Ганзейцы, Геккер Оскар, Год: 1888

Время на прочтение: 16 минут(ы)

ГАНЗЕЙЦЫ

ИСТОРИЧЕСКІЙ РОМАНЪ
ОСКАРА ГЕКЕРА

СЪ ИЛЛЮСТРАЦІЯМИ

ПРИЛОЖЕНІЕ КЪ ‘ИСТОРИЧЕСКОМУ ВСТНИКУ’

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ТИПОГРАФІЯ А. С. СУВОРИНА. ЭРТЕЛЕВЪ ПЕР., Д. 11—2
1888

I.
За кружкой элю.

Лондонъ праздновалъ день новаго 1361 года. Мрачныя времена суроваго пуританства въ ту пору еще не наступили для Лондона и духъ игривой веселости, свойственной быту Старой Англіи, живою струею, кипучимъ ключемъ билъ въ сердц королевства, въ Лондон — въ центр богатой, торговой и промышленной страны. Предки ныншнихъ, сухихъ и скучныхъ, сыновъ Альбіона, пользовались каждымъ праздникомъ, чтобы предаться веселью и утхамъ всякаго рода, и вотъ почему, въ описываемый нами день Новаго года, толпы разряженныхъ и веселыхъ горожанъ всюду бродили по улицамъ обширнаго города и внутри, и вн городскихъ стнъ, нкогда воздвигнутыхъ римлянами. На льду городскихъ рвовъ и подгородныхъ прудовъ рзвилось на конькахъ юношество, боле взрослые молодые люди, забавлялись примрнымъ боемъ на копьяхъ, и около бойцовъ стнастной, тснилась толпа зрителей, состоявшая изъ почетнйшихъ гражданъ, ихъ женъ и дочерей. Но боле всего тсноты и давки было на площади, передъ Вестминстерскимъ дворцомъ, гд выжидали обратнаго прозда лорда-мэра, съ его придворнымъ штатомъ: — согласно давнему обычаю, лордъ-мэръ отправился поздравить короля съ наступившимъ новымъ годомъ, и король Эдуардъ III долженъ былъ пригласить его къ своему обденному столу. Да и стоило посмотрть на этотъ торжественный поздъ лорда-мэра! Было тамъ чему подивиться!— Свита его состояла изъ каммергеровъ и маршаловъ, изъ меченосцевъ и архиваріусовъ, ихъ каппеллановъ и егермейстеровъ, изъ множества пажей и альдермэновъ разряженныхъ въ богатые наряды.
Но лорда-мэра на этотъ разъ пришлось подождать, а потому и неудивительно, что нкоторые, мене терпливые, отдлились отъ ожидавшей его толпы, утшая себя тмъ, что еще увидятъ главу города Лондона въ тотъ же вечеръ на улиц Темзы, черезъ которую лордъ-мэръ неизбжно долженъ былъ прохать, направляясь къ торговому двору остерлинговъ (такъ обыкновенно изстари называли англичане нижне-нмецкихъ купцовъ, проживавшихъ въ Лондон).
Боле всего оживлены были пивныя и виноторговли, которыхъ въ то время было въ Лондон великое множество. Со времени установленія торговыхъ сношеній Англіи съ югомъ Европы, съ тхъ поръ, какъ произведенія Испаніи, Италіи и даже Греціи стали провозиться въ Англію моремъ — вино стало быстро вводиться въ общее употребленіе и явилось мощнымъ соперникомъ элю, любимому, исконному напитку англичанъ. Даже и благороднйшій рейнвейнъ проникъ въ Лондонъ съ тхъ поръ, какъ Генрихъ II даровалъ право ввоза этого вина освшимъ въ Лондон кёльнскимъ купцамъ. Однако же рейнвейнъ можно было достать только въ нкоторыхъ, лучшихъ тавернахъ, къ которымъ принадлежала и таверна ‘Вепря’, впослдствіи прославленная Шекспиромъ, избравшимъ ее для подвиговъ Фальстафа и другихъ своихъ героевъ.
Но и не только въ лучшихъ, а и въ самыхъ плохенькихъ тавернахъ въ описываемый нами день Новаго года едва можно было протолкаться, такъ что двое иноземныхъ гостей едва-едва могли найти себ мстечко въ одной изъ такихъ тавернъ, въ улочк ‘Всхъ Святыхъ’. Двое моряковъ и нсколько ломовыхъ извозчиковъ оказали, однако же, иностранцамъ столько вниманія, что потснились на лавк, очищая мсто, при чемъ одинъ изъ нихъ воскликнулъ, обращаясь къ тому изъ двухъ пришельцевъ, который былъ пониже ростомъ:
— Ба! мейстръ Нильсъ! Какъ же это вы въ Лондонъ прибыли, и не сочли нужнымъ розыскать здсь вашего стараго пріятеля?
— Вы укоряете меня напрасно, Бенъ!— отвчалъ мейстеръ Нильсъ.— Я всего только нсколько часовъ назадъ прибылъ въ Лондонъ, на готландской шнек ‘Св. омы’.
