Гастроли Эрнесто Росси и представленія мейнингенской труппы.
Гастроли Эрнесто Росси и представленія мейнингенской труппы.
Комлевской.
‘Русская Мысль’, кн.V, 1890
Гастроли Эрнесто Росси и представления мейнингенской труппы, Корелин Михаил Сергеевич, Год: 1890
Время на прочтение: 11 минут(ы)
Театральный сезонъ ныншняго года закончился необыкновеннымъ оживленіемъ, которое внесли на нашу драматическую сцену иностранные гости: итальянскій артистъ Эрнесто Росси и нмецкая труппа г. Кронегка, ‘тайнаго надзорнаго совтника’ Мейнингенскаго герцога. Этотъ продолжительный артистическій визитъ доставилъ нашей публик большое удовольствіе и принесъ значительную пользу, далъ все или почти все, чего можно требовать отъ драматической сцены. Глубокіе художественные образы геніальнйшаго изъ драматурговъ были воспроизведены Росси съ поразительною правдивостью и съ артистическимъ изяществомъ, драматическіе эпизоды, заимствованные изъ жизни различныхъ народовъ въ разныя эпохи, были представлены мейнингенцами съ живою рельефностью и съ неподражаемою красотой. Об стороны идеала театральнаго представленія были близки къ осуществленію… къ сожалнію, на двухъ различныхъ сценахъ: Росси недоставало труппы и обстановки, нмцамъ первокласснаго артиста. Но и то, что дали чужеземные гости, заслуживаетъ признательнаго вниманія.
Эрнесто Росси — звзда первой величины. Человкъ просвщенный и вдумчивый, онъ глубоко изучилъ своего любимаго автора — Шекспира и истолковываетъ его съ любовью и своеобразно. Въ его игр дв самыя характерныя черты бросаются въ глаза зрителю: жизненная правда и глубокая человчность въ изображеніи шекспировскихъ героевъ и удивительная красота во вншнемъ исполненіи отдльныхъ сценъ. Росси не стремится придать своимъ героямъ сверхчеловческіе размры, не пытается возвысить паосъ крикомъ и усиленною жестикуляціей. Созданные имъ образы глубоко человчны, при всемъ своемъ величіи, они не подавляютъ зрителя и возбуждаютъ въ немъ не почтительное удивленіе, а живую симпатію, братское состраданіе. Росси не любитъ рзкихъ переходовъ и психологичеекихъ неожиданностей, столь удобныхъ для театральнаго эффекта. Вслдствіе этого только въ послднихъ актахъ драмы онъ даетъ просторъ всмъ своимъ могучимъ силамъ и превращаетъ изображаемыхъ имъ людей въ настоящихъ героевъ. Эта постепенность развитія драматизма, которая подчеркиваетъ въ герояхъ Шекспира ихъ человчность и придаетъ драм наглядную законченность, проходитъ красною нитью черезъ вс роли итальянскаго артиста.
Chef-d’oeuvre’омъ Росси намъ кажется король Лиръ, одна изъ труднйшихъ ролей его репертуара. Трагическій исходъ Лира обусловливается его глубокою любовью къ дочерямъ и необычайною, властною гордостью, которая не выноситъ никакихъ противорчій. Старый король въ теченіе долгихъ лтъ своей власти привыкъ къ извстнымъ формамъ рчи, разучился отличать лесть отъ искренняго чувства. Это его профессіональный недостатокъ, хотя и развившійся на почв индивидуальнаго характера. Воплотить эти об черты въ живой личности представляетъ главную трудность при исполненіи Лира, и обыкновенно артисты подчеркиваютъ какую-нибудь одну сторону его характера. Въ игр Росси король и отецъ сливаются въ одно гармоническое и живое цлое. Въ первой сцен передъ нами настоящій деспотъ, и его обращеніе съ Корделіей является совершенно яснымъ и психологически понятнымъ. Королемъ остается Росси и въ сцен съ Гонерильей, только во второмъ акт посл тяжелаго удара, нанесеннаго старшею дочерью, просыпаются въ немъ отцовскія чувства, которымъ суждено подвергнуться новому тяжелому испытанію. Росси превосходно подчеркнулъ большую сдержанность и осторожность Лира въ обращеніи со второю дочерью. Старый король какъ будто боится, чтобы и Регана не оказалась такою же дурною дочерью, какъ Гонерилья. Въ Лир просыпается отецъ, и отцомъ по преимуществу остается онъ до конца драмы. Такое пониманіе роли придало игр Росси въ сценахъ сумасшествія особенно своеобразный характеръ. Начало 3-го акта артистъ провелъ чрезвычайно сильно, а затмъ онъ погружается въ тихую, но чрезвычайно глубокую печаль. Горе стараго короля получаетъ общечеловческій характеръ, и такое исполненіе придаетъ драм особую задушевность.
