В. Г. Короленко
Г. Скабичевскій и ‘освобожденіе отъ журналовъ’.
Г. Скабичевский и ‘освобождение от журналов’, Короленко Владимир Галактионович, Год: 1904
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Полное собраніе сочиненій В. Г. Короленко.
Томъ пятый
Изданіе т-ва А. Ф. Марксъ въ С.-Петербург. 1914
Извстный критикъ г. Скабичевскій напечаталъ въ ‘Русскихъ Вдомостяхъ’ отзывъ о сборникахъ ‘Знанія’, въ которомъ, восторженно отзываясь о всхъ безъ исключенія произведеніяхъ, помщенныхъ въ этихъ сборникахъ, считаетъ возможнымъ бросить косвенный, но тяжелый укоръ ‘толстымъ журналамъ’. ‘Прежде всего, — говоритъ почтенный критикъ, — подкупаетъ насъ достойная всякаго уваженія идея, лежащая въ основ изданія и заключающаяся въ томъ, чтобы освободить беллетристовъ отъ тяготющаго надъ ними посредничества толстыхъ журналовъ, стоящихъ между ними и читателями, и дать имъ возможность стать на свои ноги, завися не отъ личныхъ усмотрній издателей и редакторовъ, порой совершенно случайныхъ и произвольныхъ, а исключительно (sic) отъ вкуса и симпатій читающей публики’ {‘Русскія Вд.» 31 августа 1904 г., No 242.}.
Въ этой цитат курсивы принадлежатъ намъ. Ими мы позволяемъ себ отмтить т части статьи г. Скабичевскаго, которыя способны возбудить значительное недоумніе. Г. Скабичевскій — человкъ, много поработавшій на литературномъ (въ томъ числ и ‘толстожурнальномъ’) поприщ. Какъ историкъ литературы, онъ знаетъ, кром того, цну разнымъ ея факторамъ. Наконецъ, по разнымъ причинамъ въ послдніе годы онъ является для толстыхъ журналовъ человкомъ, такъ сказать, стороннимъ, что, конечно, ставитъ его въ положеніе лица безпристрастнаго и незаинтересованнаго. Мое положеніе мене выгодно: я — скромный журналистъ и, кром того, участникъ того самаго дла, на которое г. Скабичевскій столь неожиданно обрушилъ свое обвиненіе (шутка сказать: чуть не поработители россійской беллетристики!). Тмъ не мене, я позволю себ проанализировать ходъ мысли почтеннаго критика и разсмотрть поближе это обвиненіе, предоставляя читателямъ сдлать то или другое заключеніе.
Итакъ, ‘достойная всякаго уваженія идея’, лежащая въ основ сборниковъ ‘Знанія’, состоитъ въ томъ, чтобы ‘освободить беллетристовъ отъ посредничества толстыхъ журналовъ’. ‘Освобожденіе’ — очень хорошее слово, но, все-таки въ данномъ случа невольно является вопросъ: кого предстоитъ освободить, отъ чего и въ какой мр? Кого? Г. Скабичевскій говоритъ просто: ‘освободить беллетристовъ’. Итакъ, почтительно обращаясь съ текстомъ и принимая во вниманіе проникающій его восторженный тонъ, мы прежде всего должны принять эти слова въ ихъ полномъ значеніи: допустимъ, значитъ, что рчь идетъ объ освобожденіи (или хоть попытк освобожденія) всхъ беллетристовъ. А такъ какъ дальше г. Скабичевскій говоритъ объ исключительной зависимости ‘отъ вкуса и симпатій публики’, то, очевидно, мы должны принять мысль почтеннаго писателя еще полне: освобожденіе беллетристовъ отъ всякаго посредничества между ними и публикой.
Прекрасно! Разумется, столь обширная задача едва ли исполнима для одного ‘Знанія’, и, вроятно, его примру послдуютъ другія книгоиздательства. И тогда, когда это наступитъ, когда беллетристы будутъ уже совершенно свободны отъ усмотрнія редакторовъ толстыхъ журналовъ, ‘стоящихъ теперь между ними и вкусами публики’, — мы представляемъ себ такую картину. Въ помщеніе, занимаемое однимъ изъ такихъ ‘книгоиздательствъ’, является молодой (или хоть не очень молодой) человкъ съ толстою рукописью и заявляетъ категорически, что онъ беллетристъ, а его рукопись есть беллетристика. Что происходитъ дальше? Судя по всему, изложенному выше, представитель книгоиздательства долженъ боле или мене почтительно принять изъ рукъ беллетриста его рукопись и, не смя, вроятно, даже раскрыть ее, чтобы не соблазниться возможностью ‘случайнаго и произвольнаго усмотрнія’ и посредничества, отослать ее въ типографію. И вотъ ровно черезъ столько времени, сколько нужно, чтобы набрать книгу, оттиснуть ее и исполнить цензурныя формальности, произведеніе беллетриста появляется на судъ публики. Представители книгоиздательства пользуются при этомъ однимъ преимуществомъ: они имютъ возможность первыми ознакомиться съ новымъ талантомъ или… съ новою, быть можетъ, безпримрною беллетристической пачкотней и гадостью…
Эта фантастическая картина до такой степени абсурдна, что г. Скабичевскій можетъ, пожалуй, обидться на насъ за то, что мы навязали ему такую нелпость. Но тогда мы окажемся въ большомъ затрудненіи, какъ иначе истолковать его привтствіе ‘освобожденію беллетристовъ’. Вдь несомннно, что представитель всякаго книгоиздательства, принявъ рукопись, попроситъ автора придти черезъ нкоторое время за отвтомъ. Разумется также, что этотъ отвтъ можетъ быть положительнымъ или отрицательнымъ. Но если такъ (а это именно такъ), то, съ позволенія уважаемаго критика, мы спросимъ: человкъ, который сортируетъ подобнымъ образомъ рукописи, принимая одн и отвергая другія, не заслуживаетъ ли въ полной мр названія редактора, и даже, если угодно, посредника между беллетристами и вкусами публики? Едва ли можно колебаться въ отвт: да, конечно, это будетъ редакторъ и посредникъ… Гд же въ такомъ случа ‘исключительная зависимость отъ симпатій и вкуса читателей’? И что же собственно привтствуетъ уважаемый критикъ, если мысль его объ освобожденіи должна подвергнуться столъ существенному ограниченію, что никакого освобожденія на лицо не оказывается?
То, о чемъ говоритъ г. Скабичевскій, есть простая замна одного посредничества другимъ, замна журнальныхъ редакцій редакціями книгоиздательскими. Что такое журнальныя редакціи, г-ну Скабичевскому, какъ историку литературы, хорошо извстно. Въ числ этихъ ‘посредниковъ между писателями и вкусами публики’ русская журналистика насчитываетъ имена А. С. Пушкина, В. Г. Блинскаго, Некрасова, Чернышевскаго, Салтыкова, Михайловскаго… Г. Скабичевскій, безъ сомннія, легко можетъ значительно продолжить этотъ перечень именами, быть можетъ, мене блестящими, но тоже почтенными и оказавшими несомннныя услуги родной литератур. Мы же позволимъ себ только напомнить уважаемому писателю, что и самъ онъ (и, кажется, не однажды) принималъ участіе въ редакціяхъ толстыхъ журналовъ, именно по отдлу беллетристики… Что же, — все это были вредные посредники, нчто врод перекупщиковъ беллетристическаго товара на перепутьяхъ къ непосредственной оцнк публики?.. И почему г. Скабичевскій полагаетъ, что замна этого традиціоннаго посредничества другимъ, — посредничествомъ книгоиздательствъ, — должна бить привтствуема, какъ нкое освобожденіе?
Мы уже высказали наше мнніе о данномъ предпріятіи ‘Знанія’ и теперь не намрены возвращаться къ этому предмету по существу. Не можемъ, однако, не замтить, въ предлахъ даннаго разговора съ г. Скабичевскимъ, что его ‘привтствіе’ должно подвергнуться еще одному, тоже довольно существенному ограниченію. Это вовсе не попытка освободить всхъ беллетристовъ. Рчь идетъ о новой форм печатанія произведеній одной группы беллетристовъ, которые ни въ какомъ посредничеств не нуждаются, такъ какъ (въ значительной степени при посредств журналовъ) уже пріобрли совершенно опредленную извстность. Они нашли боле удобнымъ и практичнымъ отршиться отъ сотрудничества съ другими родами литературы… Это, конечно (говоримъ безъ всякой reservatio mentalis), ихъ право и ихъ дло, подлежащее оцнк, какъ всякое практическое начинаніе въ области литературы. Но пока это только ихъ дло, а не дло русской беллетристики… Что касается до начинающихъ писателей, до тхъ незамтныхъ еще ростковъ на литературной нив, которые дйствительно нуждаются въ посредничеств, которыхъ нужно еще замтить, отличить, дать возможность высказаться и быть услышанными, — то эту трудную и часто неблагодарную работу у русскихъ журналовъ пока не оспариваетъ еще никто… Такимъ образомъ, изъ тирады г-на Скабичевскаго приходится исключить и это ‘распространительное толкованіе’: его восторженное привтствіе должно быть отнесено въ конц концовъ не къ ‘освобожденію отъ посредничества’, а лишь къ замн одной формы посредничества другою. Это во-первыхъ, а во-вторыхъ, и эта замна касается не всхъ беллетристовъ, а только опредленной группы.
Разумется terapora mutantur. Много уже писалось о соперничеств газеты и журнала. Теперь идетъ рчь о соперничеств съ журналомъ книгоиздательствъ. Можетъ придти время, когда наша гласность приметъ такія формы, въ которыхъ мы не узнали бы уже ни ныншнего журнала, ни ныншней газеты, ни, пожалуй, ныншней книги… Все это не только возможно, но и несомннно. Даже и въ настоящее время въ европейскихъ странахъ формы печатнаго слова отличаются отъ нашихъ. Тамъ уже и теперь существуетъ до извстной степени обратное нашему отношеніе между книгоиздательствомъ и журналомъ: напримръ, французскіе журналы печатаютъ беллетристическія произведенія довольно рдко и при томъ почти исключительно произведенія писателей съ громкими именами. Что же касается до начинающихъ, то они должны, по большей части, съ величайшимъ трудомъ искать издателей, которые оцниваютъ новое произведеніе, главнымъ образомъ, съ точки зрнія возможнаго успха на книжномъ рынк. У насъ, наоборотъ, книгоиздательства (пока не исключая и ‘Знанія’) слдуютъ за журналами, издавая то, что уже замчено читателями и критикой, но что раньше было замчено редакціями журналовъ. И намъ кажется, что случайность и произвольность редакторскаго усмотрнія скоре на сторон французскаго книгоиздательства, нежели русскаго журнала, уже потому, что книгоиздательство считается лишь съ шансами немедленнаго успха книги на рынк, тогда какъ наши журналы даютъ возможность начинающимъ писателямъ шагъ за шагомъ пробивать себ дорогу къ вниманію и оцнк публики.
Итакъ, мы проанализировали тираду стараго журналиста, направленную противъ толстыхъ журналовъ, и надемся, что читатель согласится съ нашимъ выводомъ. А этотъ выводъ состоитъ въ томъ, что съ обихъ сторонъ тирада почтеннаго критика является плодомъ недоразумнія. Могутъ быть, разумется, превосходныя книгоиздательства, какъ могутъ быть плохіе журналы. Но все же и ‘освобожденіе’ слишкомъ значительное слово, чтобы прилагать его къ данному явленію, и наши журналы, при всей неизбжности частныхъ ошибокъ, не подлежатъ огульнымъ обвиненіямъ въ порабощеніи беллетристовъ и во вредномъ посредничеств между ними и ‘вкусами читателей’.
1904 г.