ВЕРНАДСКИЙГеоргий Владимирович (1887-1973) — историк, культуролог, один из теоретиков евразийства, деятель культуры рус. зарубежья. Сын В.И. Вернадского. По окончании гимназии в 1905 В. поступил в Московский университет на отделение истории историко-филологического ф-та. Однако в связи с началом революционных событий занятия в ун-те прекратились, и В. уехал в Германию. В 1906 он слушал лекции в Берлинском и Фрейбургском ун-тах, где испытал сильное влияние Риккерта.
Одна из центр, идей Риккерта, воспринятая Вернадским, — автономия исторического познания. Для Риккерта — вслед за Виндельбандом — принципиально различие между науками о природе (номотетическими) и науками о культуре (идиографическими), использующими разные логические структуры и способы концептуальной разработки в принципе единого познавательного материала.
Осенью 1906 Вернадский вернулся в Москву, далекий от активной политики (это отношение сохранилось у историка и в дальнейшем), он тем не менее вступил в студенческую фракцию Партии народной свободы (кадетов), одним из лидеров которой впоследствии стал его отец, избранный членом ЦК конституционных демократов, Георгий Владимирович оставался до конца своих дней приверженцем либеральных и демократии, ценностей, не приемля радикальных и экстремистских идей общественного развития. Предпочтение Вернадский отдавал академической научной деятельности. В Московском ун-те он учился у выдающихся историков — Ключевского, Готье, Виппера, Кизеветтера, Петрушевского, Любавского, Богословского, параллельно с обучением он преподавал на рабочих курсах в Дорогомилове и в воскресной школе в Мытищах. Студентом принял участие в международном конгрессе славистов в Праге, где познакомился с будущим президентом Чехословацкой республики Масариком. В 1910 он окончил ун-т с дипломом 1 степени. Магистерскую диссертацию В. намеревался посвятить колонизации Сибири в XVI-XVII вв. В 1911 году Вернадский В. И. передает Вернадовку — имение в Тамбовской губернии сыну Георгию и вместе с землей — ценз на участие в земском собрании. В статьях 1913-14 Вернадским сформулировал важный для своих последующих исследований закон соотношения исторического времени и пространства в России (по существу, речь шла об открытии культурно-исторического хронотопа, определяющего национальную специфику): при постоянстве места социальное явление изменяется во времени, а при постоянстве времени оно изменяет пределы пространства, и соотношение этих изменений эквивалентно. Применительно к обществам, подобно России, занимающим огромные территории, действие этого закона составляет, по мнению Вернадского, всю философию истории данной страны. Здесь Вернадский предвосхищает одну из центр, смысловых категорий евразийства, предложенную П.Н. Савицким и развитую им самим, — ‘месторазвитие’.
После студенческих волнений 1911 Московский ун-т покинули многие демократически настроенные профессора, в т. ч. Кизеветтер, Петрушевский, отец Вернадского переехал с семьей в Петербург. В 1913 в Петербург переехал и сам Георгий., весной 1914 принятый приват-доцентом на кафедру русской истории в Петербургский ун-т, успешно защитил магистерскую диссертацию ‘Рус. масонство в царствование Екатерины II’ в 1917 (издана в том же году). Тогда же В. познакомился с американскими историками Ф. Голдером и Р. Лордом, что впоследствии помогло ему стать членом американского научного сообщества. В Перми принял кафедру русской истории в недавно образованном Пермском ун-те, там опубликовал биографию Н.И. Новикова, при его активном участии было создано ‘Об-во философии, исторических и социальных знаний’, первый сб. трудов общества был подготовлен под редакцией Вернадского. Научная и педагогическая. деятельность Георгия Владимировича в Перми вскоре была прервана: установление в январе 1918 советской власти превратило профессора русской истории в политически неблагонадежного (ему инкриминировалось членство в кадетской партии, общение с церковными деятелями, непролетарское происхождение, публикация в Петрограде популярной биографии П.Н. Милюкова, члена Временного правительства, либеральная направленность лекций, критические отзывы об Октябрьском перевороте). Предупрежденный друзьями об аресте, он бежал из Перми. Вскоре Вернадский оказался в Симферополе. Занятия преподавательская и научной деятельностью (работа в архиве князя Потемкина, статьи в ‘Известиях’ ун-та) совмещались (с сентября 1920) с постом начальника отдела печати в администрации ген. Врангеля, что предопределило неизбежность эмиграции (1920) в Константинополь, затем в Афины). В феврале 1922 Вернадский становится профессором русского права на Русском юридической факультете Карлова ун-та в Праге. Работа на юридическом факультете, в частности чтение курса истории права Русского государства, обратила его внимание к государству как феномену цивилизации и проблемам русской правовой культуры.