— А! славное судно!— замтилъ тономъ знатока одинъ изъ присутствующихъ моряковъ.— Киль 55 локтей, а длина палубы 23 сажени.
— И камора на носу двухъ-ярусная,— добавилъ другой морякъ.
— Ну, значитъ, вамъ было сюда удобно плыть,— сказалъ Бенъ, который и самъ владлъ маленькимъ грузовымъ суденкомъ, и частенько бывалъ въ Визби, гд и познакомился съ датчаниномъ Нильсомъ, золотыхъ длъ мастеромъ.— А какъ-то поживаетъ ваша стройная красавица донка, Христина? Небойсь все еще, попрежнему, съ пренебреженіемъ отказываетъ всмъ своимъ женихамъ.
— Что будешь длать! Такой ужъ упрямицей уродилась,— проворчалъ Нильсъ, чокаясь своей глиняной кружкой съ кружкою сосда. Потомъ, отхлебнувъ пива, онъ поморщился и сказалъ:— Ну, ужъ и пиво! одна только слава!.. Такая-то жидель, что его хоть бочку вытяни — не захмлешь!
— Въ этомъ никто другой не виноватъ, какъ лордъ-мэръ и его альдермэны!— воскликнулъ одинъ изъ ломовиковъ.— Это имъ, видите ли, неугодно, чтобы намъ варили пиво получше да покрпче этого!
— Боятся насъ споить!— смясь, замтилъ старый морякъ.— А вдь и при этомъ дрянномъ пив пьянство ничуть не меньше: ночная стража не успваетъ подбирать всхъ пьяницъ, которые валяются по улицамъ и подъ воротами домовъ!
— По моему,— сказалъ Бенъ,— для праздника слдовало бы потшить душу, пойти въ винный погребокъ, да винца хорошенькаго испить!..
— Чортъ бы ихъ побралъ — вс эти погребки!— раздалось нсколько голосовъ разомъ.— Эти погребки — тоже новинка, которою мы нмецкой Ганз обязаны. Кабы не она ввезла къ намъ вино, такъ намъ не посмли бы давать такого пива!
— Что врно, то врно!— замтилъ старый морякъ.— Имъ-то — барышъ, а намъ — все убытокъ.
И вс разразились бранью противъ нижне-нмецкихъ купцовъ, возбуждавшихъ въ Лондон всеобщую зависть и нерасположеніе къ себ своимъ процвтаніемъ и богатствомъ.
— Вашему сотоварищу, кажется, не очень по вкусу пришлась наша брань противъ нмцевъ!— сказалъ старый морякъ, указывая на спутника Нильса, который опустилъ голову на руки, грустно поморщилъ лобъ и тяжело вздохнулъ.
— Ошибаетесь, почтенный другъ,— перебилъ моряка золотыхъ длъ мастеръ.— Ужъ если кто иметъ право поносить ганзейцевъ, такъ ужъ, конечно, мой сотоварищъ, потому что эти нмецкіе вброны отняли у него все, и онъ теперь нищій!
Это заявленіе вызвало въ присутствующихъ большое участіе къ иноземцу, и вскор вокругъ обоихъ датчанъ образовался тсный кружбкъ.
— Мой другъ, котораго вы здсь видите, былъ богачемъ!— продолжалъ Нильсъ,— и много кораблей плавало по морямъ отъ его торговой фирмы! Кто-кто не зналъ большого торговаго дома, принадлежавшаго Кнуту Торсену?
— Такъ это и есть господинъ Торсенъ?— воскликнули многіе изъ присутствовавшихъ моряковъ, поспшно снимая съ головы свои матросскія шапки (всмъ имъ приводилось перевозить грузы этой фирмы) и Бенъ еще сильне воздйствовалъ на нихъ, добавивъ:
— Да! теперь я понимаю, что господину Торсену не могло прійтись по вкусу наше жиденькое пиво. Клянусь св. Георгомъ! Здшней таверн никогда еще не случалось принимать у себя боле почетнаго гостя!
Сумрачное выраженіе нсколько прояснло на лиц Торсена. Онъ пожалъ руку ближайшимъ изъ своихъ сосдей по лавк и сказалъ:
— Спасибо вамъ за доброе обо мн мнніе! Мейстеръ Нильсъ не преувеличилъ ничего, говоря вамъ, что меня Ганзейскій союзъ въ конецъ загубилъ…
— И вы не единственная жертва этихъ хищныхъ гильдейцевъ!— перебилъ Торсена старый морякъ,— и тмъ боле стыдно намъ, независимымъ англичанамъ, что наши короли даютъ больше правъ и привилегій этимъ нмецкимъ проходимцамъ, нежели своимъ собственнымъ подданнымъ.
— Выгнать бы ихъ всхъ отсюда!— закричали многіе.
— Пусть намъ господинъ Кнутъ Торсенъ разскажетъ о себ, какъ это съ нимъ случилось?— требовали другіе.
Только по прошествіи нкотораго времени шумъ и гамъ пріутихъ, и вс собрались въ кружокъ около датчанъ, желая услышать то, что могъ имъ разсказать раззорившійся купецъ.
