лошади были боле чмъ обезпечены. Еслибъ даже на островъ прибыли еще другіе жители, то и для нихъ съ избыткомъ хватило бы продовольствія.

Съ 6-го до 13-го января шли сильные дожди. Небо было постоянно покрыто густыми тучами, были также сильныя грозы — явленіе необыкновенное въ эту пору года. Но Гекторъ Сервадакъ замтилъ, что температура стремилась возвыситься. Если должно было наступить лто, то оно было бы очень раннее, такъ какъ тогда былъ еще только январь. Еще удивительне было то, что погода была не только постоянно теплая, но становилась все тепле, какъ будто земной шаръ постоянно и правильно приближался къ солнцу.

Вмст съ увеличеніемъ теплоты, освщеніе становилось все ярче,и еслибъ не густыя облака, скрывавшія небо, то изліяніе солнечвыхъ лучей освтило бы землю такъ ярко, какъ никогда еще не освщало.

Гектора Сервадака бсило, что тучи лишали его возможности наблюдать солнце, лупу, звзды или хотя какой бы нибудь небесный пунктъ — что помогло бы разршить вопросы, которые онъ задавалъ себ.

Бенъ-Зуфъ попытался было успокоить капитана, проповдуя ему покорность судьб, доходившую въ немъ самомъ до равнодушія. Но, капитанъ такъ дурно принялъ его увщанія, что онъ не рискнулъ уже больше прибгать къ нимъ, а ограничился тмъ, что усердно сторожилъ, не появится ли какой нибудь корабль. Ни дождь, ни втеръ, ни гроза не могли прогнать его съ вершины скалы нетолько въ теченіе дня, но и ночью, кром тхъ немногихъ часовъ, когда онъ спалъ. Но напрасно не спускалъ онъ глазъ съ пустыннаго горизонта. Впрочемъ, на мор свирпствовали страшные ураганы и морскіе валы поднимались до неслыханной высоты. Никакой корабль не могъ бы выдержать такихъ бурь. Вроятно, такіе же феномены происходили и во времена втораго періода образованія земнаго шара, когда первыя воды, превратившіяся въ испаренія отъ дйствія внутренней теплоты, поднимались къ небу въ вид тучъ, изъ которыхъ лились опять на землю дождевыми потоками.

Но 13-го ливни вдругъ прекратились, точно волшебствомъ. Послдніе втры разогнали послднія тучи въ ночь съ 13-го на 14-е января. Гекторъ Сервадакъ, просидвшій безвыходно шесть дней въ. зданіи поста, вышелъ изъ него, лишь только пересталъ дождь и стихъ втеръ и побжалъ на скалу. Его сильно занималъ вопросъ: что-то скажутъ ему небесныя свтила? Появится ли снова на неббольшой дискъ, который онъ видлъ на минуту въ ночь съ 31-га декабря на 1-е января и разршится ли наконецъ тайна его будущей участи?

Небо было великолпно. Ни одно облако не затемняло созвздій. Мстами, на небесномъ свт обрисовывались туманныя пятна, которыхъ прежде никакой астрономъ не могъ бы разсмотрть безъ телескопа.

Первымъ дломъ капитана было отыскать полярную звзду, такъ какъ полярная звзда была его конькомъ.

Она сіяла на неб, но очень низко надъ горизонтомъ, такъ что надо было полагать, не служила уже центральнымъ стержнемъ всей звздной системы или, говоря другими словами, земная ось, чрезвычайно удлиненная, не проходила уже боле чрезъ неподвижный пунктъ, который занимала обыкновенно на неб эта звзда. И дйствительно, часъ спустя, она значительно спустилась къ горизонту, какъ будто принадлежала къ какому нибудь зодіакальному созвздію. Оставалось только узнать, какая звзда замнила полярную т. е. черезъ какой небесный пунктъ проходила теперь удлинненная ось земнаго шара. Гекторъ Сервадакъ нсколько часовъ сряду занятъ былъ единственно тмъ, что отыскивалъ эту звзду. Она должна была стоять также неподвижно, какъ и прежняя полярная звзда посреди другихъ звздъ, которыя въ своемъ кажущемся движеніи должны были совершать вокругъ нея свое суточное обращеніе.

Капитанъ Сервадакъ замтилъ наконецъ, что одна изъ звздъ, находящаяся на очень близкомъ разстояніи отъ свернаго горизонта, казалась неподвижною изо всхъ. Звзда эта была Вега, изъ созвздія Лиры,— та самая, которая, вслдствіе прецессіи равноденствій, должна черезъ двнадцать тысячъ лтъ замнить полярную звзду. Но такъ какъ въ теченіе двухъ недль не успло еще пройти двнадцать тысячъ лтъ, то слдовало предположить, что измнилась ось земнаго шара.

— Въ такомъ случа, размышлялъ капитанъ, такъ какъ ось земнаго шара проходитъ чрезъ пунктъ очень близкій къ горизонту, то надо допустить и то предположеніе, что Средиземное море очутилось вдругъ подъ экваторомъ.

Онъ глубоко задумался, между тмъ какъ глаза его блуждали но небу отъ Большой Медвдицы, превратившейся теперь въ зодіакальное созвздіе и только хвостъ которой выходилъ въ ту минуту изъ водъ — до новыхъ звздъ южнаго полушарія, восходъ которыхъ онъ видлъ въ первый разъ.

— Луна! вскричалъ вдругъ Бенъ-Зуфъ.

Это восклицаніе возвратило капитана Сервадака на землю.

— Луна? повторилъ онъ.

— Да, луна! подтвердилъ Бенъ-Зуфъ, пришедшій въ восторгъ отъ того, что опять увидлъ ‘подругу земныхъ ночей’, какъ называютъ луну поэты.

И онъ указалъ на дискъ, всходившій какъ разъ на противуположной сторон отъ того пункта, гд должно было появиться солнце.

Капитанъ Сервадакъ очень затруднялся ршить, была ли это луна, или какое другое мепьшее свтило, увеличившееся вслдствіе близости. омъ поднесъ къ глазамъ телескопъ, который обыкновенно употреблялъ при геодезическихъ операціяхъ, и направилъ его на появившееся свтило.

— Если это луна, сказалъ онъ, такъ надо сознаться, что она порядочно таки удалилась отъ насъ. Теперь она отстоитъ отъ земли уже не на тысячи, а на милліоны льё.

Посл внимательнаго наблюденія, онъ убдился, что то была не луна. На блдномъ диск неизвстнаго свтила не было тхъ пятенъ и яркихъ точекъ, которыя придаютъ луп нкоторое сходство съ человческимъ лицомъ, т. е. не было, признаковъ ни долинъ, ни морей, ни ореола, сіяющаго вокругъ великолпной горы Техо.

— Нтъ, это не луна, сказалъ онъ.

— Отчего не луна? спросилъ Бенъ-Зуфъ, какъ-то особенно дорожившій своимъ открытіемъ.

— Оттого, что у этого свтила есть свой спутникъ, своя маленькая луна.

Дйствительно, въ стекл телескопа довольно ясно была видна, близь неизвстнаго свтила, какая-то блестящая точка.

— Но если это не луна, такъ что жъ это такое? вскричалъ капитанъ Сервадакъ, топнувъ ногою. Это не Венера и не Меркурій, потому что у обихъ этихъ планетъ нтъ спутниковъ. А между тмъ, орбита этой планеты находится въ земной орбит, такъ какъ она сопровождаетъ солнце въ его кажущейся движеніи. Если жъ планета эта не Венера и не Меркуріи, то не можетъ быть ни чмъ другимъ, кром луны, а если она луна, такъ гд же это подхватила она себ спутника?

ГЛАВА VII.
въ которой дло идетъ о Венер и Меркурі, грозящихъ превратиться въ планеты преткновенія.

Вскор появилось солнце и вс миріады звздъ исчезли при его яркомъ свт. Пришлось отложить наблюденія до слдующей ночи, если небо не будетъ облачно..

Что же касается диска, яркій свтъ котораго проникъ сквозь слои тучъ, то капитанъ Сервадакъ напрасно искалъ слдовъ его. Онъ исчезъ — неизвстно, вслдствіе правильнаго или неправильнаго движенія.

Настала положительно великолпная погода. Втеръ вдругъ измнился въ западный,— по прежнему опредленію запада,— и почти стихъ. Солнце вставало постоянно на новомъ горизонт и съ замчательною точностью закатывалось на противуположномъ. Сутки состояли неизмнно изъ двнадцати часовъ — изъ чего можно было вывести заключеніе, что солнце не удалялось отъ новаго экватора, кругъ котораго проходилъ черезъ островъ Гурби. Вмст съ тмъ, температура постоянно возвышалась. Капитанъ Сервадакъ нсколько разъ въ день посматривалъ на стоградусный термометръ, висвшій въ его комнат, и который 15-го января показывалъ 50 градусовъ въ тни.

Гурби не возсталъ еще изъ развалинъ, но капитанъ Сервадакъ и Венъ-Зуфъ устроили комфортэбельное помщеніе въ главной комнат зданія поста. Каменныя стны лучше защищали какъ отъ проливныхъ дождей, шедшихъ первые дни, такъ и отъ жара, становившагося невыносимымъ, тмъ боле, что на неб не было ни одного облачка, которое бы скрыло солнце, хотя на нсколько минутъ. Никогда, ни на Сенегал, ни въ экваторіальныхъ частяхъ Африки не лились на землю такіе огненные потоки. Надо было ожидать, что если такой зной продлится,— то вся растительность на остров выгоритъ.

Бенъ-Зуфъ, врный своимъ принципамъ, не хотлъ выказать, что такой необычайный жаръ былъ чувствителенъ для него, но лившій съ него градомъ потъ доказывалъ это. Не смотря на то, Бенъ-Зуфъ не покидалъ своего поста да вершин скалы, даже увщанія капитана не дйствовали на него въ этомъ случа. Онъ добросовстно жарился на солнц, не спуская глазъ съ пустыннаго Средиземнаго моря, спокойнаго какъ озеро. Надо полагать, что кожа его была на подкладк и что у него былъ блиндированный черепъ, если онъ могъ такъ безнаказанно выносить перпендикулярные лучи полуденнаго солнца.

Разъ какъ-то капитанъ Сервадакъ сказалъ ему:

— Ты должно быть родился въ Габон.

— Нтъ, капитанъ, на Монмартр, но вдь это совершенно все равно, что въ Габон.

Какъ скоро Бенъ-Зуфъ ршилъ, что на его любимомъ холм также жарко, какъ подъ тропиками, опровергнуть этого было невозможно.

Эта ультра каникулярная температура должна была неизбжно повліять на растительность острова Гурби. Въ теченіе нсколькихъ дней на деревьяхъ показались почки, распустились листья и живо появились цвты и плоды. Точно то же произошло и съ хлбными растеніями. Казалось, было видно, какъ пыростали колосья. Луга покрылись густою травою. Косьба, жнитва и сборъ плодовъ,— все сошлось въ одно время. Лто и осень слились въ одинъ сезонъ.

Еслибъ капитанъ Сервадакъ былъ посильне въ космографіи, то сказалъ бы себ слдующее:

— Если наклонность земной оси измнилась, такъ что она составляетъ прямой уголъ съ эклиптикой, какъ все заставляетъ предполагать,— то съ настоящаго времени, все на земл будетъ происходить такъ какъ на Юпитер. У насъ не будетъ больше временъ года, а вмсто нихъ будутъ неизмнныя зоны, въ которыхъ постоянна продолжаются зима, весна, лто и осень.

И прибавилъ бы какъ истый гасконецъ:

— Но, чортъ возьми! отчего же все такъ перемнилось?

Этотъ поспшный сезонъ привелъ въ затрудненіе капитана и его ординарца. Ясно было, что у всего ‘населенія’ не хватитъ рукъ для всхъ работъ и, кром того, зной не далъ бы постоянно работать. Впрочемъ, пока еще не предстояло опасности. Запасовъ въ Гурби было много и къ тому же теперь, когда море было тихо и погода стояла великолпная, можно было надяться, что къ острову не замедлитъ придти какой нибудь корабль.

Въ этой части Средиземнаго моря ходитъ много какъ казенныхъ кораблей, исполняющихъ береговую службу, такъ и частныхъ, принадлежащихъ всевозможнымъ національностямъ.

Разсужденія эти были совершенно основательны, но все таки, по какимъ бы то ни было причинамъ, никакой корабль не показывался. Бенъ-Зуфъ совершенно напрасно изжарился бы на вершин известковой скалы, еслибъ не устроилъ себ нчто въ род зонтика.

Тмъ временемъ капитанъ Сервадакъ напрасно припоминалъ школьные уроки. Онъ длалъ бездну вычисленій, чтобы опредлить новое положеніе земнаго сфероида, но безуспшно.

И однако же, онъ долженъ былъ бы придти къ заключенію, что если измнилось обращеніе земли на ея оси, то должно было измниться и ея обращеніе вокругъ солнца, а слдовательно и продолжительность года, который долженъ былъ или сократиться или увеличиться.

Земной шаръ, очевидно, приближался къ лучезарному свтилу. Орбита его измнилась, и не только это измненіе согласовалось съ возрастающимъ повышеніемъ температуры, но новыя наблюденія убдили капитана, что земной шаръ стремится къ своему притягательному центру.

Окружность солнечнаго диска была вдвое боле противу прежней. Въ такихъ увеличенныхъ размрахъ должны были бы видть его постоянно наблюдатели, которые находились бы на Венер, т. е. на среднемъ разстояніи двадцати пяти милліоновъ льё,— изъ чего слдуетъ, что между земнымъ шаромъ и солнцемъ, вмсто прежнихъ тридцати восьми милліоновъ, было только двадцать пять милліоновъ льё. Надо было ожидать, что если земной шаръ еще приблизится къ солнцу, то утратитъ равновсіе и упадетъ на поверхность его, что было бы его конечной гибелью.

И дни и ночи были прекрасны, такъ что капитанъ Сервадакъ очень удобно могъ наблюдать звздный міръ. Звзды и планеты сверкали, какъ громадныя буквы небесной азбуки, и онъ приходила въ отчаяніе, что не умлъ понимать ихъ смысла. Звзды нисколько не измнились ни въ размрахъ, ни во взаимномъ разстояніи. Извстно, что солнце подвигается къ созвздію Геркулеса съ быстротою шестидесяти милліоновъ льё въ годъ, по оно все таки почти не измнило своего положенія,— такъ громадно разстояніе между этими двумя планетами. Тоже происходитъ и съ Арктурусомъ, движущимся въ звздномъ пространств съ быстротою двадцати двухъ льё въ секунду, т. е. въ три раза быстре земли.

Но если звзды не могли ничему научить капитана, то нельзя было сказать того же о планетахъ, по крайней мр о тхъ, орбита которыхъ заключается въ земной орбит.

Въ этихъ условіяхъ находятся дв планеты: Венера и Меркурій. Первая тяготетъ на среднемъ разстояніи двадцати семи милліоновъ льё отъ солнца, вторая — на разстояніи пятидесяти милліоновъ льё. Слдовательно, орбита Венеры обнимаетъ орбиту Меркурія, а земная орбита — об ихъ орбиты. Посл продолжительныхъ наблюденій и размышленій, капитанъ Сервадакъ пришелъ къ заключенію, что количество свта и теплоты, получаемое, въ настоящее время, землею отъ солнца, почти равнялось количеству свта и теплоты, получаемому отъ него Венерою, т. е. составляло почти дважды то количество, которое земля получала отъ солнца прежде катастрофы Капитанъ Сервадакъ вполн убдился въ своемъ предположеніи, что земля значительно подвинулась къ солнцу, когда сталъ внимательно наблюдать Венеру, эту прелестную планету, которою любуются самые равнодушные люди, когда утромъ или вечеромъ она выходитъ изъ за солнечныхъ лучей.

Венера, называемая древними Фосфурусъ или Люциферъ, Гасперусъ или Весперъ, также утреннею и вечернею звздою, или звздою пастуха,— никакая планета не получала столькихъ названій — представляла теперь относительно громадный дискъ. Она была похожа на маленькую луну, такъ что можно было очень хорошо различить ея фазы невооруженнымъ глазомъ. Вс части ея,— какъ полной, такъ и въ четвертномъ аспект — были ясно видны. Выемки въ ея серп доказывали, что солнечные лучи, отражаемые ея атмосферою, проникали въ такія области, для которыхъ солнцу пора уже было бы закатиться. Отраженіе солнечныхъ лучей на поверхности диска Венеры доказывало, что она иметъ атмосферу. Яркія точки, выдляющіяся на ея серп, представляли горы, высота которыхъ, но справедливому предположенію Шрейтера, превосходитъ въ десять разъ высоту Монблана, равняющуюся сто сорокъ четвертой части радіуса планеты {Самыя высокія горы на Земл равняются только 740-й части ея радіуса.}.

Капитанъ Сервадакъ въ эту эпоху готовъ былъ утверждать, что Венера находится на разстояніи не боле двухъ милліоновъ льё отъ земли и сообщилъ объ этомъ Бенъ-Зуфу.

— Что жъ, капитанъ, сказалъ ординарецъ, вдь два-то милліона льё — еще не близко.

— Такое разстояніе было бы громадно для двухъ войскъ въ поход, но для двухъ планетъ оно ровно ничего не значитъ, отвчалъ капитанъ Сервадакъ.

— А что же можетъ случиться?

— А то, что земля упадетъ на Венеру.

— Вотъ оно что! а есть ли тамъ воздухъ, капитанъ?

— Есть.

— А вода?

— Конечно.

— Ну, такъ подемте на Венеру.

— Но ударъ будетъ ужасный, кажется, что об планеты движутся теперь въ направленіи противуположномъ прежнему, а такъ какъ ихъ массы почти равны, то столкновеніе будетъ страшное.

— Все равно, что два желзнодорожные позда, которые наткнутся одинъ на другой, пояснилъ Бенъ-Зуфъ такимъ спокойнымъ тономъ, что капитана Сервадака взрвало.

— Да, два позда, болванъ! вскричалъ онъ, только такіе позда, которые идутъ въ тысячу разъ быстре почтовыхъ. Одна изъ планетъ непремнно разлетится въ дребезги, а можетъ быть и об. Посмотримъ, что-то останется тогда отъ твоего Монмартрскаго бугра!

Это значило задть Бенъ-Зуфа за живое. Онъ стиснулъ зубы,— сжалъ кулаки, но сдержалъ себя.

— Капитанъ, я здсь. Приказывайте…. если есть средство предупредить эту встрчу… началъ онъ было чрезъ нсколько минутъ, въ теченіе которыхъ ему удалось переварить Монмартрскій бугоръ.

— Нтъ такого средства, глупецъ. Оставь меня въ поко! вскричалъ капитанъ.

Огорченный этимъ отказомъ, Бенъ-Зуфъ ушелъ прочь, не вымолвивъ ни слова.

Въ слдующіе дни, разстояніе между двумя планетами еще уменьшилось. Ясно было, что земля, слдуя по новой орбит, должна была перерзать орбиту Венеры. Она также очень приблизилась къ Меркурію. Эта послдняя плапета, рдко видимая невооруженнымъ глазомъ, если только не находится близко къ своимъ, самымъ сильнымъ восточнымъ и западнымъ уклоненіямъ, сіяла теперь во всемъ великолпіи. Фазы ея, похожія на фазы луны,— отраженіе солнечныхъ лучей, изливающихъ на нее теплоту, въ семь разъ сильне, чмъ на земной шаръ,— ея ледяныя и жаркія зоны, почти совершенно смшанныя вслдствіе значительной наклонности оси,— ея экваторіальныя полосы, горы, въ девятнадцать километровъ высота — все это сильно возбуждало любопытство.

Древніе дали этой планет названіе ‘Сверкающей’. Но опасность предстояла не отъ Меркурія, такъ какъ земл угрожало столкновеніе не съ нимъ, а съ Венерою.

Около 18-го января разстояніе между этою послднею планетою и землею сократилось до одного милліона льё. Предметы, находившіеся на земл, вслдствіе яркаго блеска Венеры, бросали густыя тни. Видно было, какъ она оборачивалась на своей оси въ теченіи двадцати трехъ часовъ и двадцати одной минуты, чмъ доказывалось, что продолжительность дней на ней но уменьшилась. Атмосфера была наполнена парами и можно было разсмотрть облака, проходившія полосами по ея диску. Ясно были видны также ея семь пятенъ, которыя, по предположенію Біачини, представляютъ семь настоящихъ морей, сообщающихся между собою. Наконецъ, эту великолпную планету было видно среди благо дня, что было далеко не такъ лестно для капитана Сервадака, какъ для Бонапарте, когда онъ, во время Директоріи, увидлъ Венеру въ полдень и сказалъ, что это ‘его звзда’.

20-го января разстояніе, опредленное первоначально небесною механикою между двумя планетами, еще убавилось.

— Какъ должно это тревожить въ Африк и въ Европ, въ томъ числ и моихъ товарищей и друзей, думалъ иногда капитанъ Сервадакъ. Какія,, я думаю, статьи пишутъ объ этомъ въ газетахъ обоихъ континентовъ! А въ церквахъ толпится народъ. Да! можно подумать, что скоро настанетъ свтопреставленія, по крайней мр, я полагаю, что оно никогда не было такъ близко. А я еще удивлялся, что не пришелъ никакой корабль, чтобъ захватить насъ. Теперь ужъ никому не до насъ,— ни военному министру, ни генералъ-губернатору. Чрезъ два дня земля разлетится въ дребезги и осколки ея будутъ летать въ пространств.

Но этому не суждено было сбыться.

Напротивъ, начиная съ этого дня, Земля и Венера, какъ будто стали удаляться одна отъ другой. По счастью, орбиты ихъ не совпадали и слдовательно между ними не могло произойти столкновенія

Бенъ-Зуфъ даже вздохнулъ отъ радости, когда капитанъ сообщилъ ему эту новость.

Къ 25-му январю разстояніе увеличилось уже на столько, что не оставалось никакого повода къ опасенію.

— Это сближеніе доказало намъ, что у Венеры нтъ луны, сказалъ капитанъ Сервадакъ.

И дйствительно, Доминикъ Кассини, Шортъ, Монтенъ изъ Лиможа, Монбарронъ и нкоторые другіе астрономы очень серьезно врили въ существованіе этого спутника Венеры.

— Это досадно, прибавилъ Гекторъ Сервадакъ. Еслибъ Венера имла луну, то, можетъ быть, мы захватили бы ее мимоходомъ и у насъ было бы дв луны. Но только, кажется, я никогда не добьюсь причини: отчего это небесная механика такъ разстроилась?

— Капитанъ, сказалъ Бенъ-Зуфъ.

— Что такое?

— Разв вы забыли, что въ Париж, въ конц Люксамбургскаго предмстья, есть домъ съ большимъ колпакомъ на голов?

— Обсерваторія?

— Такъ точно. Вдь у господъ, которые живутъ въ этомъ колпак, только и дла, что объяснять все такое, не правда ли?

— Конечно.

— Такъ подождемъ съ терпніемъ, когда они объяснятъ. Будемъ философами, капитанъ.

— Ахъ Бенъ-Зуфъ, да хоть понимаешь ли ты, что значитъ быть философомъ?

— Конечно, понимаю, вдь я солдатъ.

— Что жъ это значитъ?

— Это значитъ, что надо покориться, когда нельзя поступить иначе, а мы теперь именно въ такомъ положеніи.

Гекторъ Сервадакъ ничего не отвтилъ своему ординарцу, но казалось, что отказался хотя на время отъ разршенія того, что было пока неразршимо для него.

Къ тому же, вскор случилось событіе, имвшее важныя послдствія.

27-го января, Бенъ-Зуфъ, около девяти часовъ утра явился къ капитану съ свойственнымъ ему хладнокровіемъ и произнесъ:

— Капитанъ!

— Что теб? спросилъ Гекторъ Сервадакъ.

— Корабль!

— И ты говоришь это такъ спокойно, какъ будто докладываешь, что поданъ супъ! вскричалъ капитанъ, вскочивъ съ мста.

— А на что же мы философы? отвчалъ безстрастный Бенъ-Зуфъ.

ГЛАВА VIII,
въ которой капитанъ Сервадакъ задаетъ цлый рядъ вопросовъ, остающихся безъ отвтовъ.

Гекторъ Сервадакъ бросился со всхъ ногъ изъ зданія поста и взбжалъ на скалу.

Въ виду острова былъ корабль, нельзя было сомнваться въ этомъ, онъ находился на разстояніи мене десяти километровъ отъ берега. Но такъ какъ земной шаръ былъ теперь выпукле и, слдовательно районъ, который обнималъ взглядъ ограниченне прежняго — то надъ волнами выдавались только верхушки мачтъ.

Несмотря на то, что корабль былъ еще скрытъ, по тмъ частямъ оснастки, которыя были видимы, можно было разобрать, къ какой онъ принадлежитъ категоріи. То былъ гальотъ. Черезъ два часа посл того, какъ Бенъ-Зуфъ объявилъ радостную всть, онъ сталъ вполн видимъ.

Капитанъ Сервадакъ разсматривалъ его, ни на минуту не отнимая отъ глазъ телескопа.

— ‘Добрыня’, вскричалъ онъ наконецъ.

— ‘Добрыня?’ повторилъ Бенъ-Зуфъ, не можетъ быть, не видно дыма…

— Онъ идетъ на парусахъ, я тотчасъ узналъ его.

Это былъ дйствительно ‘Добрыня’.

Въ теченіе двадцати семи дней, прошедшихъ со времена переворота на земномъ шар, гальотъ, вроятно рекогносцировалъ ближайшіе къ Алжиріи берега, можетъ быть доходилъ до Испаніи, до Италіи, даже до Франціи, прошелъ все Средиземное море, такъ странно измнившееся, и, слдовательно, находившіеся на немъ люди знали, что происходитъ въ странахъ, отъ которыхъ былъ отдленъ островъ Гурби. Гекторъ Сервадакъ надялся, что узнаетъ теперь не только все значеніе катастрофы, но и причины, произведшія ее. Кром того, онъ разсчитывалъ, что русскій капитанъ будетъ такъ обязателенъ, что отвезетъ его и Бенъ-Зуфа во Францію.

— Но гд же гальотъ пристанетъ къ берегу? сказалъ Бенъ-Зуфъ, вдь устья Шелифа ужъ нтъ.

— Онъ не пристанетъ къ берегу, отвчалъ Гекторъ Сервадакъ. Капитанъ пришлетъ за нами лодку.

Добрыня приближался, но медленію, такъ какъ втеръ былъ противный. Странно было, что онъ шелъ не на парахъ, вдь вроятно находившимся на немъ морякамъ любопытно было узнать, какой новый островъ виднлся на горизонт. Впрочемъ, могло быть и то что у него вышелъ весь запасъ топлива. По счастью, не смотря на облака, блуждавшія кое гд на неб, погода стояла прекрасная и втеръ былъ легкій, такъ что качка не мшала Добрын подвигаться.

Гекторъ Сервадакъ былъ твердо увренъ, что Добрыня постарается пристать къ берегу. Капитанъ судна, вроятно, полагалъ, что сбился съ пути, такъ какъ тамъ, гд онъ надялся встртить африканскій континентъ, былъ только островъ. Но если, — пришло вдругъ въ голову Гектору Сервадаку, капитанъ побоится, что не найдетъ мста, гд было бы удобно пристать къ неизвстному острову? Не поискать ли мста для стоянки и, когда оно будетъ найдено, извстить о томъ гальотъ сигналами?

Вскор стало очевидно, что ‘Добрыня’ держала путь къ бывшему устью Шелифа. Капитанъ Сервадакъ тотчасъ же веллъ осдлать лошадей и помчался съ Бенъ-Зуфомъ къ западной оконечности острова.

Минутъ черезъ десять, капитанъ и его ординарецъ спшились и стали осматривать эту часть берега.

Гекторъ Сервадакъ замтилъ за мысомъ и подъ защитою его небольшую бухту, въ которой очень удобно могъ стать на якорь корабль средней величины. Со стороны моря, бухта была усяна большими подводными скалами, между которыми былъ узкій каналъ. Даже въ бурю въ этомъ затишь не должно было быть волненія. Осматривая внимательно прибрежныя скалы, капитанъ Сервадакъ съ удивленіемъ увидлъ на нихъ длинныя полосы водорослей, ясно обозначавшія до какой высоты доходилъ приливъ.

— Вотъ чудеса! подумалъ онъ, ныньче на Средиземномъ мор бываютъ настоящіе приливы.

Очевидно было, что приливъ и отливъ волнъ былъ сильный. Это было дйствительно новое чудо, такъ какъ прежде въ бассейн Средиземнаго моря почти не было приливовъ.

Впрочемъ, можно было замтить, что самый высокій приливъ былъ тогда, когда въ ночь съ 31-го декабря на 1-е января былъ виднъ на неб огромный дискъ какого-то неизвстнаго свтила, слдующіе же за нимъ приливы постепенно уменьшались и послдніе стали опять также незначительны, какъ и прежніе.

Покончивъ съ приливами, капитанъ Сервадакъ сосредоточилъ вниманіе свое исключительно уже на Добрин.

Гальотъ находился не боле какъ уже въ двухъ или трехъ километрахъ отъ берега. Видно было, что съ него замтили и поняли сигналы. Онъ слегка измнилъ направленіе и матросы начали убирать паруса. Вскор остались только два марселя, контръ-бизань и и гротъ-фокъ. Наконецъ, гальотъ обогнулъ мысъ и, направившись къ каналу, на который капитанъ Сервадакъ указывалъ рукою, смло вошелъ въ него. Чрезъ нсколько минутъ, якорь его впился въ песчаное дно бухты. Спустили лодку и графъ Тимашевъ, командиръ судна, сошелъ на берегъ.

Капитанъ Сервадакъ подошелъ къ нему.

— Графъ! вскричалъ онъ,— прежде всего, скажите, что случилось.

Графъ Тимашевъ, сдержанность котораго составляла рзкій контрастъ съ живостью француза, слегка поклонился и отвчалъ съ акцентомъ, свойственнымъ русскимъ.

— Я только что хотлъ спросить васъ объ этомъ, капитанъ.

— Какъ! разв вы ничего не знаете?

— Ничего.

— Вы не можете сказать мн вслдствіе какой катастрофы эта часть африканскаго континента превратилась въ островъ?

— Нтъ, не могу.

— И не знаете всего значенія этой катастрофы?

— Я знаю объ этомъ столько же, какъ и вы, капитанъ.

— Но по крайней мр, вы знаете, что на сверномъ берегу Средиземнаго моря….

— Да разв это все еще Средиземное море? спросилъ графъ Тимашевъ въ свою очередь.

— Вы должны это знать лучше меня, графъ, такъ какъ прошли его.

— Я не проходилъ его.

— Вы не останавливались ни на какомъ береговомъ пункт?

— Ни дня, ни часа, я даже не видалъ никакой земли.

Капитанъ Сервадакъ смотрлъ на графа съ крайнимъ изумленіемъ.

— По крайней мр, вы замтили, графъ, что съ 1-го января востокъ замнилъ западъ?

— Замтилъ.

— Что дни стали короче вдвое?

— Да.

— Что плотность тяготнія уменьшилась?

— Совершенно справедливо.

— Что мы потеряли нашу луну?

— Потеряли.

— И чуть было не наткнулись не Венеру?

— Такъ точно.

— И что слдовательно движеніе земнаго шара на его оси измнилось?

— Все замтилъ, капитанъ.

— Извините, графъ, мое удивленіе, сказалъ капитанъ Сервадакъ,— я зналъ, что мн не приведется сообщить вамъ ничего новаго, но полагалъ, что много узнаю отъ васъ.

— Я знаю только то, капитанъ, отвчалъ графъ Тимашевъ, что вечеромъ, съ 31-го декабря на 1-е января, я шелъ моремъ, какъ вдругъ громадный валъ поднялъ нашъ гальотъ на неслыханную высоту. Казалось, что какой-то космическій феноменъ, причина котораго неизвстна мн, произвела, страшное смшеніе во всхъ стихіяхъ. Машина наша испортилась и съ тхъ поръ мы странствовали по морю на удачу, предоставленные на произволъ сильной бури, свирпствовавшей нсколько дней тому назадъ. Это просто чудо, что Добрыня уцллъ, я приписываю это тому, что онъ вроятно находился не въ центр циклона, такъ что втеръ и валы мало подвинули ее. Оттого-то, мы и не встртили никакой земли, кром вотъ этого острова.

— Въ такомъ случа, графъ, вскричалъ капитанъ Сервадакъ, надо изслдовать Средиземное море, чтобы узнать, до какихъ предловъ дошло это наводненіе.

— Это и мое мнніе.

— Позволите ли вы мн занять мсто на вашемъ судн, графъ?

— Конечно, капиталъ, даже еслибъ понадобилось сдлать кругосвтное путешествіе.

— О! достаточно будетъ и путешествія по Средиземному морю.

— Почему знать! отвчалъ графъ Тимашевъ, покачавъ головой. Можетъ быть, плаваніе по Средиземному морю будетъ кругосвтнымъ плаваніемъ.

Капитанъ Сервадакъ промолчалъ и задумался.

И дйствительно, больше ничего не оставалось длать, какъ изслдовать уцллъ ли африканскій берегъ Средиземнаго моря и если уцллъ, зайти въ Алжиръ, чтобы узнать, что длается въ остальномъ мір. Если же южный берегъ Средиземнаго моря совершенно исчезъ, возвратиться къ сверу и повидаться съ европейцами, населяющими этотъ берегъ Средиземнаго моря, чтобъ узнать неизвстны ли имъ причины и вс послдствія катастрофы.

Необходимо было только починить машину Добрыни. Внутри котла лопнуло много трубъ и вода заливала огонь въ печахъ. Что же касается плаванія на парусахъ, то при противномъ или при сильномъ втр — оно было бы медленно и затруднительно.

Добрыня былъ подготовленъ къ продолжительному путешествію въ Ливанъ и у нея былъ запасъ угля на два мсяца. Слдовало воспользоваться имъ, такъ какъ въ первомъ же порт можно было возобновить запасъ.

По счастью, на гальот былъ также запасъ трубъ, которыми замнили испорченныя, и машину скоро починили. Черезъ три дня по прибытіи гальота къ острову Гурби, котелъ уже дйствовалъ.

Въ теченіе этого времени, капитанъ Сервадакъ сообщилъ графу Тимашеву обо всхъ наблюденіяхъ, которыя сдлалъ въ своихъ тсныхъ владніяхъ. Они вмст объхали верхомъ всю окружность острова и окончательно убдились, что имъ ничего больше не оставалось длать, какъ только хать въ другія страны за тмъ, чтобъ узнать, что произошло въ этой части Алжиріи,

31-ю января гальотъ былъ готовъ отправиться въ путь. Никакой новой перемны не произошло въ солнечномъ мір. Только термометръ начиналъ показывать, что температура, которая была чрезвычайно высока въ теченіе мсяца, стала понижаться. Раньше нсколькихъ дней нельзя было ршить — была ли эта перемна температуры слдствіемъ движенія земли вокругъ солнца по покой орбит?

Что же касается погоды, то она стояла постоянно прекрасная, хотя въ воздух опять начали ощущаться испаренія, предвщавшія новое пониженіе барометра. Но изъ за этого, конечно, не стоило откладывать путешествія.

Оставалось только ршить вопросъ останется ли Бенъ-Зуфъ на остров или подетъ съ своимъ капитаномъ?

Нельзя было взять на гальотъ лошадей, а Бенъ-Зуфъ ни за что не хотлъ разстаться съ ними, особенно съ Галетой. Кром того, нельзя было предоставить и стада на произволъ судьбы. Какъ ни невроятенъ казался случай, чтобъ они могли остаться единственными рессурсами жителей острова,— но надо было все предвидть въ ихъ положеніи. Наконецъ, къ острову могли пристать другіе путешественники и т. п. Вс эти причины, взятыя вмст, заставили Бенъ-Зуфа остаться, на что капитанъ Сервадакъ согласился съ сожалніемъ. Впрочемъ, Бенъ-Зуфу не предстояло никакой серьезной опасности на остров. Путешественники, разузнавъ о новомъ порядк вещей, должны были возвратиться за нимъ.

31-го января Бенъ-Зуфъ, слегка взволнованный, какъ онъ сознавался и ‘облеченный полною властью губернатора острова’ простился съ капитаномъ Сервардакомъ. При разставань, онъ попросилъ его, въ случа, если капитанъ додетъ до Парижа, замтить стоитъ ли еще Монмартрская гора тамъ, гд стояла, или какой нибудь феноменъ умчалъ ее въ другое мсто, и затмъ Добрыня вышелъ на парахъ изъ тсной бухты въ открытое море.

ГЛАВА IX
въ которой, съ помощью зрительной трубы и зонда стараются отыскать хоть какіе нибудь слды алжирской територіи.

‘Добрыня’ былъ прекрасный, прочный корабль, въ двсти тоннъ, выстроенный на верфяхъ острова Уайта и способный какъ нельзя лучше выдержать кругосвтное плаваніе. Ни у Колумба, ни у Магеллана не было такихъ большихъ и надежныхъ кораблей, когда они отправились въ неизвстный путь по Атлантическому и Тихому океанамъ. Кром того, въ баталеръ-камерахъ былъ запасъ продовольствія на нсколько мсяцевъ, такъ что, въ случа крайности, ‘Добрыня’ могъ совершить плаваніе вокругъ Средиземнаго моря, не заходя ни въ какую гавань, для того чтобы сдлать новые запасы. Надо прибавить, что не требовалось также увеличить ея баластъ. Посл катастрофы, всъ ея, какъ и всхъ другихъ предметовъ уменьшился, но вмст съ тмъ уменьшился также и всъ воды, на которой держался корабль, слдовательно отношенія обихъ тяжестей были пропорціональны, и ‘Добрыня’ находился точно въ такихъ же условіяхъ плаванія какъ и прежде. Кром графа Тимашева, напитана корабля, на немъ были еще: лейтенантъ Прокофьевъ, механикъ, поваръ и нсколько человкъ матросовъ.

‘Добрыня’ шелъ къ востоку на парусахъ и на парахъ, такъ какъ втеръ былъ попутный. Онъ могъ бы идти но одиннадцати узловъ въ часъ, еслибы не волненіе, мшавшее ходу.

Втеръ, дувшій съ запада, т. е. съ новаго востока, былъ не бурный, но по морю ходили высокіе валы. Это очень понятію: жидкія частицы, сдлавшіяся боле легкими, вслдствіе меньшей притягательной силы земной массы, — подымались до громадной высоты, собственно потому только, что вода не стояла неподвижно, а струилась. Араго, допускавшій, въ свое время, максимумъ возможной высоты волнъ до семи или восьми метровъ, чрезвычайно удивился бы, еслибы увидлъ, что он доходили теперь до пятидесяти и шестидесяти футовъ. При встрч, волны не отпрядывали другъ отъ друга и не разбивались. Он представляли длинныя, плавно движущіяся, громадныя струи, то мрно подымавшія корабль до высоты двадцати метровъ, то опускавшія его. Въ свою очередь, ‘Добрыня’, утратившій также часть своего вса легче подымался и опускался. Но это волненіе было для него нисколько не опасне и не утомительне обыкновеннаго волненія Средиземнаго моря, короткія волны котораго всегда шибко сталкиваются. Единственное неудобство новаго порядка вещей состояло въ уменьшеніи нормальной быстроты хода корабля. По счастью также, капитанъ Сервадакъ не былъ подверженъ морской болзни, а то ему плохо бы пришлось при новыхъ условіяхъ плаванія.

‘Добрыня’ шелъ въ двухъ или трехъ километрахъ разстоянія отъ той линіи, которую представлялъ прежде алжирскій берегъ, но въ южномъ направленіи не видно было никакихъ признаковъ земли. Лейтенантъ Прокофьевъ не могъ опредлить положенія корабля посредствомъ наблюденій надъ планетами, такъ какъ ихъ взаимныя отношенія измнились. Онъ не могъ вычислить градусовъ долготы и широты по высот солнца надъ горизонтомъ, такъ какъ результатъ его вычисленій былъ непримнимъ къ картамъ прежней космографической системы. Но все-таки можно было, хотя приблизительно, опредлить путь ‘Добрыни’. Измренія пройденнаго пути посредствомъ лага и компаса было достаточно для этого небольшого плаванія.

Къ великому счастью, компасъ нисколько не пострадалъ. Космическіе феномены не имли ни малйшаго вліянія на магнитную стрлку, указывающую постоянно магнитный сверъ, въ областяхъ отдаленныхъ почти на двадцать два градуса отъ настоящаго свера, востокъ и западъ измнились, такъ какъ солнце теперь всходило на запад и закатывалось на восток, но сверъ и югъ остались тамъ еще, гд и были. Слдовательно, можно было положиться на указанія компаса и лага, за невозможностью употребленія секстанта

Въ первые дни изслдованія, графъ Тимашевъ, боле свдущій въ мореплаваніи и космографіи, чмъ капитанъ Сервадакъ, объяснилъ ему вс эти особенности. Какъ большая часть русскихъ, онъ превосходно говорилъ по французски. Разумется, предметомъ бесды были феномены, причины которыхъ графъ Тимашевъ также не добился еще, а именно говорили о новой орбит земнаго шара въ солнечномъ мір.

— Ясно, капитанъ, сказалъ графъ Тимашевъ, что земля вращается по новому пути вокругъ солнца, къ которому приблизилась неизвстно по какому случаю.

— Я въ этомъ вполн убжденъ, отвчалъ капитанъ Сервадакъ. Но теперь вопросъ вотъ въ чемъ: перержетъ ли новая орбита земнаго шара орбиты Венеры и Меркурія?

— И не упадетъ ли земной шаръ на поверхность солнца? прибавилъ лейтенантъ Прокофьевъ.

— Это было бы ужасно! воскликнулъ капитанъ Сервадакъ.

— Не думаю, возразилъ графъ Тимашевъ, чтобы въ настоящее время земл угрожало паденіе. Она не стремится къ солнцу, но только описываетъ вокругъ него новую траэкторію.

— На чемъ же, графъ, основываете вы эту гипотезу? спросилъ капитанъ Сервадакъ.

— А вотъ на чемъ, отвчалъ графъ: еслибы земному шару угрожало паденіе, то катастрофа эта совершилась бы быстро и земля была бы теперь уже гораздо ближе къ своему нритягательному центру. Быстрота, которая, вмст съ дйствіемъ солнца, заставляетъ планеты вращаться по ихъ элипсамъ, уничтожилось бы и въ такомъ случа, земному шару надо бы только шестьдесятъ четыре съ половиною дня, для того чтобы упасть на солнце.

— Что же вы заключаете изъ этого? сказалъ капитанъ Сервадакъ.

— Что паденія не будетъ, отвчалъ графъ Тимашевъ. Вотъ уже цлый мсяцъ, какъ земной шаръ вращается по новой орбит, а между тмъ онъ едва опередилъ орбиту Венеры. Слдовательно, въ теченіе этого времени онъ подвинулся къ солнцу только на одиннадцать милліоновъ лье, тогда какъ земной районъ иметъ тридцать восемь милліоновъ. Посл того, мы смло можемъ утверждать, что земл не угрожаетъ паденія. Мало того, и полагаю, что мы начали уже удаляться отъ солнца, такъ какъ температура постепенно понижается. Въ настоящее время, жаръ на остров Гурби не сильне того, какой былъ бы въ Алжиріи, еслибы страна эта еще лежала въ тридцать третьемъ параллельномъ круг.

— Вы, конечно, правы въ вашихъ выводахъ, графъ, отвчалъ капитанъ Сервадакъ. Земля не стремится къ солнцу, а только вращается вокругъ него.

— Но не мене ясно и то, сказалъ графъ Тимашевъ, что Средиземное море и алжирскій берегъ очутились вдругъ въ экваторіальной зон.

— Если только есть еще африканскій берегъ, заттилъ капитанъ Сервадакъ.

— И Средиземное море, прибавилъ лейтенагтъ Прокофьевъ.

Эти-то вопросы предстояло разршить теперь. Во всякомъ случа, казалось несомнннымъ, что земля мало по малу удаляется отъ солнца и что нечего было опасаться паденія земнаго шара на его притягательный центръ. Но что же сталось съ африканскимъ берегомъ, слды котораго отыскивали наши пелдователи?

Черезъ двадцать четыре часа по выход изъ бухты острова, ‘Добрыня’ шелъ мимо тхъ пунктовъ, гд на алжирскомъ берегу должны были находиться: Тенецъ, Черчель, Комахъ и Сиди-Ферухъ, а между тмъ ни одного изъ этихъ городовъ не было видно въ зрительную трубу. Тамъ, гд прежде былъ континентъ, теперь раскидывалось безграничное море. Графъ Тимашевъ не могъ ошибиться въ направленіи ‘Добрыни’. Сообразуясь съ указаніями компаса и втровъ, которые были довольно постоянны, а также съ быстротою хода корабля и пространствомъ пройденнаго пути, измряемаго посредствомъ лага,— онъ могъ безошибочно заключить, что 2-го февраля корабль находился подъ 36^о 47′ широты и 0^о 44′ доготы, т. е. на томъ самомъ мст, гд долженъ былъ находиться континентъ Алжиріи. Но Алжиръ, также какъ Тенецъ, Черчель и Сиди-Ферухъ, исчезъ подъ морскою поверхностью.

Къ крайнему удивленію всхъ вообще и графа Тимашева въ особенности, сондированіе доказало, что дно было почти везд гладкое и что море имло только четыре или пять саженъ глубины. Сондированіе продолжали въ теченіе двухъ часовъ, но сондъ нигд не наткнулся на возвышенности, какія долженъ былъ бы представлять такой городъ, какъ Алжиръ, построенный амфитеатромъ. Предположенье, что, посл катастрофы, волны нивелировали мсто, на которомъ стояла столица Алжиріи,— было неправдоподобно.

Что же касается до морскаго дна, то оно было не каменистое и не илистое, не было на немъ также ни песку, ни раковинъ, — словомъ ничего.

Сондъ вынесъ изъ глубины его только какую-то металлическую пыль, замчательную золотистымъ отблескомъ, но нельзя было опредлить изъ чего она состояла.

Это было далеко не то, что обыкновенно выноситъ сондъ изъ глубины Средиземнаго моря.

— Видите, графъ, сказалъ капитанъ Сервадакъ, мы находимся дальше отъ алжирскаго берега, чмъ предполагали.

— Еслибы мы были дальше, отвчалъ графъ Тимашевъ, покачавъ головою, то было бы не пять, а триста саженъ глубины.

— Слдовательно…. сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ.

— Я уже не знаю, что и думать, отвчалъ графъ.

— Графъ, сказалъ капитанъ Сервадакъ, убдительно прошу васъ, пройдемте еще немного на югъ, можетъ быть мы найдемъ тамъ то, чего напрасно ищемъ здсь.

Графъ Тимашевъ посовтывался съ лейтенантомъ Прокофьевымъ и,— такъ какъ погода была благопріятная, согласился исполнить желаніе капитана Сервадака. Рулевому велно было держать на югъ.

Въ продолженіи тридцати шести часовъ, т. е. до 4-го февраля, самымъ тщательнымъ образомъ изслдовали море въ южномъ направленіи. Не удовольствовались сондомъ, но опустили желзный черпакъ который также доказалъ, что дно было везд ровное и что глубина его не превышала нигд четырехъ или пяти саженъ. Черпакъ также не вынесъ ни одного тесанаго камня, ни однаго обломка какого нибудь металлическаго предмета, ни отломленной втви, даже ни одного изъ тхъ гидропидовъ или зоопидовъ, которыми обыкновенно усяно всякое морское дно.

‘Добрыня’ дошелъ до тридцать шестаго градуса широты. По корабельнымъ,— географическимъ картамъ выходило, что онъ плыветъ тамъ, гд находился прежде Сахель, каменный валъ, отдлявшій отъ моря богатую долину Метиджа, и гд возвышалась до четырехсотъ метровъ вершина Бузареаха. Несмотря на то, что окрестныя мстечки были затоплены, самый высшій пунктъ этой горы долженъ былъ бы еще выдаваться надъ моремъ въ вид островка.

‘Добрыня’ прошелъ дальше того мста, гд находилось Дуэро, главное мстечко Сахела, дальше Буфорика, города съ широкими улицами, осненными растеніями,— дальше Блидаха, но не было видно даже форта этого послдняго мстечка, который былъ на четыреста метровъ выше Уедъ-эль-Кариба.

Графъ Тимашевъ, опасаясь идти дале по совершенно незнакомому морю, хотлъ уже было вернуться на сверъ или на востокъ, но капитанъ Сервадакъ такъ убдительно просилъ его не измнять еще направленія, что графъ вынужденъ былъ согласиться. Такимъ образомъ, ‘Добрыня’ дошелъ до того мста, гд были прежде горы Музаіа, съ пещерами, о которыхъ сохранились преданья и которыя посщали кабилы, гд росли лса рожковыхъ деревьевъ, каркасовъ и дубовъ всевозможныхъ видовъ, населенные львами, гіенами и шакалами. Самый возвышенный пунктъ этихъ горъ, боле тысячи шестисотъ метровъ высотою, еще шесть недль тому воздымавшійся между Буруми и Шифонъ, долженъ былъ бы выдаваться надъ морскою поверхностью, но ничего не было видно ли на этомъ мст, ни да горизонт моря.

Длать было нечего. Надо было наконецъ возвратиться къ сверу, и ‘Добрыня’, поворотивъ на другой галсъ, очутился скоро въ водахъ прежняго Средиземнаго моря, не открывъ никакихъ признаковъ существованія страны, называвшейся нкогда Алжирскою провинціею.

ГЛАВА X
въ которой капитанъ Сервадакъ, открываетъ пощаженный наводненіемъ островокъ, представляющій гробницу.

Нельзя было боле сомнваться, что значительная часть Алжирской колоніи внезапно погибла въ морскихъ волнахъ. Наводненіе это выходило изъ ряда обыкновенныхъ. Казалось, что развернулись земныя ндра и, поглотивъ цлую территорію, слова сомкнулись надъ нею, образовавъ новую почву, изъ неизвстнаго вещества, замнившаго песокъ прежняго морскаго дна.

Что же касается до причины этого страшнаго потопа, то она все еще была неизвстна изслдователямъ, находившимся на ‘Добрын’. Теперь предстояло узнать, до какихъ предловъ дошло это бдствіе.

Посл многихъ совщаній, поршили, что ‘Добрыня’ пойдетъ дальше на востокъ, вдоль бывшей линіи африканскаго континента. Плаваніе это было неособенно затруднительно, и надо было пользоваться хорошею погодою и благопріятнымъ втромъ.

Но на всемъ протяженіи этой линіи, отъ мыса Матперу до Тунисской границы, не было видно никакихъ признаковъ ни приморскаго города Деллиса, построеннаго амфитеатромъ, ни цпи горъ Журжура, выдлявшейся прежде на горизонт,— самая возвышенная вершина которыхъ имла тысячу триста метровъ высоты, — ни города Бужи, ни крутыхъ склоновъ горъ Курона, ни горъ Адроръ Джиджела, ни горъ Малой Кабиліи, ни Тритона древнихъ, т. е. группы мысовъ, высшій пунктъ которыхъ имлъ тысячу сто метровъ,— ни Колло, стараго порта провинціи Константины, ни Стора, новйшаго порта Филипбилля, ни Бона, лежавшаго при залив, имвшемъ сорокъ километровъ длины, при вход въ море. Не видно было также ни малйшихъ признаковъ мыса Гарда, ни мыса Розы, ни горныхъ группъ Эдукъ, ни береговыхъ песчаныхъ дюнъ Мафрага, ни Галля, знаменитаго своею коралловою промышленностью, и когда сондъ въ сотый разъ погрузился на дно, онъ не вынесъ даже ни одного образца чудныхъ зоофитовъ Средиземнаго моря.

Графъ Тимашевъ ршилъ тогда идти градусомъ широты, перерзывавшимъ нкогда алжирскій берегъ при мыс Бланъ, т. е. достигнуть самаго свернаго пункта Африки. Могло быть, что въ этомъ мст моря, сильно стсненнаго между африканскимъ континентомъ и Сициліею, встртятся какія нибудь особенности.

Сообразно съ этимъ ‘Добрыня’ шелъ по направленію тридцать седьмаго паралельнаго круга, и 7 февраля прошелъ седьмой градусъ долготы.

Графъ Тимашевъ согласился идти дале на востокъ, какъ желали того капитанъ Сервадакъ и лейтенантъ Прокофьевъ, по слдующимъ соображеніямъ:

Въ эту эпоху, не смотря на то, что чуть бы не отказались отъ осуществленія проекта внутренняго Сахарскаго моря — оно уже было создано, благодаря вліянію французовъ.

Это обширное предпріятіе, состоявшее просто въ возобновленіи бассейна Тритона, въ который былъ занесенъ бурею корабль Аргонавтовъ, имло благодятельное вліяніе на климатическія условія страны и монополизировало въ пользу Франціи всю торговлю Судана и Европы.

Надо было изслдовать теперь, какое отношеніе имло возобновленіе этого древняго моря къ новому порядку вещей.

Подъ тридцать четвертымъ градусомъ широты, на высот залива Габеса, образовался теперь широкій каналъ, открывавшій доступъ водамъ Средиземнаго моря въ обширную депрессію почвы, гд были прежде Кебиръ, Карзу и др. Перешеекъ, существовавшій въ двадцати шести километрахъ на сверъ отъ Габеса, былъ теперь уничтоженъ на томъ самомъ мст, гд прежде вдавался въ землю заливъ Тритона, и воды разлились по тому ложу, которое занимали въ древности и откуда испарились нкогда подъ палящими лучами Ливійскаго солнца.

Графъ Тимашевъ предполагалъ, что въ этомъ-то мст произошелъ разрывъ земнаго шара, вслдствіе котораго исчезла значительная часть Африки. Можетъ быть, дойдя до тридцать четвертаго параллельнаго круга, ‘Добрыня’ встртила бы Триполійскій берегъ, который неминуемо долженъ былъ преградить путь разливу водъ.

— Если, дойдя до этого пункта, сказалъ весьма основательно графъ Тимашевъ, мы увидимъ въ южномъ направленіи все только одно безграничное море, то намъ ничего больше не остается какъ идти къ европейскимъ берегамъ, чтобы узнать тамъ разгадку проблемы, неразршимой въ этихъ областяхъ.

И ‘Добрыня’, не жаля топлива, направился на всхъ парахъ къ мысу Бланъ. Но онъ не встртилъ на пути ни мыса Пегро, ни мыса Серрата. Дойдя до Бизерта, этого прелестнаго, совершенно восточнаго города, пассажиры ея не увидли ни озера, синвшаго за узкимъ каналомъ, отдлявшимъ городъ отъ моря, ни его марабутовъ, осненныхъ великолпными пальмами.

Сондъ, опущенный въ прозрачныя здшнія воды, встртилъ опять такое же плоское, безплодное дно, какъ и въ другихъ мстахъ. 7-го февраля, обогнули мысъ Бланъ или, говоря точне, мсто, на которомъ находился этотъ мысъ пять недль тому. Затмъ корабль вступилъ въ воды существовавшаго нкогда Тунисскаго залива. Теперь же не было никакихъ слдовъ, ни этого красиваго залива, ни слдовъ города, возвышавшагося амфитеатромъ на его берегу, ни арсенальнаго форта, ни канала, ни двухъ остроконечныхъ вершинъ горы Бу-Курпенъ. Мысъ Бонъ, составлявшій прежде наиболе близкую къ Сициліи оконечность африканскаго берега, также погрузился вмст съ континентомъ въ ндра земнаго шара.

Прежде катастрофы, дно Средиземнаго моря въ этомъ мст поднималось очень круто. Остовъ земнаго шара возвышался здсь въ вид хребта, загораживая Ливійскій проливъ, глубина котораго доходила въ этомъ мст только до семнадцати метровъ.

Напротивъ, по обимъ сторонамъ каменной гряды было до ста семидесяти метровъ глубины. Вроятно, въ эпоху геологическихъ формацій, мысъ Бонъ соединялся съ мысомъ Фурица, на оконечности Сициліи, равно какъ и мысъ Цеута съ Гибралтаромъ.

Графъ Тимашевъ, которому, какъ опытному моряку, Средиземное море было очень хорошо извстно,— не могъ не знать этой особенности. Теперь представлялся случай удостовриться, измнилось ли морское дно между Африкою и Сициліею, или подводный хребетъ существовалъ еще?

Графъ Тимашевъ, капитанъ Сервадакъ и лейтенантъ Прокофьевъ присутствовали вс трое при операціи сондированья два въ этомъ мст.

Матросъ, стоявшій на борту, погрузилъ въ море сондъ.

— Сколько саженъ? спросилъ графъ Тимашевъ.

— Пять, отвчалъ матросъ.

— А дно?

— Гладкое.

Теперь слдовало узнать, какъ глубоко было пониженіе дна по обимъ сторонамъ подводнаго хребта. ‘Добрыня’ прошелъ по полумили вправо и влво, п.оказалось, что везд было только пять саженъ глубины. Дно было везд гладкое, такъ что подводнаго хребта между мысомъ Бономъ и мысомъ Фурипане существовало боле. Ясно было, что наводненіе нивелировало все дно Средиземнаго моря. Чтоже касается до почвы морскаго два, то она повсюду состояла изъ металлической пыли. Сондъ не встртилъ нигд ни губокъ, ни акминій, словомъ,— никакихъ морскихъ животныхъ, ни раковинъ, которыми были усяпы прежде подводныя скалы.

‘Добрыня’ пройдя мимо мыса, направилъ путь дале. Очень странно казалось также при этомъ плаваніи и то обстоятельство, что море везд было пустынно. Нигд не было видно ни одного корабля, отъ пассажировъ котораго наши изслдователи могли бы узнать, что происходитъ въ Европ. Казалось, что только одинъ ‘Добрыня’ разгуливалъ по этимъ пустыннымъ водамъ. Это безлюдье тяжело дйствовало на всхъ, и каждый мысленно задавалъ себ вопросъ: ни былъ-ли ‘Добрыня’ единственнымъ обитаемымъ пунктомъ на земпонъ шар — новый Ноевъ ковчегъ, на которомъ находились вс люди, пережившіе новйшій потопъ?

9-го февраля, ‘Добрыня’ приближался къ городу Дидоны, древней Бирз, боле пострадавшему въ настоящее время, чмъ пострадалъ нкогда пуническій Карагенъ отъ Сципіона Эмиліана, или римскій Карагенъ отъ сассанида Гассана.

Въ этотъ вечеръ, въ ту минуту, когда солнце закатывалось на восточномъ горизонт, капитанъ Сервадакъ, погруженный въ мрачныя думы, стоялъ облокотясь на гакабортъ. Онъ машинально смотрлъ то на небо, гд, сквозь неподвижный туманъ, мерцало нсколько звздъ, то на море, длинныя волны которого начинали спадать вмст съ втромъ.

Вдругъ, въ южномъ направленіи мелькнулъ какой-то свтъ. Сначала капитанъ подумалъ — было, что это какой нибудь оптическій обманъ и сталъ изгладываться пристальне. Оказалось, что то дйствительно былъ свтъ. Матросъ, позванный капитаномъ, подтвердилъ это.

Сейчасъ же увдомили объ этомъ графа Тимашева и лейтенанта Прокофьева.

— Это земля! сказалъ капитанъ Сервадакъ.

— Не корабль ли скоре? замтилъ лейтенантъ.

— Мы узнаемъ это черезъ часъ! вскричалъ капитанъ Сервадакъ.

— Нтъ, капитанъ, мы узнаемъ это не раньше завтрашняго утра, возразилъ графъ Тимашевъ. Мы ляжемъ въ дрейфъ до утра. Если это какой нибудь берегъ, то я побоюсь подойти къ нему въ потьмахъ.

Онъ скомандовалъ, чтобъ на ‘Добрын’ убавили парусовъ, такъ что онъ не могъ пройти ночью большаго разстоянія.

Шестичасовая ночь показалась безконечною капитану Сервадаку. Онъ не уходилъ съ палубы и каждую минуту опасался, чтобъ не исчезъ вдругъ этотъ слабый свтъ, но онъ продолжалъ блестть во мрак, какъ блеститъ второклассный маякъ, видимый съ самаго отдаленнаго пункта.

— И все на одномъ мст, замтилъ графъ Тимашевъ. Ясно, что это не корабль, а земля.

Съ солнечнымъ восходомъ, вс зрительныя трубы направились на тотъ пунктъ, гд ночью свтился огонекъ. Онъ скоро померкъ при блеск солнечнаго свта, но, вмсто него, миляхъ въ шести отъ ‘Добрыни’, появилась скала какихъ-то странныхъ очерковъ. Можно было подумать, что то былъ островокъ, возвышавшійся посреди необъятнаго, пустыннаго моря.

— Это, кажется скала, сказалъ графъ Тимашов, или скоре верхушка какой нибудь горы, поглощенной волнами.

Надо было, однако, узнать, что это была за скала, такъ какъ она представляла опасный рифъ, котораго должны были остерегаться будущіе мореплаватели.

‘Добрыня’ повернулъ къ островку и чрезъ три четверти часа былъ отъ него только въ двухъ кабельтовыхъ.

Островокъ этотъ былъ — безплодный, обнаженный, круглой холмъ, возвышавшійся на сорокъ футовъ надъ морскимъ уровнемъ. Подходъ къ нему не былъ защищенъ ни одною группою подводныхъ скалъ. Это заставляло предполагать, что онъ представлялъ вершину скалы, погрузавшейся въ море вслдствіе необаніснимой катастрофы.

— На этомъ остров есть жилье! вскричалъ капитана’ Сервадакъ, который, не выпуская изъ рукъ зрительной трубы, внимательно разсматривалъ вс извилины скалы. Можетъ быть тамъ есть хоть одинъ человкъ, оставшійся въ живыхъ…

Лейтанантъ Прокофьевъ только покачалъ отрицательно головою на это предположеніе. Островокъ казался совершенно необитаемымъ. На корабл выпалили изъ пушки, но ни одного живаго существа не появилось на берегу. Впрочемъ, на самой вершин холма стояло какое то каменное зданіе, походившее отчасти на арабскій марабутъ.

Спустили лодку. Въ нее сли графъ Тимашевъ, капитанъ Сервадакъ и лейтенантъ Прокофьевъ, четыре матроса взялись за весла, и чрезъ нсколько минутъ изслдователи наши вышли на берегъ острова и торопливо поднялись по крутому склону къ зданію. Но здсь имъ преградила путь окружающая его стна, покрытая осколками древнихъ вазъ, колоннъ, статуй и пр.

Графъ Тимашевъ и его товарищи обошли вокругъ нея и встртили узкую, отворенную дверь. Другая дверь, также отворенная, вела во внутренность марабута. Стны его были украшены скульптурою въ арабскомъ вкус, но грубой работы.

Въ марабут было всего одна комната, посреди которой стояла очень простая гробница. Надъ нею висла огромная, серебряная лампада, въ которой находилось еще нсколько литръ масло и длинная, зажженая свтильня. Этотъ-то свтъ увидалъ почью капитанъ Сервадакъ.

Марабутъ былъ необитаемъ. Сторожъ его, вроятно, бжалъ во время катастрофы. Внутри зданія пріютилось нсколько баклановъ. При шум шаговъ они вылетли изъ зданія и стрлою понеслись на югъ.

На одномъ изъ угловъ гробницы лежалъ старый молитвенникъ на французскомъ язык, открытый на требник, относящемся до памятнаго дня 25 августа.

На капитана Сервадака вдругъ снизошло откровеніе. Пунктъ Средиземнаго моря, на которомъ находился этотъ островокъ,— гробница, уединенно высящаяся посреди виднаго пространства — страница, на которой остановился тотъ, кто читалъ молитвенникъ — все сказало ему, гд находился онъ и его товарищи.

— Гробница Св. Людовика, господа! сказалъ онъ.

Это была дйствительно гробница французскаго короля, которую въ теченіе шести столтій съ благоговніемъ охраняли французы.

Капитанъ Сервадакъ преклонился предъ нею, и оба спутника набожно послдовали его примру.

Лампада, теплившаяся надъ гробницею святаго, была теперь можетъ быть единственнымъ маякомъ, освщавшимъ волны Средиземнаго моря, но и она должна было вскор угаснуть!

Изслдователи наши вышли изъ марабута, сли въ лодку и вскор ‘Добрыня’, повернувъ къ югу, оставилъ далеко за собою гробницу короля Людовика IX — единственный пунктъ тунисской провинціи, пощаженный ужасною катастрофою.

ГЛАВА XI
въ которой графъ Тимашевъ дйствуетъ какъ слдуетъ моряку и, наконецъ, предаетъ себя и корабль вол Божіей.

Испуганные бакланы, вылетвшiе изъ марабута, направились на югъ, и наши изслдователи заключили изъ этого, что вроятно въ этомъ направленіи уцлла какая нибудь земля.

Чрезъ нсколько часовъ посл того, какъ они оставили островъ, корабль плылъ по новымъ, неглубокимъ водамъ, покрывшимъ весь полуостровъ Дакулъ, отдлявшій нкогда тунисскую бухту отъ залива Гаммата.

Два дня спустя, ‘Добрыня’, напрасно искавшій берега тунисскаго Сахеля, достигъ тридцать четвертаго параллельнаго круга, который долженъ былъ перерзывать въ этомъ мст заливъ Габесъ.

Но заливъ этотъ, въ который еще шесть недль тому, впадалъ каналъ Сахарскаго моря, исчезъ — и везд, какъ только видлъ глазъ, разстилась необъятная пелена моря.

11 февраля, однако, на корабл раздался крикъ: ‘земля’! и показался берегъ тамъ, гд, по прежнимъ географическихъ картамъ, не слдовало-бы ему быть.

То не могъ быть триполійскій берегъ, который вообще низокъ, песчанъ и съ трудомъ виднъ издали.

Новая, очень гористая земля лежала длинною полосою съ запада на востокъ и замыкала весь южный горизонтъ. Влво она перерзывала на дв части заливъ Габесъ и заслоняла крайнюю оконечность его,— островъ Джербу.

Берегъ этотъ тщательно отмтили на карт. Можно было предположить, что Сахарское море замнилось частью вновь образовавшимся континентомъ.

— Мы встртили море тамъ, гд должна была находиться земля, а теперь встрчаемъ землю тамъ, гд должно быть море, сказалъ капитанъ Сервадакъ.

— Странно, что нигд не видно ни одной мальтійской шартаны {Одномачтовое судно.}, ни одного левантійскаго шебека, которые обыкновенно плаваютъ въ этихъ мстахъ, прибавилъ лейтенантъ Прокофьевъ.

— Теперь дло въ томъ, въ которую сторону идти намъ этимъ берегомъ: на востокъ или на западъ? сказалъ графъ Тимашевъ.

— На западъ, если вы будете согласны, графъ, проговорилъ съ живостью капитанъ Сервадакъ. Мн хочется по крайней мр убдиться въ томъ, что ничего не уцлло по другую сторону Шелифа отъ нашей алжирской колоніи. Мы захватимъ мимоходомъ моего товарища, оставшагося на остров Гурби, и пойдемъ къ Гибралтару, гд, можетъ быть, узнаемъ, что происходитъ въ Европ.

— Корабль къ вашимъ услугамъ, капитанъ, отвчалъ графъ Тимашевъ, съ своимъ обычнымъ, сдержаннымъ видомъ.

— Позвольте вамъ замтить, капитанъ, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ, подумавъ нсколько минутъ, что втеръ восточный и, какъ кажется, свжетъ. Конечно, мы справимся съ нимъ на однихъ парахъ, но это будетъ нелегко. Если же пойдемъ на востокъ на парахъ и на парусахъ, то чрезъ нсколько дней дойдемъ до египетскаго берега и тамъ, въ Александріи или въ какомъ нибудь другомъ пункт, узнаемъ все то, что могли бы узнать въ Гибралтар.

— Вы правы, лейтенантъ, сказалъ графъ Тимашевъ, и, обратясь къ капитану Сервадаку, прибавилъ: вы слышали капитанъ?

Какъ ни сильно желалъ капитанъ Сервадакъ приблизиться къ Оранской провинціи и повидаться съ Бенъ-Зуфомъ, но не могъ не согласиться съ справедливымъ замчаніемъ лейтенанта. Западный втеръ крпчалъ и замедлилъ бы быстроту хода ‘Добрыми’, тогда какъ при попутномъ втр онъ могъ скоро дойти до египетскаго берега.

Повернули на востокъ. Втеръ угрожалъ перейти въ очень сильный, къ счастію, длинныя волны катились по тому же направленію, по которому шелъ корабль и не разбивались о него.

Температура, очень понизившаяся въ теченіе двухъ недль, доходила уже только, среднею цифрою, до пятнадцати и двадцати градусовъ выше нуля.

Это пониженіе температуры было слдствіемъ постепеннаго удаленія отъ солнца земнаго шара на его пути во покой орбит. Нельзя было сомнваться въ этомъ. Земный шаръ, сначала приблизившійся къ своему притягательному центру до того, что перерзалъ орбиту Венеры, теперь, напротивъ, постепенно удалялся отъ него и находился уже на такомъ дальнемъ разстояніи, до котораго никогда не достигалъ прежде, даже когда былъ въ периге.

Казалось, что 1 февраля онъ отстоялъ отъ солнца также далеко, какъ и 1 января, а именно, на разстояніи тридцати восьми милліоновъ лье. Съ 1 же февраля разстояніе между нимъ и солнцемъ еще увеличилось почти на цлую треть. Самый солнечный дискъ, вслдствіе отдаленія, уменьшился до такихъ размровъ, въ какихъ долженъ былъ видть его наблюдатель, находившійся на Марс. Изъ всего этого можно было вывести заключеніе, что земной шаръ направился къ орбит этой планеты, физическія условія которой были почти таковы же, какъ и физическія условія земнаго шара, и, что слдовательно, новая орбита этой послдней планеты представляла очень удлиненный элипсъ.

Впрочемъ, изслдователи ‘Добрыня’ мало интересовались тогда космическими феноменами. Имъ было уже подо нихъ. Все ихъ вниманіе было устремлено не на движеніе земли, а на ея поверхность, гд произошло столько перемнъ, всего значенія которыхъ они еще и не подозрвали.

Корабль шелъ въ двухъ миляхъ разстоянія отъ берега, представлявшаго гладкую, отвсную стну до двухъ и трехъ футовъ высотою. Высокія волны разбивались съ яростью объ ея подножіе. Нигд не было ни малйшаго выступа, на который могла-бы ступить человческая нога. Надъ стною, до высота тысячи футовъ, воздымался цлый лсъ стрлъ, обелисковъ и пирамидъ, казавшихся громадными кристаллизаціями. Приблизиться къ такому берегу значило — неминуемо погибнуть.

Но главная особенность его, чрезвычайно поразившая изслдователей ‘Добрыни’, состояла въ томъ, что онъ казался ‘совсмъ новымъ’. Вліяніе воздуха не помрачило еще чистоты его цвта и не измнило очерковъ его линій. Контуры ихъ выдлялись очень отчетливо на воздушной синев. Составлявшія его глыбы были гладки и блестли такъ, какъ будто только что вышли изъ рукъ литейщика. Ихъ металлическій блескъ съ золотистымъ отливомъ напоминалъ блескъ колчадапа. Можно было подумать, что эти громады, выброшенныя на поверхность водъ дйствіемъ подземнаго огня, состояли изъ такого же металла, какъ и пыль, вынесенныя зондомъ съ морскаго дна. Еще одно обстоятельство казалось непонятнымъ. Массы самыхъ безплодныхъ скалъ во всхъ мстахъ земнаго шара бываютъ обыкновенно изборождены струйками, происходящими отъ сгущенія паровъ, осдающихъ на поверхности камня. Кром того, нтъ такой обнаженной скалы, на которой не росло-бы хотя какихъ нибудь мховъ или не пріютилось бы хотя нсколькихъ кустиковъ неприхотливагохворостника. Но на этихъ скалахъ не было ни малйшей струйки, ни малйшихъ признаковъ зелени. Ни одна птица не оживляла этой мрачной картины. Все здсь было мертво и неподвижно.

Оттого-то экипажъ ‘Добрыни’ нисколько не удивился, что на корабль слетлись во множеств альбатросы, чайки и другія морскія птицы. Ихъ не могли прогнать даже ружейные выстрлы. День и ночь сидли он на снастяхъ, и если на палубу выбрасывали какія нибудь крошки, он накидывались на нихъ съ жадностью. Можно было подумать, что ни въ какомъ пункт этой неизвстной земли не находили он никакой пищи.

‘Добрыня’ шелъ этимъ берегомъ нсколько дней. Очертанія его иногда измнялись и представляли, на протяженіи нсколькихъ километровъ, одну только общую, какъ будто артистически выпиленную линію. Затмъ опять виднлись большія призматическія острія и массы, нагроможденныя одна на другую въ страшномъ безпорядк. Но нигд у подножія этихъ стнъ не видно было ни песчанаго прибрежья, ни голышей, ни подводныхъ скалъ, которыми обыкновенно бываетъ усяно морское дно тамъ, гд оно мелко. Только изрдка встрчались узкія бухты. Нигд не было мста, гд можно было-бы запастись свжею водою. Везд раскидывались рейды, открытые съ трехъ странъ свта.

‘Добрыня’ прошелъ около четырехсотъ километровъ, какъ вдругъ ему преградила путь береговая стна, образовавшая крутой уголъ. Лейтенантъ Прокофьевъ, тщательно отмчавшій на карт береговую линію, отмтилъ, что скалы повернули съ юга на сверъ.

Неужели же Средиземное море было замкнуто въ этомъ мст почти подъ двнадцатымъ меридіаномъ? И доходила, ли эта преграда до береговъ Италіи и Сициліи! Предположенье это должно было объясниться въ непродолжительномъ времени, и въ случа, еслибъ оно подтвердилось, выходило, что обширный бассейнъ Средиземнаго моря, омывавшій берега Европы, Азіи и Африки, уменьшился въ половину.

Мореплаватели наши хотли изслдовать этотъ берегъ, а потому корабль повернулъ къ сверу и направился прямо къ европейскимъ землямъ. Пройдя этимъ путемъ нсколько сотъ километровъ, онъ долженъ былъ встртить Мальту, если только наводненіе пощадило этотъ островъ, которымъ владли поперемнно финикіяне, кароагенцы, сицилійцы, римляне, вандалы, греки, арабы и родосскіе рыцари. Но Мальты не оказалось. 14-го февравля на томъ мст, гд она должна была находиться, опустили въ море зондъ, и онъ, какъ и прежде, вынесъ со дна ту же металлическую пыль неизвстнаго состава.

— Наводненіе опустошило не одинъ африканскій континентъ, сказалъ графъ Тимашевъ, и мы не можемъ даже опредлить границъ этого страшнаго бдствія. Куда же теперь держать путь? прибавилъ онъ посл нсколькихъ минутъ раздумья.

— Въ Сицилію, въ Италію, во Францію! вскричалъ капитанъ Сервадакъ, туда, гд мы наконецъ узнаемъ….

— Если только есть еще въ живыхъ другіе люди, кром насъ, прервалъ его лейтенантъ Прокофьевъ.

Капитанъ Сервадакъ не произнесъ больше ни слова. Онъ думалъ тоже, что и лейтенантъ.

Корабль между тмъ перемнилъ галсъ и прошелъ пунктъ, гд параллельный кругъ перескалъ меридіанъ исчезнувшаго острова. На сверъ и на югъ, все еще тянулся берегъ, преградившій сообщеніе съ заливомъ Сидра, прежнимъ Большимъ Сиртомъ, простиравшимся до береговъ Египта. Ясно было также, что берегъ преграждалъ путь къ берегамъ Греціи и портамъ Оттоманской имперіи и что, слдовательно, невозможно было пройти Архипелагомъ, Дарданельскимъ проливомъ, Мраморнымъ моремъ, Босфоромъ и Чернымъ моремъ къ южнымъ границамъ Россіи.

‘Добрын’, во всякомъ случа, предстоялъ только одинъ путь — на западъ, затмъ, чтобы добраться до сверныхъ частей Средиземнаго моря.

Онъ пошелъ было этимъ путемъ 16 февраля. Но въ этотъ день поднялась страшная буря, съ которою трудно было бороться кораблю въ двсти тоннъ. Втеръ былъ боковой и корабль находился въ сильной опасности.

Графъ Тимашевъ скомандовалъ убрать вс паруса и спустить марсели, но ‘Добрыня’ не могъ на однихъ парахъ успшно бороться съ бурею. Громадные валы взбрасывали его на высоту ста футовъ и затмъ погружали въ страшныя пучины. Не смотря на то, что пары были доведены до своего максимума, отъ нихъ мало было пользы, такъ какъ колесо очень часто вовсе не касалось воды и ‘Добрыня’ не только не подвигался впередъ, но его еще отбрасывало назадъ. Недоступный берегъ не представлялъ ни одной бухты, въ которой можно было бы укрыться.

Графъ Тимашевъ видлъ, что кораблю грозитъ гибель и съ ужасомъ думалъ, что еслибы кому и удалось спастись и взобраться на эти неприступныя скалы, то онъ не нашелъ бы на нихъ никакой пищи и вообще никакихъ рессурсовъ, такъ какъ неизвстно было существовалъ-ли за чертою этого берега какой нибудь клочекъ прежняго континента, пощаженный наводненіемъ.

‘Добрыня’ пытался выдержать бурю, и его мужественный экипажъ дйствовалъ съ величайшимъ хладнокровіемъ. Ни одинъ изъ матросовъ, вполн увренныхъ въ искусств ихъ командира и въ прочности корабля, не упалъ духомъ ни на минуту. Но по временамъ машина, казалось, готова была разлетться на части. Наконецъ, колесо перестало дйствовать. Невозможно было поднять парусовъ, такъ какъ ураганъ рвалъ ихъ въ клочья и корабль понесло къ берегу.

Весь экипажъ былъ на палуб. Вс понимали, что положеніе было отчаянное. До берега было не боле четырехъ миль разстоянія и попутный втеръ гналъ туда ‘Добрыню’ съ ужасающею быстротою.

— Черезъ часъ, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ, корабль ударится о берегъ.

— Черезъ часъ, проговорилъ графъ Тимашевъ, такъ громко, что вс могли его слышать, Господь Богъ можетъ спасти насъ. Да будетъ надъ нами Его Святая воля.

И, снявъ шляпу, онъ набожно перекрестился. Лицо его не выражало ни малйшихъ признаковъ волненья.

Гекторъ Сервадакъ, лейтенантъ и матросы вс молча послдовали его примру.

Затмъ, графъ Тимашевъ принялъ вс мры, какія долженъ былъ принять капитанъ корабля въ его положеніи. Онъ позаботился также и о томъ, чтобы т, которымъ можетъ быть удастся спастись во время кораблекрушенія, не остались безъ рессурсовъ, по крайней мр въ первое время своего пребыванія на новомъ континент. Съ этою цлью онъ веллъ вынести на палубу ящики съ състными припасами и бочки съ прсною водою, къ которымъ привязали пустые боченки, затмъ, чтобы посл кораблекрушенія, он могли всплыть на поверхность воды.

Не было никакой надежды на спасеніе. Въ громадной стн не было никакой бухты, никакого устья, куда могло бы занести погибающій корабль. Можетъ быть его спасла-бы еще внезапная перемна втра, который отбросилъ бы его въ открытое море, но втеръ не перемнялся. Вскор ‘Добрыня’, находился уже только въ одной мили разстоянія отъ берега. Громадная скала, казалось, росла, росла и, вслдствіе оптическаго обмана, какъ будто приближалась къ кораблю, чтобы обрушиться на него. Еще нсколько минутъ — и ‘Добрыня’ былъ уже въ трехъ километрахъ отъ нея. Каждый на корабл былъ увренъ, что насталъ его послдній часъ.

— Прощайте, графъ Тимашевъ, сказалъ капитанъ Сервадакъ,подавая ему руку.

Но въ эту минуту чудовищный валъ поднялъ ‘Добрыню’, какъ будто затмъ, чтобы ударить о скалу.

И вдругъ раздался голосъ графа:

— Живо ребята! Поднимай фокъ-мачту! поднимай форъ-стаксель, Румель прямо!

Не смотря на неожиданность команды, экипажъ быстро исполнялъ вс маневры, между тмъ какъ графъ схватился за колесо руля.

— Смотри за шкотомъ! вскричалъ онъ еще разъ.

Въ эту минуту раздался одинъ общій крикъ… но это былъ не крикъ ужаса.

Между двумя остроконечными стнами скалы представилось отверстіе футовъ въ сорокъ шириною. Если нельзя было пройти чрезъ него, то, во всякомъ случа, оно представляло пріютъ, и, ‘Добрыня’ управляемый рукою своего мужественнаго командира, гонимый втромъ и волнами, вошелъ въ это отверстіе… можетъ быть затмъ, чтобы никогда уже не выйдти изъ него!

ГЛАВА XII
въ которой говорится о бригадир Мурфи, маіор Олифант, капрал Пим и объ ядр, исчезнувшемъ за горизонтомъ.

— Я возьму вашего слона, если вы позволите, сказалъ бригадиръ Мурфи, который, посл двухъ дней колебанія, ршился наконецъ сыграть этотъ долго обдумываемый ходъ.

— Я позволяю, потому-что не могу воспрепятствовать, отвчалъ маіоръ Олифантъ, погруженный въ созерцаніе шахматной доски.

Это происходило утромъ 17 февраля, по старому календарю, и прошелъ цлый день прежде чмъ маіоръ Олифантъ отвтилъ на ходъ бригадира Мурфи. Слдуетъ прибавить, что эта партія въ шахматы была начата два мсяца и что противники съиграли всего только двадцать ходовъ. Оба они принадлежали къ школ знаменитаго Филидора, который говоритъ, что нельзя быть хорошимъ игрокомъ въ шахматы, если не владешь вполн употребленіемъ пшекъ, онъ называетъ ихъ ‘душою шахматной игры’. Оттого-то наши игроки не разставались легкомысленно ни съ одною пшкою.

Вообще бригадиръ Генэджъ Финчъ Мурфи и маіоръ сиръ Джонъ Темплъ Олифантъ никогда не дйствовали на-удачу, но зрло обдумывали всякое дло.

Бригадиръ Мурфи и маіоръ Олифантъ были два достойные офицера англійской арміи. Судьба свела ихъ на одной станціи гд они въ свободное время услаждали жизнь шахматною игрою. Оба они были сорока лтъ отъ роду, оба высокаго роста, оба рыжіе, у обоихъ были великолпныя бакенбарды, составлявшіе уголъ съ длинными усами, они всегда были въ мундирахъ, всегда флегматичны, очень гордились своимъ англійскимъ происхожденіемъ и изъ національной гордости были врагами для всего не англійскаго. Они полагали, что англо-саксонцы созданы изъ какого-то особаго вещества, которое до сихъ поръ ускользало отъ всякаго химическаго анализа. Можетъ быть эти англійскіе офицеры напоминали отчасти пугалъ, по такихъ, которыхъ боятся птицы и которыя отлично стерегутъ ввренное имъ поле. Англичане чувствуютъ себя везд дома, даже и тогда, когда судьба заброситъ ихъ на нсколько тысячъ лье отъ ихъ отечества. Они очень способны колонизировать — и вроятно колонизируютъ даже луну въ тотъ день, когда водрузятъ на ней британское знамя.

Надо сказать, что потопъ, такъ сильно измнившій часть земнаго шара, не особенно поразилъ маіора Олифанта и бригадира Мурфи,— представлявшихъ два совершенно исключительные типы. Они занимали постъ на громадной скал, гд стояли казармы, въ которыхъ жило нсколько сотъ солдать и офицеровъ. Когда наводненіе затопило ее, маіоръ Олифантъ и бригадиръ Мурфи очутились вдругъ съ одиннадцатью человками солдатъ на небольшомъ остров, представляемымъ ея вершиною и окруженнымъ необъятымъ моремъ, но какъ мы уже сказали, это не особенно озадачило ихъ.

— Ого! сказалъ маіоръ, вотъ что можно назвать исключительнымъ случаемъ.

— Дйствительно, исключительный случай! подтвердилъ проста бригадиръ.

— Но вдь Англія существуетъ!

— Конечно существуетъ.

— И за нами придутъ англійскіе корабли, чтобы отвезти насъ въ отечество.

— Конечно придутъ!

— Такъ останемся на нашемъ пост.

— Останемся.

Впрочемъ, этимъ двумъ офицерамъ и одиннадцати солдатамъ былобы очень трудно оставить постъ, еслибы они даже и хотли этого, такъ какъ у нихъ была всего одна лодка.

Маіоръ Олифантъ и бригадиръ Мурфи, превратившіеся внезапно изъ континентальныхъ жителей въ островитянъ, равно какъ десять человкъ солдатъ и слуга ихъ Каркъ — съ величайшимъ терпніемъ ожидали минуты, когда придетъ какой нибудь корабль и привезетъ имъ извстія объ Англіи. Продовольствіемъ они были обезпечены. Въ подземныхъ погребахъ скалы хватило бы пропитанія на тридцать человкъ хотя бы и съ англійскими желудками,— да еще и не на одинъ годъ, а по крайней мр на цлыхъ десять лтъ. Когда же у англичанина есть солонина, эль и водка, то ‘all right’ (все какъ слдуетъ), какъ онъ говоритъ.