Пребывание в Праге сыграло важную роль в становлении Вернадского как ученого. Он тесно сблизился с крупнейшим русским византологом и медиевистом, искусствоведом и культурологом акад. Н. П. Кондаковым и глубоко воспринял его идеи, подтвержденные огромным фактическим материалом истории и археологии, о взаимодействии степной, византийской и славянской культур (прежде всего в истории русской культуры). Георгий Владимирович считал себя учеником и продолжателем научной школы Кондакова, вскоре после смерти ученого (1925) он принял участие в создании постоянно действующего семинара его памяти — ‘Seminarium Kondakovianum’, впоследствии преобразованный в Ин-т им. Н. Кондакова в Праге, возглавленный Вернадским. Тогда же он примкнул к движению евразийцев, особенно плодотворно общаясь с П. Н. Савицким, хотя в силу академического аполитизма не разделял большинство политических идей евразийства, что составило ему репутацию объективного и неангажированного исследователя России-Евразии.
Вернадский взял на себя миссию разработать историческую часть евразийской концепции, что нашло наиболее яркое и последовательное воплощение в книге ‘Начертание рус. истории’ (Прага, 1927), а затем было развито в книгах ‘Опыт истории Евразии с VI в. до наст, времени’ (Берлин, 1934) и ‘Звенья рус. культуры’ (Берлин, 1938). Особенно большое внимание Вернадский уделял: 1) рассмотрению соотношения леса и степи как определяющих природных факторов русской социокультурной истории (идея, воспринятая еще от Ключевского), а вместе с тем взаимодействия оседлой и кочевнической культур в русской цивилизации и культуре, бинарных по своему генезису и тенденциям самоосуществления в мире, 2) синтезу византийского и тюрко-монгольского культурного наследия в феномене ‘христианизации татарщины’ на Руси (концепция, которую он разделял с Н. Трубецким), причем тюркский и монгольский фактор оказывается определяющим в цивилизационном отношении , утверждающим порядок факта (становление и развитие государственной организации, социально-политического строя, различных социальных и правовых институтов и т. п. атрибутов всемирной империи), а византийско-православный — в духовном развитии России, утверждающим порядок идеи (формирование строя идей, необходимого для мировой державы), 3) обоснованию географического вектора евразийской социокультурной истории — движению ‘против солнца’, на Восток, отталкиваясь от Запада.
Вернадский пересмотрел по преимуществу отрицательную представления нескольких поколений отечественных историков об эпохе ‘монгольского ига’ в истории Древней Руси и русской истории в целом. Доказывая многогранное цивилизационное и культурное влияние ‘монгольского ига’ на русское государство и русскую культуру, Вернадский особо подчеркивал, что монгольское завоевание Руси включило Русскую землю в систему мировой империи и возвысило русскую историю до истории всемирной, а в русском национальном характере воспитало, вкупе с христианством, готовность к подвигу смирения и одоление национальной гордыни. Отсюда проистекает и ‘всемирная отзывчивость’ рус. культуры (идея Достоевского, развития Вл. Соловьевым) — культуры, органично соединившей в себе гетерогенность и полиэтничность (в частности, удивит, способность впитывать и усваивать ‘чуждые этнические элементы’), качества, свойственные мировой культуре как целому. Именно поэтому Георгий Владимирович, рассматривая историю России как модель мировой истории, а русскую культуру — как инвариант всемирной, постоянно включает в рус. историю частные истории других народов — скифов, сарматов, готов, гуннов, аланов, аваров, хазар, булгар, печенегов, половцев, монголов, тюрков, угро-финнов и т . д., — демонстрируя процесс последовательной культурно-исторической аккумуляции и синтеза разнородных социокультурных компонентов (ценностей, норм, принципов, традиций и пр.).