Онъ разсказывалъ долго, много и подробно, и, когда, наконецъ, смолкъ, то шумъ поднялся снова. Еще бы немного, и вс бывшіе въ таверн готовы были гурьбою двинуться къ близь лежащему торговому двору ганзейцевъ, и потребовать отчета отъ ихъ здшняго главы и представителя. Лондонская чернь радёшенька была каждой возможности выказать ненавистнымъ ганзейцамъ свое недовольство.
— Я человкъ миролюбивый!— сказалъ Кнутъ Торсенъ, стараясь успокоить присутствующихъ,— я вотъ и пріхалъ въ Лондонъ, чтобы вступить въ переговоры съ альдермэномъ здшняго торговаго двора. Господинъ Тидеманъ фонъ Лимбергъ — высокоуважаемый и богатйшій купецъ, и я надюсь, что онъ поможетъ мн возвратить мое утраченное достояніе.
— Да, коли онъ этого захочетъ!— проворчалъ старый морякъ.— Но вдь онъ такой упрямецъ, что осмливается идти на перекоръ даже и нашему доброму королю Эдуарду.
— Ну, что за диво — король!— вступился одинъ изъ ломовиковъ,— король безгласенъ передъ Тидеманомъ, отъ котораго онъ зависитъ, хотя еще и не извстно, будутъ ли ганзейцы и впредь ссужать короля деньгами. Я слышалъ отъ своихъ пріятелей кёльнскихъ корабельщиковъ, что еще намедни король давалъ секретно аудіенцію ихъ землякамъ, и совщался съ ними, потому никакъ не могъ выкупить своихъ клейнодовъ, заложенныхъ кёльнскимъ купцамъ. Эти торгаши не соглашались боле ждать, и грозились, что пустятъ въ оборотъ свой драгоцнный залогъ… Ну, такъ вотъ Тидеману и удалось ихъ какъ-то образумить. Вотъ-то Эдуардъ былъ этому радёшенекъ и альдермэну ганзейскаго торговаго дома, вроятно, поднесетъ за услугу не дурной подарочекъ!

 []

— Да! да!— подтвердилъ Бенъ,— Тидеманъ человкъ умный и съ тхъ поръ, какъ онъ здсь отъ Ганзы поставленъ альдермэномъ, онъ не потратилъ времени даромъ. Вдь вотъ ужъ ныньче кончился срокъ контракту, по которому сынъ нашего короля Черный Принцъ, предоставилъ ему разработку свинцовыхъ рудъ, и никто не думалъ, что король ршится возобновить этотъ невыгодный для него контрактъ… Однако, г. Тидеманъ съумлъ такъ его обойти!
Въ отвтъ на эти слова послышался и смхъ, и ропотъ. Когда голоса стихли, Кнутъ Торсенъ сказалъ:
— Быть можетъ, я застану альдермэна въ благопріятномъ для меня настроеніи, и во всякомъ случа хочу попытать у него счастья…
Вс въ одинъ голосъ крикнули: ‘конечно! попытать слдуетъ’! Бенъ съ удовольствіемъ потеръ руки и сказалъ:
— Я всегда бываю радъ, когда что-нибудь противъ ганзейцевъ затвается. Сегодня было бы это какъ разъ кстати!
— Ну, вотъ еще!— зашумли многіе,— разв не вс дни равны?
— Конечно, не вс!— возразилъ Бенъ.— Сегодня вечеромъ въ большой зал торговаго двора ганзейцевъ соберется купеческій совтъ, и на это торжественное засданіе обычно прізжаетъ и самъ лордъ-мэръ, а затмъ, ганзейцы должны будутъ открыть настежъ среднія ворота своего торговаго двора, а эти ворота только разъ въ году и открываются…
— Еще бы они ихъ чаще открывали! они вдь нашихъ кулаковъ порядочно побаиваются…
— Вотъ въ томъ-то и дло!— замтилъ Бенъ.— А вдь въ эти большія ворота мы могли бы туда цлой гурьбой ввалиться…
— Дайте мн сначала попытаться добромъ поправить мое дло,— сказалъ Торсенъ,— а если меня примутъ на торговомъ двор неласково, такъ тогда я прибгну къ вашей помощи.
— Чтожъ, попытайтесь!— крикнули ему съ разныхъ сторонъ, и съ почетомъ проводили обоихъ датчанъ до дверей таверы.

II.
На торговомъ двор ганзейцевъ.

Кнутъ Торсенъ былъ не пара своему сотоварищу, такъ какъ Нильсъ былъ низкаго происхожденія и очень плохо образованъ, между тмъ, какъ Торсенъ и родомъ былъ знатенъ, и образованіе получилъ, по тому времени превосходное. Это можно было видть и по всмъ вншнимъ его пріемамъ. Кнутъ Торсенъ могъ бы пожалуй прослыть и очень красивымъ человкомъ, тмъ боле, что имлъ благородную осанку и умное выраженіе лица, но выраженіе его голубыхъ глазъ было весьма непріятно. Въ его глазахъ свтилось коварство, и то невыгодное впечатлніе, которое производилъ этотъ взглядъ, еще усиливалось противной улыбкой, безпрестанно появлявшейся у него на лиц.