Аналогичное впечатлніе производитъ и Гамлетъ въ исполненіи Росси. Несчастный принцъ страдаетъ тяжело, но не театрально, а необыкновенно просто и чрезвычайно задушевно. Гамлетъ у Росси — натура любящая и глубокая, отсюда его рефлективность. Его страданія увеличиваются съ каждымъ актомъ драмы по мр того, какъ онъ боле и боле раскрываетъ ужасную тайну, но это возбуждаетъ въ немъ не злобу, а глубокую грусть. Нкоторыя знаменитости исполняютъ первую сцену 3-го акта съ какимъ-то злорадствомъ. Барнай даже вскакивалъ отъ радости на стулъ, узнавши, что его мать погубила его отца. Для Росси это новое и самое тяжелое горе. Онъ нсколько стушевываетъ даже ту сцену, гд Гамлетъ на минуту увлеченъ гнвомъ и думаетъ объ убійств короля, на первомъ план у него глубокая человчность. Сцена съ матерью въ его исполненіи трогательна, сцена съ Офеліей проникнута элегическимъ лиризмомъ поразительной красоты. Вообще артистическое изящество Росси съ особенною наглядностью проявляется въ Гамлет. Какъ истинный сынъ художественной Италіи, Росси съумлъ придать столько граціи тяжелымъ заключительнымъ сценамъ драмы, что безобразіе смерти совершенно стушевалось изящною живою картиной. Это, конечно, сценическая поправка Шекспира, но итальянскій артистъ сгладилъ только случайное проявленіе старой англійской грубоватости, нисколько не исказивъ глубокой жизненной правды въ безсмертной драм.
Мене совершеннымъ вышелъ Макбетъ, особенно въ первыхъ актахъ. Макбетъ — натура титаническая, основная черта его характера не составляетъ общечеловческаго свойства, не создаетъ съ самаго начала внутренняго родства между героемъ драмы и зрителемъ, не затрогиваетъ такихъ глубокихъ, основныхъ сторонъ нашей природы, какъ Лиръ, Гамлетъ или Ромео. Артисту необходимо изобразить титана, чтобы вызвать интересъ зрителя къ герою, потому что мелкій честолюбецъ не годится для драмы. Росси врно понялъ шекспировскаго героя и хорошо задумалъ его исполненіе. Его Макбетъ — натура сильная и глубокая, вс его дйствія вызваны не вншними вліяніями, а вытекаютъ изъ основныхъ свойствъ его характера. Росси и здсь не допускаетъ рзкихъ переходовъ. Съ самаго начала драмы его Макбетъ преисполненъ честолюбивыхъ стремленій. Вдьмы и лэди Макбетъ не играютъ существенной роли въ его планахъ: вщія сестры — только вншній толчокъ для его возбужденной фантазіи, лэди Макбетъ — родственная душа, энергичный сотоварищъ по исполненію замысловъ, которые возникли безъ ея участія. Но Росси и здсь, какъ въ Лир, попытался придать герою общечеловческій характеръ, очеловчить титана, что ослабляло впечатлніе, благодаря особенностямъ стремленій Макбета. Голосъ и жесты артиста были мене сильны и энергичны, чмъ текстъ драмы, и зрителю казалось, что Росси почему-то бережетъ свои силы. Но со второй половины драмы впечатлніе рзко измнялось. Кром сцены на пиру, которая пропала, благодаря, главнымъ образомъ, невозможной обстановк, послдніе акты драмы совершенно захватывали зрителя. Макбетъ Росси не падаетъ духомъ съ неудачами, наоборотъ, только тогда вполн раскрывается его могучая энергія. Монологъ при извстіи о смерти жены, напримръ, Росси сказалъ съ огромною силой, и эта сила не покидала его до послдней минуты. Только въ конц смертнаго боя наступаетъ у него моментъ отчаянія, которое артистъ превосходно выразилъ безъ словъ, Простою перемной въ пріемахъ борьбы на послднемъ поединк.