Настоящим открытием Вернадского явилось обнаружение в евразийской истории ‘периодич. ритмичности государственно-образующего процесса’, определенной цикличности в процессах образования единой государственности Евразии (Скифская держава, Гуннская империя, Монгольская империя, Российская империя и СССР) и ее распада на систему государств той или иной конфигурации. В. казалось, что в случае СССР создаются необратимые условия для всеевразийского государственного единства, выразившиеся в создании рус. народом ‘целостного место-развития’. Однако логика выявленной закономерности оказалась сильнее оптимистических прогнозов ученого: распад Советского Союза на ‘систему государств’ оказался так же неизбежен, как и предшествующие фазы распада общеевразийской государственности. Наряду с цикличностью ученый выявлял в истории Евразии преемственность ее типологически общих, сквозных структурных компонентов — ‘исключительно крепкой государственности’, ‘сильной и жесткой правительственной власти’, ‘военной империи’, обладающей достаточно гибкой социальной организацией, авторитаризма, опирающегося на почву и потому не отрывающегося от своего народа, в тех случаях, когда когда-либо из перечисленных принципов нарушались, единая евразийская государственность распадалась или становилась на грань катастрофы (удельные усобицы, смутное время, канун революции и т. д.). С внутренней стороны для сохранения единства было необходимо единое, целостное и органичное миросозерцание, которое представляет собой осознание народом своего месторазвития как исторической и органической целостности, подобное миросозерцание также периодически то обреталось народом и его правящей элитой, то утрачивалось, разбивалось. Историческая концепция Вернадского, соединявшая черты циклического ритмичности и целеустремленной поступательности развития, воплощала в себе идею номогенеза, т.е. целесообразности национально-культурного развития, запрограммированного изначально присущими свойствами и внутренними причинами цивилизационного саморазвития, жизненной энергией народа, осваивающей окружающую этническую и географическую среду, территориальное и смысловое пространство — месторазвитие. В исторических и культурологических сочинениях историк оставался верен основным принципам евразийства как культурно-философской доктрины и методологии культурно-исторических исследований.
К концу 20-х гг. положение русских эмигрантов резко осложнилось. Наступал мировой кризис, финансовые субсидии (в т. ч. и чехословацкого правительства) стали уменьшаться, начали закрываться русские научные и учебные учреждения, сократилось число русских студентов, многие русские ученые и писатели стали покидать Прагу. В 1927 из Чехословакии уехал и Вернадский: по рекомендации М.И. Ростовцева, выдающегося русского историка античности и археолога, и американского историка Голдера он был приглашен в Йельский ун-т (США), профессором которого оставался вплоть до выхода на пенсию (1956). В Нью-Хейвене он прожил до конца своих дней. В первый год пребывания в Америке Вернадский по заказу ун-та работал над однотомным учебником по истории России (1929), признанным на Западе классическим, при жизни Георгия Владимировича он переиздавался б раз, был переведен почти на все европейские языки, на иврит и японский. С 1931 ученый преподавал в Йельском, а также Гарвардском, Колумбийском, Чикагском ун-тах, участвовал в международных научных конференциях в США и Европе. Особенно привлекала Вернадского широкая постановка исторических вопросов: ‘Русская история: управление экономикой при киевских князьях, царях и Советах’ (съезд Американской исторической ассоциации, 1933), ‘Феодализм в России’ (Международный исторический конгресс в Цюрихе, 1938), ‘О составе Великой Ясы Чингисхана’ (XX международный конгресс востоковедов, Брюссель) и т. п.
Подлинный научный подвиг совершил Вернадский, предприняв написание многотомной ‘Истории России’. Проект остался незавершенным из-за смерти соавтора профессора Карповича в 1959, однако Вернадский почти закончил свою часть: в 1968 он подготовил к печати 5-й том своего труда, посвященный Московскому царству, 6-й том выпустили американские ученики ученого посмертно. Начало работы над многотомной ‘Историей России’ совпало с началом Второй мировой войны. Патриотизм автора, активно участвовавшего в политической и гуманитарной поддержке Советского Союза, и огромный интерес американской общественности к России и русской истории совпали, и труд ученого получил восторженные отзывы американских и европейских ученых. Не остался незамеченным вклад Вернадского в изучение русской истории и на родине. Правда, опубликованные рецензии, содержавшие позитивные оценки, носили в основном критический (и неизбежно политизированный) характер, но это было признанием, хотя и вынужденным.
Заслуги Вернадского перед американской славистикой были высоко оценены научным сообществом: он был избран членом Американской академии средних веков, получил звание заслуженного профессора истории Йельского ун-та (1956), звание почетного доктора гуманитарных наук Колумбийского унта (1958), Американская ассоциация содействия славянским исследованиям избрала его свои пожизненным почетным президентом (1965), в 1970 он был удостоен высшей награды этой ассоциации, 70-летие и 80-летие ученого были торжественно отмечены научной общественностью США. До последних дней жизни ученый продолжал работать: он писал воспоминания, начал писать монографию о патриархе Никоне, вел активную научную переписку. В опубликованных некрологах его ученики отмечали созданную им мощную историческую школу и характеризовали Вернадского как последнего из плеяды великих русских историков, завершившего целую эпоху в русской исторической науке. Значение же Вернадского как самобытного философа и культуролога начинает осознаваться лишь в последнее время, в связи с пробуждением интереса к евразийству в посткоммунистической России.
Сочинения:
О движении рус. племени на Восток // Научно-истор. журн.. 1913-14. Т.]. Вып.2,
Против Солнца: Распространение рус. гос-ва к востоку // Рус. мысль. М., 1914,
Соединение церквей в истор. действительности // Россия и Латинство. Берлин, 1923,
Очерк истории права Рус. гос-ва XVIII — XIX вв. (Период империи). Прага, 1924,
Два подвига св. Александра Невского // Евразийский временник. Прага, 1925. Кн. 4,
Монг. иго в рус. истории // Евразийский временник. Париж, 1927. Кн. 5,
Заметки о Ленине // Тридцатые годы. Париж, 1931. Кн. 7,
История России : [В 6 т. ]. М., Тверь, 1996-97,
Рус. история. М., 1997,
A History of Russia. New Haven, 1929,
Lenin. New Haven, 1931,
Lenin: the Red Dictator. L., 1933,
The Russian Revolution: 1917-1932. Boston, 1936,
Political and Diplomatic History of Russia. Boston, 1936,
A History of Russia. V. I-V. New Haven, 1943-69, Medieval Russian Laws. N.Y.. 1947,
The Origins of Russia. Oxf., 1959.
Литература:
Черемисская М.И. Концепция истор. развития у евразийцев // Тезисы докладов Межвуз. конференции ‘Совр. проблемы философии истории’ (Тарту — Кяэрику). Тарту, 1979,
Соничева Н. Г. Философия евразийцев в концепции Г.Вернадского // Феномен евразийства. М.,1991,
Она же. Г. В. Вернадский: Рус. история в евразийском контексте // Глобальные проблемы и перспективы цивилизации. М., 1993,
Евразия: Истор. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992,
Пашуто В. Рус. историки-эмигранты в Европе. М., 1992,
Николаев Б. А. Жизнь и труды Г. В.Вернадского // Вернадский Г.В. История России: Древняя Русь. М., Тверь, 1996,
Соничева Н. Г. Вернадский Г.В. // Русское зарубежье: Золотая книга. Первая треть XX века. Энциклопедич. биогр. словарь. М., 1997,
Essays in Russian History. A collection dedicated to George Vernadsky. Hammben, 1964,
Riasanovsky N. B. Vernadsky G. The Tsardom of Moscovy, 1547-1682 (A History of Russia .Vol V, Parts 1-2 // Russian Review. 1970. V. XXIX / 1,
Halperin Ch. G. Vernadsky : Eurasianism, the Mongols and Russia // Slavic Review. 1982. Vol. 41. No 3,
Idem. Russia and Steppe : George Vernadsky and Eurasianism // Forschungen zur osteuropaischen Geschichte. Wiesbaden, 1985. Bd. 36.
————————————————————————-
Опубликовано: Культурология. XX век: Энциклопедия / Левит, С. Я. сост. — СПб., Университет, 1998. т. 1, С. 114-117.