Нильсъ былъ очень не великъ ростомъ. Длинные блокурые волосы почти прикрывали весь его низкій лобъ и отдльными прядями падали на глаза. Красное, лоснящееся лицо его слишкомъ ясно указывало на то, что золотыхъ длъ мастеръ былъ большимъ любителемъ всякихъ спиртныхъ напитковъ.
Оба датчанина направились къ Ганзейскому торговому двору, расположенному повыше Лондонскаго моста, который, какъ извстно, долгое время былъ единственнымъ мостомъ, соединявшимъ оба берега Темзы. Обширныя верфи торговаго двора простирались вверхъ по берегу до самой южной оконечности улицы Темзы, съ западной стороны дворъ примыкалъ къ улиц Даугэтъ, получившей свое прозваніе отъ древнихъ воротъ въ римской стн Лондона, съ восточной — дворъ огибала улочка ‘Всхъ Святыхъ’. Первоначально, дворъ, заложенный кёльнскими купцами, былъ очень малъ, и всею своею постройкою напоминалъ подобные же дворы, уцлвшіе и досел въ Германіи. Но съ самаго своего основанія, этотъ дворъ былъ для нмцевъ мстностью, въ которой они могли чинить судъ и расправу по своимъ законамъ. Дворъ, собственно говоря, состоялъ изъ ряда домовъ, амбаровъ и лавокъ, окружавшихъ довольно обширное пустое пространство, на этомъ пространств помщались огороды, площадь для игръ и воинскихъ упражненій ганзейцевъ, на ней же происходили и всякія общія торговыя собранія. И въ другихъ городахъ Европы торговые дворы ганзейцевъ устраивались на тотъ же ладъ, и внутреннія площадки ихъ служили какъ для торговыхъ цлей, такъ и для сходокъ ганзейцевъ. Сверхъ всего, упомянутаго нами, внутри лондонскаго двора находилось еще обширное врытое помщеніе или зала для сношеній съ мстными купцами и для собраній купеческаго совта.
Однимъ словомъ, лондонскій дворъ, построенный кёльнскими купцами по образцу всхъ остальныхъ ганзейскихъ дворовъ, представлялъ собою клочекъ земли, окруженный высокими стнами, и на этомъ клочк нмецъ не только находилъ врное убжище себ и безопасный складъ своему товару, но и такое мсто, въ которое онъ переносилъ свои обычаи, и гд чувствовалъ себя, какъ дома. Когда торговыя дла лондонскаго двора начали расширяться, то и самъ дворъ сталъ возрастать въ объем и уже въ правленіе Ричарда II ганзейцы пріобрли громадный сосдній домъ, примыкавшій къ ихъ двору. Въ XVIII вк были прикуплены еще другія сосднія постройки, между ними находился и очень красивый домъ, который почему-то носилъ названіе Стыллъ-хауза (Stealhouse) или Стыллъ-ярда Steal-yard) {‘Стальной домъ’ или ‘Стальной дворъ’. Названіе это истолковывали различно, и, главнымъ образомъ производили отъ того, будто бы ганзейцы, купивъ домъ, нашли въ подвалахъ его массу стальныхъ и желзныхъ издлій.}.
По окончаніи всхъ этихъ прикупокъ, округливъ свои владнія, ганзейцы (къ кёльнскимъ купцамъ примкнули впослдствіи и другіе нижне-нмецкіе) возвели на своемъ участк крпкій замокъ, соотвтствовавшій, по устройству своему, потребностямъ богатаго средневкового торговаго учрежденія.
Особенно красивъ былъ фасадъ этого зданія, выходившій, съ сверной стороны, на берегъ Темзы, оно состояло изъ нсколькихъ этажей, и здсь-то и находились трои ворота, съ округлыми сводами, крпко-на-крпко притворенныя и обитыя толстыми полосами кованнаго желза. Надъ каждыми изъ воротъ стояла своя, особая надпись. Одна изъ нихъ указывала на то, что вступающему въ ганзейскій дворъ хозяева его предлагаютъ ? радость и довольство, миръ, спокойствіе и честное веселье’, другая гласила, что ‘золото должно порождать искусства и само должно быть плодомъ трудолюбія’, третья, наконецъ, угрожала карою тому, кто осмлится нарушить обычаи ганзейцевъ. Подъ самою крышею, широко размахнувъ крыльями, красовался на дом двуглавый орелъ — гербъ Германской имперіи. Крпкія, неприступныя стны окружали ‘Стальной дворъ’, захватывая въ свою ограду и древнюю, круглую башню, которая принадлежала еще къ римскимъ постройкамъ, ограждавшимъ входъ въ лондонскую гавань. Въ этой башн, примыкавшей къ большому залу, главному мсту дйствія всхъ празднествъ и публичныхъ собраній, хранилась казна ганзейцевъ — ихъ харатейныя {Харатейныя — писанныя на харать или пергамен.} торговыя книги и важнйшія драгоцнности. Внутри стнъ двора заключалось ‘особое государство въ государств’ — особый міръ, въ которомъ жизнь текла на свой, особый ладъ, подчиняясь стражайшему, почти монастырскому уставу и проявляя значительный оттнокъ религіозности.