На своемъ бенефис Росси показалъ, какъ онъ понимаетъ два другихъ шекспировскихъ образа — Ромео и Шейлока. Двухъ актовъ изъ Венеціанскаго купца слишкомъ мало для созданія полнаго типа комедіи, но ихъ исполненіе итальянскимъ трагикомъ заставляло отъ души пожалть, что онъ не поставилъ всего произведенія. Другое дло — Ромео. Отрывокъ, данный Росси, былъ гораздо интересне для актеровъ, если бы они находились между зрителями, чмъ для обыкновенной публики. Росси наглядно показалъ, какіе вншніе пріемы необходимы при исполненіи этой роли, чтобы вызвать живой образъ чистой любви. Но маститый артистъ, несмотря на все свое искусство, не могъ побдить безпощаднаго времени, и 60-ти лтнему старцу не удалось создать образъ страстно влюбленнаго юноши.
Мене интереса представляютъ пьесы новыхъ авторовъ, поставленные Росси на московской сцен. Правда, итальянскій артистъ обнаружилъ въ нихъ новыя стороны своего блестящаго таланта, но самые образы мене интересны, и, кром того, недостатки пьесы иногда настолько мшали артисту, что онъ не могъ произвести сильнаго впечатлнія на публику. Такъ было, напримръ, въ неудачной драм Косса Леронъ. Авторъ хотлъ показать въ жестокомъ император артиста, но эта попытка только ослабила страстную натуру кровожаднаго деспота, придавши Нерону нескойственную ему мягкость и чуждое его характеру благородство. Въ результат получилась полнйшая ничтожность, совершенно негодная для драмы. Изъ такого матеріала никакой артистъ не въ силахъ создать живаго и цльнаго образа, и у Росси были превосходны только отдльныя сцены, какъ, напримръ, жалкая смерть трусливой бездарности. Несравненно лучше Людовикъ XI Делавиня. Пьеса хотя не представляетъ собою драмы, но даетъ хорошій матеріалъ для исторической характеристики, и Росси живо воспроизвелъ несимпатичную фигуру одного изъ основателей французской монархіи. Тронутый параличомъ старикъ, у котораго мучительный страхъ смерти и ужасъ передъ загробными муками не уничтожилъ ни политическаго коварства, ни вообще грховныхъ помысловъ, рельефно доживалъ на сцен свои послдніе дни. Людовика XI Росси никогда не забудешь,— до такой степени реальна и правдива его игра, но что особенно замчательно, этотъ гадкій старикъ съ отвислою челюстью не внушаетъ отвращенія, несмотря на свою. рельефность и живость. Реализмъ какимъ-то таинственнымъ образомъ соединенъ съ художественною красотой, которая парализируетъ безобразіе фигуры. Такое впечатлніе — секретъ артиста, психическая особенность всякаго истиннаго художника.
Большой успхъ имлъ Росси въ Кин Дюма и въ Гражданской смерти Джакометти. Пьеса Дюма — драматическая автобіографія театральнаго генія, и Росси съ большою теплотой изобразилъ свое отношеніе къ любимому длу. Длинный монологъ о положеніи и призваніи актера былъ произнесенъ съ большою задушевностью, блестящая сцена въ таверн, гд артистъ подвергаетъ настоящему бичеванію безнравственнаго лорда, исполнена съ могучею силой. Контрастъ истиннаго и ложнаго благородства при вульгарной, кабацкой обстановк производилъ сильное впечатлніе. Грація Росси въ сцен мнимаго безумія парализовала нсколько балаганный характеръ размщенія артистовъ въ зрительной зал и симпатичный образъ Кина въ цломъ производилъ обаятельное впечатлніе.
Чарующій образъ создалъ Росси и въ мелодрам Джакометти, которую онъ поставилъ въ свой прощальный спектакль. Роль Коррадо опасна для посредственнаго актера, потому что она почти разсчитана на мелодраматическій шаржъ. Бжавшій преступникъ, который 15 лтъ жилъ надеждою на свиданіе съ женой и ребенкомъ, долженъ отъ нихъ отказаться, чтобы не разбить ихъ жизни. Эффектовъ, самыхъ чувствительныхъ, длая масса въ пьес, но Росси артистически сохранилъ чувство мры и перенесъ внутрь героя всю тяжесть борьбы, которая закончилась смертью. Въ его игр не было ни одного лишняго жеста, ни одной фальшивой ноты. Создать изъ шаблонно сочиненнаго героя живой образъ съ искренними чувствами, съ простымъ и естественнымъ, хотя чрезвычайно глубокимъ горемъ — настоящее торжество драматическаго искусства. Росси имлъ огромный успхъ, московская публика устроила ему восторженное прощанье, и было за что: гастроли Росси доставляли не эстетическое только наслажденіе. Желаніе лучше понять итальянскаго артиста и полне насладиться его игрою на мало распространенномъ у насъ язык заставляли готовиться къ его спектаклямъ. Итальянскій артистъ побуждалъ, такимъ образомъ, русскую публику предварительно перечитывать Шекспира, вдумываться въ его драмы, изучать его героевъ. Театръ превращался въ настоящую школу не только эстетическаго, но и вообще духовнаго развитія на великихъ образцахъ въ художественномъ исполненіи.