Что же касается до случившихся физическихъ феноменовъ, а именно: перемнъ странъ свта,— уменьшенія плотности тяготнія на поверхности земнаго шара, уменьшенія продолжительности дней и ночей, уклоненія земной оси и образованія новой орбиты въ солнечномъ мір,— то маіоръ и бригадиръ замтили все это, но ни они, ни ихъ люди не встревожились этимъ. Они разставили на шахматной доск шахматы, опрокинутыя сотрясеніемъ, и преспокойно принялись опять за свою нескончаемую партію.

Можетъ быть, слоны, офицеры и пшки, сдлавшіеся теперь боле легкими, стояли не такъ твердо, какъ прежде на шахматной доск, въ особенности же часто кувыркались короли и королевы, такъ какъ были больше другихъ шахматовъ, но игрокамъ удалось, наконецъ, справиться съ войскомъ изъ слоновой кости.

Мы уже сказали, что десять солдатъ, оставшихся въ живыхъ на островк, не обратили большаго вниманія на космическіе феномены, но справедливость требуетъ прибавить, что одинъ изъ этихъ феноменовъ послужилъ имъ поводомъ къ двумъ требованіямъ.

Черезъ три дня посл катастрофы, капралъ Пимъ, взявшій на себя обязанность заявить о желаніяхъ товарищей, — потребовалъ свиданія съ обоими офицерами. Они согласились на его просьбу и Пимъ, въ сопровожденіи девяти человкъ, вошелъ въ комнату бригадира, въ своей узкой, красной куртк и широкихъ зеленоватыхъ брюкахъ. Вытянувшись въ струнку и приложивъ руку къ кепи, надвинутому на ухо и придерживаемому подъ нижнею губою ремешкомъ, онъ ожидалъ, когда начальству угодно будетъ обратить на него вниманіе.

Офицеры ршились прервать партію.

— Что надо, капралу Пиму? произнесъ бригадиръ Мурфи, приподнявъ голову съ сознаніемъ собственнаго достоинства.

— Я хочу сказать кое-что бригадиру на счетъ жалованья солдатамъ, а маіору кое-что на счетъ продовольствія.

Бригадиръ Мурфи, оторванный внезапно отъ своихъ игорныхъ соображеній, подумалъ нсколько минуть, затмъ одобрительно кивнулъ головою и, наконецъ, переглянувшись съ маіоромъ, произнесъ:

— Капралъ Пимъ, такъ какъ жалованье платится посуточно, то его не убавятъ изъ сколькихъ бы часовъ ни состояли сутки. Англія достаточно богата для того, чтобы платить жалованье своему войску.

Это былъ лестный намекъ на то, что англійское войско и англійская слава означаетъ одно и тоже.

— Ура! вскрикнули солдаты, но такъ тихо, какъ будто проговорили ‘покорно благодаримъ’.

Затмъ капралъ Пимъ повернулся къ маіору.

— Пусть капралъ выскажетъ, что ему еще надо, сказалъ маіоръ, взглянувъ на своего подчиненнаго.

— Я на счетъ продовольствія, ваша честь, отвчалъ капралъ Пимъ. Такъ какъ теперь день состоитъ изъ шести часовъ, то мы хотли бы знать: будемъ ли мы сть четыре раза въ день, какъ прежде, или только два раза?

Маіоръ подумалъ съ минуту и затмъ, взглянувъ на бригадира Мурфи, сдлалъ жестъ, которымъ какъ будто хотлъ высказать, что находитъ капрала Пима очень здравомыслящимъ и логичнымъ человкомъ.

— Капралъ, отвчалъ онъ, физическіе феномены не имютъ никакого отношенія къ военнымъ уставамъ. Вы и солдаты будете сть четыре раза въ день, каждый разъ черезъ полтора часа. Англія довольно богата для того, чтобы соображаться съ законами вселенной когда того требуетъ военный уставъ! прибавилъ маіоръ слегка, поклонясь бригадиру и радуясь тому, что нашелъ случай примнить еще къ одному факту фразу, сказанную его начальникомъ.

— Ура! воскликнули солдаты на этотъ разъ нсколько погромче.

И затмъ, повернувшись на каблукахъ, подъ предводительствомъ капрала, вышли маршемъ изъ комнаты.

Офицеры тотчасъ же принялись опять за шахматы. Англичане имли полное право расчитывать на Англію, такъ какъ она никогда не покидаетъ своихъ сыновъ, но вроятно она была очень занята въ это время {Англія, удивленная успшнымъ выполненіемъ проекта Сахарскаго моря, которымъ мы обязаны капитану Рудеру и не желая отстать отъ Франціи, была занята проектомъ моря въ центр Австраліи.} и не могла оказать помощи людямъ, такъ терпливо ожидавшимъ ее. Можетъ быть также на свер Европы не знали еще о томъ, что случилось на юг.

Какъ бы то ни было, съ памятной ночи на 1 января прошло уже сорокъ девять прежнихъ сутокъ, состоявшихъ изъ двадцати четырехъ часовъ и никакой корабль не показывался.

Въ той части моря, гд находился островокъ, прежде безпрестанно ходили корабли, теперь же она была совершенно пустынна. Но ни офицеры, ни солдаты нисколько не безпокоились и не удивлялись, а слдовательно и не падали духомъ. Вс исполняли служебныя обязанности также строго, какъ и прежде.

Бригадиръ и маіоръ длали по временамъ смотры гарнизону. Вс были довольны своимъ положеніемъ и толстли не по днямъ, а по часамъ. Только офицеры противились еще поползновеніемъ къ тучности, такъ какъ тучность нейдетъ къ мундиру.

Словомъ, вс отлично поживали на островк. Бригадиръ и маіоръ, у которыхъ были одинаковые характеры и склонности, были вполн довольны другъ другомъ. Притомъ же, англичане не скучаютъ нигд, кром какъ на своей родин, да и то потому еще, чтобы согласоваться съ требованіями того, что они называютъ ‘Cant’.

Что же касается до погибшихъ товарищей, то конечно они сожалли о нихъ, но съ совершенно британскою сдержанностью. До катастрофы на скал было тысяча восемьсотъ девяносто пять человкъ. Посл же катастрофы осталось только тринадцать. Простое вычитаніе доказывало, что не доставало тысячи восемьсотъ восьмидесяти двухъ человкъ — и это было внесено въ рапортъ.

Мы сказали, что островокъ, оставшійся отъ громадной скалы, имвшей — дв тысячи четыреста метровъ высоты надъ морскимъ уровнемъ и занятый тринадцатью англичанами, былъ единственнымъ пунктомъ, возвышавшимся среди этаго воднаго пространства. Это не совсмъ такъ.

На разстояніи около двадцати километровъ на югъ отъ него, возвышался другой островокъ, представлявшій вершину скалы, служившей нкогда панданомъ къ той, на которой находились англичане. Наводненіе затопило об эти скалы, оставивъ на поверхности моря только верхушки ихъ.

Англійскіе офицеры задали себ вопросъ: есть-ли на этомъ островк хоть одинъ человкъ, оставшійся въ живыхъ посл катастрофы? И очень можетъ быть, что, между двумя партіями въ шахматы, серьезно задумались надъ разршеніемъ его. Онъ даже показался имъ до такой степени важнымъ, что въ одинъ прекрасный день, пользуясь хорошею погодою, они сли въ лодку, переплыли рукавъ моря, раздлявшій оба островка, и возвратились черезъ тридцать шесть часовъ.

Неизвстно, что заставило ихъ изслдовать эту скалу: чувство ли человколюбія, или какой нибудь интересъ? Они не сказали ни слова о результат своей поздки даже капралу Пиму, и капралъ не зналъ обитаемъ-ли островокъ или нтъ. Офицеры отправились и возвратились одни. Но, не смотря на ихъ сдержанность, капралу Пиму показалось, что они были довольны своею экскурсіею. Маіоръ Олифантъ приготовилъ даже толстый пакетъ, въ которомъ лежала бумага, подписанная бригадиромъ Мурфи. Пакетъ этотъ былъ запечатанъ печатью 33-го полка, такъ что могъ быть немедленно переданъ первому кораблю, который показался-бы въ виду острова. На конверт была надпись:

‘Адмиралу Ферфаксу,
Первому лорду адмиралтейства.
Соединенное Королевство’.

Но никакой корабль не пришелъ.

Между тмъ настало 18 февраля.

— Сегодня праздникъ для всякаго настоящаго англичанина.

— Большой праздникъ, отвчалъ маіоръ.

— Я не думаю, продолжалъ бригадиръ, что исключительныя обстоятельства, въ которыхъ мы находимся, должны помшать двумъ офицерамъ и десяти солдатамъ Соединеннаго Королевства отпраздновать день рожденія ея величества королевы.

— Я также не думаю, отвчалъ маіоръ Олифантъ.

— Если ея величество не прислала еще за нами, то вроятно не сочла этого пока необходимымъ, сказалъ бригадиръ Мурфи.

— Конечно.

— Не хотите ли выпить стаканъ порто, маіоръ?

— Съ удовольствіемъ, бригадиръ Мурфи.

И стаканъ порто — вина, которое какъ кажется существуетъ на свт собственно для потребленія англичанъ — исчезъ въ томъ британскомъ усть, которое ‘cokneys’ называютъ картофельнымъ устьемъ и которое можно-бы также удачно назвать ‘Исчезновеніемъ порто’ въ панданъ къ ‘Исчезновенію Роны’.

— Теперь, сказалъ бригадиръ, приступимъ къ церемоніальной пальб.

— Приступимъ, повторилъ маіоръ.

Послали за капраломъ Пимомъ. Когда онъ явился, губы его были еще влажны отъ утренняго джина.

— Капралъ Пимъ, сказалъ бригадиръ, сегодня 18-е февраля, считая, какъ слдуетъ всякому честному англичанину, по старому календарю Британскаго королевства.

— Такъ точно ваша честь, отвчалъ капралъ.

— Слдовательно, сегодня день рожденія ея величества королевы.

Капралъ приложилъ руку къ кепи.

— Капралъ Пимъ, продолжалъ бригадиръ: двадцать одинъ пушечный выстрлъ, какъ предписываетъ уставъ.

— Слушаю, ваша честь.

— Наблюдайте на сколько возможно, капралъ, чтобъ канонирамъ не оторвало рукъ.

— На сколько возможно, отвчалъ капралъ, не желавшій принять на себя излишняго обязательства.

Изъ многочисленныхъ орудій, стоявшихъ нкогда въ крпости, осталась только одна большая пушка, калибръ который былъ въ двадцать семь сантиметровъ.

Обыкновенно, церемоніальную пальбу производили изъ пушекъ меньшихъ калибровъ, но такъ какъ ихъ не было — пришлось употреблять въ дло эту громаду, изображавшую всю артиллерію острова.

Капралъ Пимъ, предупредивъ солдатъ, отправился къ блиндироданному редюиту, гд изъ косвенной амбразуры выставлялось пушечное жерло. Принесли заряды для двадцати одного выстрла. Само собою разумется, что пальба должна была производиться холостыми зарядами.

Бригадиръ Мурфи и маіоръ Олифантъ присутствовали при церемоніи въ парадной форм и въ шляпахъ съ плюмажемъ.

Пушку зарядили по всмъ правиламъ ‘Руководство артиллериста’, и началась веселая пальба.

Капралъ Пимъ, слдуя полученной инструкціи, строго смотрлъ, чтобы посл каждаго выстрла хорошо закрывали замокъ, затмъ, чтобы преждевременный взрывъ не превратилъ бы рукъ канонировъ въ летательные снаряды — что нердко случается при торжественной пальб. Но на этотъ разъ все обошлось благополучно.

Слдуетъ замтить, что такъ какъ воздушные слои были теперь мене плотны, чмъ прежде, то сотрясеніе ихъ отъ пушечныхъ выстрловъ производило мене грохота, что было очень досадно офицерамъ.

Отраженіе звуковъ не превращалось уже боле въ громовые раскаты, которые разносило эхо. Понятно, что самолюбіе англичанъ, праздновавшихъ день рожденія своей королевы, было уязвлено такою неудачею.

Посл двадцати выстрловъ, когда канониръ хотлъ зарядить пушку въ двадцать первый разъ, бригадиръ Мурфи остановилъ его движеніемъ руки.

— Положите ядро, сказалъ онъ. Я хочу знать, какъ далеко полетитъ оно при новыхъ физическихъ условіяхъ.

— Надо сдлать опытъ, прибавилъ маіоръ. Вы слышали, капралъ?

— Слышалъ, ваша честь! отвчалъ капралъ Пимъ. Одинъ изъ канонировъ привезъ на тачк ядро, всившее не мене двухсотъ фунтовъ. Такое ядро летло обыкновенно два лье. Слдя въ зрительную трубку за его траэкторіею, можно было видть, въ какомъ пункт упадетъ оно въ море, и слдовательно вычислить, хотя приблизительно, новйшее разстояніе его полета.

Пушку зарядили и навели подъ угломъ сорока двухъ градусовъ, чтобы усилить быстроту полета. Затмъ маіоръ скомандовалъ — и раздался выстрлъ.

— Святый Георгій! вскричалъ бригадиръ.

— Святый Георгій! повторилъ маіоръ.

Оба восклицанія раздались разомъ, и оба офицера разинули рты, не вря своимъ глазамъ.

Невозможно было прослдить полетъ ядра, на которое притягательная сила дйствовала еще мене на мор, чмъ на земл. Оно исчезло изъ вида за горизонтомъ.

— Больше трехъ лье! проговорилъ бригадиръ.

— Да…. конечно больше! подтвердилъ маіоръ.

Былъ — ли это обманъ слуха или нтъ, но со стороны моря, какъ будто, раздался слабый выстрлъ въ отвтъ на выстрлъ англичанъ.

Офицеры и солдаты стали прислушиваться.

Опять раздались, одинъ за другимъ, три выстрла въ томъ же направленіи.

— Корабль! вскричалъ бригадиръ, и конечно англійскій. Чрезъ полчаса, на горизонт показались дв мачты приближавшагося корабля.

— За нами идетъ англійскій корабль, проговорилъ бригадиръ Мурфи, такимъ тономъ, какъ будто хотлъ сказать, что его предсказаніе оправдалось.

— Онъ услыхалъ нашъ выстрлъ, прибавилъ маіоръ Олифантъ.

— Хорошо только, если наше ядро не попало въ этотъ корабль, подумалъ капралъ Пимъ.

Вскор сталъ виднъ весь корабельный кузовъ. Длинная черпая полоса дыма, тянувшаяся по небу, доказывала, что то былъ пароходъ. Онъ шелъ къ островку, съ очевиднымъ намреніемъ пристать къ берегу. На гафел его разввался флагъ, но нельзя еще было разсмотрть какой націи.

Мурфи и Олифантъ смотрли въ зрительныя трубы, ни на минуту не спуская глазъ съ корабля. Имъ хотлось скоре привтствовать англійскій флагъ.

Но, вдругъ оба они разомъ, какъ автоматы, опустили зрительныя трубы и, вытаращивъ другъ на друга глаза, произнесли:

— Русскій флагъ!

Они не ошиблись. На корабл дйствительно разввался русскій флагъ.

ГЛАВА XIII
обнаруживающая нкоторую натянутость въ международныхъ отношеніяхъ и ведущая къ географическому открытію.

Корабль быстро приблизился къ острову, и англичане прочли на немъ надпись: ‘Добрыня’.

Въ этой части острова, утесистый берегъ образовалъ родъ бухты, въ которой не могли бы помститься четыре рыболовныя лодки, но ‘Добрыня’ могъ укрыться здсь почти безопасно, если только не было сильныхъ южныхъ и западныхъ втровъ. Онъ вошелъ въ бухту. Бросили якорь и къ берегу вскор пристала четырехвесельная лодка, на которой сидли графъ Тимашевъ и капитанъ Сервадакъ.

Бригадиръ Мурфи и маіоръ Олифантъ стояли неподвижно на своихъ мстахъ, съ надменнымъ и чопорнымъ видомъ.

Гекторъ Сервадакъ, пылкій, какъ вообще французы, первый заговорилъ съ ними.

— Слава Богу, господа вскричалъ онъ, что вы спаслись какъ и мы же отъ страшнаго бдствія! Мы рады, что можемъ пожать руки ближнимъ.

Англійскіе офицеры не сдлали ни шага и ни малйшаго жеста.

Гекторъ Сервадакъ въ порыв восторга даже не замтилъ ихъ высокомрной чопорности.

— Есть ли у васъ извстія о Франціи, о Россіи, объ Англіи, объ Европ? Какъ велико значеніе феномена? продолжалъ онъ. Имете ли вы сношенія съ отечествомъ?

— Съ кмъ мы имемъ честь говорить? произнесъ бригадиръ Мурфи, выпрямившись во весь ростъ.

— Вы правы, сказалъ капитанъ Сервадакъ, сдлавъ почти незамтное движеніе плечами, мы еще не представлены другъ другу.

И, обратясь къ своему спутнику, русская сдержанность котораго почти равнялась британской холодности, произнесъ:

— Графъ Василій Тимашевъ.

— Маіоръ сиръ Джонъ Темпль Олифантъ, отвчалъ бригадиръ, представляя своего сослуживца.

Русскій и англичанинъ поклонились другъ другу.

— Капитанъ главнаго штаба, Гекторъ Сервадакъ, произнесъ въ свою очередь графъ Тимашевъ.

— Бригадиръ Генаджъ Финчъ Мурфи, произнесъ съ важностью маіоръ Олифантъ.

Послдовали новые поклоны.

Теперь, когда законы этикета были строго соблюдены, не было препятствій къ разговору.

Само собою разумется, что все это было сказано по французски, такъ какъ и русскіе, и англичане говорятъ на этомъ язык. Соотечественники капитана Сервадака достигли этого результата тмъ, что не хотятъ учиться ни по англійски, ни по русски.

Бригадиръ Мурфи движеніемъ руки пригласилъ гостей слдовать за собою и привелъ ихъ въ комнату, въ которой жилъ съ маіоромъ Олифантомъ. Это былъ родъ каземата, высченнаго въ скал, но не лишеннаго нкотораго комфорта. Вс сли и могли теперь спокойно приступить къ бесд.

Гекторъ Сервадакъ, котораго вс эти церемоніи взбсили, предоставилъ графу Тимашеву начать разговоръ. Графъ Тимашевъ, понимая, что сказанное до представленья считалось англичанами не сказаннымъ, повелъ рчь сначала.

— Господа, сказалъ онъ, вы конечно знаете, что ночью съ 31-го декабря на 1-ое января, случилось наводненіе, причина котораго и все значеніе намъ еще неизвстны. При вид того, что осталось отъ занимаемой вами прежде территоріи, т. е. этого острова — ясно, что вы сильно пострадали.

Оба англичанина поклонились разомъ въ знакъ утвердительнаго отвта.

— Мой товарищъ, капитанъ Сервадакъ, также не мало пострадалъ, продолжалъ графъ Тимашевъ. Онъ былъ занятъ исполненіемъ своей обязанности, въ качеств офицера главнаго штаба, на алжирскомъ берегу.

— Кажется это французская колонія? сказалъ маіоръ Олифантъ, прищуривъ глаза.

— Самая французская, отвчалъ сухо капитанъ Сервадакъ.

— Это было близъ устьевъ Шелифа, невозмутимо продолжалъ Тимашевъ. Тамъ, въ эту роковую ночь, часть африканскаго континента, внезапно превратилось въ островъ, остальной же континентъ какъ будто совершенно исчезъ съ поверхности земнаго шара.

— О! произнесъ бригадиръ Мурфи.

— А вы, графъ? Могу я узнать, гд вы находились въ эту роковую ночь? спросилъ маіоръ Олифинтъ.

— Въ мор, маіоръ, на моемъ гальйот. Я считаю настоящимъ чудомъ, что мы уцлли.

— Мы очень рады, графъ, что вы спаслись, проговорилъ бригадиръ Мурфи.

— Судьба привела меня къ алжирскому берегу, продолжалъ графъ Тимашевъ. Для меня было большимъ счастьемъ, что я встртилъ тамъ капитана Сервадака и его ординарца Бенъ-Зуфа.

— Бенъ?… произнесъ маіоръ Олифантъ.

— Зуфъ! вскричалъ капитанъ Сервадакъ такимъ тономъ, какъ будто произнесъ уфъ! чтобы облегчить себя.

Капитанъ Сервадакъ, желая поскоре узнать что нибудь, продолжалъ:

— Графъ Тимашевъ отправился вмст со мною на ‘Добрын’. Мы пошли по направленію къ старому востоку, чтобъ узнать, что уцлло отъ алжирской колоніи…. оказалось, что она вся исчезла.

Бригадиръ Муфри сдлалъ движеніе губами, которымъ какъ будто хотлъ сказать, что французская колонія никогда не можетъ быть долговчна.

Гекторъ Сервадакъ привсталъ ужъ было, чтобы отвтить ему, но воздержался.

— Господа, сказалъ графъ Тимашевъ, наводненіе было громадное. Во всей восточной части Средиземнаго моря мы не встртили никакихъ слдовъ прежнихъ земель, ни Алжира, ни Туниса, кром только одного пункта,— скалы, возвышающейся надъ моремъ, близъ Картагены, на которой находится гробница французскаго короля….

— Кажется Людовика IX? сказалъ бригадиръ.

— Боле извстнаго подъ именемъ Людовика Святаго, прибавилъ капитанъ Сервадакъ, котораго бригадиръ Мурфи удостоилъ снисходительною усмшкою.

Затмъ графъ Тимашевъ разсказалъ, что корабль дошелъ въ южномъ направленіи до бывшаго залива Габеша и что Сахарское море не существовало боле. Это послднее обстоятельство и оказалось очень натуральнымъ обоимъ англичанамъ, такъ какъ море это было французское предпріятіе, дале, что предъ триполійскимъ континентомъ появился новый берегъ, странной формаціи, доходившій на свер по направленію двнадцатаго мередіана, почти до высоты острова Мальты.

— И этотъ англійскій островъ, поспшилъ прибавить капитанъ Сервадакъ, со своимъ городомъ Мальтою, со своими укрпленіями, солдатами, офицерами и губернаторомъ отправился туда же, гд и Алжирія, въ морскія бездны.

Лица обоихъ англичанъ вытянулись было, но почти въ ту же минуту на нихъ выразилось самое явное недовріе къ тому, что говорилъ французскій офицеръ.

— Трудно допустить, чтобы потонуло такъ много земель, замтилъ бригадиръ Мурфи.

— Почему же? спросилъ капитанъ Сервадакъ.

— Мальта,— англійскій островъ, проговорилъ маіоръ Олифантъ, и въ этомъ качеств….

— Все равно, онъ потонулъ, такъ какъ потонулъ бы китайскій, возразилъ капитанъ Сервадакъ.

— Можетъ быть вы какъ нибудь ошиблись въ вычисленіяхъ во время плаванія на гальйот?

— Нтъ, господа, возразилъ графъ Тимашевъ, ошибки не было. Надо поврить дйствительности. Англія очень пострадала отъ этого бдствія. Не только не существуетъ острова Мальты, но какой-то новый континентъ совершенно замкнулъ Средиземное море. Еслибы не узкій проходъ въ одномъ только пункт его береговой линіи, то мы никогда бы не могли дойти до васъ. Если же, къ несчастію, нтъ больше Мальты, то вроятно не уцлли также и Іоническіе острова, которые, нсколько лтъ тому назадъ, опять признали англійскій протекторатъ.

— Не думаю, прибавилъ капитанъ Сервадакъ, чтобы вашъ начальникъ, лордъ главный коммисаръ, жившій на Іоническихъ островахъ, былъ бы доволенъ результатами этой катастрофы.

— Нашъ начальникъ, главный коммисаръ? повторилъ бригадиръ Мурфи, который какъ будто не понималъ, что ему говорили.

— Точно также какъ и вы, я думаю, не слишкомъ то довольны тмъ, что осталось у васъ отъ острова Корфу.

— Корфу? повторилъ маіоръ Олифантъ. Капитанъ сказалъ Корфу?

— Да Кор—фу, подтвердилъ Гекторъ Сервадакъ.

Удивленные англичане нсколько минутъ молчали, не понимая что сдлалось съ французскимъ офицеромъ, но удивленіе ихъ еще боле возрасло, когда графъ Тимашевъ, спросилъ не получали ли они извстій изъ Англіи, посредствомъ кораблей или подводнаго телеграфа.

— Нтъ, графъ, этотъ телеграфъ испорченъ, отвтилъ бригадиръ Мурфи.

— Но разв вы не имете сообщенія съ итальянскими телеграфами? прибавилъ графъ Тимашевъ.

— Вы вроятно хотите сказать съ испанскими? замтилъ маіоръ Олифантъ.

— Все равно, господа, испанскіе или итальянскіе телеграфы, если только вы получили извстія изъ метрополіи, сказалъ капитанъ Сервадакъ.

— Мы не получали никакихъ извстій, отвтилъ бригадиръ Мурфи, но мы совершенно спокойны, мы знаемъ, что не въ продолжительномъ времени изъ метрополіи….

— Если только еще существуетъ метрополія, замтилъ серьезно капитанъ Сервадакъ.

— Какъ? нтъ больше метрополіи?

— Метрополія не можетъ существовать, если не существуетъ Англія!

— Нтъ больше Англіи!

Бригадиръ Мурфи и маіоръ Олифантъ встали оба разомъ, какъ будто движимые одною и тою же пружиною.

— Мн кажется, сказалъ бригадиръ Мурфи, что прежде еще Англіи сама Франція….

— Франція должна быть надежне, потому что она на континент! прервалъ капитанъ Сервадакъ, начинавшій кипятиться.

— Надежне Англіи?

— Да, вдь Англія-то островъ и еще островъ довольно расшатавшейся формаціи: немудрено, если онъ и утонулъ цликомъ.

Готовилась сцена. Англичане надулись уже какъ индйскіе птухи, а капитанъ Сервадакъ ршился не уступать имъ ни на волосъ.

Графъ Тимашевъ хотлъ помирить противниковъ, разгорячившихся по поводу простаго національнаго вопроса, но это не удалось ему.

— Господа, сказалъ холодно капитанъ Сервадакъ, мн кажется, что намъ лучше продолжать этотъ разговоръ на открытомъ воздух. Вы здсь у себя, но не угодно ли вамъ выйти?

И онъ оставилъ комнату. Графъ Тимашевъ и оба англичанина послдовали за нимъ. Вс остановились на площадк, на вершин островка, которую капитанъ Сервадакъ считалъ мысленно нейтральною территоріею.

— Господа! сказалъ онъ обращаясь къ англійскимъ офицерамъ, какъ ни обднла Франція вслдствіе утраты Алжиріи, но она еще сильна на столько, что можетъ отвчать на вс оскорбленія, кмъ бы ни были они нанесены ей. Я, какъ французскій офицеръ, имю честь быть ея представителемъ на этомъ остров, равно какъ и вы, въ качеств англійскихъ офицеровъ, представители Англіи.

— Совершенно справедливо, отвчалъ бригадиръ Мурфи.

— Я не потерплю….

— И я также, перебилъ маіоръ Олифантъ.

— Такъ какъ мы здсь на нейтральной территоріи….

— Какъ на нейтральной? вскричалъ бригадиръ Мурфи. Вы здсь на англійской земл, милостивый государь!

— На англійской?

— Да, на такой земл, гд разввается англійское знамя.

И бригадиръ указалъ на англійское знамя, дйствительно разввавшееся на самой верхушк островка.

— Ба! вы поставили здсь это знамя посл катастрофы! возразилъ съ ироніей капитанъ Сервадакъ.

— Оно стояло здсь прежде катастрофы.

— Это знамя означаетъ протекторство, но не обладаніе страной.

— Какъ протекторство! вскричали оба англичанина.

— Но, милостивые государи, вскричалъ Гекторъ Сервадакъ, топнувъ ногою, этотъ островокъ — остатокъ территоріи представительной республики, на которую Англія никогда не имла другихъ правъ, кром права протекторства.

— Республики! повторилъ бригадиръ Мурфи, широко раскрывъ глаза.

— Да, и право-то протекторства, присвоенное Англіей надъ Іоническими островами, у нея оспаривали, и она по крайней мр десять разъ теряла его….

— Надъ Іоническими островами! воскликнулъ маіоръ Олифантъ

— И здсь на остров Корфу….

— Корфу!

Изумленіе англичанъ достигло такихъ предловъ, что графъ Тимашевъ,— который до сихъ поръ, не смотря на всю готовность принять сторону капитана Сервадака,— держалъ себя очень сдержанно, счелъ теперь необходимымъ вмшаться въ разговоръ. Онъ только что хотлъ открыть ротъ, какъ бригадиръ Мурфи, обратясь къ капитану Сервадаку, проговорилъ боле хладнокровнымъ тономъ:

— Я не долженъ, милостивый государь, оставлять васъ доле въ непонятномъ для меня заблужденіи. Вы здсь на земл, принадлежащей Англіи, по праву завоеванія въ 1704 году — праву, утвержденному Утрехтскимъ трактатомъ. Правда, что Франція и Испанія не разъ пытались оспаривать у насъ это право, а именно въ 1727, въ 1779 и въ 1782 годахъ,— но безуспшно. Слдовательно, какъ ни малъ этотъ островокъ, но вы здсь на англійской земл, все равно, какъ еслибы вы были на Трафальгарской площади въ Лондон.

— Но разв мы не на остров Корфу, самомъ главномъ изъ Іоническихъ острововъ? спросилъ графъ Тимашевъ съ выраженіемъ крайняго узумленія.

— О нтъ! нтъ! отвчалъ бригадиръ Мурфи, это не Корфу, а Гибралтаръ.

Слово: ‘Гибралтаръ’ поразило графа Тимашева и офицера главнаго штаба, какъ бомба. Они полагали, что находятся въ Корфу, т. е. на восточной оконечности Средиземнаго моря и вдругъ оказывалось, что, напротивъ, они были на его западномъ конц — и между тмъ, ‘Добрыня’ въ продолженіе своего плаванія ни разу не поворачивалъ назадъ.

Это былъ новый фактъ, который велъ къ новымъ заключеніямъ. Графъ Тимашевъ задумался-было надъ нимъ, какъ вдругъ раздался крикъ. Онъ обернулся и съ удивленіемъ увидлъ, что матросы ‘Добрыни’ ссорились съ англійскими солдатами. Причиною этой ссоры былъ простой споръ между матросомъ Пановымъ и капраломъ Пимомъ по поводу ядра, вылетвшаго изъ англійской пушки, оно разбило мачту на гальйот и трубку Панова, причемъ задло его слегка по носу, который былъ у него длинне, чмъ обыкновенно бываетъ у русскихъ. Ссора чуть-было не дошла до драки. Конечно, Гекторъ Сервадакъ принялъ сторону Панова. Маіоръ Олифантъ замтилъ ему, что Англія не отвчаетъ за полетъ своихъ метательныхъ снарядовъ, — что виноватъ самъ матросъ, потому что стоялъ тамъ, гд ему не слдовало стоять, когда летло ядро,— и наконецъ, что этого не случилось бы, еслибъ матросъ былъ курносый.

Графъ Тимашевъ, не смотря на всю свою сдержанность, потерялъ терпніе и, обмнявшись съ обоими офицерами нсколькими сухими, почти не дружелюбными фразами, приказалъ экипажу немедленно подать лодку.

— Мы увидимся, господа, сказалъ капитанъ Сервадакъ англичанамъ.

— Когда вамъ будетъ угодно, отвчалъ маіоръ Олифантъ.

Вслдствіе новаго феномена, по милости котораго Гибралтаръ очутился тамъ, гд долженъ былъ бы находиться островъ Корфу, у графа Тимашева и у капитана Сервадака была теперь только одна мысль въ голов: какъ бы добраться одному до Россіи, а другому до Франціи.

‘Добрыня’ снялся съ якоря и два часа спустя потерялъ изъ виду островокъ, оставшійся отъ Гибралтара.

ГЛАВА XIV
заключающая разсужденія объ истин, къ которой можетъ быть приближаются.

Первые часы плаванія были посвящены разсужденіямъ о новомъ факт, который такъ внезапно сталъ извстенъ нашимъ изслдователямъ. Если онъ не разршилъ всей истины, то все таки боле ознакомилъ ихъ съ ихъ загадочнымъ положеніемъ. Теперь они положительно знали, что ‘Добрыня’, отправясь съ острова Гурби, т. е. отъ перваго градуса западной долготы, былъ остановленъ на пути своемъ новымъ берегомъ, лежащимъ подъ тринадцатымъ градусомъ восточной долготы. Слдовательно, онъ прошелъ пятнадцать градусовъ. Прибавивъ къ этому длину пролива, которымъ онъ прошелъ чрезъ неизвстный континентъ, т. е. около трехъ градусовъ съ половиною, затмъ разстояніе, отдлявшее другую оконечность этого пролива отъ Гибралтара, т. е. почти четыре градуса, и наконецъ разстояніе около семи градусовъ, отдлявшее Гибралтаръ отъ острова Гурби, выходило въ итог двадцать девять градусовъ.

Считая по восьмидесяти километровъ на каждый градусъ, выходило всего дв тысячи триста двадцать километровъ.

Какъ скоро же мореплаватели, находившіеся на Добрын, встртили Гибралтаръ тамъ, гд надялись встртить Корфу и Іоническія острова, то слдовало предположить, что вся остальная часть земнаго шара, содержащая триста тридцать одинъ градусъ, совершенно исчезла. Прежде катастрофы корабль, шедшій изъ Мальты въ Гибралтаръ по восточному направленію, долженъ былъ пройти вторую, т. е. восточную половину Средиземнаго моря, Суецкій каналъ, Красное море, Индйскій океанъ, Зондскій проливъ, Тихій океанъ и Атлантическій. Теперь же, вмсто этого громаднаго пространства, новый проливъ въ шестьдесятъ километровъ привелъ гальйотъ на разстояніе восьмидесяти льё отъ Гибралтара.

Таковы были вычисленія графа Тимашева и лейтенанта Прокофьева и, принимая въ разсчетъ могущія случиться ошибки, он все таки могли служить основаніемъ цлаго ряда выводовъ.

— Такъ какъ ‘Добрыня’, сказалъ капитанъ Сервадакъ, не перемняя направленія возвратился къ тому пункту, отъ котораго отправился въ путь, то изъ этого слдуетъ заключить, что земной сфероидъ иметъ теперь не боле двухъ тысячъ трехсотъ двадцати километровъ въ окружности.

— Да, отвчалъ графъ Тимашевъ, діаметръ его въ настоящее время семсотъ сорокъ километровъ протяженія, т. е. онъ сталъ въ шестнадцать разъ меньше, чмъ быль до катастрофы, такъ какъ тогда онъ имлъ двнадцать тысячъ семьсотъ девяносто два километра. Нельзя сомнваться въ томъ, что мы совершили кругосвтное путешествіе, по новому земному шару.

— Да, это объясняетъ много феноменовъ, которые мы видли, прибавилъ лейтенантъ Прокофьевъ. На такомъ небольшомъ сфероид должно было уменьшиться тяготніе, вслдствіе чего движеніе его вокругъ оси стало такъ быстро, что сутки состоятъ только изъ двнадцати часовъ.

— А его новая орбита вокругъ солнца? спросилъ капитанъ Сервадакъ.

— Ее можно объяснить только однимъ предположеніемъ, отвчалъ графъ Тимашевъ.

— Какимъ? спросилъ капитанъ Сервадакъ съ живостью, угадывая отвтъ графа.

— Что отъ земнаго шара оторвался обломокъ, захватившій часть его атмосферы, и что онъ описываетъ въ солнечномъ мір новую орбиту, проговорилъ графъ Тимашевъ.

Наступило общее молчаніе. Вс были поражены. Объясненіе это было очень правдоподобно и новый порядокъ вещей велъ къ неисчислимымъ послдствіямъ. Если дйствительно отъ земнаго шара оторвался громадный обломокъ, то куда онъ летлъ и почему описывалъ элиптическую орбиту? На какое разстояніе отъ солнца отойдетъ онъ? Въ теченіе какого періода времени совершитъ онъ свой путь вокругъ своего притягательнаго центра? Будетъ-ли онъ, подобно кометамъ, блуждать на разстояніи нсколькихъ сотъ милліоновъ льё отъ источника свта и теплоты, или опять скоро приблизится къ нему? Наконецъ, совпадалъ-ли планъ его орбиты съ эклиптикою, и можно-ли было надяться, что когда нибудь онъ встртится и соединится съ земнымъ шаромъ, отъ котораго былъ насильственно оторванъ?

Капитанъ Сервадакъ первый прервалъ молчаніе.

— Ваше объясненье, графъ, вскричалъ онъ почти невольно, объясняетъ многое, но его нельзя допустить.

— Отчего же, капитанъ? спросилъ графъ. Мн кажется, напротивъ, что оно не допускаетъ никакого возраженья.

— Нтъ, есть одно возраженіе, котораго не уничтожитъ ваша гипотеза.

— Какое?

— Вы полагаете, что отъ земнаго шара оторвался громадный обломокъ, на которомъ мы находимся, заключающій въ себ часть Средиземнаго моря, отъ Гибралтара до Мальты, и что онъ вращается, какъ новый астэроидъ, въ солнечномъ мір?

— Да, я думаю, что такъ.

— Въ такомъ случа, графъ, чмъ же объясните вы это странное поднятіе морскаго дна и не мене странную формацію его береговъ? Еслибы мы находились дйствительно на обломк, оторвавшемся отъ земнаго шара, то онъ конечно сохранилъ-бы свой прежній гранитный или известковый составъ и не представлялъ-бы на своей поверхности той минеральной пыли, даже самое происхожденіе которой намъ неизвстно.

Это возраженіе уничтожало отчасти теорію графа Тимашева. Можно было допустить, что отъ земли оторвалась громадная масса, увлекшая часть атмосферы и часть Средиземнаго моря, и что она вращалась по другой оси и по другой орбит, нежели земля. Но отчего же вмсто роскошныхъ береговъ, окаймлявшихъ Средиземное море съ юга, запада и востока, — появилась теперь отвсная стна, безъ всякихъ признаковъ растительности, самая формація которой была неизвстна?

Графъ Тимашевъ не зналъ что отвчать и ограничился предположеніемъ, что вроятно будущее разршитъ эти проблемы, которыя казались теперь неразршимыми. Но, во всякомъ случа, онъ не хотлъ отказаться отъ своей системы, объясняющей такъ много непонятныхъ феноменовъ. Онъ не зналъ только, чему приписать ихъ. Предположеніе, что отъ земнаго шара оторвался обломокъ, дйствіемъ подземныхъ силъ, было-бы слишкомъ неопредленно.

— Впрочемъ, для меня все равно, сказалъ капитанъ Сервадакъ, на новый или на старой планет вращаюсь я въ солнечномъ мір, если только со мной вращается Франція.

— Франція и Россія, прибавилъ графъ Тимашевъ.

— Да и Россія, поспшилъ подтвердить капитанъ Сервадакъ законное желаніе графа.

И однако, если отъ земли дйствительно оторвался обломокъ, вращающійся въ солнечномъ мір по новой орбит — и если этотъ обломокъ имлъ сфероидальную форму — отчего былъ очень малъ — не слдовало-ли опасаться, что часть Франціи, и, по крайней мр, большая часть Русской имперіи остались на прежней земл? Тоже могло случиться и съ Англіею. На Гибралтар уже шесть недль не получали извстій изъ Соединеннаго королевства. Но означало-ли это, что не могло быть больше никакихъ сообщеній, ни сухимъ путемъ, ни моремъ, — ни почтъ, ни телеграфовъ? Если островъ Гурби, какъ надо было предполагать, принимая во вниманіе равную продолжительность дней и ночей, находился на экватор астэроида, то оба его полюса — сверный и южный — должны быть отстоять отъ острова на пространств, равняющемся половин окружности сфероида, т. е. на разстояніи около тысячи ста шестидесяти километровъ. Въ такомъ случа, арктическій полюсъ долженъ былъ находиться въ пятистахъ восьмидесяти километрахъ на сверъ отъ острова Гурби, а антарктическій — на такомъ же разстояніи къ югу отъ острова. По карт, сверный полюсъ приходился тамъ, гд былъ прежде берегъ Прованса, а южный тамъ, гд была прежде африканская пустыня, на высот двадцать девятаго параллельнаго круга.

Невозможно было ршить, былъ ли правъ графъ Тимашевъ въ своемъ предположеніи, что отъ земнаго шара оторвался обломокъ. Только будущее могло объяснить эту загадку, но, во всякомъ случа, если графъ Тимашевъ не угадывалъ всей истины, то по крайней мр приближался къ ней.

Настала опять великолпная погода и ‘Добрыня’ быстро шелъ къ сверу на парахъ и на парусахъ, такъ какъ втеръ былъ попутный. Мы говоримъ къ сверу, а не къ востоку, такъ какъ испанскій берегъ совершенно исчезъ, по крайней мр между Гибралтаромъ и Аликанте. Ни Малаги, ни Альмеріи, ни мыса Гата, ни мыса Лалоса, ни Картагены не оказалось тамъ, гд они находились прежде. Море покрыло всю эту часть Испанскаго полуострова, и, только дойдя до высоты Севильи, гальйотъ встртилъ не Андалузскій берегъ, но скалу, въ род той, какую встртилъ за островомъ Мальтою.

Начиная съ этого пункта, море глубоко вдавалось въ новый континентъ, образуя прямой уголъ, вершину котораго долженъ былъ-бы занимать Мадридъ. Дале къ югу, берегъ въ свою очередь вдавался въ бассейнъ моря и вытягивался, какъ угрожающій коготь надъ Балеарскими островами.

Изслдователи наши, уклонясь немного въ сторону отъ своего пути, чтобы поискать какихъ нибудь признаковъ этихъ острововъ, наткнулись вдругъ на неожиданную находку.

Двадцать перваго февраля, въ восемь часовъ утра, одинъ изъ матросовъ, стоявшихъ на бак, вскричалъ:

— Бутылка въ мор!

Бутылка эта могла содержать драгоцнный документъ, относящійся, можетъ быть, до новаго порядка вещей, а потому на восклицаніе матроса графъ Тимашевъ, Гекторъ Сервадакъ и лейтенантъ Прокофьевъ проворно прибжали на бакъ: гальйотъ подошелъ къ плавающему предмету, и его выловили.

Оказалось, что то была не бутылка, а кожаный футляръ, въ род тхъ, какіе употребляютъ для очковъ средней величины. Покрышка была припечатана сургучемъ, и если футляръ былъ брошенъ въ море недавно, вода не должна была пробраться въ него.

Графъ Тимашевъ, капитанъ Сервадакъ и лейтенантъ Прокофьевъ внимательно осмотрли его. Не немъ не было клейма фабрики, на которой онъ былъ сдланъ, но на печати были изображены буквы: П. Р.

Графъ Тимашевъ сломалъ ее и вынулъ изъ футляра сухую бумагу. То былъ небольшой листокъ, разлиневанный квадратами и вырванный изъ записной книжки. На немъ стояли слдующія слова, написанныя крупнымъ почеркомъ, со многими вопросительными и восклицательными знаками:

‘Галлія???

‘Ab sole 15 февр., разст. 59.000,000,!!

‘Путь, пройденный съ генв. до февр. 32.000,000,!!

‘Va bene, All right! Превосходно!!!’

— Что бы это значило? сказалъ графъ Тимашевъ, вертя листокъ во вс стороны.

— Во всякомъ случа, прибавилъ капитанъ Сервадакъ, авторъ этого документа былъ еще живъ 15-го февраля, такъ какъ упомянуто это число.

— Конечно, что такъ, отвчалъ графъ Тимашевъ. Документъ не былъ подписанъ.

— Это не можетъ быть мистификація, продолжалъ капитанъ Сервадакъ. Ясно, что эти замтки относятся къ новому космическому порядку. Вроятно, футляръ этотъ принадлежалъ какому нибудь ученому, хавшему на корабл…

— Нтъ, капитанъ, возразилъ лейтенантъ Прокофьевъ, въ такомъ случа ученый положилъ бы бумагу въ бутылку, гд она лучше-бы сохранилась, чмъ въ кожаномъ футляр. Я скоре думаю, что этотъ документъ написанъ ученымъ, который одинъ остался въ живыхъ на какомъ нибудь берегу. Желая сообщить о результатахъ своихъ наблюденій, онъ употребилъ для этого футляръ, такъ какъ, въ его положеніи, бутылка можетъ быть для него нужне футляра.

— Все равно, сказалъ графъ Тимашевъ. Теперь дло не въ томъ, кто написалъ этотъ документъ, а въ томъ, чтобы разобрать, что онъ означаетъ. Начнемъ по порядку. Во первыхъ, что значитъ это названіе Галлія?

— Я не знаю никакой планеты ни большой, ни малой, которая называлась бы такъ, сказалъ капитанъ Сервадакъ.

— Капитанъ, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ, прежде чмъ мы станемъ разбирать дальше, позвольте мн сдлать вамъ вопросъ.

— Говорите, лейтенантъ.

— Не согласитесь ли вы, что этотъ документъ оправдываетъ гипотезу, что отъ земли оторвался обломокъ?

— Да, можетъ быть….. отвчалъ Гекторъ Сервадакъ, но минеральная пыль морскаго дна все-таки представляетъ поводъ къ возраженію.

— И въ такомъ случа, прибавилъ графъ Тимашевъ, ученый назвалъ новую планету Галліею.

— Этотъ ученый должно быть французъ, замтилъ лейтенантъ Прокофьевъ.

— Очень вроятно, отвчалъ капитанъ Сервадакъ. Замтьте изъ восемнадцати словъ этого документа три слова латинскихъ, два итальянскихъ, два англійскихъ и одиннадцать французскихъ. Это доказываетъ также, что ученый, не зная въ какія руки попадетъ документъ, нарочно написалъ его на различныхъ языкахъ за тмъ, чтобы его скоре поняли.

— Допустимъ, что слово Галлія — есть названіе новаго сфероида, тяготющаго въ пространств, продолжалъ графъ Тимашевъ, и станемъ читать дальше: ‘Ab sole, разстояніе, 15 февраля, пятьдесятъ девять милліоновъ льё’. Дйствительно, такое разстояніе должно было отдлять Галлію отъ солнца въ ту эпоху, когда она перерзала орбиту Марса.

— Эта первая фраза документа совершенно сходна съ нашими наблюденіями, замтилъ лейтенантъ Прокофьевъ.

— ‘Путь, пройденный отъ января до февраля, продолжалъ читать графъ, восемьдесятъ два милліона льё’.

— Да, ясно, что дло идетъ о пути, пройденномъ Галліей по ея новой орбит, замтилъ капитанъ Сервадакъ.

— Въ силу законовъ Кеплера, прибавилъ лейтенантъ Прокофьевъ, быстрота Галліи, или — что все равно — путь, пройденный въ разные періоды времени, долженъ постепенно уменьшаться. Самая высокая температура, если вы помните, было именно 15 января. Надо полагать, что этого числа Галлія была въ своемъ перигеліи, т. е. на самомъ близкомъ разстоянія отъ солнца, и что быстрота ея превосходитъ вдвое быстроту земли, которая проходитъ только двадцать восемь тысячъ восемьсотъ льё.

— Прекрасно, отвчалъ капитанъ Сервадакъ, но это не доказываетъ намъ на какое разстояніе отойдетъ Галлія отъ солнца въ своемъ афеліи и не объясняетъ, на что мы можемъ надяться или чего страшиться въ будущемъ.

— Нтъ, капитанъ, отвчалъ графъ Тимашевъ, но съ помощью врныхъ наблюденій, сдланныхъ въ различныхъ пунктахъ траэкторіи Галліи, можно конечно опредлить ея элементы, примняя къ ней законы всемірнаго тяготнія.

— И, слдовательно, можно опредлить путь ея въ солнечномъ мір, прибавилъ капитанъ Сервадакъ.

— Если Галлія астероидъ, сказалъ графъ Тимашевъ, то она, какъ и вс движимыя тла, подвержены законамъ механики, и путемъ ея какъ и путемъ другихъ планетъ управляетъ солнце. Какъ скоро эта масса оторвалась отъ земли, она тотчасъ же повисла на невидимыхъ цпяхъ притягательной силы, и, съ того момента, орбита ея неизмнно опредлилась въ пространств.

— Если только, прибавилъ лейтенантъ Прокофьевъ, какая нибудь блуждающая планета не измнитъ впослдствіи этой орбиты. Вдь Галлія, въ сравненіи съ другими планетами солнечной системы, очень не велика, такъ что другія планеты могутъ имть на нее сильное вліяніе.

— Конечно, прибавилъ капитанъ Сервадакъ, Галлія можетъ наткнутся на какую нибудь другую планету и уклониться отъ своего пути. Но, господа, замтьте, мы разсуждаемъ такъ, какъ будто бы ужь въ самомъ дл жители не земли, а Галліи. Почемъ-мы знаемъ: можетъ быть эта Галлія, о которой говорится въ документ, просто сто семидесятая, вновь открытая маленькая планета?

— Нтъ, возразилъ лейтенантъ Прокофьевъ, этого не можетъ быть. Телескопныя планеты движутся на тсномъ пространств, заключающемся между орбитами Марса и Юпитера. Слдовательно, он никогда не доходятъ въ своемъ перигеліи такъ близко къ солнцу, какъ Галлія. Въ этомъ факт нельзя сомнваться, такъ какъ документъ согласуется съ нашими гипотезами.

— Къ несчастію, замтилъ графъ Тимашевъ, у насъ нтъ инструментовъ, съ помощью которыхъ мы могли бы вычислить элементы нашего астэроида.

— Рано или поздно, мы узнаемъ, сказалъ капитанъ Сервадакъ.

— Что-же касается до послднихъ словъ документа ‘Va bene! All right! Превосходно!!!’ то они ничего не значатъ, проговорилъ графъ Тимашевъ.

— Они доказываютъ, отвчалъ Гекторъ Сервадакъ, что авторъ документа очень доволенъ новымъ порядкомъ вещей, и находитъ, что все длается къ лучшему въ лучшемъ изъ невозможныхъ міровъ.

ГЛАВА XV
въ которой капитанъ Сервадакъ держитъ въ горсти все, что осталось отъ обширнаго континента.

‘Добрыня’, обойдя вокругъ громаднаго мыса, преграждавшаго ему путь къ сверу, направился къ тому мсту, гд долженъ былъ находится мысъ Креусъ.

Изслдователи наши толковали день и ночь обо всхъ этихъ чудесахъ. Они часто произносили слово Галлія, и мало по малу привыкли такъ называть астэроидъ, на которомъ вращались въ солнечномъ мір.

Не смотря на свои безконечные толки и разсужденія, они помнили, что главная цль ихъ плаванія, сдлавшаяся теперь почти необходимостью, состояла въ изслдованіи береговъ Средиземнаго моря, и ‘Добрыня’ держался постоянно какъ можно ближе къ берегамъ новаго бассейна, составлявшаго, по всей вроятности, единственное море Галліи.

Верхній берегъ громаднаго мыса доходилъ до того мста, гд должна была стоять, на иберійскомъ берегу, Барцелона, но и берегъ этотъ, и городъ исчезли подъ волнами, прибой которыхъ разбивался о новыя скалы, возвышавшіяся немного отступя отъ прежняго берега. Скалы уклонялись на сверо-востокъ, затмъ вдавались въ мире на самомъ томъ мст, гд находился прежде мысъ Креусъ, отъ котораго теперь ничего не осталось.

Здсь кончалась французская граница. Понятно, что долженъ былъ чувствовать капитанъ Сервадакъ, когда увидлъ новую почву, замнившую почву его отечества. Дале, передъ французскимъ берегомъ высилась громадная стна, совершенно скрывавшая его. Она имла боле тысячи футовъ высоты и была такая же отвсная, безплодная, обнаженная,— словомъ, такая же ‘новая’, какъ и на другомъ конц Средиземнаго моря и тянулась въ томъ самомъ направленіи, гд прежде рисовались прелестныя картины береговъ южной Франціи.

Какъ ни близко шелъ гальйотъ къ берегу, онъ не встртилъ никакихъ признаковъ бывшей приморской окраины департамента Восточныхъ Пиренеевъ, ни мыса Беарна, ни Портъ Вандръ, ни устья Теха, ни пруда Санъ-Назэръ, ни устья Тета, ни пруда Сальсъ. На границ департамента Оды, гд прежде такъ живописно были разбросаны пруды и острова, не оказалось ни одной мстности, бывшаго Нарбонскаго округа. Не уцлло ничего также, начиная отъ мыса Агдъ до залива Эгъ-Мортъ,— ни Сента, ни Фронтеньяна, ничего отъ дугообразной береговой линіи Нимскаго округа, ни равнинъ Оро и Камаргъ,— ни причудливыхъ очерковъ устьевъ Роны. Исчезли также Мартигъ и даже самый Марсель! Можно было подумать, что не существуетъ боле ни одного пункта континента, носившаго прежде названіе Франціи.

Гекторъ Сервадакъ, не смотря на то, что былъ готовъ ко всему,— въ виду этой страшной дйствительности, почувствовалъ себя какъ бы уничтоженнымъ. Онъ не видлъ боле ни малйшаго признака береговъ, къ красивымъ видамъ которыхъ такъ привыкъ его глазъ. Иногда, когда берегъ описывалъ дугообразную линію къ сверу, онъ надялся, что можетъ быть, увидитъ хоть какой нибудь клочекъ французской земли, пощаженный катастрофою.

Но онъ обманывался въ своихъ ожиданіяхъ. Дивно прекрасный берегъ Прованса исчезъ, какъ и другія береговыя линіи. Тамъ же, гд не возвышалось новой береговой стны, синли воды такъ странно измнившагося Средиземнаго моря, и капитанъ Сервадакъ мысленно задавалъ себ вопросъ: не ограничивалась-ли теперь вся Франція однимъ островомъ Гурби, этимъ узкимъ клочкомъ алжирской территоріи, на которомъ, можетъ быть, ему предстояло поселиться теперь.

— И однако, говорилъ онъ графу Тимашеву, континентъ Галліи, не оканчивается этою неприступною стною. Ея сверный полюсъ дальше. Надо узнать, что тамъ, за стною. Вдь можетъ же быть, что, не смотря на вс феномены, которыхъ мы были свидтелями, мы все еще находимся на земл и мчимся вмст съ нею по новому направленію въ планетномъ мір. Въ такомъ случа, надо проврить существуетъ ли Франція, Россія, вся Европа наконецъ! Не найдемъ ли мы мста, гд можно было-бы высадиться на этомъ берегу? Можетъ быть окажется возможнымъ какъ нибудь взобраться на эту недоступную стну, чтобы взглянуть, хоть разъ на то, что за нею. Высадимся, умоляю васъ, графъ.

Но высокая стна, по направленію которой шелъ ‘Добрыня’, не представляла нигд ни бухты, ни даже скалъ, на которыя могъ бы высадиться экипажъ. Берегъ по прежнему состоялъ изъ гладкой, отвсной твердыни, отъ двухъ, до трехъ сотъ метровъ высотою, увнчанной безпорядочно набросанными кристализованными пластинками. Эта новая рама Средиземнаго моря представляла везд одинаковое расположеніе утесовъ. Очевидно было, что она вся вышла цликомъ изъ одной формы.

‘Добрыня’ быстро шелъ на всхъ парахъ къ востоку. Погода стояла хорошая. Сильно охладвшій воздухъ былъ мене насыщенъ парами. Только кое-гд бродили поднебесной лазури почти прозрачныя облака. Днемъ, блдные лучи уменьшеннаго солнечнаго диска, разливали только неопредленный свтъ, въ которомъ терялись очертанія предметовъ. Ночью, звзды блестли чрезвычайно ярко, но нкоторыя планеты, какъ напр. Венера и Марсъ, и то неопредленое свтило, которое предшествовало солнцу, то при восход его, то при закат — блдне выдлялись въ отдаленіи. Напротивъ громадный Сатурнъ и великолпный Юпитеръ сіяли все ярче. Это доказывало, что Галлія приближалась къ нимъ, Уранъ, котораго прежде нельзя было разсмотрть невооруженнымъ глазомъ, виднъ теперь безъ помощи телескопа. Ясно было, что Галлія удалялась отъ своего притягательнаго центра.

‘Добрыня’ идя по направленію извилистой линіи, изображаемой до катастрофы берегами Барскаго департамента, дошелъ, 24-го февраля, до высоты мыса Антибъ, не встртивъ на пути ни острововъ Гіэръ, ни полуострововъ Санъ-Тропезъ, ни острововъ Леринскихъ, ни залива Каннъ, ни залива Жуанъ.

Тамъ, гд прежде былъ мысъ Антибъ, наши изслдователи, къ крайнему своему изумленію, увидли, что стна была разсчена сверху и до визу узкою разщелиною. У подошвы ея, на морскомъ уровн лежалъ клочекъ берега, къ которому могла пристать лодка.

— Наконецъ-то мы можемъ высадиться, вскричалъ капитанъ Сервадакъ, не помня себя отъ неожиданности.

Графъ Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ также очень нетерпливо желали этого. Они надялись, что, взойдя по отлогимъ скатамъ этой разщелины, казавшейся издали изсякшимъ ложемъ потока, они доберутся какъ нибудь до гребня скалы и увидятъ тамъ, если не французскій континентъ, то новую территорію.

Въ семь часовъ, графъ, капитанъ и лейтенантъ пристали къ берегу.

Въ первый еще разъ увидли они кой-какіе остатки прежняго берега. Остатки эти состояли изъ слипшихся известняковъ, желтоватаго цвта, которыми усянъ Прованскій берегъ. Но клочекъ твердой земли, на который высадились изслдователи — очевидно уцлвшій отъ прежняго континента,— имлъ не боле нсколькихъ метровъ пространства, и они, не останавливаясь на немъ, поспшно пошли къ ложбин, по которой хотли подняться. Она была суха и даже замтно было, что никогда не протекалъ по ней никакой потокъ. Это каменистое ложе и его скаты представляли тоже власти ночное строеніе, которое, казалось, никогда еще не было подвержено дйствію вковаго разложенія. Геологъ конечно опредлилъ-бы значеніе этихъ скалъ въ метологіи {Наука о камняхъ.}, но ни графъ Тимашевъ, ни капитанъ Сервадакъ, ни лейтенантъ Прокофьевъ не были метологами.

Не смотря однако на то, что ложбина не представляла слдовъ влажности, можно было предвидть, что, при радикальномъ измненіи климатическихъ условій, она будетъ со временемъ стокомъ значительныхъ водныхъ массъ.

Дйствительно, на склонахъ во многихъ мстахъ лежалъ уже снгъ и чмъ выше,— тмъ его было больше, можно было предположить, что по другую сторону стны онъ прикрываетъ ледники.

— Вотъ первые слды прсной воды, которые мы встрчаемъ на поверхности Галліи, замтилъ лейтенантъ Прокофьевъ.

— Да. проговорилъ графъ, и вроятно отъ дйствія постоянно усиливающагося холода на большой высоты образовался не только снгъ, но и ледники. Если Галлія иметъ сферическую форму, то мы находимся здсь очень близко отъ арктическихъ областей, на которыя солнечные лучи падаютъ очень косвенно. Конечно, въ нихъ никогда не можетъ быть совершеннаго мрака, какъ на полюсахъ земнаго шара, такъ какъ солнце не сходитъ съ экватора, вслдствіе слабой наклонности коловратной оси, но холодъ вроятно будетъ очень сильный, особенно если Галлія далеко удалится отъ солнца.

— Графъ, сказалъ капитанъ Сервадакъ, не слдуетъ-ли опасаться такихъ холодовъ, какихъ не въ состояніи вынести ни одно живое существо?

— Нтъ, капитанъ, отвчалъ графъ, какъ-бы далеко ни отошла Галлія отъ солнца, холодъ никогда не перейдетъ за границы температуры звздныхъ пространствъ, т. е. такихъ небесныхъ областей, гд вовсе нтъ воздуха.

— А какія же это границы?

— Около шестидесяти градусовъ, по стоградусному термометру,— сообразно съ теоріею ученаго французскаго физика Фурье.

— Шестьдесятъ градусовъ! вскричалъ капитанъ Сервадакъ, шестьдесятъ градусовъ ниже нуля. Но вдь такая температура невыносима даже для русскихъ.

— Такіе холода выдерживали англійскіе мореплаватели въ полярныхъ моряхъ, возразилъ лейтенантъ Прокофьевъ, а если я не ошибаюсь, Парри видлъ на остров Мельвилл, что термометръ понизился до 56^о ниже нуля.

Изслдователи остановились на минуту, чтобы отдохнуть, такъ какъ воздухъ, становившійся все боле разряженнымъ, затруднялъ восхожденіе. Кром того, хотя они достигли еще только до высоты шести или семисотъ метровъ, температура значительно понизилась. Къ счастью, минеральныя струи, изъ которыхъ образовалось ложе рва, облегчали имъ путь.— Часа черезъ полтора они достигли до гребня утеса.

Эта скала возвышалась не только съ южной стороны надъ моремъ, но и съ сверной, надъ всею новою областью, которая вдругъ круто понижалась.

Капитанъ Сервадакъ вскрикнулъ.

Франціи не было!

До самаго горизонта простиралось только неизчислимое множество скалъ. Вс эти горные осадки, покрытые снжнымъ ковромъ или одтые льдомъ, представляли странное однообразіе. Это было громадное скопленіе веществъ, кристализовавшихся въ форм правильныхъ, шестигранныхъ призмъ. Казалось, что вся Галлія цликомъ была продуктомъ неизвстной, минеральной формаціи. Если пики на гребн скалы, обрамливающей Средиземное море, были разнообразныхъ формъ, то это единственно потому, что какой нибудь феноменъ,— а можетъ быть тотъ, который наполнилъ водою морское дно — случившійся въ самый моментъ катастрофы, измнилъ ихъ строеніе.

Какъ бы ни было, въ этой южной части Галліи не было слдовъ никакихъ европейскихъ земель. Везд новая почва замнила прежнюю. Нигд не было видно ни холмовъ Прованса, ни садовъ апельсинныхъ и лимонныхъ деревьевъ, черноземная почва которыхъ краснла на расположенныхъ уступами слояхъ сухаго камня, ни оливковыхъ рощъ, съ сроватою зеленью, ни длинныхъ аллей перечниковаго кустарника, каркасовъ, мимозъ, пальмъ и эввалиптовъ, — ни кустовъ гигантскаго гераніума, подъ которыми раскидывались длинные отпрыски алоевъ, ни береговыхъ скалъ, окрашенныхъ ржавчиною въ желтовато-красный цвтъ: ни горъ на заднемъ план, съ ихъ темными завсами шишконосныхъ деревьевъ. Здсь не было ни малйшихъ признаковъ растительнаго міра, такъ какъ даже самое неприхотливое растеніе полярныхъ странъ, исландскій мохъ, не могъ бы прозябать на этой каменистой почв.

Не было также никакихъ животныхъ, ни птицъ арктическихъ странъ, такъ какъ имъ положительно не чмъ было питаться здсь.

Это было минеральное царство во всемъ его ужасающимъ безплодіи.

Капитанъ Сервадакъ, не смотря на свой безпечный характеръ, былъ потрясенъ до глубины души. Стоя неподвижно на вершин обледнлой скалы, онъ смотрлъ влажными глазами, на раскидывавшуюся передъ нимъ новую землю. Онъ отказывался врить, что тутъ была когда-то Франція.

— Нтъ, вскричалъ онъ, нтъ,— не можетъ быть! Мы еще не дошли до той параллели, которая проходитъ чрезъ департаментъ Приморскихъ Альпъ. Страна, которую мы ищемъ, лежитъ дальше. Изъ волнъ вышла стна. Положимъ, что такъ, но за нею находятся европейскія земли. Графъ, идите сюда! Пройдемте эту ледяную землю и поищемъ еще, поищемъ, ради Бога!…

И онъ сдлалъ нсколько шаговъ впередъ, отыскивая удобный путь посреди шестигранныхъ пластинокъ скалы.

Вдругъ онъ остановился, споткнувшись объ обломокъ тесанаго камня, лежавшаго подъ снгомъ. Цвтъ и форма этого обломка доказывали, что онъ принадлежитъ не новой почв.

Капитанъ Сервадакъ поднялъ его.

То былъ обломокъ пожелтвшей мраморной доски, на которой можно было еще разобрать буквы.

Вил…

— Вилла! вскричалъ капитанъ Сервадакъ.

Обломокъ выпалъ у него изъ рукъ и разлетлся въ дребезги.

Отъ этой великолпной виллы, построенной посреди самаго живописнаго мстоположенія, почти на конц мыса Антибъ, который раскидывался, какъ зеленая втвь, отъ залива Жуанъ до Ницскаго,— отъ этой дивной панорамы, увнчанной Приморскими альпами и простиравшейся отъ горъ д’Эстерелла, чрезъ Эца, Монако, Рокбрюнъ, Ментону и Вентимиллью до итальянскаго мыса Бордигьера — осталась теперь только горсть мраморныхъ осколковъ!

Капитанъ Сервадакъ не могъ боле сомнваться въ томъ, что мысъ Антибъ исчезъ въ ндрахъ новаго континента.

Онъ стоялъ погруженный въ мрачныя думы.

Къ нему подошелъ графъ Тимашевъ.

— Капитанъ, сказалъ онъ, знаете-ли вы девизъ фамиліи Гопъ?

— Нтъ графъ, отвчалъ капитанъ Сервадакъ.

— Orbe fracto spes illoesa! произнесъ графъ.

— Это выраженіе совершенно противуположно извстной фраз Данта, исполненной отчаянія!

— Да, капитанъ, и отнын девизъ этотъ долженъ быть нашимъ!

ГЛАВА XVI,
которую можно очень удобно и очень справедливо озаглавить такъ: отъ того же къ тмъ же.

Нашимъ мореплавателямъ ничего больше не оставалось, какъ только возвратиться на островъ Гурби. По всей вроятности, островъ этотъ представлялъ единственный клочекъ прежняго континента, способный прокормить жителей новой планеты.

— Въ конц концовъ, сказалъ капитанъ Сервадакъ, вдь это почти частица Франціи!

Потолковали о возвращеніи на островъ и стали уже было собираться въ обратный нуть, когда лейтенантъ Прокофьевъ замтилъ, что новая окружность Средиземнаго моря не вполн еще извстна.

— Намъ надо еще изслдовать его въ сверномъ направленіи, сказалъ онъ, отъ того пункта, гд прежде вдавался въ море мысъ Антибъ, до входа въ каналъ, ведущій въ Гибралтарскій проливъ и въ южномъ направленіи, начиная отъ земли Габешъ до этого же самаго пролива. Мы придерживались на юг той линіи, которую изображалъ прежній африканскій континентъ, а не новый. Какъ знать, можетъ быть на юг есть также какой нибудь проливъ, которымъ мы можемъ дойти до какого нибудь оазиса африканской пустыни, пощаженнаго катастрофою. Кром того, можетъ быть уцлла Италія, Сицилія, Балеарскій архипелагъ и большіе острова Средиземнаго моря. Не мшало бы ‘Добрин’ зайти туда.

— Все это совершенно справедливо, подтвердилъ графъ Тимашевъ. Необходимо дополнить гидрографическую съемку этого новаго бассейна.

— Я также согласенъ съ вашимъ мнніемъ, господа, прибавилъ капитанъ Сервадакъ, вопросъ теперь только въ томъ, зайти ли прежде на островъ Гурби или нтъ?

— Я думаю, что мы должны пользоваться ‘Добрынею’, пока это возможно, сказалъ графъ.

— Что вы хотите сказать? спросилъ капитанъ Сервадакъ.

— Я хочу сказать, что температура все боле понижается, такъ какъ Галлія все боле удаляется отъ солнца и скоро наступятъ сильные холода. Море замерзнетъ и плаваніе будетъ невозможно, а вы знаете, какъ затруднительно путешествіе по ледянымъ пространствамъ. Не лучше ли же продолжать изслдованіе, пока море еще не замерзло. Поищемъ, не уцлло ли чего отъ стараго континента, и если найдемъ какой нибудь уголокъ Европы, гд осталось въ живыхъ хотя нсколько человкъ, постараемся оказать имъ помощь, прежде чмъ станемъ на зимовку.

Графомъ Тимашевымъ руководило великодушное чувство, такъ какъ онъ думалъ больше о своихъ ближнихъ, чмъ о себ. Но думать о ближнихъ, при такихъ исключительныхъ обстоятельствахъ, значило думать и о себ. Никакого различія національностей не могло существовать теперь между людьми, которыхъ Галлія мчала по безконечному пространству. Вс они были представителями одного и того же народа, или скоре члены одной семьи. Надо было опасаться, что ихъ осталось немного. Но т, которые уцлли, должны были соединиться для общаго спасенія, и если не оказалось бы уже ни малйшей надежды, возвратиться когда либо на земной шаръ,— имъ предстояло образовать новое поколніе на этой новой планет.

25го февраля, гальйотъ оставилъ небольшую бухту, гд нашелъ кратковременный пріютъ и пошелъ на всхъ парахъ, вдоль свернаго берега, къ востоку. Холодъ становился очень ощутителенъ, особенно при рзкомъ втр. Термометръ показывалъ среднюю цифрою два градуса ниже нуля. Къ счастью, море замерзаетъ только при боле низкой температур, чмъ температура прсной воды, и гальйотъ могъ плыть безпрепятственно.

Но надо было спшить.

Ночи были прекрасны. Испаренія трудне сгущались въ облака, въ постепенно боле охлаждаемыхъ атмосферныхъ слояхъ. Звзды сверкали чрезвычайно ярко.

Графъ Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ, въ качеств моряковъ, сожалли о томъ, что луна навсегда скрылась съ горизонта, но астрономъ, занятый изслдованіемъ таинствъ звзднаго міра, былъ бы, напротивъ, радъ благопріятной темнот ночей Галліи. Впрочемъ, изслдователи ‘Добрыни’ были щедро вознаграждены за то, что не видали луны. Въ эту эпоху съ неба сыпались дождемъ падучія звзды. Ольстедъ говоритъ, что въ 1833 году, въ Бостон, упало среднимъ числомъ тридцать четыре тысячи этихъ астэроидовъ. Здсь же можно было смло предположить, что ихъ было вдесятеро боле. Галлія проходила чрезъ кольцо почти концентричное съ земною орбитою и лежащее вн ея. Эти метеорологическія тльца, казалось, падали съ Альголя, планеты изъ созвздія Персея, и при треніи объ атмосферу Галліи, благодаря быстрот своего полета, воспламенялись съ удивительною яркостью. Самый великолпный фейерверкъ, состоящій изъ милліоновъ ракетъ — шедёвръ самаго Руджіери,— не могъ бы сравниться съ дивною прелестью этого метеора. Береговыя скалы, на металлической поверхности которыхъ отражались эти звзды, казалось, сверкали миріадами искръ, а на море больно было смотрть, какъ будто поверхность его была усяна раскаленными до-бла металлическими шариками.

Но явленіе это продолжалось не боле двадцати четырехъ часовъ, такъ быстро удалялась Галлія отъ солнца.

26го февраля, ‘Добрын’ преградилъ путь къ западу, далеко выдающійся въ море берегъ, такъ что онъ былъ принужденъ спуститься до оконечности бывшей Корсики, отъ которой не осталось и слдовъ. Здсь заливъ Бонифаціо замнился обширнымъ, совершенно пустыннымъ моремъ.

Но 27-го февраля, на ‘Добрын’ увидли въ восточномъ направленіи островокъ. Судя по его очерку, можно было предположить, что онъ представлялъ сверную оконечность Сардиніи, если только не былъ новйшей формаціи.

‘Добрыня’ подошелъ къ этому островку. Спустили лодку, и, чрезъ нсколько минутъ, графъ Тимашевъ и капитанъ Сервадакъ ступили на зеленющее плоскогорье, не боле одного гектара пространствомъ. На немъ были разбросаны мстами кусты миртъ и мастиковыхъ деревьевъ, посреди которыхъ высились три или четыре старыя оливковыя дерева. Казалось, на немъ не было ни одного живаго существа. Наши изслдователи хотли уже было покинуть его, какъ вдругъ услыхали блеянье и почти въ ту же минуту увидли козу, прыгавшую по скаламъ.

Это былъ единственный экземпляръ тхъ домашнихъ козъ, которыхъ справедливо называютъ коровами бдняковъ, съ черноватою шерстью и правильно изогнутыми рогами. При вид постителей, она не только не убжала прочь, но, напротивъ, подбжала къ нимъ и скачками и блеяньемъ какъ будто звала идти ихъ за собою.

— Эта коза не одна на остров, вскричалъ Гекторъ Сервадакъ. Пойдемте за ней!

Вс пошли за козою. Она привела ихъ къ землянк, полузакрытой купою мастиковыхъ деревьевъ.

Здсь наши изслдователя увидли двочку, лтъ семи или осьми, съ большими, черными глазами и роскошными темными волосами, прелестную какъ ангелъ Мурильо на его картин ‘Успеніе’, выглядывавшую изъ за втвей. Она казалась не очень испуганною.

Посмотрвъ нсколько минутъ на незнакомцевъ, видъ которыхъ вроятно, успокоилъ ее, она подбжала къ нимъ и доврчиво протянула имъ руки.

— Вдь вы не злые? сказала она по итальянски, такимъ же гармоническимъ голосомъ, какъ и языкъ, на которомъ говорила. Вы не сдлаете мн ничего дурнаго? Мн не надо бояться васъ?

— Нтъ, отвчалъ трафь по итальянски. Мы будемъ твоими друзьями. Какъ тебя зовутъ, милочка? прибавилъ онъ полюбовавшись ребенкомъ нсколько минутъ.

— Ниною, отвчала двочка.

— Можешь ты намъ сказать, Нина, гд мы? спросилъ графъ.

— На Мадален, отвчала Нина. Тамъ я была, когда вдругъ все такъ перемнилось.

Мадленою назывался островъ, лежащій близъ Капреры, на сверъ отъ Сардиніи, затопленный страшнымъ потопомъ.

Графъ сталъ разспрашивать двочку, и изъ ея толковыхъ отвтовъ оказалось, что она была одинока на остров, что у нея не было родителей и что она пасла козъ одного фермера. Въ моментъ катастрофы, затопившей весь островъ, кром, этого небольшаго клочка земли, спаслись только — Нина да ея любимая козочка, Марзи. Двочка очень перепугалась, но вскор успокоилась, помолилась Богу, поблагодарила его за то, что земля не колеблется больше и стала кое-какъ жить да поживать со своею фавориткою Марзи. По счастью, на остров были състные запасы и двочка все надялась, что придетъ какая нибудь лодка и увезетъ ее. Такъ какъ лодка пришла, то она была очень рада хать на ней съ тмъ только условіемъ, чтобъ захватили и козу и чтобъ при первой возможности отвезли ее, Нину, на ферму.

— Вотъ и жительница на Галліи, да еще какая миленькая, сказалъ капитанъ Сердавакъ. поцловавъ двочку.

Полчаса спустя, Нина и Марзи были уже на корабл, гд разумется вс были очень рады имъ. Русскіе матросы, народъ набожный, считали находку ребенка счастливымъ предзнаменованіемъ.

Чрезъ нсколько часовъ, ‘Добрыня’ потерялъ изъ вида Мадалену и спустясь къ юго-востоку, встртилъ новый берегъ, отстоявшій на разстояніи пятидесяти лье отъ прежняго итальянскаго берега. Другой континентъ замнилъ итальянскій полуостровъ, отъ котораго не осталось и слда. На той параллели гд былъ Римъ, образовался обширный заливъ, простиравшійся гораздо дале той мстности, которую занималъ прежде Вчный городъ. Дале, новый берегъ вдавался въ прежнее море только на высот Калабріи и тянулся до самаго ея берега. Но не было видно боле ни Мессинскаго маяка, ни Сициліи, ни даже затопленной вершины громадной горы Этны, возвышавшейся однако на высот трехъ тысячъ триста пятидесяти метровъ надъ морскимъ уровнемъ.

Въ шестидесяти лье дальше, въ южномъ направленіи, виднлся входъ въ каналъ, который во время бури такъ кстати представился ‘Добрын’ и восточная оконечность котораго примыкала къ Гибралтарскому проливу.

Начиная съ этого, пункта и до залива Габетъ, новая окружность Средиземнаго моря была уже извстна изслдователямъ, и графъ Тимашевъ, сберегая время, пошелъ по прямой линіи къ параллели, гд встртилъ еще неизслдованные берега континента.

Было 3-го марта.

Отсюда берегъ переступалъ заграницы Туниса и проходилъ чрезъ бывшую провинцію Константину, на высот оазиса Зибана. Дале, онъ вдругъ описывалъ другой поворотъ и тянулся до тридцать второй параллели, гд поворачивалъ назадъ, образовавъ заливъ, обрамленный, странными, минеральными растеніями. Затмъ, проходилъ, на протяженіи около полутораста лье, чрезъ бывшую алжирскую Сахару и приближался къ острову Гурби, посредствомъ мыса, могущаго служить естественною границею Марокко, еслибъ Марокко существовалъ еще.

‘Добрыня’ повернулъ къ сверу, чтобъ обойти этотъ мысъ, и когда проходилъ мимо него, изслдователи въ первый разъ были свидтелями волканическаго феномена на поверхности Галліи.

Мысъ оканчивался огнедышащею горою въ три тысячи метровъ высоты. Волкань еще дйствовалъ, такъ какъ надъ кратеромъ вился дымъ.

— У Галліи есть внутренній очагъ! вскричалъ капитанъ Сервадакъ, когда вахтенный заявилъ о существованіи волкана.

— Почему же ему не быть, капитанъ? сказалъ графъ Тимашевъ. Такъ какъ Галлія обломокъ земнаго шара, отчего же она не могла захватить часть центральнаго огня такъ, какъ захватила часть атмосферы, морей и континентовъ.

— Очень малую часть, отвчалъ капитанъ Сервадакъ, впрочемъ она достаточна для настоящаго населенія Галліи.

— Кстати, капитанъ, сказалъ графъ Тимашевъ, такъ какъ мы будемъ близъ Гибралтара, какъ вы полагаете — не захать-ли къ англичанамъ, чтобъ заявить имъ о результатахъ нашихъ изслдованій.

— Къ чему? отвчать капитанъ Сервадакъ. Эти англичане знаютъ, гд находится островъ Гурби, и, когда захотятъ, сами прідутъ къ намъ. Вдь они не несчастные предоставленные безъ всякихъ средствъ къ существованію, на произволъ судьбы. Напротивъ, у нихъ надолго хватитъ запасовъ. Сто двадцать льё отдляютъ ихъ островокъ отъ вашего острова, и, когда море замерзнетъ, они могутъ постить насъ, если имъ вздумается. Они насъ скверно приняли, и когда явятся къ намъ, мы отомстимъ имъ….

— Вроятно тмъ, что примемъ ихъ лучше, чмъ они насъ? спросилъ графъ.

— Да, графъ, вы правы, отвчалъ капитанъ Сервадакъ, такъ какъ дйствительно здсь нтъ больше ни французовъ, ни русскихъ, ни англичанъ….

— О! возразилъ графъ Тимашевъ, покачавъ головою, англичанинъ всегда и везд будетъ англичаниномъ.

— Да, подтвердилъ Гекторъ Сервадакъ, это вмст ихъ достоинство и недостатокъ.

Впрочемъ, еслибъ наши изслдователи и захотли зайти къ англичанамъ, то они не могли бы сдлать этого, не подвергаясь риску.

Температура постоянно понижалась, и моряки не безъ внутренней тревоги видли, что море вокругъ гальйота скоро замерзнетъ. Къ тому же, надо было беречь уголь, такъ какъ его становилось уже мало. Вслдствіе этихъ двухъ важныхъ причинъ, поршили ограничить плаваніе высотою волканическаго мыса. Начиная отъ этого пункта, берегъ поворачивалъ на югъ и терялся въ дали безграничнаго моря. Идти дальше, когда море было готово замерзнуть и при маломъ запас топлива, — было-бы величайшею неосторожностью, могущею имть гибельныя послдствія. Къ тому же, по всей вроятности, во всей этой части Галліи, гд находилась прежде африканская пустыня, не было другой почвы, кром той, которую уже видли наши изслдователи, и которая была совершенно лишена воды и чернозема, такъ что никакой трудъ не сдлалъ бы ее плодотворною. Слдовательно, не было никакой возможности продолжать изслдованія, которыя можно было возобновить впослдствіи, при боле благопріятныхъ условіяхъ.

5-го марта, ‘Добрыня’ направился къ острову Гурби, до котораго оставалось не боле двадцати льё.

— Мой бдный Бенъ-Зуфъ! сказалъ капитанъ Сервадакъ, часто думавшій о своемъ товарищ въ продолженіе этого пятинедльнаго плаванія, хорошо если съ нимъ не случилось ничего дурнаго.

Краткій путь отъ волканическаго мыса до острова Гурби ознаменовался только однимъ событіемъ. При солнечномъ восход, замтили съ корабля какой-то плавающій предметъ. Его вытащили. Оказалось, что то было новое посланіе отъ главнйшаго ученаго, который, какъ было очевидно, вычислилъ элементы Галліи и слдилъ изо дня въ день за ея новою орбитою. На этотъ разъ, посланіе было вложено въ боченокъ, оставшійся отъ консервовъ, крышка котораго была крпко запечатана сургучемъ. Печать была съ тми же заглавными буквами.

— Отъ того къ тмъ же? сказалъ капитанъ Сервадакъ.

Боченокъ осторожно распечатали и нашли въ немъ слдующій документъ:

‘Галлія (?)

‘Ab soie, 1-го марта, разстояніе: 78.000,000 1.!—

‘Путь пройденный съ февраля до марта 59.000,000 1 !

‘Va bene! All right! Nil desperandum!

‘Отлично!’

— И ни подписи, ни адреса! вскричалъ капитанъ Сервадакъ. Право, можно подумать, что это рядъ мистификацій!

— Въ такомъ случа, сказалъ графъ Тимашевъ, эти мистификаціи ведутся во многихъ экземплярахъ! Мы уже два раза выловили такой странный документъ, значитъ авторъ пустилъ ихъ много по морю.

— Но кто же этотъ втренный ученый, который даже не означаетъ своего мстопребыванія?

— Его мстопребываніе — дно колодезя астролога, отвчалъ графъ Тимашевъ, намекая на извстную басню Лафонтена.

— Это очень возможно. Но гд же этотъ колодезь?

Этотъ вопросъ капитана Сервадака долженъ былъ также остаться безъ отвта. Никто не могъ сказать ему, находился ли авторъ документа на какомъ нибудь островк, который не встртился ‘Добрын’ или на какомъ нибудь корабл, также плавающемъ по Средиземному морю.

— Во всякомъ случа, замтилъ графъ, если этотъ документъ серьезный, какъ надо полагать по означеннымъ въ немъ цифрамъ, то изъ него можно вывести два важныя заключенія: первое, что быстрота коловратнаго движенія Галліи убавилась на двадцать три милліона льё. Она прошла, съ января до февраля восемьдесятъ два милліона, съ февраля же до марта только пятьдесятъ девять милліоновъ льё. Второе: 15-го февраля, Галлія находилась на разстояніи только пятидесяти девяти милліоновъ льё отъ солнца, 1-го же марта — на разстояніи уже семидесяти восьми милліоновъ, т. е. на девятнадцать милліоновъ льё дальше. Слдовательно, по мр того, какъ Галлія удаляется отъ солнца, уменьшается и быстрота ея движенія по ея орбит, что совершенно согласно съ законами небесной механики.

— И вы изъ этого заключаете, графъ? сказалъ капитанъ Сервадакъ….

— Что орбита, которую описываетъ Галлія, какъ я уже замтилъ, иметъ элиптическую форму, только намъ невозможно вычислить ея разноцентренность.

— Авторъ документа, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ, опять называетъ нашу планету Галліею. Я предлагаю удержать за нею окончательно это названіе, и также назвать это моря Галлійскимъ.

— Согласенъ, подтвердилъ графъ, мы такъ и обозначимъ его этимъ названіемъ, когда будемъ составлять новую географическую карту.

— Что же касается до меня, прибавилъ капитанъ Сервадакъ, то я длаю третье замчаніе: кажется, что этотъ ученый, чмъ дальше, тмъ больше доволенъ своею судьбою, и чтобы ни случилось, я всегда буду придерживаться его девиза: ‘Nil disperandum!’

Чрезъ нсколько часовъ, вахтенный ‘Добрыни’ завидлъ наконецъ островъ Гурби.

ГЛАВА XVII,
въ которой говорится о пріем, сдланномъ губернатору острова Гурби, и о событіяхъ, совершившихся во время его отсутствія.

Изслдователи отправились въ морское плаваніе съ острова Гурби 31 января, и возвратились 5 марта, посл тридцати пяти дневнаго отсутствія. Годъ этотъ былъ високосный. Эти тридцать пять дней составляли семьдесятъ дней галлійскихъ, такъ какъ солнце прошло семьдесятъ разъ черезъ меридіанъ острова.

Сильно забилось сердце у Гектора Сервадака, когда ‘Добрыня’ приблизился къ этому единственному, уцлвшему клочку алжирской территоріи. Не разъ, въ продолженіе плаванія, думалъ онъ о томъ найдетъ ли още этотъ островъ тамъ, гд его оставилъ, а вмст съ нимъ и своего врнаго товарища, Бенъ-Зуфа. Сомнніе его въ существованіи острова было понятно, въ виду тхъ космическихъ феноменовъ, которые такъ сильно измнили поверхность земли.