Въ описываемый нами праздничный день все на ‘Стальномъ двор’ было приведено въ такой порядокъ, такъ прибрано и подчищено, что иноземные гости, когда привратникъ впустилъ ихъ въ ворота, не замтили внутри даже и признаковъ того суетливаго движенія, которое здсь кипло съ утра до вечера въ будни. Нельзя было даже и предположить, что вступая на тотъ клочекъ земли, на которомъ постоянно толклись купцы и приказчики изъ шестидесяти слишкомъ ганзейскихъ городовъ, ворочая и громоздя тюки товаровъ, длинными рядами поваленныхъ и внутри двора, и на берегу, или перебгая отъ одной лавки къ другой. Объ этомъ обычномъ торговомъ движеніи можно составить себ нкоторое понятіе только потому, что черезъ ганзейскій лондонскій дворъ ввозились въ Англію вс извстныя тогда въ Европ предметы торга и промысла, какіе были доступнны европейской торговл! Такая же тишина, какъ и на двор, господствовала и на громадныхъ верфяхъ ганзейскаго двора, окруженныхъ высокимъ моломъ о который, во время прилива шумно плескались волны Темзы, и къ которому свободно причаливали тяжело нагруженныя большія морскія суда.
Привратникъ отвелъ Торсена къ главному сторожу дома, который принялъ его въ своей холостой каморк (по строгому обычаю ганзейскаго двора вс служащіе въ немъ не (имли права жениться, о чемъ не мало горевалъ этотъ старый сторожъ, ощущавшій большой недостатокъ въ женскомъ уход).
— Вы желаете, чтобы я свелъ васъ къ нашему господину альдермэну?— спросилъ сторожъ у чужеземнаго гостя.— Если вы пришли по торговому длу, то вамъ прійдется обождать до завтра, потому — сегодня праздникъ и, сверхъ того, нашъ г. Тидеманъ занятъ по горло, такъ какъ сегодня вечеромъ предстоитъ ему предсдательствовать въ большомъ купеческомъ совт.
— Я желаю быть принятъ въ составъ здшняго ганзейскаго двора, а слдовательно и въ составъ Ганзейскаго союза,— отвчалъ Торсенъ.
— Въ качеств хозяина или въ качеств приказчика?— переспросилъ осторожный сторожъ.
— Я думаю, вы объ этомъ можете и сами посудить, по моимъ лтамъ и по вншности?— обидчиво возразилъ Кнутъ.
— Ну, нтъ!— съ улыбкой отвтилъ сторожъ,— у насъ и приказчики бываютъ постарше васъ, а впрочемъ, я о васъ доложу господину альдермэну, который теперь изволитъ быть въ совтской комнат.
Когда немного спустя домовый сторожъ вернулся съ извстіемъ, что г. Тидеманъ готовъ принять иноземнаго гостя, Торсенъ замтилъ, что сторожъ зорко его осматриваетъ.
— Меча при васъ нтъ,— пояснилъ сторожъ,— а только кинжалъ за поясомъ. Только ужъ будьте добры, пожалуйте мн его сюда.
— Разв у васъ ношеніе оружія воспрещено?— спросилъ Торсенъ, вручая сторожу свой кинжалъ.— А мн говорили, что каждый купецъ на вашемъ двор долженъ имть и шлемъ, и броню, и все необходимое оружіе?
— Совершенно врно!— подтвердилъ домовый сторожъ.— Вс живущіе на здншнемъ двор должны быть, дйствительно, во всякое время готовы къ борьб съ оружіемъ въ рукахъ, не только ради собственной безопасности, но и ради выполненія стариннаго обязательства, которое мы на себя приняли по отношенію къ городу Лондону, гостепріимно пріютившему насъ въ своихъ стнахъ. Мы, ганзейцы, обязаны принимать участіе въ защит города, и, въ виду этого обязательства, должны не только поддерживать самое зданіе Епископскихъ воротъ, выходящихъ на сверную сторону города, но, если бы того потребовали обстоятельства, мы обязаны даже содержать на этихъ воротахъ стражу и озаботиться о ихъ защит.
— Тогда и я, значитъ, могъ бы оставить при себ оружіе,— сказалъ датчанинъ.
— Если бы вы были ганзейцомъ, то вы бы могли его сохранить у себя, въ вашей каморк. А такъ какъ вы еще не ганзеецъ, то находящееся при васъ острое оружіе должно храниться у меня, до самаго вашего ухода. А теперь, пожалуйте наверхъ: господинъ альдернэнъ ждетъ васъ тамъ.
Домовый сторожъ вывелъ Торсена изъ зданія, въ которомъ находилась гало собраній, провелъ его черезъ небольшой садикъ, въ которомъ нмцы посадили нсколько вывезенныхъ изъ Германіи лозъ и фруктовыхъ деревьевъ, и привелъ его въ другой домъ, поменьше перваго, въ которомъ собиралась купеческая дума. Тамъ, за громаднымъ прилавкомъ, на возвышенномъ помост, сидлъ за своею конторкою альдермэнъ.
