ГАРМОНИЯ УМА И ЧУВСТВ
ГАРМОНИЯ УМА И ЧУВСТВ
Л. НИКУЛИН
Л. НИКУЛИН
‘Литературная газета’, No 21, 1938
Гармония ума и чувств, Никулин Л., Год: 1938
Время на прочтение: 2 минут(ы)
В журнале ’30 дней’ два никому неизвестных молодых человека напечатали первые главы сатирического романа, носившего удивительно простое и потому загадочное название — ‘Двенадцать стульев’. Читатель с увлечением следил за похождениями сына турецкого подданного Остапа Бендера, хохотал над приключениями Воробьянинова. Это был настоящий советский сатирический роман. Человек, заинтересовавшийся авторами советского сатирического романа, видел перед собой двух скромных, вдумчивых, любящих и понимающих литературу молодых людей. У них не было никаких дурных профессиональных литературных навыков, не было рисовки и позы, зазнайства и самомнения. Они любили свой народ, родину и верили в то, что страна наша — передовая, социалистическая страна. Вместе с тем они с поразительной меткостью наносили удары мерзкому и вредному.
Человек, не знавший профессии Ильфа, мог подумать, что перед ним архитектор, если бы он заговорил с Ильфом об архитектуре. Художник — человека, хорошо разбирающегося в живописи. Наконец литератор — внимательного, сурового и справедливого критика. Какой области ни коснулся бы Ильф, он обнаруживал ясные, здравые мысли, знание предмета. Это не был дилетантизм, это была глубокая и серьезная культура много знавшего, много читавшего умного собеседника. Он был чудесным собеседником, то серьезным, то веселым, то злым и опасным, в зависимости от того, с кем он говорил. Никогда разговор о Ильфом не был пустой болтовней, переливанием из пустого в порожнее, унылым препирательством, от которого человека охватывает сонная одурь.
Ясная, чистая и здравая мысль делала привлекательной каждую беседу с Ильфом. Разговор этот был нисколько не безобидным. Ильф мог сказать об ином человеке такое словцо, что после его никак нельзя было отодрать от человека. Одной фразой Ильф мог уничтожить бездарного тупицу, поставить на место наглеца или просто прогнать от себя ничтожного и пустого человека. Но человек, к которому он дружески относился, всегда был рад встрече, забывал о времени, о делах и в редакционной комнате, на улице, в под’езде с удовольствием слушал неторопливую, прерываемую сухим, зловещим покашливанием, речь Ильфа.
Я думаю, что эти редкостные черты Ильфа-собеседника отчасти помогли ему найти свое второе литературное ‘я’ в Евгении Петрове. В свою очередь, эти же качества помогли Евгению Петрову найти Ильфа. Дополняющее друг друга гармоническое творчество родилось из долгих бесед Ильфа и Петрова. Прежде чем начать работу, оба автора провели множество часов в простой и увлекательной для каждого не них беседе о тысяче вещей, может быть и не имеющих прямого отношения к их литературной работе. И в этих беседах и родились редкое, благороднейшее содружество, единство мысли, законченность литературной формы, когда невозможно отличить стиль одного автора от стиля и манеры письма другого.