Къ сожалнію, полнот впечатлнія отъ игры Росси мшала иногда его труппа и вообще обстановка. Женскій персоналъ итальянскихъ артистовъ былъ сравнительно весьма удовлетворителенъ. Г-жа Пьери сносно исполняла даже такія роли, какъ Офелія и Джульета, г-жа Папа была весьма недурна въ лэди Макбетъ, но за то артисты, за исключеніемъ г. Джермани и въ нкоторыхъ роляхъ — г. Пьери, были крайне неудовлетворительны. Въ шекспировскихъ пьесахъ, особенно въ Лир и въ Макбет, они усердно расхолаживали зрителя и, насколько отъ нихъ зависло, портили впечатлніе. Даже въ Нерон они не могли справиться съ своими ролями. Такъ, сцена во 2-мъ акт, гд Неронъ прощаетъ актеру Невію горькую правду за художественную форму его рчи, казалась совершеннымъ абсурдомъ, потому что г. Марино совсмъ плохо произнесъ монологъ Певія. Точно также и вншняя обстановка спектаклей Росси оставляла желать весьма многаго. Намъ показалось, что и самъ артистъ не придавалъ ей большаго значенія. По крайней мр, о грим онъ не особенно заботился: его Макбетъ боле напоминалъ русскому зрителю Бульбу, чмъ шотландскаго короля, въ Лир артистъ надлъ плохой парикъ и грубо сдланные усы и бороду. Но если недостатки грима совершенно забывались за высоко-художественною игрой артиста, то небрежная постановка нкоторыхъ пьесъ положительно вредила полнот и цльности впечатлнія. Стны монашеской кельи въ Ромео и Джулет, гд Росси былъ особенно хорошъ, на четверть аршина не доходили до пола, и зрителя развлекали чьи-то ноги, которыя виднлись въ это отверстіе. Сцена на пиру въ Макбет почти пропала благодаря крайне нелпому появленію тни Банко и т. д.
То, что составляло слабую сторону итальянскихъ спектаклей, у нмцевъ было доведено до такой высокой степени совершенства, что дало поводъ къ неправильному, на нашъ взглядъ, толкованію эстетическихъ задачъ мейнингенской труппы. Значительная часть нашей публики, включая сюда и нкоторыхъ присяжныхъ критиковъ, видитъ въ нмецкихъ спектакляхъ только рядъ живыхъ картинъ, въ которыхъ нтъ ничего, кром декоративнаго совершенства да блестящей постановки народныхъ сценъ. Иные идутъ еще дальше и утверждаютъ, что роскошная обстановка отвлекаетъ вниманіе зрителя отъ пьесы и вредитъ, такимъ образомъ, эстетическому впечатлнію. Съ такими взглядами едва ли можно согласиться. Мейнингенцы о текст пьесы заботятся не мене, чмъ о вншней постановк ея на сцену, и ихъ заботы объ исторической точности костюмовъ и обстановки и декоративномъ изяществ представленія заслуживаютъ самаго полнаго сочувствія. Опасенія, что декораціи развлекутъ зрителя, уже потому неосновательны, что глазъ быстро привыкаетъ къ картин, и ея красота скоро сливается съ тщательнымъ и изящнымъ представленіемъ въ одно гармоническое цлое, которое производитъ иногда чарующее впечатлніе… Несправедливымъ кажется намъ и тотъ упрекъ нмецкой трупп, что она уже слишкомъ дисциплинирована, что образцовая выучка слишкомъ сближаетъ ея искусство съ ремесломъ, хотя и художественнымъ. Конечно, выучкой не сдлаешь великаго артиста, по тщательное изученіе искусства возвышаетъ даже генія, а для посредственностей, изъ которыхъ состоятъ второстепенные персонажи въ каждой трупп, оно даетъ единственную возможность съ пользой и честью служить искусству. И въ искусств то же самое, что въ наук. Дисциплинированный геній создастъ безконечно больше, чмъ равный ему по способностямъ самоучка, и дюжинная посредственность, благодаря хорошей школ, можетъ оказать посильное содйствіе научному движенію. Въ этомъ сила нмецкой науки, и Мейнингенскій герцогъ, намъ кажется, съ успхомъ перенесъ такую же точку зрнія и на искусство. Его труппа достойна истинно-культурнаго народа, · и ея основной недостатокъ не въ излишней культурности, а въ отсутствіи крупныхъ талантовъ. Можно наврное сказать, что этотъ весьма чувствительный проблъ обусловливается не эстетическими, а финансовыми соображеніями герцога и его режиссера: драматическіе геніи не по карману мейнингенскому государю.
Сила и слабость нмецкой труппы сказались уже въ ихъ первый пріздъ, о которомъ въ свое время говорилось въ нашемъ журнал (Русск. Мысль 1885 г., кн. IV). Новинки, поставленныя мейнингенцами въ ныншнемъ году, еще рельефне показали ихъ основныя свойства. Прежде всего, возможность блестящей вншней постановки значительно расширяетъ ихъ репертуаръ. Такая пьеса, какъ Цреціоза Вольфа, возможна только у мейнингенцевъ. Сантиментальная, построенная по обычному шаблону торжествующей любви и невинности, она уморила бы публику съ тоски на любой сцен. Г. Кронежъ добился успха: музыка Вебера, изящныя живыя декораціи пейзажа, художественное расположеніе народныхъ группъ, превосходное исполненіе нетрудныхъ ролей лучшими силами труппы, хорошенькая, граціозная г-жа Линднеръ въ роли цыганки,— все это доставляло такое эстетическое наслажденіе, что не хотлось уходить изъ театра. Точно также, благодаря блестящей постановк, недурно сошла драма Шиллера: Заговоръ Фіеско въ Гену. Какъ драма, это произведеніе оставляетъ желать многаго, но возвышенный лиризмъ, проникнутый страстною любовью къ свобод и глубокою ненавистью къ деспотизму и насилію, придаетъ ей характеръ благороднаго, поэтическаго гимна въ защиту человческихъ правъ. Въ пьес много наивнаго, видна еще юношеская неопытность великаго поэта свободы и гуманности, но она заслуживала постановки, и мейнингенцы довольно успшно справились съ этою задачей. Женскія роли исполнены вполн удовлетворительно, г. Теллеръ въ роли мавра весьма успшно подражалъ Поссарту, самъ Фіеско (г. Бартель) былъ бы очень сносенъ, если бы сдерживалъ нсколько свой громкій голосъ. Кром того, прекрасная постановка народныхъ сценъ, которая живо переноситъ зрителя въ тогдашнюю Геную, и поразительная красота вншней обстановки затушевала до извстной степени сценическіе недостатки драмы. Если бы знаменитый монологъ Фіеско передъ удивительною панорамой Генуи произнесъ первоклассный артистъ, а не такая крикливая посредственность, какъ jeune-premier нмецкой труппы, то одна эта сцена красотой содержанія и необыкновеннымъ изяществомъ формы искупила бы вс несовершенства Шиллеровой драмы.
Мейнингенскіе пріемы въ постановк драматическихъ произведеній находятъ особенно блестящее оправданіе въ историческомъ репертуар. Мы не говоримъ уже о такихъ chefs-d’oeuver’ахъ, какъ шиллеровская трилогія изъ 30-ти лтней войны или Юлій Цезарь Шекспира. Результаты тщательнаго изученія эпохи, изъ которой заимствована драма, можетъ быть, еще наглядне обнаруживается при постановк такихъ слабыхъ произведеній, какъ Кровавая свадьба (Вароломеевская ночь) А. Линднера. Романтическая сторона въ этой пьес лишена всякой психологической мотивировки, историческіе факты иногда искажены весьма грубо, характеристика Генриха IV совсмъ фальшива. Тмъ не мене, мейнингенцы съумли извлечь изъ нея такую историческую картину, которая дышетъ правдой и съ живою наглядностью воспроизводитъ прошлое. Закулисная сторона кроваваго эпизода и его дятели изображены съ такою рельефностью, что театральное представленіе служитъ боле чмъ иллюстраціей историческаго факта: оно является его живымъ комментаріемъ, его душою. Исторія съ помощью искусства становится реальною дйствительностью. И дло на этотъ разъ совсмъ не въ декораціяхъ и не въ народныхъ сценахъ, а въ дйствующихъ лицахъ и въ ихъ ensemble. Карлъ IX — безвольный полукретинъ, Генрихъ Анжуйскій — типъ непомрной спси, для которой вс, кром принцевъ крови, низшая раса, достойная только презрнія, Франсуа Алансонскій — истрепавшійся развратникъ, похожій боле на женщину, чмъ на мужчину,— все это настоящіе представители выродившейся династіи, наглядное объясненіе ея неизбжнаго паденія. На ряду съ этою иллюстраціей политическаго упадка Екатерина Медичи и кардиналъ Лотарингскій — вполн подходящіе представители тогдашняго католицизма. Трудно сказать, кто отвратительне: вдьма ли въ королевской мантіи, или изящный прелатъ, у котораго религія и мораль превращены въ орудіе безнравственнаго карьеризма и злодйства. Эти герои, безукоризненно изображенные нмецкою труппой, превосходная характеристика Вароломеевской ночи: каннибальскій пиръ религіозной нетерпимости былъ лишенъ даже мрачнаго величія средневковой жестокости. Это была кровожадная нелпость, созданная осатанвшими подонками средневковаго католицизма и отребьемъ выродившейся династіи.