То былъ человкъ худощавый, съ сдющими волосами, и рзкими, опредленными чертами лица. Во всей осанк его было нчто аристократическое, нчто пріобртенное путемъ частыхъ сношеній съ ‘великими міра сего’ — съ королями и князьями. Онъ говорилъ тихо и сдержанно, отъ времени до времени покашливая, и лишь очень рдко дозволялъ себ дополнить рчь небольшимъ движеніемъ руки.
Датчанинъ невольно поклонился альдермэну ниже, нежели вообще имлъ привычку кланяться, и Тидеманъ отвтилъ ему легкимъ кивкомъ головы. При этомъ онъ указалъ на одинъ изъ стульевъ съ высокою спинкою и спросилъ гостя о цли его прихода.
— Я желаю здсь, въ Лондон, поселиться,— отвчалъ Торсенъ,— и желалъ бы поступить въ число членовъ вашего здшняго торговаго двора.
Альдермэнъ кивнулъ головою, и, не много помолчавъ, снова спросилъ:
— А знакомы ли вы съ обычаями нашего двора? Они вдь очень суровы. Вс преступающіе положенныя нами правила подлежатъ тяжкому взысканію.
— Какъ обойтись безъ порядка тамъ, гд должны господствовать миръ и спокойствіе?— отвчалъ датчанинъ,— а вдь вс суровыя предписанія вашего общежитія только къ этой цли и направлены. Сколько мн извстно, на ганзейскихъ торговыхъ дворахъ высокими денежными пенями наказуется лишь тотъ, кто дерзнетъ произнести бранное слово или дозволитъ себ ручную расправу, такія же точно пени положены за игру въ кости, пьянство и другіе подобные проступки. Все это такія постановленія, которымъ охотно подчиняется всякій благовоспитанный человкъ.
Альдермэнъ опять кивнулъ головой.
— А какъ васъ зовутъ?— спросилъ онъ посл минутнаго молчанія.
— Кнутъ Торсенъ.
Альдерманъ поднялъ сначала глаза къ верху, какъ бы о чемъ-то размышляя, потомъ перевелъ ихъ на Торсена и продолжалъ свой допросъ:
— Откуда вы родомъ?
— Изъ Визби.
— Визби?— переспросилъ Тиденанъ съ нкоторымъ удивленіемъ.— Судя по имени, вы, какъ будто датчанинъ?
— Я и дйствительно родился въ Даніи, но уже въ юности переселился на Готландъ.
— И вы занимались торговлей?
Торсенъ отвчалъ утвердительно.
— И ваше имя — Кнутъ Торсенъ?.. Гы, гд же это я его, какъ будто, ужъ слышалъ?
Альдерманъ приложилъ лвую руку ко лбу, и сталъ припоминать. Не ускользнуло при этомъ отъ его вниманія и то, что датчаниномъ, при послднихъ словахъ овладло нкоторое безпокойство, которое еще боле возросло, когда альдернэнъ подозвалъ къ себ одного изъ сидвшихъ въ сторон писцовъ и приказалъ ему принеети книгу постановленій Ганзы.
Прошло довольно много времени, прежде нежели посланный вернулся съ громаднымъ фоліантомъ, переплетеннымъ въ кожу и окованнымъ желзными скобами. Торжественно возложилъ онъ фоліантъ на конторку предъ г. альдермэномъ. Въ теченіе всего этого времени Тядеманъ не проронилъ ни единаго слова. Онъ былъ до такой степени глубоко погруженъ въ размышленіе, что даже не разслышалъ, что именно говорилъ датчанинъ, старавшійся скрыть свое смущеніе.
— Кнутъ Торсенъ,— бормоталъ про себя альдермэнъ, разворачивая фоліантъ и пробгая алфавитный списокъ именъ, упоминаемыхъ въ немъ, затмъ быстро сталъ перелистывать книгу, пока, наконецъ, указательный палецъ его не остановился на одной изъ страницъ…
— Вотъоно!— воскликнулъ альдермэнъ, сверкнувъ глазами.— ‘Кнутъ Торсенъ’ — такъ и есть!— здсь-то я и вычиталъ это имя. Да, да, память мн не измняетъ! ‘Кнутъ Торсенъ, купецъ въ Визби, вслдствіе непорядочнаго способа дйствій и нарушенія постановленій Ганзейскаго союза изъ состава членовъ его исключенъ’… Ахъ, милостивый государь! и вы, посл этого, еще изъявили желаніе вступить въ нашъ торговый дворъ? Вы преднамренно умалчиваете о вашемъ прошломъ, чтобы меня провести — да! чтобы меня провести!— повторилъ онъ, возвышая голосъ, такъ какъ онъ видлъ, что датчанинъ желаетъ перебить его рчь.— И если бы я не обладалъ такою отличною памятью, то вашъ обманъ вамъ бы и удался! Тогда ужъ я оказался бы виноватъ передъ моими сотоварищами. Ну, сударь, надо сказать правду: это съ вашей стороны было не похвально!
