Франк Берри и его супруга, Теккерей Уильям Мейкпис, Год: 1843

Время на прочтение: 34 минут(ы)

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
В. ТЕККЕРЕЯ

ТОМЪ ОДИННАДЦАТЫЙ.

3АМУЖНІЯ ДАМЫ.

Изъ мемуаровъ Д. Фицъ-Будля.

САТИРИЧЕСКІЕ ОЧЕРКИ

ИЗБРАННЫЕ ЭТЮДЫ

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія бр. Пантелеевыхъ. Верейская, No 16
1895.

ЗАМУЖНІЯ ДАМЫ

Изъ мемуаровъ Д. Фицъ-Будля.

Переводъ В. Л. Ранцова.

Франкъ Берри и его супруга.

ГЛАВА I.
Битва при Бойн.

Я очень люблю читать описанія сраженій и знаю, какъ свои пять пальцевъ, какимъ именно образомъ и цри какихъ обстоятельствахъ одержаны были главнйшія побды Марльборо и Веллингтона. Тмъ не мене самая жестокая битва, которую мн когда-либо доводилось видть,— битва, о которой я вспоминаю съ гораздо большимъ интересомъ, чмъ о сраженіяхъ подъ Мальплаке и Ватерлоо (это послднее кстати сдлалось для меня положительно невыносимымъ, такъ много толкуютъ про него теперь англичане посл обда, неся самую отвратительную чепуху насчетъ того, что подъ конецъ явились на поле битвы пруссаки и т. п.), происходила между Берри и полнымъ пансіонеромъ Биггсомъ (человкомъ, котораго я считалъ тогда ростомъ, по меньшей мр, въ семь футъ, а потому крайне удивился, узнавъ впослдствіи, что онъ не выше пяти футъ и четырехъ дюймовъ). Битва эта началась на мстности, извстной подъ названіемъ ‘Среднихъ кустовъ терновника’, и лежащей посреди порослей, которые окаймляютъ одну изъ сторонъ рекреаціонной лужайки училища для мальчиковъ близъ Смитфильда въ Лондон. Въ этомъ училищ, открытомъ на средства корпораціи мясниковъ, а потому называвшемся ‘Бойнею’, вашъ покорный слуга имлъ честь пріобрсти, посл шести-лтнихъ усердныхъ занятій, громадный запасъ классическихъ свдній, такъ сильно пригодившійся ему впослдствіи.
Обстоятельства ссоры были слдующія: Пансіонеръ Биггсъ, ходившій въ форменномъ плать, считался у насъ въ школ вторымъ силачемъ, или вторымъ ‘птухомъ’. Первымъ птухомъ безспорно былъ здоровенный, добродушный, лнивый блокурый парень Гаукинсъ старшій. Этотъ добродушный силачъ не троталъ никого даже и пальцемъ. Напротивъ того, Биггсъ былъ страшнымъ забіякой. У него въ отдленіи имлось съ полдюжины рябцовъ, которыхъ онъ колотилъ немилосердно. Кром того, у него былъ братишка, жившій не въ главномъ корпус школы, а въ Поткійскомъ флигел. Само собой разумется, что- отъ Биггса старшаго всего хуже доставалось именно его младшему брату.
Разъ какъ-то Биггсъ младшій не подалъ своевременно брату лапту,— не поймалъ мяча во время игры въ крикетъ, или же учинилъ какую-нибудь иную подобную же провинность, но только Биггсъ старшій принялся такъ обработывать несчастнаго малыша, что Берри, прогуливавшійся но сосдству и видвшій, какъ безпощадно лупитъ старшій братъ младшаго своей тросточкой, почувствовалъ состраданіе къ мальчугану (можетъ быть, что Берри завидовалъ Биггсу и потому искалъ случая съ нимъ подраться, но я не смю утверждать на этотъ счетъ ничего положительнаго). Какъ бы ни было, но Берри, проходя мимо, остановился и сказалъ:
— Не думаете-ли вы, Биггсъ, что уже достаточно вздули мальчика?
Замчаніе это было сдлано самымъ вжливымъ тономъ, такъ какъ Берри не приходила даже и въ голову мысль о сколько-нибудь грубомъ вмшательств въ священное право ученика старшаго класса колотить по благоусмотрнію ученика младшаго класса, а тмъ боле родного своего брата.
Какъ и слдовало ожидать, Биггсъ старшій принялся лупить вдвое сильне тростью Биггса младшаго, такъ что бдняга подъ конецъ взвылъ отъ боли.
— Думаю, что дло это до васъ не касается, Берри,— пояснилъ Биггсъ, не только не прерывая экзекуціи, но даже, напротивъ того, стараясь все больне и больне хлестать своего братишку.
Подъ конецъ Берри (и, вроятно, также Биггсъ младшій) оказался не въ состояніи доле этого выносить. Бросившись къ Биггсу старшему, онъ выхватилъ изъ его рукъ тросточку и швырнулъ ее черезъ заборъ въ великому изумленію толпившихся на лужайк учениковъ младшаго возраста, въ числу которыхъ принадлежалъ также и я. Мы смотрли на экзекуцію съ интересомъ малышей, которые всегда не прочь поглядть на здоровенную лупку, задаваемую одному изъ ихъ сотоварищей.
— Вотъ же вамъ,— сказалъ Берри, бросивъ на Биггса такой взглядъ, который говорилъ: — Я принимаю на себя вс послдствія моего поступка, а затмъ, обращаясь къ Биггсу младшему, добавилъ: ‘Улепетывайте поскоре, маленькій бездльникъ! На этотъ разъ я васъ избавилъ отъ дальнйшихъ побоевъ!’
— Стой! Не смй уходить, Биггсъ младшій, или я переломаю вс кости подъ окаянной твоей шкурой!— заревлъ Биггсъ старшій, приходя въ себя отъ изумленія.
Биггсъ младшій взглянулъ сперва на Берри, а потомъ на своего брата и началъ было подходить снова къ этому послднему за недополученными ударами, но, не выдержавъ характера, повернулся и принялся улепетывать во всю прыть маленькихъ своихъ ноженокъ.
— Ничего, я раздлаюсь съ нимъ въ другой разъ!— объявилъ Биггсъ.— Эй! Кто-нибудь изъ младшихъ, подержи мою куртку!
Мы вс собрались толпой около двухъ первоклассниковъ и окружили ихъ словно живою изгородью.
— Не лучше-ли намъ обождать до окончанія послобденныхъ уроковъ?— совершенно спокойно замтилъ Берри, казавшійся нсколько блдне обыкновеннаго.— Теперь осталось всего только пять минутъ до начала классныхъ занятій, и я сомнваюсь, чтобы вы успли за это время со мною покончить.
Биггсъ сдлалъ тогда крупную ошибку, позволивъ себ ударить Берри слегка по лицу тыльной частью руки и объявить: ‘Экій, подумаешь, трусишка!’ На самомъ дл Франкъ Берри ни чуточки еге не трусилъ, такъ какъ, въ отвтъ на оскорбленіе Биггса, онъ съ быстротою мысли изо всей силы хватилъ второго птуха такъ кулакомъ въ носъ, что оттуда струею хлынула кровь, и означенный птухъ свалился на земь, словно сраженный удачнымъ выстрломъ.
Въ слдующее затмъ мгновенье блдное его лицо, облитое и обрызганное кровью, и глаза, сверкавшіе зловщимъ огнемъ, представляли собою страшное зрлище. Тмъ временемъ Берри тоже скинулъ съ себя сюртукъ. Извстіе о драк между Берри и Биггсомъ успло уже облетть всю лужайку и къ кустамъ терновника сбжалось по меньшей мр сто двадцать молодыхъ джентльменовъ, до такой степени интересовавшихся зрлищемъ предстоявшей схватки, что они положительно взлзали другъ другу на плечи.
Берри былъ совершенно правъ, заявивъ объ умстности отложить поединокъ до вечера. Дйствительно, въ эту самую минуту младшій преподаватель Чиггъ, прошелъ какъ разъ мимо кустовъ, направляясь въ классъ. Взглянувъ на физіономію Биггса, онъ по обыкновенію усмхнулся и крикнулъ ему:
— Послушайте-ка, мистеръ Биггсъ, вы очевидно наткнулись носомъ на что-нибудь твердое (у насъ въ школ выраженіе ‘наткнуться на что-нибудь твердое’ служило общеизвстнымъ техническимъ терминомъ, а потому мы вс расхохотались, какъ хохотали, впрочемъ каждый разъ, когда мистеръ Чиггъ отпускалъ какую-нибудь шутку или что-нибудь врод шутки).— Ступайте-ка, лучше, сударь, подъ насосъ, да вымойтесь хорошенько и не попадайтесь доктору Боклю въ такомъ подозрительномъ вид!
Съ этими словами мистеръ Чиггъ отправился исполнять свои обязанности въ младшемъ отдленіи школы, куда послдовали за нимъ и мы вс, малыши.
Дло происходило въ среду. День этотъ считается у насъ въ Бойн, какъ всмъ извстно, полупраздничнымъ, когда на обдъ подаютъ вареную говядину. Я столовался въ одномъ флигел съ Берри, и вс мы внимательно наблюдали, будетъ-ли онъ сть съ аппетитомъ. Нами руководило такое же чувство любознательности, съ какимъ публика расположена смотрть на человка, котораго собираются повсить. Припоминаю себ, что впослдствіи, въ бытность мою въ Германіи, я изумлялся мужеству одного изъ моихъ пріятелей, который, передъ тмъ какъ стрляться на пистолетахъ, сълъ за завтракомъ пятерыхъ жаворонковъ. Берри сълъ умренное количество вареной говядины (варенаго ребенка, какъ мы остроумно называли въ школ это блюдо). Онъ зналъ неумстность чрезмрно обременять желудокъ наканун предстоявшаго серьезнаго состязанія.
Обдъ вскор окончился, и мистеръ Чиггъ, все время весело бесдовавшій съ Берри и уговаривавшій его сть побольше, увелъ его къ себ въ кабинетъ къ нашему величайшему разочарованію. Дйствительно, мы думали, что его преподобіе, Эдуардъ Чиггъ, хочетъ принять мры къ предотвращенію поединка. Вмсто того онъ заставилъ тамъ Берри выпить дв большихъ рюмки портвейна, далъ ему на закуску сладкій сухарикъ, потрепалъ его по плечу и ушелъ. Не сомнваюсь, что ему въ такой же степени, какъ и намъ всмъ, хотлось посмотрть на драку, но это шло бы слишкомъ уже въ разрзъ съ требованіями училищной дисциплины.
Выйдя на лужайку, мы застали тамъ Гаукинса старшаго, великаго Гаукинса, перваго силача въ школ. По выход изъ училища мн никогда не случалось его видть, и онъ представляется мн до сихъ поръ какимъ-то, колоссальнымъ, таинственнымъ существомъ, внушающимъ къ себ благоговйный ужасъ. Мы воображали себ, что онъ можетъ поколотить каждаго, кого вздумаетъ, не исключая даже учителей, и зачастую ласкали себя мыслью, что онъ когда-нибудь вздуетъ самого доктора Бокля. Гаукинсъ не отличался блестящими способностями и не принадлежалъ къ числу первыхъ учениковъ. Письменныя работы длались за него товарищами. Бокль зналъ все это, но считалъ умстнымъ снисходительно относиться къ добродушному силачу,— никогда не заставлялъ его читать вслухъ греческія трагедіи,— смотрлъ сквозь пальцы на многочисленные промахи и ошибки его въ отвтахъ, а въ полупраздники отпускалъ его посл классныхъ занятій въ городъ. Да и кто осмлился бы остановить это величественное, спокойное, великодушное и молчаливое воплощеніе силы? Говорили, будто Гаукинсъ состоитъ въ пріятельскихъ отношеніяхъ съ какимъ-то лейбъ-гвардейцемъ, интересно знать, ужь не съ тмъ-ли самымъ Шау, который подъ Ватерлоо убилъ столькихъ французовъ? Впрочемъ, нтъ! Извстно вдь, что Шау палъ тогда и самъ на пол чести. Несомннно лишь, что останься Шау въ живыхъ, Гаукинсъ былъ бы непремнно первымъ его пріятелемъ. Мн лично также извстно, что онъ состоялъ въ дружескихъ отношеніяхъ съ барочникомъ, жившимъ въ сосднемъ переулк. Гаукинсъ старшій былъ слишкомъ лнивъ, чтобы играть въ крикетъ, а потому цлый день прогуливался по лужайк, грясь на солнышк въ сопровожденіи ученика шестого же класса, Типпинса, малорослаго юноши, который всегда старался забавлять и смшить Гаукинса и длалъ для него вс письменныя работы.
Вмсто того, чтобы уйти по обыкновенію посл обда въ городъ, Гаукинсъ остался въ школ посмотрть на поединокъ между вторымъ и третьимъ силачами.
Отдльные флигеля нашей школы состояли въ вдніи учителей, именами которыхъ и назывались. Такимъ образомъ, у насъ имлись Поткійскій, Чиггскій, Уйкенскій, Пиннейскій и другіе флигеля. Площадка для игръ, или такъ называемая лужайка, была для всхъ флигелей общая. Ее называли зеленой лужайкой, не смотря на то, что единственными предметами зеленаго цвта были тамъ осколки бутылочнаго стекла на верхней окраин каменнаго забора, отдлявшаго школьный дворъ отъ Заброшеннаго переулка и Госствелльской улицы (неоднократно случалось мн видть мистера Пиквикка, выглядывавшаго изъ окна своей квартиры въ этой улиц, но мы, въ то время, не были еще знакомы съ этимъ джентльменомъ). Какъ уже упомянуто, лужайка признавалась общею для всхъ флигелей, но если бы кто-нибудь изъ воспитанниковъ Поткійскаго флигеля забрелъ въ Чиггскій домъ или хотя бы даже рискнулъ на попытку туда проникнуть, онъ неизбжно подвергся бы истязаніямъ самаго ужасающаго свойства. Я имлъ случай убдиться въ этомъ путемъ личнаго опыта.
Вообразите же себ наше изумленіе, когда мальчуганъ, ростомъ всего лишь въ какихъ-нибудь три фута, нкто Вилльсъ, одинъ изъ рябцовъ Гаукинса (оба они были поткійцы) вошелъ въ нашу львиную берлогу съ такимъ же безстрашіемъ, съ какимъ богатая и прелестная молодая двица путешествовала, какъ увряютъ, по всей Ирландіи. Мы собирались уже броситься на этого мальчугана и пожрать его живьемъ, или же подвергнуть инымъ еще боле тяжкимъ пыткамъ, когда онъ воскликнулъ рзкимъ нахальнымъ голоскомъ:
— Скажите Берри, чтобы онъ ко мн вышелъ!
Мы вс чуть не померли отъ смха. Берри былъ въ шестомъ класс и со стороны Вилльса или другого какого-нибудь ученика младшаго отдленія было столь же неумстно вызывать его къ себ, какъ, напримръ, съ моей стороны было бы неумстно требовать, чтобы герцогъ Веллингтонъ ко мн въ гости зашелъ.
Маленькій Вилльсъ окинулъ насъ всхъ повелительнымъ взглядомъ и продолжалъ:
— Послушайте же, говорятъ вамъ, скажите Берри, что его зоветъ Гаукинсъ!
Ослушаніе Гаукинсу представлялось столь же немыслимымъ, какъ и неповиновеніе Юпитеру-громовержцу. Берри и Толмашъ, вызвавшійся ему въ бутылкодержатели, немедленно явились на зовъ и вышли на лужайку, гд ожидалъ ихъ Гаукинсъ, который съ дерзостью, простительной разв только именно ему одному, позволялъ себ курить сигару, вопреки строжайшимъ запрещеніямъ школьнаго начальства. Подойдя къ нему, Берри и Толмашъ начали прогуливаться съ нимъ взадъ и впередъ на солнцепек. Мы, ученики младшаго отдленія, внимательно поглядывали на нихъ издали. Гаукинсъ отъ времени до времени энергически жестикулировалъ руками, очевидно, излагая правила и пріемы усовершенствованнаго бокса. Кулаки его устремлялись впередъ съ быстротой молніи, словно нанося удары прямо въ лицо воображаемому противнику. Лвая рука подымалась, какъ бы обороняя собственную голову, въ то время, какъ чудовищный правый кулачище грозно билъ по воздуху, какъ бы сокрушая ребро злополучному врагу, Эта поучительная бесда длилась около десяти минутъ, по прошествіи которыхъ успли отобдать также и пансіонеры, обитавшіе въ главномъ корпус школы. Означенные юноши, въ черныхъ своихъ форменныхъ курткахъ съ роговыми пуговицами и коротенькихъ брюкахъ, стянутыхъ у колнъ подвязками, вышли изъ дверей въ кусты, окаймлявшіе лужайку со стороны главнаго корпуса. Они не захватили съ собой никакихъ принадлежностей, употребляющихся для игры въ крикетъ или же иныхъ видовъ послобденнаго спорта, свойственнаго полупраздничнымъ днямъ. Впрочемъ, разв можно было помышлять о какой-нибудь игр въ ожиданіи предстоявшаго нын зрлища страшнаго состязанія между вторымъ и третьимъ силачами?
Возвышаясь чуть-ли не цлой головой надъ другими пансіонерами въ форменныхъ курткахъ, для которыхъ онъ былъ вождемъ и тираномъ, Биггсъ шелъ, опираясь на руку Бушби. Онъ былъ по обыкновенію въ черныхъ шелковыхъ чулкахъ, которыми всегда щеголялъ и въ красномъ шелковомъ платк, стягивавшемъ ему талью вмсто пояса. Немного поодаль шла за нимъ цлая толпа любопытствовавшихъ блдныхъ, запуганныхъ мальчиковъ, одтыхъ въ подобные же форменные костюмы. Носъ Биггса распухъ отъ удара, полученнаго за нсколько часовъ передъ тмъ, по глаза сверкали огнемъ. Онъ смялся и подшучивалъ, бесдуя съ Бушби, и очевидно намревался искрошить Берри въ мелкіе куски.
Среди зрителей тотчасъ же организовались пари, результаты которыхъ свидтельствовали о недовріи къ Берри. Онъ былъ въ предложеніи по пяти за три на имбирные пряники. Я держалъ за него шесть противъ четырехъ на пирожное съ малиновымъ вареньемъ. Ученики старшихъ классовъ держали пари на деньги. У одного изъ нихъ, Сланга, запись по книг доходила до четырехъ фунтовъ трехъ шиллинговъ, но слдуетъ замтить, что онъ, выражаясь техническимъ терминомъ, перестраховалъ значительную часть своихъ закладовъ. Что касается до Таттери, то онъ проигралъ семнадцать шиллинговъ Питтсу, который рискнулъ идти, какъ говорится, башъ на башъ.
Когда пансіонеры выходили на лужайку, я слышалъ, какъ Гаукинсъ говорилъ Берри:
— Ради Бога, голубчикъ, работайте хорошенько вашею правой рукой и берегитесь его лвой!
Средніе кусты оказались, за недостаткомъ тамъ мста для зрителей, негодными для побоища. Ршено было, что оно состоится въ тни, позади младшаго отдленія школы, куда мы вс и отправились. Гаукинсъ, обладавшій громадными серебряными охотничьими часами, состоялъ судьей при часахъ. Воду накачивали насосомъ, что возл кондиторской Нотли. Хозяинъ этой кондиторской очень не долюбливалъ кулачныхъ боевъ въ полупраздники, такъ какъ эти поединки удерживали учащуюся молодежь отъ обычнаго посщенія его заведенія. На этотъ разъ одинъ только Бутлей остался вренъ кондитору. Эта жадная бестія примостилась за прилавкомъ и до поздняго вечера жрала пирожныя!
Достославный поединокъ между Берри и Биггсомъ длился, какъ это извстно каждому воспитаннику нашей школы, ровно два часа и двадцать девять минутъ по врнымъ, какъ смерть, громаднымъ охотничьимъ часамъ Гаукинса. Въ теченіе всего этого времени воздухъ оглашался криками: ‘Ай, да Берри!’ — ‘Молодецъ Биггсъ!.. Лупи его хорошенько!..’ — ‘Катай его!’… и т. д. Слдуетъ-ли мн описывать въ подробности сто дв схватки, изъ которыхъ состоялъ этотъ поединокъ? Нтъ, такое описаніе заняло бы слишкомъ много мста и наврлдъ-ли бы пришлось по вкусу современнымъ читателямъ!
Первая схватка: бойцы совершенно свжи и въ наилучшемъ порядк. На сторон пансіонера маленькое преимущество вса и роста. Берри храбро начинаетъ аттаку звонкимъ ударомъ по зубамъ своего противника. Биггсъ искусно орудуетъ лвой своей рукою. Берри падаетъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Четвертая схватка: Изъ носа пансіонера льется въ изобиліи кровь. Берри сильнымъ ударомъ сшибъ его съ ногъ и выбилъ у него передній зубъ, но при этомъ повредилъ себ кулакъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Пятнадцатая схватка: Биггсъ попадаетъ въ канцелярію, но выпутывается изъ нея, отчаянно обработывая лвой рукою ребра своего противника. Биггсу сильно досталось, но онъ все-таки оправляется, Берри валитъ его, однако, съ ногъ ловкимъ ударомъ, Тмъ не мене все еще обнаруживается увренность въ томъ, что побда останется на сторон пансіонера. Пари за него держутъ по прежнему шесть противъ четырехъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Двадцатая схватка: Оба бойца жестоко пострадали. Берри какъ будто побаивается лвой руки своего противника.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Отъ двадцать пятой до сорокъ второй схватки: Чиггсовецъ все время подается передъ лвой рукой пансіонера и отражаетъ ея аттаки, припадая на одно колно. До сороковой схватки пари держатся шесть противъ четырехъ, начиная же съ сороковой, шансы обоихъ бойцовъ признаются равными …

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сто вторая и послдняя схватка: Въ теченіе почти получаса бойцы дерутся, но, повидимому, ослабли уже настолько, что не въ состояніи наносить особенно сильныхъ ударовъ. Лицо пансіонера распухло до неузнаваемости и все облито кровью. Чиггсовецъ въ подобномъ же положеніи и кром того ребра его жестоко пострадали отъ лвой руки противника. Тмъ не мене онъ подъ конецъ изловчается нанести пансіонеру такой ударъ, что Биггсъ падаетъ. Берри валится на него. Биггсъ не въ состояніи подняться въ условленный промежутокъ времени, а потому объявляется побжденнымъ. Такимъ образомъ окончился знаменитый поединокъ между Берри и Биггсомъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Позвольте спросить, однако, какое соотношеніе съ ‘Нашими Женами’ можетъ имть описаніе этой драки между школярами? {Многіе читатели найдутъ, пожалуй, описаніе поединка составленнымъ въ слишкомъ техническихъ, а потому не совсмъ понятныхъ выраженіяхъ. Предлагаю имъ перейти прямо къ слдующей глав и принять во вниманіе, что авторъ руководствовался стилемъ употребительнйшихъ органовъ спорта.}. Какое соотношеніе иметъ все это съ ‘Нашими Женами?’ Гораздо большее, чмъ вы думаете, сударыня. Потрудитесь прочесть главу вторую, и вы сами въ этомъ убдитесь.

ГЛАВА II.
Версальскій бой.

Впослдствіи я поступилъ подъ непосредственное начало Берри. Онъ самъ колотилъ меня ежедневно, но не позволялъ никому другому до меня дотрогиваться, такъ что я въ конц концовъ получалъ побои въ количеств не большемъ того, какое могло оказаться для меня пользительнымъ. Благодаря этому, между мною и Берри возникли дружескія отношенія, сохранившіяся и посл того, какъ онъ, окончивъ курсъ въ нашей школ, поступилъ въ драгуны. Этотъ милйшій малый не забывалъ стараго своего пріятеля. Однажды онъ явился къ намъ на лужайку уже съ усами изъ мундир, обшитомъ золотыми шнурами, причемъ подарилъ мн золотую ручку для карандаша и пару совереновъ. Я покраснлъ, но тмъ не мене принялъ этотъ подарокъ. Изо-всего мною пережитаго врзалась у меня, повидимому, боле всего въ памяти слдующая картина: Берри усаживается въ кабріолетъ, запряженный громадной караковой лошадью, которую держитъ подъ уздцы изящно одтый маленькій грумъ. Кабріолетъ этотъ стоялъ въ переулк возл нашей школы. Берри приглашалъ меня погостить у него въ меблированномъ отел Лонга, гд временно остановился, но это приглашеніе было отклонено за меня докторомъ Боклемъ, объявившимъ, быть можетъ, не безъ нкотораго основанія, что я наврядъ-ли много выиграю, проведя праздникъ въ обществ такого сорванца, какъ Франкъ Берри.
Еще разъ посл того онъ зашелъ меня навстить въ университетскую коллегію Христа Спасителя. Мы общали переписываться другъ съ другомъ и хотя не сдержали этого общанія, все-таки сохранили сильнйшее взаимное расположеніе. Разставаясь мы не проливали горючихъ слезъ, но все-таки радовались, когда случай сводилъ насъ вмст. Мало по малу, однако, мы потеряли другъ друга изъ вида. Какъ-то недавно мн довелось услышать, что Берри женился и, къ стыду моему, я долженъ сознаться, что не заинтересовался даже узнать двическое имя особы, съ которою онъ сочетался законнымъ бракомъ.
Въ прошломъ году, въ бытность мою въ Париж, я похалъ въ Версаль, разсчитывая встртиться тамъ съ нсколькими знакомыми, въ томъ числ и съ молодою двицей, къ которой я питалъ нжнйшую… Впрочемъ, рчь теперь не объ этомъ! Погода стояла дождливая, и мои знакомые сочли себя вправ не сдержать даннаго слова. Я долго бродилъ, звая, по нескончаемымъ картиннымъ галлереямъ версальскаго дворца, а затмъ попытался закурить сигару въ дворцовомъ саду, за каковое преступленіе едва не былъ заколотъ штыкомъ часового, слишкомъ усердно уже принимавшаго къ сердцу свои обязанности. Въ конц концовъ я очутился волею судебъ на большой, мрачной, одинокой площади передъ дворцомъ, откуда идутъ дороги ко всмъ городамъ въ свт, какіе только собирались завоевать Людовикъ XIV и Наполеонъ I. Тамъ я могъ курить сколько мн заблагоразсудится и вмст съ тмъ размышлять, слдуетъ-ли вернуться на обдъ къ Вафуру, или же отправиться въ Отель Резервуаровъ къ Дюбу, который хотя и хорошо кормитъ, но деретъ, что называется, въ три дорога. Пока я обсуждалъ эти важные вопросы, мимо меня прохалъ экипажъ,— щегольская низенькая коляска, запряженная парой караковыхъ лошадей, съ почтальономъ въ куртк темнаго сукна, сверкавшей безчисленнымъ множествомъ вызолоченныхъ пуговицъ. Я былъ слишкомъ погруженъ въ созерцаніе изящной конструкціи экипажа и необычайно узкихъ брюкъ почтальона для того, чтобы удостоить своего вниманія особъ, сидвшихъ въ коляск. Изъ этого мечтательнаго созерцанія меня вывелъ громкій возгласъ: ‘Фицъ!’ Возгласъ этотъ вырвался съ такою энергіей у джентльмена, сидвшаго въ коляск, что почтальонъ остановилъ лошадей,— дама, сидвшая въ экипаж, пронзительно взвизгнула, а маленькая ея собаченка, изъ породы книгчарльзовъ, принялась отчаянно лаять и завывать. Джентльменъ, вызвавшій всю эту тревогу, проворно выскочилъ изъ экипажа и началъ энергически пожимать мн руку.
— Позжай домой, Джонъ,— сказалъ этотъ джентльменъ.— Я, милочка, покидаю тебя только на минуту! Видишь-ли, я встртился съ моимъ стариннымъ пріятелемъ… Фицъ, позволь тебя представить г-ж Берри.
Дама эта привтствовала меня весьма любезнымъ наклоненіемъ черной бархатной своей шляпки и объявила:
— Прошу тебя, другъ мой, не забывать, что теперь какъ разъ обденная пора! А, впрочемъ, поступай какъ знаешь. Пожалуйста не стсняйся!
Затмъ, еще разъ кивнувъ головой, сперва мн, а потомъ почтальону, она быстро умчалась отъ насъ въ своей коляск. Пожимая руку стараго моего друга и товарища Берри, я еще нсколько мгновеній могъ наблюдать блые лосиные брюки форейтора, прыгавшіе вверхъ и внизъ на сдл.
Франкъ Берри давно уже покинулъ военную службу но все еще продолжалъ носить бороду и усы, придававшіе красивому его розовому лицу мужественное, энергическое выраженіе, напоминавшее словно физіономію льва. Онъ такъ обрадовался встрч со мною, какъ могутъ радоваться только провинціалы, обитающіе въ маленькомъ городк, или же люди, томящіеся смертельной скукой. Въ большой столиц, напримръ, въ Лондон, человку некогда обращать вниманія на своихъ сосдей. Что касается до пріятелей, то, за великимъ множествомъ таковыхъ, утрачивается возможность интересоваться кмъ-либо изъ нихъ въ отдльности. Поэтому-то именно столичный климатъ до такой степени и вреденъ для дружбы.
Не переводя духа, Франкъ Берри разсказалъ мн про свою женитьбу,— объявилъ, что чувствуетъ себя безпредльно счастливымъ и настаивалъ на томъ, чтобы я немедленно же у него отобдалъ и хорошенько познакомился съ Анжеликой.
— Она, кстати, пригласила, вдь, тебя къ обду. Разв ты этого не слышалъ?— спросилъ онъ у меня.
— Г-жа Берри песомннно приглашала тебя, Франкъ, но я, право, не слышалъ, чтобы это приглашеніе распространялось также и на меня.
— Она не упомянула бы про обдъ, если бы не имла въ виду тебя пригласить. Я положительно считаю, что съ ея стороны сдлано было приглашеніе!— воскликнулъ Франкъ Берри.— Кром того, чортъ возьми, я же вдь хозяинъ дома у себя! Поэтому ты непремнно долженъ явиться къ обду. Пожалуйста не церемонься, старый дружище. Никого постороннихъ за обдомъ у насъ не будетъ, кром одного или двухъ близкихъ пріятелей, и мы потолкуемъ съ тобой за бутылкой краснаго винца о временахъ давно минувшихъ.
Я лично не находилъ противъ этой комбинаціи никакихъ возраженій, кром того разв, что сапоги у меня были грязные и вмсто фрака или сюртука, требуемыхъ общепринятымъ англійскимъ обденнымъ церемоніаломъ, я былъ въ утреннемъ пиджак. Въ виду очевидной невозможности създить въ Парижъ и вернуться оттуда въ какія-нибудь четверть часа и крайней правдоподобности высказаннаго Франкомъ Берри предположенія насчетъ того, что человкъ можетъ пообдать съ большимъ комфортомъ и въ пиджак, я счелъ себя не въ нрав отклонить изъ-за такихъ пустяковъ радушное, дружеское его приглашеніе.
При такихъ обстоятельствахъ мы дошли съ нимъ рука объ руку до маленькаго домика на Парижской Алле, гд насъ впустили сперва въ маленькій садикъ, украшенный тротомъ, фонтаномъ и нсколькими гипсовыми нимфами. Затмъ мы поднялись по крутой, поросшей мхомъ, лстниц въ сни, гд насъ привтствовали вчной своей глупой улыбкой статуи Купидона и Венеры. Оттуда насъ провели черезъ столовую, гд накрытъ былъ уже столъ на шесть приборовъ, въ маленькую гостиную. Увидвъ насъ, собаченка Фидо принялась по своему обыкновенію бшено завывать.
Берри жилъ, какъ оказалось, въ одномъ изъ старинныхъ павильоновъ, сооруженныхъ въ т времена, когда въ Версали заботились главнымъ образомъ о радостяхъ и назлажденіяхъ. Онъ очевидно предназначался спеціально для такихъ жизнерадостныхъ цлей. Объ этомъ свидтельствовали: изобиліе пострадавшихъ отъ времени амуровъ,— потрескавшіеся золотые карнизы,— старинныя зеркала, вдланныя въ стну и окруженныя бордюромъ, когда-то позолоченнымъ, а теперь выкрашеннымъ грязновато-блою краской. Длинныя низенькія окна выходили на дворъ, гд безостановочно журчалъ фонтанъ. Бассейнъ его окаймляло множество ползучихъ растеній и цвтовъ, но статуи посреди бассейна и постаменты ихъ позеленли, заплеснли и поросли мхомъ отъ недостаточнаго за ними ухода.
Я лично терпть не могу фонтановъ и статуи въ мрачной и уединенной обстановк. Нескончаемое, однообразное журчаніе воды представляется мн негостепріимнйшимъ изо всхъ возможныхъ звуковъ. Застывшая окаменвшая улыбка французскихъ статуй, равно какъ и безжизненные взгляды грацій Кановы, кажутся мн нисколько не очаровательне усмшки скелета, которой они несомннно уступаютъ въ естественности. Я убжденъ, что эти маленькіе павильоны, въ которыхъ кутили и веселились старички-маркизы, герцоги и графы, никогда не посщались при дневномъ свт своими владльцами, или же ихъ гостями. Вечеромъ тамъ зажигали сотню другую восковыхъ свчей, а что касается до фонтана на двор, то онъ, безъ сомннія, служилъ для охлажденія дорогихъ винъ, подававшихся за ужиномъ. Первое впечатлніе, произведенное на меня жилищемъ Берри, оказалось поэтому довольно тяжелымъ и неблагопріятнымъ. Тмъ не мене изъ столовой доносился звонкій гулъ откупориваемыхъ хозяиномъ бутылокъ, и эти звуки примиряли меня до извстной степени съ окружающей обстановкой. Изъ мебели, принадлежавшей самимъ Берри, бросились мн въ глаза: арфа въ кожаномъ футляр, фортепьяно, ящикъ для флейты и большіе пяльцы съ натянутой на нихъ канвой, по которой только что начали вышивать носъ сарацина. На стол лежало множество маленькихъ книжечекъ съ позолоченнымъ обрзомъ. Это были знакомыя мн киижечки сантиментально-религіознаго пошиба, порожденныя въ такомъ множеств потребностями нашей эпохи, а также вкусами современныхъ двицъ и дамъ. О вкусахъ, разумется, не спорятъ, преимущественно же съ особами прекраснаго пола, но все же, клянусь честью, мн было бы пріятне, если бы г-жа Фицъ-Будль читала взамнъ такихъ книжекъ хотя бы даже похожденія Гемфри Клинкера.
Кром упомянутыхъ книжекъ, на стол лежала, разумется, также родословная англійскихъ пэровъ. Разв можетъ обойтись безъ нея какое-либо британское семейство, принадлежащее къ такъ называемому порядочному обществу?
Я направлялся уже къ дверямъ, чтобы полюбоваться зрлищемъ Франка, вытаскивающаго пробки изъ бутылокъ, когда милйшая собаченка, черномордый кингчарльзъ, ободренная тмъ, что я отвернулся, бросилась на меня съ злобнымъ лаемъ и вцпилась зубами мн въ брюки. Она была награждена за это вжливымъ пинкомъ, заставившимъ ее съ визгомъ отлетть въ другой конецъ комнаты. Собаченка только что продлала это непроизвольное сальто-мортале, когда дверь внезапно отворилась и въ гостиную вошла сама хозяйка. Франкъ шелъ слдомъ за своей супругой и нсколько встревоженно глядлъ на меня изъ-за ея плеча.
Г-жа Берри показалась мн чрезвычайно блдной и худощавой дамой, съ густыми бровями, которыя почти сходятся вмст какъ разъ надъ носомъ, что, сколько извстно, считается зловщимъ признакомъ. Носъ у нея былъ греческій, а ротъ узенькій, почти безъ губъ, представлялъ собою что-то врод маленькой складки на лиц. Изъ подъ бровей глядли большущіе глазища, имвшіе привычку постоянно обращаться въ потолку. Волосъ у Анжелики Берри было сравнительно немного, и она носила ихъ заплетенными въ косы, которымъ, съ помощью накладнаго шиньона, лавровой вточки, или же парочки цвтовъ, умла придавать характеръ строго классической прически. Она любила носить черныя платья и всегда щеголяла прелестнйшими шелковыми чулками и башмачками. Ножка у нея дйствительно хорошенькая. Немудрено, что владлица такой ножки всегда выставляетъ ее на показъ, глядитъ на эту ножку, притопываетъ ножкой и постоянно ею восхищается.
— Фидо,— говоритъ она собаченк,— ты чуть не раздавила мн ногу!.. Голубчикъ Франкъ,— продолжаетъ она, обращаясь уже къ мужу,— принеси-ка мн скамеечку подъ ноги,— или:— Мн что-то холодно ногамъ,— и т. п.
Вообще о чемъ бы ни шелъ разговоръ, она всегда съуметъ ввернуть въ него свои ноги.
Г-жа Берри неизмнно носитъ на ше миніатюрный портретъ своего отца, сэра Джоржа Катакомба, лейбъ-аптекаря его величества короля Георга III. Она считаетъ этого монарха и его аптекаря величайшими изъ всхъ мужей, о которыхъ когда-либо упоминалось въ исторіи. Сама она родилась на углу Портманской площади и Бекерской улицы. Это обстоятельство само уже по себ характеризуетъ ее въ достаточной степени. Она такая же долговязая, мертвенно-приличная и непроходимо-скучная особа, какую долженъ былъ породить этотъ мертвенно-приличный лондонскій кварталъ. Съ ея стороны совершенно естественно носить въ качеств украшенія похоронную эмблему своего папеньки, какъ это принято на Векорской улиц въ девяти домахъ изъ десяти.
Никакъ нельзя придумать, что именно побудило такого веселаго молодца, какъ Франкъ Берри, жениться на миссъ Анжелик Катакомбъ. Онъ говоритъ, что встртился съ нею въ Гэмптонкурт, гд стоялъ тогда его полкъ и гд живетъ до сихъ поръ ея тетка, леди Нашъ. Анжелика постоянно наводитъ разговоръ на эту высокородную леди. Если вы откроете въ ‘Родословной британскихъ пэровъ и дворянскихъ домовъ’ страницу, снабженную закладкой, то увидите печатную замтку, сообщающую, что сэръ Джонъ Нашъ былъ женатъ на Анжелик, дочери Гревса Катакомба, эсквайра, а въ выноск приписано изящнымъ женскимъ почеркомъ: ‘И сестр покойнаго сэра Джоржа Катакомба, жившаго на углу Портманской площади и Бекерской улицы’. Выноска эта, разумется, украшена подписью А. Б. Удивительно до какой степени любятъ особы прекраснаго пола длать выноски на поляхъ книгъ и украшать эти выноски прелестными своими иниціалами! Вышеупомянутыя уже книжечки съ золотыми обрзами, принадлежащія г-ж Берри, испещрены помтками ея карандаша,— восклицательными знаками на поляхъ,— заявленіями: ‘Да, справедливо! А. В. и т. п. Можно узнать многое относительно характера очаровательной особы прекраснаго пола изъ внимательнаго просмотра прочитанной ею книги. Вашъ покорный слуга пріобрлъ такимъ путемъ довольно обстоятельныя свднія о г-ж Берри, проведя въ гостиной десять минутъ, пока она занималась своимъ туалетомъ въ сосдней спальн.
— Ты часто слышала отъ меня про Джоржа Фица,— сказалъ Франкъ, бросивъ на жену умоляющій взоръ.
— Даже очень часто,— возразила его супруга тономъ, который давалъ понять, что вмсто очень слдовало бы, собственно говоря, употребить выраженіе слишкомъ.— Позвольте спросить васъ, однако, сударь,— продолжала она, устремивъ на мои сапоги пристальный взглядъ,— будете вы сегодня обдать у насъ?
— Разумется, милочка! Съ какой стати пришелъ бы онъ сюда въ противномъ случа! Не хать же ему, въ самомъ дл, въ Парижъ за своимъ параднымъ костюмомъ?
— Надюсь, голубчикъ, что, по крайней мр, ты однешь на себя парадныя костюмъ и замнишь грязные сапоги чистыми? Леди Нашъ явится сюда черезъ пять минутъ, а Добусъ не уступитъ по части аккуратности лучшему изъ хронометровъ!
Затмъ, обращаясь ко мн съ извиненіемъ, которое само по себ звучало столь же утшительно, какъ пощечина,— она добавила:
— У насъ сегодня обдаютъ кое-кто изъ хорошихъ знакомыхъ, обращающихъ большое вниманіе на общественныя приличія. Я убждена, впрочемъ, что они извинятъ вашъ утренній костюмъ, узнавъ, что вы попали сюда на обдъ совершенно неожиданно, какъ для насъ, такъ и для самихъ себя. Однако же, какъ здсь пахнетъ табачнымъ дымомъ.
Съ этими словами Анжелика Берри величественно услась на диванъ, выставила впередъ ножку, позвала къ себ Фидо и снова погрузилась въ ледяное молчаніе. Франкъ давно уже ушелъ въ свою комнату, бросивъ на прощанье жен взглядъ кающагося гршника, не не осмливаясь взглянуть мн въ глаза. Я сразу понялъ, въ чемъ дло. Бдняга оказывался львомъ, прирученнымъ укротительницей зврей. Онъ служилъ и носилъ поноску, выполняя вс приказанія Анжелики гораздо безотвтне и покорне, чмъ визгливая черномордая ея собаченка, Фидо.
Меня лично не такъ-то легко приручить. Въ данномъ случа я ршился ни чуточки не смущаться и не обнаруживать дурного настроенія духа, а потому, чтобы завязать снова разговоръ, завелъ рчь про леди Нашъ.
— Вы, кажется, упомянули фамилію Нашъ? Я знакомъ съ одною дамой, носящей эту фамилію, и притомъ, очень некрасивою дамой.
— По всмъ вроятіямъ, она не изъ тхъ Нашей, о которыхъ я говорила,— возразила г-жа Берри, бросивъ на меня взглядъ, краснорчиво заявлявшій, что такой человкъ, какъ я, не можетъ имть чести быть знакомымъ съ столь высокопоставленными лицами.
— Это гэмптонкуртская старушка, леди Нашъ, дородная блокурая женщина,— украшаетъ свою прическу аметистовой шпилькой, слпая на одинъ глазъ,— носитъ блокурый парикъ и свтлозеленое платье.
— Леди Нашъ, сударь, доводится мн родною теткой,— отвчала г-эка Берри,
Она, повидимому, не особенно на меня разсердилась, хотя и ожидала получить отъ старушки кое-какое наслдство. Дло въ томъ, что дурные отзывы о нашихъ пріятеляхъ доставляютъ намъ въ большинств случаевъ извстнаго рода удовольствіе.
— Скажите на милость,— продолжалъ я,— она, вдь, родная дочь стараго виндзорскаго Катакомба, если не ошибаюсь, гробовщика. Мужа ея прозвали Калли-пашемъ, а ее само—Пишпашихой. Вы можете убдиться отсюда, сударыня, что я знаю всю ихъ семью — Г-нъ Фицъ-Симонсъ!— воскликнула Анжелика, вставая и выпрямляясь во весь ростъ.— Я не привыкла къ тому, чтобы меня, или моихъ родственниковъ, называли разными насмшливыми кличками. Если вы удостаиваете уже насъ чести вашего общества, то прошу васъ, сударь, по возможности, но оскорблять родственныхъ моихъ чувствъ. Мистеръ Катакомбъ, сударь, пользовался довріемъ своего монарха, а сэръ Джонъ Нашъ былъ представителемъ семьи, возведенной въ баронское достоинство еще королемъ Карломъ II. Онъ доводится мн дядей, сударь, а мистеръ Катакомбъ мой ддушка!
— Очень сожалю, милостивйшая государыня, о невольномъ моемъ промах и прошу у васъ извиненія. Впрочемъ, вы тоже должны извиниться передо мною, такъ какъ — я не Фицъ-Симонсъ, а Фицъ-Будль.
— Какъ! Фицъ-Будль изъ Будль-Голля? Старинный пріятель и товарищъ моего мужа? Изъ аристократической фамиліи, возведенной при Карл I въ баронское достоинство? Ахъ, сударь, прошу у васъ тысячу разъ извиненія! Душевно рада видть у себя человка, про котораго слышала такъ много отъ Франка. Знаешь-ли, Франкъ,— добавила она, обращаясь къ мужу (который тмъ временемъ вернулся въ гостиную, облекшись уже въ блый жилетъ и блистательнйшіе лакированные сапоги), знаешь-ли, душенька, что я по ошибк приняла мистера Фицъ-Будля за мистера Фицъ-Симонса, противнаго ирландскаго лошадинаго барышника? Во вки вковъ не прощу я себ, что обошлась съ нимъ такъ грубо!
Большущіе раза приняли такое выраженіе, какъ если бы намревались убить меня наповалъ своей любезностью и добротою. Владлица ихъ перешла изъ состоянія величественно-презрительнаго спокойствія къ улыбающейся, веселой и даже слегка игривой доврчивости. Она сообщила мн о томъ, что слышала, какое я ужасное созданіе, и хочетъ позаботиться о моемъ исправленіи, а потому проситъ заходить почаще къ ея Франку.
Фицъ-Симонъ, за котораго меня приняли, дйствительно, неважная птица. Онъ далеко не служитъ украшеніемъ своей родин, городу Дублину. Удостоившись получить въ чьей-то арміи капитанскій чинъ, онъ обратился теперь въ профессіональнаго шуллера и барышника. При всемъ томъ, если бы я привелъ его домой и предложилъ г-ж Фицъ-Будль накормить его обдомъ, то мн было бы пріятно, если бы эта воображаемая дама приняла съ подобающей вжливостью гостя, приведеннаго ея мужемъ и не позволяла себ его оскорблять. Посл того, какъ разъяснилось недоразумніе, со мной, разумется, обошлись съ самымъ обольстительнымъ радушіемъ, но я имлъ случай вскор убдиться, что далеко не вс старые знакомые Франка удостоивались такого сердечнаго пріема. Дйствительно, г-жа Берри отнеслась совершенно иначе къ другому школьному товарищу ея мужа, явившемуся тоже въ ея гостиную. Это былъ Джекъ Буттсъ, избравшій себ профессіей живопись и торговлю картинами. Бдняга этотъ былъ приходящимъ ученикомъ въ школ, учрежденной корпораціей мясниковъ, въ то время, какъ мы состояли тамъ своекоштными пансіонерами. Онъ тогда уже оказывалъ намъ большія услуги, покупая для насъ въ город и доставляя по принадлежности сосиськи, пикули и всевозможные другіе товары, которыхъ мы не могли бы себ инымъ образомъ раздобыть. Съ тхъ поръ бдняга исполнялъ, повидимому, все время обязанности фактора и состоялъ теперь въ этой должности у г-жи Берри. Къ нему безпрерывно обращались съ вопросами: ‘Окончили вы уже, мистеръ Буттсъ, картинку въ альбомъ для леди Нашъ?’ (Буттсъ представлялъ означенную картинку), ‘Подобрали вы для меня шелка у Делилля?’ (Бутсъ подавалъ шелка, купленные имъ, безъ сомннія, на послднюю свою пятифранковую монету). ‘Заходили вы къ нашему мебельщику въ улицу Сенъ-Жакъ?’, ‘Принесли вы мн канареечнаго смени?’, ‘Освдомились вы, скоро-ли эта противная мямля, г-жа Фише, вычиститъ мою шаль?’ ‘Принесли вы новый комплектъ струнъ для гитары?’
Оказалось, что Буттсъ не принесъ струнъ для гитары, вслдствіе чего на лиц у г-жи Берри появилось тоже самое грозное выраженіе, которое я замтилъ уже на немъ передъ тмъ и которое заставляло меня трепетать за участь Франка.
— Милйшая Аижелика,— замтилъ Франкъ, не безъ нкотораго остроумія,— ты, кажется, считаешь Джека Буттса чмъ-то въ род вьючнаго верблюда и въ тоже время требуешь отъ него выполненія цлой массы разнообразнйшихъ порученій самаго хитраго свойства. Ты заставляешь его рисовать картинки въ альбомы знакомыхъ теб дамъ, посылаешь его къ мебельщику, поручаешь покупать канареечное смя, шелкъ для вышиванія и т. д., и т. д., а въ награду за все это злишься, оттого что онъ забылъ выполнить послднее твое порученіе.
— Я вовсе и не думала злиться, Франкъ, и не имю такой привычки, хотя ты мн ее великодушно и приписываешь. Я очень, очень благодарна мистеру Буттсу за выполненіе моихъ порученій. Что касается до картинъ, на которыя ты такъ добродушно намекаешь, Франкъ, то я считала ихъ такими пустяками, о которыхъ не стоитъ даже и говорить. Если я ошибалась, то мн доставитъ величайшее удовольствіе уплатить то, что за нихъ причитается. Я попрошу мистера Буттса представить мн счегъ!
— Клянусь Юпитеромъ, Анжелика, ты слишкомъ уже забываешься! вскричалъ Берри, но маленькая супружеская буря, собиравшаяся уже разразиться, внезапно улеглась, такъ какъ французъ-камердинеръ Берри, распахнувъ двери настежъ, доложилъ о прибытіи лэди Нашъ и доктора Добуса, которые немедленно и вошли въ комнату.