Но опасенія капитана не подтвердились. Островъ находился на своемъ мст, и даже, не доходя до устья Шелифа, капитанъ замтилъ странное обстоятельство: надъ островомъ, на высот около сотни футовъ, стояла какая-то необыкновенная туча. Когда гайльотъ подошелъ ближе къ берегу, туча эта оказалась громадною стаею птицъ, сплотившихся такъ тсно, какъ сельди въ вод. Изъ среды этой массы подымался оглушительный крикъ, какъ бы въ отвтъ на него раздавались откуда-то частые выстрлы.

‘Добрыня’ возвстилъ о своемъ прибытіи пушечнымъ выстрломъ и сталъ на якор въ порт Шелифа. Въ ту же минуту прибжалъ человкъ съ ружьемъ въ рук и въ одинъ прыжокъ очутился на ближайшихъ скалахъ.

То былъ Бенъ-Зуфъ.

Сначала онъ остановился неподвижно, устремивъ глаза впередъ, на разстояніи пятидесяти шаговъ со всми признаками самаго глубокаго почтенія. Но онъ не выдержалъ и когда капитанъ сошелъ на берегъ, бросился на встрчу ему и принялся съ чувствомъ цловать ему руки.

Но вмсто того, чтобы вскричать: ‘Какъ я радъ, что вижу васъ. Какъ я безпокоился о васъ! Какъ васъ долго не было’! или что нибудь подобное, какъ сдлалъ бы всякій другой въ этомъ случа, Бенъ-Зуфъ вскричалъ:

— Ахъ мошенники! Ахъ разбойники! Хорошо что вы пріхали, капитанъ! Воры! грабители! Нищіе бедуины!

— Что случилось, Бенъ-Зуфъ? спросилъ капитанъ, который подумалъ, что на островъ напала шапка, живущихъ грабежемъ арабовъ.

— Ахъ, эти проклятыя птицы! капитанъ! вскричалъ Бенъ Зуфъ. Вотъ ужь цлый мсяцъ, какъ я извожу на нихъ по напрасну порохъ. Чмъ больше я ихъ убиваю, тмъ больше ихъ прибываетъ! Если бы дать волю этимъ кабиламъ съ клювами, то у насъ скоро не осталось бы на остров ни одного хлбнаго зерна.

Графъ Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ, которые подошли къ капитану Сервадаку, убдились, что Бенъ-Зуфъ не преувеличивалъ. Жатвы, быстро созрвшія, во время сильныхъ жаровъ, въ январ, когда Галлія была въ своемъ перигеліи, были теперь подвержены хищничеству нсколькихъ тысячъ птицъ. Грабители эти грозили истребить же, что еще оставалось на корн. Мы говоримъ что осталось на корн, потому что Бенъ-Зуфъ не праздно проводилъ время въ продолженіи плаванія ‘Добрыми’ и на обнаженныхъ отчасти поляхъ возвышались малочисленные снопы.

Стаи слетвшихся птицъ составляли все пернатое населеніе, оставшееся на Галліи въ тотъ моментъ, когда она отдлилась отъ земли. Понятно, что птицы избрали пріютомъ себ островъ Гурби, такъ какъ только здсь были нивы, луга и прсная вода. Присутствіе ихъ въ такомъ громадномъ количеств доказывало, что ни въ какой другой мстности астероида, не могли он найти себ корма. Но такъ какъ он собирались существовать на счетъ другихъ, жителей острова, то необходимо было употребить всевозможныя мры, чтобы избавиться отъ нихъ.

— Мы подумаемъ объ этомъ, ршилъ Гекторъ Сервадакъ.

— А товарищи-то наши въ Африк, капитанъ? что съ ними сталось? спросилъ Бенъ-Зуфъ,

— Африканскіе товарищи въ Африк, отвчалъ Гекторъ Сервадакъ.

— Добрые товарищи!

— Только Африки-то нтъ тамъ, гд она была, прибавилъ капитанъ Сервадакъ.

— Нтъ Африки! А Франція?

— Франція, очень далеко отъ насъ, Бенъ-Зуфъ.

— А Монмартръ? вырвался вопль изъ глубины сердца Бенъ-Зуфа.

Капитанъ Сервадакъ въ нсколькихъ словахъ объяснилъ своему ординарцу все прошедшее и почему Монмартръ, а вмст съ нимъ Парижъ, Франція и вся Европа, а вмст съ Европою и весь земной шаръ находились на разстояніи боле восьмидесяти милліоновъ лье отъ острова Гурби. Слдовательно, приходилось почти отказаться отъ надежды когда нибудь возвратиться туда.

— Можетъ ли быть, вскричалъ ординарецъ, чтобы Лорану Монтмартскому, называемому Бенъ-Зуфомъ, никогда не видать Моитмартра! вздоръ, капитанъ! никогда не поврю этому съ вашего позволенія.

И Бенъ-Зуфъ потрясъ отрицательно годовою съ такимъ выраженіемъ, которое ясно говорило, что никогда не допуститъ убдить себя въ этомъ.

— Отлично, Бенъ-Зуфъ, отвчалъ капитанъ Сервадакъ, надйся сколько теб угодно, никогда не должно отчаиваться. Таковъ даже девизъ нашего анонимнаго корреспондента, но мы начнемъ все-таки съ того, что устроимся на остров Гурби такъ, какъ будто должно вчно жить здсь.

Продолжая говорить, Гекторъ Сервадакъ, въ сопровожденіи графа Тимашева и лейтенанта Прокофьева направился къ Гурби, снова воздвигнутому Бенъ-Зуфомъ. Зданіе поста находилось также въ исправности, равно какъ и отдленіе конюшни, гд стояли на свжей солом Зефиръ и Галета. Капитанъ помстилъ въ Гурби своихъ гостей и маленькую Нину съ ея козою. Дорогою, Бенъ-Зуфъ отъ души поцловалъ малютку Нину и Марзи, которыя отвтили на эту ласку ласками же.

Затмъ, въ Гурби стали держать совтъ о томъ, за что прежде всего слдовало приняться. Самый важный вопросъ составляло будущее помщеніе. Какимъ образомъ устроиться на остров такъ, чтобы выдержать страшные холода, угрожавшіе Галліи, въ междупланетныхъ пространствахъ, и еще въ теченіе неопредленнаго времени? Продолжительность его зависла отъ эксцентричности орбиты, по которой вращалась Галлія, и могло пройти много лтъ прежде, чмъ она дойдетъ опять до солнца. А топлива было немного. Угля вовсе не было, деревьевъ, конечно, не могло вырости новыхъ, когда въ переспектив предстояли только страшные холода. Надо было, не теряя времени, придумать средство успшно выдержать борьбу съ такою грозною будущностью. Что касается до продовольствія, то въ настоящее время его было довольно. Въ вод также не имлось недостатка. По равнинамъ струились ручьи и цистерны были полны. Кром того, въ непродолжительномъ времени, Галлійское море должно было замерзнуть и ледъ могъ доставить въ изобиліи годную для питья воду, не содержащую ни малйшихъ частицъ соли.

Въ отношеніи же собственно пищи, т. е. азотнаго вещества, необходимаго для питанія человка, то запасъ его былъ обильный, такъ какъ хлба были почти готовы для помщенія въ житницу и по острову бродили многочисленныя стада. Такъ какъ въ продолженіе холодовъ не могло быть никакой растительности, то приходилось ограничиться тмъ запасомъ овса и сна для домашнихъ животныхъ, который можно было сдлать въ настоящее время. Надо было принять мры въ этомъ отношеніи. Если бы удалось вычислять продолжительность движенія Галліи вокругъ солнца, то можно было бы соразмрно ограничить на зиму число домашнихъ животныхъ.

Населеніе Галліи состояло въ настоящее время изъ восьми русскихъ, двухъ французовъ и одной итальянки, не считая еще тринадцати англичанъ на Гибралтарской скал, на счетъ которыхъ не было пока повода тревожиться. Слдовательно, островъ Гурби долженъ былъ прокормить одиннадцать человкъ.

Только что Гекторъ Сервадакъ усплъ произнести это число, какъ Бенъ-Зуфъ вскричалъ:

— Нтъ, капитанъ! мн очень досадно, что я долженъ противорчить вамъ, но насъ больше.

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что насъ двадцать три человка.

— На остров?

— Да, на остров.

— Да объяснишься ли ты толкомъ Бенъ-Зуфъ?

— Я еще не усплъ донести вамъ, капитанъ: въ продолженіе вашего отсутствія къ намъ набралось нахлбниковъ.

— Нахлбниковъ?

— Да, да… Да вотъ пойдемте. Господа русскіе, взгляните, видите, сколько ужъ сжато хлба. Не могъ же вдь, я сжать все это одинъ моими двумя руками.

— Въ самомъ дл, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ.

— Пойдемте же, господа, вдь это недалеко. Всего только два километра, захватимъ ружья.

— Для защиты? спросилъ капитанъ Сервадакъ.

— Не отъ людей, отвчалъ Бенъ-Зуфъ, а отъ проклятыхъ птицъ.

Капитанъ Сервадакъ, графъ Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ, любопытство которыхъ было сильно возбуждено, пошли за ординарцемъ. Нина и ея коза остались въ Гурби.

Въ продоженіе пути капитанъ Сервадакъ и его товарищ безпрестанно стрляли въ тучи птицъ, колыхавшихся надъ ихъ головами. Тутъ было нсколько тысячъ дикихъ утокъ, куликовъ, жаворонковъ, вороновъ, ласточекъ и пр., къ которымъ присоединились морскія птицы, турпаны, чайки, рыболовы, также пернатая дичь: куропатки, перепелы, бекасы и пр. Это была не охота, но истребленіе грабительскихъ шаекъ.

Вмсто того, чтобы идти по сверному берегу острова, Бенъ-Зуфъ перерзалъ вкось равнину.

Черезъ десять минутъ ходьбы, капитанъ Сервадакъ и его товарищи, благодаря легкости удльнаго вса ихъ тла, прошли два километра, о которыхъ говорилъ Бенъ-Зуфъ. Они очутились предъ обширною чащею дикихъ смоковницъ и эвкалиптовъ, которыя были разбросаны живописными группами у подошвы небольшой горы. Здсь вс остановились.

— Ахъ негодяи! разбойники! бандиты! вскричалъ Бенъ-Зуфъ, топнувъ.

— Ты все это еще о птицахъ? спросилъ капитанъ Серадакъ.

— Да нтъ же, капитанъ! я говорю объ этихъ лнтяяхъ, которыя опять оставили работу.

Вотъ посмотрите!

И Бенъ-Зуфъ указалъ на серпы, грабли и косы, валявшіеся по земл.

— Да что жъ это такое, Бенъ-Зуфъ? вскричалъ капитанъ Сервадакъ, начинавшій терять терпніе. Скажешь-ли ты мн, наконецъ, о чемъ, или о комъ ты говоришь?

— Тсъ! капитанъ, слушайте, слушайте! отвчалъ Бенъ-Зуфъ, я не ошибся.

Гекторъ Сервадакъ и его товарищи стали прислушиваться. Они услыхали пніе, скрипящіе звуки гитары и стукъ кастаньетъ, и все это шло вмст какъ нельзя боле въ тактъ.

— Испанцы! вскричалъ капитанъ Сервадаки.

— А то кто же, какъ не они? отвчалъ Бенъ-Зуфъ? Эти люди будутъ стучать кастаньетами у пушечнаго жерла.

— Но какъ же они попали сюда?

— Слушайте, слушайте. Это старикъ теперь. Раздался чей-то голосъ, говорившій съ сильнымъ напряженіемъ.

Капитанъ Сервадакъ, въ качеств гасконца, достаточно понималъ по испански. Пніе продолжалось:

Tu sandungo у cigarro

Y una cana de Jeres,

Mi jamcigo y un trabuco,

Que mas glorio puede havelo *).

*) Твоя грація, сигара и стаканъ хереса, моя лошадь и мушкетонъ — что можетъ быть лучше въ мір?

Плъ голосъ.

— Мои деньги, мои деньги, заплатите ли вы мн, наконецъ, то что должны? кричалъ другой.

Para Alcarrasas Cbiclana,

Y para ninos bonitos.

San Lucar de Barrameda,

продолжалъ напвъ.

— Да! вы заплатите мн, негодяи, кричалъ опять прежній голосъ, посреди стука кастаньетъ, вы мн заплатите, во имя Бога Авраама, Исаака и Іакова!

— Ахъ чортъ возьми! это еврей! вскричалъ капитанъ Сервадакъ.

— И что еще хуже-то — нмецкій еврей! прибавилъ Бенъ-Зуфъ.

Капитанъ Сервадакъ и его спутники хотли уже было войти въ чащу, но ихъ остановила сцена, происходившая на опушк лса. Испанцы начали танцовать свой національный танецъ фанданго, но такъ какъ всъ ихъ уменьшился противъ прежняго, то они прыгали до высоты тридцати и сорока метровъ. Очень было забавно смотрть на этихъ танцоровъ, сильныхъ молодцовъ, поднимавшихся на воздух выше деревьевъ. Они подхватывали и подымали вмст съ собою какого-то старика, конечно, противъ его воли. Онъ то появлялся, то исчезалъ изъ вида какъ Сапхо Пансо, когда его весело подкидывали суконщики въ Севож.

Гекторъ Сервадакъ, графъ Тимашевъ, лейтенантъ Прокофьевъ и Бенъ-Зуфъ вошли въ чащу и, достигнувъ небольшой прогалины, остановились. Неподалеку отъ нея, растянувшись на трав, полулежали двое испанцевъ, одинъ изъ нихъ игралъ на гитар, другой стучалъ въ кастаньеты, и оба покатывались со смха, глядя на танцоровъ.

При вид капитана Сервадака и его спутниковъ, инструменты вдругъ замолкли и танцоры вмст со своею жертвою спустились на землю. Запыхавшійся еврей бросился тотчасъ же къ капитану Сервадаку и заговорилъ по французски съ сильнымъ нмецкимъ акцентомъ.

— Ахъ, господинъ генералъ-губернаторъ! это негодяи хотятъ ограбить меня. Во имя вчнаго Бога, молю васъ о правосудіи. Титулъ генералъ-губернатора удивилъ капитана Сервадака и онъ взглянулъ вопросительно на Бенъ-Зуфа. Ординарецъ кивнулъ въ отвтъ ему головою съ такимъ видомъ, какъ будто хотлъ сказать:

— Да, капитанъ, въ дйствительности генералъ-губернаторъ, я устроилъ это.

Капитанъ сдлалъ еврею знакъ, чтобъ онъ замолчалъ, и тотъ смиренно опустилъ голову и скрестилъ на груди руки. Ему было лтъ пятьдесятъ, но онъ казался старше цлымъ десяткомъ. Особа его представляла хорошо знакомый всмъ типъ нмецкаго еврея. Это былъ низенькій, щедушный старикашка, съ быстрыми глазами, но фальшивымъ взглядомъ, горбатымъ носомъ, рдкою бороденкою, желтоватаго цвта, всклокоченными волосами, большими ногами и длинными крючковатыми руками. Словомъ, ростовщикъ во всей форм, съ гибкою спиною, черствымъ сердцемъ и ненасытною жадностью къ деньгамъ. Он были для него то же, что магнитъ для желза. Онъ былъ природный еврей, но въ магометанскихъ странахъ когда требовала его выгода, превращался въ магометанина, и превратился бы въ язычника, еслибъ зналъ что пріобртетъ этимъ барыши.

Его звали Исаакъ Гагкабутъ, онъ былъ родомъ изъ Кёльна, т. е. прежде пруссакъ, а потомъ нмецъ. Онъ сказалъ капитану Сервадаку, что проводилъ большую часть года въ торговыхъ путешествіяхъ. Настоящее его ремесло было кабатажная торговля на Средиземномъ мор. Магазинъ его составляла тортана въ двсти тоннъ, это была настоящая, пловучая лавка, развозившая по берегамъ всевозможные товары, начиная отъ химическихъ спичекъ до франкфуртскихъ и эпинальскихъ раскрашенныхъ картинокъ и различныхъ предметовъ, служащихъ для украшенія. У Исаака Гакгабута не было ни жены, ни дтей, и онъ постоянно жилъ на тортан, называемой Ганзою. Трехъ человкъ экипажа было достаточно для выполненія маневровъ на этомъ легкомъ судн, которое ходило въ Алжирію, Тунисъ, Египетъ, Турцію, Грецію и во вс восточные, приморскіе города. Исаакъ Гакгабутъ торговалъ всмъ на свт: кофе, сахаромъ, рисомъ, табакомъ, матеріями, порохомъ, подержанными вещами и пр. и наживалъ большіе барыши. Когда случилась катастрофа, Ганза находилась въ Цеут, у оконечности Марокскаго мыса. Въ ночь съ 31 декабря по 1 января, трехъ матросовъ составлявшихъ экипажъ Ганзы не было на корабл и они исчезли безслдно, какъ и многіе другіе. Но читатель помнитъ, что катастрофа пощадила скалу, находившуюся прямо противъ Гибралтара, на ней спаслись человкъ десять испанцевъ, вовсе не подозрвавшихъ того, что случилось съ земнымъ шаромъ. Это были андалузцы, ремесломъ земледльцы, народъ безпечный отъ природы, склонный къ праздности, всегда готовый подраться на ножахъ и побрянчать на гитар. Главнымъ надъ ними былъ нкто Негретъ. Онъ былъ цивилизованне всхъ ихъ, единственно потому, что ему удалось побольше ихъ постранствовать по блому свту. Испанцы пришли въ большое затрудненіе, когда очутились одни на скалахъ Цеуты. Не подалеку отъ берега стояла Ганза и они не постснялись бы завладть ею, чтобъ отправиться на родину, но на бду между ними не было ни одного моряка. Какъ бы ни было, невозможно было оставаться вчно на скал, и когда у нихъ вышелъ весь запасъ продовольствія, они заставили Гакгабута принять ихъ на его корабль. Въ это то время, два англійскіе офицера, жившіе на Гибралтарской скал, постили скалу Цеуты, о чемъ мы разсказали выше. Еврей не зналъ о чемъ говорили англичане съ испанцами, но, посл этого свиданія, Негретъ заставилъ Гакгабута выйти въ море, съ тмъ чтобъ отвезти ихъ въ ближайшую мстность отъ мыса Цеута. Еврей принужденъ былъ повиноваться, но не могъ пропустить случая и потребовалъ платы за провозъ, на что испанцы согласились тмъ охотне, что твердо ршились не заплатить ни реала.

Ганза вышла въ море 3 февраля. Втры были восточные, т. е. попутные, и потому управлять тартаною было легко. Импровизованнымъ морякамъ оставалось только подымать паруса и тартана быстро шла къ единственному пупку земнаго шара, который могъ представить имъ пріютъ.

Такимъ-то образомъ Бенъ-Зуфъ въ одно прекрасное утро, завидлъ на горизонт корабль, непохожій на ‘Добрыню’, тихогонимый втромъ въ портъ Шелифа, на бывшемъ правомъ берегу рки.

Бенъ Зуфъ разсказалъ исторію еврея и прибавилъ, что грузъ Ганзы почти еще непочатый, будетъ очень полезенъ для жителей острова. Конечно трудно было поладить съ Исаакомъ Гакгабутомъ, но при данныхъ обстоятельствахъ не было никакого грха воспользоваться его товарами для общей пользы, такъ какъ по доброй вол онъ не согласился бы продать ихъ, что же касается до спора между хозяиномъ Ганзы и ея пассажирами, прибавилъ Бенъ Зуфъ, то мы поршили, что кончимъ это дло полюбовно, когда возвратится изъ своего путешествія его превосходительство генералъ-губернаторъ. Гекторъ Сервадакъ не могъ удержаться отъ улыбки. Онъ сказалъ Исааку Такгабуту, что разберетъ его дло по справедливости и прекратилъ этимъ безконечныя воззванія еврея къ Богу Исаака, Авраама и Іакова.

— Но какимъ образомъ могутъ заплатить эти испанцы? сказалъ графъ Тимашевъ, когда еврей ушелъ.

— У нихъ есть деньги, отвчалъ Бенъ-Зуфъ.

— Деньги у испанцевъ? Это что-то невроятно! возразилъ графъ Тимашевъ.

— Я самъ видлъ. У нихъ англійскія деньги, подтвердилъ Бенъ-Зуфъ.

— Вотъ оно что! произнесъ капитанъ Сервадакъ, припомнивъ, что англичане здили на скалу Цеуты. Но все равно, мы сведемъ счеты посл. Знаете ли, графъ, прибавилъ онъ, что на Галліи находятся образцы многихъ народностей нашей старой Европы?

— Въ самомъ дл, капитанъ, отвчалъ графъ Тимашевъ. На этомъ обломк нашего стараго земнаго шара есть представители Франціи, Россіи, Италіи, Испаніи, Англіи и Германіи. Надо только сознаться, что послдняя страна иметъ плохаго представителя въ этомъ евре.

— Ну нтъ, я не нахожу этого, отвчалъ капитанъ Сервадакъ.

ГЛАВА XVIII,
въ которой капитанъ Сервадакъ признанъ генераломъ-губернаторомъ Галліи общею подачею голосовъ, въ томъ числ и его собственнаго.

Въ числ десяти испанцевъ, прибывшихъ на Ганз, былъ мальчикъ лтъ десяти по имени Пабло, спасшійся вмст съ другими. Испанцы сдлали почтительный пріемъ генералъ-губернатору острова, о которомъ возвстилъ имъ Бенъ-Зуфъ и когда онъ ушелъ принялись за работу.

Капитанъ Сервадакъ и его товарищи отправились къ тому береговому пункту, гд стояла на якор Ганза. Исаакъ Гакгабуть шелъ за ними въ почтительномъ отдаленіи.

Теперь было хорошо извстно, что уцлло отъ старой земли, а именно: островъ Гурби и четыре островка, Гибралтарская скала, на которой жили англичане, Цеута, покинутая Испанцами, Мадлена гд нашли маленькую итальянку, и гробница Св. Людовика на бывшемъ тунисскомъ берегу. Вокругъ этихъ пунктовъ, пощаженныхъ катаклипсомъ, простиралось Галлій ское море, составлявшее почти половину бывшаго Средиземнаго и обрамленное недоступною стною утесовъ и скалъ неизвстной субстанціи.

Изъ названныхъ пунктовъ были обитаемы только два: Гибралтарская скала, занятая тринадцатью англичанами и на которой былъ запасъ продовольствія на нсколько лтъ, и островъ Гурби съ двадцатью двумя жителями, которыхъ онъ долженъ былъ прокормить своими средствами. Можетъ быть также на какомъ нибудь островк жилъ еще одинъ спасшійся человкъ — таинственный авторъ замтокъ, выловленныхъ изъ моря ‘Добрынею’, въ продолженіе его плаванья,, слдовательно населеніе новаго астероида состояло изъ тридцати шести человкъ. Еслибъ они собрались когда нибудь вс на остров Гурби, имвшемъ сто пятьдесятъ гектаровъ хорошей почвы, которая въ настоящее время была засяна, то, при хорошемъ сельскомъ хозяйств, островъ могъ бы съ избыткомъ прокормить ихъ. Вопросъ теперь состоялъ только въ томъ: въ какую эпоху года почва начнетъ опять производить или, другими словами: въ какой промежутокъ времени, Галлія, освободясь отъ холодовъ звзднаго пространства, приблизится къ солнцу и на ней опять возникнетъ растительная сила.

Уму галлійцевъ представлялись дв проблемы: 1), шла ли ихъ планета такимъ путемъ, который долженъ былъ опять привести ее къ центру свта, т. е. элиптическою орбитою 2). Если орбита была элиптическая,— какъ велико было ея пространство, т. е. черезъ сколько времени Галлія, перейдя свой афелій, должна была возвратиться къ солнцу. Къ несчастію, галлійцы, лишенные въ настоящее время всхъ средствъ для наблюденій, не имли возможности разршить этихъ проблемъ?

Оставалось только разсчитывать на рессурсы, находившіеся въ наличности, т. е. на запасы ‘Добрыни’, предоставленные графомъ Тимашевымъ на общую пользу и состоявшіе изъ сахара, вина, водки, консервовъ и пр., которыхъ могло хватить на два мсяца, и богатый грузъ Ганзы, который еврей Гакгабутъ, волею или неволею_,долженъ былъ со временемъ предоставить для общаго употребленія, и, наконецъ, на продукты растительнаго и животнаго міра на остров, которые, при хорошемъ хозяйств, могли обезпечить существованіе жителей въ теченіе многихъ лтъ.

Капитанъ Сервадакъ, графъ Тимашевъ, лейтенантъ Прокофьевъ и Бенъ-Зуфъ толковали обо всемъ этомъ, идя къ берегу. Вдругъ, графъ Тимашевъ обратясь къ капитану, сказалъ:

— Капитанъ, вы были представлены этимъ людямъ какъ губернаторъ острова, и я полагаю, что вы должны удержать это положеніе. Вы французъ, а мы здсь на остатк бывшей французской колоніи я такъ какъ въ каждомъ обществ людей необходимъ глава, то я и мои подчиненные признаемъ васъ таковымъ.

— Я принимаю, графъ, это положеніе и вмст съ нимъ всю его отвтственность, отвчалъ не колеблясь капитанъ Сервадакъ. Мн пріятно думать, что мы будемъ вполн понимать другъ друга и соединимъ вс усилія для общей пользы. Мн кажется, что самое трудное уже сдлано, и я надюсъ, что мы съумемъ обойтится собственными средствами, если мы всегда отдлены отъ общества другихъ людей. И капитанъ Сервадакъ протянулъ руку графу Тимашеву, которую тотъ крпко пожалъ, слегка наклонивъ голову.

— Прежде всего, сказалъ капитанъ Сервадакъ, надо ршить довольно важный вопросъ: слдуетъ ли объяснить испанцамъ въ. какомъ мы находимся положеніи?

— Нтъ, нтъ, губернаторъ, не надо, вскричалъ порывисто Бенъ-Зуфъ. Эти испанцы и безъ того ужь вялый народъ, а какъ узнаютъ, что случилось, придутъ пожалуй въ отчаяніе и тогда съ ними ничего не подлаешь.

— Къ тому же, прибавилъ лейтенантъ Прокофьевъ, они страшные невжды и конечно не поймутъ ничего въ космографическомъ отношеніи изъ того, что вы скажете имъ о земл и о происшедшемъ на нею.

— Ба! возразилъ капитанъ Сервадакъ, еслибъ даже они и поняли, то не придутъ въ отчаяніе. Испанцы, какъ и восточные народы, отчасти фаталисты, а эти молодцы, кажется въ особенности не изъ впечатлительныхъ. Гитара, фанданго и кастаньеты скоро утшатъ ихъ. Какъ вы думаете, графъ Тимашевъ?

— Я думаю, отвчалъ графъ, что лучше сказать имъ правду, какъ я сказалъ ее экипажу ‘Добрыни’.

— Я тоже такъ думаю, отвчалъ капитанъ Сервадакъ, вообще я полагаю, что не надо скрывать отъ людей положенія, опасности котораго они должны раздлять. Какъ ни невжественны эти испанцы, но они непремнно должны были замтить, что многое въ природ измнилось, такъ напр. что дни стали короче, что солнце встаетъ и закатывается не тамъ, гд прежде и что вс предметы, стали гораздо легче. Скажемъ имъ, что они находятся теперь на обломк, отдлившимся отъ массы земнаго шара, которая вращается далеко отъ насъ и отъ которой уцллъ этотъ островъ.

— Ршено, подтвердилъ Бенъ-Зуфъ, скажемъ имъ все. И въ самомъ дл, къ чему скрывать отъ нихъ истину? Вотъ-то будетъ потха съ евреемъ, когда онъ узнаетъ, что находится на разстояніи нсколькихъ сотъ милліоновъ отъ стараго земнаго шара, вдь у такого ростовщика, какъ онъ, врно осталось тамъ много должниковъ. Посмотрю я, какъ то онъ, голубчикъ, изловчится получить съ нихъ долги теперь!

Исаакъ Гакгабутъ шелъ позади на разстояніи пятидесяти шаговъ и не могъ слышать, что говорили. Онъ плелся, согнувшись въ дугу, охая и взывая къ Богу Израиля, но до временамъ его быстрые глазки метали молніи, и онъ крпко стискивалъ губы.

Онъ очень хорошо замтилъ физическіе перевороты, случившіеся въ природ, и иногда толковалъ о нихъ съ Бенъ-Зуфомъ, къ которому старался подольститься. Но Бенъ-Зуфъ питалъ непреодолимую антипатію къ этому жалкому потомку Авраама и отвчалъ на вс его рчи шутками. Такъ онъ говорилъ ему, что новый порядокъ вещей выгодне для жидовъ, что вмсто того, чтобы прожить сто лтъ, какъ подобаетъ всякому почтенному сыну Израиля, онъ проживетъ по крайней мр двсти, но что, вслдствіе уменьшенія вса всхъ предметовъ на земномъ шар, бремя лтъ небудетъ для него слишкомъ тягостно, что для такого скряги, какъ онъ, все равно исчезла ли луна или нтъ, потому что онъ не далъ бы ничего подъ залогъ ея, и много другаго подобнаго вздора.

Когда же Исаакъ Гакгабутъ сильно уже надодалъ ему, онъ постоянно отвчалъ:

— Подожди, старина. Вотъ скоро прідетъ генералъ-губернаторъ. Онъ знаетъ все до тонкости и все объяснитъ теб.

— Онъ не позволитъ разграбить моего товара?

— Еще-бы! Онъ скоре конфискуетъ его, чмъ позволить разграбить.

И бдный Исаакъ, которому Бенъ-Зуфъ расточалъ всевозможныя еврейскія прозвища, ожидалъ каждый день съ сердечнымъ трепетомъ прибытія губернатора.

Между тмъ, Гекторъ Сервадакъ и его спутники пришли къ берегу, здсь, въ середин гипотенузы, которую образовалъ берегъ, стояла на якор Ганза. Она была недостаточно защищена скалами и сильный западный втеръ могъ выбросить ее на берегъ, причемъ она разбилась бы въ нсколько секундъ. Слдовало немедленно отвести ее въ устье Шелифа и поставить тамъ рядомъ съ ‘Добрынею’.

При вид своей тартаны еврей опять завопилъ съ такими кривляньями и стонами, что капитанъ Сервадакъ приказалъ ему замолчать. Затмъ, слъ вмст съ лейтенантомъ Прокофьевымъ въ лодку Ганзы и она подъхала къ этой пловучей лодк.

Ганза была цлехонька и, слдовательно, грузъ ея нисколько не пострадалъ, въ чемъ легко было убдиться. Оказалось, что въ трюм ея были цлыя сотни головъ сахару, ящики съ чаемъ, мшки съ кофе, боченки съ табакомъ, трубки, водка, бочки съ виномъ, боченки съ сухими селедками, свертки матеріи, куски бумажныхъ тканей, различная шерстяная одежда, выборъ сапоговъ для всевозможныхъ ногъ и тапокъ для всевозможныхъ головъ, разныя орудія, хозяйственная утварь, фаянсовая и глиняная посуда, стопы бумаги, бутылки съ чернилами, ящики со спичками, сотни кило соли, перцу и другихъ кухонныхъ приправъ, запасъ голландскаго сыру и даже коллекція альманаховъ — всего на сумму боле ста тысячъ франковъ. За нсколько дней до катастрофы, Исаакъ Гакгабутъ, только что запасся грузомъ въ Марсели, съ цлью сбывать его на пути отъ Цеуты къ Триполи, во всхъ мстностяхъ, гд надялся набить карманы золотомъ.

— Великолпное подспорье для насъ этотъ грузъ, сказалъ капитанъ Сервадакъ.

— Если только хозяинъ груза ршится предоставить его въ наше распоряженіе, прибавилъ лейтенантъ Прокофьевъ, покачавъ головою.

— Помилуйте, лейтенантъ! на что ему будутъ нужны вс эти товары, когда онъ узнаетъ, что нтъ больше ни марокцевъ, ни французовъ, ни арабовъ, которыхъ можно обирать! По-невол отдастъ все намъ.

— Едва ли! Во всякомъ случа, онъ захочетъ получить за товаръ деньги.

— Ну что же! мы и заплатимъ только не наличными деньгами, а векселями на старый земной шаръ.

— Впрочемъ, капитанъ, вы имете полное право потребовать, чтобы онъ выдалъ вамъ товаръ, замтилъ лейтенантъ.

— Нтъ, лейтенантъ. Именно потому, что онъ нмецкій еврей, я не хочу поступать съ нимъ по нмецки. Къ тому же вскор мы будемъ ему нужне, чмъ онъ намъ. Когда онъ узнаетъ, что мы находимся на новомъ земномъ шар, и что нтъ никакой надежды возвратиться на старый, онъ не такъ дорого будетъ цнить свое богатство.

— Нельзя однако здсь оставить тартану, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ. Ее разобьетъ при первой бур, да и ктому же она не выдержитъ напора льда, когда море станетъ замерзать, а до этаго ужь недалеко.

— Вы правы, лейтенантъ. Отведите же ее съ вашимъ экипажемъ въ портъ Шелифа.

— Я завтра же исполню это, отвчалъ лейтенантъ. Нельзя терять времени.

Окончивъ инвентарій товарамъ на Ганз, капитанъ Сервадакъ и лейтенантъ возвратились на берегъ. Поршили, что вся небольшая колонія соберется въ Гурби и что мимоходомъ захватятъ испанцевъ. Исааку Гакгабуту сказали, чтобы онъ шелъ за губернаторомъ и онъ повиновался, бросивъ жалостный взглядъ на свою тартану.

Черезъ часъ, вс двадцать два человка, составлявшіе населеніе Гурби, собрались въ большой комнат въ зданіи поста. Здсь мальчикъ Пабло въ первый разъ увидлъ маленькую Нину, которая очень обрадовалась, что нашла себ товарища.

Капитанъ Сервадакъ объявилъ еврею и испанцамъ, въ понятныхъ для нихъ выраженіяхъ, что хочетъ объяснить имъ ихъ настоящее положеніе. Онъ прибавилъ, что надется на ихъ усердіе и мужество, и что вс теперь должны трудиться для общей пользы.

Испанцы выслушали это хладнокровно, не понимая еще чего хотятъ отъ нихъ. Впрочемъ, Негретъ счелъ необходимымъ сдлать замчаніе:

— Господинъ, генералъ-губернаторъ, сказалъ онъ, обратясь къ капитану Сервадаку, прежде чмъ я и мои товарищи примемъ какое нибудь обязательство, мы хотли бы знать, когда вы будете имть возможность отправить насъ въ Испанію.

— Какъ можно отвезти ихъ въ Испанію, господинъ генералъ-губернаторъ! вскричалъ еврей хорошимъ французскимъ языкомъ. Пусть эти негодяи сперва заплатятъ мн то, что должны! Они посулили мн по двадцати реаловъ съ человка за проздъ на Ганз, а ихъ всхъ десятеро, слдовательно они должны мн двсти реаловъ {Около 46 франковъ.}, клянусь Богомъ Авраама….

— Замолчишь-ли ты, Мардохей! перебилъ его Бенъ-Зуфъ.

— Теб заплатятъ, отвчалъ капитанъ Сервадакъ.

— Это будетъ справедливо, сказалъ Исаакъ Гакгабутъ. Каждый хочетъ получить то, что ему слдуетъ и если русскій господинъ одолжитъ мн двухъ или трехъ матросовъ, чтобъ довести мою тартану до Алжира, то я имъ также заплачу, непремнно заплачу, только не запросили бы они слишкомъ дорого.

— До Алжира! вскричалъ Бенъ-Зуфъ, который былъ не въ состояніи удержаться, такъ знай же….

— Предоставь мн, Бенъ-Зуфъ, объяснить этимъ людямъ то, что они не знаютъ, прервалъ его капитанъ Сервадакъ. Выслушайте меня, друзья, прибавилъ онъ, по испански. Феноменъ, котораго мы до сихъ поръ не могли объяснить, отдлилъ насъ отъ Испаніи, Италіи, Франціи, словомъ это всей Европы. Ничего не осталось отъ другихъ континентовъ, кром вотъ этого островка, на которомъ вы нашли пріютъ. По всей вроятности, мы находимся уже не на земномъ шар, а на обломк его, вмст съ которымъ вращаемся въ пространств, и невозможно предсказать увидимъ ли когда нашу старую землю.

Неизвстно, поняли ли испанцы объясненіе капитана Сервадака, по крайней мр это казалось сомнительнымъ. Впрочемъ, Негретъ попросилъ его повторить сказанное.

Гекторъ Сервадакъ охотно исполнилъ его просьбу. Онъ старался выражаться какъ можно проще и ясне такъ, что невжественные испанцы поняли наконецъ въ какомъ находились положеніи, но новость эта, казалось, не произвела на нихъ большаго впечатлнія: Негретъ потолковалъ нсколько минутъ со своими товарищами, да тмъ все и кончилось. Что же касается до Исаака Гакгабута, то онъ не произнесъ ни одного слова, но только крпко стиснулъ губы, какъ бы удерживаясь отъ улыбки.

Гекторъ Сервадакъ, обратясь къ нему, спросилъ: все ли еще намренъ онъ плыть въ Алжирію, которой не осталось и слдовъ.

На этотъ разъ Исаакъ улыбнулся, но такъ, что испанцы не видали. Затмъ, онъ сказалъ по русски, чтобъ никто не понялъ, кром графа Тимашева и его подчиненныхъ.

— Все это неправда. Его превосходительству генералъ-губернатору вздумалось пошутить,

Графъ Тимашевъ, вмсто отвта, повернулся къ нему спиною, съ худо скрытымъ презрніемъ.

Тогда Исаакъ Гакгабутъ обратился опять къ капитану Сервадаку и сказалъ по французски.

— Такія сказки хороши для испанцевъ, ихъ можно поддть на это, но что касается до меня, то это другое дло.

Затмъ, онъ подошелъ къ маленькой Нин и сказалъ ей по итальянски:

— Вдь все это неправда, крошка, не такъ ли? И, пожавъ плечами вышелъ изъ зданія поста.

— Это животное говоритъ на всхъ языкахъ, проговорилъ Бенъ-Зуфъ.

— Да, Бенъ-Зуфъ, отвчалъ капитанъ Сервадакъ, но на какихъ бы языкахъ ни говорилъ онъ, а все-таки всегда будетъ жидомъ въ полномъ смысл слова.

ГЛАВА XIX,
доказывающая, что если пристально смотрть на горизонтъ, то можно о нибудь открыть на немъ.

На слдующее утро, 6 марта, капитанъ Сервадакъ, не заботясь больше о томъ, чему врилъ или не врилъ Исаакъ Гакгабутъ, отдалъ приказъ отвести Ганзу въ портъ Шелифа. Впрочемъ, еврей не сдлалъ никакого возраженія на это распоряженіе, такъ какъ въ порт грузъ былъ въ большой безопасности. Онъ надялся, что ему удастся или подкупить трехъ матросовъ съ гальйота, и съ помощью ихъ добраться до Алжира или до какой нибудь другой прибрежной гавани.

Немедленно были предприняты работы для предстоящей зимовки. Дло это оказалось не особенно трудно, такъ какъ работники были народъ сильный. Они до такой степени привыкли къ феноменамъ меньшаго протяженія и меньшаго давленія воздуха, ускоряющаго ихъ дыханіе, что почти не замчали ихъ дйствія. Испанцы, какъ и русскіе, усердно принялись за работу. Начали съ того, что приспособили къ потребностямъ колоніи зданіе поста, которое до новаго распоряженія должно было служить общимъ помщеніемъ. Въ немъ поселились испанцы, русскіе остались на своемъ гальйот, а еврей на своей тартан. Но корабль или каменный домъ могъ служить только временнымъ жилищемъ. До наступленія зимы, надлежало найти боле надежный пріютъ для защиты отъ холодовъ междупланетныхъ пространствъ, пріютъ этотъ долженъ былъ быть самъ по себ теплый, такъ какъ не предстояло восможности повышать температуру въ немъ посредствомъ топки.

Только яма въ род пещеры, вырытая глубоко въ земл могла представить такой пріютъ жителямъ острова Гурби. Можно было надяться, что когда поверхность Галліи покроется толстымъ слоемъ льда,— дурнымъ проводникомъ тепла,— температура въ такой ям будетъ довольно сносная. Капитану Сервадаку и его товарищамъ предстояло существованіе троглодитовъ, но надо было покориться необходимости.

По счастію, они не были поставлены въ такія условія, какъ изслдователи и китоловы полярныхъ океановъ. Этимъ послднимъ часто приходится жить на льдинахъ, покрывающихъ поверхность океана, и они не могутъ искать убжища отъ холодавъ его ндрахъ какъ въ ндрахъ земли. Иногда же они живутъ на корабляхъ или строятъ деревянныя хижины и обкладываютъ ихъ снгомъ, но, во всякомъ случа, плохо защищены отъ сильныхъ холодовъ.

Напротивъ, на Галліи была твердая земля и еслибъ галлійцамъ пришлось жить въ подземныхъ жилищахъ, на нсколькихъ стахъ футахъ глубины, они могли надяться выдержать въ нихъ самые жестокіе холода.

Въ Гурби былъ большой запасъ заступовъ, кирокъ, ломовъ и другихъ землекопныхъ орудій и подъ присмотромъ Бенъ-Зуфа, помощника капитана Сервадака, испанцы и русскіе матросы, усердно принялись за дло. Но жителей Галліи ожидала въ этомъ случа неудача. Для пещеры выбрали, направо отъ Гурби, мсто, представлявшее родъ отлогаго холма. Работа сначала шла успшно, но на глубин восьми футовъ рабочіе наткнулись на такое твердое вещество, которое, не смотря на вс усилія, не подалось ихъ орудіямъ.

Бенъ-Зуфъ объявилъ объ этомъ капитану, который изслдовалъ это вещество вмст съ графомъ Тимашевымъ. Они нашли, что оно совершенно одинаково съ тмъ, изъ котораго образовалось морское дно. Ясно было, что весь остовъ Галліи состоялъ изъ этого вещества. Нельзя было надяться взорвать его порохомъ, такъ какъ оно было тверже гранита, можно было употребить съ успхомъ въ этоми случа только динамитъ.

— Какой же это минералъ? вскричалъ капитанъ Сервадакъ, и какимъ образомъ нашъ прежній земной шаръ состоялъ изъ вещества, даже названія котораго мы не можемъ опредлить!

— Это совершенно непонятно! отвчалъ графъ Тимашевъ, но если намъ не удастся вырыть помщеніе въ этой почв,— то смерть для насъ, не за горами.

Дйствительно, если цифры, означенныя въ документ не были врны и если Галлія, сообразно съ законами механики, постоянно удалялась отъ солнца, то теперь она должна была находиться отъ него на разстояніи около ста милліоновъ лье, равняющемся трижды разстоянію отъ солнца земли, когда она проходитъ чрезъ свой офелій.

Понятно, посл того, до какой степени должны были уменьшиться солнечный свтъ и теплота.

Правда, что вслдствіе расположенія оси Галліи, образующей съ наклонностью ея орбиты уголъ въ девяносто градусовъ, солнце никогда не сходило съ ея экватора и островъ Гурби, черезъ который проходила параллель нуля, пользовался преимуществами такого положенія. Въ этомъ пояс почти постоянно было лто, но этимъ не вознаграждалось отдаленіе астероида отъ солнца и температура на немъ постоянно понижалась.

Между скалами, къ великому ужасу Нины, образовался ледъ, а вскор стало покрываться льдомъ и море. Холода могли впослдствіи дойти до шестидесяти градусовъ по стоградусному термометру, и въ такомъ случа, при недостатк теплаго помщенія, смерть была неизбжна.

Впрочемъ, термометръ, показывалъ еще среднею цифрою шесть градусовъ ниже нуля. Печка, поставленная въ зданіи поста, истребляла много дровъ, но температура въ немъ была не особенно теплая. Слдовательно, нельзя было разсчитывать на этотъ родъ топлива. Надо было найти другое помщеніе, въ которомъ можно было бы успшно бороться съ холодомъ. Въ непродолжительномъ времени не только ртуть, но даже алькоголь въ термометр могли замерзнуть.

Что же касается до ‘Добрыни’ и Ганзы, то мы уже сказали, что эти корабли не могли защитить отъ такихъ сильныхъ холодовъ. Слдовательно, нечего было и думать поселиться на нихъ: къ тому же Богъ знаетъ уцлли ли бы они отъ напора ледяныхъ массъ. Еслибъ капитанъ Сервадакъ, графъ Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ были не такъ мужественны, то непремнно упали бы духомъ.

Необходимость въ тепломъ помщеніи становилась съ каждымъ днемъ ощутительне. Солнечный дискъ, вслдствіе отдаленности, все боле уменьшался въ объем. Когда онъ находился въ зенит, лучи его еще распространяли нкоторую степень теплоты, но ночи были уже очень холодны.

Капитанъ Сервадакъ и графъ Тимашевъ объхали весь островъ верхомъ на Галет и Зефир, отыскивая какое нибудь убжище. Лошади перелетали черезъ вс преграды, какъ будто были крылатыя. Но изслдованіе оказалось совершенно безполезнымъ. Пробовали рыть землю, но, на нсколькихъ футахъ глубины, заступъ везд встрчалъ твердый остовъ. Пришлось отказаться отъ подземнаго помщенія.

Поршили остаться въ зданіи поста и защитить его на сколько возможно отъ холода. Былъ отданъ приказъ срубить на дрова вс деревья, которыми была покрыта равнина и такъ какъ нельзя было терять времени, принялись немедленно за срубку. Капитанъ Сервадакъ и его товарищи очень хорошо знали, что этого запаса дровъ хватитъ не на долго. Гекторъ Сервадакъ былъ сильно встревоженъ, но не показывалъ этого. Онъ ломалъ голову, придумывая какъ выйдти изъ этаго положенія.

Разъ, какъ-то, онъ обратился къ Бенъ-Зуфу съ вопросомъ:

— Не придумаешь-ли хоть ты чего нибудь?

— Нтъ, капитанъ, отвчалъ ординарецъ. Вотъ, еслибъ мы были на Монмартр! Тамъ есть совсмъ готовыя пещеры въ каменоломняхъ.

— Дуралей! возразилъ капитанъ Сервадакъ. Еслибъ мы были на Монмартр такъ на что были бы — намъ нужны твои пещеры?

Между тмъ, природа сама доставила колонистамъ убжище необходимое для успшной борьбы съ холодами звздныхъ пространствъ. Вотъ какъ они открыли его:

10-го марта, лейтенантъ Прокофьевъ и капитанъ Сервадакъ отправились для изслдованія юго-западной оконечности острова. Дорогой, они разговорились о будущихъ холодахъ и заспорили на счетъ способовъ противостоять имъ. Капитанъ Сервадакъ хотлъ во чтобы то ни стало найти невозможное, т. е. теплое помщеніе, лейтенантъ же говорилъ, что надо изобрсти какой нибудь другой способъ отопленія зданія поста. Онъ стоялъ, повернувшись лицомъ къ южной сторон, когда толковалъ объ этомъ, какъ вдругъ оснилъ рукою глаза и остановился на полуслов:

— Нтъ, я не ошибаюсь! встричалъ онъ. Я вижу тамъ въ дали свтъ.

— Свтъ?

— Да, вонъ, въ этомъ направленіи.

— Въ самомъ дл, сказалъ капитанъ Сервадакъ, также взглянувъ въ ту сторону.

Сомнваться боле было нельзя. Надъ южнымъ горизонтомъ видна была какая-то большая свтящаяся точка, которая становилась все ярче, по мр того какъ темнло.

— Не корабль ли это? сказалъ капитанъ Сервадакъ.

— Должно быть корабль, который горитъ, отвчалъ лейтенантъ Прокофьевъ.— Никакой маякъ не можетъ быть виднъ на этой высот на такомъ разстояніи, замтилъ капитанъ Сервадакъ. Кажется даже какъ будто отъ него распространяется какое-то отраженіе.

Наблюдатели еще нсколько минутъ пристально смотрли на огонъ. Вдругъ на капитана Сервадака снизошло откровеніе.

— Это волканъ! вскричалъ онъ, который мы видли въ продолженіи возвратнаго плаванія на ‘Добрын’. Лейтенантъ Прокофьевъ, продолжалъ онъ, какъ будто вдохновенный свыше,— тамъ жилище, котораго мы ищемъ. Природа сама озаботилась отопленіемъ его. Да, мы съумемъ примнить къ нашимъ потребностямъ неизсякаемый источникъ горячей лавы, вытекающей изъ этой горы. Ахъ, лейтенантъ! Господь Богъ еще не покинулъ насъ. Пойдемте скорй домой. Завтра, мы должны непремнно побывать на томъ берегу, и, если надо, добудемъ теплоту, т. е. жизнь изъ самыхъ ндръ Галліи.

Пока капитанъ Сервадакъ говорилъ съ такимъ восторженнымъ убжденіемъ, лейтенантъ Прокофьевъ соображалъ. Онъ припомнилъ, что когда ‘Добрыня’ возвращался южнымъ берегомъ Галлійскаго моря, ему преградилъ путь длинный мысъ, такъ что онъ былъ принужденъ подняться до бывшей широты Орана. Здсь, онъ обогнулъ высокую утесистую гору, надъ вершиною которой клубился дымъ. Должно быть дымъ смнился пламенемъ или потокомъ лавы и отблескъ этого-то пламени, отражаясь въ облакахъ, озарялъ теперь южный горизонтъ.

— Вы правы, капитанъ, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ, это волканъ, и мы завтра же изслдуемъ его. Они поспшно возвратились въ Гурби, гд сообщили о своемъ открытіи только графу Тимашеву.

— И я поду съ вами, сказалъ графъ Тимашевъ.

— Я полагаю можно отправиться на шлюпк, замтилъ лейтенантъ, такъ какъ погода хорошая и отсюда до волкана не боле восьми лье разстояніи.

У ‘Добрыни’ была паровая шлюпка, очень быстрая на ходу, колесо которой приводилось въ движеніе небольшимъ котломъ системы Оріоло. Для этого плаванія шлюпка была удобне гальйота, такъ какъ на ней можно было безопасно изслдовать вс береговыя бухты большія и малыя.

На слдующее утро, 11 марта, шлюпку нагрузили углемъ, отъ запаса котораго оставалось еще на ‘Добрын’ съ десятокъ тоннъ, затмъ капитанъ Сервадакъ и его товарищи сли въ нее и отплыли изъ гавани Шелифа, къ великому изумленію Бенъ-Зуфа, которому не сказали ни слова о своихъ планахъ. Капитанъ Сервадакъ уполномочилъ только Бенъ-Зуфа всею своею властью, чмъ тотъ немало возгордился.

Шлюпка мене чмъ въ три часа прошла тридцать километровъ, отдлявшіе островъ Гурби отъ мыса, на которомъ находился волканъ. Изслдователи увидли, что вся вершина горы была объята пламенемъ. Изверженіе волкана было сильное. Надо было предположить, что или кислородъ атмосферы, захваченный Галліею, недавно соединился съ горючими веществами, находящимися въ ея ндрахъ, или, что еще вроятне, что этотъ волканъ также какъ и волканы луны, питался собственннымъ своимъ источникомъ кислорода.

Шлюпка шла берегомъ, отыскивая мсто для высадки. Черезъ полчаса она встртила небольшую бухту, описывающую полукругъ, гд впослдствіи могли стоять безопасно на якор галанотъ и тартана, если бы обстоятельства дозволили ихъ привести сюда.

Шлюпка причалила къ берегу, противоположному горному склону, по которому струились въ море потоки лавы, и пассажиры высадились. Еще приближаясь къ берегу, капитанъ Сервадакъ и его товарищи съ удовольствіемъ замтили, что атмосфера здсь была значительно тепле. Можетъ быть, надежды капитана были осуществлены. Въ громадной скал могло встртиться какое нибудь углубленіе, удобное для жилья. Въ такомъ случа, галлійцы избгнули бы самой сильной опасности угрожавшей имъ.

Путешественники принялись изслдовать скалу во всхъ направленіяхъ, они осматривали вс ея выступы, обшаривали вс уголки, взбирались по крутымъ склонамъ, лазили по ея широкимъ слоямъ, перепрыгивали съ утеса на утесъ, какъ серны, на которыхъ походили легкостью, съ тхъ поръ какъ убавился ихъ удльный всъ, но куда бы ни ступали они, нога ихъ везд встрчала т осмигранныя призмы, которыя, казалось, составляли единственный минералъ астероида. Изслдованіе имло однако успхъ.

За большою стною скалы, вершина которой стремилась къ небу какъ шпицъ, открылся въ узкомъ горномъ склон темный проходъ. Изслдователи тотчасъ же вошли въ его устье, находившееся на высот около двадцати метровъ надъ моремъ и стали подвигаться ползкомъ посреди совершеннаго мрака, ощупывая стны и сондируя вс углубленія скалы. По глухому шуму, доходившему до нихъ, они заключили, что громадная центральная печь недалеко. Они сильно боялись, чтобы имъ не преградила путь конечная стна. Впрочемъ, капитанъ Сервадакъ питалъ непоколебимое убжденіе, сообщившееся графу Тимашеву и лейтенанту Прокофьеву.

— Отлично, говорилъ онъ. Въ исключительныхъ обстоятельствахъ, надо прибгать къ исключительнымъ средствамъ. Каминъ топится, а топливо даетъ сама природа. Отопленіе будетъ стоить намъ дешево.

Въ проход было по крайней мр пятнадцать градусовъ тепла. Стны его были горячія. Казалось, необыкновенная горная порода, изъ которой состояла скала, была способна накаляться какъ металлъ.

— Вы видите, твердилъ Гекторъ Сервадакъ, что тамъ внутри настоящая печь съ теплопроводными трубами.

Темный проходъ внезапно озарился свтомъ и открылась обширная ярко освщенная пещера. Температура въ ней была очень высокая, но сносная. Освщеніе и теплота въ этой пещер, находившейся въ толстомъ сло скалы, происходили отъ потока лавы, протекавшаго предъ ея широкимъ устьемъ, выходящимъ въ море. Все это вмст напоминало пелену Ніагарскаго, центральнаго водопада, какъ бы распростертому въ знаменитомъ грот Втровъ. Только здсь, предъ обширнымъ отверстіемъ пещеры, раскидывалась не водная, а огненная пелена.

— Милосердый Боже! вскричалъ капитанъ Сервадакъ, я не ожидалъ такъ много!

ГЛАВА XX,
изъ которой читатель увидитъ, какой пріятный сюрпризъ сдлала въ одинъ вечеръ природа жителямъ Галліи.

Это было дйствительно дивное помщеніе, съ готовымъ отопленіемъ и освщеніемъ, въ которомъ, въ ожиданіи конца зимы, если только она должна была когда нибудь кончиться, могли удобно помститься не только вс жители Галліи или Гекторъ Сервадакъ и его подданные, какъ говорилъ Бенъ-Зуфъ, но также об лошади капитана и довольно большое число домашнихъ животныхъ.

Изслдователи скоро открыли, что къ громадной пещер примыкало до двадцати узкихъ проходовъ, развтвлявшихся внутри скалы. Температура здсь была очень теплая, какъ будто жаръ просачивался сквозь минеральныя поры скалы. Подъ защитою толстыхъ сводовъ, жители Галліи могли выдерживать самые сильные, полярные холода до тхъ поръ, пока не угаснетъ волканъ. Но, какъ справедливо замтилъ графъ Тимашевъ — въ продолженіе плаванія ‘Добрыни’ на берегахъ новаго моря не видали никакой другой огнедышащей горы. Если же внутренній огонь Галліи не имлъ другаго исхода кром жерла этого волкана, то изверженіе могло продлиться цлые вка. Оставалось теперь только не терять ни одного дня, ни одного часа. Пока море еще не замерзло, надо было перевести въ новое жилище людей и животныхъ, также запасы хлба, овса и сна окончательно устроиться на Теплой земл:— такъ назвали наши послдователи волканическую часть мыса. Шлюпка возвратилась въ тотъ же день на островъ Гурби и на слдующее утро принялись за дло.

Надо было приготовиться къ зимовк, суровой, продолжительной, а можетъ быть даже безконечной и гораздо боле страшной чмъ полгода мрака и холода, съ которыми борются мореплаватели въ полярныхъ странахъ. Никто не могъ предвидть, чрезъ сколько времени Галлія освободится отъ ледяныхъ оковъ. Кто могъ сказать, дйствительно-ли она описывала въ своемъ переносномъ движеніи эллитическіи кругъ и должна-ли была возвратиться когда нибудь къ солнцу?

Капитанъ Сервадакъ сообщилъ жителямъ Галліи о сдланномъ имъ счастливомъ открытіи. Нина и въ особенности испанцы привтствовали громкими браво! названіе ‘Теплой земли’. Вс горячо благодарили Провидніе.

Въ слдующіе три дня ‘Добрыня’ совершилъ три путешествія. Въ первый разъ, онъ отвезъ запасы хлба и сна, которыми нагрузили его до самыхъ краевъ. Запасы эти помстили въ нкоторыхъ изъ глубокихъ проходовъ, долженствовавшихъ служить провіантскими магазинами. 15-го марта, перевезли тхъ изъ домашнихъ животныхъ, виды которыхъ хотли сохранить, а именно: быковъ, коровъ, барановъ и свиней, числомъ до пятидесяти. Ихъ также помстили въ углубленіяхъ въ скал, превращенныхъ въ хлва. Другихъ же, которыя не могли выдержать холодовъ, поршили убить, такъ какъ при жестокихъ морозахъ легко было сохранить мясо. Слдовательно, у галлійцевъ были громадные запасы. Будущность была обезпечена, по крайней мр для настоящаго населенія Галліи. Что же касается до питья, то вопросъ этотъ легко было ршить. Надо было удовольствоваться только прсною водою, но за то въ ней никогда не могло быть недостатка. Лтомъ, можно было пользоваться ручьями, протекавшими по острову Гурби и тамошними цистернами. Зимою же, можно было получать прсную воду изъ растаявшаго морскаго льда. Пока на остров Гурби занимались отправкою запасовъ и животныхъ, капитанъ Сервадакъ, графъ Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ устроивали помщеніе на Теплой земл. Надо было спшить,такъ какъ мстами образовался уже ледъ, нестаявшій даже подъ перпендикулярными лучами солнца. Гораздо легче было перевести все водою, чмъ по льду.

Капитанъ Сервадакъ очень умно распорядился устройствомъ помщенія въ пещерахъ скалы, при чемъ были открыты новые ходы и гроты. Гора походила на улей, изобилующій ячейками. Пчёламъ, т. е. колонистамъ, было гд поселиться и даже при довольно удовлетворительныхъ условіяхъ комфорта. Гору назвали въ честь маленькой итальянки Ульемъ Нины.

Первою заботою капитана Сервадака и его товарищей было какъ можно лучше приспособить къ потребностямъ ежедневной жизни теплоту, которою природа снабжала ихъ безплатно. Они открыли новые истоки для жидкой лавы и отвели ее въ такія мста, гд было всего нужне. Такъ кухня ‘Добрыни’, устроенная въ пещер, удобной для этого назначенія, отапливалась лавою и впослдствіи Михайловъ, поваръ гальойта, скоро привыкъ къ такой печк.

— Ба, какой прогрессъ! говорилъ Бенъ-Зуфъ. А что, если бы на прежней земл въ каждомъ дом вмсто печки съ теплопроводными трубами былъ бы небольшой волканъ, содержаніе котораго не стоило бы ни единаго сантима?

Изъ главной пещеры, къ которой примыкали ходы, сдлали общую залу, въ ней поставили лучшую мебель изъ Гурби и съ ‘Добрыни’. Съ гальйота сняли паруса и отнесли въ Улеи-Нины, гд они могли пригодиться для разнаго употребленія. Въ большой зал помстили также библіотеку гальйота, состоявшую изъ большаго выбора французскихъ и русскихъ книгъ. Столы, стулья, лампы дополняли убранство залы, а на стнахъ развсили корабельныя карты.

Мы сказали, что потокъ лавы, протекавшій передъ отверстіемъ пещеры, выходившимъ въ море, нагрвалъ и освщалъ ее. Этотъ огненный водопадъ изливался въ большой бассейнъ, обрамленный высокими скалами, и который, казалось, не имлъ никакого сообщенія съ моремъ. Бассейнъ этотъ, очевидно, былъ отверстіемъ глубокой пропасти, воды которой отъ дйствія горючихъ веществъ не должны были замерзать даже тогда, когда все море покрылось бы льдомъ. Въ другой пещер, находившейся налво отъ главной и боле въ глубин, устроили комнату для капитана Сервадака и графа Тимашева. Лейтенантъ Прокофьевъ и Бенъ-Зуфъ должны были помститься вмст, въ небольшомъ углубленіи скалы, налво отъ главной пещеры. Нашли даже небольшой гротъ въ самой глубин, изъ которой устроили настоящую комнатку для Нины. Что-же касается до матросовъ и испанцевъ, то они должны были спать въ галлереяхъ, примыкавшихъ къ большой зал и гд было очень тепло отъ центральнаго камина. Небольшая колонія, помстившись такимъ образомъ, могла безъ страха встртить продолжительную и суровую зиму. Здсь можно было выдержать безнаказанно такую температуру, которая въ случа, если бы Галлія дошла до орбиты Юпитера — составила-бы только двадцать пятую часть земной температуры.

Одинъ только Исаакъ Гакгабутъ не принималъ никакого участія въ приготовленіяхъ къ переселенію, которыми даже испанцы занимались съ лихорадочною торопливостью. Онъ не внималъ никакимъ убжденіямъ и доводамъ, которые приводили ему изъ человьолюбія, и оставался въ гавани острова Гурби, на тартан, карауля свой грузъ какъ зеницу ока. Онъ ворчалъ, вздыхалъ, стоналъ и посматривалъ на горизонтъ, въ ожиданія не появится ли какой нибудь корабль въ виду острова. Но все было напрасно. Въ Уль-Нины были рады, что избавились отъ его гнусной особы. Исаакъ Гакгабутъ прямо объявилъ, что не отдастъ свой товаръ иначе какъ за наличныя деньги. Капитанъ Сервадакъ строго запретилъ, чтобы у еврея, что либо брали или покупали.

По всему было видно, что Исаакъ Гакгабутъ вовсе не хотлъ врить, какъ другіе, въ грозное будущее. Онъ все еще былъ увренъ, что находится на земномъ шар, гд сильное наводненіе затопило только нкоторыя мстности. Онъ разсчитывалъ, что рано или поздно найдетъ возможность оставить островъ Гурби и будетъ по прежнему продолжать торговлю на берегахъ Средиземнаго моря. Такъ какъ онъ былъ страшно недоврчивъ, то вообразилъ, что вс на острову составили заговоръ, чтобы ограбить его, а потому никакъ не допускалъ гипотезы, чтобы отъ земли оторвался обломокъ, вращающійся въ пространств. Но упрямецъ долженъ былъ вскор уступить необходимости и убдиться въ дйствительности того, что ему говорили. Напрасно смотрлъ онъ на горизонтъ въ своею старую зрительную трубку,— никакой корабль не показывался.

И, однако, Исаакъ Гакгабутъ узналъ, что составили планъ зимовки и намревались немедленно привести его въ исполненіе. Сначала, онъ по своей привычк не хотлъ было врить этому, но когда увидлъ, что на ‘Добрын’ отправили хлбъ и стада, то принужденъ былъ поврить, что капитанъ Сервадакъ и его товарищи собираются покинуть островъ Гурби.

‘А что если это все правда?’ раздумывалъ Исаакъ Гакгабутъ. Что я, несчастный, стану длать тогда? Неужели же, въ самомъ дл это не Средиземное море, а Галлійское? И я никогда не увижу моей доброй родины, Германіи? Не буду больше обманывать простаковъ покупателей въ Триполи и Тунис.

— Но вдь это мое разореніе. И онъ сталъ чаще оставлять тартану и похаживать около русскихъ и испанцевъ, которые безпрестанно трунили надъ нимъ. Попытался онъ было подольститься къ Бенъ-Зуфу и сталъ подчивагь его табакомъ. Но ординарецъ, исполняя приказъ капитана, отказался.

— Нтъ, старый Завулонъ, говорилъ онъ, не возьму я ни одной щепотки! Такъ приказано. Съшь свой грузъ, выпей его, вынюхай самъ одинъ одинешенекъ, Сарданапалъ этакій!

Исаакъ Гакгабутъ, видя, что ничего не подлаешь съ ординарцемъ, ршился обратиться къ самому капитану Сервадаку и спросилъ его, въ самомъ ли дл все это правда, причемъ прибавилъ, что, вроятно, французскій офицеръ не захочетъ обманывать бднаго еврея.

— Разумется правда, вскричалъ капитанъ Сервадакъ съ досадою, выведенный изъ терпнія упрямствомъ жида. Хорошо еще, если ты успешь пріютиться въ Уль-Нины!

— Да поможетъ мн Богъ и Магометъ! пробормоталъ еврей какъ настоящій ренегатъ.

— Хочешь, мы теб дадимъ двухъ или трехъ матросовъ, отвести Ганзу на новую стоянку, къ берегамъ Теплой-Земли? спросилъ капитанъ Сервадакъ.

— Мн хотлось-бы отправиться въ Алжиръ, отвчалъ Исаакъ Гакгабутъ.

— Я теб опять-таки говорю, что нтъ Алжира.

— Богъ Израиля! возможно-ли это?

— Въ послдній разъ, спрашиваю тебя, хочешь ли ты отправиться на своей тартан за нами въ Теплую-Землю, гд мы будемъ зимовать?

— Умилосердитесь! вскричалъ еврей, пропало все мое имущество!

— Не хочешь? Ну такъ все равно. Мы и безъ твоего согласія отведемъ Ганзу въ надежное мсто.

— Безъ моего согласія, господинъ-губернаторъ?

— Да. Я не хочу, чтобы, чрезъ твое глупое упрямство, весь этотъ богатый грузъ пропалъ безъ всякой пользы.

— Но вдь вы разорите меня!

— Не я тебя разорю. Самъ ты себя разоришь, если мы оставимъ Ганзу на твою волю, отвчалъ Гекторъ Сервадакъ, пожавъ плечами. А теперь оставь меня въ поко, прибавилъ онъ.

Исаакъ Гакгабутъ возвратился на тартану, воздымая руки къ небу и жалуясь на невроятную алчность христіанъ.

20-го марта все было готово въ переселенію, оставалось только отправиться съ острова Гурби. Термометръ спустился до восьми градусовъ ниже нуля.

Вода въ цистерн замерзла. Поршили, что, на слдующее утро, вс отправятся на ‘Добрын’ въ Улей-Нины и что въ то же время отведутъ къ берегу Теилои-Земли и тартану, не смотря на вс протесты ея хозяина. Графъ Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ объявили, что если Ганза останется въ порт Шелифа, то ее непремнно разобьетъ напоромъ льда. Бухта Теилои-Земли представляла боле надежную стоянку, но если-бы даже тортану и разбило тамъ, то все-таки можно было спасти грузъ. Вотъ почему, когда гальйотъ снялся съ якоря, на тартану, по приказу графа Тимашева, взошли четверо русскихъ матросовъ и лодка-лавка, какъ называлъ ее Бенъ-Зуфъ, не смотря на стоны и вопли ея хозяина, вытянувъ свою большую рею, послдовала черезъ нсколько минутъ за гальйотомъ къ южному берегу.

Невозможно высказать какъ бсновался Исаакъ Гакгабутъ въ продолженіе плаванія. Онъ кричалъ, что ему никого на надо, что онъ ни у кого не просилъ помощи, что съ нимъ поступаютъ насильственнымъ образомъ, плакалъ, стоналъ, вопилъ. По временамъ, не смотря на притворныя слезы, въ его срыхъ глазахъ, сверкала злоба. Но если-бы кто могъ видть и слышать Исаака Гакгабута, когда, достигнувъ бухты Теплой Земли, тартана бросила якорь и матросы оставили ее, тотъ очень удивился-бы: лицо еврея выражало удовольствіе и онъ бормоталъ себ подъ носъ:

— Даромъ! Богъ Израиля! дураки! перевезли меня даромъ! Въ этихъ словахъ сказывался весь человкъ.

Еврей никакъ не могъ понять, что можно оказать кому нибудь услугу даромъ.

На остров Гурби не осталось никого кром дикихъ животныхъ и птицъ, уцлвшихъ отъ зарядовъ охотниковъ и которыя должны были вскор погибнуть отъ холода.

Капитанъ Сервадакъ и его товарищи вступили торжественно въ новое жилище. Внутреннее убранство Улья-Нины всмъ понравилось и вс были рады, что будутъ жить удобно и особенно въ тепл. Только Исаакъ Гакгабутъ не раздлялъ общей радости. Онъ даже не хотлъ взглянуть на помщеніе въ гор и остался на тартан.

— Онъ врно боится, чтобы съ него не потребовали платы за квартиру, сказалъ Бенъ-Зуфъ. Но погоди, старая лисица, морозъ скоро выгонитъ тебя изъ твоей норы.

Вечеромъ, поваръ состряпалъ вкусный ужинъ на огн лавы и вс собрались ужинать въ общей зал. На ‘Добрын’ былъ запасъ французскихъ винъ и было провозглашено нсколько тостовъ въ честьгенералъ-губернатора и его административнаго совта. Разумется, что Бенъ-Зуфъ не обидлъ себя въ этомъ случа. Всмъ было очень весело.

Въ особенности отличались испанцы. Одинъ игралъ на гитар, другой стучалъ въ кастаньеты и вс пли хоромъ. Бенъ-Зуфъ въ свою очередь сплъ также знаменитый припвъ зуавовъ, такъ хорошо извстный во французской арміи, но прелесть котораго можетъ быть вполн оцнена только тми, кто слышалъ его отъ такого виртуоза какъ ординарецъ капитанъ Сервадака:

Misti goth dar dare tire lyre!

Flic! floc! floc! lirette! liru!

Far la riru

Tour tala rire,

Tour la Ribaud,

Ricordeau

Sans rpos, rpit rpit repos, ris pot, ripettei

Si vous atlrapez mon refrain.

Fameux vous tes’!

Плъ Бенъ-Зуфъ.

Затмъ послдовалъ импровизованный балъ, безъ сомннія первый еще на Галліи. Матросы плясали по русски. Пляска ихъ очень понравилась обществу даже посл прелестнаго фанданго испанцевъ. Бенъ-Зуфъ исполнилъ па, очень хорошо извстныя въ Монмартрскомъ Эліузіум съ такою граціею и увлеченіемъ, что заслужилъ искреннія похвалы Негрета своему хореографическому искусству. Балъ, по случаю новоселья, окончился въ девять часовъ.

Всмъ захотлось подышать свжимъ воздухомъ, такъ какъ въ зал было тепло и отъ танцевъ стало даже жарко.

Бенъ-Зуфъ пошелъ впереди своихъ товарищей по главной галлере, выходившей на берегъ Теплой-Земли. Капитанъ Сервадакъ, графъ Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ шли въ нкоторомъ отдаленіи позади всхъ, какъ вдругъ услыхали радостныя восклицанія, которыя заставили ихъ прибавить шагу. Ура и браво, сыпавшіяся градомъ, гулко раздавались въ сухой и чистой атмосфер галлереи.

Капитанъ Сервадакъ него спутники, достигнувъ выхода, увидли что вс стоятъ, столпившись на скал. Бенъ-Зуфъ, вытянувъ руку, съ восторгомъ указывалъ на небо.

— Ахъ, господинъ генералъ-губернаторъ! Ахъ, господинъ графъ! вскричалъ онъ съ выраженіемъ неописанной радости.

— Что такое? спросилъ капитанъ Сервадакъ.

— Луна! вскричалъ Бенъ-Зуфъ.

И дйствительно, на горизонт Галліи, въ первый разъ среди ночной темноты появилась луна.

ГЛАВА XXI,
которая оканчивается довольно любопытнымъ опытомъ увеселительной физики.

Если это дйствительно была луна, то почему она исчезла? И если разъ исчезла, то откуда появилась теперь? До сихъ поръ никакой сателлитъ не сопровождалъ Галлію въ ея переносномъ движеніи вокругъ солнца. Неужели коварная Діана покинула землю и явилась къ услугамъ другой планеты?

— Нтъ это невозможно, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ. Земля находится на разстояніи многихъ милліоновъ лье, отъ насъ, и луна не переставала вращаться около нея.

— Это неизвстно намъ, возразилъ Гекторъ Сервадакъ. Можетъ быть луна попала въ притягательный центръ Галліи и стала ея спутникомъ.

— Въ такомъ случа, намъ не пришлось бы ждать ея три мсяца, сказалъ графъ Тимашевъ, она давно бы появилась на нашемъ горизонт.

— Признаюсь, все, что случается съ нами, очень странно замтилъ капитанъ Сервадакъ.

— Положительно нельзя допустить гипотезы, капитанъ, чтобъ притяженіе Галліи имло силу отнять у земли луну, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ.

— Но почему же нельзя предположить, лейтенантъ, что тотъ же феноменъ, который оторвалъ обломокъ отъ земнаго шара, совратилъ вмст съ тмъ и луну съ ея пути? Можетъ быть, она посл того блуждала нкоторое время въ солнечномъ мір, а теперь присоединилась къ планет….

— Нтъ, капитанъ, нтъ, возразилъ лейтенантъ Прокофьевъ, противъ этого предположенія есть доводъ, не допускающій возраженій.

— Какой?

— А вотъ какой: такъ какъ масса Галліи меньше массы луны, то не луна стала бы ея спутникомъ, а скоре Галлія стала бы спутникомъ луны.

— Я согласенъ съ этимъ, лейтенантъ, отвчалъ Гекторъ Сервадакъ. Но что же доказываетъ намъ, что когда луна устремилась по новой орбит, наша планета не стала ея спутникомъ и не сопровождаетъ ее въ между планетномъ пространств?

— Вы желаете, капитанъ, чтобъ я опровергнулъ эту новую гипотезу? сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ.

— Нтъ, отвчалъ съ улыбкой капитанъ Сервадакъ. Я знаю, что еслибъ наша планета была спутницею луны, то описала бы полукругъ вокругъ нея гораздо скоре чмъ въ три мсяца, и мы видли бы луну уже нсколько разъ посл катастрофы.

Пока они разговаривали, спутникъ Галліи быстро поднялся на горизонт, и одно уже это обстоятельство само по себ подтверждало послдній аргументъ, высказанный капитаномъ Сервадакомъ. Принесли телескопы и вскор убдились, что новая планета была дйствительно не прежняя Фебея земныхъ ночей. Разстояніе между нею и Галліею было гораздо мене, чмъ между луною и землею, а поверхность ея была въ десять разъ мене поверхности луны. Планета эта такъ слабо отражала солнечный свтъ, что не затмила бы блеска звздъ восьмой величины. Въ противуположность солнцу, она взошла на запад и въ настоящее время была въ полномъ своемъ фазис. Капитанъ Сервадакъ долженъ былъ согласиться, что не было видно на ней ни морей, ни выемокъ, ни кратеровъ, ни горъ, словомъ, никакихъ подробностей такъ отчетливо обозначенныхъ на селенографическихъ картахъ.

То былъ не ликъ сестры Аполлона, по словамъ нкоторыхъ, юный и свжій, по словамъ же другихъ — старый и морщинистый, который въ теченіе столькихъ вковъ кротко созерцаетъ съ высоты небесъ жителей подлуннаго міра.

То была совершенно новая луна, которую, какъ замтилъ графъ Тимашевъ, вроятно захватила Галлія въ то время, когда проходила въ телескопической зон. Неизвстно было, принадлежала ли она къ числу ста шестидесяти девяти малыхъ планетъ, извстныхъ въ то время, или была новою планетою, вовсе еще незнакомою астрономамъ? Можетъ быть, будущее могло разршить этотъ вопросъ. Есть такіе малые астероиды, что хорошій ходокъ могъ бы обойти иной въ одн сутки. Такъ какъ они гораздо меньше Галліи, то ея притягательная сила легко могла привлечь одинъ изъ этихъ миніатюрныхъ міровъ.

Первая ночь, проведенная въ Уль-Нины, прошла безъ всякихъ приключеній. На слдующее утро, устроились окончательно. ‘Господинъ генералъ-губернаторъ’, какъ говорилъ съ напыщенностью Бенъ-Зуфъ, не любилъ, чтобы сидли сложа руки. И онъ былъ правъ. Капитанъ Сервадакъ больше всего боялся праздности и ея дурныхъ послдствій. Распредлили всмъ ежедневныя занятія я въ работ не оказалось недостатка.

Уходъ за домашними животными требовалъ много труда. Кром того, рыбная ловля, пока море еще не замерзло, расширеніе ходовъ въ гор, которые надо было выдолбить для того, чтобъ можно было удобне пользоваться ими, и множество другихъ потребностей доставляли постоянную работу.

Надо прибавить, что въ небольшой колоніи господствовалъ совершенный миръ и согласіе. Русскіе и испанцы поладили между собою какъ нельзя лучше, и понаучились уже немножко по французски, такъ какъ языкъ этотъ былъ офиціальный въ Галліи. Пабло и Нина стали учениками капитана Сервадака, который занялся ихъ образованіемъ. Увеселять же ихъ было дломъ Бенъ-Зуфа. Ординарецъ училъ ихъ нетолько говорить по французски, но даже парижскимъ нарчіемъ, что считается большимъ шикомъ. Иногда онъ сулилъ имъ, что свезетъ ихъ когда нибудь въ большой городъ, ‘построенный у подошвы горы’, подобнаго которому нтъ въ цломъ свт, и описывалъ его волшебными красками. Читатель угадываетъ о какомъ город говорилъ восторженный наставникъ.

Въ это же время былъ ршенъ одинъ вопросъ, относящійся до этикета.

Бенъ-Зуфъ, какъ извстно, заявилъ жителямъ колоніи, что капитанъ Сервадакъ генералъ-губернаторъ острова. Но, недовольствуясь этимъ титуломъ, сталъ еще безпрестанно величать его ‘монсеньоромъ’. Это надоло до-нельзя капитану Сервадаку и онъ строго запретилъ ординарцу употреблять это почетное названіе.

— И однако, монсеньоръ… возразилъ было Бенъ-Зуфъ.

— Замолчишь ли ты, болванъ! прервалъ его капитанъ Сервадакъ.

— Слушаю, монсеньоръ! отвчалъ Бенъ-Зуфъ. Наконецъ капитанъ Сервадакъ, не зная какъ добиться, чтобы Бенъ-Зуфъ повиновался ему въ этомъ случа, сказалъ какъ-то:

— Перестанешь ли ты звать меня монсеньоромъ?

— Какъ прикажете, монсеньоръ, отвчалъ Бенъ-Зуфъ.

— Но знаешь ли ты, упрямецъ, что ты длаешь, когда такъ называешь меня?

— Нтъ, монсиньоръ.

— Понимаешь ли ты, что означаетъ это слова?

— Нтъ, мопсиньоръ.

— Ну такъ слушай же, это значитъ по латыни: ‘мой старикъ’ слдовательно ты виновенъ въ неуваженіи ко мн, твоему начальнику, называя меня монсеньоромъ. Посл этаго урока Бенъ-Зуфь вычеркнулъ изъ своего словаря почетное названіе монсеньора.

Былъ уже конецъ марта, но сильные морозы еще не наступали, а потому Гекторъ Сервадакъ и его товарищи не закупорились еще въ Уль-Нины.

Они предпринимали экскурсіи по берегу новаго континента и изслдовали его въ район пяти или шести километровъ отъ Теплой-Земли.

Онъ везд представлялъ безотрадную, покрытую утесами пустыню, безъ малйшихъ признаковъ растительности. Только мстами виднлись струйки замершей воды, да кое-гд, скалы были подернуты снгомъ, образовавшимся изъ сгущенныхъ паровъ. Но много вковъ должно было пройти прежде, пока воды, скопившись въ большую массу, могли прорыть себ ложе въ этой каменистой почв и образовать рку, которая понесла бы ихъ къ морю. Что же касается до однороднаго строенія, которое галлійцы назвали Теплою-Землею, то никто не зналъ — былъ ли то островъ или континентъ и простирался ли онъ до южнаго полюса, а экскурсія по этимъ металлическимъ кристализаціямъ была немыслима.

Впрочемъ, капитанъ Сервадакъ и графъ Тимашевъ осмотрли окрестность съ высоты волкана. Гора эта находилась на оконечности мыса Теплой-Земли. Она имла до девяти сотъ или до тысячи метровъ высоты надъ морскимъ уровнемъ и состояла изъ громадной глыбы, представлявшей форму усченнаго конуса. На самой ея вершин былъ узкій кратеръ, изъ котораго постоянно текла лава и подымалось облако паровъ. Еслибы этотъ волканъ находился на старой земл, то нелегко было-бы взобраться на него. Самый отважный путешественникъ, привыкшій всходить на высокія горы, едвали могъ бы подняться по его крутымъ склонамъ и скользкимъ покатостямъ. Во всякомъ случа, это восхожденіе потребовало-бы большаго расхода силъ. Здсь же, напротивъ, Гекторъ Сервадакъ и графъ Тимашевъ, благодаря значительному уменьшенію удльнаго вса и его послдствію — увеличенью мускульной силы, взобрались на волканъ съ удивительною ловкостью. Дикая коза не могла-бы перепрыгивать быстре ихъ со скалы на скалу, птичка не пробжала бы легче по узкимъ окраинамъ пропасти. Они прошли мене чмъ въ часъ три тысячи футовъ разстоянія между подошвою горы и ея вершиною, и когда поднялись на нее, почувствовали что устали не боле того, какъ еслибъ прошли полтора километра по ровной мстности. Условія жизни на Галліи представляли не одн неудобства, но также и выгоды. Съ вершины горы изслдователи осмотрли окрестность въ зрительную трубку, и убдились, что Галлія представляла повсюду одинъ и тотъ же видъ. На сверъ простиралось обширное Галлійское море, гладкое, какъ зеркало. Въ воздух не было ни малйшаго движенія, какъ будто воздушный газъ въ высшихъ атмосферныхъ слояхъ превратился отъ дйствія холода въ одну сплошную неподвижную массу. Небольшая точка, слегка выдлявшаяся среди тумана, означала островъ Гурби. На восток и на запад раскидывалась тоже пустынная водяная равнина.

Къ югу, до самаго горизонта, простиралась Теплая-Земля. Эта часть континента, казалось, образовала трехугольникъ, вершину котораго занималъ волканъ, а основаніе исчезало вдали. Почва страны, даже видимая съ такой высоты, которая должна была сгладить вс ея неровности, казалась недоступною. Она была вся усяна острыми, осьмигранными пластинками, по которымъ совершенно невозможно было ходить.

— Эту новую территорію можно изслдовать только на воздушномъ шар или съ помощью крыльевъ, сказалъ капитанъ Сервадакъ. Наша Галлія — настоящій химическій продуктъ, не мене любопытный, какъ т, которые хранятся за стеклами въ музеяхъ.

— Какъ однако замтна выпуклость нашего астероида, капитанъ, сказалъ графъ Тимашевъ. Оттого-то такъ коротко разстояніе, отдляющее насъ отъ горизонта.

— Да, графъ, отвчалъ Гекторъ Сервадакъ. Я уже замтилъ это только конечно въ меньшихъ размрахъ, когда смотрлъ на окрестность съ высоты утесовъ острова Гурби. На нашей старой земл, наблюдатель, стоящій на высот трехъ тысячъ метровъ, видитъ горизонтъ на гораздо дальнйшемъ разстояніи.

— Галлія очень небольшая планета въ сравненіи съ земнымъ шаромъ, сказалъ графъ Тимашевъ.

— Это такъ, отвчалъ капитанъ Сервадакъ, но она боле, чмъ достаточна для живущаго на ней населенія. Замтьте притомъ, что ея плодородная часть ограничивается въ настоящее время тремя стами гектаровъ обработанной земли на остров Гурби.

— Такъ, капитанъ, но земля эта плодородна только въ теченіе двухъ или трехъ лтнихъ мсяцевъ, а зима можетъ продлиться цлыя тысячи лтъ.

— Что тутъ подлаешь! отвчалъ капитанъ Сервадакъ съ улыбкой. Мы очутились на Галліи не по своей вол, и намъ не остается ничего боле, какъ смотрть на все это съ философской точки зрнія.

— И благодарить того, чей промыселъ зажегъ лаву въ этомъ волкан. Безъ этого изліянія внутренняго огня Галліи, мы погибли бы отъ холода.

— Я надюсь, графъ, что огонь этотъ не погаснетъ прежде конца….

— Конца чего?

— Одинъ Господь только можетъ знать чего! Да будетъ его воля!

Капитанъ Сервадакъ и графъ Тимашевъ, прежде чмъ спуститься съ горы, заглянули въ кратеръ волкана, и замтили, что изверженіе происходило съ какимъ-то необыкновеннымъ спокойствіемъ. Оно не сопровождалось глухимъ грохотомъ, взрывами и трескомъ, какъ изверженіе другихъ волкановъ. Даже лава не кипла. Изъ кратера постоянно подымались жидкія вещества и потокъ ихъ тихо и медленно плылъ внизъ по гор, какъ избытокъ водъ какого нибудь озера, образующій рку. Словомъ, кратеръ — просимъ извинить за сравненіе — походилъ не на котелъ, съ кипящею водою, стоящій на огн, но скоре на наполненную до краевъ лохань, изъ которой вода лилась медленно и почти безъ шума. Не было также никакихъ другихъ веществъ, кром лавы, изъ глубины кратера не выбрасывало, ни каменьевъ, ни пепла, отчего подошва горы не была усяна кусками пемзы, обсидіана или какихъ нибудь другихъ минераловъ волканическаго происхожденія, которыя, обыкновенно встрчаются въ большомъ количеств вокругъ огнедышащихъ горъ. Не видно было даже ни одной отдльной глыбы, такъ какъ не могъ еще образоваться ни одинъ ледникъ.