— Вы иначе взглянете на дло, если узнаете т поводы, которые привели къ исключенію моему изъ союза,— возразилъ альдермэну Торсенъ.
— Вы думаете? Дйствительно, вы такъ думаете?— спросилъ альдермэнъ съ оттнкомъ сомннія въ голос. Затмъ онъ покачалъ головою, опять заглянулъ въ фоліантъ и сталъ читать вслухъ слдующее:
‘Въ январ 1358 года воспослдовало въ высшей купеческой дум, въ Любек, по поводу несправедливости, оказанной нмецкому купцу во Фландріи — постановленіе: прервать всякія торговыя сношенія съ вышепоименованною страной и приказать всмъ ганзейцамъ, дабы они не продавали тамъ своихъ товаровъ, и не получали таковые ни отъ фламандцевъ, ни отъ брабантцевъ. А кто изъ членовъ Ганзейскаго союза’,— такъ написано дале въ постановленіи — ‘преступитъ это наше ршеніе, тотъ будетъ лишенъ всего своего имущества, которое отчисляется въ пользу его родного города, а онъ самъ навсегда изгоняется изъ состава нмецкаго Ганзейскаго союза’.— А такъ какъ проживающій въ Визби ганзеецъ, Кнутъ Торсенъ, не только не соблюлъ выданнаго нами постановленія, но, и посл вступленія его въ законную силу, продолжалъ, какъ и прежде, свои торговыя сношенія съ Фландріей, то онъ признанъ виновнымъ въ неповиновеніи и нарушеніи врности союзу, и потому вышепомянутое въ постановленіи наказаніе примнено по отношенію къ нему и къ его имуществу’.
Альдермэнъ захлопнулъ фоліантъ, откинулся на спинку своего стула и зорко глянулъ въ лицо датчанину. Суровое выраженіе его лица ясно говорило датчанину, что альдермэнъ вполн раздляетъ приговоръ, произнесенный Ганзою.
— Я вовсе и не попытаюсь облить передъ вами мой проступокъ,— началъ Торсенъ не совсмъ увреннымъ голосомъ (и только уже при дальнйшей рчи его голосъ сталъ нсколько боле твердымъ),— не стану, въ извиненіе своей вины ссылаться и на то, что транспортъ фламандскихъ и брабантскихъ товаровъ уже находился въ пути и былъ направленъ ко мн въ то время, когда послдовало постановленіе любекской думы, всякій безпристрастный человкъ и безъ моихъ оправданій пойметъ, что обрушившееся на меня наказаніе не состоитъ ни въ какомъ соотношеніи съ совершеннымъ мною проступкомъ. Я былъ боле чмъ зажиточнымъ человкомъ, и могъ съ истинною гордостью взирать на плоды моихъ трудовъ. И вдругъ, у меня отнимаютъ все, что добыто было мною путемъ многолтнихъ, тяжкихъ усилій,— длаютъ меня бднякомъ!.. Мало того, я даже не смю помышлять о томъ, чтобы вновь начать торговлю! Я исключенъ изъ ганзейцевъ, я — отверженецъ, съ которымъ каждый долженъ поневол избгать всякихъ дловыхъ сношеній, изъ опасенія, что и его можетъ постигнуть такой же суровый приговоръ Ганзы. Что же мн теперь длать? Какъ могу я теперь пропитать себя честнымъ путемъ, когда мн ни откуда нельзя ждать помощи, когда я напрасно сталъ бы молить даже о состраданіи къ себ!
Торсенъ умолкъ и выжидалъ отвта на свою рчь. Онъ надялся, что слова его побудятъ альдермэна къ снисхожденію, однако же, суровое выраженіе лица его ни мало не измнилось, и онъ отвчалъ Торсену очень рзко:
— Вы бы должны были обдумать все это прежде, нежели совершили вашъ проступокъ, тогда и судьи ваши не произнесли бы надъ вами своего суроваго приговора. Справедливость должна стоять выше всякаго состраданія.
Торсенъ почувствовалъ, что ему трудно сдержать себя. Взволнованнымъ голосомъ отвчалъ онъ альдермэну:
— Если ужъ такъ судитъ господинъ альдермэнъ, то пусть же судъ Ганзейскаго союза не останавливается на полупути, пусть онъ судитъ меня по всей справедливости! Ганзейцы 14-го іюня прошедшаго года вновь заключили миръ съ жителями города Брюгге, что уже и заране можно было предвидть, такъ какъ фламандцы и нмецкіе купцы не могутъ долго жить въ разрыв. Ганзейская складочная контора вновь вернулась въ столицу Фландріи и всякія враждебныя отношенія прекратились. Почему же я одинъ исключенъ изъ этого примиренія? Это ли пресловутая справедливость Ганзы?