Къ сожалнію, экскурсіи мейнингенцевъ въ область исторіи не всегда удачны. Такъ, они поставили, между прочимъ, драму Клейста Hermannsschlacht. Послдній представитель нмецкаго Sturm und Drang’а, Клейстъ, написалъ передъ войной Австріи съ Наполеономъ I скучную, но патріотическую пьесу, которая одинаково лишена и художественной цны, и исторической правды. Въ Германіи такое произведеніе имло успхъ, благодаря нкоторой одичалости мстныхъ патріотовъ изъ прусскихъ юнкеровъ всякаго званія, но на нашей сцен оно производило гнетущую скуку всяческою ложью. Археологически точная постановка только усиливала фальшь, потому что германцы І-го вка говорили совсмъ ужь неподходящія для нихъ рчи. Не удовлетворила насъ и Жанна д’Аркъ, и не только въ историческомъ отношеніи. Это произведеніе Шиллера требуетъ, во-первыхъ, первоклассной артистки и, во-вторыхъ, совершенно своеобразнаго исполненія главной роли. Чтобы реально воспроизвести созданный Шиллеромъ образъ орлеанской двственницы, нужно представить durch und durch идеальное, почти неземное созданіе. А г-жа Линднеръ очень хорошая Преціоза, но для Жанны д’Аркъ ей недостаетъ всего существеннаго. Историческая сторона въ этомъ произведеніи Шиллера стоитъ совсмъ на второмъ план, тмъ не мене, намъ кажется, что г. Кронежъ упустилъ изъ вида одну важную подробность. Столтняя война происходила между французами и англичанами, а мейнингенцы въ Орлеанской дв такъ и остались чистйшими нмцами, хотя, наприм., въ Кровавой свадьб ихъ гримъ хорошо измнялъ національность.
Несправедливость упрековъ самымъ принципамъ театральнаго искусства у мейнингенцевъ весьма ясно обнаруживается въ ихъ постановк шекспировскихъ комедій. Такъ, Венеціанскій купецъ имлъ большой и заслуженный успхъ исключительно благодаря ensemble. Роль Шейлока, которая обыкновенно заслоняетъ пьесу, была исполнена недурно, потому что г. Вейзеръ хорошо воспроизвелъ Пассарта въ этой роли. Но его игра оставляла большой просторъ товарищамъ, которые впервые познакомили нашу публику съ шекспировскою комедіей въ прекрасной обстановк и съ хорошимъ исполненіемъ. Еще наглядне обнаружилось высокое достоинство мейнингенскаго ensemble въ другой комедіи Шекспира — Что вамъ угодно? Декораціи не играли здсь никакой роли. Историческое изученіе пьесы сказалось въ сохраненіи того грубоватаго, но живаго и здороваго юмора, который характеризуетъ комедіи великаго драматурга, и, благодаря этому, прощальный спектакль герцогской труппы прошелъ съ заразительною веселостью. Иностранные гости ухали, оставивъ по себ самое свтлое воспоминаніе. Будемъ надяться, что ихъ визитъ не останется безслднымъ и для нашей казенной сцены. Императорскіе театры имютъ полную возможность превзойти Мейнингенскаго герцога: у нихъ больше средствъ для привлеченія первоклассныхъ талантовъ, а учиться могутъ и русскіе люди.