Особенность эта, какъ замтилъ капитанъ Сервадакъ, дозволяла надяться, что изверженію волкана никогда не будетъ конца. Насиліе несовмстно съ продолжительностью, какъ въ физическихъ, такъ и въ моральномъ мір. Самыя страшныя грозы и самыя сильныя вспышки чувства никогда не бываютъ продолжительны. Здсь же огненный потокъ струился такъ тихо и правильно, что источникъ его казался неизсякаемымъ. При вид ніагарскихъ водопадовъ верхнія воды которыхъ тихо скользятъ въ русло, невольно приходитъ въ голову, что это паданіе никогда не прекратится. На вершин волкана происходило то же самое, разсудокъ не допускалъ мысли, чтобы изліяніе лавы могло когда нибудь прекратиться.

Въ этотъ же день произошло измненіе въ физическомъ состояніи одного изъ элементовъ Галіи, слдуетъ впрочемъ прибавить, что измненіе это было дло самихъ колонистовъ.

Теперь, когда вся колонія переселилась съ острова Гурби, сочли не лишнимъ вызвать отвердніе поверхности Галлійскаго моря. Сообщеніе съ островомъ было удобне по льду и для охотниковъ увеличилась бы поле охоты. Капитанъ Сервадакъ, графъ Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ отдали приказъ, чтобъ вс собрались на скал, возвышавшейся надъ моремъ на оконечности мыса.

Не смотря на низкую температуру, вода въ мор еще не замерзла. Обстоятельство это было слдствіемъ ея полнйшей неподвижности, такъ какъ ни малйшее дуновеніе втерка не рябило ея поверхности. Извстно, что, при такихъ условіяхъ, вода можетъ не замерзать даже при нсколькихъ градусахъ ниже нуля, въ такомъ случа, достаточно простаго потрясенія для того, чтобы она замерзла.

Маленькая Нина и Пабло также пришли вмст съ другими на скалу.

— Нина, сказалъ капитанъ Сервадакъ, можешь-ли ты бросить подольше въ море кусокъ льда?

— Конечно, могу, только Пабло можетъ бросить дальше, чмъ я,отвчала двочка.

— Все равно, попробуй, проговорилъ капитанъ Сервадакъ, положивъ въ руку Нины небольшую льдину.

— Смотри хорошенько, Пабло, прибавилъ онъ обратившись къ мальчику, ты увидишь, что наша Нина волшебница!

Нина размахнулась нсколько разъ и льдинка полетла въ море. Вдругъ, послышался легкій трескъ — и вся вода до самаго горизонта какъ будто съежилась.

Вся громадная поверхность Галлійскаго моря подернулась льдомъ.

ГЛАВА XXII,
въ которой говорится о чрезвычайно важномъ происшествіи, взволновавшемъ всю колонію.

23-го марта, черезъ три часа посл солнечнаго заката, на противоположномъ горизонт взошла луна, вступившая уже въ послднюю четверть. Слдовательно, спутникъ Галліи, въ четыре дня, перешелъ отъ новолунія къ послдней четверти, что ограничивало продолжительность его видимости одною недлею, а продолжительнаго луннаго мсяца пятнадцатью или шестнадцатью днями. Мсяцы какъ и дни убавились на Галліи въ половину противъ прежняго. Еще черезъ три дня, 26 числа, луна исчезла въ изліяніи солнечныхъ лучей.

— Возвратится-ли она опять? сказалъ Бенъ-Зуфъ, который сильно интересовался луною, потому что первый увидлъ ее.

Посл всхъ космическихъ феноменовъ, причины которыхъ галлійцы все еще не знали, Бенъ-Зуфъ имлъ право сдлать этотъ вопросъ.

26-го марта, погода была очень ясная, атмосфера очень сухая и стоградусный термометръ показывалъ двнадцать градусовъ ниже нуля.

Жители Теплой-Земли не знали — ни въ какомъ разстояніи находилась Галлія отъ солнца, ни какое пространство прошла она по своей орбит съ тхъ поръ, какъ былъ выловленъ изъ моря послдній документъ съ обозначеніемъ относящихся до нее чиселъ. Нельзя было основывать теперь даже приблизительныхъ вычисленій на уменьшеніи солнечнаго диска. Къ сожалнію, неизвстный ученый не заявлялъ боле о результатахъ своихъ наблюденій. Особенно сожаллъ объ этомъ капитанъ Сервадакъ, упорно считавшій этого ученаго своимъ соотечественникомъ.

— Впрочемъ, говорилъ онъ своимъ товарищамъ, очень можетъ быть, что нашъ астрономъ бросилъ въ море еще нсколько посланій, но что они не дошли ни до острова Гурби, ни до Теплой-Земли. Теперь же, когда море покрылось льдомъ, нтъ и подавно никакой надежды получить посланіе отъ этого чудака.

Такъ какъ море замерзло при великолпной погод и совершенномъ безвтріи, то поверхность озера его была такая же гладкая и ровная, какъ поверхность бассейна въ клуб конькобжцевъ. Нигд не было ни бугорка, ни трещины. До самаго горизонта, какъ будто простиралось чистое, ледяное зеркало. Совершенно иную картину представляютъ сплошные льды полярныхъ морей. Тамъ, въ странномъ безпорядк громоздятся одна надъ другою громадныя ледяныя глыбы. Ледяныя поля состоятъ изъ соединенія льдинъ, которымъ морозы и обвалы, вслдствіе оттепелей, придаютъ самыя неправильныя формы, и изъ ледяныхъ горъ съ хрупкимъ основаніемъ, которыя высятся надъ самыми высокими мачтами китоловныхъ судовъ.

Въ арктическихъ и антарктическихъ океанахъ все непрочно, все подвижно. При сильномъ втр, при всякомъ повышеніи или пониженіи температуры очерки льдинъ измняются съ поразительною быстротою, какъ будто по мановенію волшебнаго жезла. Напротивъ, замерзнувшее Галлійское море представляло еще боле гладкую поверхность, чмъ тогда, когда его могъ волновать втеръ. Оно раскинулось и вроятно надолго, громадною, блою пеленою, боле гладкою, чмъ Сахарскія плоскогорья или русскія степи. Этотъ ледяной панцырь становился все толще и крпче, и море должно было сбросить его только съ наступленіемъ теплыхъ дней, если только суждено было этимъ днямъ настать когда либо! Русскіе привыкли къ виду замерзнувшихъ сверныхъ морей, представляющихъ неправильно кристализованныя пространства, а потому чрезвычайно ровная поверхность Галлійскаго моря удивила ихъ и вмст съ тмъ доставила имъ удовольствіе, такъ какъ по этому гладкому какъ зеркало льду очень удобно было кататься на конькахъ. На ‘Добрын’ былъ большой выборъ коньковъ, ихъ предоставили въ распоряженіе любителей, которыхъ нашлось очень много. Русскіе стали учить испанцевъ и вскор не осталось ни одного галлійца, который не обладалъ бы въ совершенств этимъ искусствомъ. Въ хорошую погоду, когда морозы, хотя и сильные, не сопровождались втромъ, вся колонія каталась на конькахъ. Особенно отличались Пабло и Нина. Капитанъ Сервадакъ, ловкій во всякихъ гимнастическихъ упражненіяхъ, вскор сравнялся въ этомъ искусств со своимъ учителемъ, графомъ Тимашевымъ, Бенъ-Зуфъ также совершалъ чудеса ловкости и граціи, тмъ боле, что катался на конькахъ прежде на громадномъ, Монмартскомъ бассейн, или, какъ онъ говорилъ, на Монмартскомъ мор.

Эта забава очень гигіеническая сама по себ, была полезнымъ развлеченіемъ для жителей Теплой — Земли. Въ случа надобности, она могла также служить быстрымъ способомъ сообщенія. Лейтенантъ Прокофьевъ, одинъ изъ лучшихъ конькобжцевъ Галліи, нсколько разъ уже совершалъ путешествія на конькахъ къ острову Гурби и обратно, т. е. въ теченіе двухъ часовъ проходилъ около десятка лье.

— Коньки замнятъ въ Галліи желзныя дороги стараго свта, говорилъ капитанъ Сервадакъ. Впрочемъ, вдь конекъ ничто иное, какъ тотъ же рельсъ, только подвижной и прикрпленный къ ног путешественника.

Между тмъ температура замтно понижалась. Стоградусный термометръ показывалъ среднею цифрою до пятнадцати и шестнадцати градусовъ ниже нуля. Вмст съ теплотою уменьшался и свтъ, какъ будто луна, во время частнаго затмнія, закрывала солнечный дискъ. Печальный полусвтъ невольно наводилъ какое-то грустное чувство, съ которымъ необходимо было бороться затмъ, чтобы оно не превратилось въ уныніе и упадокъ духа. Изгнанники съ земнаго шара, тсно связанные прежде со всмъ кипящимъ на немъ житейскомъ движеніемъ, не могли не чувствовать окружавшаго ихъ безлюдія. Они не могли забыть, что цлые милліоны лье отдляютъ ихъ отъ земли и, что она все боле удаляется отъ нихъ. Могли-ли они надяться, что когда нибудь снова увидятъ ее, когда ихъ астероидъ стремится все дале въ междупланетное пространство. Не было даже ничего невроятнаго въ предположеніи, что Галлія можетъ когда нибудь покинуть солнечную область и, странствуя по звздному пространству, подчиниться вліянію притягательной силы какого нибудь новаго солнца.

Графъ Тимашевъ, капитанъ Сервадакъ и лейтенантъ Прокофьевъ только одни изо всей колоніи думали объ этомъ. Но товарищи ихъ, не смотря на то, что не могли предвидть всхъ послдствіи переворота, случившагося въ природ и сопряженныхъ съ нимъ опасностей, какъ-то невольно и безсознательно подчинялись вліянію положенія, подобнаго которому не было еще въ лтописяхъ міра. Капитанъ Сервадакъ придумывалъ всякіе способы развлекать ихъ, и катанье на конькахъ представляло очень пріятную забаву посл однообразной ежедневной работы.

Понятно, что Исаакъ Гакгабутъ не былъ въ числ конькобжцевъ.

Не смотря на жестокій холодъ, жидъ не показывался съ самаго переселенія съ острова Гурби и никто не ходилъ къ нему на Ганзу, такъ какъ капитанъ Сервадакъ строго запретилъ входить съ нимъ въ сношенія. Но легкій дымокъ, вьющійся надъ тартаною, доказывалъ присутствіе ея хозяина. Конечно, не легко было ему тратить топливо, когда онъ могъ бы пользоваться безплатно въ Уль-Нины теплотою волкана, но онъ скоре былъ согласенъ тратить лишнее, чмъ оставить свою тартану, чтобы жить вмст со всми. Кто-же сталъ бы тогда караулить дорогой его сердцу грузъ? Впрочемъ, графъ Тимашевъ позаботился, чтобъ тартана и гальйотъ могли выдержать продолжительную зимовку. Они неподвижно стояли въ бухт, прочно прикрпленные и окруженные льдомъ. Изъ предосторожности, подъ ихъ остовами, срубили ледъ косяками, какъ длаютъ это мореплаватели, зимующіе въ арктическихъ моряхъ. Такимъ образомъ, ледъ скоплялся подъ килемъ и не могъ своимъ напоромъ проломить бока корабля. Въ случа, еслибы ледъ поднялся, гальйотъ и тартана поднялись бы также, но можно было надяться, что съ оттепелью они стали бы на грузовую ватеръ-линію, свойственную ихъ строенію.

Лейтенантъ Прокофьевъ, въ послднее свое посщеніе острова Гурби, удостоврялся, что ледяная равнина раскидывалась на сверъ востокъ и западъ такъ далеко, какъ только могъ обнять глазъ.

Только одно мсто въ этомъ громадномъ, морскомъ бассейн представляло полынью. Оно находилось внизу центральной пещеры, то былъ родъ пруда, въ который вливался потокъ лавы. Ледъ, стремившійся въ сильные морозы образоваться въ этомъ пруд, обрамленномъ скалами, немедленно таялъ отъ дйствія огня. Вода, соприкасаясь съ лавою, шипла и испарялась со свистомъ. ‘Въ этой полынь можно было-бы ловить рыбу, еслибы она не была бы вареная’, говорилъ Бенъ-Зуфъ.

Въ первые дни апрля, погода перемнилась, небо стало пасмурно, но температура не повысилась.

Вообще, пониженіе термометра не зависло ни отъ состоянія атмосферы, ни отъ паровъ, которыми она была боле или мене насыщена. Галлія не походила въ этомъ случа на полярныя страны, необходимо подчиненныя атмосферному вліянію, и гд иногда зимніе холода бываютъ временно мене суровы, смотря по втру, перескакивающему съ одной точки компаса на другую. Холодъ на новомъ астероид не могъ произвести значительныхъ измненій термометра, такъ какъ былъ слдствіемъ удаленія планеты отъ солнца и долженъ былъ усиливаться до тхъ поръ, пока достигнетъ границъ опредленныхъ Фурье для температуры междупланетныхъ пространствъ. Въ это время случилась страшная буря безъ дождя и снга, но въ продолженіе которой втеръ свирпствовалъ съ необычайною силою. Онъ прорывался чрезъ огненный потокъ лавы, протекавшей предъ входомъ въ пещеру, но не только не загашалъ пламени, а напротивъ еще ярче раздувавъ его, доставляя ему кислородъ. По временамъ, сильный порывъ втра раздиралъ на мгновеніе огненную завсу, и тогда въ пещеру врывался холодный воздушный токъ, но жители Галліи не страдали отъ этого, напротивъ, холодъ былъ даже полезенъ въ этомъ случа, такъ какъ освжалъ воздухъ внутри пещеры.

4-го апрля опять появилась на неб, въ вид узкаго полумсяца, новопріобртенная луна. Слдовательно, отсутствіе ея, какъ и полагали наблюдатели, основываясь на своихъ предположеніяхъ, продолжалось около восьми дней. Къ величавшей радости Бенъ-Зуфа, опасеніе его, чтобы она не исчезла навсегда, не подтвердилось. Спутникъ Галліи, казалось, былъ твердо намренъ исправно отправлять свою обязанность. Читатель, вроятно, помнитъ, что птицы, захваченныя атмосферою Галліи, не найдя нигд клочка обработанной земли, налетли громадными стаями на островъ Гурби. Въ продолженіе лта он не испытывали здсь недостатка въ корм, но съ наступленіемъ сильныхъ холодовъ, когда ноля покрылись снгомъ, который вскор превратился въ сплошный ледъ, такой твердый и толстый, что самый крпкій клювъ былъ не въ состояніи продолбить его, чтобы добраться до земли, он предприняли общее переселеніе и инстинктивно устремились къ Теплой-Земл.

Правда, что на этомъ континент не было для нихъ никакой пищи, но на немъ жили люди, а птицы не только не избгали теперь присутствія человка, но напротивъ искали его. Вс състные остатки, выбрасываемые ежедневно изъ пещеръ, исчезали мгновенно, хотя, конечно, не могли насытить все это громадное количество пернатыхъ. Вскор даже нкоторыя изъ нихъ, гонимыя холодомъ, отважились залетть въ галлереи Улья-Нины и поселились тамъ. Пришлось опять воевать съ ними, такъ какъ иначе он завладли бы всмъ помщеніемъ. Обстоятельство это послужило развлеченіемъ для колоніи, и въ охотникахъ не было недостатка. Птицъ было такое множество, что стаи ихъ походили на войско, вторгнувшееся въ непріятельскую землю. Он были такъ голодны и слдовательно смлы, что вырывали изъ рукъ у людей во время обда куски мяса и хлба. Ихъ убивали ружейными выстрлами, палками и каменьями, и только посл многихъ ожесточенныхъ битвъ удалось отчасти очистить отъ нихъ пещеры. Нсколько паръ оставили для сохраненія видовъ.

Бенъ Зуфъ былъ главнымъ распорядителемъ этихъ охотъ. Онъ кричалъ, бсновался, расточалъ проклятія несчастнымъ птицамъ. Въ нсколько дней жители Галліи поли множество дакихъ утокъ, куропатокъ, куликовъ, бекасовъ и другихъ птицъ, отличающихся вкуснымъ мясомъ. Замтно было даже, что охотники предпочтительно истребляли эти виды.

Наконецъ удалось возстановить порядокъ въ Уль-Нины. Осталось всего только около сотни птицъ, он пріютились въ углубленіяхъ скалъ, откуда не легко было ихъ выжить. Эти поселенцы вскор стали считать себя владтелями Улья-Нины и начали гонять изъ него всхъ другихъ птицъ. Тогда, между жителями пещеръ и поселенцами прекратилась борьба за обладаніе помщеніемъ и настало нчто въ род перемирія. Вторгнувшіеся непріятели превратились въ полицейскихъ и отлично исполняли свою обязанность. Они немилосердно изгоняли или убивали всякую птицу, дерзнувшую сунуть носъ въ ихъ владнія.

15-го апрля, у входа въ главную галерею раздались вдругъ громкіе крики Нины, призывавшей на помощь.

Пабло узналъ ея голосъ и, опередивъ Бенъ-Зуфа, бросился къ своей маленькой подруг.

— Скоре, скоре! кричала Нина, они хотятъ убить его.

Пабло увидлъ до полудюжины большихъ чаекъ, боровшихся съ двочкою. Онъ схватилъ палку и, кинувшись между птицами прогналъ ихъ въ отверстіе пещеры, при чемъ получилъ нсколько ударовъ клювами.

— Что у тебя, Нина? спросилъ онъ.

— Видишь, проговорила двочка, показавъ ему птицу, которую прижимала къ груди.

Въ эту минуту прибжалъ Бенъ-Зуфъ.

— Голубь! вскричалъ онъ, взявъ птицу изъ. рукъ двочки.

Это былъ дйствительно голубь, принадлежащій къ виду перелетныхъ, такъ какъ на тупыхъ оконечностяхъ его крыльевъ былъ родъ выемки.

— Вотъ чудеса! вскричалъ Бенъ Зуфъ, у него надтъ на ше мшечекъ.

Чрезъ нсколько минутъ, голубь былъ уже въ рукахъ капитана Сервадака. Вс столпились вокругъ него въ большой зал и съ любопытствомъ смотрли на голубя.

— Онъ, вроятно, принесъ намъ всти отъ нашего ученаго! вскричалъ капитанъ Сервадакъ. Такъ какъ море замерзло, то онъ изобрлъ другой способъ почты. Дай Богъ, чтобы на этотъ разъ въ письм была его подпись и адресъ.

Во время борьбы съ чайками, мшечекъ кое-гд прорвался. Его открыли и вынули изъ него слдующую лаконическую записку:

‘Галлія.

‘Путь, пройденный отъ марта до 1 апрля.

39 700, 000 1!

‘Разстояніе отъ солнца: 110 000, 000 1.!

‘Завладла на пути Нериною.

‘Скоро не будетъ състныхъ припасовъ и…

Остальнаго нельзя было прочесть, потому что записка была изорвана клювами.

— Вотъ несчастье! вскричалъ капитанъ Сервадакъ, вроятно записка была подписана и было означено мсто и число. Ученый непремнно французъ, потому что она вся написана по французски. И нтъ никакой возможности помочь этому несчастному.

Графъ Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ пошли на мсто битвы посмотрть, не валяется ли тамъ какого нибудь клочка записки, но вс ихъ поиски оказались напрасными.

— Неужели же мы никогда не узнаемъ, гд находится еще одинъ человкъ, пережившій катастрофу? сказалъ капитанъ Сервадалъ.

— Ахъ, Бенъ-Зуфъ, посмотри-ка! вскричала вдругъ Нина, указывая на голубя, котораго держала въ рукахъ. На лвомъ плеч его была свжая печать, на которой ясно можно было разобрать слово: Форментера.

ГЛАВА XXII,
въ которой капитанъ Сервадакъ и лейтенантъ Прокофьевъ узнали ршеніе космографической задачи.

— Форментера! вскричали почти въ одинъ голосъ графъ Тимашевъ и капитанъ Сервадакъ.

Форментерою назывался одинъ изъ островковъ, принадлежавшихъ къ Балеарской групп, которая находилась въ Средиземномъ мор. Теперь было положительно извстно мстопребываніе автора записки. Но зачмъ онъ жилъ тамъ и былъ ли еще въ живыхъ. Ясно было, что изъ этой мстности ученый бросалъ въ море другія записки, гд упоминалъ о различныхъ положеніяхъ астероида, который назвалъ Галліею.

Во всякомъ случа, документъ, доставленный голубемъ, доказывалъ, что 1-го апрля, т. е. дв недли тому назадъ, ученый находился еще на Форментер. Но между этимъ посланіемъ и предъидущими была та разница, что въ немъ не было уже радостныхъ восклицаніи въ род: ‘Va bene!’ ‘All right!’ ‘Nil disperadum!’ Все оно было написано на французскомъ язык и въ немъ говорилось о недостатк състныхъ припасовъ.

— Друзья сказалъ капитанъ Сервадакъ, мы должны немедленно помочь этому несчастному!

— Или этимъ несчастнымъ! прибавилъ графъ Тимашевъ. Я готовъ тотчасъ же отправиться съ вами, капитанъ.

— ‘Добрыня’ непремнно прошла мимо острова Форментера, когда мы изслдовали мстность, гд находились Балеарскіе острова, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ. Но такъ какъ это всего Балеарскаго архипелага осталась только эта узкая полоса земли, то вроятно мы оттого и не замтили ея.

— Какъ ни малъ этотъ островокъ, а мы найдемъ его, отвчалъ капитанъ Сервадакъ. Скажите пожалуйста, лейтенантъ, какъ далеко отсюда до Форментеры?

— Около ста двадцати лье, капитанъ. Какимъ же образомъ вы думаете добраться туда?

— Разумется на конькахъ, потому что море замерзло, отвчалъ Гекторъ Сервадакъ. Не правда ли, графъ?

— Отправимтесь, капитанъ, сказалъ графъ Тимашевъ, который всегда готовъ былъ дйствовать ршительно и съ увлеченіемъ, тамъ, гд дло шло о помощи ближнему.

— Позвольте, графъ, сдлать вамъ замчаніе, сказалъ съ живостью лейтенантъ Прокофьевъ, но не подумайте, что я хочу отвлечь васъ отъ исполненія святаго долга, напротивъ, я думаю о томъ, какимъ бы образомъ вы могли выполнить его, но только безопасно для васъ.

— Я слушаю васъ, лейтенантъ.

— Морозъ теперь жестокій, термометръ показываетъ двадцать два градуса ниже нуля и, въ добавокъ, дуетъ сильный южный втеръ. Предполагая, что вы и капитанъ Сервадакъ будете проходить по двадцати лье въ день, выходитъ, что вамъ надо употребить шесть дней на то, чтобы добраться до Форментеры. Кром того, необходимы състные запасы, не только для васъ, но и для тхъ, кому вы хотите подать помощь…

— Мы пойдемъ съ сумками за спиною, какъ солдаты, прервалъ съ живостію капитанъ Сервадакъ, который не хотлъ видть невозможности такого путешествія.

— Положимъ, что такъ, отвчалъ холодно лейтенантъ Прокофьевъ. Но вамъ необходимо будетъ отдыхать дорогою, а вы не будете даже имть возможности вырубить хижину во льду, какъ эскимосы, потому что на мор нтъ отдльныхъ ледяныхъ глыбъ.

— Мы пойдемъ днемъ и ночью, лейтенантъ, возразилъ капитанъ Сервадакъ. Вмсто шести дней, мы дойдемъ до острова черезъ три или два.

— Допустимъ и это, капитанъ, хотя это физически невозможно. Но что вы подлаете съ погибающими отъ холода и голода, которыхъ найдете на остров? Если вы понесете ихъ на себ, то принесете только трупы.

Слова лейтенанта Прокофьева произвели сильное впечатлніе, такъ какъ положительно доказывали невозможность путешествія при такихъ условіяхъ. Понятно, что графъ Тимашевъ и капитанъ Сервадакъ, лишенные пріюта на ледяныхъ равнинахъ, въ случа сильной мятели или урагана, должны были погибнуть.

Но Гекторъ Сервадакъ, увлекаемый великодушіемъ и сознаньемъ долга, не хотлъ ничего принимать въ соображеніе. Въ свою очередь, Бенъ-Зуфъ еще боле подстрекнулъ его, объявивъ, что пойдетъ вмст съ нимъ, если графъ Тимашевъ откажется.

— Какъ же вы думаете, графъ? спросилъ Гекторъ Сервадакъ.

— Я готовъ идти съ вами, отвчалъ графъ Тимашевъ.

— Вдь нельзя же оставить людей умирать безъ пищи, можетъ быть даже безъ крова…

— Конечно нельзя, подтвердилъ графъ Тимашевъ.

И, обратясь къ лейтенанту Прокофьеву, прибавилъ:

— Вдь если нтъ другаго способа добраться до Форментеры, такъ нечего больше длать,— надо испытать его. Лейтенантъ промолчалъ, погруженный въ раздумье.

— Ахъ, еслибы у насъ были сани! воскликнулъ Бенъ-Зуфъ.

— Сани немудрено сдлать, сказалъ графъ Тимашевъ, но у насъ нтъ ни оленей, ни собакъ, чтобы запречь въ нихъ.

— У насъ есть пара лошадей. Нельзя ли подковать ихъ съ шипами, чтобъ он могли бжать по льду? спросилъ Бенъ-Зуфъ.

— Он не вынесутъ этихъ сильныхъ морозовъ и упадутъ на дорог, отвчалъ графъ Тимашевъ.

— Все равно, нечего тутъ раздумывать, возразилъ капитанъ Сервадакъ. Сдлаемте сани.

— Сани готовы, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ.

— Такъ запряжемъ въ нихъ лошадей….

— Нтъ, капитанъ, возразилъ лейтенантъ, у насъ есть двигатель боле надежный и быстрый, чмъ ваши лошади, которымъ не выдержать этого пути.

— Какой же? спросилъ графъ Тимашевъ.

— Втеръ!— отвчалъ лейтенантъ Прокофьевъ.

Дйствительно, американцы успшно примнили втеръ къ паруснымъ санямъ, которыя соперничаютъ въ быстрот съ желзными дорогами на обширныхъ равнинахъ Соединенныхъ Штатовъ. Он прозжаютъ пятьдесятъ метровъ въ секунду, т. е. сто восемьдесятъ километровъ въ часъ, а такъ какъ теперь дулъ сильный, южный втеръ, то можно было надяться, что наши путешественники продутъ въ часъ отъ двнадцати до пятнадцати лье. Такимъ образомъ можно было достигнуть Балеарскихъ острововъ или, по крайней единственнаго уцлвшаго изъ нихъ островка, въ теченіе однхъ галлійскихъ сутокъ.

Лейтенантъ Прокофьевъ, сказавъ, что сани готовы, подразумвалъ катеръ ‘Добрыни’, въ двнадцать футовъ длиною, могущій вмстить отъ пяти до шести человкъ. Можно было придлать къ нему два крпкіе желзные киля, въ род полозьевъ. Для этой работы требовались не боле нсколькихъ часовъ. Съ помощью этихъ килей и при попутномъ втр, катеръ могъ-бы бжать очень быстро по гладкой ледяной равнин, гд не встртилъ бы ни малйшихъ неровностей. Кром того, можно было сдлать подъ нимъ родъ досчатой крыши, обитой внутри парусиною, для защиты отъ холода, какъ путешественниковъ, такъ и тхъ, кого они должны были привезти. Слдовало также захватить мховыя одежды, запасъ различной провизіи, лекарства и небольшую ручную, спиртовую печку.

Трудно было придумать боле практичный экипажъ. Могло встртиться только одно затрудненіе: сверный втеръ, попутный для того, чтобы достигнуть Балеарскихъ острововъ, могъ превратиться въ противный, на обратномъ пути. Въ такомъ случа, можетъ быть катеръ, не управляемый рулемъ, какъ на вод, могъ до нкоторой степени такъ сказать лавировать съ помощію желзныхъ килей и подвигаться къ югу. Къ тому же втеръ могъ еще и перемниться. Механикъ ‘Добрыни’ тотчасъ же принялся съ помощью матросовъ за работу и, подъ вечеръ, катеръ, снабженный килями, крышею и металлическимъ орудіемъ въ род кормоваго весла, долженствовавшимъ не допускать его до качки, нагруженный провизіею, различными орудіями и одялами,— былъ готовъ къ отъзду.

Тогда лейтенантъ Прокофьевъ изъявилъ желаніе отправиться съ капитаномъ Сервадакомъ вмсто графа Тимашева.

Графъ Тимашевъ сначала не соглашался-было уступить свое мсто, но капитанъ Сервадакъ такъ настоятельно просилъ, чтобы графъ замнилъ его въ управленіи колоніею, что тотъ наконецъ сдался. Путешествіе было сопряжено со многими опасностями. Одна сильная буря могла разнести легкій экипажъ, и еслибы капитанъ Сервадакъ погибъ, — управленіе колоніею должно было бы принадлежать по праву графу Тимашеву.

Уступить же своего мста капитанъ Сервадакъ не хотлъ. Нельзя было сомнваться, что человкъ, просившій помощи, былъ французъ, и капитанъ Сервадакъ, въ качеств французскаго офицера, обязанъ былъ оказать помощь соотечественнику.

16-го апрля, съ солнечнымъ восходомъ, капитанъ Сервадакъ и лейтенантъ Прокофьевъ собрались въ дорогу на импровизованныхъ саняхъ. Настала минута прощанья съ остающимися товарищами. Вс были взволнованы при мысли о томъ, что отъзжающіе пустятся въ далекій путь по этой громадной, блой равнин и при двадцати пяти градусномъ мороз по сто градусному термометру. Тяжело было на сердц у Бенъ-Зуфа. Русскіе матросы и испанцы — вс хотли пожать руку путешественникамъ. Графъ Тимашевъ крпко обнялъ ихъ по-очередно. Трогательную сцену прощанья заключили поцлуи Нины, которая съ трудомъ удерживала слезы. Затмъ, поднялся, какъ громадное крыло, блый парусъ — и, черезъ нсколько минутъ, катеръ исчезъ за горизонтомъ.

Оснастка катера состояла изъ бриганилина и фока. Послдній былъ поставленъ такъ, что въ него дулъ кормовой втеръ, и катеръ пробгалъ по двадцати лье въ часъ, по крайней мр такъ полагали путешественники. Лейтенантъ Прокофьевъ просовывалъ иногда голову въ отверстіе, продланное въ задней части крыши, и съ помощью компаса держалъ путь на Форментеру. Ходъ катера былъ чрезвычайно ровный. На Галліи катеръ всилъ меньше чмъ на земномъ шар и шелъ въ десять разъ быстре по льду чмъ по вод, путешественники не чувствовали никакой качки, ни даже той легкой тряски, которая неизбжна на самыхъ лучшихъ желзныхъ дорогахъ. Капитану Сервадаку и лейтенанту Прокофьеву казалось иногда, будто они летятъ надъ ледяною равниною, на воздушномъ шар. Желзные полозья катера слегка прорзывали ледъ, оставляя позади облако снжной пыли. Повсюду раскидывалась однообразная картина. Ни одно живое существо не оживляло пустыннаго пространства. Это однообразіе и безлюдье невольно нагоняли грусть, не лишенную впрочемъ поэзіи. Лейтенантъ Прокофьевъ, какъ ученый, больше наблюдалъ, но капитанъ Сердавакъ съ увлеченіемъ артиста поддался новымъ для него ощущеніемъ. Солнце клонилось къ закату и отъ парусовъ катера легли на снгъ громадныя тни, затмъ быстро настала темнота. Путешественники молча придвинулись другъ къ другъ, влекомые какимъ-то необъяснимымъ чувствомъ, и пожали взаимно руки.

Ночь была безлунная, но на темномъ неб чрезвычайно ярко блестли звзды. Такъ какъ въ темнот нельзя было руководиться компасомъ, то лейтенантъ Прокофьевъ направлялъ путь по новой полярной звзд, сіявшей надъ горизонтомъ.

Онъ думалъ о томъ, что послднія извстія, полученныя отъ ученаго, доказывали, какъ далеко отстояла Галлія отъ солнца. Но какъ ни велико было это разстояніе, оно все-таки было совершенно ничтожно, сравнительно съ неизмримымъ разстояніемъ звздъ. Чтожъ касается до капитана Сервадака, то онъ думалъ только о своихъ соотечественникахъ, къ которымъ спшилъ на помощь.

Съ 1-го марта по 1-е апрля, быстрота Галліи, сообразно второму закону Кеплера, убавилась на двадцать милліоновъ лье, вмст съ тмъ разстояніе ея отъ солнца увеличилось на тридцать два милліона лье. Слдовательно, она находилась почти посреди зоны телескопныхъ планетъ, вращающихся между орбитами Марса и Юпитера. Этимъ объяснялся тотъ фактъ, что она завладла спутникомъ, который, по словамъ документа, былъ Нерина, одинъ изъ ново-открытыхъ астероидовъ. Такъ какъ Галлія удалялась отъ солнца по опредленному закону, то можно было надяться, что авторъ документовъ можетъ вычислить ея орбиту и найдетъ математически точку ея афелія, если только орбита ея была элиптическая. Достигнувъ этой точки, выражающей максимумъ ея отдаленія отъ солнца, она станетъ снова приближаться къ нему. Тогда стала бы извстна съ точностью продолжительность солнечнаго года.

Пока лейтенантъ Прокофьевъ раздумывалъ обо всхъ этихъ тревожныхъ вопросахъ, вдругъ разсвло. Путешественники стали совщаться. Вычисливъ, что они прохали по прямой линіи по крайней мр сто лье, они ршились убавить быстроту катера, опустили паруса и, не смотря на сильный морозъ, стали внимательно осматривать блую равнину.

Она была совершенно пустынна. Ни одна скала не нарушала ея однообразія.

— Не слишкомъ-ли мы отдалились на западъ отъ Форментеры? сказалъ капитанъ. Сервадакъ, посмотрвъ на карту.

— Это очень возможно, отвчалъ лейтенантъ Прокофьевъ, потому что я, какъ и на мор, держался по втру. Намъ стоитъ только теперь взять немного на востокъ.

— Такъ распорядитесь, лейтенантъ, перетянемъ терять ни минуты.

Лейтенантъ Прокофьевъ маневрировалъ катеръ на сверо-востокъ. Гекторъ Сервадакъ, не смотря на пронзительный втеръ, сидлъ на носу. Вся его душевная сила сосредоточилась во взгляд. Онъ искалъ глазами на горизонт не дыма, вьющагося надъ жилищемъ ученаго, такъ какъ вроятно у него не было топлива, но верхушки скалы, выдающейся надъ ледяною равниною.

Вдругъ глаза капитана сверкнули и онъ вскричалъ, протянувъ руку къ горизонту:

— Тамъ, тамъ!

Дйствительно, на дугообразной черт, между небомъ и ледянымъ пространствомъ, виднлось какое-то строеніе.

Лейтенантъ Прокофьевъ схватилъ телескопъ.

— Да, сказалъ онъ, тамъ. Это пилонъ, служившій для какихъ-то геодезическихъ операцій.

Нельзя было сомнваться. Поставили парусъ подъ втеръ — и катеръ, находившійся только на разстояніи шести километровъ отъ означеннаго пункта, понесся съ удивительною быстротою.

Капитанъ Сервадакъ и лейтенантъ Прокофьевъ были такъ взволнованы, что не могли выговорить ни слова.

Пилонъ быстро выросталъ предъ ихъ глазами и вскор они увидли, что онъ возвышался надъ грудою низкихъ скалъ, чернвшихся на блоснжной равнин.

Не смотря на сильный морозъ, надъ островомъ не вилось ни малйшаго облака дыма. Не было сомннія, катеръ летлъ на всхъ парусахъ къ гробниц.

Десятъ минутъ спустя, на разстояніи километра отъ островка, лейтенантъ Прокофьевъ спустилъ бригантину, такъ какъ достаточно было разбга катера для того, чтобъ онъ достигнулъ скалъ.

У капитана Сервадака сжалось сердце: на вершин пилона разввался по втру синій лоскутъ.

Это было все, что осталось отъ французскаго флага. Катеръ стукнулся о нижнія скалы. Островокъ имлъ не боле полукилометра въ окружности. Отъ Балеарскаго архипелага не осталось другихъ слдовъ.

У подошвы пилона стояла жалкая, деревянная лачуга, ставни которой были плотно заперты. Капитанъ Сервадакъ и лейтенантъ Прокофьевъ, съ быстротою молніи, взбжали по скользкимъ скаламъ.

Гекторъ Сервадакъ ударилъ кулакомъ въ дверь хижины, запертой изнутри.

Онъ позвалъ. Отвта не было.

— Помогите, лейтенантъ, сказалъ онъ.

И оба, сильно нажавъ плечомъ, выломили дверь, покрытую до половины плсенью. Въ единственной комнат хижины было совершенно темно и тихо. Или послдній обитатель покинулъ ее, или онъ былъ мертвъ. Толкнули ставни. Въ холодномъ очаг камина не было ничего кром пепла.

Въ углу стояла кровать — и на ней лежало тло. Капитанъ Сервадакъ подошелъ къ нему и воскликнулъ:

— Умеръ! Умеръ отъ холода и голода!

— Онъ еще живъ, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ, наклонясь надъ несчастнымъ.

И, открывъ стклянку съ сильнымъ цлебнымъ средствомъ, влилъ нсколько капель въ ротъ умирающему.

Послышался легкій вздохъ и умирающій пробормоталъ слабымъ голосомъ:

— Галлія?

— Да! Да! Галлія! отвчалъ Сервадакъ,— это…

— Это моя комета, моя, произнесъ умирающій и впалъ въ забытье.

— Я знаю этого ученаго, подумалъ капитанъ Сервадакъ, гд жъ это я видлъ его?

Невозможно было и подумать спасти больнаго въ этой хижин, при недостатк всхъ средствъ. Гекторъ Сервадакъ и лейтенантъ Прокофьевъ не долго думали.

Въ нсколько минутъ, они перенесли на катеръ умирающаго, его физическіе и астрономическіе инструменты, одежду, бумаги, книги и старую дверь, служившую ему доскою, на который онъ записывалъ свои вычисленія.

Втеръ, измнившій направленіе, былъ почти попутный. Путешественники, обрадовавшіеся этому обстоятельству, подняли паруса, и вскор единственная скала, оставшаяся отъ Балеарскихъ острововъ, исчезла вдали.

19-го апрля, черезъ тридцать шесть часовъ посл того, какъ ученый открылъ глаза и произнесъ первое слово, его внесли въ большую залу Улья-Нины. Колонисты, нетрпливо ожидавшіе возвращенія отважныхъ товарищей, привтствовали ихъ громогласными ‘ура’!

КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

ГЛАВА ПЕРВАЯ,
въ которой безъ церемоніи представляются читателю тридцать седьмаго зрителя Галлія.

Тридцать седьмой зритель Галліи появился наконецъ въ Теплой Земл. До сихъ поръ онъ произнесъ только слдующія, почти непонятныя слова:— ‘Это моя комета! моя!’….

Что они означали? Хотлъ-ли онъ сказать этимъ, что необъяснимый фактъ — вращающійся въ пространств обломокъ Земнаго Шара, былъ оторванъ отъ него, вслдствіе столкновенія земли съ кометою? И который изъ двухъ астероидовъ называлъ форментерскій пустынникъ Галліею: комету-ли, или обломокъ Земнаго Шара?

Вопросъ этотъ могъ разршить только самъ ученый, такъ энергично заявившій свои права на комету. Во всякомъ случа, теперь было ясно, что никто другой какъ онъ, писалъ записки, выловленныя изъ моря ‘Добрынею’ какъ и ту, которую принесъ въ Теплую Землю голубь. Только ученому могла придти мысль бросать въ море футляры и боченки и доврить посланіе птиц, которую инстинктъ долженъ былъ перемнно провести въ обитаемую мстность новой планеты. Этотъ ученый безъ сомннія зналъ нкоторые изъ элементовъ Галліи. Вроятно, онъ измрилъ ея постепенное удаленіе отъ солнца и вычислилъ уменьшеніе ея касательной быстроты. Но обратилъ ли онъ вниманіе на главный вопросъ? Опредлилъ-ли, какую орбиту описывала новая планета: пперболу, параболу или элипсъ? Зналъ-ли онъ, наконецъ, въ какихъ условіяхъ находится новая планета въ отношенія къ земл, и можно-ли было надяться, что она когда нибудь возвратиться къ ней.

Графъ Тимашевъ задалъ себ вс эти вопросы и затмъ предложилъ ихъ капитану Сервадаку и лейтенанту Прокофьеву. Но они вс трое не разъ уже толковали о нихъ и прежде, и не могли придти на къ какому заключенію. Къ сожалнію, единственный человкъ, который могъ-бы разршить ихъ, находится въ безчувственномъ состояніи, близкомъ къ смерти. И неизвстно было, поправится-ли онъ. Если же ему суждено было умереть то надо было совершенно отказаться отъ надежды узнать будущую участь Галліи.

Слдовательно, прежде всего надо было возвратить къ жизни умирающаго астронома.

Къ счастью, въ аптек ‘Добрыня’ былъ хорошій запасъ медикаментовъ.

— Примемтесь же за дло, капитанъ, сказалъ Бенъ-Зуфъ въ вид поощренія, вдь эти ученые — преживущій народъ. И больнаго принялись лечить. Его оттирали такъ усердно, что здоровому не поздоровилось-бы отъ такого тренія, и давали внутрь такія лекарства, которыя воскресили бы мертваго.

Между тмъ Гекторъ Сервадакъ напрасно задавалъ себ вопросъ, кто былъ этотъ французъ, найденный на остров Форментера. Ему казалось, что онъ видлъ его когда-то прежде, но не магъ припомнить гд и когда. Гекторъ Сервадакъ не ошибался: онъ дйствительно зналъ этого человка, находился самъ тогда въ такомъ возраст который называютъ неблагодарнымъ, такъ какъ онъ дйствительно неблагодарный какъ въ моральномъ, такъ и въ физическомъ отношеніи.

Дло въ томъ, что ученый, лежащій въ большой зал Улья-Нины, былъ никто иной, какъ бывшій професоръ физики Гектора Сервадака, въ лице Карла Великаго.

Его звали Пальмиренъ Розетъ. Это былъ истый ученый, очень свдущій во всхъ математическихъ наукахъ.

Гекторъ Сервадакъ пробылъ въ лице Карла Великаго только годъ, посл чего поступилъ въ Сенъ-Сирскую школу и, такъ какъ не встрчалъ впослдствіи Пальмирена Розетъ, то совершенно забылъ о немъ.

Гекторъ Сервадакъ, какъ намъ извстно, не находилъ особой прелести въ школьномъ ученіи, но за то онъ не разъ, вмст съ нкоторыми товарищами, такими же повсами какъ самъ, продлывалъ разныя штуки надъ несчастнымъ професоромъ физики.

Онъ подсыпалъ соли въ дистилированную воду въ лабораторіи, что производило совершенно неожиданное химическое дйствіе, вынималъ капельку ртути изъ стекляной трубки барометра, отчего барометръ показывалъ совершенно противоположное состоянію атмосферы, нагрвалъ термометръ за нсколько минутъ предъ тмъ, какъ професору надо било взглянуть на него, вводилъ живыхъ наскомыхъ въ лупу между глазнымъ и предметнымъ стеклами, уничтожалъ поляризацію въ электрической машин, такъ что она не могла произвести ни одной искры, наконецъ, онъ проткнулъ крошечное отверстіе въ пластинк, поддерживающей колоколъ пневматической машины, такъ что Пальмиренъ Розетъ измучился, выкачивая воздухъ, который постоянно наполнялъ колоколъ.

Таковы были самые обыкновенные подвиги Гектора Сервадака и его веселой команды.

Шалости эти были заманчивы для нихъ главнымъ образомъ потому, что професоръ физики былъ чрезвычайно раздражителенъ и вспыльчивъ. Онъ выходилъ изъ себя и краснлъ какъ ракъ, что очень потшало ‘большихъ’ лицея Карла Великаго.

Года черезъ два посл того, какъ Гекторъ Сервадакъ вышелъ изъ лицея, Пальмиренъ Розетъ, который любилъ больше космографію, чмъ физику, отказался отъ преподаванія, чтобы спеціально заняться астрономіею. Онъ попытался-было поступить въ обсерваторію, но ученые, зная его раздражительный характеръ, не допустили его до этого. Такъ какъ онъ имлъ кой-какое состояніе, то сталъ заниматься астрономіею для собственнаго удовольствія и съ увлеченіемъ критиковалъ системы другихъ астрономовъ. Впрочемъ, онъ открылъ три послднія телескопныя планеты я вычислилъ элементы триста двадцать пятой кометы каталога. Но, какъ мы уже сказали, Пальмиренъ Розетъ и Гекторъ Сервадакъ никогда не встрчались до тхъ поръ, пока послдній постилъ островъ Форментера. Немудрено, что Гекторъ Сервадакъ чрезъ двнадцать лтъ не узналъ въ умирающемъ своего бывшаго преподавателя.

Когда Бенъ-Зуфъ и Негретъ сняли съ больнаго мха, въ которые онъ былъ закутанъ съ головы до ногъ, они увидли человка въ пять футовъ и два дюйма ростомъ, несмотря на то, что онъ похудлъ отъ голода, видно было, что онъ былъ отъ природы худощаваго сложенія, голова его представляла обнаженный черепъ прекрасной формы, похожій на тупой конецъ страусоваго яйца, бороды не было, вмсто нея торчалъ родъ щетины, такъ какъ больной не брился уже съ недлю, длинный, орлиный носъ служилъ подпорою огромнымъ очкамъ, которыя у нкоторыхъ близорузихъ людей составляютъ почти одно цлое съ ихъ особою. По всему было видно, что этотъ маленькій человчекъ, былъ чрезвычайно нервенъ. Его можно было сравнить со шпулькою Румкорфа, на которой, вмсто проволоки, намотанъ нервъ, въ нсколько гектометровъ длиною, а электрическій токъ замненъ нервнымъ, дйствующимъ съ одинаковою силою. Словомъ въ ‘шпульк’ Розетъ былъ такой же запасъ напряженнной ‘нервности’, какъ запасъ электричества въ шпульк Румкорфа.

Но какъ ни былъ нервенъ професоръ, нельзя же было допустить его умереть за то. На такой планет, гд всего только тридцать пять человкъ жителей, тридцать шестой былъ не лишній. Когда съ умирающаго сняли часть одежды, оказалось, что сердце билось еще, хотя и очень слабо. Можно было надяться привести его въ чувство, съ помощью сильныхъ средствъ. Бенъ-Зуфъ теръ его тло, сухое какъ изсохшая виноградная лоза, такъ неистово, какъ будто точилъ саблю для парада, мурлыча себ подъ носъ слдующій припвъ:

Au Tripoli, fils de la gloire,

Tu dois l’clat de ton acier

(Свтъ славы, ты обязанъ Триполи блескомъ своей стали.)

Наконецъ, посл двадцати минутъ непрерывнаго тренья Пальмиренъ Розетъ вдохнулъ разъ, затмъ другой и, наконецъ, третій, разжалъ губы, которыя до сихъ поръ были плотно сомкнуты, открылъ глаза, снова закрылъ ихъ и затмъ уже открылъ окончательно, но взглядъ его былъ еще безсознательный и блуждающій, пробормотавъ какія-то несвязныя слова, онъ поднялъ правую руку и поднесъ ко лбу, какъ-бы ища на немъ какой-то отсутствующій предметъ. Вдругъ, лицо его изказилось, онъ покраснлъ какъ будто пришелъ въ чувство оттого, что разсердился и вскричалъ:

— Очки! гд мои очки?

Бенъ-Зуфъ отыскалъ и подалъ ему монументальныя очки, въ которыхъ были вставлены настоящія телескопныя стекла.

Во время оттиранія, они упали съ его орлинаго носа, къ которому казалось были припаяны. Пальмиренъ Розетъ опять утвердилъ ихъ на носу. Затмъ послдовалъ новый вздохъ, окончившійся звукомъ ‘брумъ! брумъ!’ что было хорошимъ признакомъ. Гекторъ Сервадакъ нагнулся и пристально посмотрлъ въ лицо Пальмирену Розетъ. Тотъ быстро взглянулъ на него и вдругъ вскричалъ съ раздраженіемъ.

— Воспитанникъ Сервадакъ, пятьсотъ строчекъ къ завтраку!

Таково-то было первое привтствіе Пальмиренъ Розетъ капитану Сервадаку.

Но при этихъ странныхъ словахъ, напомнившихъ Гектору Сервадаку дни его дтства и разлады съ учителями, онъ вдрргъ узналъ въ больномъ старик своего бывшаго професора физики въ лице Карла Великаго. Ему казалось, что онъ видитъ это во сн.

— Г. Пальмиренъ Розетъ! вскричалъ онъ, мой бывшій професоръ физики! Здсь!… самъ своею особою!

— Не самъ, а только скелетъ его! возразилъ Бенъ-Зуфъ.

— Вотъ странная встрча! пробормоталъ въ изумленіи капитанъ Сервадакъ.

Пальмиренъ Розетъ между тмъ задремалъ.

— Будьте спокойны, капитанъ, сказалъ Бенъ-Зуфъ. Я ручаюсь вамъ, что онъ будетъ живъ. Эти маленькіе человчки созданы изъ однихъ нервовъ. Я видлъ еще не такихъ сухопарыхъ, которыхъ привезли издалека.

— А откуда Бенъ-Зуфъ?

— Изъ Египта, капитанъ, въ красивыхъ, раскрашенныхъ ящикахъ.

— Болванъ! это были муміи.

— Точно такъ, капитанъ.

Професоръ заснулъ и его уложили въ теплую постель.

Пришлось отложить до его пробужденія вс вопросы, относящіеся до кометы.

Весь остальной день капитанъ Сервадакъ, графъ Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ,— представлявшіе академію наукъ маленькой колоніи — будучи не въ состояніи дожидаться терпливо до утра, придумывали различныя гипотезы, одна другой неправдоподобне. Что же такое называлъ Пальмиренъ Розетъ Галліею? Неужели не осколокъ, отдлившійся отъ Земнаго Шара? И неужели вычисленія разстояній и быстроты, показанныя въ запискахъ, относились не къ новому сфероиду, на которомъ вращался въ пространств капитанъ Сервадакъ и его тридцать пять спутниковъ, а къ комет Галліи?

Если это было дйствительно такъ, то вс ихъ соображенія и выводы, надъ которыми они такъ много ломали голову, относившіеся къ осколку земнаго шара, образовавшему новый сфероидъ, что соотвтствовало, новымъ космическимъ феноменамъ — ни къ чему не велъ.

— Професоръ Пальмиренъ Розетъ объяснить намъ все это, сказалъ Гекторъ Сервадакъ, хорошо что онъ у насъ!

И заговаривъ о професор, Гекторъ Сервадакъ описалъ его товарищамъ какъ человка вспыльчиваго, раздражительнаго, съ которымъ трудно было ужиться, но въ сущности не дурнаго. Онъ прибавилъ, что когда Пальмиренъ Розетъ не въ дух, самое лучше избгать его, пока не пройдетъ буря.

— Будьте уврены, сказалъ графъ Тимашевъ, что мы постараемся всми силами поладить съ професоромъ. Онъ окажетъ намъ важную услугу, сообщивъ результатъ своихъ наблюденій, но это возможно только въ такомъ случа…

— Въ какомъ? прервалъ Гекторъ Сервадакъ.

— Если онъ дйствительно авторъ найденныхъ нами документовъ.

— А вы сомнваетесь въ этомъ?

— Нтъ, капитанъ. Вс данныя въ этомъ случа противъ меня, и я сказалъ это только потому, чтобы за одно уже перечислить вс непріятныя гипотезы.

— Но кто же кром него могъ составить эти записки?— замтилъ Гекторъ Сервадакъ.

— Можетъ быть какой нибудь другой астрономъ, живущій гд нибудь въ другомъ пункт бывшей Земли.

— Это невозможно, возразилъ лейтенантъ Прокофьевъ, въ документахъ упоминается о Галліи, и это было первое слово, которое произнесъ професоръ Розетъ.

Это справедливое замчаніе не допускало никакихъ возраженій и не оставалось никакого сомннія въ томъ, что форментерскій отшельникъ былъ авторъ замтокъ. Но только самъ онъ могъ объяснить, къ какимъ планетамъ относились вычисленія, сдланныя имъ на остров.

Впрочемъ, не только дверь его, но и вс бумаги были привезены съ острова, и не было ничего предосудительнаго въ томъ, чтобы заглянуть въ нихъ, пока онъ спалъ, что и сдлали.

Оказалось, что почеркъ былъ тотъ же самый, которымъ были писаны документы. Дверь была исписана алгебраическими знаками, начертанными мломъ и сохранившимися въ цлости, такъ какъ ее чрезвычайно берегли, бумаги состояли главнымъ образомъ изъ летучихъ листковъ, испещренныхъ геометрическими фигурами, иперболы безконечно-длинныя, кривыя не сомкнутыя линіи параболы, элипсисы и сомкнутыя кривыя линіи перекрещивались въ различныхъ направленіяхъ.

Лейтенантъ Прокофьевъ замтилъ, что вс эти кривыя линіи относились именно къ кометнымъ орбитамъ, такъ какъ эти орбиты бываютъ параболическія, гиперболическія и элпитическія, въ двухъ первыхъ случаяхъ это означало, что наблюдаемая съ Земли комета никогда не могла возвратиться къ земному горизонту, въ послднемъ же — что она появлялась на земномъ горизонт періодически, черезъ боле или мене продолжительный срокъ.

Ясно было, что вычисленія професора относились къ элементамъ кометы, но невозможно было угадать, какова была ея дйствительная орбита, такъ какъ астрономы, начиная вычисленіе кометныхъ элементовъ, обыкновенно предполагаютъ у кометы параболическую орбиту.

Изъ всего этого видно было только то, что Пальмиренъ Розетъ, въ бытность свою на Форментер, вычислилъ вполн или отчасти элементы какой-то новой кометы, названія которой не было въ каталог.

Только онъ самъ могъ объяснить, когда были сдланы эти вычисленія: прежде или посл потопа 1 января.

— Подождемъ, сказалъ графъ Тимашевъ.

— Я жду, но кипячусь, отвчалъ Гекторъ Сервадакъ, который отъ нетерпнія не могъ ни сидть, ни стоять на одномъ мст. Я пожертвовалъ бы мсяцемъ моей жизни за каждый часъ сна професора, лишь-бы только онъ поскоре проснулся.

— Можетъ быть вы остались бы въ наклад, капитанъ, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ.

— Какъ? если бы узналъ будущность нашего астероида?…

— Я не хотлъ-бы разочаровывать васъ, капитанъ, но изъ того, что професоръ знаетъ элементы кометы Галліи, не слдуетъ еще, чтобы онъ могъ сообщить намъ свднія объ осколк земнаго шара, вращающемся въ пространств. Да и есть-ли еще какое нибудь соотношеніе между кометою, появившеюся на земномъ горизонт, и этимъ осколкомъ?

— Конечно, есть, чортъ возьми! Ясно, какъ день что…

— Что?… перебилъ графъ Тимашевъ.

— Что Земля столкнулась съ какою-то кометою и что, вслдствіе этого столкновенія отъ земли оторвался осколокъ, на которомъ мы носимся!

Графъ Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ переглянулись вмсто отвта на эту гипотезу, такъ ршительно высказанную. Какъ ни невроятно столкновеніе Земли съ кометою, но оно возможно. Имъ объяснялся необъяснимый досел феноменъ и необычайныя дйствія, причина которыхъ ускользала прежде.

— Можетъ быть вы и правы, капитанъ, приговорилъ лейтенантъ Прокофьевъ, помолчавъ нсколько минутъ. Можно допустить такое столкновеніе, какъ и то, что оно можетъ оторвать отъ Земли порядочный обломокъ. Если этотъ фактъ совершился, то громадный дискъ, который мы видли въ ночь посл катастрофы, ничто иное, какъ комета, которая, вроятно, уклонилась отъ своей нормальной орбиты и неслась такъ быстро, что земной шаръ не могъ удержать ее въ своемъ притягательномъ центр.

— Это единственное предположеніе, которымъ можно объяснить присутствіе этого необыкновеннаго свтила, отвчалъ капитанъ Сервадакъ.

— Вотъ новая гипотеза, сказалъ графъ Тимашевъ, которая, кажется, очень, вроятною. Она согласуетъ наши наблюденія съ наблюденіями професора Розетъ. Онъ назвалъ Галліею эту блуждающую планету, которая оторвала отъ земнаго шара нашъ обломокъ.

— Это ясно, графъ.

— Прекрасно, капитанъ, но все-таки есть нчто необъяснимое для меня.

— Что же?

— Что этотъ ученый боле занимался самою кометою, нежели сфероидомъ, который она бросила въ пространство.

— Ахъ, графъ! возразилъ капитанъ Сервадакъ, вы знаете, какіе чудаки бываютъ иногда эти фанатики науки, а мой не отстанетъ отъ другихъ въ этомъ случа.

— При томъ же, замтилъ лейгенанть Прокофьевъ, очень можетъ быть, что онъ вычислилъ элементы Галліи прежде ея столкновенія съ Землею. Онъ могъ видть и наблюдать комету прежде катастрофы.

Замчаніе лейтенанта Прокофьева было справедливо.

Во всякомъ случа гипотезу капитана приняли въ принцип. Вс предположенія сводились къ тому, что комета, перерзая эклиптику, столкнулась съ Землею, въ ночь съ 31 декабря на 1 января и ударомъ оторвала отъ Земли громадный осколокъ, который съ той поры вращался въ междупланетномъ пространств.

Если члены галлійской академіи наукъ не знали еще всей истины, то по крайней мр были уже очень близки къ ней.

Но только одинъ Пальмиренъ Розетъ могъ вполн разршить эту задачу.

ГЛАВА II,
послднее слово которой объясняетъ читателю то, что онъ, вроятно, уже угадалъ.

Такъ окончился этотъ день 19 апрля. Пока главныя лица толковали между собою, остальные жители колоніи занимались своими обычными работами. Неожиданное появленіе на галлійской, сцен професора не настолько подйствовало на нихъ, чтобы отвлечь ихъ отъ дла. Испанцы, по своей природной безпечности, а русскіе, вслдствіе доврія къ начальнику, не обращали вниманія на причины и дйствія. Они мало думали о томъ, возвратится ли когда нибудь Галлія къ Земл, или они останутся на ней, т. е. должны будутъ жить и умереть здсь. Оттого-то они спали по ночамъ мертвымъ сномъ, какъ настоящіе философы, которыхъ ничто не въ состояніи взволновать.

Бенъ-Зуфъ, превратившійся въ сидлку, не покидалъ своего поста у постели професора Розетъ. Для его самолюбія было очень важно, чтобы больной выздоровлъ. Онъ взялся поставить его на. ноги и потому смотрлъ на него, какъ на свою собственность.

За то какъ же онъ ухаживалъ за нимъ! При каждомъ удобномъ случа, онъ вливалъ ему въ ротъ лекарство, считалъ вс его вздохи и прислушивался къ каждому его слову.

Справедливость требуетъ сказать, что Пальмиренъ Розетъ часто произносилъ въ бреду названіе Галліи, причемъ его интонація выражала то безпокойство, то гнвъ. Можетъ быть онъ видлъ во сн, что у него хотятъ украсть его комету или оспариваютъ честь ея открытія. Это было очень возможно, такъ какъ Пальмиренъ Розетъ принадлежалъ къ числу тхъ людей, которые выходятъ изъ себя даже во сн.

Но какъ ни внимателенъ былъ Бенъ-Зуфъ, онъ не могъ уловить изъ несвязныхъ словъ, произносимыхъ въ бреду, ничего такого, что могло-бы разршить великую проблему. Професоръ, впрочемъ, ни разу не просыпался ночью, и мало по малу вздохи его перешли въ громкое хранніе, что было хорошимъ признакомъ.

Когда солнце взошло на западномъ горизонт Галліи, Пальмиренъ Розетъ спалъ еще, и Бенъ-Зуфъ не счелъ нужнымъ будить его. Къ тому же, неожиданное обстоятельство отвлекло въ это время вниманіе ординарца отъ больнаго.

Кто-то постучалъ нсколько разъ въ дверь, ведущую въ главную галлерею Улья-Нины. Дверь эта защищала, если не отъ безпокойныхъ постителей, то по крайней мр отъ холода.

Бенъ-Зуфъ хотлъ-было пойти и отворить, но его остановила мысль, что можетъ быть онъ ослышался. Ктому же, вдь онъ былъ не привратникъ, могли отворить и другіе, кто былъ посвободне его, и онъ не тронулся съ мста.

Въ Уль-Нины вс еще спали крпкимъ сномъ. Стукъ возобновился. Очевидно, стучалъ человкъ какимъ-то орудіемъ.

— Чортъ побери, подумалъ Бенъ-Зуфъ, больно ужь сильно стучитъ. Кто бы это такое? Кто тамъ? спросилъ онъ далеко не привтливымъ тономъ, подойдя къ двери.

— Я, отвчалъ кто-то, тихо…

— Да кто ты такой?

— Исаакъ Гакгабутъ.

— Чего теб надо, Астаросъ?

— Чтобы вы отворили мн, господинъ Бенъ-Зуфъ.

— Да чего ты хочешь? Продавать твой товаръ, что ли?

— Вдь вы очень хорошо знаете, что мн не хотятъ платить за него.

— Да ну тебя, убирайся въ чорту!

— Господинъ Бенъ-Зуфъ, проговорилъ Исаакъ Гакгабутъ униженно умоляющимъ тономъ, я хотлъ-бы поговорить съ его превосходительствомъ генералъ-губернаторомъ.

— Онъ спитъ.

— Я подожду, пока онъ проснется.

— Такъ дожидайся за дверью, Авимелехъ!

Бенъ-Зуфъ хотлъ-было уже уйти, какъ пришелъ капитанъ Сервадакъ, котораго разбудилъ этотъ шумъ.

— Что случилось, Бенъ-Зуфъ? спросилъ онъ.

— Ничего или почти что ничего. Эта собака Гакгабутъ хочетъ говорить съ вами, капитанъ.

— Такъ отвори. Надо узнать, зачмъ ему вздумалось придти сюда, отвчалъ Гекторъ Сервадакъ.

— Извстно, что изъ за своего интереса!

— Говорятъ теб, отвори.

Бенъ-Зуфъ повиновался и Исаакъ Гакгабутъ, закутанный въ свой старый дорожный плащъ, быстро вошелъ въ галлерею,

Капитанъ Сервадакъ пошелъ въ центральную залу, а Исаакъ Гакгабутъ послдовалъ за нимъ, расточая ему самыя почетные титулы.

— Чего ты хочешь? спросилъ капитанъ Сервадакъ, пристально смотря ему прямо въ лицо.

— Ахъ, господинъ губернаторъ, вскричалъ Исаакъ, я пришелъ узнать, нтъ ли чего новаго?

— Такъ ты пришелъ за новостями?

— Конечно, господинъ губернаторъ, я надюсь, что вы сообщите мн….

— Я ничего не сообщу теб, господинъ Исаакъ, потому что ничего не знаю.

— А вдь, однако, вчера прибыло въ Теплую-Землю новое лицо?

— Вотъ какъ! ты ужь знаешь.

— Да, господинъ губернаторъ, я видлъ изъ моей тартаны какъ отправился катеръ въ далекій путь и какъ потомъ возвратился. Мн показалось, что изъ него вынули очень осторожно.

— Что-жь? договаривай.

— Вдь правда, господинъ губернаторъ, что вы привезли какого-то чужаго человка?…

— А ты врно знаешь его?

— Нтъ, господинъ губернаторъ, я не говорю этого, но мн хотлось-бы… Я желалъ-бы…

— Чего?

— Поговорить съ этимъ человкомъ, можетъ быть онъ прибылъ..

— Откуда?

— Съ сверныхъ береговъ Средиземнаго моря, и можетъ быть онъ знаетъ… что длается въ Европ, прибавилъ Исаакъ Гакгабутъ, бросивъ жадный взглядъ на капитана Сервадака.

Исаакъ Гакгабутъ, несмотря на трехмсячное пребываніе на Галліи, упрямо врилъ еще въ старый порядокъ вещей.

При его характер, ему, конечно, было трудне, чмъ кому либо отршиться нравственно отъ земнаго, хотя онъ уже отршился отъ него физически. Если, къ крайнему своему сожалнію, онъ принужденъ былъ убдиться наконецъ въ анормальныхъ феноменахъ, а именно въ томъ, что дни и ночи стали короче, что солнце всходило и закатывалось въ пунктахъ противуположныхъ прежнимъ, — онъ все-таки былъ бы увренъ, что это происходитъ на земл. Новое море было для него по прежнему Средиземнымъ, и хотя, конечно, наводненіе поглотило часть Африки, Европа была цлехонька и находилась въ нсколькихъ сотняхъ льё на сверъ отъ Теплой-Земли. Люди на ней жили по-прежнему и онъ могъ покупать, продавать, мнять, словомъ — торговать съ ними. Ганза могла-бы плавать вдоль европейскихъ береговъ, за неимніемъ африканскихъ, и можетъ быть онъ еще выигралъ-бы отъ этой перемны. Вотъ почему Исаакъ Гакгабутъ прибжалъ такъ рано по утру въ Улей-Нины. Ему хотлось поскоре узнать, что длается въ Европ.

Безполезно было-бы разуврять упрямаго еврея, и капитанъ Сервадакъ даже не попытался на это. Къ тому же онъ вовсе не гнался за тмъ, чтобы возобновить сношенія съ этимъ вроотступникомъ, внушавшимъ ему отвращеніе, и, вмсто отвта на его просьбу, только пожалъ плечами и ушелъ отъ него.

— Такъ я не ошибся, проговорилъ Исаакъ, глаза котораго сверкнули, обратясь къ Бенъ-Зуфу: вчера прибылъ сюда какой-то человкъ.

— Прибылъ, отвчалъ Бенъ-Зуфъ.

— Живой?

— Надемся, что будетъ живъ.

— А могу узнать, господинъ Бенъ-Зуфъ, изъ какого мста Европы онъ пріхалъ?

— Съ Балеарскихъ острововъ, отвчалъ Бенъ-Зуфъ, которому хотлось узнать къ чему клонятся распросы Исаака.

— Съ Балеарскихъ острововъ! вскричалъ послдній, славный пунктъ для торговли на Средиземномъ мор! Я выгодно торговалъ тамъ прежде, и Ганза была хорошо извстна въ этомъ архипелаг

— Можетъ быть даже слишкомъ извстна, проговорилъ Бенъ-Зуфъ.

— Эти острова находятся мене чмъ въ двадцати-пяти лье разстоянія отъ береговъ Испаніи и невозможно, чтобы этотъ почтенный путешественникъ не зналъ, что длается въ Европ.

— Да, Манассія, онъ разскажетъ теб объ этомъ къ твоему удовольствію.

— Въ самомъ дл, господинъ Бенъ-Зуфъ?

— Въ самомъ дл!

— Хоть я и бдный человкъ, продолжалъ Исаакъ Гакгабутъ, но я не постою за нсколькими реалами, право не постою, чтобы поговорить съ нимъ.

— Нтъ ты пожалешь ихъ!

— Хоть и пожалю, а все-таки заплачу… только съ условіемъ, чтобы тотчасъ же поговорить съ нимъ.

— Право? очень жаль только, что нашъ путешественникъ усталъ и спитъ теперь.

— А нельзя ли его разбудить?..

— Если ты осмлишься кого нибудь разбудить здсь, Исаакъ Гакгабутъ, сказалъ, подойдя, капитанъ Сервадакъ, такъ я велю тебя выгнать отсюда.

— Господинъ губернаторъ, возразилъ Исаакъ, смиреннымъ и умоляющимъ тономъ, мн вдь хотлось-бы знать однако…

— Ты и узнаешь, отвчалъ капитанъ Сервадакъ. Я. даже самъ хочу, чтобы ты былъ здсь, когда нашъ новый товарищъ станетъ разсказывать намъ, что длается въ Европ.

— И я также хочу этого, Іезекіиль, прибавилъ Бенъ-Зуфъ, очень мн любопытно посмотрть, какую ты скорчишь рожу тогда.

Исааку Гакгабуту не пришлось долго дожидаться.

Въ самую эту минуту Пальмиренъ Розетъ нетерпливо позвалъ кого-то.

Капитанъ Сервадакъ, графъ Тимашевъ, лейтенантъ Прокофьевъ и Бенъ-Зуфъ, съ трудомъ оттолкнувшій Исаака Гакгабута, — вс бросились къ постели професора. Послдній не совсмъ еще проснулся и, вроятно, подъ вліяніемъ какого нибудь сна, вскричалъ:

— Эй Жозефъ! Гд тебя носитъ лукавый! придешь ли ты, наконецъ?

Жозефъ былъ слуга Пальмирена Розетъ, но онъ не могъ придти на его зовъ по той причин, что должно быть остался на старомъ земномъ шар. Столкновеніе Галліи съ Землею разлучило его и, вроятно на вкъ, съ господиномъ.

Между тмъ, професоръ совсмъ проснулся и опять вскричалъ:

— Жозефъ! проклятый Жозефъ! гд моя дверь?

— Вотъ она, ваша дверь, цлехонька, сказалъ Бенъ-Зуфъ.

Пальмиренъ Резетъ широко раскрылъ глаза и пристально посмотрлъ на Бенъ-Зуфа, нахмуривъ брови.

— Ты Жозефъ? спросилъ онъ.

— Къ вашимъ услугамъ, господинъ Пальмиренъ, отвчалъ Бенъ-Зуфъ невозмутимымъ тономъ.

— Такъ давай же мой кофе, да живе!

— Кофе спрашиваетъ! проговорилъ Бенъ-Зуфъ, и побжалъ въ кухню.

Капитанъ Сервадакъ помогъ Пальмирену Розетъ приподняться на постели.

— Дорогой профессоръ, такъ вы узнали вашего бывшаго ученика въ лице Карла Великаго? спросилъ онъ.

— Какъ же! узналъ Сервадакъ, узналъ! отвчалъ Пальмиренъ Розетъ. Надюсь, что вы исправились въ теченіи двнадцати лтъ.

— О! совершенно! отвчалъ, смясь, капитанъ Сервадакъ.

— Прекрасно, прекрасно, проговорилъ профессоръ. Но гд же мой кофе? Безъ кофе нтъ ясныхъ идей, а мн надо, чтобы въ голов моей было ясно сегодня.

Къ счастью, въ эту минуту явился Бенъ-Зуфъ съ огромною чашкою горячаго кофе безъ сливокъ.

Выпивъ кофе, профессоръ всталъ, одлся, вышелъ въ общую залу, посмотрлъ вокругъ разсяннымъ взглядомъ и наконецъ услся въ самое покойное и удобное кресло изо всхъ принесенныхъ съ ‘Добрыни’.

Затмъ, съ довольнымъ видомъ, напоминающимъ ‘all right’, ‘va bene’, ‘nil dexperandum’ записокъ проговорилъ, обращаясь къ окружающимъ:

— И такъ господа, что вы скажите о Галліи?

Капитанъ Сервадакъ хотлъ было прежде всего спросить, что такое сама Галлія, но его предупредилъ Исаакъ Гакгабутъ.

При вид Исаака, брови профессора опять нахмурились.

— Это что такое! вскричалъ онъ такимъ голосомъ, какъ будто ему не оказали должнаго уваженія.

— Не обращайте на него вниманія, сказалъ Бенъ-Зуфъ.

Но не было возможности ни удержать Исаакъ, ни заставить его молчать. Не смотря на вс усилія окружающихъ остановить его, онъ настойчиво опять-таки продрался къ профессору.

— Во имя Бога Авраама, Исаака и Іакова, проговорилъ онъ, со общите намъ, господинъ, что вамъ извстно объ Европ.

Пальмиренъ Розетъ подпрыгнулъ въ кресл.

— Что мн извстно объ Европ! вскричатъ онъ, онъ хочетъ знать, что тамъ длается?

— Да, да, подтвердилъ Исаакъ, крпко уцпившись за кресло профессора, чтобы устоять противъ толчковъ Бенъ-Зуфа.

— А на что вамъ знать это?

— Чтобы возвратиться туда.

— Чтобы возвратиться! вскричалъ профессоръ. А какое у насъ число сегодня? прибавилъ онъ, обратясь къ своему бывшему ученику.

— 20-е апрля, отвчалъ капитанъ Сервадакъ.

— Такъ, я скажу вамъ, отвчалъ профессоръ, лицо котораго вдругъ засіяло, что сегодня, 20 апрля, Земля находится въ ста двадцати трехъ милліонахъ льё разстоянія отъ насъ.

Исаакъ Гакгабутъ вдругъ словно замеръ, какъ будто у него вырвали сердце.

— Неужели же здсь ничего не знаютъ объ этомъ? сказалъ Пальмиренъ Розетъ.

— Вотъ, что намъ извстно, отвчалъ капитанъ Сервадакъ.

И разсказалъ въ нсколькихъ словахъ профессору все, что произошло, начиная съ ночи на 31 декабря, какъ ‘Добрыня’ предпринялъ плаваніе съ цлью изслдованья, какъ открыли все, что осталось отъ стараго континента, а именно: нкоторые пункты Туниса, Сардиніи, Гибралтара и Форментеры, какъ три раза попали въ руки изслдователямъ анонимные документы, и какъ, наконецъ, покинули островъ Гурби для Теплой-Земли и зданіе военнаго поста для Улья Нины.

Пальмиренъ Розетъ выслушалъ этотъ разсказъ, обнаруживая по временамъ знаки нетерпнія.

— Господа, сказалъ онъ, когда капитанъ Сервадакъ замолчалъ, какъ же вы полагаете — гд вы находитесь?

— На новомъ астероид, который вращается въ солнечномъ мір, отвчалъ капитанъ Сервадакъ.

— И этотъ новый астероидъ, по вашему мннію?….

— Громадный осколокъ, оторванный отъ Земнаго Шара.

— Оторванный! вотъ какъ! а кто же или что оторвало его?

— Столкновеніе съ кометою, которую вы называли Галліею, дорогой профессоръ.

— Ну такъ вы ошибаетесь, господа, сказалъ Пальмиренъ Розетъ, вставая. Придумайте-ка что нибудь пограндіозне этого.

— Пограндіозне! перебилъ съ живостью лейтенантъ Прокофьевъ.

— Да, отвчалъ профессоръ, пограндіозне. Правда, что въ ночь съ 31 декабря на 1 января, въ два часа сорокъ семь минутъ, тридцать пять секундъ, шесть десятыхъ утра, неизвстная планета столкнулась съ Землею, но она такъ сказать только задла послднюю, оторвавъ отъ нее т частицы, которыя вы встртили въ продолженіи вашего плаванія.

— Въ такомъ случа, вскричалъ капитанъ Сервадакъ, мы находимся?….

— На комет, которую я назвалъ Галліею, отвчалъ Пальмиренъ Розетъ. Вы на моей комет!

ГЛАВА III,
варіаціи на старую, хорошо извстную, тему относительно кометъ солнечнаго міра.

Когда профессоръ Пальмиренъ Розетъ толковалъ въ ученый конференціи о кометографіи, вотъ какъ опредлялъ онъ кометы, по лучшимъ астрономамъ.

‘Небесныя свтила, состоящія изъ центральной массы, вызываемаго ядромъ, туманной оболочки, называемой волосами и свтящагося слда, называемаго хвостомъ. Означенныя свтила видимы въ своемъ обращеніи жителямъ Земли только отчасти, такъ какъ описываютъ вокругъ солнца чрезвычайно удлиненную орбиту’.

Пальмиренъ Розетъ, всегда прибавлялъ, что его опредленіе очень врно, за тмъ исключеніемъ, впрочемъ, что свтила эти могутъ не имть ядра, хвоста или туманной оболочки, но тмъ не мене они кометы.

Чтобы свтило можно было назвать кометою, по систем Араго, необходимо: 1) чтобы оно было одарено собственнымъ движеніемъ и 2) чтобы оно описывало очень удлиненный эллипсъ и, слдовательно, удалялось-бы на такія разстояніе отъ солнца и земли, что становилось-бы невидимо.

Въ первомъ случа свтило нельзя причислить къ разряду звздъ, во-второмъ — къ разряду планетъ. Если же оно не метеоръ, не планета и не звзда,— то необходимо должно быть кометою.

Когда Пальмиренъ Розетъ опредлялъ такимъ образомъ кометы, возсдая на своемъ предсдательскомъ кресл въ конференцъ-зал, онъ конечно никакъ не воображалъ, что улетитъ когда нибудь самъ на комет въ между планетное пространство. Онъ всегда питалъ какое-то особое пристрастіе къ этимъ свтиламъ, какъ лучистымъ, такъ и не лучистымъ. Можетъ быть, онъ предчувствовалъ, что его ожидало въ будущемъ. Онъ былъ очень силенъ въ кометографіи. Въ бытность свою на остров Форментер, посл столкновенія кометы съ Землею, онъ главнымъ образомъ сожаллъ о томъ, что это столкновеніе могло, можетъ быть, лишить его слушателей, къ которымъ онъ обратился-бы со слдующимъ трактатомъ:

1) Какъ велико число кометъ въ пространств?

2) Какія кометы періодическія, т. е. такія, которыя являются черезъ извстный промежутокъ времени, и какія не періодическія?

3) На сколько правдоподобно предположеніе возможности столкновенія Земли съ какою нибудь кометою?

4) Каковы могутъ быть послдствія столкновенія, смотря по тому иметъ-ли комета твердое ядро или нтъ?

Отвтивъ на эти четыре вопроса, Пальмиренъ Розетъ, конечно, удовлетворилъ-бы самыхъ взыскательныхъ слушателей, что мы и сдлаемъ въ этой глав.

На первый изъ нихъ: ‘Какъ велико число кометъ въ пространств’?— мы скажемъ, что по словамъ Кеплера, ихъ столько же, сколько рыбъ въ вод.

Араго, основываясь на числ звздъ, обращающихся между Меркуріемъ и Солнцемъ полагаетъ, что только въ предлахъ солнечнаго міра до 17 милліоновъ небесныхъ тлъ.

Ламберъ говоритъ, что ихъ до пятисотъ милліоновъ въ предлахъ только Сатурна, т. е. въ радіус трехсотъ шестидесяти четырехъ милліоновъ льё.

По вычисленіямъ другихъ астрономовъ, число кометъ простирается даже до семидесяти четырехъ милліоновъ милліардовъ.

Въ сущности, число этихъ свтилъ неизвстно и никогда не будетъ извстно, но оно очень велико.

Продолжая сравненіе Кеплера, мы скажемъ, что рыбакъ, который сидлъ-бы на поверхности Солнца, всякій разъ, закинувъ удочку въ пространство, непремнно поймалъ-бы какую нибудь комету.

Но это еще не все. По вселенной блуждаетъ много другихъ кометъ, ускользнувшихъ отъ вліянія нашего Солнца.

У нкоторыхъ система кругообращенія такъ неправильна, что он переходятъ отъ одного притягательнаго центра къ другому. Он мняютъ свой солнечный міръ съ удивительною легкостью. На земномъ горизонт появляются иногда новыя, никогда не виданныя кометы, другія же, напротивъ, исчезаютъ съ него навсегда.

Но ограничимся кометами, принадлежащими дйствительно къ нашему солнечному міру. Имютъ-ли он постоянныя орбиты, причемъ конечно невозможно столкновеніе ихъ какъ между собою, такъ и съ Землею?

Мы отвтимъ нтъ. Орбиты ихъ могутъ подчиняться постороннимъ вліяніямъ. Изъ эллиптическихъ он могутъ превратиться въ параболическія или гиперболическія.

Мы приведемъ въ примръ Юпитера. По словамъ астрономовъ, онъ всегда стоитъ поперегъ большаго пути кометъ, и, вслдствіе своей могучей притягательной силы,— подчиняетъ эти слабые астероиды своему вліянію, которое можетъ быть пагубно для нихъ.

Таковъ, въ главныхъ чертахъ, кометный міръ, состоящій изъ милліоновъ этихъ свтилъ.

На второй вопросъ: ‘Какія кометы періодическія и не періодическія’?— мы отвтимъ, что въ лтописяхъ астрономіи упоминается о пяти или шести стахъ кометахъ, которыя подробно изучали въ различныя эпохи.

Но изъ числа ихъ наберется не боле сорока, періоды обращенія которыхъ опредлены съ точностью.

Эти сорокъ кометъ длятся на періодическія и неперіодическія. Первыя появляются на земномъ горизонт посл боле или мене продолжительнаго, почти всегда правильнаго промежутка времени. Вторыя, срокъ появленія которыхъ неизвстенъ, удаляются отъ солнца на дйствительно неизмримое разстояніе.

Изъ числа періодическихъ кометъ есть десять, которыя называютъ ‘кратко-срочными’ и движенія которыхъ вычислено чрезвычайно врно. Таковы кометы Галлея, Энке, Гамбара, Файэ, Брёрзена, Аррета, Туттля, Винске, Вико и Темпеля.

Не мшаетъ коснуться ихъ исторіи, такъ какъ одна изъ нихъ находилась въ отношеніи къ земному шару точно въ такихъ же условіяхъ какъ Галлія.

Раньше всхъ другихъ была извстна комета Галлея.

Полагаютъ, что ее видли въ 134 и 52 году до P. X. Затмъ въ 400, 855, 930, 1006, 1230, 1305, 1380, 1456, 1531, 1607, 1682, 1759 и 1835 годахъ. Она обращается съ востока на западъ, т. е. въ противоположномъ направленіи обращенію планетъ вокругъ солнца. Появляется она чрезъ промежутки времени отъ семидесяти пяти до семидесяти шести лтъ, смотря по тому, какое вліяніе производитъ на ея обращеніе близость Юпитера и Сатурна, которые могутъ задержать ее доле чмъ на шестьсотъ дней. Знаменитый астрономъ Гершель, наблюдавшій эту комету во время появленія ея на мыс Доброй Надежды, въ 1835 году, и, слдовательно, находившійся въ лучшихъ условіяхъ, чмъ наблюдатели въ сверныхъ странахъ, видлъ ее и слдилъ за нею до конца марта 1836 года,— эпохи, когда она стояла невидима, потому что слишкомъ удалилась отъ Земли. Комета Галлея въ своемъ перигеліи проходитъ на разстояніи двадцати двухъ милліоновъ лье отъ солнца, т. е. ближе къ нему, чмъ Венера, что произошло и съ Галліею. Въ своемъ афеліи она удаляется отъ Солнца на тысячу триста милліоновъ лье, т. е. дале орбиты Нептуна.

Комета Энке совершаетъ свое обращеніе въ самый краткій періодъ времени, такъ какъ онъ состоитъ изъ тысячи двухсотъ пяти дней, т. е. меньше трехъ съ половиною лтъ. Она движется въ правильномъ направленіи, т. е. съ запада на востокъ. Ее открыли 26 ноября 1818 года, и когда вычислили ея элементы, оказалось, что это та самая комета, которая была видна въ 1805 году.

Сообразно предсказаніямъ астрономовъ, она появлялась въ 1822, 1825, 1829, 1832, 1835, 1838, 1842, 1845, 1848, 1852 годахъ и пр., словомъ — постоянно показывается на земномъ горизонт въ опредленныя эпохи. Ея орбита заключается въ орбит Юпитера. Слдовательно она удаляется отъ Солнца на сто пятьдесятъ милліоновъ льё, а приближается къ нему на тридцать милліоновъ лье, т. е. ближе чмъ Меркурій. Относительно этой кометы сдлали важное наблюденіе: замтили, что большой діаметръ ея эллиптической орбиты постепенно уменьшается и что, слдовательно, среднее разстояніе между нею и Солнцемъ становится все меньше. Посл того, очень возможно, что комета Энке когда нибудь упадетъ на Солнце, которое поглотить ее, если только она не улетучится отъ дйствія его жара.

Комету Гамбара или Біэля видли въ 1772, 1789, 1795 и 1805 г., но только 28 февраля 1826 года вычислили ея элементы. Движеніе ея правильно. Она совершаетъ свое обращеніе въ теченіе двухъ тысячъ четырехъ сотъ десяти дней, т. е. въ теченіе безъ малаго семи лтъ, и проходитъ въ перигеліи на разстояніи тридцати двухъ милліоновъ семисотъ десяти тысячъ лье отъ Солнца, т. е. не много ближе Земли, въ афеліи же — на разстояніи двухсотъ тридцати пяти милліоновъ трехсотъ семидесяти тысячъ лье, т. е. дале орбиты Юпитера. Въ 1846 году, появленіе этой кометы сопровождалось любопытнымъ феноменомъ. Она появилась на земномъ горизонт въ двухъ отдльныхъ частяхъ. Вроятно, она раздлилась на пути отъ дйствія внутренней силы. Оба обломка сначала обращались вмст на разстояніи шестидесяти тысячъ лье одинъ отъ другаго, но въ 1852 году разстояніе между ними увеличилось до пятисотъ тысячъ лье.

Комету Файэ замтили въ первый разъ 22 ноября 1843 года. Она совершаетъ свое обращеніе въ правильномъ направленіи. Вычислили элементы ея орбиты и предсказали, что она опять появится въ 1850 и 1851 годахъ, т. е. посл семи съ половиною лтъ или двухъ тысячъ семисотъ восьмнадцати дней. Предсказаніе оправдалось. Она дйствительно появилась въ означенную эпоху и въ послдующія, при чемъ прошла въ шестидесяти четырехъ милліонахъ ста пятидесяти тысячахъ лье отъ Солнца, т. е. дале Марса, а удалялась отъ Солнца до двухъ сотъ двадцати шести милліоновъ пятисотъ шестидесяти тысячъ лье, т. е. дале Юпитера.

Комету Брёзена открыли 26 февраля 1846 года. Обращеніе ея правильно. Она совершаетъ его въ пять съ половиною лтъ, или въ дв тысячи сорокъ два дня. Въ перегиліи она проходитъ въ двадцати четырехъ милліонахъ шестистахъ четырнадцати тысячахъ лье разстоянія отъ Солнца, а въ афеліи — въ двухстахъ шестнадцати милліонахъ лье.

Что же касается до краткосрочныхъ кометъ, то комета Арре обращается вокругъ солнца въ теченіе шести съ половиною съ небольшимъ лтъ, и въ 1862 году прошла на разстояніи только одиннадцати милліоновъ лье отъ Юпитера.

Комета Туттеля обращается вокругъ Солнца въ теченіе тринадцати лтъ и двухъ третей года, комета Винеке — въ пять съ половиною лтъ. Темпеля — почти въ такой же срокъ, комета же Вико, кажется, заблудилась въ небесномъ пространств. Но эти послднія кометы наблюдали не такъ подробно, какъ пять первыхъ.

Намъ остается теперь перечислить главныя кометы, обращающіяся ‘въ продолжительные періоды времени’, изъ нихъ сорокъ извстны боле или мене подробно.

Комета 1556 года, названную ‘кометою Карла V’ ожидали опять въ 1860 году, но она не появилась.

Комета въ 1680 года, изученная Ньютономъ и которая, по мннію Уистона, произвела-бы потопъ, такъ какъ слишкомъ приблизилась бы къ Земл, была видна въ 619 и 43 годахъ до P. X., потомъ въ 531 и въ 1106 годахъ. Обращеніе ея должно совершаться въ теченіе шестисотъ семидесяти пяти лтъ. Въ перигеліи, она проходить такъ близко отъ Солнца, что заимствуетъ отъ него въ двадцать тысячъ разъ боле теплоты чмъ Земля, т. е. жаръ на ней въ дв тысячи разъ сильне того, при которомъ плавится желзо.

Комета 1586 года похожа своимъ блескомъ на звзду первой величины.

Комета 1744 года влачила за собою нсколько хвостовъ, какъ какой нибудь паша, вращающійся вокругъ турецкаго султана.

Комета 1811 года, заимствовавшая названіе отъ года своего появленія, имла кольцо въ сто семьдесятъ одно лье въ діаметр, туманную оболочку на пространств четырехсотъ пятидесяти тысячъ лье и хвостъ въ сорокъ пять-милліоновъ лье.

Комету 1843 года наблюдалъ Кассини. Полагали, что она та самая, которую видли въ 1668, 1494 и 1317 годахъ, но астрономы чрезвычайно расходятся во мнніяхъ относительно срока ея обращенія. Она проходитъ только въ двнадцати тысячаго лье отъ Солнца, съ быстротою пятнадцати тысячъ лье въ секунду. Жаръ на ней тогда равняется тому, какой заимствовала-бы Земля отъ сорока семи тысячъ солнцъ.

Хвостъ ея виднъ даже среди дня: до такой степени эта страшная температура усиливаетъ ея плотность.

Комета Доняти, такъ великолпно сіяющая посреди сверныхъ созвздій, состоитъ изъ массы, равняющейся семисотой части Земли.

Комета 1862 года, съ блестящимъ плюмажемъ, похожа на какую-то фантастическую раковину.

Наконецъ, комета 1864 года, совершающая свое обращеніе не мене какъ въ теченіе двухъ тысячъ восьмисотъ столтій, отправилась блуждать надолго по безконечному пространству.

Что же касается до третьяго вопроса: ‘возможно-ли столкновеніе Земли съ какою нибудь кометою’?— мы скажемъ слдующее:

Если начертить на бумаг планетныя и кометныя орбиты, то он будутъ перекрещиваться въ различныхъ пунктахъ. Но въ пространств орбиты эти не перекрещиваются, такъ какъ содержащіяся въ нихъ плоскости наклонны подъ различными углами въ отношеніи къ эклиптик, составляющей плоскость земной орбиты. Но, скажетъ читатель, число кометъ такъ велико, что, не смотря на эту ‘предосторожность’ Творца вселенной, пожалуй, какая нибудь изъ нихъ, все-таки можетъ столкнуться съ Землею?

На этотъ вопросъ мы отвтимъ слдующее:

Земля, какъ извстно, никогда не выходитъ изъ плоскости эклиптики, и описываемая ею орбита заключается вся въ этой плоскости. Чтобы земля столкнулась съ кометою, надо:

1) Чтобы комета встртилась съ нею въ плоскости эклиптики.

2) Чтобы комета проходила въ данный моментъ именно черезъ тотъ самый пунктъ, какъ и Земля.

3) Чтобы разстояніе между центрами обоихъ свтилъ было меньше ихъ радіусовъ.

Могутъ-ли вс эти условія соединиться за-разъ и, слдовательно, произвести столкновеніе?

Когда спросили объ этомъ Араго, онъ отвчалъ,

— Вычисленіе вроятностей дастъ возможность опредлить шансы подобной встрчи и доказываетъ, что, при появленіи какой нибудь неизвстной кометы, можно поручиться двсти восемьдесятъ милліоновъ разъ противъ одного, что не произойдетъ столкновенія.

Лапласъ не отвергалъ возможности столкновенія и описалъ послдствія его въ сочиненіи: Изложеніе мировой системы.

Отъ личнаго характера каждаго зависитъ боле или меае полагаться на шансы, вычисленные Араго.

Слдуетъ впрочемъ замтить, что вычисленія знаменитаго астронома основываются на двухъ началахъ, которыя могутъ быть разнообразны до безконечности. Онъ говоритъ: 1) что комета въ своемъ перегиліи должна находиться ближе къ солнцу, чмъ къ земл, 2) что діаметръ ея долженъ равняться четверти земнаго діаметра.

Кром того, вычисленія эти относятся только къ встрч кометнаго ядра съ Земнымъ Шаромъ. Чтобы вычислить шансы столкновенія съ туманною оболочкою кометы, пришлось-бы умножить ихъ въ десятеро, т. е. предположить двсти восемьдесять одинъ милліонъ противъ десяти или двадцать восемь милліоновъ сто тысячъ противъ одного.

Относительно первой проблэмы, Араго говоритъ еще слдующее:

‘Предположимъ на минуту, что комета можетъ дйствительно столкнуться съ Землею и уничтожить весь человческій родъ. Новъ такомъ случа опасность смерти для каждаго человка, вслдствіе столкновенія Земли съ неизвстною кометою, совершенно равняется той, какъ еслибы изъ урны, гд находятся двсти милліоновъ восемьдесятъ одинъ черный шаръ и одинъ только блый, онъ непремнно вынулъ бы этотъ блый шаръ.

Изъ всего этого слдуетъ, что столкновеніе Земли съ кометою совершенно невозможно.

Былъ-ли когда прежде такой случай? Астрономы отвчаютъ на этотъ вопросъ отрицательно. Араго говоритъ: ‘Такъ такъ Земля вращается на неизмнной оси, можно съ увренностью заключить, что она никогда не сталкивалась съ кометою. Еслибы это когда либо случилось, то главная ось смнилась-бы мгновенно и въ такомъ случа постоянно измнялись-бы земныя широты, чего, какъ извстно, до сихъ поръ не бывало. Постоянство земныхъ широтъ доказываетъ, что Земной Шаръ съ самаго начала мірозданія никогда не сталкивался ни съ какою кометою…. Нельзя также приписывать, какъ нкоторые ученые, столкновенію съ кометою пониженіе Каспійскаго моря на сто метровъ ниже уровня океана. И такъ, можно сказать съ увренностью, что Земля никогда не сталкивалась съ кометою,— но можно-ли поручиться, что никогда не столкнется?

Въ отвтъ на этотъ вопросъ слдуетъ упомянуть о томъ, что было, когда появилась комета Гамбара.

Появленіе ея въ 1832 году привело всхъ въ ужасъ. По странному космографическому совпаденію, орбита этой кометы почти перерзываетъ орбиту Земли. 29 октября комета должна была пройти, раньше полуночи, очень близко къ одному изъ пунктовъ земной орбиты.

Всхъ сильно страшилъ вопросъ: будетъ-ли Земля находиться въ тотъ моментъ въ этомъ же самомъ пункт?

Если-бы это случилось, то непремнно произошло-бы столкновеніе, такъ какъ, по наблюденіямъ Ольбера, длина радіуса кометы равняется земному радіусу и, слдовательно, часть земной орбиты была-бы поглощена туманною оболочкою кометы.

Къ счастью, Земля дошла до этого пункта эклиптики мсяцемъ позже, 30 ноября, и такъ какъ она обращается съ быстротою шести сотъ семидесяти четырехъ тысячъ лье въ день, то, въ моментъ ея прохожденія въ этомъ пункт, комета находилась уже боле чмъ въ двадцати милліонахъ лье разстоянія отъ нея.

Но еслбы земля пришли къ этому пункту своей орбиты мсяцемъ ране или комета мсяцемъ позже,— столкновеніе произошло бы.

Конечно, нельзя допустить, чтобы вслдствіе какого нибудь разстройства измнился ходъ земнаго сфероида, но комета легко могла запоздать, такъ какъ эти свтила подвержаны на своемъ пути разнымъ неблагопріятнымъ вліяніямъ.

Изъ этого слдуетъ, что столкновеніе возможно, несмотря на то, что его никогда не бывало.

Эта самая комета Гамбара, въ 1805 году, прошла въ десять разъ ближе къ Земл а именно — въ двухъ милліонахъ лье отъ нее. Но тогда не знали объ этомъ, а потому и не боялись.

При появленіи этой кометы въ 1843 году, опасались, что она охватитъ своимъ хвостомъ Земной Шаръ, что могло бы испортить его атмосферу.

На четвертый вопросъ: Если столкновеніе Земли съ кометою возможно, то каковы могутъ быть его послдствія?— мы отвтимъ слдующее:

Оки могутъ бытъ различны, смотря по тому, будетъ ли у кометы ядро, такъ какъ нкоторыя изъ этихъ сятилъ имютъ ядро, какъ иные плоды, другія же — не имютъ.

Неимющая ядра комета состоитъ изъ такихъ тонкихъ облаковъ, что сквозь ихъ массу видны звзды десятой величины.

Отъ этого происходитъ, что кометы часто мняютъ свои формы, такъ что ихъ трудно узнать. Облака эти испаряетъ сама комета отъ дйствія солнечной теплоты. Это доказывается тмъ, что только тогда, когда она находится въ тридцати милліонахъ лье отъ Солнца, т. е. на меньшемъ разстояніи чмъ Земля, у нее начинаетъ образоваться хвостъ.

При томъ же, часто кометы, состоящія изъ вещества, боле плотнаго и боле сопротивляющагося дйствію высокой температуры, вовсе не имютъ хвоста.

Въ случа, если бы Земной Шаръ встртился съ кометою, не имющею ядра, не произошло-бы, собственно говоря, столкновенія. Астрономъ Файэ говоритъ, что паутина можетъ представить боле сопротивленія ружейной пулъ, чмъ туманная оболочка кометы. Если вещество, изъ котораго состоитъ хвостъ кометы, т. е. лучи ея не содержитъ ничего вреднаго, то не предстоитъ никакой опасности. Но вотъ что можетъ быть опасно: если пары, изъ которыхъ состоитъ хвостъ кометы, раскалены до-бла, такъ какъ въ такомъ случа она бы все сожгла на поверхности Земнаго Шара, также, если онъ состоитъ изъ газообразныхъ элементовъ, умерщвляющихъ все живущее. Впрочемъ трудно предположить, чтобы могла реализироваться послдняя случайность. По мннію Бабине, земная атмосфера, несмотря на всю ея тонкость въ высшихъ предлахъ, все-таки несравненно плотне туманной оболочки кометы, такъ что представила-бы ей сопротивленіе.

Ньютонъ говоритъ, что облака кометы, изъ которыхъ состоитъ ея туманная оболочка, въ такой степени тонки, что еслибы комета безъ ядра, имющая триста шестьдесятъ пять милліоновъ лье въ радіус, дошла-бы до состоянія плотности земной атмосферы, то умстилась-бы вся въ наперстк, имющемъ двадцать пять милиметровъ въ діаметр.

Слдовательно, столкновеніе Земли съ кометою, не имющею ядра, не можетъ быть опасно. Но что могло-бы случиться, еслибы Земля встртилась съ кометою, имющею ядро? И есть-ли дйствительно кометы, имющія ядро? На это мы отвтимъ, что въ комет должно образоваться ядро, какъ скоро она достигнетъ такой степени сгущенія, что должна превратиться изъ газообразнаго состоянія въ твердое тло. Если комета, находящаяся въ такомъ состояніи, проходитъ между звздою и наблюдателемъ, стоящимъ на Земл, она затмваетъ звзду.

За четыреста восемьдесятъ лтъ до P. X., во времена Ксеркса, по свидтельству Анаксагора, комета затмила Солнце, за нсколько дней до смерти Августа, Діонъ замтилъ подобное же затмніе, оно не могло произойти вслдствіе прохожденія Луны мимо Солнца, такъ какъ Луна въ этотъ день была на противоположномъ пункт. Впрочемъ, кометографы отвергаютъ оба эти показанія и не безъ основанія.

Но два новйшія наблюденія положительно доказали, что есть кометы съ ядромъ. Кометы 1774 и 1828 годовъ затмили звзды восьмой величины. Также принято мнніе, что кометы 1402, 1532 и 1744 годовъ имли твердое ядро. Чтоже касается до кометы 1843 года, то фактъ этотъ тмъ несомннне, что ее видно было въ полдень невооруженнымъ глазомъ.

Не только извстно, что есть кометы, имющія твердое ядро, но даже у нкоторыхъ его измрили. Такъ извстно, что комета 1798 года иметъ одиннадцать миліоновъ лье въ діаметр, комета 1805 года (Гамбара) — двнадцать. Слдовательно, ядро послдней больше Земнаго Шара, такъ что, въ случа встрчи, преимущество можетъ остаться на сторон кометы.

Чтоже касается до туманной оболочки кометы, то нашли, что она занимаетъ пространство отъ семи тысячъ двухъ сотъ до четырехъ сотъ пятидесяти тысячъ лье.

Взаключеніе, повторимъ вмст съ Араго, что существуютъ или могутъ существовать:

1) Кометы, не имющія ядра.

2) Кометы, ядро которыхъ прозрачно.

3) Кометы, боле блестящія, чмъ планеты, имющія твердое непрозрачное ядро.

Затмъ, прежде чмъ говорить о послдствіяхъ столкновенія Земли съ кометою, замтимъ, что еслибы даже и не произошло настоящаго столкновенія, встрча эта все-таки произвела-бы самые важные феномены.

Дйствительно, если-бы комета довольно порядочнаго объема очень приблизилась къ Земл, это было-бы не безопасно для послдней, но еслибы комета была меньше Земли — опасности не было-бы. Такъ комета 1770 года, приблизившаяся къ Земл до шестисотъ тысячъ лье, не измнила ни на одну секунду продолжительности земнаго года, тогда какъ вслдствіе вліянія Земли обращеніе кометы замедлилось двумя днями.

Но въ случа, если-бы оба тла были равнаго объема и еслибы комета проходила не ближе какъ въ разстояніи пятидесяти пяти тысячъ лье отъ Земли, она увеличила-бы продолжительность земнаго года на шестнадцать часовъ и пять минутъ и измнила-бы на два градуса уклоненія эклиптики и можетъ быть также захватила-бы мимоходомъ и Луну.

Наконецъ, послдствія столкновенія могутъ быть слдующія.

Комета можетъ, зацпивъ за Землю, оставить на ней осколокъ самой себя или сорвать частицу Земли — какъ это случилось съ Галліею, или наконецъ можетъ, упавъ на Землю образовать на ней новый материкъ.

Въ обоихъ случаяхъ она должна внезапно уничтожить быстроту поступательнаго движенія Земли, и тогда люди, животныя, деревья должны быть разметаны съ быстротою восьми лье въ секунду. Моря должны выйти изъ естественныхъ бассейновъ, центральныя части Земнаго Шара, находящіяся еще въ жидкомъ состояніи, вслдствіе сотрясенія, должны устремиться наружу. Земная ось должна измниться и новый экваторъ замнить старый. Наконецъ, такъ какъ Земной Шаръ, лишенный быстроты, будетъ не въ состояніи противиться притяженію Солнца, то долженъ упасть на него по прямой линіи и соединиться съ нимъ посл шестидесяти съ половиною дней паденія.

Такъ какъ по теоріи Тиндаля, теплота только видъ движенія, то можно даже предположить, что внезапно прерванная быстрота Земнаго Шара превратилась, механически въ теплоту, и тогда Земля, отъ дйствія температуры въ цлые милліоны градусовъ, могла бы улетучиться въ нсколько секундъ.

Но взаключеніе нашего бглаго обзора повторимъ, что есть двсти восемьдесять одинъ милліонъ шансовъ противъ возможности столкновенія Земли съ кометою.

— Оно такъ, говорилъ впослдствіи Пальмиренъ Розетъ, но мы вынули блый шаръ.

ГЛАВА IV,
въ которой Пальмиренъ Розетъ до такой степени доволенъ своею судьбою, что это заставило всхъ призадуматься.

‘Вы на моей комет’!— таковы, были послднія слова, произнесенныя профессоромъ. Затмъ онъ взглянулъ на своихй слушателей, нахмуривъ брови, какъ будто кто нибудь оспаривалъ его права на Галлію. Можетъ быть также онъ думалъ о томъ, по какому праву эти незнакомцы вторгнулись въ его владнія. Гекторъ Сервадакъ, графъ Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ молчали. Наконецъ, они узнали истину. Читатель помнить, какія они допускали гипотезы: во-первыхъ, измненіе, во-вторыхъ, что отъ земнаго сфероида отдлился осколокъ, умчавшійся въ пространство, а въ третьихъ, что неизвстная комета, задвъ Землю, захватила съ нея кой-какія частицы и увлекла ихъ можетъ быть въ звздное пространство.

Теперь же прошедшее и настоящее было извстно.

Вроятно, ученый чудакъ предвидлъ также будущее, но Гекторъ Сервадакъ и его товарищи не смли спросить его объ этомъ.

Между тмъ Пальмиренъ Розетъ, принявъ на себя важный, профессорскій видъ, ожидалъ, казалось, чтобы ему представили всхъ лицъ, собравшихся въ общей зал.

Чтобы, не раздражать капризнаго профессора, Гекторъ Сервадакъ принялъ на себя роль представителя.

— Графъ Тимашевъ, проговорилъ онъ, представляя графа.

— Добро пожаловать, отвчалъ Пальмиренъ Розетъ снисходительнымъ тономъ хозяина, который знаетъ, что находится у себя.

— Я прибылъ на вашу комету не совсмъ-то по доброй вол, отвчалъ графъ Тимашевъ, но тмъ не мене я долженъ быть благодаренъ вамъ за вашъ гостепріимный пріемъ.

Гекторъ Сервадакъ слегка улыбнулся на этотъ ироническій отвтъ и сказалъ:

— Господинъ Прокофьевъ, лейтенантъ гальйота ‘Добрыни’, на которомъ мы обошли вокругъ свта.

— Вокругъ свта? вскричалъ съ живостью профессоръ.

— Да, вокругъ свта, подтвердилъ капитанъ Серисчдакъ.

— Бенъ-Зуфъ мой ор… заикнулся-было онъ, продолжая представленіе, но Бенъ-Зуфъ не далъ ему договорить.

— Адъютантъ генералъ-губернатора Галліи, проговорилъ онъ, спша заявить о значеніи какъ капитана Сервадака, такъ и о своемъ собственномъ.

Затмъ, капитанъ Сервадакъ представилъ по-очередно русскихъ матросовъ, испанцевъ, юнаго Пабло и маленькую Нину, на которыхъ профессоръ взглянулъ насупясь изъ подъ своихъ громадныхъ очковъ, съ видомъ человка, который не любитъ дтей.

Что же касается до Исаака Гакгабута, то онъ выступилъ впередъ и сказалъ:

— Господинъ астрономъ, позвольте мн сдлать одинъ вопросъ, только одинъ, но который чрезвычайно важенъ для меня…. Когда можемъ мы надятся возвратиться?

— Вотъ выдумалъ!… вскричалъ профессоръ. Что толковать о возвращеніи, когда мы только что отправились въ путь.

Окончивъ представленіе, Гекторъ Сервадакъ, попросилъ Пальмирена Розета разсказать его исторію. Ее можно передать въ нсколькихъ строчкахъ.

Французское правительство, желая проврить измреніе дуги, вычисленной надъ парижскимъ меридіаномъ, назначило для этого ученую коммисію. Пальмирена Розета не пригласили въ число ея членовъ за его неуживчивый характеръ. Взбшенный профессоръ ршился заняться провркою собственно для себя. Полагая, что первыя геодезическія операціи были не врны, онъ задумалъ проврить крайнюю сть, соединявшую островъ Форментеру съ испанскимъ берегомъ трехугольникомъ, одна сторона котораго простиралась на сорокъ лье. Эту же самую работу выполнили прежде него Араго и Біо съ замчательнымъ совершенствомъ

Пальмиренъ Розетъ оставилъ Парижъ и отправился на Балеарскіе острова. Онъ устроилъ свою обсерваторію на самомъ высокомъ пункт острова Форментера, и зажилъ въ ней отшельникомъ со своимъ слугою Жозефомъ.

Между тмъ одинъ изъ его прежнихъ препараторовъ, приглашенный имъ въ сотрудники, устроилъ на одной изъ вершинъ испанскаго берега фонарь, который можно было видть въ телескопъ съ острова Форментеры. Нсколько книгъ, научные инструменты и запасъ състныхъ припасовъ на два мсяца составляли все имущество Пальмирена Розетъ, не считая зрительной трубы, съ которою онъ никогда не разставался, такъ что казалось она составляла часть его существа. Бывшій профессоръ лицея Карла Великаго очень любилъ обозрвать небо въ надежд сдлать какое нибудь открытіе, которое обезсмертило-бы его имя. Страсть эта была его конькомъ.

Трудъ Пальмирена Розета требовалъ прежде всего чрезвычайнаго терпнія. Чтобы опредлить вершину треугольника, онъ долженъ былъ каждую ночь наблюдать за фонаремъ, который препараторъ его зажигалъ на испанскомъ берегу. Онъ не забылъ, что Араго и Біо достигли своей цли только по прошествіи шестидесяти одного дня. Къ несчастію его, наблюденіямъ постоянно мшалъ необыкновенно густой туманъ, носившійся не только надъ этою частію Европы, но и надо всмъ Земнымъ Шаромъ.

Часто впрочемъ, именно на Балеарскихъ островахъ, туманную пелену прорзывалъ просвтъ, и Пальмиренъ Розетъ наблюдалъ за фонаремъ очень усердно, что впрочемъ не мшало ему осматривать и небосклонъ, такъ какъ онъ поврялъ карту той части неба, гд находится созвздіе Близнецевъ.

Видимое простымъ глазомъ, это созвздіе представляетъ не боле шести звздъ, но съ помощью телескопа, имющаго двадцать семь сантиметровъ въ отверстіи, ихъ видно боле шести тысячъ. У Пальмирена Розета не было такого сильнаго телескопа, и, за неимніемъ лучшаго онъ, довольствовался зрительною трубою.

Однажды, устремивъ взглядъ въ небесную глубину, гд выдлялось созвздіе Близнецевъ, онъ вдругъ увидлъ какую-то блестящую точку, не означенную ни на одной карт. Вроятно, это была звзда, не находящаяся въ каталог. Но, наблюдая ее нсколько ночей, профессоръ замтилъ, что она очень быстро мняетъ свое положеніе въ отношеніи неподвижныхъ звздъ. Неужели богъ астрономіи послалъ Пальмирену Розету какую нибудь новую планету, и онъ сдлаетъ открытіе?

Онъ сталъ наблюдать внимательне — и быстрота движенія звзды доказала ему, что то была комета.

Вскор стала видна сначала туманная оболочка, а потомъ и хвостъ кометы, когда она приблизилась къ Солнцу на разстояніе тридцати милліоновъ лье.

Надо сознаться, что съ этой минуты трехугольникъ былъ совершенно забытъ. Напрасно, препараторъ Пальмирена Розета каждую ночь добросовстно зажигалъ фонарь на испанскомъ берегу. Профессоръ не смотрлъ больше въ этомъ направленіи. Единственнымъ предметомъ наблюденіи его стало новое свтило, которое онъ хотлъ изучать и дать ему названіе. Онъ жилъ исключительно въ уголк неба, который окруженъ созвздіемъ Близнецевъ.

Когда хотятъ вычислить элементы какой нибудь кометы, обыкновенно предполагаютъ, что орбита ея параболическая. Это лучшій способъ вычисленія: вообще комета становится видна, при ближаясь въ своему перигелію, т. е. на самомъ краткомъ разстояніи отъ Солнца, которое занимаетъ одинъ изъ фокусовъ ея орбиты. А такъ какъ элипсъ и парабола имютъ одинъ общій фокусъ, то въ этой части орбиты, описываемой кометою, разница между элипсомъ и параболою не замтна, потому что парабола ничто иное, какъ элипсъ съ безконечно удлиненною осью.

Слдовательно, Пальмиренъ Розетъ былъ правъ, основавъ свои вычисленія на параболической орбит.

Для того, чтобы опредлить кругъ, необходимо знать три пункта его окружности, точно также, для того — чтобы опредлить элементы кометы, необходимо знать ея три различныя положенія: только тогда можно знать путь, предстоящій ей въ пространств, и опредлить то, что называютъ ‘ея эфемеридами’.

Но Пальмиренъ Розетъ не удовольствовался тремя положеніями. Пользуясь необыкновенно счастливымъ случаемъ, когда туманъ подъ самымъ зенитомъ разсивался, онъ наблюдалъ не только до двадцати, но даже до тридцати положеніи въ восхожденіи и уклоненіи, и получилъ такимъ образомъ чрезвычайно точные пять элементовъ кометы, которая подвигалась съ ужасающею быстротою.

Онъ опредлилъ:

1) Наклонность кометной орбиты къ элиптик, т. е. къ плоскости, содержащей линію переноснаго движенія Земли вокругъ Солца. Обыкновенно, плоскость эта образуетъ довольно значительный уголъ, что, какъ извстно уже, уменьшаетъ шансы столкновенія. Но въ настоящемъ случа об плоскости совпадали.

2) Положеніе восходящаго узла кометы, т. е. градусъ и долготы на эклиптик или говоря иначе, пунктъ, на которомъ комета перерзывала земную орбиту. Когда эта два первые элементы были получены, положеніе плоскости кометной орбиты въ пространств было опредлено.

3) Направленіе главной оси орбиты. Пальмиренъ Розетъ вычислилъ градусъ долготы перигелія кометы и получилъ такимъ образомъ положеніе параболической дуги въ опредленной уже плоскости.

4) Разстояніе перигелія кометы, т. е. то, которе должно быть между нею и солнцемъ, когда она будетъ въ самомъ ближайшемъ къ нему пункт, это вычисленіе доставило дйствительно форму параболической орбиты, такъ какъ фокусомъ ея необходимо было Солнце.

И наконецъ, 5) направленіе движенія кометы. Оно было возвратное въ отношеніи къ другимъ планетамъ, т. е. комета обращалась съ востока {Изъ 252 кометъ, насчитываютъ 123 имющихъ правильное движеніе и 129 возвратное.} на западъ.

Зная пять элементовъ, Пальмиренъ Розетъ высчиталъ число, въ которое комета будетъ въ своемъ перигеліи.

Затмъ, удостоврявъ, къ величайшей своей радости, что комета была неизвстная, назвалъ ее Галліею, хотя его сильно искушало желаніе назвать ее Пальмирою или Розетою, и наконецъ принялся составлять свой отчетъ.

Профессоръ не только зналъ, что возможно столкновеніе между Землею и Галліею, но вполн былъ увренъ, что оно неизбжно.

Онъ не только не сокрушался объ этомъ, но, напротивъ, былъ очень радъ этому обстоятельству, какъ ученый, живущій только для науки. Онъ съ восторгомъ ожидалъ, что, въ ночь съ 31 декабря на 1 января, Земля столкнется съ кометою и что столкновеніе будетъ тмъ ужасне, что оба свтила шли на встрчу одно къ другому.

Другой на его мст испугался бы и ухалъ съ острова Форментеры, но профессоръ остался на своемъ посту и не сказалъ никому ни слова о своемъ открытіи.

Онъ зналъ изъ газетъ, что на обоихъ континентахъ не длали никакихъ астрономическихъ наблюденій по случаю густыхъ тумановъ. Слдовательно, комету не замтили ни на одной обсерваторіи, и Пальмиренъ Розетъ имлъ полное основаніе думать, что онъ первый открылъ ее.

Оно такъ и было дйствительно, и это невдніе спасло жителей Земли отъ паники, которая овладла бы ими, еслибы они знали о грозящей опасности.

Профессоръ тмъ охотне остался на Балеарскихъ островахъ, что по его вычисленіямъ, комета должна была столкнуться съ Земнымъ Шіаромъ въ той части, гд находится Южная Алжирія, и такъ какъ комета имла ядро, то столкновеніе было бы очень любопытно.

Оно и произошло со всми извстными намъ послдствіями. Когда Пальмиренъ Розетъ пришелъ въ себя посл довольно продолжительнаго обморока, онъ очутился на небольшомъ островк, одинъ безъ своего слуги, съ которымъ разлучилъ его этотъ феноменъ. Островокъ этотъ представлялъ все, что уцлло отъ Балеарскаго архипелага.

Профессоръ разсказалъ эту исторію, прерывая ее восклицаніями и часто хмуря брови, несмотря на величайшее вниманіе слушателей. Онъ заключилъ разсказъ свой такъ:

— Произошли важныя перемны, а именно: перемщеніе странъ свта и уменьшеніе силы тяготнія. Но я не думалъ, господа, какъ вы, что нахожусь на земномъ сфероид! Нтъ! Земля продолжаетъ вращаться въ пространств со своею Луною, не покидавшею ее ни на минуту, она идетъ своимъ нормальнымъ путемъ, который ни на волосъ не измнился вслдствіе столкновенія. Впрочемъ, комета только слегка, такъ сказать, скользнула по Земл и сорвала съ нее т незначительныя частицы, которыя вамъ встртились, слдовательно, все произошло какъ нельзя лучше и намъ не на что жаловаться. Съ нами могло бы и не то случиться. Комета могла, бы раздлить насъ въ своемъ столкновеніи или соединилась бы съ Землею, и въ обоихъ этихъ случаяхъ мы не имли бы удсвольстіія путешествовать въ солнечномъ мір.

Пальмиренъ Розетъ говорилъ все это съ такимъ довольнымъ видомъ, что невозможно было противорчить.

Только одинъ неосторожный Бенъ-Зуфъ ршился высказать предположеніе, что если бы комета вмсто Алжиріи наткнулась на Монмартрскую гору, то гора эта безъ сомннія устояла бы, а въ такомъ случа…

— Монмартрскій холмъ! вскричалъ Пальмиренъ Розетъ, да комета истерла бы въ пыль этотъ пригорокъ!

— Пригорокъ! вскричалъ въ свою очередь Бенъ-Зуфъ, задтый за живое. Да этотъ пригорокъ подцпилъ бы на лету вашу дрянную комету и Вздернулъ бы на свою вершину какъ простой кепи.

Чтобы не дать распространиться этому пренію, Гекторъ Сервадакъ круто прервалъ его, приказавъ Бенъ-Зуфу замолчать, и объяснилъ профессору, какое странное понятіе имлъ его ординарецъ о Монмартрскомъ холм.

Споръ тмъ и кончился, но Бенъ-Зуфъ никогда не могъ простить Пальмирену Розетъ, что тотъ отозвался такъ презрительно о мст его родины.

Такъ какъ Пальмиренъ-Розетъ продолжалъ свои наблюденія и посл столкновенія, то, конечно, зналъ какая будущность ожидала комету, и лейтенантъ Прокофьевъ, со всми предосторожностями, какихъ требовалъ раздражительный характеръ профессора, предложилъ ему два важные вопроса: какимъ путемъ шла Галлія въ пространств и въ какой періодъ времени должна она совершить свое обращеніе вокругъ солнца.

— Я опредлилъ путь моей кометы прежде столкновенія, отвчалъ Пальмиренъ Розетъ, но я долженъ былъ начать снова свои вычисленія.

— Почему же, господинъ профессоръ? спросилъ лейтенантъ Прокофьевъ, котораго удивилъ этотъ отвтъ.

— Потому что столкновеніе, не измнившее земной орбиты, сильно повліяло на орбиту Галліи.

— Оно измнило ее?

— Да, я могу утверждать это, отвчалъ Пальмиренъ Розетъ, потому что наблюденія, которыя я сдлалъ посл столкновенія, чрезвычайно точны.

— И вы получили элементы новой орбиты? спросилъ лейтенантъ Прокофьевъ.

— Получилъ, отвчалъ, не задумавшись, Пальмиренъ Розетъ.

— Но въ такомъ случа вы знаете…

— Я знаю, милостивый государь, возразилъ профессоръ, что Галлія задла Землю, проходя своимъ восходящимъ узломъ, въ два часа сорокъ семь минутъ тридцать пять секундъ шесть десятыхъ утра, 1 января, что 10 января она перерзала орбиту Венеры, что 15 января прошла въ перигеліи, опять перерзала орбиту Венеры, прошла свои нисходящій узелъ, 1 февраля перескла орбиту Марса, 13 февраля вошла въ область телескопныхъ планетъ, 10 марта взяла въ спутники Нерину…

— Все это намъ извстно, дорогой профессоръ, такъ какъ мы имли счастье найти ваши записки, перервалъ Гекторъ Сервадакъ: только на нихъ не было ни подписи, ни означенія мста, откуда он были отправлены.

— А разв можно было предположить, что ихъ писалъ кто нибудь другой! вскричалъ съ гордостью Пальмиренъ Розетъ: я бросалъ ихъ въ море сотнями.

— Конечно, нельзя было предположить иначе, сказалъ графъ Тимашевъ очень серьезно.

Между тмъ, Пальмиренъ Розетъ не сказалъ ничего о будущности Галліи и, казалось, избгалъ прямаго отвта на вопросъ. Лейтенантъ Прокофьевъ хотлъ было еще разъ предложить его, но Гекторъ Сервадакъ, полагавшій, что лучше не настаивать, сказалъ профессору:

— Не объясните ли вы намъ, дорогой профессоръ, какимъ чудомъ мы еще остались живы при такомъ страшномъ столкновеніи?

— Это очень понятно, отвчалъ профессоръ.

— И вы полагаете, что комета не нанесла Земл никакого поврежденія, кром того, что оторвала отъ нея нсколько квадратныхъ лье и между прочимъ не измнила внезапно ея оси?

— Полагаю, капитанъ Сервадакъ, отвчалъ Пальмиренъ Розетъ,и вотъ почему: Земля обращалась тогда съ быстротою двадцати восьми тысячъ восьмисотъ лье въ часъ, а комета съ быстротою пятидесяти семи тысячъ лье въ часъ. Она наскочила на Землю какъ желзнодорожный поздъ, длающій по восьмидесяти шести тысячъ лье въ часъ. Вы можете судить, господа, каковъ былъ ударъ. Комета, ядро которой состоитъ изъ чрезвычайно твердой субстанціи, сдлала тоже, что длаетъ пуля, которою выстрлили бы вблизи чрезъ оконное стекло, т. е. она пролетла бы чрезъ него, ничего не разбивъ.

— Въ самомъ дл, сказалъ Гекторъ Сервадакъ, это могло такъ быть…

— Должно было такъ быть… перебилъ его профессоръ утвердительно,— и тмъ боле, что комета только слегка и очень косвенно скользнула по Земл. Но если бы Галлія упала нормально на Землю то глубоко проникнула бы въ нее и произвела бы страшныя бдствія. Она даже раздавила бы Монмартрскій холмъ, если бы онъ встртился ей на пути.

— Милостивый государь! вскричалъ Бенъ-Зуфъ при этомъ при этомъ нападеніи, на этотъ разъ ничмъ не вызваннымъ съ его стороны.

— Молчи, Бенъ-Зуфъ, сказалъ капитанъ Сервадакъ. Въ это время Исаакъ Гакгабутъ, убдясь можетъ быть въ справедливости фактовъ, подошелъ къ Пальмирену Розетъ и сказалъ сильно встревоженнымъ тономъ:

— Господинъ профессоръ, возвратимся ли мы на Землю, и если возвратимся то когда?

— А вы очень торопитесь? спросилъ Пальмиренъ Розетъ.

— То что Исаакъ спрашиваетъ у васъ, профессоръ, я желалъ бы формулировать боле научнымъ образомъ, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ.

— Я слушаю, отвчалъ Пальмиренъ Розетъ.

— Вы сказали, что прежняя орбита Галліи измнилась?

— Это врно.

— Неужели новая орбита кометы иперболическая? Въ такомъ случа комета умчится на неизмримое разстояніе въ звздное пространство, и намъ ни останется никакой надежды на возвращеніе.

— Нтъ, отвчалъ Пальмиренъ Розетъ.

— Такъ, значитъ, она описываетъ элиптическую орбиту?

— Элиптическую, подтвердилъ профессоръ.

— И плоскость ея по прежнему совпадаетъ съ плоскостью земной орбиты?

— Непремнно.

— Слдовательно, Галлія періодическая комета?

— Да и періодъ ея не продолжительный, такъ какъ она совершитъ свое обращеніе вокругъ Солнца ровно въ два года, принимая тутъ же въ разсчетъ вс уклоненія отъ прямаго пути, которымъ она подвергнется, вслдствіе вліянія Юпитера, Сатурна и Марса.

— Въ такомъ случа, вскричалъ лейтенантъ Прокофьевъ, ей предстоитъ много шансовъ встртиться чрезъ два года съ Землею на томъ же самомъ пункт?

— Да, этого дйствительно должно опасаться, отвчалъ Пальмиренъ Розетъ.

— Опасаться! вскричалъ капитанъ Сервадакъ.

— Да, господа, опасаться! повторилъ Пальмиренъ Розетъ, топнувъ. Право, намъ хорошо здсь, гд мы находимся, и если бы это зависло отъ меня, Галлія никогда не возвратилась бы къ Земл!

ГЛАВА V,
въ которой ученику Гектору Сервадаку достался порядочный нагоняй отъ профессора Пальмирена Розетъ.

Такимъ образомъ все стало ясно теперь для нашихъ изобртателей гипотезъ. Они находились на комет, тяготющей въ солнечномъ мір. Предметъ, удалявшійся посл столкновенія за густые слои облаковъ, который видлъ Гекторъ Сервадакъ, былъ земной шаръ. Столкновеніе произвело значительный и единственный приливъ, такъ сильно повліявшій на Галлійское море.

Комета должна была возвратиться къ земл, — по крайней мр такъ уврялъ профессоръ. Но были ли его вычисленія на столько точны, чтобы можно было положиться на нихъ? Понятно, что жители Галліи не были уврены въ этомъ.

Въ слдующіе дни занялись устройствомъ помщенія для профессора. Къ счастію, онъ былъ неприхотливъ въ отношеніи житейскихъ удобствъ. Онъ постоянно виталъ въ небесахъ, посреди звздъ, наблюдая блуждающія свтила и, за исключеніемъ своего кофе, мало обращалъ вниманія на все остальное. Онъ, казалось, не замтилъ даже какъ остроумно устроились поселенцы въ Уль-Нины.

Капитанъ Сервадакъ хотлъ-было предложить лучшую комнату своему бывшему профессору, но тотъ наотрзъ отказался отъ нея, такъ какъ не хотлъ жить вмст со всми. Ему былъ нуженъ какой нибудь уединенный уголокъ, гд-бы онъ могъ устроить родъ обсерваторіи, и спокойно заниматься своими астрономическими наблюденіями.

Гекторъ Сервадакъ и капитанъ Прокофьевъ принялись отыскивать такой уголокъ, и имъ посчастливилось: они открыли въ одномъ изъ склоновъ волканической горы, на высот около ста футовъ надъ центральнымъ гротомъ, родъ узкаго закоулка, въ которомъ было достаточно пространства для того, чтобы поставить кровать, нсколько стульевъ, кресло, столъ, шкафъ и знаменитую зрительную трубу, которую помстили такъ, что ее можно было удобно поворачивать въ разныя стороны. Струйка лавы, отдлившаяся отъ большаго огненнаго потока, достаточно нагрвала это помщеніе.

Профессоръ поселился здсь и зажилъ по-своему, т. е. лъ въ назначенный часъ то, что ему подавали, мало спалъ, днемъ занимался вычисленіями, а по ночамъ наблюденіями, словомъ какъ можно мене принимая участія въ общей жизни, и вс оставили этого чудака въ поко.

Между тмъ, холодъ очень усилился. Стоградусный термометръ показываетъ только тридцать градусовъ выше нуля. Не было колебаній въ температур, какъ это бываетъ въ измнчивыхъ климатахъ. Термометръ понижался медленно, но постоянно и, это должно было продолжаться до тхъ поръ, пока онъ достигнетъ крайняго предла холодовъ пространства. Температура должна была повыситься только тогда, когда Галлія, слдуя своею элептическою орбитою, повернетъ по направленію къ солнцу. Ртуть въ термометр не колебалась отъ того, что ни малйшее дуновеніе втра не волновало атмосферы Галліи. Колонисты находились въ совершенно исключительныхъ климатическихъ условіяхъ. Ни малйшая частица воздуха не перемщалась. Казалось, что все, что было жидкаго на поверхности кометы, замерзло. Ни на зенит, ни на горизонт не было видно ни бурь, ни проливныхъ дождей, никогда даже не было тхъ густыхъ, сырыхъ или сухихъ тумановъ, которые разстилаются надъ земнымъ сфероидомъ въ полярныхъ областяхъ. Небо было постоянно и невозмутимо ясно. Днемъ оно сіяло солнечными лучами, а по ночамъ отраженіемъ звздъ, хотя и т, и другія были одинаковы холодны.

Надо сказать, что даже на открытомъ воздух эта рзкая температура была довольно сносна. Въ арктическихъ областяхъ зимовщиковъ губятъ не собственно холода, но рзкіе втры, вредные туманы и страшныя мятели, которыя, изсушая легкія, длаютъ ихъ неспособными къ жизненнымъ отправленіямъ. Но въ періоды затишья, когда атмосфера не волнуется, они безнаказано могутъ выносить самый сильный холодъ, на остров Мельвил какъ Парри или дале восемьдесять перваго градуса, какъ Кэнъ, даже еще дале предловъ, достигнутыхъ отважнымъ Галлемъ и изслдователями Поляриса.

При теплой одежд и хорошей пищ, они выносили въ безвтренную погоду даже такую температуру, когда алькоголь въ термометрахъ опускался до шестидесяти градусовъ ниже нуля.

Слдовательно, колонисты Теплой Земли находились въ отличныхъ условіяхъ для того, чтобы выносить холодъ пространства. У нихъ не было недостатка въ мховыхъ одеждахъ, доставленныхъ ‘Добрынею’, а пища была обильная и здоровая. Наконецъ, не смотря на сильное пониженіе температуры, тишина атмосферы дозволяла свободно расхаживать куда вздумается.

Губернаторъ Галліи внимательно наблюдалъ за тмъ, чтобы вс были тепло одты и сыты.

Ежедневно вс должны были заниматься гигіеническими упражненіями. Никто не могъ уклониться отъ предписаннаго образа жизни. Даже Пабло и Нина не составляли исключенія. Они походили на прелестныхъ эскимосовъ, когда, закутанные въ мхъ по самый носъ, катались оба на конькахъ передъ берегомъ Теплой-Земли Пабло былъ всегда очень внимателенъ къ своей маленькой подруг. Онъ помогалъ ей и поддерживалъ ее, когда она слишкомъ уставала.

Но что же длалъ между тмъ Исаакъ Гакгабутъ?

Посл своего довольно нахальнаго представленія Пальмирену Розетъ, онъ возвратился со стыдомъ на свою тартану. Въ его понятіяхъ произошелъ переворотъ. Посл подробнаго объясненія профессора онъ не могъ уже сомнваться и врилъ, что находится на блуждающей комет, несущейся въ пространств, въ милліонахъ лье разстоянія отъ земнаго шара, на которомъ онъ такъ прибыльно обдлывалъ свои длишки.

Можно было предположить, что такое положеніе, выходящее совершенно изъ границъ всякаго человческаго предвднья, должно было сильно повліять на его характеръ и чувства, и измнить его образъ мыслей въ отношеніи его ближнихъ, на которыхъ онъ привыкъ смотрть какъ на боле или мене годный товаръ, изъ котораго могъ извлекать барыши, тмъ боле, что этихъ ближнихъ осталось очень не много вокругъ него, и что Господь сдлалъ ему великую милость, не разлучивъ его съ ними. Но ничуть не бывало. Еслибъ Исаакъ Гакгабутъ измнился, онъ не былъ-бы совершеннйшимъ образцомъ того, чмъ можетъ сдлаться человкъ, который не думаетъ ни о комъ и ни о чемъ, кром самаго себя! Напротивъ, онъ еще боле ожесточился и помышлялъ единственно о томъ, какъ бы извлечь побольше выгодъ изъ своего положенія. Онъ зналъ, что имущество его находится подъ охраною французскаго офицера, и былъ увренъ, что капитанъ Сервадакъ не позволитъ себ въ отношенія его никакаго насилія, но вотъ что онъ придумалъ: какъ ни мало было надежды возвратиться на землю, а все-таки не слдовало выпускать изъ вида возможности возвращенія. Съ другой стороны, хотя въ небольшой колоніи было не мало англійскаго и русскаго серебра и золота, металлъ этотъ пріобрталъ цнность только по возвращеніи на прежнюю землю. Слдовательно, надо было понемножку прибрать къ рукамъ вс наличныя деньги, находившіяся на Галліи. Интересъ Исаака Гакгабута требовалъ, чтобы онъ распродалъ вс свои товары прежде встрчи съ землею, потому что на Галліи они должны были стоить дороже чмъ на земл, въ виду ихъ многочисленности.

Но для боле выгоднаго сбыта, надо было выждать, чтобы, вслдствіе потребностей колоніи, запросъ на товары былъ выше предложенья. Въ такомъ случа барышъ былъ врный. Надлежало выжидать, чтобы выгодне продать.

Вотъ о чемъ раздумывалъ Исаакъ Гакгабутъ, закупорись въ тсной кают на своей ‘Ганз’. Во всякомъ случа вс были довольны, что избавилась отъ его непріятной физіономіи.

Между тмъ Галлія прошла въ теченіе апрля тридцать дезять милліоновъ лье и, по прошествіи этого мсяца, находилась въ ста десяти милліонахъ лье отъ солнца. Профессоръ очень врно начертилъ эллиптическую орбиту кометы съ ея эфемеридами. Двадцать четыре черты, раздлявшія эллипсъ въ неравныхъ разстояніяхъ, изображали двадцать четыре мсяца галлійскаго года. Ont обозначали путь, ежемсячно проходимый кометою. Двадцать первыхъ сегментовъ, отмченныхъ на эллипс, постепенно становились короче къ пункту афелія, сообразно одному изъ трехъ законовъ Кеплера, пройдя же этотъ пунктъ, они, напротивъ, постепенно увеличивались по мір приближенія къ перигелію.

12-го мая, профессоръ показалъ свой чертежъ капитану Сервадаку, графу Тимашеву и лейтенанту Прокофьеву. Понятно, съ какимъ любопытствомъ они разсматривали его. Предъ ними было изображеніе всего пути Галліи, и они видли, что онъ простирается немного дале орбиты Юпитера. Путь, пройденный въ теченіи каждаго мсяца и разстоянія отъ солнца были означены цифрами. Все было ясно какъ день, и если Пальмиренъ Розетъ не ошибся, если Галлія обращалась вокругъ солнца ровно въ два года, то должна была опять встртиться съ землею въ томъ самомъ пункт, гд уже столкнулась съ нею, потому что въ такой же промежутокъ времени должны были математически совершиться два обращенія земли. Но о послдствіяхъ встрчи никто не ршался даже и думать.

Во всякомъ случа, еслибы кто и заподозрилъ точность наблюденій Пальмирена Розетъ, то упаси Боже было обнаружить это.

— Итакъ, сказалъ Гекторъ Сервадакъ, Галліи остается только пройти тридцать милліоновъ лье въ теченіи мая и тогда она будетъ находится въ разстояніи ста тридцати девяти милліоновъ лье отъ солнца.

— Мы оставили зону телескопическихъ планетъ, прибавилъ графъ Тимашевъ.

— Вы можете сами судить объ этомъ, такъ какъ я начертилъ эту зону, отвчалъ Пальмиренъ Розетъ.

— И комета достигнетъ своего афелія ровно черезъ годъ посл того какъ прошла перигелій? спросилъ Гекторъ Сервадакъ.

— Да, чрезъ годъ.

— Т. е. 15-го числа будущаго января?

— Конечно 15-го января…. А впрочемъ нтъ! вскричалъ профессоръ. Почему вы говорите 15-го января, капитанъ Сервадакъ.

— Потому, что отъ 15-го января до 15 января ровно годъ, если двнадцать мсяцевъ.

— Да, двнадцать земныхъ мсяцевъ, но не двнадцать галлійскихъ возвразилъ, профессоръ.

Лейтенантъ Прокофьевъ не могъ воздержаться отъ улыбки.

— Вы сметесь, милостивый государь! вскричалъ профессоръ. А почему, смю спросить?

— О, господинъ профессоръ, просто потому, что вы хотите преобразовать земной календарь.

— Я ничего не хочу, милостивый государь, кром того, чтобы быть логичнымъ.

— Будемъ же логичны, дорогой профессоръ, вскричалъ Гекторъ Сервадакъ, будемъ логичны!

— Согласны ли вы, сказалъ довольно сухо Пальмиренъ Розетъ что Галлія возвратится къ своему перигелію чрезъ два года посл того какъ прошла чрезъ него?

— Согласны.

— Этотъ промежутокъ времени, въ теченіи котораго Галлія совершитъ свое обращеніе вокругъ солнца, составляетъ ли галлійскій годъ?

— Конечно, составляетъ.

— Долженъ ли этотъ годъ, какъ и всякій другой, длится на двнадцать мсяцевъ?

— Какъ вы, хотите дорогой профессоръ.

— Дло не въ томъ, какъ я хочу…

— Такъ пусть онъ длиться на двнадцать мсяцевъ, отвчалъ Гекторъ Сервадакъ.

— А по скольку дней будетъ въ каждомъ мсяц?

— По шестидесяти, потому что дни стали въ половину короче прежнихъ.

— Подумайте о томъ, что вы говорите, капитанъ Сервадакъ, сказалъ профессоръ строгимъ тономъ…

— Но мн кажется, что я согласуюсь съ вашею системою, отвчалъ Гекторъ Сервадакъ.

— Нисколько!

— Такъ объясните намъ въ такомъ случа….

— Это очень просто, возразилъ Пальмиренъ Розетъ пожавъ презрительно плечами. Должно ли въ каждомъ галлійскомъ мсяц содержаться два земныхъ мсяца?

— Конечно, такъ какъ галлійскій годъ долженъ продолжаться два земныхъ года.

— А два земныхъ мсяца составляютъ ли шестьдесять дней?

— Составляютъ.

— И слдовательно сказалъ графъ Тимашевъ, обращаясь къ Пальмирену Розетъ.

— Слдовательно, повторилъ Пальмиренъ Розетъ, если въ двухъ земныхъ мсяцахъ шестьдесять дней, то въ двухъ галлійскихъ будетъ ихъ сто двадцать, такъ какъ на поверхности Галліи сутки продолжаются только двнадцать часовъ. Поняли?

— Совершенно поняли, отвчалъ графъ Тимашевъ.

— Но не полагаете ли вы, что этотъ новый календарь будетъ немного сбивчивъ?

— Сбивчивъ! вскричалъ профессоръ. Да я съ 1-го января не считаю иначе.

— Такъ, значитъ, въ нашихъ мсяцахъ будетъ не мене ста двадцати дней?

— А какая же бда отъ этого?

— Бды нтъ никакой, дорогой профессоръ. Только вмсто мая у насъ теперь мартъ.

— Да, господа, мартъ. И именно: двсти шестьдесятъ шестой день галлійскаго года, соотвтствующій сто тридцать третьему дню земнаго года. Сегодня у насъ 12 число галлійскаго марта, и когда пройдетъ еще шестьдесять галлійскихъ дней…

— Тогда будетъ 72 число марта! вскричалъ Гекторъ Сервадакъ. Браво! Будемъ логичны!

Пальмирену Розетъ показалось, что его бывшій ученикъ подсмивается надъ нимъ, но, такъ было уже поздно, то трое постителей простились съ профессоромъ и ушли изъ его обсерваторіи.

Профессоръ, какъ видите, составилъ галлійскій календарь.

Но надо сознаться, что только онъ одинъ придерживался его и почти никто не понималъ когда онъ толковалъ напр. про 47 апрля или про 118 мая.

Между тмъ, насталъ іюнь по прежнему календарю, въ теченіи котораго Галлія должна была пройти только двадцать семь милліоновъ пятьсотъ тысячъ лье т. е. удалиться на разстояніи ста пятидесяти пяти милліоновъ лье отъ солнца. Температура все еще понижалась, но воздухъ былъ такъ же чистъ и тихъ, какъ и прежде. Жители Галліи вели все тотъ же правильный и совершенно однообразный образъ жизни. Только крикливый, нервный и своенравный профессоръ, нарушалъ это однообразіе. Когда онъ прерывалъ свои занятія и удостоивалъ приходить въ общую залу, появленіе его всегда сопровождалось какою нибудь новою сценою. Споръ происходилъ всегда по тому поводу, что каковы-бы ни были послдствія встрчи кометы съ землею, капитанъ Сервадакъ и его товарищи были очень рады ей. Это приводило въ отчаяніе профессора, который ни подъ какимъ видомь не хотлъ встрчаться съ землею, и продолжалъ заниматься своими наблюденіями на Галліи такъ спокойно и усердно, какъ будто долженъ былъ вчно жить на ней.

27-го іюня Пальмиренъ Розетъ влетлъ внезапно какъ бомба въ общую залу. Тамъ были капитанъ Сервадакъ, лейтенантъ Прокофьевъ, графъ Тимашевъ и Бенъ-Зуфъ.

— Лейтенантъ Прокофьевъ, вскричалъ профессоръ, отвчайте безъ обиняковъ и увертокъ на вопросъ, который я предложу вамъ.

— Я не имю привычки…. открылъ — было ротъ лейтенантъ Прокофьевъ.

— Прекрасно, прервалъ профессоръ, который вроятно вообразилъ, что говоритъ съ однимъ изъ своихъ учениковъ. Отвчайте мн: совершили вы или нтъ кругосвтное плаваніе по Галліи и прошли ли по ея экватору или, говоря иначе, по одному изъ ея большихъ круговъ?

Лейтенантъ Прокофьевъ, которому графъ Тимашевъ сдлалъ знакъ, чтобы удовлетворилъ грознаго профессора, отвчалъ утвердительно.

— Хорошо, продолжалъ профессоръ, а въ продолженіи этого плаванія, отмчали-ли вы на карт путь, которымъ шелъ ‘Добрыня’?

— Приблизительно, отвчалъ лейтенантъ, т. е. посредствомъ лага и компаса, а не по высот солнца и звздъ, которую невозможно было вычислить.

— И что же вы нашли?

— Что окружность Галліи должна имть около двухъ тысячъ трехсотъ километровъ, что составляетъ въ ея двойномъ радіус семьсотъ сорокъ километровъ.

— Да…. проговорилъ Пальмиренъ Розетъ въ раздумь, ея діаметръ долженъ быть вообще въ шестнадцать разъ мене земнаго, который иметъ двнадцать тысячъ семсотъ девяносто два километра.

Капитанъ Сервадакъ и его товарищи смотрли на профессора молча, не понимая къ чему клонятся его разсужденія.

— Чтобы довершить мое изученіе Галліи, заговорилъ снова Пальмиренъ Розетъ, мн необходимо знать ея поверхность, объемъ, цлое, плотность и силу тяжести.

— Что касается поверхности и объема Галліи, отвчалъ лейтенанта, Прокофьевъ, то, такъ какъ намъ извстенъ ея діаметръ, это учень легко вычислить.

— Да разв я говорилъ, что это трудно? вскричалъ профессоръ. Я длалъ такія вычисленія еще когда былъ въ пеленкахъ.

— Ого! проговорилъ Бенъ-Зуфъ, всегда искавшій случая надосадить чмъ нибудь Пальмирену Розетъ изъ мести за Монмартръ.

— Воспитанникъ Сервадакъ, сказалъ профессоръ, посмотрвъ на Бенъ-Зуфа, возьмите ваше перо и, такъ какъ вамъ извстна окружность большаго круга Галліи, вычислите мн какъ велика ея поверхность.

— Извольте, профессоръ, отвчалъ Гекторъ Сервадакъ, ршившійся вести себя, какъ подабаетъ хорошему ученику. Окружность Галліи, т. е. дв тысячи триста двадцать три километра, надо помножить на ея діаметръ, т. е. на семьсотъ сорокъ.

— Такъ что же вы такъ долго думаете? Давно бы ужь слдовало кончить. Что у васъ вышло?

— У меня вышло въ произведеніи милліонъ семьсотъ девятнадцать тысячъ квадратныхъ километровъ, представляющихъ поверхность Галліи.

— То есть эта поверхность, въ двсти девяносто семь разъ меньше поверхности земли, имющей пятьсотъ десять милліоновъ квадратныхъ километровъ.

— Фи! протянулъ Бенъ-Зуфъ, желая выразить презрніе къ комет профессора.

Пальмиренъ Розетъ взглянулъ на него въ упоръ сверкающими глазами.

— Слдовательно, сказалъ онъ, начиная горячиться, какъ же великъ объемъ Галліи?

— Объемъ? повторилъ Гекторъ Сервадакъ нершительно.

— Воспитанникъ Сервадакъ, продолжалъ профессоръ: неужели вы не умете вычислить объема шара, когда вамъ извстна его поверхность?

— Умю, господинъ Розетъ…. но вы не даете мн времени даже вздохнуть.

— При занятіи математикою нкогда дышать, милостивый государь.

Слушатели Пальмирена Розета должны были употребить вс усилія, чтобъ не расхохотаться.

— Да, кончите-ли вы? вскричалъ профессоръ, объемъ шара…

— Долженъ быть равенъ произведенію ея поверхности, помноженной на…. отвчалъ, запинаясь, Гекторъ Сервадакъ.

— На треть радіуса, милостивый государь! вскричалъ Пальмиренъ Розетъ. На треть радіуса! Кончили-ли вы?

— Почти. Такъ какъ треть радіуса Галліи составляетъ сто двадцать три… три… три….

— Три, три, три, три! проплъ Бенъ Зуфъ на всевозможные тоны.

— Молчать! вскричалъ профессоръ, разгнванный не на шутку. Удовольствуйтесь двумя первыми десятками и не обращайте вниманія на остальные.

— Я не обращаю на нихъ вниманія, отвчалъ Гекторъ Сервадакъ.

— Ну что-же вышло?

— Произведеніе — 1,719,020, помноженное на 122,33, даетъ 211,439,460 кубическихъ километровъ.

— Вотъ объемъ моей кометы! вскричалъ профессоръ. Порядочный шарикъ!

— Конечно, замтилъ лейтенантъ Прокофьевъ, но онъ въ пять тысячъ сто шестьдесятъ шесть разъ мене объема земнаго шара который содержитъ крупными цифрами….

— Трилліонъ восемьдесятъ два миліярда восемьсотъ сорокъ одинъ милліонъ кубическихъ километровъ, подхватилъ Пальмиренъ Розетъ.

— И, слдовательно, продолжалъ лейтенантъ, объемъ Галліи еще гораздо мене объема луны, равняющейся сорокъ девятой части объема земнаго шара.

— Э, да кто споритъ объ этомъ? возразилъ профессоръ, задтый за живое.

— Такъ, что если смотрть съ земнаго шара, продолжалъ неумолимый лейтенантъ, то Галлія не боле звзды седьмой величины, т. е. вовсе невидима невооруженному глазу.

— Ну ужь хороша комета! вскричалъ Бенъ-Зуфъ.

— Молчать! произнесъ грозно взбшенный Пальмиренъ Розетъ.

— Орхъ, горошина, горчичное зерно, продолжалъ Бенъ-Зуфъ.

— Молчи, Бенъ-Зуфъ, сказалъ капитанъ Сервадакъ.

— Булавочная головка! пустякъ! сущій пустякъ!

— Да замолчишь ли ты, чортъ тебя побери!

Бенъ-Зуфъ понялъ, что капитанъ начиналъ сердиться, и вышелъ изъ залы, по уходя не могъ удержаться, чтобы не захохотать такъ, что эхо огласило вс закоулки пещеръ.

Онъ хорошо сдлалъ, что убрался, такъ какъ Пальмиренъ Розетъ былъ взбшенъ донельзя и не съ разу успокоился. Дло въ томъ, что ему также была дорога его комета, какъ Бенъ-Зуфу его Монмартръ. Каждый отстаивалъ свою собственность съ ожесточеніемъ.

Наконецъ къ профессору возвратился даръ слова, и онъ проговорилъ, обратясь къ своимъ ученикамъ, т. е. слушателямъ:

— Намъ извстны теперь, господа, діаметръ, окружность, поверхность и объемъ Галліи. Это уже много, но еще не все. Я хочу измрить ея цлое, плотность, и узнать какъ велика сила тяжести на ея поверхности.

— Это будетъ трудно, сказалъ графъ Тимашевъ.

— Все равно. Я хочу знать всъ моей планеты — и узнаю его.

— Эту проблему не легко будетъ разршить потому, что мы не знаемъ изъ какой субстанціи состоитъ Галлія, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ.

— Такъ вамъ не извстна эта субстанція? сказалъ профессоръ.

— Неизвстна, отвчалъ графъ Тимашевъ.

— Все ровно, господа, вскричалъ Пальмиренъ Розетъ, я и безъ того разршу мою проблему.

— Мы всегда готовы къ вашимъ услугамъ, дорогой профессоръ, сказалъ Гекторъ Сервадакъ.

— У меня еще на цлый мсяцъ хватитъ наблюденій и вычисленій, отвчалъ Пальмиренъ Розетъ сухо, и я полагаю, что вы подождете, чтобъ я покончилъ съ ними.

— Мы будемъ ждать, профессоръ, сколько вамъ угодно, отвчалъ графъ Тимашевъ.

— И даже доле, прибавилъ Сервадакъ, который былъ не въ состояніи удержаться отъ этой шутки.

— Такъ соберитесь,господа, въ будущемъ мсяц, т. е. въ апрл 62 числа, сказалъ Пальмиренъ Розетъ.

Это происходило 31 іюня земнаго года.

ГЛАВА VI,
изъ которой видно, что Пальмиренъ Розетъ былъ совершенно правъ, найдя недостаточною матеріальную часть колоніи.

Галлія продолжала вращаться въ планетныхъ пространствахъ, движимая притягательною силою солнца. До сихъ поръ ничто не затрудняло ея пути. Планета Нерина, которую она захватила, проходя по зон астероидовъ, осталась врна ей и добросовстно совершала свое краткое обращеніе вокругъ нея въ теченіи двухъ мсяцевъ. Казалось правильности теченія галлійскаго года не угрожали никакія препятствія.

Но жителей Галліи невольно занимала одна только мысль: врно ли астрономъ опредлилъ ея орбиту и періодъ ея обращенія вокругъ солнца? Не ошибся-ли онъ въ своихъ вычисленіяхъ и встртится-ли опять комета съ землею?

Пальмиренъ Розетъ былъ такъ сумраченъ, что невозможно было спросить его о результат его вычисленій.

Эти вопросы постоянно тревожили Гектора Сервадака, графа Тимашева и лейтенанта Прокофьева. Что же касается до другихъ поселенцевъ, то они и не думали ни о чемъ подобномъ. Какъ настоящіе практическіе философы, они вполн покорились своей участи. Особенно испанцы, терпвшіе на своей родин нищету, никогда не были такъ счастливы какъ теперь, питому что никогда не пользовались такимъ благосостояніемъ. Какое имъ было дло до того, удержитъ-ли солнце въ своемъ притягательномъ центр Галлію или она ускользнетъ отъ его вліянія и отправится блуждать по другимъ, небеснымъ пространствамъ! Они безпечно распвали, а для майосовъ ничего не можетъ быть лучше пнья.

Но самые, счастливые люди изъ всей колоніи были, конечно, Пабло и Нина. Они весело бгали вмст по длиннымъ переходамъ Улья-Нины, лазили по прибрежнымъ скаламъ, катались на конькахъ по льду такъ далеко, что изчезали изъ вида и удили рыбу, стоя у окраины небольшой лагуны, которая не замерзла, благодаря протекавшему близъ нея потоку лавы. Все это, впрочемъ, нисколько не мшало имъ учиться у Гектора Сервадака. Они уже достаточно понимали по французски и въ особенности другъ друга. Довольные настоящимъ, они не думали о будущемъ и не сожалли о прошломъ.

Разъ какъ-то, Пабло сказалъ Нин:

— Есть ли у тебя родные, Нина?

— Нтъ, Пабло, отвчала Нина, у меня никого нтъ. А у тебя?

— И у меня тоже никого, Нина. А что ты длала тамъ?

— Я пасла козъ, Пабло.

— А я, сказалъ мальчикъ, день и ночь бгалъ за дилижансами.

— Но теперь мы не сироты, Пабло!

— О нтъ, конечно не сироты!

— Губернаторъ намъ отецъ, а графъ и лейтенантъ наши дяди.

— А Бенъ-Зуфъ нашъ товарищъ, прибавилъ Пабло.

— И вс другіе также очень добры, сказала Нина. Насъ балуютъ Пабло, только не надо, чтобъ мы избаловались. Надо, чтобы они были довольны нами…. всегда довольны.

— Ты такая умница, Нина, сказалъ Пабло, что подл тебя по невол самъ станешь умникомъ.

— Я твоя сестра, а ты мой братъ, сказала Нина серьезно.

— Конечно, отвчалъ Пабло.

Эти дти были такъ милы, что вс любили и ласкали не только ихъ, но даже и козу Нины, Марзи, а капиталъ Сервадакъ и графъ Тимашевъ питали къ нимъ истинно родительскія чувства. И съ какой стати было-бы жалть Пабло о знойныхъ равнинахъ Андалузіи, а Нин о безплодныхъ скалахъ Сардиніи, когда имъ казалось, что этотъ міръ, въ которомъ они жили теперь, былъ ихъ настоящею родиною?

Насталъ іюль. Въ эту эпоху и въ теченіи этого мсяца Галліи оставалось еще пройти двадцать два милліона лье своею орбитою и тогда она дошла-бы до разстоянія ста шестидесяти двухъ милліоновъ лье отъ солнца. Слдовательно, она находилась въ четыре съ половиною раза дальше отъ своего притягательнаго центра, чмъ земля, съ которою она почти равнялась быстротою.

Земной шаръ проходитъ среднею цифрою почти двадцать одинъ милліонъ льо въ мсяцъ или двадцать восемь тысячъ восемьсотъ лье въ часъ.

62 апрля галлійскаго года, профессоръ прислалъ капитану Сервадаку лаконическую записку, въ которой увдомлялъ его, что намренъ былъ начать въ этотъ день вычисленія, посредствомъ которыхъ надется узнать цлое и плотность своей кометы и силу тяжести на ея поверхности.

Гекторъ Сервадакъ, графъ Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ обрадовались этому, хотя опыты, предстоящіе профессору, не могли занимать ихъ такъ сильно какъ его. Имъ гораздо интерересне былобы узнать изъ какой именно субстанціи состоитъ остовъ Галліи.

Пальмиренъ Розетъ пришелъ рано по утру въ общую залу, гд вс уже дожидались его. Онъ былъ еще не слишкомъ въ дурномъ расположеніи духа, но вдь и день еще только что начинался.

Всмъ извстно, что такое сила тяжести. Это притягательная сила, посредствомъ которой земля дйствуетъ на тло, цлое котораго равняется единиц. Читатели помнятъ, что притягательная сила уменьшилась, когда наши дйствующія лица очутились на Галліи и что вслдствіе этаго феномена, увеличилась мускульная сила галлійцевъ, но имъ было неизвстно на сколько именно.

Цлое или масса образуется изъ количества матеріи, составляющей тло, и всъ самаго тла представляетъ это цлое. Что-жъ касается плотности, то такъ называютъ количество матеріи, содержащейся въ тл даннаго объема.

Слдовательно, первый вопросъ состоялъ въ томъ: какъ велика была сила тяжести на поверхности Галліи? Второй — какъ велико было количество матеріи, содержащейся въ Галліи? т. е. какъ велико было ея цлое и, слдовательно, ея всъ?

И наконецъ, третій,— какъ велико было количество матеріи, содержащейся въ Галліи относительно ея объема или, иными словами, ея плотности.

— Господа, сказалъ профессоръ, мы довершимъ сегодня изученіе элементовъ, составляющихъ мою комету. Когда мы измримъ силу тяжести на ея поверхности, ея цлое и плотность, то намъ все уже будетъ извстно относительно ея. Словомъ, мы свсимъ Галлію.

Въ эту минуту вошелъ въ залу Бенъ-Зуфъ и, услыхавъ послднія слова профессора, тотчасъ-же вышелъ. Чрезъ нсколько минутъ онъ возвратился и проговорилъ съ насмшливымъ видомъ:

— Я обшарилъ весь нашъ магазинъ, но нигд не нашелъ всовъ, да и къ тому же я, право, не знаю къ чему бы мы могли прицпить ихъ.

И онъ взгянулъ кверху, какъ будто искалъ гвоздя на неб.

Гнвный взглядъ профессора и знакъ Гектора Сервадака заставили замолчать неостроумнаго шутника.

— Господа, сказалъ Пальмиренъ Розетъ, прежде всего мн надо узнать, сколько вситъ на Галліи, земной килограммъ. Вслдствіе меньшаго объема Галліи ея притягательная сила должна быть слабе и, слдовательно, всякій предметъ долженъ быть легче на ея поверхности чмъ на земл. Но какъ велика эта разница въ вс предметовъ,— вотъ что намъ надо узнать.

— Совершенно справедливо, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ. Но обыкновенные всы,— еслибъ они нашлись у насъ — не годились-бы въ этомъ случа, потому что ихъ чашки подверглись-бы также притягательной сил Галліи и, слдовательно, не могли-бы показать отношенія между галлійекимъ и земнымъ всомъ.

— Конечно, подтвердилъ графъ Тимашевъ, вдь килограммъ, который мы стали-бы взвшивать, утратилъ-бы на столько свой всъ какъ и самые всы и….

— Господа, возразилъ Пальмиренъ Розетъ, если вы говорите все это для моего личнаго поученія, то вы только напрасно теряете время, позвольте мн продолжать мой курсъ физики.

Профессоръ принялъ на себя боле чмъ когда либо профессорскій тонъ, какъ будто былъ на каедр.

— Есть ли у васъ безменъ и гири всомъ въ килограммъ? спросилъ онъ. Вся сила въ этомъ. На безмен всъ указываетъ стальная пластинка или пружина дйствующая въ силу своей растяжимости или сжимаемости и слдовательно ни сколько не подчиненная вліянію притягательной силы. Если я прившу къ безмену тяжесть въ одинъ земной килограммъ, стрлка покажетъ на поверхности Галлій тотъ-же самый всъ и, такимъ образомъ, я узнаю разницу между притягательною силою Галліи и земною. Еще разъ спрашиваю: есть ли у васъ безменъ?

Слушатели Пальмирена Розетъ вопросительно переглянулись,— посл чего Гекторъ Сервадакъ обратился къ Бенъ-Зуфу, которому было хорошо извстно все, что находилось въ кладовой колоніи.

— У насъ нтъ ни безмена, ни гири въ килограммъ, сказалъ Бенъ-Зуфъ.

Профессоръ сильно топнулъ съ досады.

— Но, продолжалъ Бенъ-Зуфъ, я знаю мстечко, гд наврно есть безменъ, а можетъ быть и всы.

— Гд же это?

— На тартан Гакгабута.

— Что-же ты не сказалъ этого сразу, глупецъ! вскричалъ профессоръ, пожавъ плечами.

— А главное, надо добыть его оттуда, прибавилъ капитанъ Сервадакъ.

— Я сейчасъ пойду, сказалъ Бенъ-Зуфъ.

— Я пойду съ тобою, прибавилъ капитанъ Сервадакъ, потому что Исаакъ Гакгабутъ заломается какъ скоро у него попросятъ чего нибудь въ займы.

— Пойдемте вс вмст на тартану, сказалъ графъ Тимашевъ Мы посмотримъ какъ поживаетъ Исаакъ. Вс собрались идти, какъ вдругъ профессоръ сказалъ:

— Графъ Тимашевъ, не можетъ-ли кто изъ вашихъ людей высчь изъ скалы глыбу мрою ровно въ кубическій дециметръ?

— Мой механикъ легко сдлаетъ это, отвчалъ графъ Тимашевъ, но только съ условіемъ, чтобъ ему дали метръ для мрки.

— Неужели же у васъ не найдется я метра, какъ не нашлось безмена! вскричалъ Пальмиренъ Розетъ.

Бенъ Зуфъ долженъ былъ сдлать тягостное признаніе, что въ главномъ магазин не было метра.

— Но очень можетъ быть, прибавилъ онъ, что есть метръ на ‘Ганз’.

— Такъ пойдемте же, проговорилъ Пальмиренъ Розетъ, проворно зашагавъ по галлере.

Вс пошли за намъ. Чрезъ нсколько минутъ Гекторъ Сервадакъ, графъ Тимашевъ, лейтенантъ Прокофьевъ и Бенъ-Зуфъ спустились съ высокихъ скалъ, окаймлявшихъ берегъ, и направились къ бухт, гд стояли ‘Добрыня’ и ‘Ганза’, окованныя льдомъ.

Температура была очень низкая, а именно: тридцать пять градусовъ ниже нуля,— но капитанъ Сервадакъ, и его спутники, плотно закутанные въ мховыя одежды, не слишкомъ сильно чувствовали холодъ. Ихъ бороды, брови и рсницы мгновенно покрылись тонкими и острыми ледяными иглами, что придавало имъ до нкоторой степени забавное сходство съ дикобразами. Кристаллики эти образовались оттого, что ихъ горячее дыханіе замерзало при соприкосновеніи съ холоднымъ воздухомъ. Особенно комична была фигура профессора: этотъ маленькій человкъ, закутанный въ шубу, походилъ на медвженка.

Было восемь часовъ утра и солнце быстро поднималось къ зениту. Его дискъ, чрезвычайно уменьшившійся, вслдствіе отдаленія, напоминалъ полную луну. Лучи его, достигавшіе до поверхности Галліи, были холодны и тусклы. Вс прибрежныя скалы и самый волканъ были покрыты ослпительно блымъ снгомъ, выпавшимъ прежде чмъ образовался легкій туманъ, которымъ была пропитана галлійская атмосфера. Блоснжный коверъ разстилался до самаго дымящагося конуса волкана. На сверномъ его склон снгъ уступилъ мсто потоку лавы, который прихотливо струился по извилинамъ скалы до входа въ центральную пещеру, гд перпендикулярно ниспадалъ въ море.

Надъ пещерою, на высот ста пятидесяти футъ, видно было черное отверстіе, надъ которымъ раздваивался огненный потокъ. Изъ этого отверстія высовывалась зрительная трубка. То была обсерваторія Пальмирена Розета.

Совершенно блыя, прибрежныя окраины сливались съ замерзшимъ моремъ, не отдляясь отъ него ни малйшею чертою. Въ сравненіи съ этимъ громаднымъ, блымъ пространствомъ небо казалось блдно-голубымъ.

Берегъ былъ усянъ слдами поселенцевъ, которые ежедневно ходили по нему, собирая ледъ, изъ котораго оттаивали воду, и катались здсь на конькахъ. Ледяное пространство было изрзано кругами, изображающими слды коньковъ. Круги эти перекрещивались въ различныхъ направленіяхъ, подобно кругамъ, производимымъ на поверхности воды водяными наскомыми.

Отъ берега къ ‘Ганз‘ шли также слды, оставленные Исаакомъ Гакгабутомъ. Они замерзли такъ крпко, что были тверды какъ металлическіе.

Бухта, гд зимовали ‘Добрыня’ и ‘Гаизъ, находилась въ разстояніи полу-километра отъ первыхъ слоевъ волканической скалы.

Подойдя къ бухт, лейтенантъ Прокофьевъ замтилъ своимъ спутникамъ, какъ высоко поднялась грузовая ватерлинія кораблей. Тартана и гайльотъ были теперь на двадцать футъ выше морской поверхности.

— Вотъ любопытный феноменъ, замтилъ капитанъ Сервадакъ.

— Любопытный и не слишкомъ успокоительный, прибавилъ лейтенантъ Прокофьевъ. Ясно, что подъ остовомъ корабля, тамъ, гд дно не глубоко, происходитъ сильная работа замерзанія. Мало по малу, ледяная кора станетъ еще толще и съ силою, которой ни что не въ состояніи противиться, подниметъ все, что на ней находится.

— Но работа эта будетъ имть свой предлъ, замтилъ графъ Тимашевъ.

— Неизвстно, когда это будетъ, такъ какъ холодъ не достигъ еще своего максимума, возразилъ лейтенантъ Прокофьевъ.

— Еще бы! вскричалъ Пальмиренъ Розетъ. Не стоило-бы и удаляться на двсти милліоновъ лье отъ солнца для того только, чтобъ встртить атмосферу равную атмосфер земныхъ полюсовъ!

— Вы очень добры, профессоръ, отвчалъ лейтенантъ Прокофьевъ, но, по счастью, холода пространства не переходятъ за черту шестидесяти или семидесяти градусовъ, что еще довольно сносно.

— Ба! сказалъ Гекторъ Сервадакъ, холодъ безъ втра не причиняетъ насморка, и мы ни разу не чихнемъ даже въ эту зиму.

Лейтенантъ Прокофьевъ сообщилъ графу Тимашеву объ опасеніяхъ, внушаемыхъ ему ‘Добрынею’, вслдствіе расположенія ледяныхъ слоевъ гальйотъ могъ подняться на значительную высоту и тогда, въ эпоху таянія льдовъ, съ нимъ могло случиться какое нибудь несчастіе, въ род тхъ, какія случаются иногда съ китоловными судами, зимующими въ арктическихъ моряхъ. Но не возможно было помочь этому.

Между тмъ подошли къ ‘Ганз’, закованной въ ледяной панцырь. Исажъ вырубилъ во льду ступени, по которымъ можно было взобраться на нее. Но любопытно было-бы знать, что онъ ухитрился-бы сдлать, еслибъ ее подняло на сто футъ? Впрочемъ, это уже касалось его. Изъ отверстія, находившагося посреди ледяныхъ бугровъ, покрывавшихъ палубу, лился легкій, синеватый дымокъ. Видно было, что скряга берегъ топливо, но онъ не страдалъ отъ холода. Ледяные слои, покрывавшіе палубу тартаны, защищали внутреннее ея помщеніе отъ сильнаго холода, потому именно, что были худыми проводниками тепла.

— Эй ты! Навуходоносоръ! крикнулъ Бенъ-Зуфъ.

VII,
въ которой Исаакъ Гакгабутъ находитъ великолпный случай дать въ займы деньги, больше чмъ по восьмисотъ процентовъ на сто.

При возглас Бенъ-Зуфа, дверь въ кормовой кают отворилась и Исаакъ Гакгабутъ высунулся до половины.

— Кто тамъ и чего надо? вскричалъ онъ. Здсь нтъ никого и у меня нтъ ничего продажнаго.

Такимъ-то радушнымъ привтствіемъ встртилъ онъ постителей.

— Потише, господинъ Исаакъ, сказалъ капитанъ Сервадакъ повелительно. Разв ты принимаешь насъ за воровъ?

— Это вы, господинъ губернаторъ? спросилъ Исаакъ, не выходя изъ каюты?

— Онъ самъ, отвчалъ Бенъ-Зуфъ, взошедшій на палубу тартаны. Ты долженъ считать за честь его посщеніе. Ну поворачивайся-же. Вылзай изъ логовища-то!

Исаакъ Гакгабутъ ршился выставиться весь въ дверь, которую держалъ полуотворенною, затмъ чтобы, въ случа опасности, тотчасъ-же захлопнуть.

— Что вамъ надо? спросилъ онъ.

— Поговорить съ тобою нсколько минутъ, господинъ Исаакъ, отвчалъ капитанъ Сервадакъ, но такъ какъ немножко холодно, то вроятно ты не откажешь оказать намъ гостепріимство на какія нибудь четверть часа.

— Какъ? вы хотите войти ко мн! вскричалъ Исаакъ, не скрывая даже, какъ подозрительно казалось ему это посщеніе.

— Да, хотимъ, отвчалъ Гекторъ Сервадакъ, спускаясь по лстниц въ сопровожденіи своихъ спутниковъ.

— Мн нечмъ угостить васъ, сказалъ Исаакъ жалобнымъ голосомъ. Я бдный человкъ.

— Ну опять занылъ! проговорилъ Бенъ-Зуфъ. Пусти же, Мардохей, посторонись!

И, схвативъ безъ церемоніи за воротъ Исаака, онъ отодвинулъ его въ сторону. Затмъ отворилъ дверь въ каюту.

Капитанъ Сервадакъ, прежде чмъ войти въ нее, обратился къ Исааку съ слдующими словами:

— Слушай хорошенько, Исаакъ Гакгабутъ: мы пришли къ теб не затмъ, чтобъ отнять у тебя имущество. Повторяю теб, когда намъ понадобиться для общей пользы грузъ твоей тартаны, я не задумаюсь лишить тебя его, т. е. заплативъ за твой товаръ по текущимъ европейскимъ цнамъ,

— Нтъ не по европейскимъ, текущимъ цнамъ, а по галлійскимъ, пробормоталъ сквозь зубы Исаакъ Гакгабутъ, и я самъ назначу ихъ.

Капитанъ Сервадакъ и его спутники вошли въ каюту ‘Ганзы’. Она была очень тсна, такъ какъ большая часть тартаны была занята грузомъ.

Въ углу, противуположномъ койк, служившей постелью, возвышалась чугунная печь, въ которой лежали два куска угля, какъ будто раздумывая о томъ, горть имъ или нтъ. Въ глубин стоялъ шкафъ, дверцы котораго были герметически заперты. Кром этаго, въ кают было еще нсколько скамеекъ, сосновой столъ сомнительной близны, и только самая необходимая, хозяйственная утварь. Меблировка, какъ видите, была не слишкомъ комфортабельна, но достойна владтеля ‘Ганзы’, Такъ какъ въ кают было очень холодно, то Бенъ-Зуфъ, войдя въ нее и затворивъ дверь, первымъ дломъ, подбросилъ въ печь нсколько углей. Эта вполн извинительная предосторожность вызвала глубокія стованья Исаака Гакгабута. который, конечно, вмсто угля, ршился-бы скоре жечь свои собственныя кости, еслибъ у него были въ запас другія. Но Бенъ-Зуфъ не обратилъ на него вниманія и остался на-сторож у печки, продолжая раздувать огонь. Постители сли вс молча, предоставивъ капитану Сервадаку объяснить хозяину цль ихъ посщенія.

Исаакъ Гакгабутъ прижался въ уголокъ, крпко стиснувъ свои крючковатыя руки. Онъ походилъ на приговореннаго къ казни, которому собираются прочесть смертный приговоръ.

— Господинъ Исаакъ, сказалъ капитанъ Сервадакъ, мы пришли къ теб просто затмъ, чтобъ попросить отъ тебя небольшой услуги.

— Услуги?

— Для нашей общей пользы.

— Да у меня-то нтъ общей пользы’…

— Не приходи въ отчаяніе, Исаакъ, выслушай сперва. Мы вдь пришли не затмъ, чтобъ снять съ тебя кожу.

— Но требовать услуги отъ меня, бднаго человка! продолжалъ вопить Исаакъ.

Дальнйшее предисловіе могло-бы внушить ему мысль, что у него хотятъ потребовать всего его имущества, а потому капитанъ Сервадакъ, сдлалъ видъ, что не разслушалъ его послднихъ словъ, и приступилъ прямо къ длу.

— Намъ надо безменъ, сказалъ онъ. Можешь-ли ты дать намъ на подержаніе безменъ?

— Безменъ! вскричалъ Исаакъ съ такимъ ужасомъ, какъ будто у него потребовали въ займы нсколько тысячъ франковъ.

— Да, безменъ, для того чтобы всить, подтвердилъ Пальмиренъ Розетъ, котораго вс эти формальности начинали выводить изъ терпнія.

— Нтъ-ли у васъ безмена? прибавилъ лейтенантъ Прокофьевъ.

— У него есть безменъ, сказалъ Бенъ-Зуфъ.

— Можетъ быть найдется…. долженъ быть пробормоталъ Исаакъ Гакгабутъ, который не хотлъ быть слишкомъ предупредительнымъ.

— Въ такомъ случа, сказалъ Гекторъ Сервадакъ, не будешь-ли ты на столько обязателенъ, дать намъ его на подержаніе?

— На подержаніе! вскричалъ Исаакъ. Господинъ губернаторъ, вы говорите дать на подержаніе….

— На одинъ только день, сказалъ профессоръ, только на одинъ день, Исаакъ! Вамъ возвратятъ вашъ безменъ.

— Но это очень хрупкая вещь, мой добрый господинъ, очень хрупкая, возразилъ Исаакъ Гакгабутъ. Вдь въ такіе сильные холода пружина можетъ лопнуть!….

— Этакое животное! вскричалъ Пальмиренъ Розетъ.

— И притомъ же, можетъ быть, вы хотите свсить что нибудь очень тяжелое?

— Ты можетъ быть полагаешь, Ефраимъ, что мы хотимъ свсить цлую гору? замтилъ Бенъ-Зуфъ.

— Не только гору, но даже всю Галлію, прибавилъ Пальмиренъ Розетъ.

— Помилосердуйте! вскричалъ Исаакъ Гакгабутъ, лживыя стованья котораго клонились къ слишкомъ явной цли.

Капитанъ Сервадакъ снова вмшался въ дло.

— Намъ нуженъ безменъ, господинъ Гакгабутъ, для того чтобы свсить предметъ всомъ не боле, какъ въ одинъ килограммъ, сказалъ онъ.

— Въ одинъ килограммъ, милосердый Боже!

— И еще, всъ этого килограмма будетъ значительно мене, вслдствіе меньшей притягательной силы Галліи. Значитъ, теб нечего бояться за твой безменъ.

— Такъ-то такъ…. господинъ губернаторъ отвчалъ Исаакъ да вдь дать на подержаніе….

— Если ты не хочешь дать на подержаніе, такъ продай, сказалъ графъ Тимашевъ.

— Продать! вскричалъ Исаакъ Гакгабутъ. Продать мой безменъ. Но если я его иродамъ, то какъ же буду всить мой товаръ? У меня нтъ всовъ. У меня только и есть что безменъ! Онъ очень врный, но эта хрупкая вещь, и ту хотятъ отнять у меня!

Бенъ-Зуфъ не понималъ почему его капитанъ не задушитъ тотчасъ-же на мст этого гнуснаго жида, который смлъ ему сопротивляться.

Но Гекторъ Сервадакъ хотлъ испробовать надъ Исаакомъ Гакгабутомъ вс способы убжденія, такъ какъ это забавляло его.

— Нечего длать, господинъ Исаакъ, сказалъ онъ хладнокровно, я очень хорошо вижу, что ты не согласишься дать въ займы твоего безмена.

— Ахъ! господинъ губернаторъ, вы сами видите могу-ли я это сдлать?

— И не продашь его?

— Продать! О! никогда!

— Такъ въ такомъ случа не хочешь-ли дать его на прокатъ?

Глаза Исаака Гакгабута сверкнули какъ горящіе уголья.

— А вы поручитесь, что онъ будетъ цлъ? спросилъ Исаакъ съ живостью.

— Да.

— И дадите мн залогъ, который будетъ у меня въ рукахъ, въ случа если безменъ испортится.

— Дамъ.

— Сколько-же?

— Сто франковъ, вдь безменъ стоитъ не боле двадцати. Достаточно-ли?

— Не совсмъ, господинъ губернаторъ…. не совсмъ, потому что вдь въ нашемъ новомъ свт, только и есть что одинъ этотъ безменъ. А эти сто франковъ будутъ золотою монетою? прибавилъ онъ.

— Золотою.

— И вы хотите взять на прокатъ безменъ, который мн такъ необходимъ, только на одинъ день?

— На одинъ день.

— А плата за прокатъ?

— Двадцать франковъ, отвчалъ графъ Тимашевъ, согласенъ-ли?

— Длать нечего, проговорилъ Исаакъ Гакгабутъ, я бдный, ничтожный человкъ, я долженъ покориться. Торгъ былъ заключенъ и.ясно было видно, что Исаакъ остался чрезвычайно доволенъ имъ. Ему давали двадцать франковъ за прокатъ и сто франковъ залогу французскою или русскою золотою монетою. Конечно, Исаакъ Гакгабутъ никогда не продалъ-бы своего права первородства за чечевичную похлебку, а если и продалъ-бы, то только въ такомъ случа, еслибы каждое чечевичное зерно было жемчужиною.

Оглянувъ каюту подозрительнымъ взглядомъ, онъ отправился за безменомъ.

— Каковъ! сказалъ графъ Тимашевъ.

— Онъ совершенство въ своемъ род, отвчалъ капитанъ Сервадакъ.

Исаакъ Гакгабутъ былъ въ отсутствіи не боле минуты. Онъ возвратился, осторожно держа подъ мышкою свой драгоцнный безменъ.

Безменъ былъ съ пружиною и съ крючкомъ, для взвшиваемой тяжести. Всъ былъ означенъ на круг, по которому двигалась стрлка. Слдовательно, какъ сказалъ Пальмиренъ Розетъ, всъ безмена нисколько не подвергался вліянію притягательной силы какъ-бы ни была она велика. Если взвшиваемый на земл предметъ имлъ килограммъ вса, то стрлка показывала килограммъ. Но предстояло узнать, что она покажетъ на Галліи относительно предмета, имющаго килограммъ вса на земл.

Отсчитали сто двадцать франковъ золотомъ Исааку, который крпко сжалъ ихъ въ горсти, а безменъ отдали Бенъ-Зуфу, и вс собрались уже-было выйти изъ каюты, какъ вдругъ профессоръ вспомнилъ, что ему недостаетъ еще одной вещи для его вычисленій. Безменъ былъ-бы совершенно безполезенъ ему, еслибъ онъ не могъ взвсить глыбу, имющую опредленные размры, т. е. представляющую напр. хоть кубическій дециметръ и состоящую изъ того неизвстнаго вещества, изъ котораго состояла Галлія.

— Это еще не все, сказалъ Пальмиренъ Розетъ, остановись. Дайте намъ также…

Исаакъ Гакгабутъ вздрогнулъ.

— Дайте намъ также метръ и гирю всомъ въ килограммъ, проговорилъ профессоръ.

— Это совершенно невозможно, мой добрый господинъ, отвчалъ Исаакъ, и мн очень жаль. Я былъ-бы очень радъ услужить вамъ.

Исаакъ Гакгабутъ не солгалъ, сказавъ, что у него нтъ ни метра, ни гири, и что онъ былъ-бы очень радъ дать ихъ, такъ какъ сдлалъ-бы еще одинъ выгодный коммерческій оборотъ.

Раздосадованный профессоръ взглянулъ на своихъ спутниковъ такъ, какъ будто они были отвтственны за этотъ фактъ. Отчаяніе его было впрочемъ вполн понятно, потому что онъ не зналъ какимъ образомъ могъ-бы достигнуть удовлетворительнаго результата безъ метра и безъ гири. А вдь надо обойтись безъ нихъ, подумалъ онъ, запустивъ руку въ волосы. Онъ проворно поднялся по веревочной лстниц, ведущей изъ каюты на палубу. Спутники послдовали за нимъ, но не успли они еще взойти на палубу, какъ въ кают послышался серебристый звукъ.

Исаакъ Гакгабутъ пряталъ свое золото въ одинъ изъ ящиковъ шкафа.

При этомъ звук профессоръ быстро повернулся и началъ проворно опять спускаться съ лстницы, товарищи послдовали его примру, не понимая что это значить.

— У васъ есть серебряныя деньги! вскричалъ Пальмирепъ Розетъ, схвативъ Исаака Гакгабута за рукавъ его стараго, дорожнаго плаща.

— У меня… деньги! вскричалъ Исаакъ Гакгабутъ, поблднвъ такъ, какъ будто предъ нимъ стоялъ воръ.

— Да, серебряныя деньги!… повторилъ нетерпливо профессоръ. Французскія, пятифранковыя монеты!

— Да… нтъ… отвчалъ Исаакъ Гакгабутъ, не помня самъ, что говоритъ.

Профессоръ заглянулъ въ ящикъ, который Исаакъ Гакгабутъ напрасно пытался запереть. Капитанъ Сервадакъ, графъ Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ ничего не понимали въ этой сцен, но они ршились добиться того, чего требовалъ профессоръ, только не хотли пока вмшиваться въ это дло.

— Мн нужны эти французскія монеты! вскричалъ Пальмиренъ Розетъ.

— Никогда! завопилъ Исаакъ Гакгабутъ такимъ голосомъ, какъ будто у него хотли вырвать сердце.

— Мн ихъ надо, говорю теб, и я ихъ возьму.

— Я дамъ скоре убить себя! завопилъ Исаакъ Гакгабутъ.

Капитанъ Сервадакъ нашелъ, что пора вступиться.

— Дорогой профессоръ, позвольте мн уладить это дло также какъ то.

— Ахъ, господинъ губернаторъ! вскричалъ Исаакъ Гакгабутъ въ отчаяніи, заступитесь за меня, за мое имущество!

— Замолчи, Исаакъ, отвчалъ капитанъ Сервадакъ.

— Вамъ нужно для вашихъ вычисленій, прибавилъ онъ, обратясь къ Пальмирену Розету, извстное число пятифранковыхъ монетъ?

— Да, отвчалъ профессоръ, мн нужно сорокъ такихъ монетъ.

— Двсти франковъ! пробормоталъ Исаакъ.

— Кром того, десять франковыхъ монетъ и двадцать монетъ въ пятьдесятъ сантимовъ, прибавилъ профессоръ.

— Тридцать франковъ! простоналъ еврей.

— Да, двсти тридцать франковъ, отвчалъ Пальмиренъ Розетъ.

— Хорошо, сказалъ капитанъ Сервадакъ и, обратясь къ графу Тимашеву, прибавилъ:…

— Найдется-ли у васъ графъ, чмъ гарантировать Исаака Гакгабута, такъ какъ я хочу сдлать у него насильственный заемъ?

— Мой кошелекъ въ вашемъ распоряженіи, капитанъ, отвчалъ графъ, но въ настоящую минуту въ немъ только русскія ассигнаціи.

— Не надо ассигнацій, не надо! закричалъ Исаакъ Гакгабутъ он не ходятъ въ галлійскомъ курс.

— А разв ходитъ въ галлійскомъ курс серебро? сказалъ графъ Тимашевъ холодно.

— До сихъ поръ, господинъ Исаакъ, я былъ снисходителенъ къ теб, проговорилъ капитанъ Сервадакъ, но не совтую теб употреблять во зло мое терпніе. Волею или неволею ты дашь намъ двсти тридцать франковъ.

— Батюшки грабятъ! завопилъ Исаакъ Гакгабутъ.

Но онъ принужденъ былъ замолчать, потому-что Бенъ-Зуфъ схватилъ его за горло своею сильною рукою.

— Оставь его, Бенъ-Зуфъ, сказалъ капитанъ Сервадакъ, онъ самъ себя наказываетъ.

— Никогда! никогда! оралъ Исаакъ Гакгабутъ.

— Какіе проценты хочешь ты, господинъ Гакгабутъ, на двсти тридцать франковъ, которые дашь намъ въ займы?

— Въ займы? Вы хотите взять только въ займы? вскричалъ Исаакъ Гакгабутъ, все лицо котораго мгновенно просіяло.

— Да, только въ займы. Какой ты хочешь процентъ?

— Ахъ, господинъ губернаторъ, заговорилъ Исаакъ вкрадчивымъ тономъ, деньги очень трудно достаются ныньче, особенно въ Галліи, гд ихъ мало…

— Перестань городить вздоръ, Исаакъ, скажи прямо, какой хочешь процентъ?— прервалъ его капитанъ Сервадакъ.

— Мн кажется, господинъ губернаторъ, отвчалъ Исаакъ Гакгабутъ, что десять франковъ процентовъ…

— Въ день?

— Конечно, въ день…

Онъ еще не докончилъ фразы, какъ графъ Тимашевъ бросилъ на столъ нсколько ассигнацій. Исаакъ схватилъ ихъ и началъ считать съ замчательнымъ проворствомъ.

Не смотря на то. что это были ‘бумажки’, такой залогъ могъ-бы удовлетворить самаго хищнаго ростовщика.

Пальмиренъ Розетъ немедленно получилъ французскія монеты и положилъ ихъ въ карманъ съ видимымъ удовольствіемъ,

Исаакъ пустилъ въ оборотъ свой капиталъ по восьмисотъ процентовъ на сто. Ясно, что еслибъ онъ предложилъ давать деньги въ займы также прибыльно, то еще скоре разбогатлъ-бы на Галліи, чмъ на земл.

Чрезъ нсколько минутъ капитанъ Сервадакъ и его спутники оставили тартану и Пальмиренъ Розетъ вскричалъ:

— Господа я уношу не двсти тридцать франковъ, по матеріалъ изъ котораго сдлаю килограмъ и метръ.

ГЛАВА VIII,
въ которой профессоръ и его ученики продлываютъ разные фокусы, съ секстильонами, квинтильонами и другими составными числами мильярдовъ.

Четверть часа спустя, постители ‘Ганзы’, сидли въ общей зал и ожидали, чтобъ профессоръ приступилъ къ объясненію послднихъ сказанныхъ имъ словъ.

По его приказанію, Бенъ-Зуфъ очистилъ столъ отъ разныхъ находившихся на немъ вещей, и Пальмиренъ Розетъ разложилъ на немъ полученные отъ Исаака деньги тремя стопами: въ двухъ изъ нихъ было, въ каждой по двадцатипяти франковыхъ монетъ, полученныя въ третьей — десять двуфранковыхъ, а въ четвертой — двадцать монетъ въ пятьдесятъ сантимовъ.

— Господа, началъ Пальмиренъ Розетъ, очень довольный самъ собою, такъ какъ вы были настолько не предусмотрительны, что, въ моментъ столкновеніи земли съ кометою, не позаботились спасти ни метра, ни гири въ килограммъ всомъ, которые необходимы мн для того, чтобъ я могъ вычислить тяжесть, плотность и цлое моей кометы, то я долженъ былъ придумать какой нибудь способъ, могущій замнить ихъ.

Профессоръ проговорилъ эту фразу самоувреннымъ ораторскимъ тономъ, въ полной увренности, что произведетъ впечатлніе на слушателей. Ни одинъ изъ нихъ не отвтилъ ни слова на обвиненіе, вс уже привыкли къ его странностямъ.

— Господа, прежде всего я пересмотрлъ вс эти монеты и удостоврился, что он новыя и не истертыя, слдовательно находятся въ условіяхъ, необходимыхъ для точности моего вычисленія. Я сейчасъ получу посредствомъ нихъ длину земнаго шара.

Гекторъ Сервадакъ и его товарищи поняли мысль профессора, прежде чмъ онъ окончательно высказалъ ее. Чтоже касается Бенъ-Зуфа, то послдній смотрлъ на него съ такимъ же любопытствомъ, какъ на фокусника, собирающагося показывать свои штуки въ какой нибудь Монмартрской лавочк.

Вотъ на чемъ основалъ профессоръ первое свое вычисленіе, способъ котораго пришелъ ему въ голову, вроятно въ ту минуту, когда онъ услыхалъ, что въ кают Исаака Гакгабута звякнули деньги.

Извстно, что французскія монеты десятичныя и составляютъ всю десятичную монету, какая существуетъ, начиная отъ сантима и до ста франковъ, а именно: 1-е мдныя монеты — въ одинъ, два, пять и десять сантимовъ, 2-е серебряныя — въ двадцать сантимовъ, въ пятьдесятъ сантимовъ, въ одинъ франкъ, въ два франка и въ пять франковъ, 3-е золотыя монеты — въ пять, десять, двадцать, пятьдесятъ и сто франковъ.

Франкъ составляетъ корень: отъ него происходятъ вс высшія монеты, образующія его сложныя десятичныя числа, и вс познанія монеты, образующія десятичныя разложенія франка.

Вс эти различныя монеты — профессоръ Пальмиренъ Розетъ особенно настаивалъ на этомъ предмет — имютъ одинаковый шаблонъ, и діаметръ ихъ, строго опредленный закономъ, также строго соблюдается въ чеканк.

Такимъ образомъ, напр. пятифранковыя монеты имютъ тридцать семь милиметровъ въ діаметр, двуфранковыя — двадцать семь милиметровъ, а монеты въ пятьдесятъ сантимовъ — восьмнадцать милиметровъ въ діаметр.

Положивъ въ одинъ рядъ извстное число такихъ монетъ различной цнности, можно было получить очень врно тысячу милиметровъ, составляющихъ земной метръ.

Профессоръ очень хорошо зналъ это, а потому изъ принесенныхъ имъ монетъ отобралъ десять пятифранковыхъ, десятъ двуфранковыхъ и двадцать въ пятьдесятъ саптимовъ.

Затмъ, быстро сдлалъ на клочк бумаги слдующее вычисленіе, которое показалъ своей аудиторіи:

10 монетъ въ 5 франковъ 0,^м 037 = 0^м— 370.

10 ‘ ‘ 2 ‘ 0,^м 027 = 0^м= 270.

20′ ‘ 20’ 0,^м 018 = 0^м = 360.

Итого 1^м = 000

— Прекрасно, дорогой професоръ, сказалъ Гекторъ Сервадакъ, намъ остается теперь только положить въ рядъ вс эти сорокъ монетъ такимъ образомъ, чтобы чрезъ вс ихъ центры проходила одна линіи — и мы получимъ длину земнаго шара.

— Чортъ возьми! вскричалъ Бенъ-Зуфъ, да вдь это славно быть ученымъ!

— Онъ называетъ это: ‘быть ученымъ’ проговорилъ Пальмиренъ Розетъ, призрительно пожавъ плечами.

Монеты разложили на стол въ рядъ, въ слдующемъ порядк: сперва десять пятифранковыхъ, потомъ десять двуфранковыхъ и наконецъ двадцать въ пятьдесятъ сантимовъ.

Такъ какъ центры ихъ находились на одной прямой линіи, то на обоихъ концахъ сдлали на стол знаки, обозначающіе протяженіе этой линіи.

— Господа, сказалъ профессоръ, вотъ точная длина земнаго метра.

Вычисленіе было сдлано съ чрезвычайною точностью.

Метръ раздлили, посредствомъ циркуля, на десять равныхъ частей, означающихъ дециметры. Затмъ, сдлали брусокъ въ дециметръ и дали механику Добрыни.

Послдній былъ очень искусенъ въ своемъ дл. Онъ добылъ глыбу того неизвстнаго вещества, изъ котораго состояла волканическая скала и обтесалъ ее, придавъ каждой изъ шести сторонъ видъ квадратнаго дециметра. Такимъ образомъ получился совершенно правильный кубъ.

Теперь осталось только добыть тяжесть ровно въ килограмъ всомъ.

Это было еще легче.

Французскія монеты имютъ не только строго опредленный шаблонъ, но и строго опредленный всъ.

Такъ напримръ: пятифранковая монета вситъ ровно двадцать пять граммъ, т. е. ровно столько же, сколько всятъ пять монетъ въ одинъ франкъ, имющихъ каждая въ свою очередь ровно пять граммъ вса {Всъ различныхъ французскихъ монетъ.

Золотыя монеты въ 100 ф. всятъ 32 грам. 25 долей, въ 50 ф. 16 грам. 12 долей въ 20 ф. 6 грам. 49 долей въ 10 фр. 3 грам. 22 долей, въ 5 фран. 1 грам. 61.}.

Чтобы получить всъ въ одинъ килограммъ, надо было только сложить въ одну кучку сорокъ пятифранковыхъ серебряныхъ монетъ что капитанъ Сервадакъ и его товарищи тотчасъ же смекнули.

— Вотъ оно что! сказалъ Бенъ-Зуфъ. Я вижу, чтобъ дойти до всего этого мало быть ученымъ, надо еще….

— Что? спросилъ Гекторъ Сервадакъ.

— Надо еще быть богатымъ! прибавилъ Бенъ-Зуфъ.

Вс засмялись на это замчаніе.

Чрезъ нсколько часовъ механикъ ‘Добрыни’, представилъ профессору только что оконченный имъ кубическій дециметръ. Пальмиренъ Розетъ, обладая тяжестью въ киллограмъ всомъ, кубическимъ дециметромъ и безменомъ для того, чтобы взвсить и то и другое, могъ вычислить притягательную силу, цлое и плотность своей кометы.

— Господа, сказалъ онъ, въ случа если вы еще не знаете этого,— или скоре уже не знаете,— я напомню вамъ знаменитый законъ Ньютона, по которому: чмъ боле объемъ шара — тмъ сильне его притягательная сила а чмъ ближе одно къ другому находятся тла, тмъ сильне она дйствуетъ. Прошу васъ не забыть этого правила.

Професоръ преподавалъ съ большимъ увлеченіемъ, но зато и ученики были очень внимательны.

— Вотъ въ этомъ мшк, сказалъ онъ, находится сорокъ пятифранковыхъ монетъ. На земл мшокъ этотъ всилъ-бы ровно кплограммъ. Слдовательно, еслибы будучи на земл, я нацпилъ его на крючекъ этого безмена, стрлка показала бы килограммъ. Ясно-ли это? Говоря это, Пальмиренъ Розетъ пристально смотрлъ на Бенъ-Зуфа точно также какъ Араго, {По этому поводу, знаменитый астрономъ разсказалъ разъ какъ-то, слдующій забавный анекдотъ.

Онъ говоритъ о своей привычк въ одномъ салон, какъ вдругъ вошелъ молодой человкъ и началъ очень усердно раскланиваться съ нимъ.

— Съ кмъ я имю честь говорить? спросилъ Араго.

— О! господинъ Араго, отвчалъ молодой человкъ, вы должны знать меня, я очень прилежно посщаю ваши курсы и, въ продолженіе всей лекціи вы не спускаете съ меня глазъ.} имвшій привычку смотрть во время своихъ лекцій на того изъ слушателей, который казался ему наимене понятливымъ. Когда онъ полагалъ, что этотъ слушатель понялъ,— то былъ увренъ, что объяснилъ вполн удовлетворительно

Бенъ-Зуфъ не только не былъ безтолковъ, но напротивъ даже очень смышленъ, но онъ былъ необразованъ.

Убдясь, что онъ понялъ, профессоръ, приступилъ къ дальнйшимъ объясненіямъ.

— Я прившу, господа, этотъ мшокъ съ сорока монетами къ безмену и такъ какъ находимся на Галліи, то увидимъ, что онъ вситъ на Галліи.

Онъ прицпилъ мшокъ къ крючку. Стрлка заколебалась и наконецъ, остановясь на одномъ мст, показала сто тридцать три грамма.

— Слдовательно, сказалъ Пальмиренъ Розетъ, предметъ, который вситъ на земл одинъ килограммъ, на Галліи вситъ только сто тридцать три грамма т. е. почти въ семь разъ мене. Ясно ли это?

Бенъ-Зуфъ кивнулъ головою въ знакъ того, что понялъ.

Профессоръ снова заговорилъ своимъ профессорскимъ тономъ.

— Вы понимаете теперь, что съ обыкновенными всами я никогда бы не пришелъ къ такому результату. Чашки всовъ изъ которыхъ я положилъ на одну бы мшокъ съ монетами, а на другую гирю, всомъ въ килограммъ, остались бы въ равновсіи, такъ какъ и монеты и гири утратили бы одинаковое количество тяжести. Поняли ли вы это?

— Даже я понялъ, отвчалъ Бенъ-Зуфъ.

— Если же всъ на Галліи въ семь разъ легче, чмъ на земномъ шар, то изъ этого слдуетъ заключить, что притягательная сила Галліи въ семь разъ слабе притягательной силы земнаго шара.

— Отлично! сказалъ капитанъ Сервадакъ, теперь эта статья намъ вполн извстна, а потому перейдемте, дорогой профессоръ, къ цлому Галліи.

— Нтъ, сперва къ ея плотности, отвчалъ Пальмиренъ Розетъ.

— Дйствительно, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ, такъ какъ мы знаемъ объемъ Галліи, то, узнавъ, ея плотность, цлое вычислится само собою.

Замчаніе лейтенанта было справедливо и профессоръ приступилъ къ вычисленію плотности. Онъ взялъ кубическій дециметръ, высченный изъ скалы волкана, и сказалъ:

— Господа, глыба эта высчена изъ того неизвстнаго вещества, которое вы встртили на поверхности Галліи, въ продолженіи вашего кругосвтнаго плаванія, Мн кажется, что берега, волканъ, сверная и южная территорія, словомъ, вся моя комета состоитъ только изъ этого минерала, котораго вы не могли опредлить по вашему невжеству въ геологіи.

— Но намъ очень хотлось-бы знать какое это вещество? сказалъ Гекторъ Сервадакъ.

— Слдовательно, продолжалъ Пальмиретъ Розетъ, я имю право относиться къ Галліи такъ, какъ будто она состоитъ цликомъ до самыхъ своихъ ндръ изъ этаго вещества. Вотъ кубическій дециметръ этого минерала. Онъ долженъ всить на земл въ семь разъ боле, чмъ на Галліи, потому повторяю, что притягательная сила этой кометы въ семь разъ слабе притягательной силы земли.

— Что ты вытаращилъ глаза? Понялъ ли?

Послднія слова относились къ Бенъ-Зуфу.

— Нтъ не понялъ, отвчалъ Бенъ-Зуфъ.

— Ну, я не буду тратить времени на объясненія теб. Довольно того, что другіе поняли.

— Экой медвдь! проворчалъ Бенъ-Зуфъ.

— Взвсимъ же эту глыбу, продолжалъ, профессоръ. Это все равно, какъ еслибы я прицпилъ къ крючку безмена мою комету.

Онъ привсилъ кубическій дециметръ къ крючку — и стрлка показала одинъ килограмъ и тысячу триста тридцать граммъ.

— Одинъ килограммъ и тысяча триста тридцать три грамма, помноженные на семь, сказалъ Пальмиренъ Розетъ, составляютъ почти десять килограммъ. Такъ какъ плотность земли равняется почти пяти, то плотность Галліи будетъ вдвое боле, потому что она равняется десяти. Иначе притягательная сила моей кометы вмсто того, чтобы составлять седьмую долю притягательной силы земли, составляла бы пятнадцатую.

Профессоръ проговорилъ все это съ гордостью. Если земля превосходила Галлію объемомъ, то комета превосходила землю плотностью, а онъ не промнялъ-бы плотность на объемъ.

Итакъ діаметръ Галліи, ея окружность, поверхность, объемъ, плотность и сила тяжести на ея поверхности были извстны. Оставалось только вычислить ея цлое или, иначе, ея всъ.

Это сдлали очень скоро: если кубическій дециметръ вещества, изъ котораго состояла Галлія, всилъ на земл десять килограммъ, то Галлія столько же разъ всила десять килограммъ, сколько ея объемъ содержалъ кубическихъ дециметровъ. А объемъ ея, составлявшій, какъ было извстно, двсти одинадцать милліоновъ четыреста тридцать три тысячи четыреста шестьдесять кубическихъ километровъ, содержалъ такое число дециметровъ, какое изображается двадцатью и одною цифрою, а именно: двсти одиннадцать квинтильоновъ четыреста тридцать три кватрильона, четыреста шестьдесять трильоновъ.

Число это представляло земными килограммами цлое или всъ Галліи. Слдовательно, онъ былъ мене вса земли на четыре секстильона семьсотъ восемдесять восемь квинтильоновъ пятьсотъ семьдесять кватрильоновъ пятьсотъ сорокъ трильсяовъ килограммъ.

— Да сколько же вситъ сама земля-то? спросилъ Бенъ-Зуфъ ошеломленный этими мильярдами милліоновъ.

— А знаешь-ли ты сперва, что такое милліардъ? спросилъ капитанъ Сервадакъ.

— Не совсмъ-то, капитанъ.

— Ну такъ знай же, что со времени Рождества Христова не прошло еще милліарда минутъ, и что еслибы ты былъ долженъ кому нибудь милліардъ и платилъ-бы каждую минуту по франку, начиная съ этой эпохи, то до сихъ поръ еще не уплатилъ-бы долга.

— Но франку каждую минуту! вскричалъ Бенъ-Зуфъ. Да я разорился-бы въ четверть часа. Чтоже однако въ самомъ дл вситъ земля?

— Пять тысячъ восемьсотъ семьдесятъ пять секстильоновъ килограммъ, отвчалъ лейтенантъ Прокофьевъ, число это состоитъ изъ двадцати пяти цифръ.

— А луна?

— Семьдесять два секстильона килограммъ.

— Только-то! вскричалъ Бенъ-Зуфъ. А солнце?

— Два нонильона, отвчалъ профессоръ. Это число пишется тридцатью одною цифрою.

— Два нонильона! вскричалъ Бенъ-Зуфъ: можетъ быть только безъ нсколькихъ граммъ?

Пальмиренъ Розетъ скосился уже-было на Бенъ-Зуфа.

— Итакъ, сказалъ капитанъ Сервадакъ взаключенье, всякій предметъ вситъ на поверхности Галліи въ семь разъ мене, чмъ на земл.

— Да, отвчалъ профессоръ, и, вслдствіе этого факта, наша мускульная сила увеличилась въ семь разъ. Рыночный носильщикъ, который поднимаетъ на земл тяжесть въ сто килограммъ, на Галліи поднялъ бы тяжесть въ семьсотъ килограммъ.

— И оттого-то мы прыгаемъ въ семь разъ выше чмъ на земл, прибавилъ Бенъ-Зуфъ.

— Конечно, отвчалъ лейтенантъ Прокофьевъ, и если-бы масса Галліи была еще меньше, ты прыгалъ-бы еще выше, Бенъ-Зуфъ.

— Даже черезъ Монмартрскій холмъ перескочилъ-бы! прибавилъ профессоръ, насмшливо прищурясь на Бенъ-Зуфа.

— А какъ велика сила тяжести другихъ свтилъ? спросилъ Гекторъ Сервадакъ.

— А вы уже забыли это! вскричалъ профессоръ. Впрочемъ, вдь вы были всегда плохимъ ученикомъ.

— Къ стыду моему, я долженъ сознаться въ этомъ, сказалъ капитанъ Сервадакъ.

— Такъ слушайте же: если мы примемъ землю за единицу, то сила тяжести луны будетъ относиться какъ шестнадцать къ нулю, Юпитера — какъ сорокъ пять къ двумъ, Марса — какъ нятьдесять къ нулю, Меркурія какъ — пятнадцать, Венеры — какъ девяносто два къ нулю, т. е. почти равная сил тяжести земли, солнца — какъ сорокъ пять къ двумъ. На солнц земной килограммъ вситъ двадцать восемь килограммъ.

— На солнце, прибавилъ лейтенантъ Прокофьевъ, человкъ сложенный такъ, какъ мы, съ трудомъ поднялся-бы, если-бы упалъ, а пушечное ядро летло-бы на разстояніи только нсколькихъ десятковъ метровъ.

— Вотъ главное поле битвы для трусовъ, сказалъ Бенъ-Зуфъ.

— Вовсе нтъ, отвчалъ капитанъ Сервадакъ, вдь имъ было-бы трудно бжать отъ непріятеля.

— А лучше, еслибъ Галлія была еще меньше, сказалъ Бенъ-Зуфъ.

— Мы были-бы еще сильне и прыгали-бы еще выше. Впрочемъ, вдь и то сказать, мудрено ей быть еще меньше!

Замчаніе это, какъ и слдовало ожидать, уязвило самолюбіе Пальмиренъ Розета, владтеля Галліи, и онъ вскричалъ:

— Голова этого невжды такъ легка, что пожалуй въ одинъ прекрасный день ее унесетъ втромъ.

— Я буду держать ее обими руками, отвчалъ Бенъ-Зуфъ.

Пальмиренъ Розетъ, видя, что въ спор съ Бенъ-Зуфомъ послднее слово никогда ни останется за нимъ, хотлъ было уже уйти, но капитанъ Сервадакъ остановилъ его.

— Извините, дорогой профессоръ, сказалъ онъ, мн хочется предложить вамъ еще одинъ вопросъ: не знаете ли вы, что это за вещество, изъ котораго состоитъ Галлія?

— Можетъ быть и знаю, отвчалъ Пальмиренъ Розетъ. Свойство этого вещества плотность его, равняющейся десяти… Я могу сказать утвердительно…. О! если это такъ, то я уничтожу Бенъ-Зуфа! Я посмотрю, какъ-то онъ посметъ сравнивать свой холмъ съ моею кометою!

— Чгоже вы утверждаете? спросилъ капитанъ Сервадакъ.

— Что это вещество, отвчалъ профессоръ, длая удареніе на каждомъ слов, ничто иное какъ теллурій….

— Фи! теллурій! вскричалъ Бенъ-Зуфъ.

— Золотой теллурій, сложное тло, встрчающееся на земл, въ которомъ если содержится семьдесять доль на сто теллурія, то остальныя тридцать долей составляетъ золото.

— Тридцать на сто! вскричалъ Гекторъ Сервадакъ.

— Сложивъ удльный всъ обоихъ тлъ, это составитъ въ итог десять, т. е. именно ту цифру, которую представляетъ плотность Галжи.

— Золотая комета! повторилъ капитанъ Сервадакъ.

— Знаменитый Мотртюи полагалъ, что это очень возможно, и Галлія оправдываетъ его предположенье.

— Если-бы Галлія упала на земный шаръ, то измнила-бы всю его монетную систему, сказалъ графъ Тимашевъ, такъ какъ въ настоящее время на немъ находится въ обращеніе золотою монетою только двадцать девять милліардовъ четыреста милліоновъ.

— Такъ какъ эта глыба золота теллурія, на которой мы вращаемся въ пространств, прибавилъ Пальмиренъ Розетъ, вситъ по земному всу,— двсти одиннадцать квинтильоновъ четыреста тридцать три кватрильона четыреста шестьдесять трильоновъ килограммъ, то она принесла-бы на землю около одиннадцати квинтильоновъ килограммъ золота. Считая по три тысячи пятисотъ франковъ килограммъ, это составитъ, круглымъ числомъ, двсти сорокъ шесть секстильоновъ франковъ — число, изображаемое двадцатью цифрами.

— Еслибы это могло быть, замтилъ Гекторъ Сервадакъ, то золото утратило-бы на замл всякую цнность и вполн оправдало-бы названье ‘презрннаго металла’.

Профессоръ не слыхалъ этого замчанія. Онъ вышелъ съ величественнымъ видомъ и отправился на свою обсерваторію.

— Но къ чему ведутъ вс вычисленія, которыя этотъ вздорный ученый продлывалъ здсь какъ фокусы?— проговорилъ Бенъ-Зуфъ.

— Ни къ чему, отвчалъ капитанъ Сервадакъ, и оттого-то главнымъ образомъ они такъ заманчивы!

ГЛАВА IX,
въ которой рчь идетъ единственно о Юпитер, прозванномъ великимъ смутителемъ кометъ.

Пальмиренъ Розетъ прочелъ эту лекцію собственно изъ любви къ искусству. Онъ зналъ эфемириды кометы, путь ея въ междупланетномъ пространств и продолжительность ея обращенія вокругъ солнца. Остальное, т. е. ея цлое, плотность, силу тяжести и даже ей металлическая цнность, интересовали только его, но не его товарищей, которымъ гораздо интересне было-бы знать встртится-ли комета съ землею и въ какой срокъ.

Профессора предоставили его научнымъ занятіямъ.

На слдующій день было 1-е августа, или, говоря языкомъ Пальмирена Розета 83-е валлійское апрля. Въ теченіи этого мсяца, комета должна была пройти шестнадцать милліоновъ пятьсотъ тысячъ лье, т. е. удалиться отъ солнца на разстояніе ста девяноста семи милліоновъ лье. Ей оставалось еще восемьдесятъ одинъ милліонъ лье до своего афелія, котораго она должна была достигнуть 15 января. Пройдя этотъ пунктъ, ей предстояло повернуть по направленію къ солнцу.

Галлія приближалась къ чудному свтилу, котораго до сихъ поръ не видалъ вблизи ни одинъ человческій глазъ.

Понятно, что профессоръ не покидалъ своей обсерваторіи.

Никогда, ни одному астроному не приводилось созерцать такого дивнаго зрлища. Галлійскія ночи были прекрасны, ни малйшее дуновеніе втерка не возмущало ихъ тишины.

Небосклонъ ярко сверкалъ звздами, какъ громадная открытая книга, въ которой ясно можно было разобрать каждую букву. Великолпное свтило, къ которому стремилась Галлія, было Юпитеръ, самое величайшее изъ свтилъ, подчиненныхъ вліянію могучаго тяготнія солнца.

Посл столкновенія земли съ кометою, прошло семь мсяцевъ и послдняя быстро приближалась къ великолпной планет, которая шла на встрчу ей. 1-го августа, между обоими свтилами было только шестьдесятъ одинъ милліонъ лье разстоянія, а они должны были до 1-го ноября все еще приближаться другъ къ другу.

Но не предстояло-ли опасности Галліи? Не могло-ли тяготніе Юпитера, масса котораго была несравненно значительне массы кометы, имть на нее пагубное вліяніе? Конечно профессоръ, высчитывая періодъ обращенія Галліи вокругъ солнца, высчитывалъ также вс пертурбаціи, которымъ она должна была подвергнуться не только отъ Юпитера, но и отъ Сатурна и Марса. Но если онъ ошибся относительно значенія этихъ пертурбацій и обращеніе кометы должно было замедлиться доле, чмъ онъ предполагалъ? Если страшный Юпитеръ, этотъ вчный смутитель кометъ?….

Лейтенантъ Прокофьевъ, объяснилъ, что если профессоръ ошибся въ своихъ вычисленіяхъ, то Галліи могли угрожать слдующія опасности.

1) Влекомая неотразимою силою тяготнія Юпитера, она могла упасть на его поверхность.

2) Юпитеръ могъ только захватить ее въ свой притягательный центръ и превратить въ своего спутника или даже въ спутника одного изъ своихъ спутниковъ.

3) Совращенная со своего пути, она могла проложить себ новую орбиту, которая не должна была привести ее къ эклиптик.

4) Наконецъ, задержанная Юпитеромъ, она могла возвратиться къ эклиптик слишкомъ поздно, для того чтобы встртиться съ землею.

Достаточно было существованія одной изъ этихъ четырехъ опасностей, для того чтобы жители Галліи навсегда лишились надежды когда либо возратиться на ихъ родную планету. Но для Пальмирена Розета могли существовать только дв изъ этихъ опасностей: онъ былъ-бы крайне разобиженъ только въ такомъ случа, еслибы Галлія стала спутникомъ Юпитера или котораго нибудь изъ его спутниковъ или, еслибы она встртилась съ землею.

Этому авантюристу астроному, напротивъ, пламенно хотлось, чтобы комета продолжала двигаться въ звздныхъ пространствахъ, въ туманахъ млечнаго пути, къ которому, какъ кажется, принадлежатъ вс видимыя звзды. Понятно, что его товарищи страстно желали возвратиться на земной шаръ, гд у нихъ были родные и друзья, но у Пальмирена Розета не было ни семьи, ни родственниковъ, а друзей онъ не усплъ нажить, по милости своего неуживчиваго характера. Такъ какъ необыкновенная судьба закинула его на новое свтило, двигавшееся въ пространств, то онъ отдалъ-бы все на свт за то, чтобы остаться на немъ навсегда.

Прошелъ цлый мсяцъ, въ теченіи котораго валлійцы продолжали опасаться, а Пальмиренъ Розетъ надяться.

1-го сентября Галлія находилась только въ тридцати восьми милліонахъ лье отъ Юпитера, т. е. именно на такомъ же разстояніи, какое отдляетъ землю отъ солнца.

15-го сентября разстояніе между Галліею и Юпитеромъ дошло до двадцати шести милліоновъ лье. Юпитеръ повыросталъ и комета стремилась къ нему такъ сильно, какъ будто ея эллиптическая орбита превратилась въ прямолинейное паденіе.

Планета была дйствительно великолпная, но она грозила, какъ опасный камень преткновенія, измнить путь Галліи.

Со времени Ньютона извстно, что чмъ больше тло, тмъ сильне его притягательная сила, и чмъ меньше разстояніе между тлами, тмъ она сильне дйствуетъ.

Масса же Юпитера была громадна, а слдовательно разстояніе, на которомъ должна была пройти Галлія мимо него, относительно очень не велико.

Діаметръ этого гиганта составляетъ тридцать пять тысячъ семьсотъ девяносто лье, т. е. въ одиннадцать разъ больше земнаго діаметра, окружность его равняется ста двнадцати тысячамъ четыремъ стамъ сорока лье. Объемъ его въ тысячу четыреста четырнадцать разъ больше объема земнаго шара, т. е. надо тысячу четыреста четырнадцать земныхъ шаровъ для того, чтобы составилась планета такой величины, какъ Юпитеръ. Масса его, или цлое, въ триста тридцать восемь разъ больше массы земнаго сфероида, или, говоря иначе, онъ вситъ въ сто тридцать восемь разъ больше, чмъ земля, а именно около двухъ октилоновъ килограммъ — число изображалось двадцатью восемью цифрами

Если его средняя плотность, — вычисленная изъ его цлаго и объема — не равняется четвертой доли плотноси земнаго шара и только на одну треть превосходитъ плотность воды, — обстоятельство, подавшее поводъ къ гипотез, что онъ находится въ жидкомъ состояніи или по крайней мр его поверхность, то, тмъ не мене, его масса была страшна для Галліи.

Чтобы докончить физическое описаніе Юпитера, прибавимъ, что онъ обращается вокругъ солнца въ теченіи одиннадцати лтъ, десяти мсяцевъ, семнадцати дней, восьми часовъ и сорока двухъ земныхъ минутъ. Онъ двигается съ быстротою 13 километровъ въ секунду по орбит, представляющей тысячу двсти четырнадцать милліоновъ лье. Вращательное движеніе на своей оси совершаетъ онъ въ теченіи девяти часовъ и пятидесяти минутъ, отчего дни его очень коротки, вслдствіе этого, пункты его на экватор перемщаются въ двадцать семь разъ быстре экваторіальныхъ пунктовъ земли, отчего оба его полюса понижаются на девятьсотъ девяносто пять лье. Ось планеты почти перпендикулярна площади ея орбиты, отчего дни и ночи на ней равны и перемны временъ года незначительны, такъ какъ солнце стоитъ почти неизмнно на площади экватора. Наконецъ плотность свта и тепла, получаемыхъ планетою, представляетъ только двадцать пятую долю плотности ихъ на земной поверхности: это происходитъ оттого, что путь Юпитера эллиптическій, причемъ минимумъ его разстоянія отъ солнца сто восемьдесятъ восемь милліоновъ лье, а максимумъ — двсти семь милліоновъ.

Теперь, намъ остается только упомянуть о четырехъ лунахъ, которыя, сіяя то за разъ, то по одиночк на горизонт этой планеты, великолпно освщаютъ ея ночи.

Одинъ изъ этихъ четырехъ спутниковъ обращается почти на такомъ же разстояніи отъ Юпитера, какъ луна отъ земли. Другой — немного мене луны. Но вс они совершаютъ свое обращеніе гораздо быстре, чмъ луна, именно: первый — въ теченіи одного дня осьмнадцати часовъ, двадцати восьми минутъ, второй — въ три дня тринадцать часовъ четырнадцать минутъ, третій — въ семь дней три часа сорокъ три минуты и четвертый — въ шестнадцать дней шестнадцать часовъ тридцать дв минуты. Самый отдаленный движется на разстояніи четырехсотъ шестидесяти пяти тысячъ ста тридцати лье отъ поверхности планеты.

Извстно, что по движеніямъ этихъ спутниковъ, отличающихся большою правильностью, опредлили въ первый разъ быстроту свта. Можно также вычислить по нимъ долготы земнаго шара.

— Юпитера можно сравнить съ громадными часами, сказалъ однажды лейтенантъ Прокофьевъ: спутники его изображаютъ стрлки и измряютъ время совершенно правильно.

— Такіе часы не по моему карману, сказалъ Бенъ-Зуфъ.

— На нашихъ часахъ, прибавилъ лейтенантъ Прокофьевъ, не бываетъ боле трехъ стрлокъ, а на этихъ четыре.

— Пожалуй, скоро будетъ и пять, прибавилъ капитанъ Сервадакъ, намекая на предположеніе, чтобъ Галлія не превратилась также въ спутника Юпитера.

Понятно, что у капитана Сервадака и его товарищей только и было разговора, что объ этомъ свтил, которое видимо росло съ каждымъ днемъ. Они не спускали съ него глазъ, и ничто другое не шло имъ на умъ.

Разъ какъ-то разговоръ зашелъ о томъ, какъ стары вс эти различныя планеты, обращающіяся вокругъ солнца, и лейтенантъ Прокофьевъ прочелъ изъ Фламаріона отрывокъ о безконечномъ.

‘Самыя отдаленныя (изъ этихъ свтилъ) вмст съ тмъ самыя почтенныя и наиболе подвинувпііяся на пути прогресса. Нсколько милліардовъ вковъ тому, вышелъ первый изъ солнечной туманной оболочки Нептунъ, тяготющій на разстояніи тысячи ста милліоновъ лье отъ солнца, Уранъ, движущійся на разстояніи семисотъ милліоновъ лье отъ солнца, существуетъ нсколько сотъ милліоновъ вковъ, Юпитеръ, гигантъ тяготющій въ разстояніи ста девяносто милліоновъ лье отъ солнца, существуетъ семьдесятъ милліоновъ вковъ. Марсъ — отстоящій отъ солнца на пятьдесятъ шесть милліоновъ лье, существуетъ тысячу милліоновъ лтъ. Земля, движущаяся въ разстояніи тридцати семи милліоновъ лье отъ солнца вышла изъ его пламенныхъ ндръ сто милліоновъ лтъ тому. Венера, обращающаяся въ двадцати шести милліонахъ лье отъ солнца, произошла отъ него же, можетъ быть не доле пятидесяти милліоновъ лтъ тому. Только десять милліоновъ лтъ тому появился на свт изъ солнечнаго лона Меркурій, движущійся въ четырнадцати милліонахъ лье отъ солнца, а луна вышла изъ ндръ земли’.

Такова новая теорія. Она вызвала замчаніе со стороны капитана Сервадака, что въ конц концовъ ужь лучше было бы попасть въ плнъ къ Меркурію, чмъ къ Юпитеру, на томъ основаніи, что молодой повелитель не такъ капризенъ какъ старый и слдовательно ему легче служить.

Въ послднюю половину сентября, Галлія и ІОпитеръ все еще приближались другъ къ другу. 1-го числа этого мсяца комета перескла орбиту Юпитера, и въ первое число октября свтила должны были подойти одно къ другому на самое близкое разстояніе. Нельзя было опасаться прямого столкновенія, такъ какъ площади орбитъ Юпитера и Галліи не совпадали, но он были слегка наклонны одна къ другой.

Площадь Юпитера составляетъ уголъ въ 1^о 19′ съ эклиптикой, а читатель, вроятно, помнитъ, что эклиптика и орбита кометы со времени столкновенія съ землею заключились нъ одной площади.

Въ теченіи послднихъ двухъ недль сентября Юпитеръ представилъ-бы великолпное зрлище для всякаго наблюдателя, мене занятаго своимъ личнымъ положеніемъ, чмъ галлійцы. Дискъ его, освщенный солнечными лучами, отражалъ ихъ на Галліи довольно ярко. Боле освщенные предметы на его поверхности принимали новый колоритъ. Можно было даже различить Нерину въ то время, когда она удалялась отъ Юпитера и приближалась къ солнцу. Пальмиренъ Розетъ, не выходившій изъ своей обсерваторіи, не отводилъ глазъ отъ зрительной трубы, пламенно стремясь проникнуть вс тайны міра Юпитера. Никогда, ни одинъ астрономъ не видалъ этой планеты иначе, какъ на разстояніи ста пятидесяти милліоновъ лье, а теперь она должна была приблизиться къ нашему энтузіасту-профессору до тринадцати милліоновъ лье…. Что-же касается солнца, то оно было теперь въ такомъ разстояніи отъ Галліи, что дискъ его имлъ пять минутъ сорокъ шесть секундъ въ діаметр.

За нсколько дней до того, какъ Галлія и Юпитеръ должны были достигнуть ближайшаго разстоянія, спутники планеты стали видны невооруженнымъ глазомъ. Извстно, что ихъ нельзя видть съ земли безъ помощи зрительной трубы. Впрочемъ нкоторыя лица, одаренныя необыкновенно острымъ зрніемъ, видли ихъ простыми глазами, въ томъ числ Местлингъ, учитель Келлера. Впрочемъ упоминаютъ также объ одномъ сибирскомъ охотник, а директоръ Бреславской обсерваторіи, Богулавскій,— объ одномъ тамошнемъ портномъ. Жителямъ Теплой земли и Улья-Нины не надо было такого необыкновеннаго зрнія, для того, чтобы видть спутниковъ Юпитера. Можно было даже разсмотрть, что одинъ изъ нихъ отличается боле или мене блымъ цвтомъ, другой былъ слегка синеватъ, третій совершенно блый, а четвертый то оранжевый, то красноватый. Надо также прибавить, что Юпитеръ, видимый на этомъ разстояніи, былъ совершенно лишенъ сверканія.

Пальмиренъ Розетъ наблюдалъ планету вполн безкорыстно, собственно изъ любви къ наук, но его товарищи постоянно опасались, чтобы Юпитеръ не задержалъ Галліи и даже, чтобы она не упала на него, влекомая къ нему его тяготніемъ. Дни однако шли за днями, а опасенія эти не подтверждались.

Иногда, Гекторъ Сервадакъ и его товарищи толковали о томъ, дйствительно ли Юпитеръ не будетъ имть на Галлію другаго вліянія, кром пертурбацій, вычичленныхъ профессоромъ, и если не предстояло прямаго паденія вслдствіе силы первоначальнаго направленія, полученнаго кометою, достаточно-ли будетъ этой силы для того, чтобъ удержать ее въ границахъ этихъ пертурбацій! которыя не могли воспрепятствовать ей совершить ея обращеніе вокругъ солнца въ теченіи двухъ лтъ? Конечно Пальмиренъ Розетъ наблюдалъ и высчитывалъ все это, но мудрено было разспрашивать его о результатахъ его наблюденій.

— Впрочемъ, если Галлія будетъ задержана на своемъ пути сверхъ ожиданія, сказалъ какъ-то капитанъ Сервадакъ, то мы это сейчасъ узнаемъ, потому что мой бывшій профессоръ не въ состояніи будетъ скрыть своего восторга. Онъ будетъ очень радъ случаю подразнить насъ, такъ что, не разспрашивая его прямо, мы узнаемъ чего намъ ожидать.

— Дай-то Богъ, чтобы его первыя вычисленія были безошибочны, сказалъ графъ Тимашевъ.

— Невроятно, чтобы Пальмиренъ Розетъ могъ ошибиться! вскричалъ Гекторъ Сервадакъ. Нельзя отнять того, что онъ очень свдущій астрономъ. Я точно также врю въ его первыя вычисленія относительно обращенія Галліи, какъ поврилъ-бы въ послднія, еслибы онъ сказалъ на ихъ основаніи, что мы должны навсегда отказаться отъ надежды возвратиться къ земл.

— Сказать-ли, капитанъ, что меня тревожитъ? сказалъ Бенъ-Зуфъ.

— Скажи, Бенъ-Зуфъ.

— Вашъ ученый не сходитъ со своей обсерваторіи, не такъ-ли? проговорилъ Бенъ-Зуфъ, съ видомъ человка глубоко обдумавшаго то, что говоритъ.

— Конечно, отвчалъ Гекторъ Сервадакъ.

— И день и ночь его проклятая зрительная труба направлена на этого Юпитера, который хочетъ проглотить насъ.

— Ну такъ что-же?

— Можетъ быть, капитанъ, вашъ бывшій профессоръ понемножку притягиваетъ Юпитера этою адскою трубою.

— О, нтъ ты ошибаешься! вскричалъ капитанъ Сервадакъ, расхохотавшись.

— Не смйтесь, капитанъ, не смйтесь, отвчалъ Бенъ-Зуфъ, недоврчиво покачавъ головой. Я не такъ твердо, какъ вы увренъ, что нтъ, и всми силами крплюсь, чтобы…

— Что-же? спросилъ Гекторъ Сервадакъ.

— Чтобы не разнести въ прахъ это орудіе несчастія.

— Ты хочешь разбить его зрительную трубу?

— Въ тысячу кусковъ.

— Попробуй только и я велю тебя повсить!

— О! повсить!

— Да вдь я генералъ-губернаторъ Галліи!

— Точно такъ, капитанъ, отвчалъ Бенъ-Зуфъ.

Еслибы капитанъ Сервадакъ дйствительно осудилъ Бенъ-Зуфа на вислицу, то ординарецъ скоре самъ надлъ-бы себ на шею петлю, чмъ позволилъ-бы себ хотя на одну минуту усомниться въ прав на жизнь и смерть его превосходительства.

1-го октября между Юпитеромъ и Галліею было уже только тринадцать милліоновъ лье, т. е. планета была въ сто восемьдесятъ разъ дале отъ Галліи, чмъ бываетъ луна отъ земли на самомъ дальнемъ разстояніи. Извстно, что еслибы Юпитеръ приблизился къ земл на такое же разстояніе какъ луна, то діаметръ его диска былъ-бы въ тридцать четыре раза длинне діаметра луннаго диска, а поверхность въ тысячу разъ больше поверхности луны. Слдовательно, жители Галліи видли дискъ его въ громадномъ размр. Можно было ясно разсмотрть полосы различныхъ цвтовъ, пестрившія его параллельно экватору, на свер и юг, он были сроватыя, на полюсахъ же, поперемнно, то свтлыя, то темныя, окраины диска были ярче. На полосахъ были разбросаны пятна различной формы и величины.

Не были-ли эти пятна слдствіемъ тумановъ атмосферы Юпитера? Можно-ли было объяснить ихъ присутствіе, свойства и перемщеніе — собраніемъ паровъ и образованіемъ облаковъ, носимыхъ воздушными теченіями, — которые, подобно пассатнымъ втрамъ, стремятся въ направленіи противу по ложномъ вращательному движенію кометы на ея оси? Ни Пальмиренъ Розетъ и никакой другой изъ его собратовъ астрономовъ не могъ-бы отвтить на этотъ вопросъ, и если профессору суждено было возвратиться на землю, то онъ не имлъ бы даже того утшенія, что открылъ одну изъ любопытнйшихъ тайнъ міра Юпитера.

Во вторую недл октября опасенія особенно усилились. Галлія поднималась очень быстро къ опасному пункту.

Графъ Тимашевъ и капитанъ Сервадакъ безпрестанно толковали о томъ, что предстояло имъ.

Иногда они допускали предположеніе, что не возвратятся боле къ земл, и тогда задумывались о томъ, что ожидаетъ ихъ въ солнечномъ, а можетъ быть и въ звздномъ мір. Они заране покорились своей участи и при мысли, что могутъ быть перенесены въ среду новаго человчества, вдохновились этою высокою философіею, которая, отвергая узкую идею міра, созданнаго единственно для человка, объемлетъ все пространство обитаемой вселенной.

Не смотря на то, въ глубин ихъ душъ таилась надежда возвратиться къ земл. Они чувствовали, что не могли отказаться отъ нея до тхъ поръ, пока на горизонт Галліи посреди другихъ звздъ, будетъ сіять земной шаръ.

Впрочемъ, лейтенантъ Прокофьевъ, часто говаривалъ имъ что, еслибы Галліи удалось уйти отъ Юпитера, то ей не предстояло-бы боле уже никакихъ опасностей ни отъ Сатурна, тяготвшаго слишкомъ далеко, ни отъ Марса, орбиту котораго она должна была перерзать на обратномъ пути къ солнцу. Понятно, что всмъ пламенно хотлось, какъ Вильгельму Телю, скоре миновать ‘роковую переправу’.

15 октября оба свтила подошли другъ къ другу на самое близкое разстояніе, которое должно было раздлять ихъ, если комет не грозили новыя пертурбаціи. Галлія уже находилась только въ тринадцати милліонахъ лье отъ Юпитера. Затмъ или она должна была подвергнуться сил его тяготнія, или продолжать путь по своей орбит, не подвергаясь другимъ пертурбаціямъ, кром тхъ, которыя были вычислены….

Галлія прошла опасный пунктъ.

Это было сейчасъ же видно на слдующее утро по чрезвычайно дурному расположенію духа Пальмирена Розеіа. Онъ торжествовалъ какъ астрономъ, но былъ уничтоженъ какъ искатель приключеній. Вмсто того чтобы радоваться точности своихъ вычисленій, онъ чувствовавъ себя самымъ несчастнымъ изъ галлійцевъ.

Галлія продолжала идти неуклонно своимъ путемъ и обращаясь вокругъ солнца должна была приблизится къ земл.

ГЛАВА X,
изъ которой ясно видно, что выгодне заниматься торговлею на земл, чмъ на Галліи.

— Намъ удалось таки улизнуть отъ Юпитера, вскричалъ капитанъ Сервадакъ, когда мрачное настроеніе духа профессора убдило его, что опасность миновала.

Затмъ, обратясь къ своимъ товарищамъ, которые были рады не меньше его, прибавилъ:

— Въ конц концовъ наше положеніе вовсе не дурно: мы просто пустились въ двухлтнее путешествіе въ солнечномъ мір. Вдь и на земл предпринимаютъ путешествія и иногда еще боле продолжительныя. До сихъ поръ мы были довольно счастливы, и такъ какъ теперь все пойдетъ своимъ порядкомъ, то черезъ пятнадцать мсяцевъ мы возвратимся на нашъ обычный сфероидъ.

— И опять увидимъ Монмартръ, прибавилъ Бенъ-Зуфъ.

Онъ былъ очень радъ, что галлійцы ‘отпарировали этотъ абордажъ’, какъ сказали-бы моряки. Дйствительно, еслибъ Юпитеръ задержалъ комету хоть на одинъ часъ, то когда она пришла-бы къ пункту, гд должна была встртиться съ землею, послдняя находилась-бы уже въ ста тысячахъ лье отъ нея, и вроятно прошли-бы цлыя тысячи вковъ прежде чмъ снова повторились-бы условія, необходимыя для ихъ встрчи. Къ тому же, еслибы Юпитеръ измнилъ плоскость или форму орбиты Галліи, то она можетъ быть продолжала-бы вчно вращаться въ звздныхъ пространствахъ.

Къ 1-му ноября Галлія была уже въ семнадцати милліонахъ лье разстоянія отъ Юпитера. Черезъ два съ половиною мсяца она должна была придти къ пункту своего афелія, т. е. достигнуть самаго дальняго разстоянія отъ солнца, посл чего ей предстояло приближаться къ нему.

Казалось, что солнце значительно утратило свой свтъ и теплоту. Днемъ оно разливало на поверхности кометы только слабый полусвтъ. Количество свта и тепла, получаемаго кометою отъ солнца, равнялось только двадцать пятой доли количества, получаемаго землею. Но солнце все-таки было видно, и Галлія находилась подъ вліяніемъ его могучаго тяготнія. Вскор она должна была приблизиться къ нему, а вмст съ приближеніемъ къ этому пламенющему центру, температура котораго иметъ не мене пяти милліоновъ градусовъ, на ней снова должна была распространиться жизнь. Эта близкая перспектива воодушевила бы галлійцевъ новыми силами, еслибы они были способны упадать духомъ.

Но что же между тмъ подлывалъ Исаакъ? Этотъ себялюбецъ не зналъ ничего объ опасеніяхъ, тревожившихъ капитана Сервадака и его товарищей въ теченіе двухъ послднихъ мсяцевъ, такъ какъ не сходилъ съ Ганзы, съ тхъ поръ, какъ такъ выгодно далъ въ займы деньги.

— Странно, говаривалъ иногда Бенъ-Зуфъ, какъ легко можно отвыкнуть видть его.

На другой же день посл того, какъ профессоръ окончилъ свои вычисленія, Бенъ-Зуфъ отнесъ еврею его безменъ и деньги и тмъ, казалось, должны были покончиться вс его сношенія съ жителями Улья-Нины.

Но напротивъ, именно въ это-то время Исаакъ Гакгабутъ задумалъ возобновить ихъ, потому что того требовалъ его интересъ. Во первыхъ, нкоторые запасы изъ его товаровъ начинали уже портиться, а во вторыхъ — ему хотлось превратить вс ихъ въ наличныя деньги, прежде чмъ комета достигнетъ земли. На земл онъ долженъ былъ-бы продавать ихъ но обыкновеннымъ цнамъ, тогда какъ на Галліи могъ заломить за нихъ непомрныя цны. Онъ очень хорошо зналъ, что кром него не къ кому было обратиться въ случа надобности.

Какъ разъ въ это самое время, въ магазин оказался недостатокъ въ масл, сахар, кофе, табак и нкоторыхъ другихъ запасахъ, Бенъ-Зуфъ сказалъ объ этомъ капитану,— и тотъ, врный своему правилу не притснять Исаака, ршился купить все, что было надо, на наличныя деньги.

Такимъ образомъ, съ одной стороны желаніе сбыть товаръ, съ другой — потребность въ немъ, должны были привести Исаака Гакгабута и жителей Теплой-Земли къ постояннымъ сношеніямъ.

Еврей надялся, что посредствомъ этой торговли скоро заграбитъ все золото и серебро колоніи.

— Одно только плохо, раздумывалъ онъ, сидя въ тсной кают, у нихъ нтъ столько наличнаго капитала, сколько стоитъ мой грузъ. Когда вс ихъ деньги перейдутъ въ мой сундукъ, чмъ же они станутъ платить мн за остальной товаръ?

Эта мысль сильно безпокоила его, но онъ вдругъ вспомнилъ, что онъ не только торговецъ, но и растовщикъ. Вдь онъ могъ и на Галліи заниматься этимъ ремесломъ, которое было такъ прибыльно для него на земл. Послдняя сдланная имъ операція въ этомъ род была очень заманчива.

Мало по малу, практическій умъ Исаака пришелъ къ слдующему логическому умазаключенію.

— Когда у нихъ не будетъ денегъ, ршилъ онъ, у меня все еще будетъ товаръ, тмъ боле, что я стану продавать его по высокимъ цнамъ. Кто-же помшаетъ мн давать имъ товаръ въ займы. Разумется только тмъ, подпись которыхъ что нибудь значить. Ничего, что векселя будутъ подписаны на Галліи, я могу взыскать по нимъ на земл. Если мн не будутъ платить по нимъ въ сроки, я протестую ихъ и судъ принудитъ уплатить. Вдь Господь Богъ не запрещаетъ людямъ заботиться о себ. Напротивъ! У нихъ есть капитанъ Сервадакъ и особенно графъ Тимашевъ, люди, какъ кажется, состоятельные, которые не постоятъ за цною и за процентами. Я не прочь давать имъ въ займы, съ уплатою мн на настоящей земл.

Исаакъ, самъ не подозрвая того, хотлъ прибгнуть къ способу, бывшему въ употребленіи у древнихъ галловъ. Они давали въ займы полъ векселя, съ уплатою въ будущей жизни. Правда, что для нихъ будущая жизнь означала вчность. Но Исаакъ хотлъ получить свои долги на земл, съ которою предстояло встртиться черезъ пятнадцать мсяцевъ.

Такимъ образомъ, пока земля и Таллія стремились другъ къ другу, влекомыя неотразимою силою, Исаака Гакгабута влекло къ капитану Сервадаку, который съ своей стороны также помышлялъ о немъ.

Свиданіе произошло въ кают Ганзы, 15 ноября. Осторожный купецъ не сталъ предлагать товара, такъ какъ очень хорошо зналъ, зачмъ пришелъ капитанъ.

— Господинъ Исаакъ, сказалъ послдній безо всякихъ предисловій и уловокъ, намъ надо кофе, сахару, табаку, масла и кое чего другаго, что есть у теб на Ганз. Завтра я приду съ Бенъ-Зуфомъ, чтобъ купить у тебя все это.

— Умилосердитесь! вскричалъ Исаакъ, это было его любимое выраженіе, которое онъ употреблялъ кстати и не кстати.

— Вдь мы придемъ ‘купить’, понимаете-ли? продолжалъ капитанъ Сервадакъ, а купить — значитъ взять товаръ и заплатить за него деньги. Слдовательно іереміады твои вовсе не кстати.

— Ахъ, господинъ губернаторъ, я понимаю! отвчалъ Исаакъ дрожащимъ голосомъ, какъ нищій, вымаливающій подаяніе. Все понимаю, я знаю что вы не допустите ограбить бднаго торговца, состояніе котораго подвержено такимъ опасностямъ.

— Ровно никакимъ, господинъ Исаакъ, возразилъ капитанъ Сервадакъ. Я теб опять-таки говорю, что у тебя ничего не возьмутъ не заплативъ.

— Наличными деньгами?

— Наличными.

— Вы вдь понимаете, господинъ губернаторъ, что я никакъ не могу давать въ кредитъ…. сказалъ Исаакъ Гакгабутъ.

Капитанъ Сервадакъ, пользуясь по своему обыкновенію случаемъ, чтобъ изучить еврея во всхъ отношеніяхъ, не возразилъ ни слова.

— Я думаю да…. я думаю продолжалъ обрадованный этимъ еврей, что на Теплой Земл есть очень почтенныя…. т. е. я хочу сказать очень состоятельныя лица…. вотъ какъ графъ Тимашевъ…. и вы сами господинъ губернаторъ.

Гекторъ Сервадакъ почувствовалъ сильное желаніе ткнуть жида ногою, но удержался.

— Но вы понимаете, продолжалъ вкрадчиво Исаакъ, что если я отпущу въ кредитъ одному, то другіе захотятъ того же, а это можетъ повести къ непріятнымъ сценамъ…. и я полагаю, что лучше уже не давать въ кредитъ никому.

— И я полагаю также, отвчалъ Гекторъ Сервадакъ.

— Я очень радъ, что господинъ губернаторъ одного со мною мннія, продолжалъ Исаакъ. Это значитъ настоящимъ образомъ понимать торговлю. Осмлюсь я спросить у господина губернатора, какою монетою будутъ мн производить уплату?

— Золотою, серебряною и мдною, а когда выйдетъ вся чеканная монета, банковыми ассигнаціями…

— Ассигнаціями! вскричалъ Исаакъ Гакгабутъ, вотъ чего я и боялся-то!

— Разв ты не имешь доврія къ французскому, русскому и англійскому банкамъ?

— Ахъ, господинъ губернаторъ, только золото и серебро имютъ истинную цнность.

— Потому-то я и сказалъ теб, господинъ Исаакъ, отвчалъ капитанъ Сервадакъ очень любезнымъ тономъ, что теб будутъ платить золотою и серебряною монетою по земному курсу.

— Золотою!… золотою!…. вскричалъ Исаакъ съ живостью, эта монета лучше всякой другой.

— Да главнымъ образомъ золотою, потому что золотой монеты больше всякой другой на Галліи. У насъ есть русское, французское и апулійское золото.

— О! славное золото! вскричалъ Исаакъ.

— Такъ ршено до-завтра, Исаакъ, сказалъ капитанъ Сервадакъ, собираясь уйти.

Исаакъ подошелъ къ нему.

— Позволитъ-ли господинъ губернаторъ предложить ему еще одинъ вопросъ? проговорилъ онъ.

— Предлагай.

— Вдь я могу назначить самъ цну моимъ товарамъ, не правда-ли?

— Господинъ Гакгабутъ, отвчалъ капитанъ Сервадакъ, хладнокровно, я былъ-бы въ прав назначить максимумъ цнъ, но я не хочу пользоваться этимъ правомъ, и ты назначишь самъ за твои товары такія цны, какія приняты на европейскихъ рынкахъ.

— Умилосердитесь, господинъ губернаторъ! вскричалъ Исаакъ, задтый за самую чувствительную струну. Но вдь это значитъ лишать меня законнаго барыша!.. Это противно всмъ комерческимъ правиламъ! Я имю право назначать цны на рынк, потому что въ моихъ рукахъ весь товаръ! Вы не можете противится этому, господинъ губернаторъ, если хотите поступить справедливо. Вдь это значитъ разорить меня!

— По европейскимъ цнамъ! повторилъ хладнокровно капитанъ Сервадакъ.

— Какъ! мн представляется случай воспользоваться положеніемъ…

— Я именно и не хочу допустить тебя воспользоваться этимъ положеніемъ.

— Никогда больше не представится мн такого случая!….

— Ободрать какъ липку твоихъ ближнихъ, господинъ Исаакъ? Мн очень жаль тебя… Но не забудь, что я имю право воспользоваться для общаго блага твоимъ товаромъ….

— Воспользоваться тмъ, что принадлежитъ мн законно, какъ это извстно Господу Богу!

— Да…. господинъ Исаакъ, но я только напрасно потеряю время, если стану объяснять теб эту простую истину. Ршись-ка лучше сдлать по моему, и будь доволенъ тмъ, что у тебя хотятъ купить, когда могутъ взять силою.

Исаакъ Гакгабутъ хотлъ-было еще возразить кое-что, но капитанъ Сервадакъ не далъ ему времени.

— По европейскимъ цнамъ, повторилъ онъ еще разъ и вышелъ изъ каюты.

Исаакъ Гакгабутъ весь остальной день бранилъ губернатора и всю галлійскую колонію, которая хотла предписывать ему цны на товары. Вдругъ ему пришла въ голову счастливая мысль, которая до нкоторой степени утшила его.

— Хорошо-же, разбойники вы этакіе! подумалъ онъ, я стану продавать мой товаръ по европейскимъ цнамъ, но вамъ отъ этого будетъ не легче: онъ обойдется вамъ вдвое дороже.

На слдующее утро, 16 ноября, чуть разсвло, капитанъ Сервадакъ, который хотлъ самъ наблюдать за исполненіемъ своихъ приказаніи, взявъ съ собою Бенъ-Зуфа и двухъ русскихъ матросовъ, отправился на тартану.

— Здраствуй, Элеазаръ! вскричалъ Бенъ-Зуфъ, какъ ты поживаешь. старый негодяй?

— Благодарю васъ, господинъ Бенъ-Зуфъ, вы очень добры!— отвчалъ Исаакъ.

— Мы пришли купить у тебя кое-что по пріятельски.

— Да… по пріятельски, но съ платою.

— По европейскимъ цнамъ, прибавилъ капитанъ Сервадакъ.

— Ладно!… ладно! отвчалъ Бенъ-Зуфъ. Поворачивайся же скоре, пора ужъ разориться теб….

— Что же требуется? спросилъ Исаакъ Гакгабутъ.

— На сегодня намъ требуется десять килограммъ кофе, десять килограммъ табаку и столько же сахару. Только смотри, давай намъ хорошій товаръ, а не то береги твои старыя кости. Я знаю толкъ, потому что я нынче распоряжаюсь хозяйствомъ.

— Я полагалъ, что вы адъютантъ, господина генералъ губернатора, возразилъ Исаакъ.

— Да Каифъ! я адъютантъ, при торжественныхъ случаяхъ и капралъ когда надо идти на рынокъ. Да ну, проворне, нетеряй-же времени!

— Вы сказали, господинъ Бенъ-Зуфъ, десять килограммъ кофе, десять килограммъ сахару и десять килограммъ табаку?

И съ этими словами Исаакъ Гакгабутъ вышелъ изъ каюты, спустился въ трюмъ Ганзы и вскор возвратился неся десять пакетиковъ съ французскими бандеролями, въ каждомъ пакет былъ килограммъ вса.

— Вотъ десять килограммъ табаку, сказалъ онъ. По двнадцати франковъ за килограммъ, будетъ сто двадцать франковъ.

Бенъ Зуфъ хотлъ заплатить, но капитанъ Сервадакъ остановилъ его.

— Погоди, Бенъ-Зуфъ. сказалъ онъ, надо свсить эти пакеты.

— Правда ваша, капитанъ.

— Да къ чему же? возразилъ Исаакъ Гакгабутъ. Вдь вы видите, что пакеты запечатаны и всъ выставленъ.

— Не разсуждай, старина, а бери-ка безменъ, сказалъ Бенъ-Зуфъ.

Исаакъ принеси безменъ и нацпилъ на крючекъ одинъ изъ пакетовъ.

— Mein Gott! вскричалъ онъ съ ужасомъ!

И дйствительно, Исааку было отчего ужаснуться.

Вслдствіе уменьшенія силы тяжести на поверхности Галліи, пакетъ, вмсто килограмма, всилъ только сто тридцать три грамма.

— Что ты скажешь на это, господинъ Исаакъ, проговорилъ капитанъ очень серьезно, видишь теперь, что хорошо сдлалъ, заставивъ тебя свсить эти пакеты?

— Но господинъ губернаторъ…

— Прибавь же сколько недостаетъ до килограмма.

— Но, господинъ губернаторъ… твердилъ несчастный Исаакъ, который не зналъ, что и сказать больше.

Онъ очень хорошо понялъ уменьшеніе притягательной силы и видлъ, что галлійцы вознаграждены за высокія цны уменьшеніемъ вса. Еслибы у него были настоящіе всы, то съ нимъ не случилось-бы такой бды, какъ это было объяснено выше. Но у бднаго Исаака ихъ не было.

Онъ попробовалъ-было разжалобить капитана Сервадака, но тотъ былъ непреклоненъ. Онъ сказалъ, что ни онъ, ни его товарищи не виноваты въ этомъ, и что онъ заплатитъ за килограммъ только въ такомъ случа, когда стрлка покажетъ килограммъ вса.

Нечего было длать! пришлось Исааку Гакгабуту самому казнить себя, что онъ и исполнилъ съ жалобами и стонами, вызвавшими громкій хохотъ Бенъ-Зуфа и русскихъ матросовъ. Насмшки и остроты сыпались на него градомъ. Вмсто одного килограмма табаку, онъ далъ семь, то же было съ кофеемъ и сахаромъ.

— Чтожъ, Гарпагонъ, разв лучше было-бы, еслибы мы взяли даромъ, утшалъ его Бенъ0Зуфъ, который самъ держалъ безменъ.

Наконецъ, все было свшено. Исаакъ Гакгабутъ продалъ 70 килограммъ кофе, такое же количество табаку и сахару, но получилъ плату только за 10-ть килограммъ каждаго изъ этихъ товаровъ.

Впрочемъ, во всемъ этомъ, какъ сказалъ Бенъ-Зуфъ, былъ виноватъ никто иной какъ Галлія. Зачмъ Исаакъ явился на нее торговать?

Но капитанъ Сервадакъ, который хотлъ только позабавиться надъ Исаакомъ, движимый чувствомъ справедливости, какимъ всегда руководствовался въ отношеніи къ нему, веллъ заплатить ему, сколько слдовало за каждый килограммъ, такъ что еврей получилъ настоящую плату за весь проданный товаръ.

Читатель вроятно согласится, что исключительное положеніе капитана Сервадака и его товарищей могло послужить ему извиненіемъ въ томъ, что онъ напугалъ-было еврея, къ тому же Гекторъ Сервадакъ видлъ, что Исаакъ нарочно прибднивался. Въ его жалобахъ и стенаніяхъ слышалось что-то лживое.

Какъ-бы ни было, вс оставили Ганзу и до Исаака Гагкабута донесся издали отголосъ псни Бенъ Зуфа:

J’aime le son

Du clairon

Du tambour, de la trompette

Et ma joie est compl&egrave,te

Quand j’ entends resonner le canon!

(Я люблю звукъ горна, барабана и трубы, и бываю вполн счастливъ, когда слышу пушечную пальбу.)

ГЛАВА XI,
въ которой ученый міръ Галліи устремляется мысленно въ безконечное пространство.

Прошелъ мсяцъ. Галлія шла своею орбитою, увлекая съ собою свое населеніе. Ни одинъ изъ ея жителей не поддался до сихъ поръ вліянію земныхъ страстей.

Правда, что Исаакъ Гакгабутъ служилъ представителемъ жадности и эгоизма, но это было единственное пятно въ этомъ мірк, оторванномъ отъ остальнаго человчества.

Галлійцы считали себя путешественниками, совершающими кругосвтное путешествіе въ солнечномъ мір, а потому старались устроиться удобно на своемъ корабл только на время. Черезъ дна года, путешествіе должно было окончиться, и если вычисленія професора были врны — въ чемъ нельзя было сомнваться — они должны были покинуть комету и возвратиться на земной сфероидъ.

Конечно, прибытіе корабля Галліи къ порту, называемому Землею, было сопряжено съ великими затрудненіями и страшными опасностями, но до этого было еще далеко, и они имли время обдумать этотъ вопросъ.

Графъ Тимашевъ, капитанъ Сервадакъ и лейтенантъ Прокофьевъ были почти убждены, что чрезъ относительно короткій промежутоки времени увидятъ другихъ людей, кром бывшихъ на Галліи, а потому ихъ не тревожила забота о заготовленіи запасовъ на будущее время. Но часто, бесдуя между собою, они толковали о томъ, какъ-бы сдлать удобне жизнь на комет, въ случа, если имъ не суждено было покинуть ее, и строили разныя планы будущихъ работъ для того, чтобы обезпечить существованіе небольшаго числа людей, въ такомъ мір, гд зима продолжалась двадцать мсяцевъ.

15 января комета должна была достигнуть оконечности своей большей оси, т. е. своего афелія. Пройдя этотъ пункта., ей предстояло приближаться къ солнцу съ усиливающеюся быстротою. Но не ране еще какъ чрезъ девять или десять мсяцевъ, солнечная теплота могла быть на столько сильна, чтобы растаялъ ледъ, покрывавшій морскую поверхность и чтобы земля была въ состояніи производить растенія. Тогда людей и животныхъ перевезли-бы на ‘Добрын’ и ‘Ганз’ на островъ Гурби. Землю скоро-бы вспахали въ ожиданіи короткаго, но жаркаго галлійскаго лта, и своевременные посвы доставили-бы въ нсколько мсяцевъ запасы сна, овса и хлба, необходимые для всей колоніи. Съ наступленіемъ лта вс поселенцы зажили-бы здоровою и свободною жизнью землепашцевъ и охотниковъ, а къ зим снова поселились-бы какъ троглодиты въ ячейкахъ огнедутащей горы.

Конечно, они предприняли-бы прежде отдаленную экскурсію, чтобы открыть какія нибудь каменноугольныя залежи, изъ которыхъ можно было-бы добывать уголь, и постарались-бы построить на остров Гурби жилища, боле удобне и боле соотвтствующія потребностямъ колоніи и климатическимъ условіямъ Галліи.

Можетъ быть это и неудалось-бы имъ, но, во всякомъ случа, они сдлали-бы эту попытку, чтобы избгнуть продолжительнаго заточенія въ пещерахъ Улья-Нины, — заточенія еще боле вреднаго въ нравственномъ отношеніи чмъ въ физическомъ. Только такой оригиналъ-ученый, какъ Пальмиренъ Розетъ, вполн поглощенный цифрами, былъ до такой степени способенъ не замчать важныхъ неудобствъ такого положенія, что желалъ никогда не разставаться съ кометою.

Кром того, жителямъ Теплой Земли постоянно грозила опасность, которая могла осуществиться во всякое время, даже еще прежде, чмъ солнце возвратило-бы комет теплоту, необходимую для жизни ея обитателей. Вопросъ этотъ былъ важенъ и о немъ часто толковали въ виду не будущаго, котораго галлійцы надялись избгнуть, возвратясь на землю, по настоящаго.

Волканъ, согрвавшій Теплую Землю, могъ угаснуть, и что сталось-бы въ такомъ случа съ жителями Улья-Нины? Имъ пропілось-бы забраться въ самыя ндра кометы, но очень можетъ быть, что и тамъ они не встртили-бы количества тепла, достаточнаго для того, чтобы выносить холода пространства.

Дйствительно, въ какую-бы отдаленную эпоху это ни случилось, но Галлія должна была подвергнуться той же участи, какая ожидаетъ вс міры вселенной. Огонь внутри ея рано или поздно долженъ былъ угаснуть, и тогда ей предстояло превратиться въ такое же мертвое свтило, какъ луна и какимъ будетъ со временемъ и земля. Конечно, опасность была еще не близко, по крайней мр такъ думали галлійцы, и надялись, что покинутъ Галлію прежде, чмъ на ней нельзя будетъ жить.

Но если-бы изверженіе прекратилось внезапно, какъ это часто случается съ земными волканами, то гд-бы добыли жители Галліи топливо, могущее замнить лаву, распространявшую теплоту даже въ самыхъ глубокихъ пещерахъ горы? Вотъ въ чемъ состоялъ важный вопросъ. Но счастію, изверженіе продолжалось постоянно и лава текла такъ правильно и спокойно, что это могло служить хорошимъ признакомъ, а потому капитанъ Сервадакъ, всегда надявшійся на лучшее, уврялъ, что нечего тревожиться этимъ не только въ будущемъ, но и въ настоящемъ.

15 декабря Галлія находилась въ разстояніи двухъ сотъ шестнадцати милліоновъ лье отъ солнца, почти на оконечности своей большой оси. Она проходила теперь уже не боле одиннадцати милліоновъ лье въ теченіи мсяца.

Вскор, глазамъ валлійцевъ и въ особенности глазамъ Пальмирена Розетъ представился опять новый міръ. Професоръ, наблюдавшій Юпитера такъ близко, какъ не случалось прежде наблюдать ни одному астроному, вполн углубился теперь въ созерцаніе Сатурна.

Но разстояніи между кометою и Сатурномъ было не таково, какъ между нею и Юпитеромъ. Только тринадцать милліоновъ лье отдляла ее отъ Юпитера, тогда какъ между нею и Сатурномъ было сто семьдесять три милліона лье. Слдовательно, это свтило не должно было произвести въ пути кометы никакихъ измненій, кром тхъ, которыя были уже вычислены, и не угрожало ей никакою опасностью.

Во всякомъ случа, Пальмиренъ Розетъ видлъ Сатурна въ такомъ объем, въ какомъ видлъ-бы съ земли, еслибы комета приблизилась къ ней на полдіаметра своей орбиты.

Безполезно было разспрашивать о новомъ свтил эксъ-професора, такъ какъ теперь онъ уже не чувствовалъ потребности читать лекціи. Не легко было стащить его съ обсерваторіи, гд онъ просиживалъ дни и ночи, не отводя глазъ отъ зрительной трубы.

По счастію, въ библіотек ‘Добрыни’ было нсколько книгъ, относящихся до элементарной космографіи, и, благодаря лейтенанту Прокофьеву, т изъ галлійцевъ, которые интересовались Сатурномъ, могли подробно ознакомиться съ этимъ свтиломъ.

Начнемъ съ того, что Бенъ-Зуфъ остался очень доволенъ, когда ему сказали, что еслибы Галлія удалилась отъ солнца на такое разстояніе, на какомъ обращался Сатурнъ, то не было-бы видно земли невооруженнымъ глазомъ. Извстно, что ординарецъ въ особенности гнался за тмъ, чтобы земной піарь былъ постоянно виднъ.

— Пока видна земля, говоритъ онъ. мы еще не пропали. Дйствительно, еслибы земля находилась на такомъ разстояніи отъ солнца, какъ Сатурнъ, то была-бы не видима, не смотря на самое острое зрніе.

Сатурнъ въ эту эпоху былъ на разстояніи ста семидесяти пяти милліоновъ лье отъ Галлія, и, слдовательно, между нимъ и солнцемъ было триста шестьдесятъ четыре милліона триста пятьдесятъ тысячъ лье. Въ этомъ отдаленіи онъ получалъ отъ солнца только сотую долю свта и тепла, получаемыхъ землею.

Сатурнъ совершаетъ свое обращеніе вокругъ солнца въ продолженія двадцати девяти лтъ и ста шестидесяти семи дней, проходя восемь тысячъ восемьсотъ пятьдесятъ восемь лье въ часъ, по орбит, имющей два милліарда двсти восемьдесять семь милліоновъ пять сотъ тысячъ лье. Окружность этой планеты иметъ въ экватор девяносто тысячъ триста восемьдесятъ лье. Поверхность ея иметъ сорокъ милліоновъ квадратныхъ километровъ, а объемъ шестьсотъ пятьдесятъ шесть милліардовъ кубическихъ километровъ. Словомъ, Сатурнъ въ семьсотъ тридцать пять разъ больше земли и меньше Юпитера. Что же касается до цлаго или массы этой планеты, то она только въ сто разъ больше массы земли, такъ что плотность ея еще слабе плотности воды. Она обращается на своей оси въ теченіи десяти часовъ двадцати девяти минутъ, такъ что годъ ея состоитъ изъ двадцати четырехъ тысячъ шестисотъ тридцати дней, времена года, вслдствіе значительной наклонности ея оси къ плоскости орбиты, продолжаются каждое семь земныхъ лтъ.

Жители Сатурна,— если только они есть на этой планет — должны наслаждаться великолпными ночами, такъ какъ ее сопровождаютъ восемь лунъ.

Вотъ ихъ названія: Мидасъ, Энцеладъ, Тетисъ, Діонъ, Реа, Титанъ, Гиперіонъ и Япетъ.

Мидасъ совершаетъ свое обращеніе въ двадцать два часа съ половиною и движется на разстояніи тридцати четырехъ лье отъ поверхности Сатурна, т. е. почти въ три раза ближе къ нему, чмъ луна къ земл. Япетъ же совершаетъ свое обращеніе въ семьдесять девять дней и движется въ разстояніи девяти сотъ десяти тысячъ лье отъ поверхности Сатурна.

Не смотря на то, что количество свта, получаемаго Сатурномъ отъ солнца, относительно не велико, ночи на немъ должны быть очень свтлы, тмъ боле, что онъ окруженъ, какъ драгоцнною золотою оправою, тремя блестящими кольцами. Наблюдатель, стоящій какъ разъ подъ самымъ кольцомъ, имя его въ зенит надъ своею головою на высот пяти тысячъ ста шестидесяти пяти лье, видитъ только узкую полосу, ширину которой Гершель опредляетъ не боле, какъ въ сто лье. Полоса эта кажется свтящеюся нитью, протянутою въ пространств.

Но если наблюдатель отойдетъ въ сторону, то увидитъ три концентрическія кольца, выдляющіяся постепенно одно изъ другаго, самое ближайшее изъ нихъ, темное и прозрачное, въ три тысячи сто двадцать шесть лье шириною: среднее, боле блестящее чмъ сама планета, шириною въ семь тысячъ триста восемьдесятъ восемь лье, и наконецъ самое дальнее, съ сроватымъ оттнкомъ, въ три тысячи шесть сотъ семьдесять восемь лье широты. Кольца эти обращаются, въ своей собственной плоскости, въ теченіе десяти часовъ и тридцати двухъ минутъ. Неизвстно, изъ какой они субстанція и почему не подвергаются разложенію. Но существованіе ихъ какъ будто намекаетъ на то, какимъ образомъ образовались постепенно вс небесныя тла, такъ какъ они представляютъ остатокъ туманной оболочки, которая мало по малу сгущаясь образовала Сатурна. Кажется, что эти кольца, неизвстно по какой причин, отвердли, и еслибы распались на части, то осколки ихъ или упали-бы на Сатурнъ, или правратились-бы въ его новыхъ спутниковъ.

Какъ бы ни было, для жителей этой планеты, занимающихъ на ней пространство между сорокъ пятымъ градусомъ широты и экваторомъ, эти три кольца должны представлять чрезвычайно любопытныя феномены. Они то рисуются на горизонт какъ громадная арка, пересченная тнью, которую Сатурнъ отбрасываетъ въ пространство, то видны цликомъ какъ блестящій ореолъ. Часто, они затмваютъ солнце, которое исчезаетъ и появляется съ математическою точностью, къ величайшей конечно радости астрономовъ Сатурна. Если же прибавить къ этому явленію восходъ и закатъ восьми лунъ, изъ которыхъ одн образуютъ полные, серебристые диски, другія же остроконечные серпы, то небо Сатурна должно представлять по ночамъ великолпную картину.

Но галлійцы не могли видть всего великолпія этого міра, такъ какъ были слишкомъ отдалены отъ него. Астрономы земнаго шара, вооруженные зрительною трубою, видятъ его гораздо подробне, и капитанъ Сервадакъ и его товарищи гораздо больше узнали о немъ изъ книгъ ‘Добрыни’, чмъ вслдствіе личныхъ наблюденій. Но они не жаловались на это — такъ какъ близкое сосдство такой громадной планеты могло-бы быть опасно для Галжи.

Главная изъ планетъ солнечнаго міра — Уранъ. Наша комета не могла проникнуть дале ея предловъ, и галлійцы ясно видли невооруженнымъ глазомъ это свтило, которое въ восемьдесять два раза больше земли, но даже на ближайшемъ разстояніи къ ней кажется не боле какъ звздою шестой величины. Галлійцы не видали только ни одного изъ восьми спутниковъ Урана. Орбита этой планеты элиптическая. Она совершаетъ свое обращеніе въ теченіе восьмидесяти восьми лтъ, а среднее разстояніе ея отъ солнца составляетъ семьсотъ двадцать девять милліоновъ лье.

Что же касается до послдней планеты солнечной системы, т. е. послдней до той минуты, когда какой нибудь будущій ле-Верье откроетъ еще боле отдаленную,— то галлійцы не могли вовсе видть ея. Конечно Пальмиренъ Розетъ видлъ ее въ свою зрительною трубу, но онъ не удостоивалъ никого приглашеніемъ на свою обсерваторію, и вс должны были довольствоваться тмъ, что могли прочесть о Нептун.

Среднее разстояніе этой планеты отъ солнца составляетъ милліардъ сто сорокъ милліоновъ лье, и она совершаетъ свое обращеніе вокругъ него въ теченіи ста шестидесяти пяти лтъ. Нептунъ проходитъ по своей громадной орбит семь милліардовъ сто семьдесять милліоновъ лье, съ быстротою двадцати тысячъ километровъ въ часъ. Онъ въ пятьсотъ разъ больше земнаго шара и иметъ только одного спутника, который обращается на разстояніи ста тысячъ лье отъ него.

Разстояніе, на которомъ тяготетъ Нептунъ, составляетъ, какъ кажется, крайній предлъ системы солнечнаго міра. Но какъ ни громаденъ діаметръ этого міра, онъ кажется незначительнымъ въ сравненіи съ діаметромъ звздной группы, къ которой причисляютъ и солнце.

Оно принадлежитъ къ одному изъ свтилъ Млечнаго пути и сіяетъ посреди нихъ, какъ скромная звзда четвертой величины.

Еслибы Галлія ускользнула отъ вліянія солнечнаго тяготнія, то, пробгая звздное пространство, примкнула-бы къ какому нибудь новому центру, можетъ быть къ ближайшей изъ звздъ Млечнаго пути.

Звзда эта называется Альфа и принадлежитъ къ созвздію Центавра. Солнечный свтъ, пробгающій, какъ извстно, въ секунду семьдесять семь тысячъ лье, достигаетъ до нея въ теченіи трехъ съ половиною лтъ.

Это разстояніе такъ громадно, что астрономы, вычисли его, должны были принять милліардъ за единицы, и говорятъ, что Альфа находится на разстояніи восьми тысячъ милліардовъ лье.

Вычислили не боле осьми звздныхъ разстояній и къ главнйшимъ изъ нихъ относится звзда Вега, находящаяся на разстояніи пятидесяти милліардовъ лье, Сиріусъ находятся на разстояніи пятидесяти двухъ тысячъ милліардовъ лье, Полярная звзда — въ ста семнадцати тысячахъ шестистахъ милліардахъ, Коза — въ ста семидесяти тысячахъ четырехстахъ милліардахъ лье. Послднее числи состоитъ уже изъ пятнадцати цифръ.

Чтобы составить понятіе объ этихъ разстояніяхъ, можно вмст съ нкоторыми остроумными учеными, взявъ въ основное правило быстроту свта, употребить такое сравненіе:

‘Представьте себ какое нибудь существо, одаренное неограниченною силою зрнья, и помстимъ его на звзду Козы. Если оно взглянетъ на землю, то увидитъ на ней факты, совершавшіеся семьдесять два года тому назадъ.

Если существо это перенесется на боле отдаленную звзду, то увидитъ факты, совершавшіеся семьсотъ двадцать лтъ тому. Если же взглянетъ еще съ боле отдаленной звзды, до которой солнечный свтъ достигаетъ въ теченіи тысячи восьмисотъ лтъ, то увидитъ на Земл великую сцену смерти Іисуса Христа. Еще дале, съ такой звзды, до которой солнечный свтъ достигаетъ въ теченіи шести тысячъ лтъ, оно будетъ свидтелемъ всемірнаго потопа. На боле же еще отдаленномъ разстояніи — такъ какъ пространство безконечно — оно увидло-бы Господа Бога, создающаго вселенную. Вс факты, такъ сказать, отпечатываются стереотипомъ въ пространств, и ничто не изчезаетъ изъ того, что разъ совершилось въ небесной вселенной.

Можетъ быть, Пальмиренъ Розетъ былъ правъ, желая странствовать по звздному міру, гд увидлъ-бы столько чудесъ. Если-бы его комета поступала поочередно на службу къ различнымъ звздамъ, то онъ имлъ-бы случай изучить множество различныхъ звздныхъ системъ.

Галлія перемщалась-бы вмст съ этими звздами, неподвижность которыхъ только кажущаяся и которыя обращаются, какъ напр. Арктурусъ, съ быстротою двадцати двухъ лье въ секунду. Самое солнце проходитъ ежегодно шестьдесятъ два милліона лье по направленію къ созвздію Геркулеса. Но разстояніе на которомъ находятся эти звзды, такъ отдаленно, что ихъ взаимное положеніе не измняется для глазъ земныхъ астрономовъ.

Впрочемъ, это вковое перемщеніе непремнно должно измнить когда нибудь форму созвздій, такъ какъ каждая звзда движется, съ неровною быстротою.

Астрономы опредлили новыя положенія, которыя звзды должны принять по прошествіи пятидесяти тысячъ лтъ, и начертили рисунки созвздій въ томъ вид, въ какомъ они должны быть тогда. Неправильный четырехсторонникъ Большой Медвдицы замнится длиннымъ крестомъ, а на мст пятиугольника созвздія Оріона появится простой четыресторонникъ.

Но современные жители земли не увидятъ этихъ превращеній, и Пальмиренъ Розетъ не сталъ-бы искать ихъ признаковъ въ звздномъ мір. Еслибы комета, вслдствіе какого нибудь обстоятельства, покинула свой притягательный центръ и подчинилась-бы вліянію другихъ свтилъ професоръ имлъ-бы возможность созерцать такія чудеса, о которыхъ солнечная система не можетъ дать никакого понятія.

Отдаленныя планетныя группы управляются не однимъ солнцемъ. Иногда два, три и даже шесть солнцъ вращаются, подчиненныя взаимному вліянію.

Эти свтила бываютъ различныхъ цвтовъ: красныя, желтыя, зеленыя, оранжевыя, синія. Какіе дивные контрасты должны производить лучи ихъ на поверхности обращающихся вокругъ нихъ планетъ! И очень возможно, что для Галліи настала-бы когда нибудь такая пора, когда ее озаряло-бы каждый день разноцвтное освщеніе. Но ей не суждено было — ни подчинится вліянію новаго центра, ни присоединиться къ толп свтилъ, видимыхъ только въ сильные телескопы, — ни наконецъ затеряться посреди звздныхъ пунктовъ, которые разсыпались на части, или тхъ густыхъ туманныхъ пятенъ, которыя противустоятъ самымъ могучимъ отражательнымъ тламъ и которыхъ астрономы насчитываютъ боле пяти тысячъ, разсянныхъ въ пространств.

Словомъ Галліи не суждено было покинуть солнечный міръ и потерять изъ вида землю. Она должна была только пройти орбиту почти въ шестьсотъ тридцать милліоновъ лье, т. е. совершить очень незначительное путешествіе въ безграничной вселенной.

ГЛАВА XII,
о томъ, какъ отпраздновали на Галліи 1-ое января и какъ окончилось это празднество.

Чмъ боле удалялась Галлія отъ солнца, тмъ ощутительне становился холодъ. Температура понизилась уже до сорока двухъ градусовъ ниже точки замерзанія. При такихъ условіяхъ, термометръ съ трубочкою, наполненною ртутью, былъ безполезенъ, такъ какъ ртуть замерзаетъ при сорока двухъ градусахъ. Стали употреблять термометръ Добрыни, наполненный алькоголемъ, и онъ дошелъ до пятидесяти трехъ градусовъ ниже точки замерзанія.

Въ то же время, въ залив, гд стояли Добрыни и Ганза, совершился фактъ, предвиднный лейтенантомъ Прокофьевымъ. Подъ остовами Добрыни и Ганза медленно образовались толстые ледяные слои, поднявшіе корабли на высоту пятидесяти футъ надъ уровнемъ алпійскаго моря. Добрыня, бывшій немного легче тартаны, поднялся выше ея. Никакая человческая сила не въ состояніи была бы воспротивиться этому процессу поднятія.

Графа Тимашева очень тревожила мысль, что будетъ съ гальотомъ, съ котораго убрали вс вещи, остался только кузовъ, снасти и машина. Сохранить гайльотъ въ цлости было очень важно для галлійцевъ. Еслибы его разбило во время таянія льдовъ, а имъ пришлось бы покинуть Теплую Землю, то они были бы въ большомъ затрудненіи, такъ какъ у нихъ не было другаго корабля. Ганза же была очень ненадежна. Остовъ ея былъ плохо сколоченъ и она накренилась уже на бокъ, такъ что было опасно оставаться на ней. Несмотря на то, Исаакъ Гакгабутъ ни за что не хотлъ покинуть свой грузъ, который сторожилъ днемъ и ночью. Онъ видлъ, что жизнь его подвергалась опасности, но разстаться съ имуществомъ было для него почти то же, что разстаться съ жизнью.

Капитанъ Сервадакъ. видя, что съ нимъ ничего не подлаешь, принялъ ршительное намреніе. Конечно, ни одинъ изъ членовъ галлійской колоніи не имлъ большой надобности собственно въ Исаак Гакгабут, но товары его были слишкомъ дороги для всхъ.

Необходимо было спасти ихъ отъ неминуемой гибели. Сначала капитанъ Сервадакъ попробовалъ-было уговорить Исаака переселиться, по тотъ не хотлъ и слышать объ этомъ.

— Ну, какъ хочешь, сказалъ тогда капитанъ Сервадакъ, оставайся пожалуй на тартап, но грузъ твой мы перенесемъ въ кладовыя Теплой земли.

Трогательныя жалобы Исаака никого не расчувствовали, и 20 декабря принялись за переноску груза.

Никто не запрещалъ ему устроиться и самому въ Уль-Нины, караулить попрежнему свои товары и продавать ихъ по назначеннымъ цнамъ. Бензъ-Зуфъ говорилъ только, что не стоитъ такъ много церемониться съ этимъ жалкимъ торгашемъ. Впрочемъ, Исаакъ Гакгабутъ въ глубин души былъ доволенъ мрою генералъ-губернатора, такъ какъ она обезпечивала его имущество, и сверхъ того, онъ не долженъ былъ платить за переноску товаровъ, потому что это длалось противъ его воли.

Русскіе матросы и испанцы употребили на эту работу нсколько дней. Они не зябли, потому что были тепло одты и работали очень усердно, но остерегались прикасаться обнаженными руками къ металлическимъ вещамъ: иначе кожа ихъ пальцевъ прилипла бы къ этимъ вещамъ, такъ какъ будто бы он были раскалены докрасна. Все обошлось благополучно и грузъ Гинзы былъ наконецъ помщенъ въ обширныхъ галлереяхъ Улья-Нины. Тогда и Исаакъ Гакгабутъ, которому нечего было больше длать на тартан, перебрался въ ту самую галлерею, гд были сложены его товары. Надо сознаться, что онъ никого не безпокоилъ и никто почти не видалъ его. Онъ спалъ въ галлере и самъ варилъ себ, на спиртовой ламп, боле чмъ скудный обдъ изъ принадлежавшихъ ему състныхъ запасовъ. Жители Улья-Нины сообщались съ нимъ только тогда, когда имъ надо было купить что нибудь. Такимъ образомъ все золото и серебро колоніи переходило мало по малу въ ящикъ съ тремя днами, ключъ отъ котораго Исаакъ Гакгабутъ всегда носилъ при себ.

Приближалось 1-ое января по зимнему календарю. Въ этотъ день долженъ былъ исполниться ровно годъ посл встрчи Земнаго Шара съ кометою, унесшею съ него тридцать шесть человческихъ существъ. До сихъ поръ вс были живы и пользовались превосходнымъ здоровьемъ. При постепенно понижающейся температур, не было не внезапныхъ перемнъ погоды, ни втровъ, такъ что ни одинъ галліецъ не страдалъ даже насморкомъ. Слдовательно, климатъ кометы былъ очень здоровый и не заставлялъ предполагать, что если профессоръ не ошибся въ своихъ вычисленіяхъ и Галлія встртится съ землею,— то галлійцы прибудутъ на землю въ полномъ комплект.

Несмотря на то, что 1-ое января не было первымъ днемъ галлійскаго года и что Галлія начинала съ этого числа только вторую половину своего обращенія вокругъ солнца, капитанъ Сервадакъ захотлъ отпраздновать этотъ день.

— Наши товарищи не должны отвыкать отъ земныхъ обычаевъ, сказалъ онъ графу Тимашеву и лейтенанту Прокофьеву, вдь они должны современемъ возвратиться на землю. Еслибь даже это предположеніе и не сбылось, то все-таки не мшаетъ, чтобы хотя воспоминанія связывали ихъ съ землею. На Земномъ Шар будутъ праздновать новый годъ, отпразднуемъ же его и мы на нашей комет. По крайней мр, мы будемъ въ этотъ день соединены съ жителями земли чувствомъ и мыслью, а это, право, недурно. Не надо забывать, что нами занимаются на земл. Галлію видятъ въ различныхъ пунктахъ земнаго шара, если не вооруженнымъ глазомъ, такъ какъ она очень мала и отдалена, то по крайней мр въ зрительныя трубы и телескопы. Вдь наша комета также составляетъ часть солнечнаго міра, слдовательно насъ связываютъ съ землею, такъ сказать, узы науки.

— Я одобряю васъ, капитанъ, отвчалъ графъ Тимашевъ. Конечно, на обсерваторіяхъ сильно слдятъ за новою кометою. На нее направлены телескопы изъ Парижа, Петербурга, Гринвича, Кембриджа, Мыса Доброй Надежды, Мельбурна, словомъ со всхъ концовъ земнаго шара.

— Должно быть, наша комета въ большой мод на земл и вроятно газеты и журналы наполнены отчетами о ней. Подумаемъ же о тхъ, кто думаетъ о насъ, и соединимся съ ними мысленно 1-ое января.

— Я также, какъ и вы, увренъ, что на земномъ шар занимаются столкнувшеюся съ нимъ кометою, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ, но полагаю, что въ этомъ случа играетъ главную роль не научный интересъ и не любопытство. Вдь нашъ профессоръ длалъ на земл свои наблюденія, отличающіяся чрезвычайно точностью. Слдовательно. земные астрономы лавно уже вычислили эфемериды Галліи. Имъ извстны ея элементы и ея путь въ пространств. Они опредлили также, гд и когда она должна встртиться съ землею. Въ какомъ именно пункт эклиптики, въ какой часъ и какую секунду должно произойти столкновеніе,— все это конечно вычислено ими съ математическою точностью. И теперь всхъ на земл должна тревожить увренность въ этомъ столкновеніи. Я иду еще дале, и беру смлость утверждать, что на земл приняли мры предосторожности, чтобъ предотвратить бдствія вслдствіе новаго столкновенія,— если только возможно тутъ что нибудь подлать.

Надо полагать, что лейтенантъ Прокофьевъ былъ правъ, такъ какъ разсуждалъ логично. Мысль о возвращеніи Галліи должна была преобладать на земл надъ всми другими, и конечно никто не желалъ этого возвращенія. Даже сами галлійцы, нетерпливо ожидавшіе этой встрчи, не могли не опасаться ея послдствій, но такъ какъ, по мннію лейтенанта Прокофьева, на земл приняли противъ нихъ мры предосторожности, то и жители Галліи могли послдовать этому примру. Впрочемъ, объ этомъ рано еще было думать.

Во всякомъ случа, ршились отпраздновать 1-го января и русскіе вмст съ другими, не смотря на то, что по ихъ календарю 1 января былъ еще декабрь.

Насталъ первый день Рождества и его провели торжественно и чинно. Только Исаакъ Гакгабутъ, какъ будто прячась отъ всхъ, забрался еще поглубже въ свой темный закоулокъ.

Остальные дня недли Бенъ-Зуфъ провелъ въ сильныхъ хлопотахъ. На немъ лежала обязанность составить заманчивую программу, а на Галліи удовольствія не могли быть разнообразны. Поршили наконецъ, что празднество 1 января начнется завтракомъ монстръ и окончится катаньемъ на конькахъ по ледяной поверхности моря, въ направленіи къ острову Гурби.

— Если завтракъ будетъ замчательно хорошъ, разсудилъ Бенъ-Зуфъ, то таково же будетъ и катанье,— а больше ничего и не надо.

На составленіе меню было потрачено много соображеній и хлопотъ. Бенъ-Зуфъ то и дло совщался съ поваромъ Добрыни, и результатомъ ихъ совщаній было остроумное сліяніе русской поваренной методы съ французскою.

31 декабря, вечеромъ, все было готово. На стол, въ большой зал стояли холодныя блюда, мясные консервы, пастеты съ дичью, галантиры и пр., купленные у Исаака Гакгабута. Горячія блюда должно было приготовить на слдующее утро, въ печахъ, отапливаемыхъ лавою. Въ этотъ же вечеръ поршили пригласить Пальмирена Розета, хотя и было очень сомнительно, чтобъ онъ принялъ приглашеніе.

Капитанъ Сервадакъ хотлъ-было самъ пойти къ нему, но профессоръ такъ сухо принималъ постителей, что предпочли написать записку, которую поручили Пабло доставить ему. Мальчикъ скоро возвратился и принесъ отвть слдующаго содержанія:

‘Пальмирену Розетъ нечего отвтить, кром того, что сегодня 25 іюня, а завтра будетъ 1-ое іюля, такъ какъ на Галліи должно ‘считать время по галлійскому календарю’.

Это былъ отказъ, выраженный научнымъ образомъ.

1-го января, черезъ часъ посл солнечнаго восхода, французы, русскіе, испанцы и маленькая Нина, служившая представительницею Италіи, сидли за столомъ, на которомъ стоялъ такой великолпный завтракъ, какого еще никогда не бывало на Галліи. По части фундаментальныхъ блюдъ Бенъ-Зуфъ и поваръ Добрыни превзошли самихъ себя. Тріумфомъ имъ были куропатки подъ капустнымъ соусомъ, только капустный соусъ былъ замненъ ‘карри’ такимъ вкуснымъ, что можно было проглотить языкъ. Чтоже касается до винъ, взятыхъ изъ запасовъ Добрыни, то они были превосходны.

Въ честь Франціи и Испаніи пили французскія и испанскія вина. Россія также не была забыта, благодаря нсколькимъ бутылкамъ кюмеля. Пиршество было, какъ надялся Бенъ-Зуфъ, и лакомое и веселое.

За десертомъ, по случаю поста въ честь общей родины, стараго земнаго шара, раздались такія единодушныя и громогласныя ура, что Пальмиренъ Розетъ вроятно слышалъ ихъ на своей обсерваторіи.

Посл завтрака оставалось еще три часа свтлаго времени. Солнце стояло въ зенит, но оно только тускло свтило, а не грло.

Вс одлись очень тепло, такъ какъ прогулка должна была продолжаться до-темна. Холодъ былъ сильный, но въ воздух было тихо.

Вс вышли изъ Улья-Нины съ говоромъ и пснями, надли на берегу коньки и устремились по ледяному пространству, нкоторые особнякомъ, а нкоторые группами. Графъ Тимашевъ, капитанъ Сервадакъ и лейтенантъ Прокофьевъ больше держались вмст. Негретъ и испанцы, сдлавшіеся отличными конькобжцами, предавались этому удовольствію съ увлеченіемъ и свойственною имъ граціею, они чрезвычайно быстро прорзывали ледяную равнину въ различныхъ направленіяхъ, и иногда убгали такъ далеко, что чуть виднлись на горизонт.

Русскіе, по обычаю сверныхъ странъ, стали гуськомъ, пропустивъ подъ мышку правой руки длинную жердь, что способствовало имъ держаться въ линію и понеслись въ даль, какъ желзно-дорожный поздъ, описывающей кривыя линіи только съ большими радіусами.

Чтоже касается до Пабло и Нины, то рзвые и веселые, какъ птички, вырвавшіяся на волю, они скользили по ледяному пространству съ неподражаемою граціею, взявшись за руки и то приближаясь къ групп капитана Сервадака, то убгая отъ нея. Въ этихъ молодыхъ существахъ былъ сосредоточенъ весь запасъ радости и можетъ быть надежды галлійской земли.

Бенъ-Зуфъ порхалъ между конькобжцами, подлетая то къ тому, то къ другому, въ невозмутимо веселомъ настроеніи духа, не заботясь о будущемъ и вполн наслаждаясь настоящимъ.

Конькобжцы быстро неслись по гладкому пространству все дальше и дальше, за ту черту, которою ограничивался горизонтъ Теплой Земли. Они потеряли изъ виду сперва первые слои скалъ, потомъ ихъ блые гребни, а наконецъ и самую вершину волкана, надъ которою клубился черный дымъ. По временамъ, они останавливались, чтобы перевести духъ, но не боле какъ на минуту, потому что иначе могли простудиться. Затмъ снова мчались по направленію къ острову Гурби. Впрочемъ, они не имли намренія достигнуть острова, такъ какъ съ наступленіемъ темноты надо было подумать о возвращеніи домой.

Солнце уже склонялось къ востоку или скоре быстро падало, къ чему галлійцы давно привыкли. Солнечный закатъ на этомъ тсномъ горизонт былъ совершенно таковъ какъ на земл. Послдніе солнечные лучи не освщали чудными отливами ни малйшаго облачка. Покрытое льдомъ, море не отражало того зеленоватого отблеска, какой отражаетъ его поверхность, когда находится въ жидкомъ состояніи. Солнце здсь представляло при своемъ закат рзко очертанный дискъ, который внезапно упадалъ за ледяное море, какъ въ какую нибудь западню, посл чего наступила темнота.

Пока было еще свтло, капитанъ Сервадакъ собралъ вокругъ себя всхъ товарищей. Веселая компанія отправилась въ путь въразбродъ, возвращаться слдовало плотно сомкнутымъ взводомъ, затмъ, чтобы не заблудиться въ потьмахъ. Должно было ожидать сильной темноты, такъ какъ луна находилась въ соединеніи съ солнцемъ и исчезла въ его лучезарности.

Настала ночь. Звзды изливали на Галлію ‘темный свтъ’ какъ говоритъ Корнель. Зажгли факелы. Державшіе ихъ конькобжцы быстро мчались впередъ, и, раздуваемое втромъ, пламя отражалось позади ихъ на льду, длинными огнистыми языками.

Черезъ часъ на горизонт показался, какъ громадное черное облако, неясный очеркъ высокаго берега Теплой-Земли. Нельзя было ошибиться. Надъ нимъ высился волканъ и отбрасывалъ среди темноты яркій свтъ. Отраженіе текущей лавы на зеркальной поверхности льда освщало группу конькобжцевъ, тогда какъ позади нихъ простирались длинныя тни.

Такъ продолжалось съ полчаса. Конькобжцы быстро уже приближались къ берегу, какъ вдругъ раздался крикъ.

Вс остановились, и при свт факеловъ, которые готовы были угаснуть, увидли, что Бенъ-Зуфъ показываетъ рукою на берегъ.

Общій крикъ ужаса былъ отвтомъ на крикъ Бенъ-Зуфа.

Волканъ внезапно угасъ. Лава, которая струилась изъ верхняго конуса, вдругъ застыла, какъ будто надъ кратеромъ пронеслось какое-то могучее дыханіе.

Вс поняли, что огненный источникъ изсякъ. Но если запасъ горячего вещества истощился, то на Теплой-Земл долженъ былъ напасть невообразимой холодъ, угрожавшій валлійцамъ неминуемою гибелью.

— Впередъ! вскричалъ капитанъ Сервадакь могучимъ голосомъ.

Факелы угасли, но конькобжцы помчались впередъ, окруженные глубокимъ мракомъ. Они скоро достигли берега, съ трудомъ вскарабкались по обледнвшимъ скаламь и кинулись въ открытую галлерею, а оттуда въ общую…. Везд былъ мракъ и холодъ. У большаго отверстія не разстилалось огненное пламя, и лейтенантъ Прокофьевъ, нагнувшись надъ его окраиной, увидлъ, что лагуна замерзла. Такъ-то окончился на Галліи первый день зимняго года, начавшійся такъ весело.

ГЛАВА XIII,
въ который капитанъ Сервадакъ и его товарищи сдлали то, что имъ единственно оставалось сдлать.

Галлійцы провели остальную часть ночи въ сильной тревог. Пальмиренъ Розетъ, вытсненный холодомъ со своей обсерваторіи, пришелъ пріютиться въ галлереяхъ Улья-Нины. Кстати было бы спросить у него теперь, все ли еще онъ хочетъ путешествовать въ солнечномъ мір на своей неудобнообитаемой комет, по вроятно онъ отвтилъ бы утвердительно. Невозможно выразить до какой степени былъ онъ взбшенъ.

Капитанъ Сервадакъ и его товарищи также укрылись въ самыя глубокія галлереи. Срыя стны большой залы уже покрылись кристилизаціею, и когда даже удалось закрыть обширное отверстіе предъ которымъ прежде ниспадалъ потокъ лавы, холодъ въ зал все-таки былъ невыносимый. Въ глубин темныхъ галлерей было еще до нкоторой степени тепло. Он не успли еще охолодть, но это было неминуемо. Волканическая гора напоминала трупъ, оконечности котораго уже окоченли, тогда какъ около сердца былъ еще запасъ теплоты.

— Поселимся же въ самомъ сердц волкана! вскричалъ капитанъ Сервадакъ.

На слдующій день, онъ созвалъ своихъ товарищей и сказалъ имъ:

— Друзья! какая опасность угрожаетъ намъ? Единственно только холодъ. Състныхъ запасовъ у насъ достаточно на боле долгій срокъ, чмъ мы останемся на Галліи, и въ числ ихъ столько консервовъ, что мы можемъ обойтись безъ стряпни, а слдовательно и безъ топлива. Чтобы прожить нсколько зимнихъ мсяцевъ, намъ надобенъ только небольшой запасъ тепла, который природа доставляла намъ даромъ. Въ ндрахъ Галліи несомннно есть это тепло, и мы поселимся тамъ.

Эти успокоительныя слова вдохновили мужествомъ тхъ, которые начинали уже приходить въ отчаяніе. Графъ Тимашевъ, лейтенантъ Прокофьевъ и Бенъ-Зуфъ пожали руку капитану Сервадаку, а они были не изъ такихъ, которые способны скоро падать духомъ.

— Что, Нина! ты не боишься спуститься въ волканъ? Спросилъ двочку капитанъ Сервадакъ.

— Нтъ, капитанъ отвчала ршительно Нина, особенно если Пабло пойдетъ со мною.

— Пабло пойдетъ. Онъ не трусъ. Онъ ничего не боится. Не такъ ли, Пабло?

— Я пойду за вами везд, господинъ губернаторъ, отвчалъ мальчикъ.

Затмъ оставалось только приняться за дло.

Нечего было и думать пробраться къ волкану по верхнему кратеру. При такомъ холод, склоны горы были недоступны: нога не нашла бы никакой точки опоры на скользкихъ покатостяхъ. Слдовало добраться до центральной трубы чрезъ самую массу скалы, но нельзя было терять времени, такъ какъ страшный холодъ начиналъ уже проникать въ самые глубокія пещеры Улья-Нины.

Лейтенантъ Прокофьевъ, внимательно изслдовавъ расположеніе внутреннихъ ходовъ, нашелъ что одинъ изъ нихъ долженъ примыкать къ центральной труб, такъ какъ на стнахъ его, вслдствіе жара, выступали капли.

Очевидно было, что теллурій, т. е. минералъ, изъ котораго состояла скала, былъ хорошимъ проводникомъ тепла.

Пробивъ этотъ ходъ въ длину, метровъ на семь или на восемь но не боле, вроятно наткнулись бы на желобъ, прорытый потокомъ лавы и можетъ быть легко было спуститься по нему ниже.

Немедленно взялись за работу. Въ этомъ случа русскіе матросы, подъ руководствомъ лейтенанта, выказали большое искусство. Киркою и мотыкою нельзя было ничего подлать! Надо было пробивать ходъ посредствомъ пороховыхъ взрывовъ.

Но такъ работа шла еще скоре, и черезъ два дня была окончена.

Все это время жители Улья-Нины жестоко страдали отъ холода.

— Если для насъ невозможенъ доступъ во внутрь скалы, сказалъ графъ Тимашевъ, то ни одинъ изъ насъ не выдержитъ и вроятно, настаетъ конецъ галлійской колоніи.

— Графъ Тимашевъ, отвчалъ капитанъ Сервадакъ, положитесь на Того, для кого все возможно.

— Такъ, капитанъ, но Воля Господня неисповдима. Не намъ судить о ней.

— Это только испытаніе, которому Господь подвергаетъ насъ, возразилъ капитанъ Сервадакъ. Мн кажется неправдоподобнымъ, чтобы изверженіе волкана прекратилось вслдствіе истощенія внутренняго огня Галліи. Очень вроятно, что изліяніе лавы только прервалось на время.

Лейтенантъ Прокофьевъ подтвердилъ мнніе капитана Сервадака. Очень могло быть, что въ какомъ нибудь другомъ пункт Галліи открылось новое жерло и что лава пошла новымъ путемъ. Перемна въ изверженіи волкана могла произойти и отъ многихъ другихъ причинъ, кром той, что минеральныя вещества въ ндрахъ Галліи перестали химически соединяться съ кислородомъ. Но вс эти предположенія нисколько не объясняли, доберутся ли жители Галліи до такого убжища, въ которомъ было бы возможно переносить холода пространства.

Въ теченіи этихъ двухъ дней, Пальмиренъ Розетъ не принималъ никакого участія ни въ совщаніяхъ, ни въ работахъ, и бродилъ взадъ и впередъ какъ тнь. Онъ самъ перетащилъ свою зрительную трубу въ большую залу, и по нскольку разъ днемъ и ночью смотрлъ въ нее, пока буквально начиналъ замерзать. Тогда онъ возвращался въ общее убжище, ворчалъ, проклиналъ Теплую Землю, и твердилъ, что ему было бы гораздо лучше на его скал, на остров Форментера.

4 января ходъ былъ окончательно пробитъ. Слышно было какъ грохотали камни внутри центральной трубы. Лейтенантъ Прокофьевъ замтилъ, что они не падали перпендикулярно, по скоре скользили по стнамъ, задвая за выступы скалы. Слдовательно, центральная труба шла въ наклонномъ направленіи, и оттого спускъ по ней былъ удобне. Замчаніе это было справедливо.

Какъ скоро отверстіе увеличили на столько, что въ него могъ пройти человкъ, лейтенантъ Прокофьевъ и капитанъ Сервадакъ, предшествуемые Бенъ-Зуфомъ, который несъ факелъ, вступили въ центральную трубу. Она шла въ косвенномъ направленія, наклонность ея составляла не боле сорока пяти градусовъ. Слдовательно, можно было было спуститься, не опасаясь паденія. Къ тому же, стны были покрыты множествомъ ложбинъ, шероховатостей и рубцовъ, а ступавшая по пеплу нога встрчала точку опоры. Изверженіе волкана открылось въ недавнее время. Оно могло происходить только съ той поры, когда столкновеніе съ Землею передало Галія часть земной атмосферы, и стны не были изрыты лавою.

— Славно, сказалъ Бенъ-Зуфъ, вотъ и лстница! Не взыщите только, какова ужь есть!

Капитанъ Сервадакъ и его товарищи начали осторожно спускаться. На лстниц, какъ говорилъ Бенъ-Зуфъ не доставало многихъ ступеней, и они употребили цлые полчаса на то, чтобы спуститься до глубины пятисотъ футовъ въ южномъ направленіи.

Въ стнахъ центральной трубы видны были многія углубленія. Бенъ-Зуфъ подносилъ къ нимъ факелъ, который ярко освщалъ ихъ. Ни одно изъ нихъ не образовало галлерей, какъ въ верхнемъ этаж Улья-Нины.

Но галлійцамъ не изъ чего было выбирать. Всякое средство къ спасенію было хорошо для нихъ.

Надежда капитана Сервадака начинала осуществляться. Чмъ дале проникали он въ подземную часть скалы, тмъ становилось тепле. Но тепло это было не таково, какъ въ земныхъ рудникахъ. Вслдствіе мстной причины, атмосфера повышалась быстре. Въ ндрахъ почвы чувствовался источникъ этого тепла. То были не простыя угольныя копи, но настоящій волканъ, не угасшій, какъ предполагали — было: въ глубин его еще кипла лава. Она не изливалась наружу, неизвстно по какой причин, но распространяла тепло по всей подземной части скалы. Термометръ, захваченный лейтенантомъ Прокофьевымъ, и барометръ, который держалъ капитанъ Сервадакъ, показывали пониженіе галлійскихъ слоевъ надъ морскимъ уровнемъ, и постепенное повышеніе температуры. На глубин шестисотъ футовъ подъ землею, колонна ртути показала шесть градусовъ выше нуля.

— Шесть градусовъ, сказалъ капитанъ Сервадакъ, недостаточно для людей, которые должны жить, закупорясь въ теченіи многихъ зимнихъ мсяцевъ. Пойдемте ниже, такъ какъ воздухъ обращается здсь свободно и легко дышать. Дйствительно, воздухъ врывался сюда волнами чрезъ обширный кратеръ и чрезъ большое боковое отверстіе. Онъ какъ будто стремился въ глубину и при такихъ условіяхъ процессъ дыханія совершался еще легче обыкновеннаго.

Слдовательно, можно было безнаказанно спуститься еще ниже, до тхъ поръ, пока встртилась бы достаточно теплая температура.

Капитанъ и его товарищи спустились еще на четыреста футовъ ниже уровня Улья-Нины, что составляло двсти пятьдесятъ метровъ глубины въ отношеніи къ уровню Галлійскаго моря. Здсь стоградусный термометръ показалъ двнадцать градусовъ. Такая температура была достаточно тепла, если только ничего не должно было измниться.

Ясно было, что наши изслдователи могли бы безопасно спуститься и еще ниже по косвенной ложбин, прорытой лавою, но въ этомъ не было надобности. Они слышали глухой рокотъ, доказывающій, что находились уже не далеко отъ центра волкана.

— Останемся здсь, сказалъ Бенъ-Зуфъ. Зябкіе могутъ спуститься пониже, если захотятъ. Что-жь касается до меня, то мн и здсь тепло.

Теперь, оставалось только ршить можно-ли какъ нибудь устроиться въ этой части горы.

Гекторъ Сервадакъ и его товарищи сли на выступъ скалы и, при свт факела, осмотрли мстность.

Надо сознаться, что она была далеко неудобна. Центральная труба, расширясь, образовала здсь родъ довольно глубокой рытвины. Правда, что въ этой рытвин могла помститься вся галлійская колонія, но очень трудно было устроиться въ ней. Вверху и внизу были углубленія поменьше, въ которыя можно было помстить запасы, но что касается до отдльныхъ помщеній для капитана Сервадака и графа Тимашева, то объ этомъ нечего было и думать. Нашлась только небольшая коморка для Нины. Слдовательно, отнын вс должны были постоянно жить вмст.

Главное углубленіе должно было служить столовою, общею залою и спальнею. До сихъ поръ, поселенцы жили, какъ кролики въ норахъ, теперь же имъ предстояло жить подъ землею, какъ кротамъ, съ того только разницею, что они не были, какъ кроты, подвержены зимней спячк.

Освщеніе не представляло никакихъ затрудненіи. Эту темную пещеру можно было освтить лампами или фонарями, тикъ какъ въ главномъ магазин уцлло еще много боченковъ ламповаго масла, равно какъ и нкоторое количество спирта, долженствовавшаго служить для стряпни. Что-жь касается до заточенія въ продолженіи длинной галлійской зимы, то очевидно было, что поселенцы не должны были положительно закупориться. Одтые такъ тепло, какъ только было возможно, они могли часто выходить или въ Улей-Нины, или на прибрежныя скалы. Необходимо было длать запасы льда, который доставлялъ бы воду. Каждый долженъ былъ по очереди исполнять эту обязанность, довольно тягостную, такъ какъ надлежало подыматься на высоту девятисотъ футовъ и затмъ спускаться на такую же глубину съ тяжелою ношею.

Посл подробнаго осмотра, поршили, что небольшая колонія переселится въ это темное подземелье и устроится въ немъ наимене неудобнымъ образомъ. Единственная пещера должна была служить общимъ жилищемъ. Впрочемъ, въ конц концовъ, положеніе капитана Сервадака и его товарищей было нисколько не хуже, чмъ положеніе зимовщиковъ въ арктическихъ странахъ. Ни на китоловныхъ судахъ, ни въ факторіяхъ Сверной Америки нтъ отдльныхъ каютъ и комнатъ. Есть только одна обширная зала, въ которую не такъ скоро проникаетъ сырость, каморокъ избгаютъ потому, что он похожи на гнзда, въ которыхъ скопляются испаренія. Обширную же, высокую комнату легче отоплять и провтривать, а потому она здорове. Въ фортахъ такое помщеніе занимаетъ обыкновенно цлый этажъ, а на судахъ все пространство между деками.

Лейтенантъ Прокофьевъ, который былъ коротко знакомъ съ обычаями зимовщиковъ въ полярныхъ областяхъ, объяснилъ все это въ нсколькихъ словахъ, и его товарищи ршились послдовать ихъ примру, такъ какъ должны были зимовать здсь.

Вс трое возвратились въ Улей-Нины и сообщили о своемъ план колонистамъ, которые одобрили его. Тотчасъ же принялись за работу. Прежде всего очистили пещеру отъ теплой еще золы, покрывавшей стны, и немедленно начали переносить запасы.

Нельзя было терять ни одного часа, такъ какъ люди буквально мерзли отъ холода, даже въ самыхъ глубокихъ галлереяхъ прежняго жилища. Понятно, что они работали очень усердно и живо перетаскали вс вещи. Въ подземелье перенесли кой-какую необходимую мебель, какъ, напримръ, кушетки также разный хозяйственный скарбъ, остальные запасы съ Добрыни и товары съ Ганзы. Переноска шла тмъ быстре, что носильщикамъ приходилось носить внизъ и къ тому же, вслдствіе уменьшенія вса на Галліи, он были легче, чмъ на Земл.

Волей-неволей, Пальмиренъ Розетъ долженъ былъ также забраться въ подземелье, но онъ не допустилъ перенести туда свою зрительную трубу. Правда и то, что она была бы совершенно безполезна въ этой темной ям, а она осталась, какъ была, на своемъ треножник въ большой зал Улья-Нины.

Мы не станемъ распространяться о нескончаемыхъ стенаніяхъ и жалобахъ Исаака Гакгабута. Онъ твердилъ на всевозможные тоны свои любимыя фразы. Не было на свт торговца несчастне его. Впрочемъ, ни его жалобы, ни насмшки, которыми вс осыпали его, непомшали ему очень внимательно присматривать за своими вещами, пока ихъ переносили. По приказанію капитана Серкадака, все его имущество помстили отдльно въ той самой ям, гд онъ долженъ былъ поселиться, такъ что онъ могъ присматривать за нимъ и продолжать торговлю. Чрезъ нсколько дней поселенцы совсмъ устроились на новосель. Наклонную трубу, которая вела къ Улью-Нины, освтили въ нкоторыхъ мстахъ фонарями. Это было довольно живописно и нипоминало сказки Тысячи и Одной ночи.

Большое подземелье освщалось лампами, доставленными ‘Добрынею’. Къ 10 января все было устроено. По крайней мр, вс были защищены теперь отъ холода, превышавшаго шестьдесятъ градусовъ.

— Va bene! какъ говоритъ наша маленькая Нина, сказалъ тогда Бенъ-Зуфъ, вчно довольный своимъ положеніемъ. Вмсто того, чтобы жить въ первомъ этаж, мы живемъ теперь въ подвальномъ, вотъ и вся штука.

Графъ Тимашевъ, капитанъ Сервадакъ и лейтенантъ Прокофьевъ были, однако, не очень спокойны на счетъ будущаго, хотя, конечно, ничмъ не обнаруживали этого. Если бы вдругъ волканъ угасъ, а Галлію задержало бы что нибудь на ея пути вокругъ солнца, такъ что зимовка продлилась бы,— то нашлось-ли бы въ ндрахъ кометы топливо, котораго не находилось до сихъ поръ?

Каменный уголь, представляющій остатокъ древнихъ лсовъ, покрытыхъ землею и превратившихся отъ дйствія времени въ минералъ, не могъ существовать въ ндрахъ Галжи.

Если бы волканъ совсмъ угасъ, то можетъ быть можно было бы употребить въ дло горючія вещества, скрытыя въ его глубин.

— Друзья мои, посмотримъ что будетъ, сказалъ капитанъ Сервадакъ. У насъ впереди довольно времени для того, чтобы потолковать и подумать объ этомъ. Неужели жъ мы ничего не, придумаемъ за это время!

— Вроятно, придумаемъ, отвчалъ графъ Тимашевъ. такъ такъ затрудненія сильно напрягаютъ умъ. Къ тому же ничто не заставляетъ предполагать, чтобы волканъ угаснулъ до наступленія галлійскаго лта.

— Я также не думаю, чтобы онъ угасъ, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ. Постоянно слышенъ подземный шумъ. Вроятно, воспламененіе горючихъ веществъ началось въ недавнее время. Когда комета вращалась въ пространств, то, до встрчи съ Землею, не имла никакой атмосферы. Надо полагать, что кислородъ проникъ въ ея ндра только вслдствіе этого столкновенія, и тогда-то произошло химическое соединеніе, результатомъ котораго было изверженіе. По моему мннію, плутоническая работа Галліи только что началась.

— Я до такой степени согласенъ съ вами, лейтенантъ сказалъ, графъ Тимашевъ, что опасаюсь не того, что волканъ угаснетъ, а совершенно противуположнаго случая, не мене страшнаго для насъ.

— Какого же? спросилъ капитанъ Сервадакъ.

— Внезапнаго изверженія, капитанъ, которое можетъ застать насъ въ расплохъ на своемъ пути.

— Чортъ возьми! Это очень возможно, вскричалъ капитанъ Сервадакъ.

— Мы будемъ наблюдать за этимъ, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ и такъ бдительно, что оно не застанетъ насъ въ расплохъ.

Черезъ пять дней посл того, т. е. 15 января, Галлія прошла свой офелій, т. е. конечный пунктъ большой оси своей орбиты. Теперь она находилась въ разстояніи двсти двадцати милліоновъ лье отъ солнца.

ГЛАВА XIV,
доказывающая, что смертные созданы не для того чтобы вращаться въ пространств въ двухъ стахъ двадцати милліонахъ лье отъ солнца.

Съ этого дня Галлія начало приближаться къ солнцу по своей элпитической орбит, съ постоянно возрастающею быстротою. Вс живыя существа на ней забрались въ глубину волканической горы, за исключеніемъ тринадцати англичанъ, оставшихся въ Гибралтар.

У нихъ было большее количество състныхъ запасовъ и угля, слдовательно не было недостатка ни въ пищ, ни въ топлив. Стны занимаемаго ими поста были достаточно толсты, чтобы защитить ихъ отъ самыхъ сильныхъ холодовъ. Они не страдали ни отъ холода, ни отъ голода, и вроятно разтолстли отъ спокойной жизни. Бригадиръ Мурфи и маіоръ Олифантъ продолжали сражаться на шахматной доск, и наносили другъ другу жестокія пораженія. Вс были уврены, что на Гибралтар все шло по прежнему обычнымъ порядкомъ, т. е. прилично и комфортабельно.

Англія должна была гордиться этими двумя офицерами и одиннадцатью солдатами, такъ врно охранявшими ввренный имъ постъ.

Капитану Сервадаку и его товарищамъ приходило въ голову, что въ случа, если-бы имъ угрожала гибель отъ холода, они конечно, могли-бы искать спасенія на Гибралтар. Правда, что хозяева его въ первый разъ приняли ихъ не особенно радушно, но все-таки англичане не такіе люди, чтобы предоставили своихъ ближнихъ на произволъ судьбы, не оказавъ имъ помощи. Въ случа крайности, колонисты Теплой-Земли отправились бы не задумавшись въ Гибралтаръ. Но этотъ длинный путь по громадному, ледяному полю, гд негд было укрыться отъ холода, былъ-бы слишкомъ рискованъ, и вроятно, многіе погибли-бы, а потому поршили прибгнуть къ этому средству только въ случа отчаянной крайности. Пока волканъ распространялъ теплоту — не для чего было покидать Теплой-Земли.

Мы сказали выше, что вс живыя существа на Галліи укрылись въ подземель центральной трубы, въ томъ числ и нкоторое число животныхъ, которыя неминуемо замерзли-бы въ Уль-Нины. Не легко было свести въ подземельи лошадей. Но капитанъ Сервадакъ и Бенъ-Зуфъ чрезвычайно дорожили Зефиромъ и Галетой, и хотли во чтобы ни стало, чтобы и он также возвратились на Землю. Ихъ помстили въ одной изъ извилинъ скалы, которую превратили въ конюшню. По счастью, для лошадей было еще довольно корма.

Что-же касается до другихъ домашнихъ животныхъ, то невозможно было помстить всхъ ихъ въ подземномъ жилищ, оставить же въ Уль-Нины значило обречь на жестокую смерть, а потому большую часть изъ нихъ перебили. Мясо ихъ, которое могло сохраняться чрезвычайно долго въ прежнемъ магазин, гд было очень холодно, увеличило запасы състнаго.

Чтобы докончить номенклатуру живыхъ существъ, поселившихся въ ндрахъ горы, мы упомянемъ о птицахъ, пищу которыхъ составляли единственно предоставляемые имъ остатки. Холодъ загналъ ихъ съ высотъ Улья-Нины въ темныя подземелья. Но ихъ было такъ много и он были такъ назойливы, что пришлось перестрлять большую часть.

Все это доставило занятія жителямъ подземелья на весь конецъ января. Но затмъ для нихъ началась страшно однообразная жизнь. Чтобы поселенцы не впали въ умственное усыпленіе, которое бываетъ слдствіемъ физическаго бездйствія, руководители ихъ стали чаще бесдовать съ ними и иногда читали имъ въ слухъ разсказы путешествій и другія научныя книги. Вс, и испанцы и русскіе, сидя вокругъ большаго стола, слушали чтеніе, обогощавшее умъ ихъ свдніями. Только одного Исаака Гакгабута нисколько не интересовали эти чтенія, такъ какъ не могли доставить ему барышей. Онъ проводилъ время въ томъ, что по цлымъ часамъ считалъ и пересчитывалъ деньги, которыя приходилось ему получать. Онъ прибавилъ къ тмъ, которыя уже были у него, довольно порядочную сумму, такъ что обладалъ теперь капиталомъ по крайней мр въ сто пятьдесятъ тысячъ франковъ, половина его наличныхъ денегъ состояла изъ золотой европейской монеты.

Исаакъ былъ увренъ, что на Земл этотъ звонкій, полновсный металлъ опять пріобртетъ свою настоящую цнность, и высчитывалъ сколько каждый проходящій день уноситъ у него процентовъ, такъ какъ не нашелъ еще случая дать денегъ въ займы подъ вексель съ надежнымъ поручительствомъ.

Пальмиренъ Розегъ скоре всхъ поселенцевъ создалъ себ занятіе, вполн поглощавшее все его время. Онъ никогда не былъ одинокъ въ обществ своихъ цифръ, и на этотъ разъ также цифры сокращали ему длинные зимніе дни.

Онъ зналъ о Галліи все, что относилось до нея, но спутникъ ея, Нерина, былъ не вполн извстенъ ему, а между тмъ право собственности, которое профессоръ предъявлялъ на комету, должно было распространяться и на ея луну.

Онъ даже не опредлилъ ея новыхъ элементовъ, съ тхъ поръ какъ она вышла изъ зоны телескопическихъ планетъ, и ршился заняться теперь этимъ вычисленіемъ. Также желалъ онъ сдлать нсколько чертежей позицій Нерины въ различныхъ пунктахъ ея орбиты. Затмъ, онъ могъ, сидя въ какой нибудь темной коморк, вычислить тяжесть Нерины т. е. взвсить и ее на безмен, какъ Галлію.

Оставалось только найти такую коморку, которой профессоръ хотлъ дать напыщенное названіе своего кабинета, такъ какъ нельзя было назвать ее обсерваторіею.

Въ первыхъ числахъ февраля онъ сказалъ объ этомъ капитану Сервадаку.

— Вамъ нуженъ кабинетъ, дорогой профессоръ, сказалъ капитанъ Сернагакъ.

— Да, капитанъ, по такой, гд-бы я могъ заниматься, не опасаясь. что меня потревожатъ.

— Мы его найдемъ, отвчалъ Гекторъ Сервадакъ. Можетъ быть, онъ не будетъ такъ комфортабеленъ, какъ я желалъ-бы, но по крайней мр вамъ будетъ спокойно въ немъ.

— Я ничего больше и не требую.

Гекторъ Сервадакъ, видя, что Пальмиренъ Розетъ былъ въ довольно хорошемъ расположеніи духа, ршился предложить ему вопросъ, относящійся до прежнихъ вычисленій профессора.

— Дорогой профессоръ, сказалъ онъ, я хочу васъ спросить коео чемъ.

— Спрашивайте.

— Вычисленія, на которыхъ вы основали продолжительность обращенія Галліи вокругъ солнца — очевидно врны, сказалъ капитанъ Сервадакъ. Но, если я не ошибаюсь, достаточно, чтобъ комета хотя на полминуты опоздала или ушла впередъ для того, чтобъ она не встртилась съ землею на эклиптик.

— Такъ что же?

— Не надо-ли проврить этихъ вычисленій, дорогой профессоръ….

— Это безполезно.

— Лейтенантъ Прокофьевъ съ удовольствіемъ помогъ-бы вамъ въ этомъ труд.

— Мн никого не надо, отвчалъ Пальмиренъ Розетъ, задтый за чувствительную струну.

— Однако…

— Я никогда не ошибаюсь, капитанъ Сервадакъ, и ваша настойчивость неумстна.

— Вы вовсе нелюбезны съ вашими товарищами, дорогой профессоръ, сказалъ Гекторъ Сервадакъ, и….

Но онъ не досказалъ всего, что лежало у него на сердц, такъ какъ Пальмирена Розета надо было еще щадить.

— Капитанъ Сервадакъ, сказалъ сухо профессоръ, я не стану проврять моихъ вычисленій, потому что они непогршимы, но скажу вамъ, что сдлаю въ отношеніи спутника Галліи, Нерины, то же. что сдлалъ въ отношеніи Галліи.

— Этотъ вопросъ также иметъ свое значеніе, сказалъ капитанъ Сервадакъ, но я полагаю, что такъ какъ Нерина принадлежитъ къ области телескопическихъ планетъ, то земнымъ астрономамъ извстны уже ея элементы.

Профессоръ взглянулъ на капитана Сервадака такъ свирпо, какъ будто послдній отрицалъ полезность его труда.

— Капитанъ Сервадакъ, проговорилъ онъ съ жаромъ, если земные астрономы наблюдали Нерину и если имъ уже извстны ея среднее, суточное обращеніе, срокъ ея обращенія въ звздномъ пространств, ея среднее разстояніе отъ солнца, ея разноцентральность, долгота ея перигелія, средняя долгота эпохи, долгота восходящаго узла и наклонность ея орбиты.— то они должны начать снова вс свои вычисленія, потому что Нерина не телескопическая планета, но спутникъ Галліи: а такъ какъ она луна, то я и хочу изучить ее какъ луну. Я не вижу причины, почему бы галлійцамъ не имть такого полнаго понятія о гаілійской лун, какое жители земли имютъ о своей.

Пальмиренъ Розетъ произнесъ слова: ‘Жители земли’ съ невыразимымъ презрніемъ, какое внушало ему теперь все земное.

— Капитанъ Сервадакъ, прибавилъ онъ, я оканчиваю нашу бесду тмъ-же, чмъ началъ ее: просьбою чтобъ вы дали мн кабинетъ….

— Мы займемся этимъ, дорогой профессоръ….

— О! я не тороплю васъ, я могу подождать съ часъ, отвчалъ Пальмиренъ Розетъ.

Прошло три часа прежде, чмъ отыскали кабинетъ, но наконецъ Пальмирена Розета устроили въ каморк, гд нашлось довольно мста для его кресла и стола.

Въ слдующіе дни, профессоръ, не смотря на чрезвычайный холодъ, ходилъ по нсколько разъ въ залу Улья Нины, наблюдать различные пункты Нерины, посл чего закупорился это всхъ въ своемъ кабинет.

Галлійцамъ, забравшимся на глубину восьмисотъ футовъ въ ндра земли, нуженъ былъ большой запасъ энергіи, чтобъ бороться съ ихъ положеніемъ, однообразіе котораго ничмъ не нарушалось.

Еслибы не необходимость добывать ледъ для прсной воды, то кажется ни одинъ изъ нихъ не выходилъ-бы на поверхность земли. Впрочемъ, они спускались иногда въ нижнія части центральной трубы. Капитанъ Сервадакъ, графъ Тимашевъ, лейтенантъ Прокофьевъ и Бенъ-Зуфъ хотли изслдовать, такъ далеко, какъ только было возможно, эту пропасть, прорытую въ ядр Галліи. Надо замтить, что предпринимая эти изслдованія, они вовсе не думали о томъ, что гора состоитъ изъ теллурія, содержащаго тридцать сотыхъ золота, и обращали на этотъ минералъ не боле вниманія какъ на простой гранитъ. Но они убдились, что центральный огонь все еще дйствовалъ, и заключили изъ этого, что на поверхности Галліи образовались новыя жерла.

Галлійцы провели февраль, мартъ, апрль и май въ состояній какого-то нравственнаго усыпленія, въ которомъ не могли дать себ отчета. Большинство прозябало въ какой-то умственной и физической полудремот, становившейся опасною. Чтеніе, которое такъ нравилось сначала, перестало интересовать ихъ, и за большимъ столомъ собиралось все меньше слушателей. Разговаривали мало да и то въ полголоса. Въ особенности упали духомъ испанцы. Они почти постоянно лежали, а если и вставали, то только затмъ, чтобы пость. Русскіе выносили это положеніе лучше и усердно выполняли свои обязанности. Особенно опасенъ былъ при этомъ заточеніи недостатокъ движенія. Капитанъ Сервадакъ, графъ Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ видли это, но не могли ничего подлать. Увщанія были-бы безполезны. На нихъ самихъ нападала иногда апатія, выражавшаяся тмъ, что имъ то хотлось спать безъ просыпа, то отвращеніемъ отъ всякой пищи. Наши невольные плнники въ ндрахъ Галліи напоминали черепахъ, которыя спятъ и не дятъ всю зиму въ ожиданіи весны.

Бодре всхъ изъ галлійской колоніи была маленькая Нина. Она везд расхаживала, ободряла Пабло, поддавшагося также общей апатіи, болтала то съ тмъ, то съ другимъ, и ея звонкій голосокъ раздавался въ мрачномъ подземельи, какъ веселое щебетанье птички. Она заставляла одного сть, другого пить, словомъ — была душою этого міра, который будила отъ нравственнаго усыпленія. Когда смолкали вс голоса и въ пещер становилось тихо, какъ въ гробниц, она начинала распвать свои веселыя итальянскія псенки. Она жужжала какъ хорошенькая мушка, но боле полезная и благодтельная, чмъ муха басни. Въ этой маленькой двочк былъ такой богатый избытокъ жизни, что она какъ-будто сообщала его и другимъ. Словомъ — присутствіе Нины было чрезвычайно спасительно для галійцевъ, такъ какъ они невольно подчинились ея вліянію.

Прошло нсколько мсяцевъ. Ни капитанъ Сервадакъ, ни его товарищи не могли-бы сказать какимъ чудомъ они пережили ихъ.

Въ начал іюня вс какъ-будто начали просыпаться, вроятно отъ дйствія солнца, къ которому стала приближаться комета, хотя все еще находилась далеко отъ него. Лейтенантъ Прокофьевъ, въ теченіи первой половины обращенія Галліи, подробно записывалъ позиціи и цифры, вычисленныя профессоромъ, такъ что получилъ графически ея эфемериды, и съ большею или меньшою точностью слдилъ, по начертанной имъ орбит, за путемъ кометы.

Когда же она прошла афелій, то онъ безъ затрудненія отмтилъ послдовательные пункты ея обратнаго пути и могъ сообщить вс относящіяся до него свднія своимъ товарищамъ, не прибгая къ Пальмирену Розету. Онъ высчиталъ, что, въ начал іюня, Галлія, перерзавъ орбиту Юпитера, будетъ все еще находиться въ громадномъ разстояніи отъ солнца, а именно, во ста девяноста семи милліонахъ лье. Но соотвтственно одному изъ законовъ Кеплера, быстрота ея должна была вступить въ зону телескопическихъ планетъ на сто двадцать пять милліоновъ лье.

Около этой эпохи, т. е. въ теченіи половины іюня, капитанъ Сервадакъ и его товарищи вполн освободились изъ подъ гнетущаго вліянія одолвшей ихъ апатіи. Бенъ-Зуфъ былъ похожъ на слишкомъ долго проспавшаго человка, который съ наслажденіемъ потягивается по пробужденіи.

Поселенцы стали чаще ходить въ пустынные залы Улья-Нины. Капитанъ Сервадакъ, графь Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ спустились разъ на берегъ.

Было еще чрезвычайно холодно, но въ воздух было по прежнему тихо, не чувствовалось ни малйшаго втерка, на горизонт и въ зенит не видно было ни одного облачка. Послдніе отпечатки слдовъ на берегу сохранились такъ отчетливо какъ будто здсь еще недавно ходили.

Измнилась только прибрежная мстность около мыса, защищавшаго бухту. Здсь ледяные слои, постепенно подымаясь, достигли наконецъ ста пятидесяти футъ вышины, и на этой то недоступной высот стояли гальйотъ и тартана. Гибель ихъ была неизбжна: цри таяніи льдовъ они неминуемо должны были обрушиться и разбиться. Не было никакого средства спасти ихъ. Къ счастію, Сервадака и его товарищей никогда не сопровождалъ Исаакъ Гакгабутъ, постоянно засдавшій въ своей лавк въ ндрахъ скалы.

— Если-бы онъ видлъ свою тартану, сказалъ Бенъ-Зуфъ, то разорался-бы какъ павлинъ.

Въ теченіи іюля и августа, Галлія приблизилась къ солнцу на разстояніе ста шестидесяти четырехъ милліоновъ лье. Короткія ночи были еще чрезвычайно холодны, но днемъ, солнце, пробгая по экватору Галліи, проходившему чрезъ Теплую Землю, повышало температуру кометы на двадцать градусовъ, и галлійцы каждый день выходили грться на его лучахъ. Они были похожи въ этомъ случа на птицъ, возвращающихся въ гнзда только съ солнечнымъ закатомъ.

Весна, если можно употребить это выраженіе, имла благодтельное вліяніе на поселенцевъ. Вмст съ нею возвратились къ нимъ надежда и довріе къ будущему. Днемъ, на горизонт постоянно увеличивался солнечный дискъ, а ночью посреди неподвижныхъ звздъ, какъ будто вырастала земля. Правда, что она казалась не боле точки, но все-таки была по крайней мр видима.

Какъ-то разъ Бенъ-Зуфъ сказалъ по этому поводу капитану Сервадаку и графу Тимашеву:

— Я никогда не поврю, чтобъ на этой точк могъ помститься Монмартръ.

— А все-таки онъ помщается на ней, отвчалъ капитанъ Сервадакъ. и я надюсь, что мы его обртемъ тамъ.

— Да вдь и я надюсь, капитанъ. Но скажите пожалуйста, еслибы комета господина Розета не захотла возвратиться къ земл, нельзя ли было бы принудить ее къ тому силою?

— Нтъ, мой другъ, отвчалъ графъ Тимашевъ. Никакое человческое могущество не въ состояніи разстроить геометрическаго порядка вселенной. Какой бы произошелъ страшный безпорядокъ, еслибъ каждый могъ измнять по произволу путь своей планеты! Господь въ своей премудрости не дозволилъ этаго смертнымъ.

ГЛАВА XV,
въ которой разсказывается о первыхъ и послднихъ сношеніяхъ Пальмирена Розета съ Исаакомъ Гакгабутомъ.

Наступилъ сентябрь, но все еще невозможно было покинуть теплыя подземныя пещеры и переселиться въ ячейки Улья-Нины, такъ какъ наши пчелы замерзли бы въ нихъ.

Къ счастію, а вмст и къ несчастью, волканъ не угрожалъ новымъ изверженіемъ.

Мы говоримъ къ счастію потому, что изверженіе могло бы застигнуть валлійцевъ въ нейтральной труб, единственномъ пути для исхода лавы.

Къ несчастію же потому, что это обстоятельство препятствовало немедленно перебраться, къ общему удовольствію, въ Улей-Нины, гд было гораздо удобне.

— Мы прожили въ этомъ подземельи семь скверныхъ мсяцевъ, сказалъ какъ-то Бенъ-Зуфъ капитану Сервадаку. Замтили ли вы, капитанъ, какова была наша Нина все это время?

— Замтилъ, отвчалъ капитанъ Сервадакъ. Это совершенно исключительная малютка. Можно сказать, что вся жизнь Галліи сосредоточена въ ея сердц.

— Такъ, капитанъ. А что же еще скажете?

— Еще?

— Да какъ же? Вдь когда мы возвратимся на землю, нельзя же намъ будетъ покинуть этаго милаго ребенка.

— Чтоже, Бенъ-Зуфъ, она будетъ нашею пріемною дочерью!

— Браво, капитанъ! вы будете ея отцемъ, а я матерью, если прикажете.

Съ первыхъ дней октября холодъ, при совершенномъ безвтріи атмосферы, сталъ почти даже сносный по ночамъ. Температура стояла между тридцатью и тридцатью пятью градусами выше нуля. Поселенцы чаще появлялись въ Уль-Нины, прогуливались иногда по берегу и опять катались на конькахъ по гладкому, какъ зеркало, льду, покрывавшему морскую поверхность. Они были въ восторг, что могли наконецъ выходить изъ своей подземной темницы. Каждый день также капитанъ Сервадакъ, графъ Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ толковали о возвращеніи на землю. Надо было изобрсти способъ не только пристать къ ней, но и предовратить несчастное паденіе, если было возможно.

Чаще всхъ ходилъ въ Улей-Нимы ПальмиренътРозетъ. Онъ веллъ принести зрительную трубу въ прежнюю свою обсерваторію и, на сколько позволялъ холодъ, занимался тамъ астрономическими наблюденіями.

Его не спрашивали о результатахъ новйшихъ вычисленій, такъ какъ вроятно не добились бы отвта. Но, чрезъ нсколыя дней, товарищи его замтили, что онъ былъ сильно не въ дух, и то и дло шмыгалъ внизъ и вверхъ по центральной труб, бормоча что-то себ подъ носъ. Словомъ, онъ былъ недоступне чмъ когда либо. Однажды, Бенъ-Зуфъ, котораго отчаяніе профессора приводило въ восторгъ, ршился, какъ настоящій герой, заговорить съ нимъ. Читатель можетъ представить себ, какъ отдлалъ его Пальмиренъ Розетъ.

— Должно быть на неб что нибудь не но его, подумалъ Бенъ-Зуфъ. Но чортъ съ нимъ! лишь бы только онъ не исковеркалъ небесной механики, да и насъ вмст съ нею!

Капитана Сервадака, графа Тимашева и лейтенанта Прокофьева встревожилъ однако вопросъ, что могло бы до такой степени озадачить Пальмирена Розета. Неужели онъ проврилъ свои вычисленія, и они оказались въ разлад съ новйшими наблюденіями, т. е. неужели комета занимала на своей орбит не то мсто, которое указывали вычисленныя эфемериды, и слдовательно не должна была въ извстномъ пункт и въ извстную секунду встртиться съ землею?

Чтожъ касается до Пальмирета Розета, то онъ былъ въ это время самымъ несчастнымъ изъ астрономовъ. Онъ видлъ ясно, что его вычисленія были неврны, а для него ничего не могло быть убійственне.

За то, всякій разъ, когда онъ, полузамерзшій, возвращался съ обсерваторіи въ свой подземный кабинетъ, съ нимъ длался припадокъ бшенства.

Еслибы какой нибудь дерзновенный отважился приблизиться къ нему въ такія минуты, то вотъ что услышалъ бы:

— Проклятіе! Что бы это значило? Что она тамъ длаетъ? Она не на томъ мст, гд должна быть по моимъ вычисленіямъ! Несчастная! Она опаздываетъ! Или Ньютонъ былъ сумасшедшій, или она спятила съ ума! Все это противно законамъ всемірнаго тяготнія! Чортъ возьми! я не могъ ошибиться! Мои наблюденія врны, вычисленія также! Ахъ проклятая шельма!

И Пальмиренъ Розетъ рвалъ на себ волосы, и безъ того не слишкомъ обильно покрывавшіе его затылокъ. Но всякій разъ результатъ былъ одинъ и тотъ же. Между наблюденіями и вычисленіями было необъяснимое противорчіе.

— Неужели, разсуждалъ онъ. небесная механика разстроилась? Это невозможно! Скоре же я ошибаюсь! и однако…. однако….

Пальмиренъ Розетъ такъ страдалъ, что непремнно похудлъ-бы, еслибъ и безъ того уже не былъ худъ какъ щепка. Окружающіе его также безпокоились, но объ этомъ онъ думалъ меньше всего.

Наконецъ 12 октября, Бенъ-Зуфъ, шлявшійся около большой залы Улья-Нины, гд въ то время былъ профессоръ, услыхалъ громкій крикъ.

Бенъ-Зуфъ побжалъ туда.

— Вроятно вы ушиблись? сказалъ онъ Пальмирену Розету, такимъ тономъ, какимъ спрашиваютъ: какъ ваше здоровье?

— Эврика! говорю теб Эврика! отвчалъ Пальмиренъ Розетъ, топая какъ бсноватый.

Въ его восторг были вмст и радость и злоба.

— Эврика? повторилъ Бенъ-Зуфъ.

— Да, эврика, понимаешь ли ты, что это значитъ?

— Нтъ.

— Ну такъ убирайся къ чорту!

— Хорошо еще, подумалъ ординарецъ, что когда господинъ Розетъ не хочетъ разговаривать, то по крайней мр вжливо выражаетъ это.

И онъ отправился, но не къ чорту, а къ Гектору Сервадаку.

— Капитанъ, сказалъ онъ, новость!

— Какая?

— Капитанъ, ученый…. сказалъ ‘эврика’.

— Это значитъ, что онъ нашелъ! вскричалъ капитанъ Сервадакъ, но чтоже такое нашелъ онъ?

— Этого ужь я не знаю.

— А это-то именно и нужно узнать!

И капитанъ Сервадакъ встревожился еще боле прежняго. Между тмъ Пальмиренъ Розетъ опустился въ свои подземный кабинетъ, бормоча про себя.

— Да оно такъ…. иначе не можетъ быть! А! мошенникъ! Онъ дорого заплатить мн за это…. Но вдь онъ не признается…. надо будетъ принудить его…. Ну такъ чтожъ! я схитрю…. и мы посмотримъ.

Съ этого дня, Пальмиренъ Розетъ, совершенно перемнилъ свое обращеніе съ Исаакомъ Гакгабутомъ. Прежде онъ всегда говорилъ съ нимъ неохотно и избгалъ его, теперь же, напротивъ, сталъ часто заглядывать въ его темную лавку, интересовался его особою, его длами, разспрашивалъ какъ идетъ торговля, какіе онъ получаетъ барыши, не представится ли ему случай для какого нибудь выгоднаго оборота и т. д. При этомъ профессоръ, не смотря на всю свою любезность, съ трудомъ скрывалъ свою злобу. Такая перемна въ его обращеніи очень удивила Исаака Гакгабута, не привыкшаго къ тому, чтобы въ немъ заискивали, и онъ подумалъ, не хочетъ ли Пальмиренъ Розетъ занять у него денегъ. Исаакъ не только не отказывался давать деньги въ займы за большіе проценты, но даже разсчитывалъ на эти обороты, но дло въ томъ, что онъ хотлъ давать подъ надежные векселя а онъ считалъ надежными только подпись графа Тимашева, богатаго русскаго барина. Капитанъ Сервадакъ, по его мннію былъ, бденъ какъ гасконецъ, а что касается до Пальмирена Розета, то кто же согласится дать въ займы денегъ профессору? Оттого-то, Исаакъ держалъ себя съ нимъ очень сдержанно и отвчалъ уклончиво на вс его разспросы.

Между тмъ, ему самому вдругъ представился непредвиднный расходъ.

Онъ распродалъ валлійцамъ почти вс състные запасы, находившіеся въ его груз, въ томъ числ и кофе, такъ что у него не осталось ничего для собственнаго потребленія, а такъ какъ онъ очень любилъ кофе, то пришлось волей-неволей обратиться за нимъ въ главный магазинъ.

Онъ долго не ршался прибгнуть къ этому средству. Наконецъ, ободривъ себя мыслью, что иметъ на это такое же право какъ и другіе, потому что главный магазинъ существуетъ для всхъ валлійцевъ. отправился къ Бенъ-Зуфу.

— Господинъ Бенъ-Зуфъ, сказалъ онъ самымъ льстивымъ тономъ, у меня есть къ вамъ небольшая просьба.

— Говори Гобсекъ, отвчалъ Бенъ-Зуфъ.

— Я хотлъ бы взять изъ главнаго магазина фунтъ кофе для собственнаго моего употребленія.

— Какъ сказалъ Бенъ-Зуфъ?— ты просишь фунтъ кофе, собственно для тебя?

— Да, господинъ Бенъ-Зуфъ.

— Это важный вопросъ.

— Разв уже весь кофе вышелъ?

— Нтъ, у насъ есть еще около сотни килограммовъ.

— Такъ въ чемъ же дло?

— Да въ томъ, старина, что я не знаю, могу ли дать теб фунтъ кофе, отвчалъ Бенъ-Зуфъ, сомнительно покачивая головою.

— Дайте, господинъ Бенъ-Зуфъ, дайте, вы возрадуете мое сердце.

— Что касается до твоего сердца, то мн положительно все равно возрадуется ли оно или нтъ.

— Но вдь вы не отказали-бы, еслибъ кто нибудь другой, а не я…

— Вотъ въ этомъ-то штука, что ты вдь не то, что кто нибудь другой.

— Такъ какъ же, господинъ Бенъ-Зуфъ?

— А вотъ, подожди, я донесу его превосходительству генералъ-губернатору.

— Ахъ! господинъ Бенъ-Зуфъ, я знаю, что господинъ губернаторъ очень справедливъ.

— Я и боюсь, что онъ и поступитъ съ тобою справедливо, а не. такъ, какъ ты того заслуживаешь.

И Бенъ-Зуфъ оставилъ Исаака Гакгабута.

Между тмъ, пока Исаакъ говорилъ съ Бенъ-Зуфомъ, къ нимъ подошелъ Пальмиренъ-Розетъ, постояннпо подстерегавшій Исаака. Этотъ случай показался ему удобнымъ для его попытки, и онъ вступилъ въ бесду съ евреемъ.

— Вамъ падобенъ кофе, Исаакъ? сказалъ онъ.

— Да, господинъ профессоръ, отвчалъ Исаакъ Гакгабутъ.

— Разв вы весь распродали?

— Къ сожалнію, я сдлалъ эту ошибку.

— А вы врно очень любите кофе? Вдь онъ согрваетъ кровь!

— Да, да, въ томъ-то и горе мое, что въ этой темной ям, я не могу жить безъ него.

— Такъ вамъ отпустятъ сколько вамъ надо.

— Вы полагаете, господинъ профессоръ?… хоть я и продалъ этотъ кофе, по вдь я имю такое же право, какъ и другіе, пользоваться имъ.

— Конечно…. Исаакъ!… конечно А сколько вамъ надо?

— Всего только одинъ фунтъ! Мн его надолго хватитъ,— вдь я пью понемножку.

— А на чемъ же свсятъ этотъ кофе? спросилъ Пальмиренъ Розетъ, невольно сдлавъ удареніе на слов свсятъ.

— На моемъ безмен, пробормоталъ Исаакъ.

Пальмирепу Розету показалось, что онъ вздохнулъ при этихъ словахъ.

— Да! вдь здсь нтъ другихъ всовъ! прибавилъ профессоръ.

— Нтъ…. отвчалъ Исаакъ, можетъ быть пожалвшій о томъ, что вздохнулъ.

— Въ такомъ случа, это будетъ выгодно для васъ. Вмсто одного фунта кофе вамъ дадутъ семь.

— Да, да…. семь!

Профессоръ пристально взглянулъ на Исаака Гакгабута. Ему очень хотлось сдлать еврею одинъ вопросъ, но онъ не ршился, опасаясь, что тотъ не скажетъ истины, которую профессоръ стремился узнать во что бы ни стало.

Въ нетерпніи онъ началъ ходить взадъ и впередъ, какъ вдругъ возвратился Бенъ-Зуфъ.

— Ну что же? спросилъ съ живостью Исаакъ.

— Губернаторъ не хочетъ, отвчалъ Бенъ-Зуфъ.

— Не хочетъ, чтобъ мн дали кофе! вскричалъ Исаакъ.

— Нтъ, но онъ хочетъ, чтобъ теб его продали.

— Продать мн! mein Gott!

— Да и это справедливо, потому что ты заграбилъ вс деньги, какія были въ колоніи. Покажи-ка намъ какого цвта твои червонцы!

— Меня заставляютъ покупать, тогда какъ другіе….

— Да вдь я уже сказалъ теб, что ты не то, что другіе!

— Чтожъ покупаешь или нтъ?

— Пощадите!

— Отвчай же, а не то я запру лавку!

Исаакъ очень хорошо зналъ, что съ Бенъ-Зуфомъ плохо шутить.

— Нечего длать…. я куплю проговорилъ онъ.

— Ладно.

— А по какой цн?

— Да по такой, по какой ты продавалъ. Не бойся, съ тебя не сдерутъ кожу, да она не стоитъ того

Исаакъ Гакгабутъ опустилъ руку въ карманъ и перебиралъ въ немъ деньги.

Профессоръ слушалъ съ возрастающимъ вниманіемъ: онъ ловилъ каждое слово Исаака.

— Сколько же возьмете вы съ меня за фунтъ кофе? спросилъ послдній.

— Десять франковъ, отвчалъ Бенъ-Зуфъ. Такова въ настоящее время цна на Теплой Земл. Ты напрасно приходишь въ ужасъ. Вдь когда мы возвратимся на землю, золото не будетъ имть никакой цнности.

— Какъ! золото не будетъ имть цнности!— повторилъ Исаакъ Гакгабутъ. Неужели это можетъ когда нибудь случиться, господинъ Бенъ-Зуфъ.

— А вотъ увидишь.

— Всемогущій Боже! помоги мн! Десять франковъ за фунтъ — кофе!

— Десять франковъ! Что же ты ршился или нтъ? Исаакъ Гакгабутъ вынулъ изъ кармана золотую монету и съ сожалніемъ посмотрлъ на нее при свт лампы.

— Вы свсите на моемъ безмен? спросилъ онъ такимъ жалобнымъ голосомъ, который невольно возбуждалъ подозрніе.

— А на чемъ же другомъ прикажешь мн свсить, отвчалъ Бенъ-Зуфъ.

Онъ взялъ безменъ, нацпилъ на его крючокъ, чашку и началъ сыпать въ нее кофе до тхъ поръ, пока стрлка показала фунтъ, т. е. въ сущности семь.

Исаакъ Гакгабутъ слдилъ глазами за этою операціею.

— Готово! сказалъ Бенъ-Зуфъ.

— А совсмъ ли дошла стрлка до цифры? спросилъ Исаакъ наклонясь надъ кругомъ безмена.

— Конечно, дошла, старый Іона!

— Подвиньте ее немножко пальцемъ, господинъ Бенъ-Зуфъ.

— А зачмъ же это?

— Затмъ…. затмъ…. пробормоталъ Исаакъ Гакгабутъ, что, можетъ быть, мой безменъ не совсмъ вренъ…

Онъ не усплъ еще договорить, какъ Пальмиренъ Розетъ подскакнулъ къ нему и, схвативъ за горло, началъ трясти пзо всхъ силъ.

— Мошенникъ! вскричалъ онъ.

— Помогите, помогите! закричалъ Исаакъ Гакгабутъ.

Пальмиренъ Розетъ не выпускалъ его изъ рукъ.

Бенъ-Зуфъ не только не разнималъ боровшихся, но противъ подстрекалъ и, глядя на нихъ, покатывался со смха. По его понятіямъ одинъ стоилъ другаго.

На шумъ битвы сбжались капитанъ Сервадакъ, графъ Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ, и оттащили Пальмирена Розета отъ Исаака.

— Что случилось? спросилъ Гекторъ Сервадакъ.

— А то, что этотъ негодный далъ намъ фальшивый безменъ, проговорилъ Пальмиренъ Розетъ.

— Правда это, Исаакъ?

— Да…. нтъ…. господинъ губернаторъ, пробормоталъ Исаакъ.

— Этотъ воръ обвшивалъ насъ, продолжалъ съ бшенствомъ Пальмиренъ Розетъ, а такъ какъ я свсилъ мою комету на его безмен, то оказывается, что она вситъ мене, чмъ показываетъ безменъ.

— Такъ это правда? спросилъ капитанъ Сервадакъ.

— Право, я не знаю…. бормоталъ Исаакъ Гакгабутъ.

— Я принялъ всъ этой массы основаніемъ для моихъ новыхъ вычисленій, отчего вышло, что они не согласуются съ моими наблюденіями и я уже подумалъ было, что она находится не на своемъ мст.

— Да кто она? Галлія?

— Нтъ! нервна! наша луна!

— А Галлія?

— Галлія все тамъ же, гд и должна быть, отвчалъ Пальмиренъ Розетъ. Она летитъ прямо къ земл и мы вмст съ нею!… И этотъ проклятый Исаакъ, чортъ бы взялъ его.

ГЛАВА XVI,
въ которой капитанъ Сервадакъ и Бенъ-Зуфъ отправились въ путь и возвратились ни съ чмъ.

Съ тхъ поръ какъ Исаакъ Гакгабутъ предпринималъ честную, каботажную торговлю, онъ завелъ фальшивый безменъ, и обвшивалъ своихъ покупателей. Это конечно не удивитъ нашихъ читателей, такъ какъ они уже хорошо знакомы съ нимъ. Но съ того дня, какъ онъ превратился изъ продавца въ покупателя, обманъ его послужилъ во вредъ ему же. Главный способъ, посредствомъ котораго онъ нажилъ себ богатство состоялъ въ этомъ безмен, показывавшимъ на цлую четверть меньше противъ настоящаго вса. Когда профессоръ узналъ, какъ велика была разница, существовавшая между настоящимъ всомъ и всомъ безмена, то снова принялся за свои вычисленія, основавъ ихъ теперь на точныхъ данныхъ.

Если безменъ показывалъ на земл килограммъ вса, въ дйствительности было только семьсотъ пятьдесятъ граммъ. Слдовательно, изъ вса Галліи подлежало только вычесть четвертую долю. Понятно, что вычисленія профессора, основанныя на цломъ кометы, увеличенномъ на цлую четверть, не могли согласоваться съ дйствительными положеніями нервны, такъ какъ нервна находилась подъ вліяніемъ цлаго Галліи.

Пальмиренъ Розетъ, удовлетворенный тмъ, что добросовстно оттрепалъ Исаака, немедленно принялся снова за работу, чтобы покончить съ Нериною.

Надъ Исаакомъ Гакгабутомъ стали безпощадно смяться посл этой сцены. Бенъ-Зуфъ безпрестанно твердилъ ему, что его позовутъ въ судъ исправительной полиціи за ложный всъ.

— Гд же и когда это будетъ? спросилъ Исаакъ.

— На земл, когда мы возвратимся на нее, старый негодяй! милостиво удостоилъ его отвтомъ Бенъ-Зуфъ.

Исаакъ забился въ свою темную трущобу и почти не высовывалъ изъ нея носа.

Два съ половиною мсяца еще отдляли валлійцевъ отъ того дня, въ который они надялись встртиться съ землею. Начиная съ 7-го октября, комета вступала въ зону телескопическихъ планетъ, гд въ первую половину своего пути взяла въ спутники Нерину.

1-го ноября она благополучно перешла за половину этой зоны, въ которой тяготютъ астероиды, происшедшіе, вроятно, отъ разрыва какой нибудь планеты, вращавшейся между Марсомъ и Юпитеромъ.

Въ теченіи этого мсяца Галлія должна была пройти сорокъ милліоновъ лье по линіи своей орбиты и приблизиться къ солнцу на разстояніе семидесяти восьми милліоновъ лье.

Температура на ней становилась сносная, а именно: термометръ на ней показывалъ отъ десяти до двнадцати градусовъ ниже нуля. Не смотря на то, не было еще никакихъ признаковъ оттепелей. Море было по прежнему оковано льдомъ и въ бухт высились на ледяномъ пьедестал Добрыня и Ганза.