— Вы явились ко мн въ качеств просителя,— произнесъ альдермэнъ, спокойнымъ и твердымъ голосомъ,— а просителю не прилично вести рчь, подобную вашей. Ганза иметъ полное право заключить миръ съ враждебной страной, не навязывая себ на руки обязательства — уничтожить карательныя постановленія противъ своихъ членовъ, вызванныя отношеніями этихъ членовъ къ враждебной стран до примиренія съ нею. Если бы мы такъ стали поступать, то наши законы потеряли бы всякое значеніе, и явились бы пугаломъ, которымъ можно было бы разв пугать дтей, а ужъ никакъ не взрослыхъ. Или вы думаете, что сочлены наши по союзу стали бы относиться съ уваженіемъ къ нашимъ суровымъ законоположеніямъ, если бы, при каждой перемн обстоятельствъ, могли разсчитывать на послабленіе или на отмну постановленій? Нтъ, господинъ Кнутъ Торсенъ, право должно оставаться правомъ, и если бы вы даже были моимъ сыномъ, я не измнилъ бы ни одного слова въ моей рчи. Легко можетъ быть, что Ганза васъ и вновь приметъ въ составъ своихъ членовъ, если вы изволите обратиться къ ней съ нижайшею просьбою.
— Я ничего не желаю иного, какъ только получить обратно мое законное достояніе,— гордо возразилъ датчанинъ.— Если бы я этого могъ добиться, то просуществовалъ бы и безъ помощи Ганзы.
— Вы вольны поступать, какъ вамъ вздумается,— сказалъ альдермэнъ тономъ холодной учтивости, поднимаясь со своего мста и тмъ самымъ указывая, что аудіенція окончена.
— Одно слово, замолиленное вами въ мою пользу, г. Тидеманъ,— ршился добавить датчанинъ съ волненіемъ въ голос,— и Ганза, конечно, помилуетъ меня.
Я тмъ мене чувствую въ себ къ этому склонности,— сказалъ альдермэнъ,— что и самъ настаиваю на строгомъ примненіи нашихъ законовъ. Вашимъ дурнымъ положеніемъ вы обязаны себ самому, вдь — ‘что посешь, то и пожнешь’.
— Хорошо вамъ это говорить,— злобно отвчалъ ему Торсенъ,— когда вы съумли прибрать къ рукамъ такое поле, на которомъ всякій посвъ оказывается всхожимъ!
Альдермэнъ слегка дрогнулъ, но тотчасъ овладлъ собою и замеръ на мст.
— Всему свту извстны,— горячо продолжалъ датчанинъ,— т великія заслуги, которыми вы съумли пріобрсти себ расположеніе короля Эдуарда. Вы пользуетесь затруднительными обстоятельствами бднаго короля, чтобы обогащать себя различными способами! Ужъ видно плохи были его дла, когда онъ могъ предоставить вамъ на откупъ подать, которую нижне-ммецкіе купцы должны платить за каждый тюкъ британской шерсти. Не мудрено вамъ проповдывать о справедливости, когда вы такъ близко подсли къ казенному пирогу! Но я вамъ попомню вашу суровость, да и не вамъ однимъ, а и всей Ганз, я…
Рзкій, дребезжащій звукъ звонка перервалъ плавную рчь Торсена. По знаку, данному альдермэномъ, нсколько слугъ разомъ явилось въ помщеніе думы. Тидеманъ повелительнымъ жестомъ указалъ имъ на датчанина и на дверь. Нсколько дюжихъ рукъ разомъ подхватили датчанина и повлекли его къ выходу. Немного спустя, онъ ужъ очутился за порогомъ одной изъ боковыхъ калитокъ ‘Стального двора’, и калитка тотчасъ за нимъ и захлопнулась.
Торсенъ судорожно стиснулъ кулаки и произнесъ страшное проклятіе. Затмъ, онъ оглянулся кругомъ, переулокъ, въ которомъ онъ очутился, былъ ему незнакомъ. Онъ подозвалъ къ себ мальчика, который, судя по конькамъ изъ бычьей кости, возвращался съ катанья на льду. Отъ него узналъ Торсенъ, что онъ находится въ одной изъ улочекъ, примыкающихъ къ Даугэтской улиц. Добравшись до этой улицы, онъ уже безъ малйшаго затрудненія вышелъ къ тому мсту на улиц Темзы, гд ожидалъ его Нильсъ, невдалек отъ главнаго входа въ ганзейскій дворъ.
Несчастіе сблизило этихъ двоихъ людей, совершенно различнаго завала, и сдлало ихъ неразрывными друзьями. Благодаря высокомрію своей дочери Христины, Нильсъ долженъ былъ много переносить непріятностей въ Визби. Большая часть его заказчиковъ покинула его, такъ что онъ, наконецъ, увидлъ себя вынужденнымъ отпустить всхъ своихъ рабочихъ. Не смотря на эти неудачи, Нильсъ все же обладалъ небольшимъ капиталомъ, половину котораго онъ и ссудилъ находившемуся въ тяжкой нужд Кнуту Торсену, въ томъ твердомъ убжденіи, что тотъ, рано или поздно, опять-таки будетъ принятъ ганзейцами въ ихъ торговую общину. Зная щедрость своего земляка, онъ разсчитывалъ получить отъ него богатое вознагражденіе за оказанную ему услугу. Однако же, Нильсъ совсмъ упалъ духомъ, услы
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека