Фритьоф Нансен, Визе В. Ю., Год: 1956 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 37 минут(ы)

В. Ю. Визе.

Фритьоф Нансен

Вступительная статья к книге Ф. Нансена »Фрам’ в полярном море’
(Москва, Географгиз, 1956 г.)

Фритьоф Нансен (Fridtjof Nansen)
( 10.10.1861 года — 13.05.1930 года )

Фритьоф Нансен родился 10 октября 1861 года в буржуазной семье. Отец его, Балдур Нансен, был юристом и занимал должность секретаря суда. Мать, Аделаида Нансен, была аристократического происхождения. Типичные черты своего характера Фритьоф Нансен унаследовал скорее от матери, чем от отца. Это была женщина очень решительная, с чисто мужской волей, умная и энергичная. Несмотря на свое происхождение, она была чужда предрассудков и не признавала условностей, культивировавшихся ее классом. Очень увлекаясь спортом, Аделаида Нансен особенно любила лыжи — к ужасу всех добропорядочных соседей, считавших, что женщина на лыжах — фигура по меньшей мере неприличная.

Родители Ф. Нансена жили в собственной усадьбе Стуре-Фрён, находившейся недалеко от столицы Норвегии Христианин (ныне Осло). К настоящему времени Стуре-Фрён уже слился в одно целое с Осло. Сразу же за усадьбой простирался лес, а в трех километрах от нее протекала речка. Детство Фритьофа проходило, таким образом, в тесном общении с природой. В лесах он гонялся за белками и играл в индейцев, в речке купался и ловил рыбу. Зимой одним из наиболее излюбленных занятий мальчика был бег на лыжах. Первые лыжи Фритьофа были неважные — переделанные из старых лыж его сестер и вдобавок неодинаковой величины. Несколько лет ему приходилось довольствоваться этими лыжами, пока один знакомый типографщик не подарил ему новые, из ясеня, да еще покрытые лаком. Эти лыжи прослужили Фритьофу десять лет, и на них он совершил свой первый большой прыжок, о котором впоследствии рассказывал следующее:

‘В прежнее время происходили большие лыжные состязания на холме Хусебю. Мне с братом было запрещено бегать там. Но холм был виден из нашей усадьбы и искушал нас так долго, что мы, наконец, не выдержали. Сначала я скатился с середины холма, и дело шло отлично, но потом я увидел, как кто-то другой из мальчиков летит с размаху с самой вершины холма. Надо и мне! Я разбежался и, достигнув края, прыгнул — долго летел по воздуху и затем врезался лыжами в сугроб. Лыжи в те времена не привязывались к ногам, и вот… они остались в снегу, а я еще описал в воздухе дугу головой вперед и воткнулся в снег по пояс. На холме воцарилась тишина — мальчики думали, что я сломал себе шею. Но когда они увидели, что я начинаю барахтаться в снегу, стараясь выкарабкаться, поднялся всеобщий хохот.

Потом я участвовал в состязании на том же холме и получил приз. Но я не принес его домой. Я был сконфужен. Дело в том, что на этом состязании я впервые увидал лыжников из Телемаркена и понял, что я никуда не гожусь в сравнении с ними. Они не пользовались палками и с разбегу прыгали с края обрыва, не имея другой опоры, кроме той, которую предлагали им их сильные мускулы и гибкое тело. Мне казалось, что это был единственный верный способ, и я знать не хотел ни о каком призе, пока не научусь тому же’.

Окончив начальную школу, Нансен поступил в реальное училище. Оно находилось в трех километрах от усадьбы, и это расстояние мальчику надо было проходить ежедневно четыре раза. Но для него это были сущие пустяки. Вернувшись из школы, он шел еще на речку купаться, а потом часами бродил по лесу.

В школе Фритьоф особенно полюбил естественные науки, выказывая также недюжинные способности по математике. Все же учителя оставались не очень довольны его учением. По их мнению, юноша был ‘непостоянен и не делал тех успехов, каких можно было бы ожидать от него’.

Любознателен был маленький Фритьоф необычайно и своими бесконечными ‘почему’ и ‘отчего’ надоедал всем окружающим. ‘Он спрашивал так много, что от этого можно было с ума сойти’, — вспоминал впоследствии один из друзей детства Нансена.

Лучшим воспоминанием ранней юности у Нансена остались его скитания по Нурмаркену — большой лесистой области, расположенной к северу от Христианин. В настоящее время Нурмаркен является излюбленным местом, где молодежь из Осло и летом и зимой занимается спортом. Но тогда здесь была настоящая лесная глушь, где властвовали тишина и уединение. В каюте Нансена на ‘Фраме’ висела картина норвежского художника Е. Петерсена ‘Сосновый бор’. Нансен часто любовался этой картиной и записал тогда в свой дневник:

‘Ты, суровый сосновый лес, единственный поверенный моего детства, от тебя я научился понимать глубочайшие звуки природы, их дикость, их меланхолию! Ты дал тон всей моей жизни. Один в глубине леса, возле тлеющих угольев моего костра, на краю безмолвного мрачного лесного болота, под хмурым ночным небом… Как я бывал счастлив тогда, наслаждаясь великой гармонией природы!’ (Запись 27 марта 1894 г…. — Ред.)

В первый раз Нансен познакомился с Нурмаркеном, когда ему было десять лет. Уже давно манили его эти далекие леса, но он все не решался отпроситься у родителей, опасаясь, что его не пустят. Однако соблазн был слишком велик, и в один прекрасный день Фритьоф и его брат улизнули из дому без спросу. Вернулись мальчики только поздно вечером. ‘Еще издали мы заметили, что наши домашние все на ногах, — вспоминает Нансен свое первое бродяжничество. — Ну, теперь попадет нам! Но, к нашему удивлению, мать только как-то странно промолвила: ‘Вот удивительные дети’. И мы легли спать со стертыми ногами, но без брани’.

Позже прогулки стали более продолжительными, и юные бродяги забирались все дальше вглубь Нурмаркена. ‘Там была свобода, и мы вели жизнь настоящих дикарей, — пишет Нансен. — Ни отца, ни матери, которые заставляли бы нас ложиться во-время спать, звали к обеду или ужину. Мы были сами себе хозяевами, ночи были светлые и долгие, и наш сон коротким. Около полуночи мы забирались в лесную хижину и опали там несколько часов, растянувшись на лавке. А уже задолго до восхода солнца мы опять ловили форелей в реке. Когда я подрос еще, мне случалось по неделям проводить в лесу одному. Мне нравилось вести жизнь Робинзона’.

В зимнее время Нансен на лыжах охотился за зайцами, а затем стал забираться и в горы, где стрелял куропаток. Уже в юности он был выдающимся спортсменом. Вначале он уделял внимание главным образом конькобежному спорту, в котором уже семнадцати лет завоевал первенство Норвегии, позже он побил в скоростном беге мировой рекорд. Все же лыжи приходились Нансену больше по душе, и коньки он понемногу забросил. В 1877 году в Норвегии был основан ‘Лыжный клуб Христиании’, деятельным членом которого Нансен состоял в течение сорока девяти лет. На происходивших в Норвегии состязаниях Нансен по длительным лыжным пробегам выходил на первое место двенадцать раз подряд.

Когда Нансен в 1880 году окончил реальное училище, он долго колебался, какую ему избрать специальность. Чрезвычайно привлекали его физика и математика, но в конце концов он остановил свой выбор на зоологии. Ему казалось, что эта специальность даст возможность лучше устроить жизнь по своему вкусу, даст ‘больше удовольствий, больше случаев охотиться и вообще быть в общении с природой’. Позже, по возвращении из своей трехлетней полярной экспедиции, когда Нансен окончательно сложился как океанограф, он не раз сожалел, что не специализировался по физике и математике.

Будучи на втором курсе университета, Нансен получил от профессора Коллетта предложение принять участие в плавании зверобойного судна в Ледовитый океан. Во время этого рейса Нансен должен был собирать материал по морскому зверю, а также производить наблюдения над состоянием льдов и погодой. Это предложение пришлось молодому студенту как нельзя более по душе, и 11 марта 1882 года Нансен покинул Норвегию на зверобойном судне ‘Викинг’, направлявшемся в Гренландское море. В этот день окончательно решилась судьба Нансена — будущего великого полярного исследователя.

Плавание на ‘Викинге’ продолжалось четыре с половиной месяца, причем целый месяц ушел на дрейф около восточных берегов Гренландии. Это плавание, описанное Нансеном на склоне лет, через сорок три года после экспедиции, в книге ‘Среди тюленей и белых медведей’ доставило в молодом студенте неизгладимое впечатление. Арктика приковала его своей дикой, нетронутой красотой и многочисленными неразрешенными загадками.

Книга Ф. Нансена ‘Среди тюленей и белых медведей’ (1924) на русском языке в сильно сокращенном переводе впервые была опубликован,’ в 1928 г. (приложение к журналу ‘Вестник знаний’). Полностью напечатана в Собр. соч. (т. V, Л., Изд-во Главсевморпути, 1939).

На борту ‘Викинга’ у Нансена — правда, еще довольно туманно — зародились планы двух полярных экспедиций, впоследствии прославивших имя норвежца на весь мир: гренландской экспедиции и экспедиции в центральную часть Полярного бассейна.

Вскоре по возвращении из Гренландского моря Нансен получил от директора Бергенского музея Даниельсена предложение занять при музее должность консерватора. Для Нансена это было, конечно, весьма лестное предложение, свидетельствовавшее о высокой оценке его способностей. Молодому студенту шел тогда двадцать второй год, он только что приступил к изучению своей специальности — зоологии, и никаких научных работ у него еще не было.

[Даниельсен Даниель Корнелиус (1815-1894) — видный норвежский ученый и общественный деятель. Доктор медицины, автор ряда капитальных трудов о проказе, выдающийся зоолог, почетный член Лундского и Копенгагенского университетов. На протяжении многих лет был врачом Люнгегорского военного госпиталя и созданного им Бергенского музея. Город Берген обязан ему основанием театра, городской картинной галереи и литературного общества.]

В Бергене Нансен принялся за науку с необычайным рвением, просиживая над микроскопом дни и ночи. ‘Я стал заправским домоседом’, — пишет он своему отцу осенью 1882 года. Кабинетная работа все же не могла заполнить жизнь молодого ученого. Просторы арктических морей, с которыми он познакомился, плавая на ‘Викинге’, продолжали маиить его с прежней силой. В особенности же не давала покоя мысль о таинственном ледяном покрове Гренландии, пересечь который еще не удавалось ни одному человеку. Осенью 1883 года он пишет отцу: ‘Я тоскую, и желание испытать что-нибудь новое, путешествовать не дает мне покоя. 0но волнует меня, это желание, и его так трудно подавить. Лучшим лекарством против таких приступов является работа’. Когда Нансену становилось совсем невмоготу, он уходил освежиться в горы.

Одну из таких экскурсий Нансен предпринял в разгар зимы 1884 года: он отправился на лыжах в горный район, известный своими частыми и грозными снежными обвалами. Друзья его уговаривали не предпринимать этой, несомненно, рискованной прогулки, казавшейся им просто сумасшедшей выдумкой. Но Нансен все-таки отправился. ‘Раз ему западет что-нибудь в голову, он ни за что не отстанет от этого’, — рассказывал про Нансена один из его бергенских друзей, доктор Л. Григ. По возвращении из экскурсии, во время которой Нансен, действительно, не раз подвергал свою жизнь опасности, он описал ее в газете ‘Aftenposten’.

Эта статья вызвала среди мирных обывателей бурю негодования. Лыжный поход Нансена представлялся им непозволительным бессмысленным ухарством.

Описание этой экскурсии вошло также в книгу Нансена ‘На вольном воздухе’ (на русском языке — Собр. соч., т. V, Л., 1939).

Годы пребывания в Бергене явились для Нансена серьезной школой. Директор Даниельсен, несомненно, оказал немалое влияние на Нансена. Этот необычайно деятельный и жизнерадостный старик был выдающейся фигурой в Норвегии. Он был не только талантливым ученым, но и неутомимым общественным деятелем и организатором. Состоя членом стортинга, Даниельсен принимал активное участие в политической жизни страны. Кроме музея, он основал в Бергене театр, участвовал в устройстве городской картинной галереи и учреждении Бергенского литературного общества. Такую же кипучую общественную деятельность развил впоследствии и Нансен.

Одновременно с научными занятиями в музее Нансен посвящал также много времени литературе и искусству. Любимыми его писателями были Ибсен и Бьёрнстерне-Бьёрнсон, многие произведения которых Нансен знал наизусть, как и поэму Тегнера ‘Фритьоф’. Из композиторов ему особенно нравились Шуман и Шуберт, не считая, конечно, норвежских. Нансен чувствовал также большое влечение к рисованию и живописи. В Бергене он учился у художника Ширца, тогда уже почтенного старика, который считал Нансена настолько талантливым, что настойчиво уговаривал его бросить науку и посвятить себя живописи.

[Ибсен Генрик (1828-1906) — крупнейший норвежский драматург. В лучших его пьесах разоблачается беспринципность и торгашеский дух буржуазного общества, лицемерие мещанской морали. В конце XIX и начале XX в. пользовался большой популярностью в России.]

[Бьёрнсон Бьёрнстьерне (1832-1910)- норвежский писатель и общественный деятель, активный борец за национальную независимость Норвегии. Примыкал к мелкобуржуазным партиям. В своих произведениях пытался сгладить и примирить неразрешимые противоречия капиталистического общества. Путь к улучшению общественного строя видел в нравственном самосовершенствовании юношества.]

[Тегнер Есаяс (1782-1846) — шведский поэт, профессор эстетики в Лундском университете, впоследствии священник. Написанная им на основе народных сказаний поэма ‘Фритьоф’ впервые была издана на русском языке в 1841 г. под редакцией Я. Грота.]

В 1885 году была издана первая научная работа Нансена, явившаяся результатом его занятий в Бергенском музее, — ‘Материалы к анатомии и гистологии мизостом’. Эта работа была удостоена большой золотой медали. Нансен, однако, просил выдать ему медаль в бронзе, с тем чтобы разница в цене была ему выплачена деньгами. На эти деньги он решил поехать в Италию, чтобы ближе изучить открытый незадолго перед этим итальянским профессором Гольджи (Golgi) способ окрашивания нервных волокон, а также поработать на знаменитой биологической станции в Неаполе.

[Мизостомы — группа червей-паразитов, живущих в некоторых лучистых животных Crinoida.]

В Италии Нансен провел весну и часть лета 1886 года. Сперва он работал в Павий у профессора Гольджи, но большую часть времени посвятил Неаполю. Близкое знакомство с основателем и директором Неаполитанской биологической станции выдающимся ученым А. Дорном (Dohrn), а также с другими учеными позволило Нансену расширить свой кругозор. Работая на биологической станции, Нансен не пренебрегал и радостями кипучей неаполитанской жизни. В Неаполе Нансен славился как прекрасный танцор. Один из его неаполитанских друзей, вспоминая о времени, проведенном с Нансеном в Италии, рассказывает, что последний был ‘душой их общества’. ‘Нередко стояли мы лунной ночью у большого отеля вместе с несколькими бродячими музыкантами, которые наигрывали серенаду в честь обитавшей в отеле юной англичанки’.

Вернувшись в Берген, Нансен с прежним рвением продолжал свои занятия в музее. В 1886 году вышла его вторая большая научная работа ‘Структура и связь гистологических элементов центральной нервной системы’. Молодой биолог своими работами уже стяжал себе тогда некоторую известность в ученых кругах и дважды получал приглашения из Америки занять место в научном учреждении. Нансен, однако, отказался от этих приглашений. По словам профессора М. Ретциуса, выдающегося шведского гистолога, ‘Нансен в течение каких-нибудь пяти лет успел заявить себя в области биологии весьма значительными трудами. Он всегда брался за крупные и трудные проблемы и сразу направлял внимание на самую суть дела. Он был не только знаменитым и отважным путешественником, но и первоклассным деятелем в области биологии’. Впоследствии биологи не раз высказывали сожаление, что Нансен, вернувшись из экспедиции на ‘Фраме’, полностью отдался другой научной дисциплине — физической океанографии — и совершенно отошел от биологии, которой с таким успехом посвятил годы своей жизни в Бергене.

Следует еще упомянуть, что по возвращении из Италии Нансен долго носился с мыслью устроить биологическую станцию, подобную неаполитанской, у себя на родине. Эту идею удалось осуществить в 1894 году, когда была основана биологическая станция в Дрёбаке, недалеко от Осло.

Работая в Бергенском музее, Нансен не забывал своей мысли, запавшей ему в голову еще во время плавания на ‘Викинге’, — посетить Гренландию. Пересечь на лыжах эту страну, покрытую мощным ледяным покровом, — таков был новый план Нансена.

Впервые он поделился этим планом с доктором Григом осенью 1887 года. Вскоре затем Нансен отправился в Стокгольм, чтобы посоветоваться с Норденшельдом, являвшимся тогда величайшим авторитетом в полярных исследованиях и, кроме того, знавшим материковый лед Гренландии по собственной экспедиции.

[Норденшельд Нильс Адольф Эрик (1832-1902) — виднейший шведский полярный исследователь, профессор Стокгольмского университета Совершил пять экспедиций на Шпицберген (1858, 1861, 1864, 1868 1872/73) и две в Гренландию (1870, 1883). Автор работ по проблемам геологии и геоморфологии полярных стран. В 1875 и 1876 гг. по приглашению и на средства сибирского золотопромышленника А. Сибирякова предпринял экспедиции в устье Енисея с целью разведки морского пути. В 1878 — 1879 гг. на небольшом зверобойном пароходе ‘Вега’ (водоизмещение 360 т., машина в 60 л. с.) впервые прошел с запада на восток трассу современного Северного морского пути с одной зимовкой у берегов Чукотки Затем по пути на родину обогнул материк Европы и Азии с юга. Издал ряд работ по истории освоения Арктики, в том числе факсимильные альбомы древних карт (Краткую биографию см. в кн. Г. В. Карпов. Адольф Эрик Норденшельд. Географгиз, М., 1955).]

О встрече с Норденшельдом живо рассказывает профессор В. Броггер (Brogger and Rolfsen. Fridtjof Nansen, 1896. Приводим это место в переводе с датского А. и П. Ганзен).

‘В четверг, 3 ноября, когда я пришел в свой рабочий кабинет в Стокгольмском минералогическом институте, смотритель сказал мне, что меня спрашивал какой-то норвежец. Оказалось, что он не оставил визитной карточки и не назвал себя. Таких земляков ко мне заходило много. ‘Верно, опять один из тех, кого нужно выручить из временного затруднения!’, — подумал я. — А каков он был на вид?

— Долговязый, белокурый, — ответил смотритель.

— Одет порядочно?

— Без пальто! — сказал смотритель ухмыляясь. — Видно, моряк или кто-нибудь в этом роде.

Значит, моряк без пальто! Пожалуй, мне и предстоит снабдить его пальто. Не впервые!

Немного погодя ко мне заходит профессор Вилле с вопросом:

— Застал тебя Нансен?

— Нансен? Так этот моряк был Нансен? Без зимнего-то пальто?

— Как без зимнего пальто? Он собирается пересечь материковый лед Гренландии!

Затем появился и сам Нансен. Высокий, стройный, широкоплечий силач, так и дышащий здоровьем и молодостью. Действительно, долговязый и белокурый, как описал его смотритель. Волосы откинуты назад с широкого лба, одежда порядочно потертая. Он прямо подошел ко мне и, протягивая руку с какой-то своеобразной приветливой улыбкой, сам представил себя.

— Вы собираетесь пересечь Гренландию? — сказал я.

— Предполагаю.

Я смотрел на него во все глаза: невыразимо уверенный и внушающий доверие взгляд и добрая улыбка на резко очерченном мужественном лице. По мере же того, как он говорил, — несмотря на то что обращение его оставалось таким же простым и, пожалуй, даже показывало, что он несколько стесняется, — он как бы вырастал в моих глазах. Самый план его — пройти на лыжах от восточного берега до западного, показавшийся мне сначала ни с чем несообразной выдумкой, стал во время беседы казаться мне наиестественнейшим делом в свете. Мало того: я вдруг проникся непоколебимой уверенностью: да, конечно, он пройдет! Это так же верно, как то, что мы сейчас сидим и беседуем с ним!

— Отправимся сейчас же в академию к Норденшельду, — предложил я. И мы отправились.

Оригинальный костюм Нансена — плотно обтягивавшая стан темная триковая блуза или куртка — не преминул привлечь к моему спутнику внимание прохожих, когда мы шли с ним по Дротнингтатан. По этому же костюму Густав Ретциус принял Нансена с первого взгляда за акробата или канатного плясуна.

Норденшельд находился в этот час по обыкновению в своем физическом кабинете. Я представил ему своего спутника:

— Консерватор Бергенского музея, Нансен. Он решил совершить переход через материковый лед Гренландии.

— Вот как!

— Но прежде ему хотелось бы побеседовать немножко с тобой.

— Милости просим! Итак, господин Нансен решил пересечь Гренландию?

Перед Норденшельдом как будто взорвало бомбу. Первоначальное ласковое, но несколько рассеянное выражение исчезло с его лица, он весь превратился в слух и внимание и словно мерил молодого гостя глазами, чтобы рассмотреть, что он за человек. Затем он вдруг весело вымолвил:

— Могу подарить господину Нансену пару прекрасных сапог. Да, я нисколько не шучу. В таких случаях крайне важно обеспечить себя первоклассной обувью.

Лед был сломан. Нансен начал развивать свой план. Норденшельд слушал, время от времени скептически кивал головой и ставил какой-нибудь вопрос. В общем план Нансена представился ему, — насколько я понял, — хотя и очень смелым, но не безусловно невыполнимым. Видно было, что самая личность Нансена с первого же взгляда произвела на него сильное впечатление, и старик тут же изъявил свою полную готовность содействовать молодому смельчаку советами и своей опытностью. Перед уходом я шепнул Норденшельду на ухо:

— Ну, как по-твоему? Я со своей стороны уверен, что он дело выполнит!

— Может быть, ты окажешься правым! -ответил Норденшельд. Но выражение его лица приняло скептический оттенок’.

После свидания с Норденшельдом Нансен возбудил через Академию наук ходатайство перед правительством об отпуске ему необходимых на экспедицию 5000 крон. Свою докладную записку Нансен закончил словами Норденшельда: ‘Исследование природы Гренландии имеет столь большое и фундаментальное значение для науки, что в настоящее время едва ли можно указать на более важную задачу для полярной экспедиции, чем изучение внутренней части этой страны’.

План Нансена явился благодарной сенсационной темой для прессы, которая отнеслась к нему, однако, весьма недоброжелательно. Одни газеты писали, что ‘было бы преступлением оказать поддержку самоубийце’, другие просто издевались. Правительство также не одобрило проекта Нансена и в средствах отказало. Помощь пришла извне: один датский коммерсант, А. Гамель, предоставил в распоряжение Нансена необходимые 5000 крон. Нансен с радостью принял этот дар, за что подвергся новым нападкам со стороны норвежских патриотов.

Зимой 1888 года Нансен деятельно готовился к своей экспедиции. Все снаряжение — спальные мешки, сани, аппарат для варки пищи и т. д. — он испытывал сам, для чего в особенно холодные дни уходил в ближайшие горы.

Одновременно с подготовкой к экспедиции Нансен усиленно работал над своим исследованием о центральной нервной системе, которое готовил в качестве докторской диссертации. Защита диссертации состоялась 28 апреля 1888 года, за четыре дня до того, как Нансен покинул Норвегию. Труд Нансена подвергся немалым нападкам со стороны правоверной профессуры, в которой он в общем вызвал недоумение. Профессор В. Вереншельд писал впоследствии, что ‘высказанные Нансеном в его докторской диссертации идеи были настолько новы и оригинальны, что почтенные оппоненты просто ничего не поняли. Тем не менее степень доктора была ему присуждена. Утверждают, что это было сделано только потому, что Нансен отправлялся в Гренландию, где неминуемо должен был погибнуть. В таком случае присуждение степени доктора даже недостойному не имело большого значения, не все ли равно!’. Малодружелюбное отношение ученых, впрочем, не особенно трогало Нансена. ‘Я скорее примирился бы с плохим докторским аттестатом, нежели с плохим снаряжением экспедиции’, — заявил он своему другу, доктору Григу.

Весь план Гренландской экспедиции, в особенности же снаряжение, был продуман Нансеном до мельчайших деталей. Впоследствии, касаясь своей полярной работы, Нансен говорил своему большому другу, художнику Эрику Вереншельду: ‘Я всегда предвидел по крайней мере в пять раз больше, чем на самом деле осуществлялось. Секрет вождя и заключается в том, чтобы учесть все решительно возможности, ничто не должно явиться неожиданным’. Если бы Гренландская экспедиция Нансена не была им так основательна продумана и подготовлена (на более чем скромной материальной базе), то она, возможно, имела бы совершенно иной исход.

Чрезвычайно характерным в плане экспедиции явилось то, что Нансен решил начать пересечение Гренландии с почти безлюдного восточного побережья и двигаться к населенному западному берегу, чем отрезал себе путь к отступлению. Этой излюбленной Нансеном тактики он, между прочим, коснулся в речи, произнесенной им в 1926 году в качестве лорда-ректора Шотландского университета:

‘Я был всегда того мнения, что столь хваленая ‘линия отступления’ есть только ловушка для людей, стремящихся достичь своей цели. Разрешите мне выдать один секрет по части так называемых счастливых предприятий, которые случались и в моей жизни, этим самым я думаю дать вам действительно хороший совет. Поступайте так, как дерзал я: сжигайте за собой корабли, разрушайте позади себя мосты. Только в таком случае для тебя и твоих спутников не останется другого выхода, как только итти вперед. Ты должен будешь пробиться, иначе ты погибнешь’.

Речь Ф. Нансена, произнесенная 3 ноября 1926 г. перед студентами-выпускниками университета Сент-Эндрю в Шотландии, до настоящего времени пользуется вниманием юношеской демократической печати. Текст речи напечатан в журнале ‘Всемирные студенческие новости’ No 11, 1954.

Существенную помощь в подготовке экспедиции оказал Нансену большой знаток Гренландии датский исследователь доктор Г. Ринк, впрочем, как и большинство других, считавший предприятие Нансена чересчур рискованным. Между прочим, Нансен и его спутники взяли у Ринка несколько уроков эскимосского языка. О последнем вечере, проведенном в доме датского исследователя, жена Ринка рассказывает следующее: ‘Провожая Нансена до дверей, я высказала ему то, что мне часто приходило на ум: ‘Надо вам как-нибудь отправиться и к Северному полюсу!’. И он ответил на мои слова решительно, как на давно обдуманный вопрос: ‘Так и будет’.

[Ринк Генрих Иоган (1819-1893) — датский путешественник, в 1845-1847 гг. совершил кругосветное плавание. После этого заинтересовался Гренландией и отдал много сил и энергии ее изучению. Исследовал север Гренландии. Позже был инспектором Южной Гренландии и директором гренландской торговли. Автор ряда книг и статей по Гренландии.]

В Гренландской экспедиции, описанной Нансеном в книге ‘На лыжах через Гренландию’ участвовало, кроме него самого, пять человек, в том числе прославившийся впоследствии капитан Отто Свердруп и двое саами. 11 июня 1888 года экспедиционное судно подошло ко льдам у восточных берегов Гренландии, но только через два месяца участникам экспедиции удалось высадиться на берег в фьорде Умивик. Отсюда 16 августа и началось пересечение Гренландии.

Книга Нансена ‘На лыжах через Гренландию’ (1890) была впоследствии переработана и значительно сокращена автором, который посвятил второе издание норвежской молодежи. Перевод с издания 1928 г. на русском языке выпущен в 1931 г. изд-вом ‘Молодая Гвардия’ и вошел в Собр. соч. (т. 1, Л., 1937).

[Свердруп Отто (1855-1930) — норвежский полярный путешественник. спутник Нансена в его экспедиции в Гренландию (1888-1889) и капитан ‘Фрама’ во время экспедиции в Центральную Арктику (1893-1896). В 1898-1902 гг. предпринял самостоятельную экспедицию на ‘Фраме’ в Канадский арктический архипелаг, где открыл несколько островов и обследовал архипелаг Парри. В 1914 г. по приглашению русского правительства участвовал в поисках пропавших без вести экспедиций Русанова и Брусилова и оказал существенную помощь гидрографической экспедиции на ледокольных пароходах ‘Таймыр’ и ‘Вайгач’, зазимовавших во время сквозного похода у берегов Таймыра. В 1921 г. по приглашению Советского правительства участвовал в проведении Карской экспедиции.]

5 сентября была достигнута наибольшая высота на ледяном покрове (2716 метров над уровнем моря). 24 сентября путники достигли западного края материкового льда, а в начале октября они были в селении Готхоб, на западном берегу Гренландии. Последнего парохода в Европу они уже не застали и были поэтому вынуждены остаться в Готхобе на зимовку. Только в конце мая 1889 года полярные путешественники вернулись в Норвегию, где их встретили с большим торжеством. Впереди парохода, на котором находился Нансен, шли военные суда, заканчивали шествие миноноски.

‘Нансен стоял у борта в своей серой одежде, успевшей изрядно запачкаться в хижинах эскимосов. На его долю выпало счастье показать всему миру мужество и самоотверженность того народа, который выслал столько сынов в безвестную гибель в полярных морях. Для большинства толпившихся на пристани людей Нансен был викингом, связывавшим саги отдаленного прошлого с сагой вчерашнего дня, с сагой о лыжнике, скатывавшемся с головокружительной высоты в долину, с сагой о сплавщике бревен, развязавшем свой плот перед самым водопадом. Нансен являлся для них олицетворением национального типа’ (Из книги В. Г. Броггера и Н. Рольфсена).

Со времени возвращения из Гренландии Нансен оставался национальным героем до конца своих дней.

Научные результаты Гренландской экспедиции относятся главным образом к области физической географии. Наблюдения были обработаны знаменитым норвежским метеорологом Г. Моном в сотрудничестве с Нансеном (Wissenschaftliche Ergebnisse von Dr. Nansen’s Durchquerung von Gronland 1888. Erganzungsheft No 105 zu Petermanns Mitteilungen, 1892).

[Мон Генрик (1835-1916) — норвежский метеоролог, почетный член Петербургской Академии наук (с 1907 г.). Организатор сети метеостанций в Норвегии и автор ряда трудов об ее климате. Обработал и издал наблюдения полярных экспедиций А. Норденшельда на ‘Веге’, Ф. Нансена на ‘Фраме’ и др.]

Особенное значение имеют произведенные Нансеном наблюдения над ледяным покровом Гренландии. Вопреки предположению некоторых ученых (в том числе и Норденшельда), этот покров оказался сплошным, не прерывающимся никакими ‘оазисами’. На основании косвенных указаний Мон оценил толщину ледяного покрова Гренландии в 2000 метров, что хорошо совпадает с непосредственными измерениями толщины льда, выполненными сейсмометрическим методом экспедицией Вегенера в 1930 году.

[Вегенер Альфред (1880-1930) — видный немецкий геофизик и метеоролог. Профессор университета в Гамбурге (с 1921 г.) и в Граце (с 1924 г.). Участвовал в трех гренландских экспедициях (1906-1908, 1912-1913 и 1928-1930). Впервые исследовал мощность гренландского ледника сейсмическими методами. Автор большого числа работ по термодинамике атмосферы, палеоклиматологии и тектонике. Широко известна его гипотеза возникновения современных континентов и океанов в результате разрыва и перемещения материков. Погиб в Гренландии во время похода по леднику.]

Очень интересными оказались также метеорологические наблюдения нансеновской экспедиции. На основании этих наблюдений Мон определил среднюю годовую температуру воздуха на ледяном покрове Гренландии (на высоте 2000 метров) в -25. На ‘полюсе холода’, в Верхоянске, эта температура равна -16. В зимнее время температура воздуха в центральной части Гренландии, по расчетам Мона, должна падать до — 65 или -70. Действительно, экспедиция Вегенера отметила здесь минимум температуры в -65. Таким образом, экспедиция Нансена открыла второй ‘полюс холода’ северного полушария, лежащий в центральной Гренландии.

Свое вынужденное пребывание в Готхобе Нансен использовал для изучения эскимосов и их быта. Этим наблюдениям Нансен посвятил особую книгу ‘Жизнь эскимосов’, в которой норвержский исследователь предстает перед нами в новом облике великого гуманиста. В резкой форме Нансен бичует в этой книге европейскую цивилизацию, которая, по его мнению, несет гибель первобытным народам…

[Книга Ф. Нансена ‘Жизнь эскимосов’ (1891) на русском языке в сильно сокращенном переводе О. Поповой выдержала ряд изданий (пятое издание в 1926 г.). Полностью напечатана в Собр. соч. (т. 1, Л., 1937).]

За Гренландскую экспедицию Нансен удостоился двух высоких наград. Шведское общество антропологии и географии вручило ему медаль ‘Веги’ (в 1889 году), а Королевское географическое общество в Лондоне — медаль Виктории (в 1891 году). Обе эти медали присуждаются только в редких случаях.

Медаль ‘Веги’ была установлена в Швеции в связи со знаменитым плаванием ‘Веги’ по Северо-восточному проходу в 1878-1879 гг. под руководством А. Э. Норденшельда, как высшая международная награда за выдающиеся географические путешествия. Нансен был шестым по счету путешественником, удостоенным этой награды. Первые пять — Норденшельд, капитан ‘Веги’, Паландер, Стенли, Пржевальский и Юнкер.

Приблизительно через полгода по возвращении из Гренландии, осенью 1889 года, Нансен женился на Еве Сарс, дочери знаменитого зоолога М. Сарса.

[Сарс Михаэль (1808-1868) — норвежский гидробиолог. Основные его труды посвящены изучению морских звезд и медуз. Вместе с другими норвежскими учеными основал издание ‘Fauna litoralis Norvegiae’.]

Ева Нансен была выдающейся певицей, пользовавшейся большим успехом, а также хорошей спортсменкой (в то время спорт отнюдь не был в моде). Рассказывают, что, сватаясь за Еву, Нансен предупредил ее: ‘Только мне надо будет отправиться к Северному полюсу!’ Ева не возражала. Когда Нансен написал об обручении своему спутнику по Гренландской экспедиции Отто Свердрупу, с которым он не раз беседовал о плане будущей экспедиции к Северному полюсу, Свердруп ответил: ‘Всю ночь после этого известия я не мог уснуть: я был так рад — ведь теперь Северный полюс летит ко всем чертям!’

На другой день после свадьбы Нансен отправился со своей женой в путешествие по Европе, во время которого читал лекции о своей Гренландской экспедиции в Швеции, Германии, Голландии, Англии и Франции. Вернувшись, он принялся за устройство ‘домашнего очага’. По его указаниям недалеко от Христиании, в Люсакере, была выстроена небольшая вилла. Внутреннее устройство комнат и вся обстановка были выдержаны в древненорвежском стиле. Нансен назвал свою виллу ‘Готхоб’ — по имени эскимосского селения, в котором ему пришлось провести целую зиму. Позже, когда эта вилла оказалась слишком тесной, Нансен по собственному плану выстроил, также в Люсакере, новый дом, получивший название ‘Polhogda’. Он высился на берегу фьорда, в живописной лесистой местности. Недалеко стояла на якоре моторная яхта Нансена -‘Veslemoy’, на которой он в 1912 году совершил плавание в шпицбергенские воды. Иногда Нансен уходил на яхту работать — там его не тревожили телефонные звонки и докучливые посетители. После смерти Нансена ‘Polhogda’ перешел в распоряжение Академии наук.

Брак Нансена был в полном смысле гармоничным. Интересной иллюстрацией жизни молодых супругов может служить эпизод о первой совместной встрече Нового года, рассказанный Нансеном однажды за ужином (Нансен был вообще превосходный рассказчик).

‘Это было как раз накануне Нового года, в 1890 году. Ева и я поехали в горы немного проветриться и вот — решили взобраться на гору Hope, на самую вершину, конечно. Переночевали мы в Ольберге, с утра что-то заленились и выбрались со двора только около полудня. Сначала мы не очень спешили, вот день-то и прошел. Трудненько добраться до вершины и летом, а зимой, когда дни короче, и вовсе надо было приналечь, да приналечь, чтобы дойти туда засветло. Снегу было масса, а проводника с нами не было. Наконец, подъем стал так крут, что пришлось снять лыжи и тащить их на плечах. Самый последний участок был уже совсем плох. Надо было шаг за шагом вырубать ступеньки лыжной палкой. Я шел впереди, Ева за мной, и каждый шаг вперед, как писала в сочинении одна девочка, стоил двух шагов назад. Но все-таки вершины мы достигли!

Была уже ночь, мы шли безостановочно и не ели. Но провизии у нас было с собой вдоволь — смесь сыра с пеммиканом. И вот мы принялись за нее в темноте.

(- Благодарите судьбу, что вас не угощают сегодня этой смесью! — прервала здесь рассказчика его жена).

И вот мы сидели вдвоем на сугробе на самой вершине Hope, на высоте эдак 5000 футов над уровнем моря. Мороз щипал нам щеки, мрак все сгущался. Пора было отправиться в путь. Мы ринулись вперед, в ночную тьму, я впереди, Ева за мной. Вихрем неслись мы по горам и скалам. Вдруг мне пришлось остановиться и крикнуть Еве. Скат стал слишком крутым для лыж, и оставалось одно: сесть да катиться на собственных полозьях. Такой способ спуска отзывается на брюках, но зато он вернее — особенно в темноте.

Понеслись. Ветер свистал в ушах, а снег так и колол их — нельзя ведь сказать, чтобы была оттепель. Вдруг, в самый разгар нашего спуска, у меня слетела с головы шапка. Пришлось мгновенно затормозить. Далеко вверху что-то чернело. Я добрался туда ползком, цап рукой и — ударился о камень. Так шапка где-нибудь дальше. А! вот она! Цап — и опять рукой о камень. Потом, куда ни посмотри — все шапки да шапки, а только хочу схватить да надеть — опять камень. Камень вместо хлеба — худое дело, но и камень вместо шапки не лучше. Нечего делать, пришлось пуститься дальше без шапки.

Последней миле просто не было конца, но брюки еще держались, и пришлось им выдержать до конца. Время от времени мы пользовались лыжами. Вдруг опять стало так круто, что пришлось остановиться. И во-время — перед самым обрывом. Того, что называется направлением, для нас не существовало, мы знали только одно, что надо спускаться. Наконец, я нашел русло реки. Надо, впрочем, сознаться, что русло реки — неважный спуск для лыж, особенно во тьме, на пустой желудок и тяжелую совесть. В сущности это было ведь непростительным легкомыслием — мы рисковали жизнью. Но просто невероятно, как иногда выпутываешься, в конце концов мы благополучно миновали и русло.

Выбравшись на дорогу, мы почувствовали себя совсем хорошо. Брели, брели, набрели на хижину. Мне она показалась очень милой и уютной, но Ева нашла ее гадкой. Теперь она уже привередничала и спешила дальше. Женщины всегда так.

Долго мы шли еще, пока, наконец, не дошли до двора звонаря в долине Эгге. Пришлось разбудить хозяев. Звонарь скорчил ужасную гримасу, когда узнал, что мы свалились к ним с вершины Hope.

Ева на этот раз оказалась не особенно взыскательной насчет ночлега. Едва она успела опуститься на стул, как тут же и заснула.

— Парнишка твой, кажется, заморился! — сказал звонарь. На Еве был серый лыжный костюм — короткая юбка и штаны. — Это моя жена, — сказал я. Вот смеху-то было!

— Ай, ай, ай! Таскать с собой жену на вершину Hope в ночь под Новый год!

Но тут подали поесть, и как только Ева пронюхала, что здесь не пахнет сыром с пеммиканом, — она живо проснулась.

После того мы отдыхали у звонаря три дня. Да, вот вам и прогулка на Hope в ночь под Новый год! По-моему, это была славная прогулка, не знаю, что скажет Ева…’

От Евы у Нансена было пять детей: трое мальчиков и две девочки. В честь своей первой дочери — Лив — Нансен назвал один из островов Белой Земли (группа островов на северо-востоке Земли Франца-Иосифа), а рядом лежащий остров был им назван островом Евы. Экспедицией на цеппелине в 1931 году было, впрочем, выяснено, что острова Лив и Ева соединены перешейком, представляя, следовательно, один остров. На советских картах этот остров носит теперь название Евалив. Нансен посвятил жене свою лучшую книгу — описание экспедиции на ‘Фраме’ (‘Ей, которая дала имя кораблю и имела мужество ожидать’). Ева Нансен скончалась в 1907 году. В 1919 году Нансен женился вторично, на Зигрун Мунте.

По возвращении из Гренландии Нансен занимал скромную должность хранителя зоотомического кабинета при университете в Христиании. В это время он весь ушел в разработку плана и подготовку задуманной им большой экспедиции в центральную часть Полярного бассейна. План этой экспедиции был весьма необычен и вместе с тем гениально прост. Еще в 1884 году профессором Моном была опубликована статья о находке у юго-западных берегов Гренландии предметов экспедиции на ‘Жаннетте’, затонувшей, как известно, в 1881 году к северо-востоку от Новосибирских островов.

Экспедиция на ‘Жаннетте’ под командованием лейтенанта американского флота Джорджа Де Лонга была снаряжена издателем газеты ‘Нью-Йорк Геральд’ Беннетом для отыскания Северо-восточного прохода. Покинула Сан-Франциско в июле 1879 г. Через несколько дней после прохода Берингова пролива, вблизи о-ва Геральда была затерта льдами и унесена на северо-запад. Во время дрейфа открыла о-ва Жаннетты, Генриетты и Беннета (объединяются ныне в архипелаг Де Лонга). 13 июня 1881 г. судно было раздавлено льдами на 77 15′ с. ш. Экипаж перешел по льду на Новосибирские острова и оттуда на материк. Де Лонг и большинство экипажа во время этого перехода погибли.

Обнаружение этих предметов у берегов Гренландии Мон объяснил существованием в Полярном бассейне течения, которое идет от Новосибирских островов к Гренландии. Этой статьей Нансен заинтересовался необычайно. Ведь и он сам, плавая на ‘Викинге’, находил неоспоримые доказательства существования этого течения. И у Нансена молнией блеснула мысль: это течение можно использовать для достижения центральной части Арктики! Сразу перед ним предстал план новой экспедиции, по оригинальности и смелости не имевшей равных в истории полярных исследований. Вмерзнуть на судне во льды и предоставить себя полярному течению! ‘С помощью этого течения проникнуть в ту область, которую тщетно пытались достигнуть все те, кто раньше шел против течения. Если попытаться работать заодно с силами природы, а не против них, то мы найдем вернейший и легчайший способ достичь полюса’. Такова была мысль Нансена.

Впрочем, достижение полюса Нансен не считал обязательным, и во всяком случае не это должно было явиться главной целью экспедиции. ‘Мы отправляемся не для того, чтобы отыскать математическую точку, составляющую северный конец земной оси, достижение этой точки само по себе малоценно, но чтобы произвести наблюдения в обширной неисследованной части земного шара, окружающей полюс’, — писал Нансен.

В начале 1890 года, когда план экспедиции на дрейфующем судне окончательно созрел, Нансен доложил его Норвежскому географическому обществу. Норвежский народ тогда уже крепко верил в своего героя, и план Нансена, несмотря на его новизну и смелость, был встречен сочувственно. Нансен сумел возбудить энтузиазм своего народа к задуманному делу.

Однако совершенно иное отношение встретил проект Нансена за рубежом. Когда Нансен выступил в 1892 году в Географическом обществе в Лондоне, то против его плана ополчились почти все виднейшие полярные авторитеты. ‘Чистое безумие’, ‘проект бессмысленного самоубийства’ — такова была единодушная оценка выдвинутого Нансеном плана. В мировой печати появилось более двухсот статей, в самой резкой форме осуждавших проект Нансена. Несмотря на это, на родине решили поддержать Нансена, и экспедиция его вскоре приняла характер большого национального дела. Стортинг ассигновал на экспедицию 200 000 крон, а позже еще 80 000 крон. Большие суммы поступали также от частных лиц.

В России проект Нансена встретил самое благожелательное отношение и поддержку. Главное Гидрографическое управление по просьбе Географического общества выслало Нансену все изданные в России карты северных морей. Секретарь Геогр. о-ва А. В. Григорьев направил ему записку о населенных пунктах на северном побережье Сибири. Адмирал С. О. Макаров сообщил сведения о температурах воды в Беринговом проливе и прилегающей части Ледовитого океана. Известный полярный исследователь Э. В. Толль совершил труднейший поход на Новосибирские о-ва для устройства там складов на случай аварии ‘Фрама’…

Для осуществления плана Нансена требовалось, конечно, совершенно особенное судно, ибо обыкновенному кораблю грозила неминуемая опасность быть раздавленным льдом. Нансен полагал, что если придать обводам корабля яйцевидную форму, то судно при сжатии льдов будет выпираться наружу. Постройку корабля Нансен поручил одному из лучших норвежских судостроителей Колину Арчеру. 25 октября 1892 года судно было спущено на воду. Этот первый и решающий этап гениально задуманной экспедиции профессор Г. Ретциус описывает так:

‘Тысячи людей собрались вокруг верфи Колина Арчера, тысячи вскарабкались на окружающие горы. На подмостки, устроенные около носа корабля, поднимается Фритьоф Нансен с женой. Она подходит к носу корабля, сильным ударом разбивает о него бутылку с шампанским и говорит громким и ясным голосом: ‘Фрам имя ему’. В ту же минуту на флагштоке взвивается флаг с именем корабля-белые буквы на красном поле. Быстро обрубают все канаты и подпорки, и большое тяжелое судно начинает скользить по наклону сперва медленно, потом все быстрее и быстрее. Минуты, когда ‘Фрам’, приветствуемый салютами орудий и раскатами ‘ура’, спустился на воду, захватили всех своей торжественностью’.

‘Фрам’ по-норвежски значит ‘вперед’

Плавание ‘Фрама’ протекало почти в точности так, как это было предусмотрено Нансеном. В июле 1893 года экспедиция покинула Норвегию, а 22 сентября, к северу от Новосибирских островов, в северной широте 7850′ и восточной долготе 13330′ судно пришвартовалось к большой льдине. Отсюда начался небывалый трансарктический дрейф. Как и предполагал Нансен, судно вместе со льдами понесло на северо-запад. Однако скорость дрейфа оказалась очень небольшой, и, кроме того, дрейф происходил значительно южнее, чем рассчитывал Нансен. Наиболее северная точка, достигнутая ‘Фрамом’ во время его дрейфа (15 ноября 1895 года), лежала на широте 8556’N (при долготе 6631’Е). Севернее этой точки после ‘Фрама’ побывало только одно судно — ‘Седов’ в 1938 году.

Когда Нансен убедился в том, что судно через полюс или вблизи него не пронесет, ему пришла смелая мысль попытаться достичь полюса по пловучим льдам с помощью собачьих упряжек. В марте 1895 года Нансен в сопровождении Я. Иохансена покинул корабль, который в это время находился на северной широте 8405′ и восточной долготе 10135′. Достигнув параллели 8614′ и поставив этим рекорд, путники были вынуждены повернуть обратно.

До этого самая северная широта, достигнутая человеком, составляла 8324′. Этот рекорд поставил в 1882 году участник экспедиции Грили лейтенант Локвуд.

Через три месяца Нансену и Нохансену удалось добраться до Земли Франца-Иосифа, где они зазимовали в выстроенной из камней хижине. Эта зимовка Нансена, во время которой он вел жизнь настоящего Робинзона, является ярким примером того, как мужество и умение приспособляться к суровым условиям Арктики позволяют человеку выйти победителем даже в исключительно тяжелых обстоятельствах.

Летом 1896 года Нансен неожиданно встретился на Земле Франца-Иосифа с английской экспедицией Джексона, на судне которой ‘Windward’ он и вернулся 13 августа в Вардё, пробыв в Арктике три года. Ровно через неделю в Норвегию вернулся и ‘Фрам’, блестяще закончивший свой исторический дрейф. Когда Нансену подали телеграмму с извещением о прибытии ‘Фрама’, он был совершенно потрясен этой радостной вестью. ‘У меня точно сдавило горло, и я мог только сказать: ‘Фрам’ вернулся. Это было точно волшебная сказка’.

Возвращение Нансена и ‘Фрама’ вылилось в Норвегии в настоящий национальный праздник. В столице торжества продолжались пять дней подряд. Когда знаменитый норвежский писатель Бьёрнстерне-Бьёрнсон впервые прочел в газетах о возвращении Нансена и его героических делах, он воскликнул: ‘Это вам не бочка с водкой для одурманивания народа!’. Сейчас же по возвращении Нансена в Норвегии был учрежден ‘фонд Нансена’, на средства которого должны были производиться научные исследования и печататься научные работы.

Уже в первые дни средства этого фонда, собранные путем подписки, составили 1/4 миллиона крон, а к 1932 году они увеличились до 7 миллионов крон.

В научном отношении экспедиция на ‘Фраме’ дала исключительно богатую жатву, впервые раскрыв природу центральной части Арктики. Вместо предполагавшегося мелководного моря или суши Нансен нашел здесь глубокое море, в котором глубины превышают 3000 метров. Промежуточные слои этого моря, на глубине 200-800 метров, оказались заполненными относительно теплой водой, приходящей из Атлантического океана. Поверх этого слоя атлантической воды располагаются холодные полярные воды, двигающиеся в обратном направлении, т. е. с востока на запад.

Популярное описание экспедиции на ‘Фраме’ дано Нансеном в его классической книге »Фрам’ в полярном море’. Эта книга, в которой Нансен проявил себя как замечательный литератор, оказала очень большое влияние на последующее поколение полярных исследователей. Она сделалась в полном смысле слова настольной книгой полярных путешественников, на ней учились такие полярники, как Амундсен, X. Свердруп и другие. Сколько юношей, читая эту книгу, мечтало совершить подвиги, подобные тем, которые выполнил Нансен! И скольких она действительно заразила энтузиазмом и мужеством, побудив вступить в борьбу с Арктикой!

[Амундсен Руал (1872-1928) — выдающийся норвежский полярный исследователь. Первым совершил плавание по Северо-западному проходу вдоль северных берегов Америки (1903-1906), достиг Южного полюса (14 декабря 1911 г.), пересек Арктику на дирижабле ‘Норвегия’ (1926). Погиб на самолете ‘Латам’ при попытке разыскать и оказать помощь итальянской экспедиции на дирижабле ‘Италия’, потерпевшей катастрофу во льдах Полярного бассейна.]

[Свердруп Харальд (род. 1888 г.) — норвежский полярный исследователь и метеоролог. Участвовал в известной экспедиции Р. Амундсена на ‘Мод’ (1920-1925), осуществившей сквозное плавание по Северо-восточному проходу и исследования в Восточно-Сибирском и Чукотском морях. В течение долгого времени профессор Бергенского геофизического института. С 1948 г. — директор Норвежского полярного института.]

Популярные очерки об экспедиции на ‘Фраме’ были написаны также капитаном корабля Отто Свердрупом (‘Отчет о плавании ‘Фрама’ после 14 марта 1895 года’), механиком Б. Нурдалом (‘Фрамовцы’) и Я. Иохансеном (‘Сам-друг под 8614’). (Переведено на русский язык А. и П. Ганзен, СПб., 1898).

Отчет о плавании ‘Фрама’ после 14 марта 1895 года’, написанный капитаном судна О. Свердрупом, во всех русских изданиях печатается в виде приложения к книге Нансена.

‘Фрам’ — первый корабль, проникший в глубоководную часть Северного Ледовитого океана, — совершил после Нансена еще два замечательных плавания. В 1898-1902 годах на ‘Фраме’ работала экспедиция Отто Свердрупа в Канадском арктическом архипелаге, а в 1910-1912 годах на этом же судне Руал Амундсен совершил плавание в Антарктику. Этот один из самых удивительных кораблей в мире был, между прочим, первым судном, прошедшим через Панамский канал. В 1935 году ‘Фрам’ установили на берегу в Бюгденесе и над кораблем выстроили дом. Таким образом, этот исторический корабль в настоящее время является музеем, отображающим экспедицию, сделавшую эпоху в истории полярных исследований.

Вернувшись из Арктики, Нансен был назначен профессором зоологии в университете в Христианин, причем был освобожден от чтения лекций до окончания обработки научных материалов, собранных во время плавания ‘Фрама’. Эта обработка, прерывавшаяся поездками Нансена в Европу и Америку для чтения лекций об экспедиции, потребовала много времени. Все издание научных результатов экспедиции, в виде шести объемистых томов, было закончено только в 1906 году. Среди этих томов особое внимание обращает на себя третий, написанный самим Нансеном и посвященный океанографии Полярного бассейна (издан в 1902 году). В то время когда Нансен работал над этим капитальным трудом, он совершенно отошел от биологии. Уже с 1900 года он читал в университете лекции не по зоологии, а по океанографии, в 1908 году он был официально назначен профессором океанографии.

Обработка гидрологических наблюдений, произведенных на ‘Фраме’, доставила Нансену вместе с большим удовлетворением (наблюдения охватывали ведь еще совершенно не тронутую исследованиями область) также немалое огорчение. Нансен убедился в том, что применявшаяся в то время методика гидрологических исследований была весьма несовершенна, вследствие чего на многие вопросы океанографии Полярного бассейна добытые на ‘Фраме’ наблюдения не могли дать ответа. Тогда Нансен сам берется за создание новых методов океанографических исследований, привлекая к этому делу выдающихся ученых.

По мысли Нансена и при самом деятельном его участии был учрежден Международный совет по изучению морей, объединявший четырнадцать стран, а в 1902 году в Христианин была основана Центральная океанографическая лаборатория, возглавлявшаяся самим Нансеном. Задачей этой лаборатории была выработка новых методов исследования моря и новых приборов. Физическая океанография стала точной наукой, и творцом ее был Фритьоф Нансен.

Выработанная Международным советом и в значительной мере самим Нансеном новая методика океанографических исследований была впервые применена в Норвежском море. На построенном в Норвегии научно-исследовательском корабле ‘Michael Sars’ в 1900 году вышла в море первая современная океанографическая экспедиция. Во главе ее стоял норвежский гидробиолог профессор Иорт, а гидрологическими работами экспедиции ведал Нансен. Отчет о первом плавании ‘Michael Sars’ был написан самим Нансеном и опубликован в 1901 году (‘Some Oceanographical Results of the Expedition with the ‘M. Sars’). С этого времени ‘Michael Sars’ ежегодно посещал воды северной Атлантики и своими работами внес ценнейший вклад в познание океана.

Со времени первой экспедиции на ‘Michael Sars’ Нансен вел свои работы в области физической океанографии в тесном сотрудничестве с другим известным норвежским океанографом — профессором Хелланд-Хансеном. Это сотрудничество, продолжавшееся тридцать лет, оказалось чрезвычайно плодотворным, и в значительной мере благодаря ему период с 1900 до 1910 года получил название ‘золотого века’ океанографии.

[Хелланд-Хансен Бьорн — известный норвежский океанограф, один из теоретиков в области изучения динамики моря. Предложил динамический метод обработки величин плотности морской воды для изучения ее циркуляции. В результате работ, проведенных совместно с Нансеном, выявил влияние подводного рельефа Северной Атлантики на направление океанических течений.]

Первым трудом, написанным Нансеном совместно с Хелланд-Хансеном, явилась классическая монография Норвежского моря (‘The Norwegian Sea’, 1909). Из-под пера этих же авторов позже вышел в свет ряд не менее выдающихся исследований (‘Temperaturschwankungen des Nordatlantischen Ozeans und in der Atmosphare’, 1917, ‘The Eastern North Atlantic’, 1924, и др.). Нансен произвел также обработку гидрологических наблюдений некоторых других экспедиций, как то: экспедиции Амундсена в Гренландское и Баренцово моря в 1901 году, экспедиции Исаксена в шпицбергенские воды в 1910 году и антарктической экспедиции на ‘Фраме’ в 1910-1911 годах.

В то время когда Нансен с головой ушел в научную работу, он не покидал мысли еще раз побывать в полярных странах. Теперь взоры его приковала Антарктика, и еще в 1898 году Нансен прочел в Географическом обществе в Лондоне доклад о проекте норвежской антарктической экспедиции. Вместе с тем он стал деятельно подготавливать эту экспедицию, которую предполагал совершить на ‘Фраме’. В начале 1907 года Нансен имел свидание с Р. Амундсеном, тогда уже стяжавшим себе славу выдающегося полярного путешественника после плавания Северо-западным проходом. Амундсен изложил Нансену свой план новой экспедиции в Полярный бассейн на дрейфующем судне. В отличие от экспедиции Нансена Амундсен предполагал начать дрейф в Чукотском море. Для этой экспедиции Амундсен хотели получить ‘Фрам’. Нансен не мог ему пообещать этого, так как сам собирался итти на этом корабле в Антарктику. Вопрос остался временно открытым.

Помимо научных работ, Нансен в те годы отдавал значительную часть своего времени политической и общественной деятельности. Повидимому, именно это и заставило Нансена в конце концов отказаться от своей антарктической экспедиции в пользу плана Амундсена. В сентябре Амундсен пришел за окончательным ответом. Когда Нансен выходил к нему, его остановила жена. ‘Я знаю, что случится, — сказала она, — ты снова намереваешься оставить меня’. Нансен посмотрел на нее и, не говоря ни слова, пошел в комнату, где ожидал его Амундсен. ‘Вы получите ‘Фрам’, — объявил ему Нансен свое решение.

Политическая деятельность Нансена началась в 1905 году. В этом году была расторгнута шведско-норвежская уния, и Норвегия стала вполне самостоятельной. Движение за отделение Норвегии возглавлял Нансен, написавший много политических статей и брошюр, которые печатались как в Норвегии, так и за границей. Высокий авторитет, которым Нансен тогда уже пользовался во всем мире, несомненно, способствовал тому, что расторжение унии прошло без осложнений. Отделившись от Швеции, Норвегия получила свое собственное дипломатическое представительство за границей. Первым норвежским послом в Англии был Нансен, занимавший этот пост с 1906 по 1908 год.

[Норвегия была передана под власть Швеции в 1814 г. во время раздела Европы после разгрома Наполеона. До этого, с 1389 г., считалась частью Дании. Борьба норвежских патриотов за национальную независимость против шведско-норвежской унии увенчалась успехом только в 1905 г.]

Во время своего пребывания в Лондоне в качестве посла Нансен не оставлял научной работы. Здесь им был начат капитальный труд по истории исследования Севера с самых ранних времен до 1500 года. Эту книгу, названную Нансеном ‘В туманах Севера’ и изданную в 1910-1911 годах, можно рассматривать как фундамент для дальнейших исследований в данной отрасли истории. Для того чтобы написать эту книгу, Нансену пришлось предварительно проделать огромную работу по изучению относящегося сюда материала, большей частью труднодоступного. О размерах этой работы дает некоторое представление приложенный к книге библиографический список, обнимающий более 400 названий.

Хотя Нансен, находясь в Лондоне, и имел возможность заниматься научной работой, дипломатическая деятельность все же сильно тяготила его. Это видно из записи в его дневнике, сделанной 20 февраля 1907 года: ‘Я только и мечтаю о том, как бы скинуть с себя эти цепи. Я стосковался по лесу и моим вольным горам. Приручить меня нельзя!’. Поэтому, как только это стало возможно, Нансен покинул Лондон и снова занял должность профессора в Христианийском университете.

Работая в области океанографии, Нансен постоянно наталкивался на ряд вопросов, которые экспедиции на ‘Фраме’ не удалось разрешить вследствие несовершенства методов наблюдений в то время. Задуманная Амундсеном экспедиция в Полярный бассейн на дрейфующем судне, обставленная по последнему слову науки, могла бы, несомненно, многое выяснить, но, как известно, Амундсен решил сперва отправиться к Южному полюсу, отложив дрейф на неопределенное будущее. Это побудило Нансена произвести хотя бы часть интересовавших его наблюдений на собственной небольшой яхте ‘Veslemоy’ (32 регистровых тонны брутто). Забираться на этом суденышке в те широты, где некогда дрейфовал ‘Фрам’, нечего было и думать, но Нансен надеялся, что ему все же удастся дойти ди больших глубин к северу от Шпицбергена.

Плавание к Шпицбергену Нансен предпринял летом 1912 года вместе со своим сыном Коре. Ледовые условия были в ту навигацию крайне неблагоприятными, но тем не менее Нансену удалось выполнить в водах Шпицбергена океанографические наблюдения большой ценности. Результаты этих исследований Нансен опубликовал в работе ‘Spitsbergens waters’ (‘Videnskabs-selskabets Skrifter’, 1915), общему же описанию плавания на ‘Veslemоy’ он посвятил отдельную книгу ‘Шпицберген’, богато иллюстрированную самим автором. В этой книге Нансен сочетает в себе ученого и художника. Следует отметить, что, помимо гидрологии, Нансен в этой книге очень обстоятельно разбирает вопросы геоморфологии Шпицбергена — как ученый он был удивительно разносторонним.

Перевод книги Нансена ‘Шпицберген’ составляет 4-й том Собр. соч. (Л., 1938).

Позже Нансен посвятил вопросам строения земной коры две специальные работы (‘The strandflat and isostasy’, 1920, ‘The earth’s crust, its surface form, and isostatic adjustment’, 1928).

После возвращения из шпицбергенской экспедиции Нансен получил приглашение от одного английского акционерного общества, ставившего себе целью эксплуатацию естественных ресурсов Сибири, совершить плавание на грузовом пароходе из Норвегии в устье Енисея, подняться по этой реке и проехать дальше по железной дороге до Владивостока. Нансен охотно принял это предложение, так как всегда интересовался Северным морским путем. Плавание состоялось в 1913 году на пароходе ‘Correct’. Вместе с путевыми впечатлениями во время поездки по Сибири оно описано Нансеном в книге ‘Через Сибирь’ (‘В страну будущего’). В этой книге Нансен останавливается на мероприятиях, которые, по его мнению, должны обеспечить регулярность и безопасность грузовых рейсов через Карское море к устью Енисея. Интересно отметить, что все эти мероприятия, притом в значительно большем масштабе, были проведены в жизнь при советской власти, когда морской путь к устьям западносибирских рек был окончательно освоен. В частности, Нансен придавал очень большое значение ледовым прогнозам, и на этом вопросе он останавливается как в своей книге о Шпицбергене, так и в описании плавания на ‘Correct’. Высказанные им в этом направлении идеи были впоследствии развиты и дополнены советскими учеными.

На обратном пути из Владивостока в Норвегию Нансен посетил Петербург, где прочел лекцию в Географическом обществе и консультировал по вопросу об оказании помощи экспедиции Г.Я. Седова.

Империалистическая война и последовавшие за ней тяжелые годы оторвали Нансена от его научной работы. Почти все свои силы он отдает в это время служению своей стране и страждущему человечеству.

В 1917 году, когда Соединенные Штаты Америки отказались от нейтралитета, они установили эмбарго для нейтральных стран. Во время войны Норвегия получала 99% необходимого ей импортного зерна из Северной Америки. Таким образом, вместе с отказом Соединенных Штатов экспортировать в Норвегию зерно над последней появился призрак голода.

Для урегулирования вопросов по внешней торговле в Норвегии была образована специальная комиссия, которая во главе с Нансеном выехала в 1917 году в Вашингтон. Переговоры в сложной политической обстановке того времени длились почти девять месяцев. Вначале Соединенные Штаты соглашались вывозить в Норвегию зерно и другие продукты питания только при условии, если Норвегия не будет экспортировать в Германию рыбу. Благодаря настойчивости Нансена, его высокому авторитету и несомненным дипломатическим способностям вопрос в конце концов был разрешен в благоприятном для Норвегии смысле.

Весной 1920 года была учреждена Лига наций, в которую Норвегия в качестве своего представителя делегировала Нансена. Одной из первых задач, ставших перед Лигой, было возвращение военнопленных, сотни тысяч которых томились в то время на чужбине. Организация этого дела была предложена Нансену, который после некоторых колебаний дал свое согласие. В 1920 году Нансен посетил Москву, где вел с Советским правительством переговоры об обмене военнопленными. В результате этих переговоров было выработано соглашение, по которому каждую неделю к западной границе Союза должно было приходить не менее двух поездов с военнопленными из СССР, обменивавшихся здесь на военнопленных, возвращавшихся в СССР.

Благодаря неустанным хлопотам Нансена были, кроме того, возвращены на родину военнопленные, находившиеся в Греции и Болгарии. Всего в течение 18 месяцев было доставлено на родину 437 000 человек. Репатриация военнопленных стоила около 400 000 фунтов стерлингов. То, что эта сумма была предоставлена правительствами разных стран, является также заслугой Нансена.

В 1921 году, вследствие страшной засухи, на Волге был полный неурожай. Голод был неизбежен. В печати зарубежных стран Максим Горький писал о надвигавшемся бедствии и призывал лучшие слои человечества к оказанию помощи. Одним из первых, кто откликнулся на голос Максима Горького, был Нансен. Он выступил с предложением образовать ‘на чисто гуманитарных основах’ комиссию, которая немедленно бы взялась за организацию помощи голодающим на Волге.

Консервативная и в особенности белоэмигрантская печать начала поход против Нансена. Слыханное ли дело, помогать большевикам! Да они разграбят первый же поезд с продовольствием! Нансен с негодованием разоблачил клевету белой прессы. Он указывал на то, что по личному опыту во время репатриации военнопленных хорошо знаком с условиями в Советской стране. ‘Я знаю, — писал он, — что в лагеря военнопленных в Сибири было послано одежды и продовольствия для 600 000 человек, и все, до последней нитки, дошло в целости. Я знаю, что все свои обязательства по договору об обмене военнопленными советское правительство выполнило полностью’.

Широкое общественное мнение в Европе поддерживало Нансена, и клевета белоэмигрантов успеха не имела. Было постановлено образовать предложенную Нансеном комиссию, возглавить которую просили самого Нансена. Когда Нансену предложили взять на себя организацию репатриации военнопленных, ему было обещано, что немедленно по окончании этого дела он получит возможность вернуться к научной работе. Но вот не прошло и года, как на него возлагают новое дело, еще более тяжелое и сложное.

Как раз в это время Нансен был занят планом экспедиции в Центральную Азию. ‘Принять предложение — равносильно тому, что я должен отказаться от научной работы, от всего того, ради чего живу’, — заявил Нансен. Но не принять этого предложения он не мог. ‘Нансен был вне себя’, — вспоминает его близкий друг Э. Вереншельд. Это было 12 августа 1921 года, а 17 августа Нансен уже находился на пути в Ригу, где должен был вести предварительные переговоры с М. М. Литвиновым, полномочным представителем Советского Союза.

Пробыв в Риге два дня, Нансен выехал в Москву, где обсуждал вопросы оказания помощи голодающим с Чичериным и Красиным. Было выяснено, что для ликвидации голода необходимо 4 миллиона тонн зерна, иными словами 8000 поездов по 50 вагонов. Советский Союз мог предоставить только половину этого количества. В Москве Чичерин и Нансен подписали договор о создании Международного комитета по оказанию помощи голодающим, во главе которого должны были стоять представитель Советского Союза и Нансен. Немедленно по подписании договора Нансен выехал за границу, чтобы испросить через Лигу наций от правительств различных стран кредит в 250 миллионов франков, которые были необходимы для закупки хлеба.

9 сентября Нансен выступил в Лиге наций. Свою горячую речь он закончил словами: ‘Я уверен, что каждый, кто осознает положение, скажет: Европа не может оставаться в стороне, она должна спасти эти жизни, и спасти немедленно’. На призыв Нансена Лига наций не дала ясного ответа и ограничилась созданием комиссии для изучения предложения Нансена. Через четырнадцать дней последовал ответ: ‘Комиссия не может согласиться с доктором Нансеном’. Правительства отказали. Глубоко возмущенный, Нансен опять берет слово в Лиге наций:

‘Моим намерением не было обращаться к частной благотворительности. Я поставил вопрос перед правительствами. Они остались глухи. В этот самый момент 20-30 миллионам людей угрожает голодная смерть. Если через два месяца не придет помощь, участь их решена. Но правительства отказали в кредитах. Я не верю в то, что это правильно. Я не верю в то, что это мудро. Я могу сказать только одно — это роковая ошибка.

Итак, мы вынуждены обратиться к частной благотворительности. Мы сделаем все, что только возможно. Но и здесь против нас подняла свою голову клевета. Вокруг кишат гнусные лживые слухи. Про первый поезд, отправленный в Россию, говорили, что он разграблен Красной Армией. Это ложь. И тем не менее ее вновь и вновь повторяют европейские газеты. Меня обвиняют в том, будто я отправил в Сибирь экспедицию с оружием для революции. Это ложь. Говорят, что мой друг, капитан Свердруп, возглавлял эту экспедицию, которая на самом деле доставила в Сибирь только сельскохозяйственные орудия (Нансен имеет в виду Карскую экспедицию 1921 года, морской частью которой, по приглашению Советского правительства, руководил Отто Свердруп). Очевидно, вся эта мерзкая клевета исходит из какого-то центрального органа. Но откуда? Несомненно, от людей, которые заинтересованы в том, чтобы воспрепятствовать всякой помощи голодающим. Мне кажется, я знаю, чем руководятся эти люди. Это — боязнь, что наша деятельность укрепит советскую власть. Я убежден, что эта мысль ошибочна. Но допустим даже, что это на самом деле так. Найдется ли в этом собрании хоть один человек, который мог бы сказать: пусть погибнет лучше 20 миллионов людей, чем помогать советскому правительству. Я требую от собрания, чтобы оно дало мне ответ на этот вопрос!

Правительства заявили, что они не в состоянии раздобыть необходимый 5 миллионов фунтов стерлингов. Все вместе они не могут дать для голодающих в России половины той суммы, которую стоит современный дредноут!

Я буду продолжать призывать европейские страны к борьбе с этим величайшим ужасом в истории. Зима уже близко. Скоро реки в России станут, а сухопутный транспорт будет затруднен снежными заносами. Допустим ли мы, чтобы зима навсегда остановила сердца миллионов людей? Время еще есть. Но его осталось немного.

Если вы знаете, что это значит — бороться с голодом и морозом, тогда положение в России будет вам ясно. Я убежден — вы не останетесь в стороне и не скажете равнодушно: нам жаль, но помочь мы не можем. Именем человечности, именем всего благородного, я призываю вас — вас, которые сами имеют жен и детей, — подумать о том, какой это ужас — видеть, как жена и дети идут навстречу голодной смерти. С этой трибуны я призываю правительства, народы Европы, весь мир оказать помощь. Спешите, действуйте, пока еще не поздно!’

Присутствовавшая на заседании публика была потрясена речью Нансена. Но члены Лиги наций не вняли его голосу — они имели определенные директивы от своих правительств.

30 сентября Лига наций вынесла свое окончательное решение — помощь голодающим на Волге должна быть делом частных лиц. Правительства не дадут кредитов, пока советская власть не признает царских долгов. Нансен вносит от себя крупную сумму. Он отказывает себе в чем только может, разъезжает только в третьем классе, останавливается в самых недорогих гостиницах. Уже в сентябре были отправлены первые поезда с продовольствием для голодающих.

Благодаря неутомимой энергии Нансена было спасено множество жизней.

Осенью 1922 года Комитет по оказанию помощи голодающим мог прекратить свою деятельность. Моссовет, в признание заслуг Нансена как великого гуманиста, избрал его своим почетным членом. Т. Джонсон, соратник Нансена, говорил, что ‘Нансен был единственный человек за границей, которому в Советском Союзе доверяли’.

О своих поездках в СССР Нансен написал книгу ‘Russland og ferden’ (‘Россия и мир’), изданную в 1923 году . В ней Нансен пишет: ‘Русский народ имеет большую будущность, и в жизни Европы ему предстоит выполнить великую задачу’. В другом месте он утверждает, что ‘это будет Россия, которая в не слишком отдаленном будущем принесет Европе не только материальное спасение, но и духовное обновление’.

Серия статей Нансена, объединенных им в книге ‘Россия и мир’, впервые была напечатана в 1923 г. во французской газете ‘L’infomation’

Едва Нансен окончил свою грандиозную работу по оказанию помощи голодающим на Волге, как ему пришлось взяться за другое дело помощи. В сентябре 1922 года, находясь в Женеве на заседании Лиги наций, Нансен получил от своего константинопольского представителя телеграмму: ‘Положение анатолийских беженцев очень серьезное. Угрожает голод. Предлагаю организовать помощь. Телеграфируйте ваше согласие’. Нансен принял предложение Лиги наций взять в свои руки организацию помощи греческим беженцам и немедленно выехал на Балканы.

В декабре 1922 года Нансену была присуждена нобелевская премия мира. Большую часть полученной суммы, составлявшей 122 000 крон, Нансен истратил на устройство в СССР двух показательных сельскохозяйственных станций, остальную часть пожертвовал в пользу греческих беженцев. Вслед за нобелевской премией Нансен получил такую же сумму от датского издателя Эриксена. И эти деньги он полностью израсходовал на те же цели.

В 1925 году Лига наций поручила Нансену изучить вопрос о возможности устройства армянских беженцев, для чего была образована специальная комиссия с Нансеном во главе. Во время мировой войны гонения на армян в Турции достигли чудовищных размеров. Из 1 845 450 армян, живших в Турции, в 1915 и 1916 годах было уничтожено около одного миллиона, остальные частью бежали за границу, частью укрылись в горах. Нансен поехал в Армению в 1925 году, главным образом с целью исследовать на месте возможность искусственного орошения. Работа нансеновской комиссии протекала в тесном сотрудничестве с находившимся в Эривани [Ереване] советским комитетом по землеустройству. Вернувшись через Кавказ и Волгу в Западную Европу, Нансен доложил в Лиге наций о результатах своей поездки. ‘Единственное место, — заявил он, — где в настоящее время можно устроить неимущих армянских беженцев, это Советская Армения. Здесь, где несколько лет тому назад царили разруха, нищета и голод, теперь, благодаря заботам советского правительства, установлены мир и порядок и население стало в известной степени даже зажиточным’. Несколько десятков тысяч армянских беженцев удалось устроить в Сирии.

Свою поездку в Армению Нансен описал в книге ‘Gjennern Armenia’ (‘По Армении’), изданной в 1927 году. Через два года вышла другая его книга, также относящаяся к поездке 1925 года: ‘Gjennern Kaukasus til Volga’ (‘Через Кавказ на Волгу’). Забот об армянском народе Нансен не оставлял до конца своей жизни. В 1928 году он совершил турне по Америке, во время которого читал лекции с целью сбора средств в пользу армян.

Короткие перерывы в своей гуманитарной деятельности Нансен использовал для научной и литературной работы. При этом взоры его вновь и вновь устремляются на ту ледяную область, где некогда дрейфовал его ‘Фрам’. Нансен убеждается в необходимости изучить центральную часть Полярного бассейна, еще вовсе не затронутую исследованиями. В 1924 году было образовано Международное общество по изучению Арктики с помощью воздушного корабля (Аэроарктик). Пожизненным президентом этого общества был избран Нансен, который и определил основную задачу общества — стационарное изучение центральной части Арктики при помощи зимовок, устраиваемых на дрейфующих льдах. Нансен сам набросал проект дома-палатки для такой зимовки. В качестве транспортного средства для устройства станции на льду был намечен мощный дирижабль.

Пробный полет дирижабля (‘цеппелина’) в Арктику должен был состояться в 1929 году, причем во главе экспедиции должен был стоять сам Нансен. Подготовкой этой экспедиции прежде всего и занялось общество Аэроарктик. Под председательством Нансена общество собиралось в 1926 году в Берлине и в 1928 году в Ленинграде. Оно издавало свой журнал ‘Arktis’, под редакцией Нансена. Из-за отсутствия средств пробный полет цеппелина пришлось отложить. Нансен поехал в Канаду и Соединенные Штаты читать лекции с целью раздобыть средства на экспедицию. Несколько лекций он прочел на тему: ‘Арктический транспорт в 2000 году’. Экспедиция на цеппелине состоялась только в 1931 году. Но Нансену не было суждено руководить ею — в мае 1930 года его не стало.

В последний год своей жизни Нансен страдал болезнью кровеносных сосудов. С начала марта 1930 года он почти не покидал постели. 13 мая, в солнечный весенний день, он сидел в кресле на веранде своего дома ‘Polhоgda’. Внезапно голова его опустилась на грудь. Находившаяся возле Нансена его свояченица подняла ему голову, он еще раз открыл глаза, с тихим вздохом поцеловал склонившийся над ним лоб женщины н ушел из жизни.

Известный норвежский полярный путешественник и геофизик Харальд Свердруп говорит, что Нансен был велик как полярный исследователь, более велик как ученый и еще более велик как человек. Один из самых больших гуманистов современности, Ромэн Роллан, близко знавший Нансена, сказал, что Нансен был ‘единственным европейским героем нашего времени’. Народы великой страны социализма всегда будут чтить память великого норвежца, благороднейшего из благородных.

В. Ю. Визе.

Фритьоф Нансен

Фритьоф Нансен (Fridtjof Nansen)( 10.10.1861 года — 13.05.1930 года )

Читайте также:

Фритьоф Нансен (Fridtjof Nansen)
( 10.10.1861 года — 13.05.1930 года )