Въ это-то время снова заговорили объ англичанахъ, заключенныхъ на островк Гибралтар. Никто не сомнвался въ томъ, что они вынесли безнаказанно сильные холода. Цль, съ которою капитанъ Сервадакъ поднялъ вопросъ о нихъ, длала честь его великодушію. Онъ говорилъ, что, не смотря на дурной пріемъ, который они сдлали ему и его товарищамъ, слдовало не только сообщить имъ о томъ, чего они вроятно не знали, а именно: о новой встрч земли съ кометою, угрожавшею сильными опасностями, но даже предложить имъ попытаться общими силами избгнуть этихъ опасностей.

Графъ Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ были совершенно согласны съ мнніемъ капитана Сервадака, такъ какъ раздляли его гуманныя чувства.

Но вопросъ былъ въ томъ, какимъ образомъ въ такую пору года добраться до Гибралтара?

Надо было воспользоваться ледянымъ путемъ, такъ какъ съ наступленіемъ эпохи таянія льдовъ уничтожалась всякая возможность сообщенія. Нельзя было разсчитывать ни на гальойтъ, ни на тартану. Чтоже касается до паровой шлюпки, то, чтобы употребить ее въ дло, надобно истребить нсколько тоннъ угля, который поселенцы берегли какъ драгоцнность, на случай возвращенія на островъ Гурби.

Въ распоряженіи ихъ былъ еще катеръ, превращенный въ парусныя сани, на которомъ очень быстро и безопасно совершили перездъ съ Теплой Земли на островъ Форментеру и обратно.

Но для катера нуженъ былъ втеръ, а погода на Галліи давно уже стояла безвтряная. Можетъ быть, посл таянія льдовъ, испаренія лтней температуры произвели бы новыя возмущенія въ галлійской атмосфер. Слдовало даже опасаться этого, но въ то время въ воздух была полнйшая тишина. Оставался только одинъ способъ путешествія — пшкомъ, т. е. на конькахъ. Но между Теплою Землею и Гибралтаромъ было около ста лье разстоянія, и такое путешествіе было рисковано. Не смотря на то, капитанъ Сервадакъ вызвался совершить его. Предпріятіе это прельщало его, такъ какъ онъ любилъ приключенія. Отъ двадцати пяти до тридцати лье пути въ день на конькахъ, т. е. около двухъ лье въ часъ, не могли утомить ловкаго и привычнаго конькобжца.

На путешествіе къ Гибралтару и обратно требовалось не боле недли. Относительно же дорожныхъ запасовъ и удобствъ, онъ хотлъ ограничиться небольшимъ количествомъ холоднаго мяса, жаровнею и спиртомъ, для того чтобы варить кофе.

Графъ Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ настойчиво предлагали сопровождать его или отправиться вмсто него,— по капитанъ Сервадакъ отказался отъ этихъ предложеній. Если бы съ нимъ случилось несчастіе, они должны были бы замнить его для поселенцевъ, такъ какъ, оставшись безъ руководителя, они, вроятно, погибли бы.

Капитанъ Сервадакъ желалъ только, чтобы его сопровождалъ Бенъ-Зуфъ, и спросилъ у ординарца согласенъ ли онъ.

— Неужели же нтъ, капитанъ! вскричалъ Бенъ-Зуфъ. Вдь это отличный случай поразмять ноги. И притомъ, неужели вы думаете, что я отпустилъ бы васъ одного?

Поршили отправиться по утру на слдующій день, т. е. 2-го ноября. Конечно, потребность исполнить долгъ человколюбія была главнымъ двигателемъ капитана Сервадака. Но въ его гасконскомъ ум бродила и другая мысль, которой онъ никому не сообщилъ. Бенъ-Зуфъ однако понялъ, что тутъ кроется еще какой нибудь другой замыселъ, когда, наканун отъзда, капитанъ сказалъ ему:

— Не найдется-ли у тебя въ главномъ магазин, Бенъ-Зуфъ, изъ чего сдлать трехцвтное знамя?

— Найдется, капитанъ, отвчалъ Бенъ-Зуфъ.,

— Такъ сдлай тихонько отъ всхъ такое знамя и захвати съ собою.

Вотъ въ чемъ состоялъ планъ капитана Сервадака. Надо сознаться, что онъ былъ достоинъ его ума, склоннаго къ фантазерству. Извстно, что Гибралтаръ принадлежалъ Англіи, и англичане хорошо сдлали, оставшись на своемъ посту, въ случа, если бы онъ возвратился на землю въ цлости, то по крайней мр никто не сталъ бы оспаривать у Англіи правъ обладанія имъ.

Напротивъ Гибралтара возвышался островокъ Цеута, который до столкновенія земли съ кометою принадлежалъ испанцамъ и командовалъ однимъ изъ береговъ пролива. Но покинутая Цеута могла принадлежать первому, кто занялъ бы ее, и капитанъ Сервадакъ задумалъ водрузить на этой скал французское знамя.

— Какъ знать! размышлялъ онъ, можетъ быть Цеута благополучно возвратится на землю и будетъ еще командовать какимъ нибудь важнымъ моремъ. Водруженіе же на ней французскаго знамени оправдаетъ претензіи на нее Франціи.

Капитанъ Сервадакъ отправился съ ординарцемъ на завоеваніе Цеуты, не сказавъ никому ни слова о своемъ план.

Бенъ-Зуфъ отлично понималъ своего капитана. Мысль завоевать часть скалы для Франціи, а вмст съ тмъ подстроить штуку англичанамъ — пришлась ему очень по душ.

Капитанъ сообщилъ ему о своемъ намреніи только тогда, когда, простившись со всми у подножія скалы, завоеватели пустились въ путь.

Бенъ-Зуфу невольно пришли тогда на память прежніе полковые припвы, и онъ заплъ во все горло:

Le soleil en se levant

Nous ish’ des rayons obliques!

Vlan du bataillon d’Afrique.

Vlan! les Zphyrs en avant’

(Восходящее солнце вонзаетъ въ насъ косвенные лучи. Впередъ зефиры африканскаго батальона!)

Капитанъ Сервадакъ и его ординарецъ быстро мчались на конькахъ по громадной блой равнин и вскор исчезли изъ вида высоты Теплой Земли. Оба путешественника были тепло одты. На спин у Бенъ-3уфа былъ мшокъ съ запасами.

Путешествіе обошлось безъ всякихъ приключеній. Путешественники строго наблюдали по компасу за тмъ, чтобы направленіе пути было прямолинейное, и останавливались только, чтобы отдохнуть и подкрпить силы. Погода была сносная, даже по ночамъ, и черезъ три дня посл отъзда, т. е. 5-го ноября, наши герои завидли на разстояніи пяти или шести километровъ на западномъ горизонт освщенную солнцемъ Цеуту.

Бенъ-Зуфъ киплъ нетерпніемъ. Если бы надо было идти на приступъ, храбрый солдатъ готовъ былъ бы растянуться въ колонну или сомкнуться въ каре, чтобы отбить непріятельскую кавалерію.

Наши искатели приключеній понеслись еще быстре къ скал. Вдругъ Бенъ-Зуфъ, у котораго было очень острое зрніе, остановился и вскричалъ:

— Капитанъ! взгляните-ка!

— Что такое, Бенъ-Зуфъ?

— На скал что-то шевелится.

— Помчимся впередъ, отвчалъ капитанъ Сервадакъ.

Они пробжали въ нсколько минутъ два километра, затмъ, умривъ быстроту бга, снова остановились.

— Капитанъ!

— Ну что же, Бенъ-Зуфъ?

— На Цеут стоитъ какой-то господинъ, который длаетъ намъ разные знаки. Онъ какъ будто распяливаетъ руки, точно потягивается со сна.

— Чортъ возьми! вскричалъ капитанъ Сервадакъ, неужели мы опоздали?

Оба опять пустились въ путь и вскор Бенъ-Зуфъ вскричалъ:

— Ахъ. капитанъ, вдь это телеграфъ.

Это былъ дйствительно телеграфъ, въ род тхъ береговыхъ телеграфовъ, которые дйствовали на скал Цеуты.

— Вотъ теб разъ! вскричалъ капитанъ Сервадакъ, вдь если тамъ есть телеграфъ, это значитъ, что кто нибудь поставилъ его.

— Если только телеграфы не ростутъ на Галліи вмсто деревьевъ, замтилъ Бенъ-Зуфъ.

— И если онъ дйствуетъ, значитъ кто нибудь управляетъ имъ.

И Гекторъ Сервадакъ, сильно обезкураженный, посмотрлъ по направленію къ сверу.

Тамъ, на крайней черт горизонта, высилась Гибралтарская скала, и нашимъ путешественникамъ показалось, что на ней также стоитъ телеграфъ, отвчающій на знаки, подаваемые цеутскимъ.

— Они заняли Цеуту и теперь уже знаютъ на Гибралтар о нашемъ прибытіи, сказалъ капитанъ Сервадакъ.

— Что же намъ длать, капитанъ?

— Отказаться отъ нашего плана, Бенъ-Зуфъ, и перенести неудачу съ терпніемъ.

— Но капитанъ, если на Цеут находится не боле пяти или шести англичанъ!…

— Нтъ, Бенъ-Зуфъ, они предупредили насъ, и если мои доводы не убдятъ ихъ уступить намъ эту скалу, то тутъ ничего не подлаешь.

Капитанъ Сервадакъ и Бенъ-Зуфъ, сильно озадаченные, достигли подошвы скалы. Въ этотъ самый моментъ изъ нея выскочилъ часовой, какъ деревянный солдатикъ, движимый механизмомъ.

— Кто идетъ? вскричалъ онъ.

— Друзья! Французы! былъ отвтъ.

Тогда на верхней части острова появились четыре человка, принадлежавшіе къ гибралтарскому гарнизону.

— Что вамъ надо? спросилъ одинъ изъ нихъ.

— Я желаю поговорить съ вашимъ начальникомъ, отвчалъ капитанъ Сервадакъ.

— Съ комендантомъ Цеуты.

— Да, съ комендантомъ Цеуты, если на ней есть уже комендантъ.

— Я донесу ему, отвчалъ англійскій солдатъ.

Чрезъ нсколько минутъ, комендантъ Цеуты, облеченный въ полную форму, показался на первыхъ скалахъ островка.

Это былъ самъ маіоръ Олифантъ.

Нельзя было сомнваться боле. Англичанамъ также, какъ и Сервадаку пришла мысль занять Цеуту, но они прежде него привели ее въ исполненіе.

Занявъ скалу, они пробили въ ней постъ съ прочными казематами и, прежде чмъ море замерзло, перевезли на лодк състные запасы и топливо.

Густой дымъ, выходящій изъ скалы, доказывалъ, что въ теченіи галлійской зимы здсь хорошо топили, такъ что гарнизонъ не страдалъ отъ холода. Вообще англійскіе солдаты отличались полнотою, а маіоръ Олифантъ даже порядочно растолстлъ, хотя можетъ быть не сознался бы въ этомъ. Между Цеутою и Гибралтаромъ было не боле четырехъ лье разстоянія, и жители обихъ скалъ не скучали: они могли часто ходить одни къ другимъ въ гости по бывшему проливу и постоянно переговаривались посредствомъ телеграфовъ. Бригадиръ Мурфи и маіоръ Олифантъ даже играли въ шахматы посредствомъ телеграфа. Эти почтенные офицеры подражали въ этомъ случа двумъ американскимъ обществамъ, которыя, въ 1846 году, не смотря на дождь и бурю, сыграли знаменитую партію въ шахматы посредствомъ ‘телеграфовъ’, находящихся между Бальтиморою и Вашингтономъ.

Надо прибавить, что бригадиръ Мурфи и маіоръ Олифантъ все еще играли партію, начатую въ то время, когда капитанъ Сервадакъ въ первый разъ постилъ Гибралтаръ.

Между тмъ маіоръ Олифантъ дожидался съ холодною физіономіею, чтобы прибывшіе объяснились.

— Маіоръ Олифантъ, кажется? проговорилъ капитанъ Сервадакъ раскланиваясь.

— Да, отвчалъ офицеръ, маіоръ Олифантъ, комендантъ Цеуты, и прибавилъ: съ кмъ я имю честь говорить?

— Съ капитаномъ Сервадакомъ, генералъ-губернаторомъ Теплой Земли.

— Очень хорошо, отвчалъ маіоръ.

— Меня немного удивляетъ, маіоръ, сказалъ Гекторъ Сервадакъ, что я вижу васъ въ качеств коменданта на такомъ клочк земли, который уцллъ отъ бывшаго испанскаго владнія?

— Тутъ нтъ ничего удивительнаго, капитанъ, отвчалъ маіоръ Олифантъ.

— Но по какому же праву, смю спросить?

— Но тому праву, что мы первые заняли эту скалу.

— Отлично, маіоръ Олифантъ. Но не полагаете ли вы, что испанцы, которые въ настоящее время находятся на Теплой земл, могутъ справедливо потребовать отъ васъ свою собственность…

— Нтъ, не полагаю, капитанъ Сервадакъ.

— А почему же такъ?

— Потому что эти самые испанцы уступили скалу Цеуту во владніе Англіи.

— Посредствомъ договора, маіоръ Олифаптъ?

— Да, посредствомъ формальнаго договора.

— А! вотъ какъ!

— Они даже получили англійскимъ золотомъ плату за эту важную уступку.

— Оттого-то и были набиты золотомъ карманы у Негрета и его товарищей, вскричалъ Бенъ-Зуфъ.

Дйствительно, все произошло такъ, какъ сказалъ маіоръ Олифантъ. Читатели помнятъ, что бригадиръ Мурфи здилъ съ нимъ тихонько на скалу Цеуту, когда тамъ были еще испанцы, и англійскіе офицеры легко уговорили ихъ уступить скалу во владніе Англіи.

Слдовательно, доводы, на которые надялся капитанъ Сервадакъ, уничтожились сами собою. Словомъ, наши герои потерпли полное пораженіе, но капитанъ Сервадакъ не показалъ вида, что имлъ замыселъ на обладаніе Цеутою.

— Смю спросить, какому обстоятельству обязанъ я честью вашего посщенія? сказалъ маіоръ Олифантъ.

— Маіоръ Олифянтъ, я прибылъ сюда, отвчалъ капитанъ Сервадакъ, затмъ, чтобы оказать услугу вамъ и вашимъ товарищамъ.

— А! произнесъ маіоръ такимъ тономъ, который ясно выражалъ, что ни онъ, ни его товарищи не имютъ надобности ни въ чьихъ услугахъ.

— Можетъ быть, маіоръ Олифантъ, вы не знаете, что случилось а именно, что скала Цеута и Гибралтаръ очутились на комет, вращающейся съ солнечномъ мір?

— На комет? проговорилъ маіоръ Олифантъ съ улыбкою, выражавшею полнйшее недовріе.

Капитанъ Сервадакъ объяснилъ въ нсколькихъ словахъ послдствія столкновенія Земли съ Галліею. Маіоръ Олифантъ выслушалъ все это, даже не моргнувъ. Затмъ, капитанъ Сервадакъ прибавилъ, что предстояла возможность возвратиться на Землю и что можетъ быть жители Галліи хорошо сдлали-бы еслибъ постарались соединенными силами избжать опасностей, которыми грозило новое столкновеніе.

— Не дурно было-бы, маіоръ, сказалъ онъ въ заключеніе, еслибы вашъ гарнизонъ и гибралтарскій переселились-бы на Теплую Землю.

— Не знаю, какъ благодарить васъ, отвчалъ холодно маіоръ Олифантъ, но мы не можетъ оставить нашъ постъ.

— Почему же?

— Мы не имемъ на то приказа отъ нашего правительства и письмо, которое мы адресовали адмиралу Ферфаксу, все еще хранится у насъ, въ ожиданіи почтоваго парохода.

— Но вдь я говорю вамъ, что мы находимся не на Земномъ Шар и что прежде двухъ мсяцевъ комета опять встртиться съ Землею.

— Это меня не удивляетъ, капитанъ Сервадакъ, отвчалъ маіоръ Олифантъ, такъ какъ, вроятно, Англія сдлала все отъ нее зависящее чтобы привлечь къ себ комету. Ясно было, что маіоръ не врилъ ни въ одно слово изъ того, что говорилъ капитанъ Сервадакъ.

— Какъ хотите, отвчалъ послдній. Вы желаете во чтобы ни стало остаться на Цеут и Гибралтар.

— Конечно, капитанъ Сервадакъ, такъ какъ оба эти поста защищаютъ входъ въ Средиземное море.

— О! можетъ быть не будетъ и Средиземнаго моря, маіоръ Олифантъ.

— Всегда будетъ какое нибудь Средиземное море, если Англія захочетъ этого! Но извините, капитанъ Сервадакъ. Бригадиръ Мурфи посылаетъ мн по телеграфу приказанія. Вы позволите… и маіоръ Олифантъ поклонился.

Капитанъ Сервадакъ, крутя съ досады усы такъ, что чуть было не вырвалъ вс волосы, отвтилъ на его поклонъ. Затмъ англійскіе солдаты ушли въ свои казематы и наши завоеватели остались у подошвы скалы.

— Такъ-то, Бенъ-Зуфъ, сказалъ капитанъ Сервадакъ.

— Такъ-то капитанъ! отвчалъ Бенъ-Зуфъ. Неудачную компанію сдлали мы съ вами.

— Повернемъ назадъ.

— Повернемте, капитанъ, отвчалъ Бенъ-Зуфъ, который не заплъ уже теперь припва объ африканскихъ зефирахъ.

Они пустились въ обратный путь съ тмъ же, съ чмъ и отправились т. е. не водрузивъ знамени на Цеут.

Имъ не встртилось дорогою никакихъ приключеній, и 9 ноября они вступили на берегъ Теплой-Земли.

Они застали, что Пальмиренъ Розетъ сильно бсновался и, сказать по правд, было отчего.

Читатель припомнитъ, что профессоръ предпринялъ рядъ наблюденій и вычисленій относительно Нерины. Онъ только что окончилъ ихъ и ему были извстны теперь вс элементы спутника кометы. Но Нерина вдругъ скрылась съ галлійскаго небосклона. Вроятно, проходя зоною телескопическихъ планетъ, она подчинилась вліянію боле могучаго астероида и улизнула отъ Галліи.

ГЛАВА XVII,
въ которой идетъ рчь о важномъ вопрос возвращенія на Землю и о смломъ предложеніи, сдланномъ лейтенантомъ Прокофьевымъ.

Гекторъ Сервадакъ сообщилъ графу Тимашеву о результат визита своего англичанамъ. Онъ умолчалъ о своемъ личномъ намреніи, но сказалъ о томъ, что испанцы продали имъ Цеуту, не имя на то законнаго права. Поршили обойтись безъ содйствія англичанъ, такъ какъ они отказались переселиться на Теплую-Землю. Довольно того, что ихъ предупредили объ опасности, остальное касалось уже только ихъ.

Оставалось только обсудить важный вопросъ относительно новой встрчи кометы съ Землею.

Это было настоящее чудо, что при первомъ столкновеніи уцлли капитанъ Сервадакъ, его товарищи, животныя, словомъ вс живыя существа, захваченныя съ Земли.

Вроятно, это произошло оттого, что движеніе измнилось медленно, вслдствіе неизвстныхъ обстоятельствъ.

Никто не зналъ, были-ли жертвы на Земл, но положительно было извстно, что на островахъ Гурби, Гибралтар, Цеут, Мадален и Форментер никто не пострадалъ лично отъ столкновенія. Невозможно было, однако, разсчитывать, что все обойдется также благополучно и въ слдующій разъ.

10 ноября, приступили къ обсужденію этого вопроса. Графъ Тимашевъ, капитанъ Сервадакъ и лейтенантъ Прокофьевъ собрались въ пещер, служившей имъ общею залою. Само собою разумется, что Бенъ-Зуфа допустили въ засданіе. Пригласили Пальмирева Розета, но онъ отказался, такъ какъ этотъ вопросъ нисколько не интересовалъ его. Къ тому же онъ былъ въ такомъ гор, что ему, какъ говорится, было уже не до чего, онъ не усплъ еще утшиться въ пропаж его милой Нерины, а теперь ему грозила еще опасность потерять Галлію!

Капитанъ Сервадакъ открылъ засданіе слдующими словами:

— Господа, сказалъ онъ, сегодня 10 ноября. Если вычисленія бывшаго моего професора врны,— въ чемъ я въ вполн убжденто ровно черезъ пятьдесятъ одинъ день наша комета должна опять встртиться съ Землею. Должны-ли мы принять мры противъ грозящей намъ опасности?

— Конечно, должны, капитанъ, отвчалъ графъ Тимашевъ. Но имемъ-ли мы какую нибудь возможность принять ихъ и не находимся-ли мы, въ настоящее время, вполн во власти Божіей?

— Богъ не запрещаетъ людямъ заботиться о себ, напротивъ, графъ, отвчалъ капитанъ Сервадакъ.

— Какія же мры полагаете вы, капитанъ Сервадакъ, можемъ мы принять?

— Да, по правд сказать, никакихъ.

— Неужели такіе ученые, какъ вы, господа, не можете направить эту проклятую комету куда и какъ хотите? сказалъ Бенъ-Зуфъ.

— Начать съ того, что мы вовсе не ученые, Бенъ-Зуфъ, отвчалъ капитанъ Сервадакъ, да если-бы даже и были ученые, то все-таки намъ тутъ ничего не подлать. Вонь, видишь, Пальмиренъ Розетъ и настоящій ученый…

— Только очень дерзкій на языкъ, возразилъ Бенъ-Зуфъ.

— Положимъ что такъ, но все-таки онъ ученый, а не можетъ помшать своей Галліи столкнуться съ Землею!

— Такъ къ чему же посл того служитъ ученье?

— Чаще всего къ тому, чтобы знать, что не все еще знаешь, отвчалъ графъ Тимашевъ.

— Господа, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ, несомннно, что при этомъ новомъ столкновеніи намъ грозятъ различныя опасности. Если вы хотите, я перечислю ихъ, и тогда мы увидимъ, въ состояніи ли мы одолть ихъ или по крайней мр смягчить ихъ дйствіе.

— Перечислите, лейтенантъ, отвчалъ графъ Тимашевъ.

Члены засданіи толковали такъ хладнокровно объ этомъ вопрос, какъ будто онъ вовсе не касается ихъ.

— Господа, заговорилъ опять лейтенантъ Прокофьевъ, прежде всего мы должны перечислить вс случаи, при которыхъ можетъ произойти встрча кометы съ Землею. Тогда мы увидимъ чего мы должны надяться или страшиться въ каждомъ изъ этихъ случаевъ.

— Это совершенно логично, сказалъ капитанъ Сервадакъ, но мы должны помнить, что оба свтила стремятся одно къ другому и что въ моментъ столкновенія быстрота ихъ дойдетъ до девяносто лье въ часъ.

— Два славные позда, осмлился вставить свое словцо Бенъ-Зуфъ.

— Посмотримъ же, какимъ образомъ произойдетъ столкновеніе, возразилъ лейтенантъ Прокофьевъ.

Въ первомъ случа очень можетъ быть, что Галлія только слегка зацпитъ за Землю, какъ было въ первый разъ, оторвавъ отъ нее, нсколько частицъ, будетъ по прежнему вращаться въ пространств. Но, вроятно, она измнитъ свою орбиту, а въ такомъ случа, если мы и останемся живы, то у насъ все-таки будетъ мало шансовъ свидться когда нибудь съ другими людьми.

— Словомъ, это будетъ хорошо только для господина Пальмирена Розета, но не для насъ, основательно замтилъ Бенъ-Зуфъ.

— Довольно-же объ этой гипотез, сказалъ графъ Тимашевъ, такъ какъ намъ уже достаточно извстны ея послдствія, и поговоримъ лучше о прямомъ столкновеніи, т. е. о такомъ случа, когда Галлія, столкнувшись съ землею, можетъ остаться на ней.

— Какъ бородавка на лиц, прибавилъ Бенъ-Зуфъ.

— Перестань, Бенъ-Зуфъ, сказалъ Гекторъ Сервадакъ.

— Слушаю, капитанъ.

— Посмотримъ-же, какія гипотезы представляетъ прямое столкновеніе, продолжалъ лейтенантъ Прокофьевъ. Такъ какъ масса земли гораздо боле массы Галліи, то прежде всего надо допустить, что быстрота ея движенія не замедлится отъ этой встрчи и она увлечетъ съ собою Галлію.

— Допустимъ это, сказалъ капитанъ Сервадакъ.

— Въ случа прямаго столкновенія, продолжалъ лейтенантъ, Галлія можетъ упасть на землю или тою частью своей поверхности, гд мы находимся и чрезъ которую проходитъ экваторъ, или тою, на которой находятся наши антиподы, или, наконецъ, которымъ нибудь изъ двухъ полюсовъ. Во всхъ этихъ случаяхъ, ни одно изъ живыхъ существъ на Галліи не должно уцлть.

— Объясните это подробне, лейтенантъ, сказалъ капитанъ Сервадакъ.

— Если въ моментъ столкновенія, мы будемъ находиться на той части кометы, которою она стукнется о землю, то насъ раздавитъ.

— Понятное дло, замтилъ Бенъ-Зуфъ.

— Если-же мы будемъ находиться на антиподной части, то кром того, что насъ раздавитъ, такъ какъ быстрота движенія уничтожается,— что равняется столкновенію,— насъ еще прежде задушитъ. Галлійская атмосфера соединится съ земною, и на вершин горы въ сто лье высотою, которую образуетъ на Земл Галлія, не будетъ годнаго для дыханія воздуха.

— Но если Галлія столкнется съ землею которымъ нибудь изъ своихъ полюсовъ? сказалъ капитанъ Сервадакъ.

— Въ такомъ случа, паденіе будетъ страшное: насъ отбросить въ сторону, при чемъ неминуемо разобьетъ въ прахъ.

— Отлично, сказалъ Бенъ-Зуфъ.

— Я еще прибавлю, продолжалъ лейтенантъ, что еслибы даже не оправдалась ни одна изъ этихъ гипотезъ — что конечно невозможно — то во всякомъ случа мы сгоримъ.

— Сгоримъ? повторилъ Гекторъ Сервадакъ.

— Да, сгоримъ, я вотъ почему: когда быстрота движенія Галліи, уничтоженная препятствіемъ, превратится въ теплоту, то комета или только часть ея воспламенится отъ дйствія температуры, которое дойдетъ до нсколькихъ сотъ градусовъ жара.

Все, что говорилъ лейтенантъ Прокофьевъ, было совершенно справедливо.

— А если, господинъ Прокофьевъ, Галлія упадетъ въ море? сказалъ Бенъ-Зуфъ.

— Глубина Атлантическаго и Тихаго океановъ доходитъ до нсколькихъ сотъ лье, отвчалъ лейтенантъ, но этой водной подушки недостаточно, чтобы смягчить ударъ. Слдовательно, это нисколько не измнило-бы дло.

— И въ добавокъ мы бы еще утонули, прибавилъ Бенъ-Зуфъ.

— Значитъ, господа, сказалъ капитанъ Сервадакъ, какимъ-бы образомъ ни произошло столкновеніе съ кометою, мы во всякомъ случа будемъ раздавлены, задушены, исковерканы, сжарены или утонемъ.

— Да, капитанъ Сервадакъ, отвчалъ лейтенантъ Прокофьевъ, не колеблясь.

— Я вижу, сказалъ Бенъ-Зуфъ, что намъ остается только одно.

— Что? спросилъ капитанъ Сервадакъ.

— Покинуть Галлію, прежде столкновенія.

— Но какимъ-же способомъ?

— Такого способа нтъ, отвчалъ спокойно Бенъ-Зуфъ.

— А можетъ быть и есть, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ.

Вс взглянули на лейтенанта, который, схватясь обими руками за голову, обдумывалъ какой-то смлый планъ.

— Можетъ быть… можетъ быть.. повторилъ онъ, и какъ ни безуменъ покажется вамъ мой планъ, а надо его выполнить.

— Объяснитесь, лейтенантъ, сказалъ графъ Тимашевъ.

Лейтенантъ Прокофьевъ, подумавъ еще нсколько минутъ, сказалъ:

— Бенъ-Зуфъ указалъ на единственное средство къ спасенію: надо оставить Галлію прежде встрчи ея съ землею.

— Но разв это возможно? сказалъ графъ Тимашевъ.

— Можетъ быть и возможно!

— Но какъ же?

— На аэростат.

— На аэростат! вскричалъ капитанъ Сервадакъ. Но это очень старомодное средство. Оно не употребительно нынче даже въ романахъ.

— Потрудитесь выслушать меня, господа, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ, слегка сдвинувъ брови. Если только мы будемъ точно знать, въ какую именно секунду столкнется Галлія съ землею, то можемъ за часъ до этого момента подняться на аэростат въ галлійскую атмосферу. Эта атмосфера необходимо увлечетъ насъ съ ускоренною быстротою, но она можетъ прежде столкновенія соединиться съ земною атмосферою, аэростатъ можетъ проскользнутъ изъ одной въ другую, избгнувъ прямаго удара, и продержаться на воздух въ самый моментъ столкновенія.

— Понимаемъ, лейтенантъ, сказалъ графъ Тимашевъ, и попробуемъ ваше средство.

— Изъ ста шансовъ противъ насъ девяносто девять, продолжалъ лейтенантъ Прокофьевъ.

— Девяносто девять.

— По крайней мр несомннно, что когда переносное движеніе шара прекратится,— онъ воспламенится.

— И шаръ также? вскричалъ Бенъ-Зуфъ.

— Также какъ и комета, продолжалъ лейтенантъ Прокофьевъ…. если только при этомъ сліяніи двухъ атмосферъ…. Я не увренъ…. но во всякомъ случа мн кажется, что лучше покинуть Галлію прежде столкновенія.

— Да, да, подтвердилъ капитанъ Сервадакъ. Если изъ ста тысячъ шансовъ противъ насъ были-бы девятьсотъ девяносто девять, то и въ такомъ случа мы сдлали-бы эту попытку.

— Но у насъ нтъ водорода, чтобы наполнить аэростатъ, замтилъ графъ Тимашевъ.

— Достаточно будетъ теплаго воздуха, отвчалъ лейтенантъ Прокофьевъ, такъ какъ намъ придется пробыть въ воздушномъ пространств только одинъ часъ.

— Прекрасно, сказалъ капитанъ Сервадакъ. Мы сдлаемъ монгольфьеръ… Это и проще и легче… Но гд же возьмемъ мы матеріи, чтобы выкроить самый шаръ.

— Мы употребимъ для этого паруса ‘Добрыни’, они изъ тонкаго и упругаго полотна…

— Ура! браво! крикнулъ Бенъ-Зуфъ взаключенье.

Планъ, предложенный лейтенантомъ Прокофьевымъ, былъ очень смлъ, но такъ какъ во всякомъ другомъ случа гибель поселенцевъ была неизбжна, то надо было сдлать эту попытку. Чтобы привести ее въ исполненіе, необходимо было знать не только часъ, но минуту и даже секунду, въ которую должно было случиться столкновеніе.

Капиталъ Сервадакъ взялся спросить объ этомъ Пальмирена Розета со всевозможною осторожностью. Между тмъ приступили къ сооруженію монгольфьера, подъ руководствомъ лейтенанта Прокофьева. Надо было придать ему такой объемъ, чтобы онъ могъ поднять всхъ жителей Теплой Земли, а именно двадцать трехъ человкъ, объ англичанахъ, посл ихъ отказа, нечего было заботиться.

Лейтенантъ Прокофьевъ, чтобы увеличить шансы спасенія, вознамрился прибгнуть къ средству, которое употребляли первые воздухоплаватели, а именно: захватитъ на воздушный шаръ небольшое количество топлива, сухой травы или соломы, чтобы нагрвать воздухъ внутри шара.

Такимъ образомъ, еслибы онъ уцллъ посл столкновенія, то могъ доле продержаться на воздух и можетъ быть они нашли-бы удобное мсто, чтобы пристать къ земл.

Паруса ‘Добрыни‘ хранились въ магазин Улья-Нины. Они были изъ очень тонкаго холста, которому можно было придать еще боле плотности, покрывъ его лакомъ.

Другіе необходимы матерьялы находились въ числ товаровъ Ганзы, и лейтенантъ могъ ими воспользоваться.

Онъ очень тщательно начертилъ отдльныя полосы, изъ которыхъ долженъ былъ состоятъ шаръ. Когда ихъ выкроили, вс, даже маленькая Нина, принялись за шитье. Русскіе матросы, навыкшіе въ этой работ, показали испанцамъ какъ взяться за нее.

Только Исаакъ Гакгабутъ и Пальмиренъ Розетъ не принимали участія въ общемъ труд, послдній не хотлъ даже слышать о томъ, что сооружаютъ монгольфьеръ.

Прошелъ цлый мсяцъ, а капитанъ Сервадакъ все еще не нашелъ случая предложить Палмирену Розегу вопросъ относительно времени встрчи обоихъ свтилъ. Профессоръ былъ неприступенъ.

Такъ какъ не было уже сильныхъ холодовъ, то онъ почти не сходилъ со своей обсерваторіи, куда никого не допускалъ. Когда капитанъ Сервадакъ въ первый разъ ршился заговорить съ нимъ объ этомъ вопрос, профессоръ отвчалъ очень сухо.

Его боле, чмъ когда либо, бсила встрча кометы съ землею и онъ не хотлъ думать ни объ угрожавшихъ опасностяхъ, ни объ общемъ спасеніи.

И однако необходимо было узнать, какъ можно точне, въ какой моментъ оба свтила должны были сойтиться съ быстротою двадцати семи лье въ секунду.

Но капитану Сервадаку ничего не оставалось какъ вооружиться терпніемъ.

Между тмъ Галлія продолжала постепенно приближаться къ солнцу, и галлійцы видли, что дискъ земли постоянно увеличивался. Въ теченіи ноября, комета прошла пятьдесятъ девять милліоновъ лье и 1 декабря находилась въ разстояніи семидесяти восьми милліоновъ лье отъ солнца.

Температура постоянно повышалась и наконецъ начались оттепели и таяніе льдовъ. Море, сбрасывающее съ себя ледяныя скалы, представило великолпную картину. Ледяной панцырь разбивался на части съ трескомъ и грохотомъ, который китоловы называютъ громкимъ голосомъ льдовъ.. По скаламъ волкана и по прибрежнымъ крутизнамъ прихотливо извивались первые ручейки, чрезъ нсколько дней шумли уже фонтаны и каскады. Везд на высотахъ таялъ снгъ.

Въ то же время, на горизонт стали появлятся туманы, вскор образовались облака, ихъ быстро гналъ втеръ, подувшій снова по прошествіи длинной галлійской зимы. Надо было ожидать въ будущемъ бурь, но въ настоящее время, вмст съ тепломъ и свтомъ, на комет начинала распространяться новая жизнь.

Съ ‘Добрынею‘ и ‘Ганзою‘ случилось то, что давно уже предвидли.

Во время таянія льдовъ, гальйотъ и тартана поднялись еще на сто футовъ надъ морскимъ уровнемъ. Отъ дйствія боле теплыхъ водъ, громадный пьедесталъ ихъ подтаялъ у основанія, какъ это часто случается съ ледяными горами Арктическаго моря и слегка накренился.

Ночью съ 12 на 13 декабря, ледяная глыба потеряла равновсіе и цликомъ рухнула въ моря. ‘.Добрыннъ и ‘Ганза’ разбилась о береговыя скалы.

Поселенцы ожидали этого несчастія, и давно уже были готовы къ нему, но все-таки оно произвело на нихъ тягостное впечатлніе. Съ утратою кораблей какъ будто порвалась еще одна связь, соединявшая ихъ съ землею.

Невозможно передать, какъ завопилъ Исаакъ Гакгабутъ, когда его тартана разбилась въ дребезги на его глазахъ, и какими проклятіями осыпалъ онъ христіанъ. Онъ обвинялъ въ этомъ несчастій капитана Сервадака и его товарищей, говоря, что еслибы они не поставили ‘Ганзу‘ противъ его воли въ бухту Теплой Земли, а оставили-бы тамъ, гд она стояла прежде у острова Гурби, то она уцлла-бы. Онъ даже грозилъ, по возвращеніи на землю, подать на нихъ жалобу въ судъ за самовольное распоряженіе его собственностью.

— Чортъ возьми! Замолчи-же, Исаакъ, вскричалъ наконецъ капитанъ Сервадакъ, или я велю заковать тебя въ цпи!

Исаакъ Гакгабутъ замолчалъ и уплелся въ свою нору.

14-го декабря монгольфьеръ былъ оконченъ. Онъ отличался прочностью, такъ какъ былъ очень крпко сшитъ и покрытъ лакомъ. Сть сдлали изъ тонкихъ канатовъ ‘Добрыни‘. Въ лодк, сплетенной изъ ивовыхъ прутьевъ, служившихъ прежде для огородки трюма на ‘Ганз’, легко могли помститься двадцать три человка. Впрочемъ, дло шло не о продолжительномъ воздухоплаваніи. Шару предстояло только скользнуть изъ галлійской атмосферы въ земную, и не для чего было заботиться о лишнихъ удобствахъ.

Оставалось только узнать часъ, минуту и секунду столкновенія, но угрюмый Пальмиренъ Розетъ хранилъ молчаніе объ этомъ предмет.

Въ это время Галлія перерзала орбиту Марса, который находился на разстояніи около пятидесяти шести милліоновъ лье, такъ что нечего было опасаться.

И однако, ночью 15 декабря, галлійцы подумали, было, что насталъ ихъ послдній часъ.

Волканъ заколебался какъ-бы отъ дйствія подземнаго сотрясенія. Капитанъ Сервадакъ и его товарищи вообразили, что происходитъ разрывъ кометы, и поспшно выбжали изъ потрясенной горы.

Въ это время на обсерваторіи раздался крикъ и на скал появился несчастный профессоръ, державшій въ рук осколокъ стекла отъ разбитой зрительной трубы.

Но никто не обратилъ на него вниманія, потому что всякому, какъ говорится, было уже только до самаго себя.

Въ эту темную ночь около Галліи показался другой спутникъ.

То былъ осколокъ самой кометы, которая отъ дйствія внутренняго расширенія, раздлилась на дв части какъ нкогда комета Гамбара. Огромный оторванный отъ него обломокъ устремился въ пространство, унося съ собою Гибралтаръ и Цеуту, съ находившимися на нихъ англичанами.

ГЛАВА XVIII,
изъ которой читатель увидитъ что галлійцы собираются взглянуть немножко свысока на свой астероидъ.

Капитанъ Сервадакъ и его товарищи не дерзнули задать себ вопроса: каковы могли быть послдствія этого событія, относительно Галліи.

Солнце показалось въ этотъ день на горизонт ране обыкновеннаго, такъ какъ, вслдствіе раздвоенія кометы, ея суточное движеніе уменьшилось на половину. Между двумя солнечными восходами вмсто двнадцати часовъ стало теперь шесть. Взойдя на запад, солнце по прошествіи трехъ часовъ закатывалось на противоположномъ горизонт.

— Чортъ возьми, сказалъ капитанъ Сервадакъ, теперь у насъ въ году будетъ уже дв тысячи восемьсотъ дней.

— На столько дней не наберется и святыхъ, отвчалъ Бенъ-Зуфъ.

Еслибы Пальмиренъ Розетъ составилъ календарь, примненный къ новому порядку времени на Галліи, появились-бы на сцену 238 іюня или 325 декабря.

Что-же касается осколка Галліи, умчавшаго Гибралтаръ и англичанъ, то было ясно, что онъ не вращался вокругъ кометы, а напротивъ удалялся отъ нея.

Но увлекъ-ли онъ вмст съ собою какую нибудь часть моря и галлійской атмосферы? Возможно-ли было существовать на немъ, и наконецъ возвратится-ли онъ когда нибудь къ земл?

Все это было пока неразршимо.

Графъ Тимашевъ, капитанъ Сервадакъ и лейтенантъ Прокофьевъ почувствовали, что сила ихъ мускуловъ увеличилась, а такъ какъ это доказывало, что уменьшился всъ, объемъ Галліи, то они задали себ вопросъ: не могло-ли это обстоятельство имть вліяніе на быстроту ея обращенія? Для нихъ было-бы страннымъ несчастіемъ, еслибы комета запоздала или ушла впередъ.

Лейтенантъ Прокофьевъ не думалъ впрочемъ, чтобы быстрота движенія могла измниться, но не былъ увренъ въ этомъ.

Одинъ только Пальмиренъ Розетъ могъ разршитъ этотъ вопросъ и надо было добиться отъ него во-что-бы ни стало, чтобы онъ высказался по этому поводу, равно какъ и о томъ, въ какой именно часъ должна произойти встрча.

Въ слдующіе за тмъ дни онъ былъ въ страшно дурномъ расположеніи духа. Это дало поводъ предполагать, что быстрота Галліи не измнилась, такъ какъ, въ противномъ случа, онъ не въ состояніи былъ бы открыть своего восторга.

Капитанъ Сервадакъ и его товарищи не удовольствовались однако этимъ признакомъ, и ршились вырвать у профессора эту тайну

Это удалось наконецъ капитану Сервадаку, и вотъ какимъ образомъ.

18-го декабря, Пальмиренъ Розетъ сильно поспорилъ съ Бенъ-Зуфомъ. Споръ произошелъ по поводу кометы. Бенъ-Зуфъ, по своему обыкновенію, городилъ про нее разный вздоръ, а Пальмиренъ Розетъ допекалъ его за то Монмартромъ. Какъ разъ въ самый разгаръ ссоры явился капитанъ Сервадакъ. Ему вдругъ пришло въ голову, что можетъ быть на профессора лучше подйствуетъ грубость, чмъ кротость, и онъ взялъ сторону Бенъ-Зуфа. Профессоръ вышелъ изъ себя и наговорилъ ему разныхъ дерзостей. Капитанъ Сервадакъ притворился, что возмущенъ этимъ.

— Господинъ профессоръ, сказалъ онъ, вы принимаете на себя такой тонъ, который мн не нравится, и я не хочу дольше сносить его. Вы забываете, что говорите съ генералъ-губернаторомъ Галлія.

— А вы забываете, что говорите съ ея владтелемъ! воскликнулъ сварливый астрономъ.

— Все равно, къ тому же ваши права на обладаніе ею очень сомнительны.

— Сомнительны?

— И такъ какъ Галлія не возвратится уже къ земл, то вы должны подчиняться установленнымъ на Галліи законамъ.

— Въ самомъ дл? И вы воображаете, что я подчинюсь вашимъ законамъ?

— Непремнно!

— Особенно теперь, когда нтъ надежды возвратиться на землю?

— И мы обречены вчно жить на комет! прибавилъ капитанъ Сервадакъ.

— А отчего-жъ это Галлія не должна возвратиться къ земл? произнесъ профессоръ, тономъ глубочайшаго презрнья.

— Оттого что съ тхъ поръ, какъ она раздвоилась, отвчалъ капитанъ Сервадакъ, цлое ея уменьшилось, а слдовательно должно произойти измненіе въ быстрот ея движенія.

— Кто это сказалъ?

— Я говорю, да и вс это говорятъ.

— Въ такомъ случа, капитанъ Сервадакъ, я вамъ скажу, что вы и вс другіе….

— Господинъ Розетъ!

— Невжды, ослы, ровно ничего не смыслящіе въ небесной механик!

— Остерегитесь!

— Ни въ самой элементарной физик!

— Господинъ профессоръ!

— Я не забылъ, что вы были вчно дряннымъ ученикомъ, продолжалъ профессоръ, гнвъ котораго достигъ крайнихъ предловъ, позоромъ для всего моего класса.

— Это ужь слишкомъ!

— Позоромъ для всего лицея Карла Великаго!

— Замолчите или….

— Нтъ, я не замолчу и вы меня выслушаете, несмотря на то, что вы капитанъ. Отличные физики! Потому что цлое Галліи уменьшилось, они вообразили, что уменьшилась и быстрота ея переноснаго движенія! Какъ будто эта быстрота не зависитъ единственно отъ первобытной быстроты, въ соединеніи съ солнечнымъ тяготніемъ! Какъ будто не происходитъ пертурбацій, не имющихъ отношенія къ цлому кометы! Разв вычисляютъ эти пертурбаціи? Право, вы достойны сожалнія!

Профессоръ выходилъ изъ себя. Бенъ-Зуфъ, полагая, что капитанъ въ самомъ дл сердится, сказалъ ему:

— Прикажите, капитанъ! Я раздвою его по поламъ, какъ раздвоилась его дрянная комета.

— Смй только тронуть меня! воскликнулъ Пальмиренъ Розетъ, выпрямившись во весь свой небольшой ростъ.

— Я съу мю обуздать васъ, возразилъ съ живостью капитанъ Сервадакъ.

— А я вызову васъ въ судъ за то, что вы смете угрожать мн.

— Въ галлійскій судъ?

— Нтъ, господинъ капитанъ, въ земной.

— Э! далеко намъ съ вами до земли, возразилъ Гекторъ Сервадакъ.

— Какъ ни далеко, вскричалъ Пальмиренъ Розетъ, въ ярости, а мы все-таки перержемъ ея орбиту въ восходящемъ узл, въ ночь съ 31 декабря на 1 января, и встртимся съ нею въ два часа сорокъ семь минутъ тридцать пять секундъ и шесть десятыхъ утра.

— Дорогой профессоръ, сказалъ, капитанъ Сервадакъ, любезно раскланиваясь съ нимъ, мн только это-то и надо было знать!

Бенъ-Зуфъ счелъ своею обязанностью поклониться Пальмирену Розету также любезно, какъ и его капитанъ, и оба ушли, оставивъ профессора въ крайнемъ изумленіи.

Гекторъ Сервадакъ и его товарищи узнали наконецъ то, что имъ необходимо было знать.

До встрчи кометы съ землею оставалось еще пятнадцать земныхъ дней, т. е. тридцать два дня по прежнему галлійскому календарю, или шестьдесятъ четыре по новому. Между тмъ, приготовленія къ воздухоплаванію продолжались чрезвычайно дятельно. Вс были рады скоре оставить Галлію и считали монгольфьеръ лейтенанта Прокофьева врнымъ средствомъ достигнуть земли. Казалось, что ничего нтъ легче, какъ проскользнуть изъ галлійской атмосферы въ земную, и никто не думалъ объ опасностяхъ воздушнаго путешествія, которому никогда не бывало подобнаго въ исторіи воздухоплаванія. Капитанъ Сервадакъ съ намреніемъ выказывалъ, что онъ въ восторг. Что-жъ касается до Бенъ-Зуфа, то онъ уврялъ, что былъ очень доволенъ, такъ какъ всегда желалъ совершить путешествіе на воздушномъ шар. Только одинъ лейтенантъ Прокофьевъ говорилъ, что надо какое нибудь чудо для того, чтобъ монгольфьеръ не воспламенился въ своемъ переносномъ движеніи. Онъ и графъ Тимашевъ, боле хладнокровные, чмъ французы, хорошо видли вс опасности этой попытки, но они были готовы на все. Въ это время море освободилось отъ оковывавшаго его льда и посланцы създили нсколько разъ на шлюбк на островъ Гурби.

Въ первый разъ отправились капитанъ Сервадакъ, лейтенантъ и нсколько русскихъ матросовъ.

Продолжительная зима пощадила островъ, шалашъ и зданіе поста. Все было въ цлости, по земл, въ различныхъ направленіяхъ струились ручейки. Птицы понеслись стрлою съ Теплой Земли къ этому плодоносному уголку, гд уже зеленли луга и деревья. Трехчасовые дни стали очень жарки и, при этихъ экваторіальныхъ жарахъ, появились новыя растенія. Солнце изливало на нихъ перпендикулярно чрезвычайно яркіе лучи, словомъ, за продолжительною зимою настало почти внезапно знойное лто.

Еслибъ воздухоплавательный аппаратъ не былъ такъ громаденъ, то его перевезли бы на островъ, но такъ какъ это было очень неудобно, то запаслись на остров Гурби соломою и травою, необходимыми для того, чтобъ наполнить шаръ теплымъ воздухомъ, и ршилось подняться съ Теплой Земли.

Для ежедневнаго употребленія жгли доски отъ разбитыхъ кораблей, но когда захотли употребить для этой же цли снасти тартаны, Исаакъ Гакгабуть завопилъ, Бенъ-Зуфъ унялъ его, сказавъ, что если онъ осмлится еще пикнуть, то съ него возьмутъ пятьдесятъ тысячъ франковъ за мсто его въ челнок.

Настало 25 декабря. Вс приготовленія къ воздушному путешествію были окончены. Отпраздновали Рождество, также какъ годъ назадъ тому, но съ боле живымъ благоговйнымъ чувствомъ. Что же касается до новаго года, то вс разсчитывали встртить его на земл.

Бенъ-Зуфъ даже общалъ сдлать праздничные подарки Пабло и Нин.

— Это такъ врно, какъ еслибъ я уже сдлалъ ихъ, прибавилъ онъ.

Чмъ скоре должна была наступить страшная минута, тмъ нетерпливе вс желали дождаться ея, и тмъ чаще думали о земл. Капитанъ Сервадакъ вспомнилъ при этомъ о своихъ прерванныхъ стихахъ и, ршившись докончить ихъ, по временамъ ломалъ по старому голову надъ упрямыми римами. Поэтомъ покинулъ онъ землю и поэтомъ хотлъ возвратиться на нее. Чтожъ касается до другихъ поселенцевъ, то графъ Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ нетерпливо желали увидть землю, а русскіе матросы готовы были всюду послдовать за своими начальниками.

Испанцамъ такъ хорошо жилось на Галліи, что они охотно провели бы на ней всю свою остальную жизнь, но и они помышляли не безъ удовольствія о поляхъ Андалузіи. Пабло и Нина были въ восторг, что возвратятся на землю со всми своими друзьями, и хотли только никогда не разставаться другъ съ другомъ.

Только одинъ Пальмиренъ Розетъ былъ недоволенъ. Онъ говорилъ, что не покинетъ свою комету и клялся что ни за что не сядетъ въ челнокъ. День и ночь продолжалъ онъ заниматься астрономическими наблюденіями. Къ сожалнію, его зрительная труба была разбита, а Галліи должна была вступать въ тсную зону падающихъ звздъ и можетъ быть представился бы случай сдлать какое нибудь новое открытіе.

Въ отчаяніи, Пальмиренъ Розетъ употребилъ геройское средство: за недостаткомъ зрительной трубы, онъ впустилъ себ въ глаза нсколько капель белладоны, которую взялъ изъ аптеки Улья-Нины. Зрачки его расширились и онъ почти не сводилъ ихъ съ неба. Но какъ ни ярко отражался свтъ въ стчатой оболочк его глазъ, онъ ничего не открылъ.

Вс провели послдніе дни въ какомъ-то лихорадочномъ возбужденіи. Лейтенантъ Прокофьевъ присматривалъ за послдними приготовленіями къ воздушному путешествію. На берегу водрузили дв нижнія мачты, поддерживавшія воздушный шаръ, еще не наполненный воздухомъ, но на которомъ была уже натянута сть. Къ челноку его было прикрплено нсколько мховъ затмъ, чтобы онъ могъ продержаться на вод, сколько нибудь времени въ случа, еслибъ шаръ опустился надъ моремъ. Понятно, что еслибъ онъ спустился надъ океаномъ, то, несмотря на мхи, пошелъ бы ко дну со всми пасажирами, если только не оказалось бы вблизи какого нибудь корабля, который подалъ бы помощь.

Прошло 26, 27, 28, 29 и 30 декабря. Поселенцамъ оставалось провести на Галліи только сорокъ восемь земныхъ часовъ.

Наконецъ настало и 31 декабря. Еще двадцать четыре часа — и монгольфьеръ, наполненный разрженнымъ воздухомъ, долженъ былъ подняться въ галлійской атмосфер. Правда, что она была не такъ плотна, какъ земная, но, съ другой стороны, притяженіе было слабе и, слдовательно, воздухоплавательный аппаратъ долженъ былъ подняться легче.

Галлія находилась тогда въ сорока милліонахъ лье отъ солнца. Разстояніе это было немного боле того, которое отдляетъ солнце отъ земли. Комета чрезвычайно быстро приближалась къ земной орбит, которую должна была перерзать въ своемъ восходящемъ угл, въ томъ самомъ пункт эклиптики, который занимала землю.

Чтоже касается до разстоянія, отдлявшаго комету отъ земля, то между ними было уже только два милліона лье. Свтила должны были пройти это разстояніе, длая по восьмидесяти семи тысячъ лье въ часъ, при чемъ Галліи осталось пройти пятьдесятъ семь тысячъ лье, а земл — около двадцати девяти тысячъ.

Наконецъ, въ два часа утра, галлійцы были готовы къ отбытію. Встрча земли съ кометою должна была совершиться чрезъ сорокъ семь минутъ и тридцать пять секундъ.

Вслдствіе измненія вращательнаго движенія Галліи на ея оси, на ней былъ уже день, равно какъ и на той сторон земнаго шара, съ которою комета должна была столкнуться.

Прошло уже около часа съ тхъ поръ какъ шаръ былъ наполненъ воздухомъ. Операція эта удалась какъ нельзя лучше. Громадный аппаратъ покачивался между мачтами. Челнокъ, прикрпленный къ сти, казалось, только ожидалъ пассажировъ.

Галлія находилась уже въ семидесяти пяти тысячахъ лье отъ земли.

Исаакъ Гакгабутъ первый взлзъ въ челнокъ.

Но въ эту минуту, капитанъ Сервадакъ замтилъ, что его кушакъ былъ какъ-то необыкновенно толстъ.

— Это что еще значитъ? спросилъ онъ.

— Въ этомъ кушак, господинъ генералъ-губернаторъ, зашитъ мой небольшой капиталецъ, отвчалъ Исаакъ Гакгабутъ.

— А сколько вситъ твой капиталецъ?

— Не боле тридцати килограммовъ.

— Нашъ монгольфьеръ иметъ достаточную силу только для того, чтобъ поднять насъ безъ этихъ тридцати кплограмъ, такъ избавь насъ, господинъ Исаакъ, отъ этой лишней тяжести.

— Но, господинъ губернаторъ!

— Не клянчи, говорю теб, что нельзя слишкомъ обремнять челнокъ.

— Боже Всемогущій! воскликнулъ Исаакъ. Все мое состояніе, нажитое съ такимъ трудомъ!

— Ахъ, Исаакъ вдь ты очень хорошо знаешь, что твое золото не будетъ имть на земл никакой цнности, потому что Галлія стоитъ двсти сорокъ шесть секстильоновъ!

— Умилосердитесь, господинъ губернаторъ!

— Слушай, Матафія, избавь насъ или отъ твоего золота, или отъ твоего присутствія — выбирай любое!— сказалъ тогда Бенъ-Зуфъ.

И несчастный Исаакъ принужденъ былъ бросить свой кушакъ, и то онъ исполнилъ съ причитаньями и воплями, которыхъ мы не будемъ передавать нашимъ читателямъ.

Съ Пальмиреномъ Розетъ также не обошлось безъ исторіи. Ученый кричалъ, что не покинетъ ядра своей кометы, что не имютъ права увезти его силою съ его собственности, что монгольфьеръ просто нелпость, такъ какъ при переход изъ одной атмосферы въ другую, онъ непремнно вспыхнетъ какъ листъ бумаги, что наконецъ, безопасне остаться на Галліи, и что, въ невозможномъ случа,— еслибъ Галлія только слегка задла землю, — то по крайней мр онъ, Пальмиренъ Розетъ, будетъ вращаться на ней въ пространств. Словомъ, онъ приводитъ тысячи доводовъ, сопровождая ихъ то яростными, то смшными угрозами, такъ что посулилъ даже наказать воспитанника Сервадака.

Дло кончилось тмъ, что капитанъ Сервадакъ, который ни за что не хотлъ оставить своего бывшаго профессора на Галліи, ршился поступить съ нимъ немножко круто: два здоровые русскіе матроси связали ему руки и втолкнули въ челнокъ.

Пришлось оставить лошадей и козу Нины. Это было очень грустно, но нечего было длать. Изъ всхъ животныхъ захватили только голубя Нины.

Можетъ быть, ему суждено было служить встникомъ между пассажирами челнока и какимъ нибудь пунктомъ Земнаго Шара.

Графъ Тимашевъ и лейтенантъ Прокофьевъ вошли въ челнокъ по приглашенію капитана. На Галліи остались только капитанъ Сервадакъ и его врный Бенъ-Зуфъ.

— Ползай, Бенъ-Зуфъ, твоя очередь, сказалъ капитанъ Сервадакъ!

— Посл васъ, капитанъ.

— Нтъ, я долженъ остаться послднимъ на Галліи, какъ капитанъ на своемъ корабл.

— И однако…

— Длай, что я приказываю!

— Слушаю капитанъ, сказалъ Венъ-Зуфъ и слъ въ челнокъ. За нимъ вошелъ капитанъ Сервадакъ.

Обрубили послдніе канаты — и монгольфьеръ величественно поднялся на воздух.

ГЛАВА XIX,
въ которой перечисляютъ изъ минуты въ минуту вс ощущенія и впечатлнія пассажировъ челнока.

Монгольфьеръ поднялся на высоту двухъ тысячъ пятисотъ метровъ. Лейтенантъ Прокофьевъ ршился удержать его на этой высот. Чтобъ онъ не опускался, можно было поддерживать въ немъ требуемый градусъ теплоты, посредствомъ проволочной печки, висвшей подъ аппаратомъ, и въ которой лежало сно. Его очень удобно можно было зажечь.

Пассажиры взглянули внизъ, вверхъ и по сторонамъ. Внизу разстилалась большая часть галлійскаго моря, которое казалось большою впадиною. На свер его была видна отдльная точка — островъ Гурби.

Но на запад не было видно, ни Гибралтора — ни Цеуты. Оба эти островка изчезли.

На юг, надъ берегомъ и обширною территоріею Теплой Земли высился волканъ. Этотъ полуостровъ соединялся съ континентомъ, обрамливающимъ галлійское море. Везд была видна странная, пластиночная формація, сверкавшая при солнечныхъ лучахъ, различными отливами. То былъ золотой теллурій, изъ котораго, казалось, единственно состояло твердое ядро кометы.

Вокругъ челнока, надъ горизонтомъ, который какъ будто поднялся вмст съ мангольфьеромъ, раскидывалось чрезвычайно ясное небо. На сверо-запад, противуположномъ солнцу, тяготло какое-то новое свтило, мене звзды или астероида, что-то въ род метеора. То былъ обломокъ Галліи, оторванный отъ нея дйствіемъ внутренней силы. Эта глыба удалилась но новой траекторіи и находилась уже въ нсколькихъ тысячахъ лье разстоянія. Она была мало видна, но съ наступленіемъ ночи должна была превратиться въ свтящуюся въ пространств точку.

Наконецъ, надъ челнокомъ, немного въ косвенномъ направленіи, виднъ былъ дискъ земнаго шара, во всемъ его великолпіи. Онъ какъ будто летлъ на Галлію и затмвалъ своею массою порядочную часть неба.

Этотъ великолпно освщенный дискъ ослпительно сіялъ. Разстояніе между нимъ и монгольфьеромъ было уже относительно слишкомъ коротко, для того, чтобъ можно было различить на немъ полсье. Галлія находилась ближе къ нему, чмъ луна, и это разстояніе уменьшалось съ каждой минутой въ громадной пропорціи. На поверхности земнаго шара видны были различныя пятна: блестящія означали континенты, а тусклыя — океаны, поглощавшіе солнечные лучи. Надъ нимъ медленно двигались большія, блыя полосы. То были облака, разсянныя въ земной атмосфер.

Земной шаръ приближался съ быстротою двадцати девяти лье въ секунду, и вскор дискъ его очертился опредленне. Стали выдляться береговыя линіи, высоты и равнины. Пассажирамъ челнока казалось, будто они видятъ громадную, лпную карту.

Въ два часа и двадцать семь минутъ утра, комета была уже мене чмъ въ тридцати тысячахъ лье отъ земнаго сфероида. Въ два часа и тридцать семь минутъ между свтилами оставалось уже только пятнадцать тысячъ лье разстоянія.

На земномъ диск ясно очертились крупныя линіи.

— Европа!

— Россія!

— Франція! вскрикнули разомъ лейтенантъ Прокофьевъ, графъ Тимашевъ и капитанъ Сервадакъ.

Они не ошибались. Земной шаръ стремился къ Галліи тою стороною, на которой раскидывался европейскій континентъ, освщенный полуденнымъ солнцемъ. Можно было ясно различить очертанія каждой страны.

Пассажиры челнока съ сильнйшемъ душевнымъ волненіемъ смотрли на эту землю, готовую поглотить ихъ. Они думали только о томъ, какъ-бы пристать, а не о грозящихъ опасностяхъ. Наконецъ-то, они снова возвращались въ человческую семью, съ которою никогда уже не надялись свидться.

Предъ ними, дйствительно, раскидывалась Европа. Они видли прихотливые очерки ея различныхъ странъ. Вотъ Англія — леди идущая къ востоку, въ плать съ нышными складками, увнчанная короною острововъ и островковъ.

Швеція и Норвегія — великолпный левъ, съ хребтомъ высокихъ, горъ, брасающійся на Европу изъ глубины гиперборейскихъ странъ.

Россія — громадный, полярный медвдь, съ головою, обращенною къ азіатскому континенту, опирающійся лвою лапою на Турцію а правою на Кавказъ.

Австрія — большая кошка, спящая, свернувшись въ клубокъ, тревожнымъ сномъ.

Испанія — флагъ, разввающійся въ конц Европы на яхт, образуемой Португаліею.

Турція — задорный птухъ, уцпившійся одною лапою за азіатскій берегъ, а другою сжимающій Грецію.

Италія — изящно выкроенный, длинный сапогъ который какъ будто играетъ съ Сициліею, Сардиніею и Корсикою.

Пруссія — громадная скира, глубоко вонзенная въ Германскую имперію и остріе которой слегка задваетъ Францію.

Наконецъ Франція — могучее туловище, со своимъ сердцемъ Парижемъ.

Вс были сильно взволнованы, какъ вдругъ посреди этото торжественнаго настроенія духа раздалась комичная нота:

— Монмартъ! вскричалъ Бенъ-Зуфъ.

И никто не переуврилъ бы его, что невозможно было разсмотрть его дорогой холмъ на такомъ разстояніи.

Чтожъ касается до Пальмирена Розета, то онъ не хотлъ даже видть земли. Выставивъ изъ челнока голову, онъ смотрлъ только на покинутую Галлію, освщенную солнцемъ и вращавшуюся въ двухъ тысячахъ пятистахъ метрахъ ниже его.

Лейтенантъ Прокофьевъ, съ хронометромъ въ рук считалъ минуты и секунды. По временамъ, по его приказанію, подбавляли топлива въ печку и монгольфьеръ не опускался.

Пассажиры мало говорили. Капитанъ Сервадакъ и графъ Тимашевъ съ жадностью смотрли на землю. Монгольфьеръ находился немного въ сторон отъ нея, но позади Галліи, что было очень благопріятно для него, такъ какъ комета должна была встртиться съ землею прежде него и онъ могъ проскользнуть въ земную атмосферу, не сдлавъ крутаго поворота. Но гд бы онъ ни спустился, на материк, или но среди океана, везд грозили ему опасности. На материк онъ могъ опуститься въ такой стран, гд не было никакихъ рессурсовъ и сообщеніе съ обитаемою частью земнаго шара было очень затруднительно, а на океан могло не найтись вблизи, ни одного корабля, и въ такомъ случа пассажиры должны были погибнуть. Графъ Тимашевъ былъ правъ, когда сказалъ, что онъ него товарищи находились вполн во власти Божіей.

— Два часа и сорокъ дв минуты, произнесъ лейтенантъ Прокофьевъ, посреди всеобщаго молчанья. Еще пять минутъ, тридцать пять секундъ, шесть десятыхъ — и свтила встртятся!… Между ними оставалось теперь никакъ не боле восьми тысячъ лье.

Лейтенантъ Прокофьевъ замтилъ тогда, что свтила находились не на одной линіи: комета подвигалась въ нсколько косвенномъ направленіи относительно зем.ти.

Не смотря на то, надо было полагать, что Галлія не слегка заднетъ землю, какъ въ первый разъ, но внезапно и совершенно остановится. Могло не произойти нормальнаго столкновенія, но во всякомъ случа комета, какъ говорить Бенъ-Зуфъ, могла ‘сильно прилпиться’ къ земному шару.

Вдругъ капитану Сервадаку пришло въ голову, что если пассажиры челнока не должны пережить этой встрчи, если въ моментъ сліянія галлійской атмосферы съ земною, вихрь изорветъ монгольфьеръ и ни одинъ изъ галлійцевъне увидитъ жителей земли, то они не будутъ ничего знать о жизни галлійцевъ на комет и объ ихъ странствованіи въ солнечномъ мір.

Онъ досталъ свою записную книжку, вырвалъ изъ нея листокъ, написалъ на немъ названіе кометы, частицъ, унесенныхъ ею съ земли, имена своихъ товарищей и въ конц выставилъ свою подпись.

Затмъ попросилъ у Нины голубя, котораго она держала на груди. Двочка нжно поцловала своего любимца и отдала капитану Сервадаку. Послдній привязалъ на шею голубю свое посланіе. Голубь, кружась, опустился въ нижніе слои галлійской атмосферы. Еще дв минуты и около трехъ тысячъ двухъ сотъ лье — и оба свтила встртятся съ быстротою, въ три раза сильне той, съ какою обращается земля на эклиптик.

Но пассажиры вовсе не замчали этой быстроты: имъ казалось, что монгольфьеръ стоитъ неподвижно посреди увлекающей его атмосферы.

— Два часа сорокъ шесть минутъ, сказалъ лейтенантъ Прокофьевъ.

Разстояніе сократилось до тысячи семисотъ лье, земля разверзлась подъ кометою, какъ громадная воронка.

— Два часа сорокъ семь минутъ, сказалъ еще разъ лейтенантъ Прокофьевъ.

Наконецъ, осталось уже только тридцать пять секундъ шесть десятыхъ — и быстрота свтилъ возросла до двухъ сотъ семидесяти лье въ секунду.

Вдругъ пассажиры почувствовали родъ сотрясенья: галлійскій воздухъ проникнулъ въ земную атмосферу, увлекая съ собою монгольфьеръ, который вытянулся такъ, какъ будто хотлъ лопнуть.

Вс въ ужас уцпились за окраины челнока — атмосферы слились, образовались густыя облака. Пассажиры точно не видали боле ни вверху, ни внизу. Имъ показалось, что они окружены со всхъ сторонъ громаднымъ пламенемъ, что ноги ихъ потеряли точку опоры И сами не зная какъ, они очутились на земл. Они возвратились на нее такъ-же какъ и отправились въ путь,— въ безпамятств.

Отъ воздушнаго шара не осталось и признаковъ. Въ то же время, Галлія убгала вдаль въ косвенномъ направленіи, противъ всякаго ожиданія, она, только слегка задла земной шаръ и исчезла на восток.

ГЛАВА XX,
которая сообразно правиламъ романа оканчивается свадьбою, но не героя.

— Ахъ, капитанъ, Алжирія!

— И Мосгаганемъ, Бенъ-Зуфъ!

Таковы были восклицанія, вырвавшіяся у капитана Сервадака и его ординарца, когда они и ихъ товарищи пришли въ память.

По какому-то чуду, необъяснимому какъ и вс чудеса, они были здравы и невредимы. Капитанъ Сервадакъ и Бенъ-Зуфъ не ошиблись.

Они дйствительно находились въ Алжиріи, близъ Мостаганема, который былъ очень хорошо знакомъ имъ, такъ какъ они нсколько лтъ стояли въ гарнизон въ этой части провинціи.

Слдовательно, посл двухлтняго путешествія въ солнечномъ мір, они возвратились почти на то же самое мсто, откуда отправились въ путь.

Это была очень странная случайность, если только можно назвать случайностью то обстоятельство, что Галлія и земля снова встртились въ этомъ же самомъ пункт эклпитики и въ одинаковую секунду.

Они находились мене чмъ въ двухъ километрахъ разстоянія отъ Мостаганема.

Спустя полчаса, капитанъ Сервадакъ и вс его товарищи вошли въ городъ.

Имъ показалось очень страннымъ, что на поверхности земли все было спокойно. Алжирскіе жители предавались своимъ обычнымъ занятіямъ. Животныя безмятежно щипали траву, увлаженную январскою росою. Было часовъ около восьми утра. Солнце, какъ и всегда, входило на восток. Казалось, что на земл не только не произошло ничего необыкновеннаго, но что никто даже и не ожидалъ ничего подобнаго.

— Вроятно, они не знали о томъ, что комета должна была столкнуться съ землею, сказалъ капитанъ Сервадакъ.

— Должно быть что такъ, отвчалъ Бенъ-Зуфъ, а я еще было расчитывалъ, что намъ сдлаютъ торжественную встрчу.

Ясно, что никто не ожидалъ столкновенія земли съ кометою, иначе по всему земному шару распростр шилась бы паника, сильне даже той, капая била предъ наступленіемъ 1000 года, когда вс ожидали конца міра.

У ворогъ Маскары, капитанъ Сервадакъ встртилъ двухъ своихъ товарищей: командира 2-го стрлковаго полка и капитана 8-го артиллерійскаго.

Онъ буквально упалъ въ ихъ объятія.

— Вы ли это, Сервадакъ? вскричалъ командиръ.

— Я самъ, какъ видите!

— Но откуда же возвратились вы, мой другъ, посл такого необъяснимаго отсутствія?

— Еслибъ я сказалъ вамъ откуда, то вы не поврили бы!

— Однако же?

— Лучше, господа, пожмите руку товарищу, и предположите, что я видлъ странный сонъ.

И какъ ни приставали къ Гектору Сервардаку, онъ ни сказалъ ни слова боле объ этомъ предмет.

Графъ Тимашевъ былъ также сдержанъ какъ и онъ на счетъ необыкновенныхъ происшествій, которыхъ былъ свидтелемъ. Въ особенности нашимъ путешественникамъ казалось непонятнымъ то, что на берегахъ Средиземнаго моря все было на своемъ мст.

Конечно ужь лучше было молчать.

На другой день, небольшая колонія разсталась съ чувствомъ искренней дружбы.

Русскіе возвратились въ Россію съ графомъ Тимашевымъ и лейтенантомъ Прокофьевымъ, а испанцы въ Испанію, гд, благодаря великодушію графа Тимашева, могли жить безбдно.

Чтоже касается Исаака Гагкгабута, разореннаго потерею Ганзы и капитала, то онъ изчезъ и никто не пожаллъ о немъ.

— Этотъ старый негодяй, сказалъ Бенъ-Зуфъ, хорошо сдлалъ бы, еслибъ сталъ показывать себя за деньги въ Америк, какъ выходца изъ солнечнаго міра.

Намъ остается сказать нсколько словъ о Пальмирен Розет.

Профессора, напротивъ, ничто въ мір не заставило бы молчать объ его комет. Но астрономы отрицали ея существованія, такъ какъ она никогда не появлялась на земномъ горизонт и ея не было въ каталог. Невозможно представитъ, до какой степени это бсило профессора. Чрезъ два года посл своего возвращенія, онъ издалъ толстый томъ Записокъ, въ которыхъ говорилъ не только объ элементахъ Галліи, но и о своихъ личныхъ приключеніяхъ.

Тогда мннія европейскихъ ученыхъ раздлились: одни были за Пальмирена Розета, другіе противъ него.

Вскор, вышелъ разборъ его Записокъ, въ которомъ имъ дали самое приличное названіе: Исторіи одной гипотезы.

Дерзость эта привела профессора въ неописанную ярость и онъ сталъ утверждать, что видлъ еще разъ не только Галлію, вращающуюся въ пространств, но и осколокъ ея, умчавшій тринадцать англичанъ въ безграничное пространство звзднаго міра! Онъ никогда не могъ утшиться въ томъ, что ему не привелось быть ихъ спутникомъ.

Капитанъ Сервадакъ и Бенъ-Зуфъ остались по прежнему: одинъ начальникомъ, еще боле строгимъ, чмъ когда либо, а другой подчиненнымъ, свято соблюдающимъ субординацію, и кром того друзья — на всю жизнь.

Разъ, какъ-то, они прогуливались по Монмартрскому холму, и, такъ какъ около нихъ никого не было, разсуждали о своихъ приключеніяхъ.

— А можетъ быть вдь все это неправда? сказалъ Бенъ-Зуфъ.

— Да пожалуй, что и такъ, отвчалъ капитанъ Сервадакъ.

Графъ Тимагаевъ взялъ къ себ Пабло, а капитанъ Сервадакъ Нину, и дти воспитывались и учились подъ ихъ руководствомъ.

Въ одинъ прекрасный день, полковникъ Сервадакъ, начинавшій уже сдть, выдалъ Нину, превратившуюся въ хорошенькую двушку за Пабло, который также сталъ красивымъ молодимъ человкомъ.

Молодые супруги были очень счастливы, не смотря на то, что имъ не привелось быть Адамомъ и Евою новаго міра.

Жюль Вернъ.

КОНЕЦЪ ВТОРОЙ И ПОСЛДНЕЙ ЧАСТИ.

‘Природа и люди’, NoNo 2—12, 1878

Гекторъ Сервадакъ,

ПРИКЛЮЧЕНІЯ И ПУТЕШЕСТВІЕ ВЪ СОЛНЕЧНОМЪ МІР

ГЛАВА I,въ которой читатель познакомится съ капитаномъ Сервадакомъ и его ординарцемъ.

ГЛАВА II,изъ которой мы увидимъ, что поэтическое вдохновеніе капитана Сервидака было прервано внезапнымъ событіемъ.

ГЛАВА III,которая поведетъ читателя къ безконечнымъ вопросительнымъ и восклицательнымъ знакамъ.

ГЛАВА IV,въ которой говорится о нкоторыхъ измненіяхъ въ физическомъ порядк, причина которыхъ неизвстна.

ГЛАВА V,приглашающая читателя слдовать за капитаномъ Сервадакомъ въ продолженіи его экскурсіи по его новому владнію.

ГЛАВА VI,въ которой Бенъ-Зуфъ считаетъ себя въ прав жаловаться на недостатокъ вниманія къ нему генералъ-губернатора.

ГЛАВА VII.въ которой дло идетъ о Венер и Меркурі, грозящихъ превратиться въ планеты преткновенія.

ГЛАВА VIII,въ которой капитанъ Сервадакъ задаетъ цлый рядъ вопросовъ, остающихся безъ отвтовъ.

ГЛАВА IXвъ которой, съ помощью зрительной трубы и зонда стараются отыскать хоть какіе нибудь слды алжирской територіи.

ГЛАВА Xвъ которой капитанъ Сервадакъ, открываетъ пощаженный наводненіемъ островокъ, представляющій гробницу.

ГЛАВА XIвъ которой графъ Тимашевъ дйствуетъ какъ слдуетъ моряку и, наконецъ, предаетъ себя и корабль вол Божіей.

ГЛАВА XIIвъ которой говорится о бригадир Мурфи, маіор Олифант, капрал Пим и объ ядр, исчезнувшемъ за горизонтомъ.

ГЛАВА XIIIобнаруживающая нкоторую натянутость въ международныхъ отношеніяхъ и ведущая къ географическому открытію.

ГЛАВА XIVзаключающая разсужденія объ истин, къ которой можетъ быть приближаются.

ГЛАВА XVвъ которой капитанъ Сервадакъ держитъ въ горсти все, что осталось отъ обширнаго континента.

ГЛАВА XVI,которую можно очень удобно и очень справедливо озаглавить такъ: отъ того же къ тмъ же.

ГЛАВА XVII,въ которой говорится о пріем, сдланномъ губернатору острова Гурби, и о событіяхъ, совершившихся во время его отсутствія.

ГЛАВА XVIII,въ которой капитанъ Сервадакъ признанъ генераломъ-губернаторомъ Галліи общею подачею голосовъ, въ томъ числ и его собственнаго.

ГЛАВА XIX,доказывающая, что если пристально смотрть на горизонтъ, то можно о нибудь открыть на немъ.

ГЛАВА XX,изъ которой читатель увидитъ, какой пріятный сюрпризъ сдлала въ одинъ вечеръ природа жителямъ Галліи.

ГЛАВА XXI,которая оканчивается довольно любопытнымъ опытомъ увеселительной физики.

ГЛАВА XXII,въ которой говорится о чрезвычайно важномъ происшествіи, взволновавшемъ всю колонію.

ГЛАВА XXII,въ которой капитанъ Сервадакъ и лейтенантъ Прокофьевъ узнали ршеніе космографической задачи.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

ГЛАВА ПЕРВАЯ,въ которой безъ церемоніи представляются читателю тридцать седьмаго зрителя Галлія.

ГЛАВА II,послднее слово которой объясняетъ читателю то, что онъ, вроятно, уже угадалъ.

ГЛАВА III,варіаціи на старую, хорошо извстную, тему относительно кометъ солнечнаго міра.

ГЛАВА IV,въ которой Пальмиренъ Розетъ до такой степени доволенъ своею судьбою, что это заставило всхъ призадуматься.

ГЛАВА V,въ которой ученику Гектору Сервадаку достался порядочный нагоняй отъ профессора Пальмирена Розетъ.

ГЛАВА VI,изъ которой видно, что Пальмиренъ Розетъ былъ совершенно правъ, найдя недостаточною матеріальную часть колоніи.

VII,въ которой Исаакъ Гакгабутъ находитъ великолпный случай дать въ займы деньги, больше чмъ по восьмисотъ процентовъ на сто.

ГЛАВА VIII,въ которой профессоръ и его ученики продлываютъ разные фокусы, съ секстильонами, квинтильонами и другими составными числами мильярдовъ.

ГЛАВА IX,въ которой рчь идетъ единственно о Юпитер, прозванномъ великимъ смутителемъ кометъ.

ГЛАВА X,изъ которой ясно видно, что выгодне заниматься торговлею на земл, чмъ на Галліи.

ГЛАВА XI,въ которой ученый міръ Галліи устремляется мысленно въ безконечное пространство.

ГЛАВА XII,о томъ, какъ отпраздновали на Галліи 1-ое января и какъ окончилось это празднество.

ГЛАВА XIII,въ который капитанъ Сервадакъ и его товарищи сдлали то, что имъ единственно оставалось сдлать.

ГЛАВА XIV,доказывающая, что смертные созданы не для того чтобы вращаться въ пространств въ двухъ стахъ двадцати милліонахъ лье отъ солнца.

ГЛАВА XV,въ которой разсказывается о первыхъ и послднихъ сношеніяхъ Пальмирена Розета съ Исаакомъ Гакгабутомъ.

ГЛАВА XVI,въ которой капитанъ Сервадакъ и Бенъ-Зуфъ отправились въ путь и возвратились ни съ чмъ.

ГЛАВА XVII,въ которой идетъ рчь о важномъ вопрос возвращенія на Землю и о смломъ предложеніи, сдланномъ лейтенантомъ Прокофьевымъ.

ГЛАВА XVIII,изъ которой читатель увидитъ что галлійцы собираются взглянуть немножко свысока на свой астероидъ.

ГЛАВА XIX,въ которой перечисляютъ изъ минуты въ минуту вс ощущенія и впечатлнія пассажировъ челнока.

ГЛАВА XX,которая сообразно правиламъ романа оканчивается свадьбою, но не героя.

Читайте также:

ГЛАВА I,
въ которой читатель познакомится съ капитаномъ Сервадакомъ и его ординарцемъ.

ГЛАВА II,
изъ которой мы увидимъ, что поэтическое вдохновеніе капитана Сервидака было прервано внезапнымъ событіемъ.

ГЛАВА III,
которая поведетъ читателя къ безконечнымъ вопросительнымъ и восклицательнымъ знакамъ.

ГЛАВА IV,
въ которой говорится о нкоторыхъ измненіяхъ въ физическомъ порядк, причина которыхъ неизвстна.

ГЛАВА V,
приглашающая читателя слдовать за капитаномъ Сервадакомъ въ продолженіи его экскурсіи по его новому владнію.

ГЛАВА VI,
въ которой Бенъ-Зуфъ считаетъ себя въ прав жаловаться на недостатокъ вниманія къ нему генералъ-губернатора.

ГЛАВА VII.
въ которой дло идетъ о Венер и Меркурі, грозящихъ превратиться въ планеты преткновенія.

ГЛАВА VIII,
въ которой капитанъ Сервадакъ задаетъ цлый рядъ вопросовъ, остающихся безъ отвтовъ.

ГЛАВА IX
въ которой, съ помощью зрительной трубы и зонда стараются отыскать хоть какіе нибудь слды алжирской територіи.

ГЛАВА X
въ которой капитанъ Сервадакъ, открываетъ пощаженный наводненіемъ островокъ, представляющій гробницу.

ГЛАВА XI
въ которой графъ Тимашевъ дйствуетъ какъ слдуетъ моряку и, наконецъ, предаетъ себя и корабль вол Божіей.

ГЛАВА XII
въ которой говорится о бригадир Мурфи, маіор Олифант, капрал Пим и объ ядр, исчезнувшемъ за горизонтомъ.

ГЛАВА XIII
обнаруживающая нкоторую натянутость въ международныхъ отношеніяхъ и ведущая къ географическому открытію.

ГЛАВА XIV
заключающая разсужденія объ истин, къ которой можетъ быть приближаются.

ГЛАВА XV
въ которой капитанъ Сервадакъ держитъ въ горсти все, что осталось отъ обширнаго континента.

ГЛАВА XVI,
которую можно очень удобно и очень справедливо озаглавить такъ: отъ того же къ тмъ же.

ГЛАВА XVII,
въ которой говорится о пріем, сдланномъ губернатору острова Гурби, и о событіяхъ, совершившихся во время его отсутствія.

ГЛАВА XVIII,
въ которой капитанъ Сервадакъ признанъ генераломъ-губернаторомъ Галліи общею подачею голосовъ, въ томъ числ и его собственнаго.

ГЛАВА XIX,
доказывающая, что если пристально смотрть на горизонтъ, то можно о нибудь открыть на немъ.

ГЛАВА XX,
изъ которой читатель увидитъ, какой пріятный сюрпризъ сдлала въ одинъ вечеръ природа жителямъ Галліи.

ГЛАВА XXI,
которая оканчивается довольно любопытнымъ опытомъ увеселительной физики.

ГЛАВА XXII,
въ которой говорится о чрезвычайно важномъ происшествіи, взволновавшемъ всю колонію.

ГЛАВА XXII,
въ которой капитанъ Сервадакъ и лейтенантъ Прокофьевъ узнали ршеніе космографической задачи.

ГЛАВА ПЕРВАЯ,
въ которой безъ церемоніи представляются читателю тридцать седьмаго зрителя Галлія.

ГЛАВА II,
послднее слово которой объясняетъ читателю то, что онъ, вроятно, уже угадалъ.

ГЛАВА III,
варіаціи на старую, хорошо извстную, тему относительно кометъ солнечнаго міра.

ГЛАВА IV,
въ которой Пальмиренъ Розетъ до такой степени доволенъ своею судьбою, что это заставило всхъ призадуматься.

ГЛАВА V,
въ которой ученику Гектору Сервадаку достался порядочный нагоняй отъ профессора Пальмирена Розетъ.

ГЛАВА VI,
изъ которой видно, что Пальмиренъ Розетъ былъ совершенно правъ, найдя недостаточною матеріальную часть колоніи.

VII,
въ которой Исаакъ Гакгабутъ находитъ великолпный случай дать въ займы деньги, больше чмъ по восьмисотъ процентовъ на сто.

ГЛАВА VIII,
въ которой профессоръ и его ученики продлываютъ разные фокусы, съ секстильонами, квинтильонами и другими составными числами мильярдовъ.

ГЛАВА IX,
въ которой рчь идетъ единственно о Юпитер, прозванномъ великимъ смутителемъ кометъ.

ГЛАВА X,
изъ которой ясно видно, что выгодне заниматься торговлею на земл, чмъ на Галліи.

ГЛАВА XI,
въ которой ученый міръ Галліи устремляется мысленно въ безконечное пространство.

ГЛАВА XII,
о томъ, какъ отпраздновали на Галліи 1-ое января и какъ окончилось это празднество.

ГЛАВА XIII,
въ который капитанъ Сервадакъ и его товарищи сдлали то, что имъ единственно оставалось сдлать.

ГЛАВА XIV,
доказывающая, что смертные созданы не для того чтобы вращаться въ пространств въ двухъ стахъ двадцати милліонахъ лье отъ солнца.

ГЛАВА XV,
въ которой разсказывается о первыхъ и послднихъ сношеніяхъ Пальмирена Розета съ Исаакомъ Гакгабутомъ.

ГЛАВА XVI,
въ которой капитанъ Сервадакъ и Бенъ-Зуфъ отправились въ путь и возвратились ни съ чмъ.

ГЛАВА XVII,
въ которой идетъ рчь о важномъ вопрос возвращенія на Землю и о смломъ предложеніи, сдланномъ лейтенантомъ Прокофьевымъ.

ГЛАВА XVIII,
изъ которой читатель увидитъ что галлійцы собираются взглянуть немножко свысока на свой астероидъ.

ГЛАВА XIX,
въ которой перечисляютъ изъ минуты въ минуту вс ощущенія и впечатлнія пассажировъ челнока.

ГЛАВА XX,
которая сообразно правиламъ романа оканчивается свадьбою, но не героя.