Особа старушки Нашъ была уже описана въ общихъ чертахъ. Старушка эта рзко отличается темпераментомъ отъ мрачной своей племянницы и должна быть признана самой развеселой вдовушкой, когда-либо носившею трауръ. Она состояла въ какой-то должности при Двор, а потому разсказываетъ множество анекдотовъ про покойнаго короля Георга III и августйшихъ его дочерей. Г-жа Берри никогда не упускаетъ случая величественно обратить вниманіе постителей на эти анекдоты. Въ молодости леди Нашъ зжала сама не разъ на королевскую охоту съ борзыми. Она заставила своего мужа записаться въ члены клуба ‘Правящихъ четвернею’ и знала множество анекдотовъ про сэра Годфрея Вебстера, сэра Джона Лэда и другихъ стародавнихъ героевъ. Ей какъ-то довелось ссудить мелкими деньгами Дика Шеридана и она помнитъ лорда Байрона еще угрюмымъ, худощавымъ отрокомъ. Леди Нашъ утверждаетъ, что никогда не встрчала боле пріятнаго собесдника, чмъ Чарльзъ Фоксъ, и нисколько не стсняется сообщить, что одинъ изъ принцевъ былъ влюбленъ въ нее по уши. При всемъ томъ она утверждаетъ, что ей всего только пятьдесятъ два года, по я лично никакъ не могу уяснить себ ариметическихъ выкладокъ, путемъ которыхъ она приходитъ къ такому результату. Когда-то, въ давно минувшія времена, прежде, чмъ у нея вытекъ глазъ, а жемчужные зубки во рту оказались закрпленными въ золотой пластинк, она была, вроятно, недурненькои женщиной. Несмотря на отсутствіе природныхъ зубовъ, леди Нашъ ежедневно предается обжорству. Впрочемъ, она и пьетъ больше чмъ бы слдовало, поднося трепетной, старческой рукою рюмку мараскина къ старческимъ своимъ губамъ. На каждомъ пальц ея рукъ сверкаетъ, по меньшей мр, дюжина колецъ и каждое изъ нихъ иметъ свою исторію. Все это, разумется, очень глупыя исторіи, но я лично нахожу нчто интересное даже и въ самыхъ глупыхъ семейныхъ исторіяхъ и убжденъ, что т, кто ихъ разсказываетъ, непремнно люди добросердечные.
Что касается до г-жи Мечитъ, то о ней незачмъ здсь распространяться. Это компаньонка леди Нашъ, живущая у нея съ 1815 года. Милэди обращаетъ на нее нуль вниманія, называетъ своею бдняжкой Мечитъ и считаетъ чуть-ли не полуумной. Г-жа Берри, въ свою очередь, ненавидитъ компаньонку, подозрвая въ ней лицемрку, умышленно прикидывающуюся дурой, чтобы выманить себ у дяди Нашъ кругленькій капиталецъ. Во все продолженіе обда Анжелика не удостоила г-жу Мечитъ ни единымъ словомъ и не пригласила ее чего-нибудь покушать.
Мистеръ Добусъ отставной военный врачъ, участвовавшій въ кампаніяхъ на Пиренейскомъ полуостров. Каждый, кому доведется встртиться съ мистеромъ Добусомъ, не замедлитъ узнать это отъ него лично. Подобно большинству военныхъ врачей, онъ, по наружности и въ разговор, оказывается не въ примръ воинственне строевыхъ офицеровъ и нижнихъ чиновъ. Подобно многимъ англійскимъ ветеранамъ, онъ считаетъ умстнымъ подражать манерамъ герцога Веллингтона. Будучи на самомъ дл самымъ мягкосердечнымъ и податливйшимъ человкомъ въ свт, онъ говоритъ отрывисто и съ разстановкой, приправляя отъ времени до времени свою рчь излюбленными проклятіями великаго полководца. Кром вышеупомянутыхъ обдали въ этотъ день у Франка: отставной капитанъ одного шотландскаго полка Гоффъ, его преподобіе Лемуель Ней, проповдникъ въ Сенъ-Жерменской англиканской церкви, маленькій Куттлеръ и неизбжный французъ, присутствующій на всякомъ англійскомъ званомъ обд на материк Европы. Посл нсколькихъ тщетныхъ попытокъ заговорить по англійски, такой французъ обыкновенно убждается въ тщетности своихъ усилій и умолкаетъ. Молодыя замужнія дамы и главы семействъ приглашаютъ его къ себ, обыкновенно въ качеств вальсера, онъ же въ свою очередь сообщаетъ своимъ пріятелямъ въ клуб или ресторан, что покорилъ сердце очаровательной англичанки. Обращаюсь къ вамъ, семейные люди, съ совтомъ никогда не пускать въ себ черезъ порогъ француза-холостяка! Думаю, что этотъ совтъ самъ по себ уже вознаградитъ съ лихвою покупщика моей книги за понесенныя имъ издержки. Я вовсе не намренъ утверждать, чтобы упомянутому французу удавалось хотя бы въ одномъ случа изъ тысячи дйствительно напакостить, но онъ постоянно замышляетъ учинить пакость. Французы бросаютъ на нашихъ англійскихъ Сусаннъ святотатственные и наглые взгляды. Потрудитесь когда-нибудь прислушаться къ болтовн двухъ французовъ, которые, ухмыляясь другъ другу, фланируютъ по асфальту своихъ бульваровъ въ лакированныхъ сапожкахъ, фальшивыхъ прическахъ, нафабренныхъ усахъ и рубашкахъ съ отложными воротничками. Эти господчики, затянутые въ корсеты и замчательно ловко ворочающіе глазами, позволяютъ себ разсказывать, чортъ-знаетъ, что такое, про добродушную, наивную, тщеславную, глупенькую уроженку Бекерской улицы, разбираютъ ее по косточкамъ, показываютъ ея письма и длаютъ при этомъ намеки… Нтъ, я положительно не могу равнодушно думать обо всемъ этомъ, точно также, какъ не могу слышать объ англичанк, вышедшей замужъ за француза, безъ того, чтобы меня не охватило чувство состраданія къ ней и стыда за нее {Каждый, кому случалось жить за границей, разумется, можетъ указать штукъ двадцать блестящихъ исключеній изъ вышеозначеннаго общаго правила. Бываютъ смшанные браки, въ которыхъ французъ фактически длаетъ честь англичанк, предлагая ей свою руку и сердце. Слдуетъ, однако, принять во вниманіе, что во Франціи женитьба иметъ въ большинств случаевъ характеръ погони за приданымъ. Объ уваженіи французовъ къ святости брака желающіе могутъ составить себ понятіе хотя бы, напримръ, на основаніи французскихъ романовъ.}!
Вернемся, однако, къ гостямъ. Его преподобіе Лемуель Ней принадлежитъ къ числу джентльменовъ, которыхъ замужнія дамы любятъ приглашать на свои чаепитія. Онъ спускаетъ себ локонъ волосъ на лобъ и опрыскиваетъ носовой свой платокъ самыми изысканными благоуханіями. Онъ повязываетъ съ неподражаемымъ искусствомъ свой блый галстухъ, который не снимаетъ съ себя, повидимому, даже и ночью. Его преподобіе приноситъ съ собою всегда флейту, на которой, разумется, предпочитаетъ играть что-нибудь изъ Генделя, но можетъ также исполнить, при случа, нсколько сантиментальныхъ, или даже веселенькихъ модныхъ романсовъ. Онъ не танцуетъ, но очевидно считаетъ это большимъ для себя лишеніемъ. Галоши свои онъ оставляетъ въ сняхъ, но въ сущности неизвстно чего ради ихъ носитъ, такъ какъ даже и въ самую грязную погоду у него на ногахъ никогда нельзя замтить пятнышка. Ней воспитывался въ Сентъ-Джонской коллегіи Кэмбриджскаго университета и въ теченіе одного или двухъ семестровъ позволялъ себ тамъ кутить, какъ и самъ въ этомъ сознается. Короче сказать, его преподобіе преисполненъ млекомъ и водицей пастырскаго благодушія, достопочтенное же его семейство обитаетъ близъ Гакнея.
Что касается до Гоффа, то онъ обладаетъ большимъ сіяющимъ лысымъ лбомъ и громадными щетинистыми красно-рыжими бакенбардами, носитъ блыя замшевыя перчатки, здорово пьетъ, любитъ сыграть робберъ въ вистъ и разсказать посл обда исторію, начинающуюся словами: ‘Вы, разумется, помните, доктора Санди Макъ Леллона, прибывшаго къ нашему полку въ Вестъ-Индіи? Такъ видите-ли, сударь, и т. д.’. Кром того, въ числ обдающихъ былъ и маленькій Куттлеръ.
Быть можетъ, не всмъ читателямъ удалось это замтить, но люди, хорошо знакомые съ нравами и обычаями пишущей братіи, давно уже, надо полагать, догадались, что если бы за обдомъ у Франка Берри случилось что-нибудь особенно интересное, то авторъ счелъ бы долгомъ упомянуть такой казусъ страницами двумя раньше и не заставилъ бы почтеннйшую публику такъ долго смотрть на сервировку и украшеніе обденнаго стола.
Надо сознаться, однако, что за обдомъ и къ самомъ дл не произошло ничего существеннаго, если не принять въ разсчетъ того факта, что я имлъ случай наблюдать за Анжеликой Берри и такимъ образомъ ознакомиться съ многоразличными сторонами ея характера. Несмотря на величайшую любезность, съ которой относилась ко мн хозяйка дома, я, къ сожалнію, вынужденъ былъ составить объ этой прелестной дам самое неблагопріятное впечатлніе. Если говорить всю правду, то мн было бы гораздо пріятне съ ея стороны вжливое обращеніе съ г-жею Мечитъ, чмъ слишкомъ уже подслащенная любезность съ вашимъ покорнйшимъ слугою. Она утверждала, будто не вдаетъ, что именно подадутъ намъ къ обду. При такихъ обстоятельствахъ съ ея стороны было бы гораздо естественне не хмуриться, не кусать себ губъ и не жестикулировать такимъ отчаяннымъ образомъ каждый разъ, когда французъ-лакей, мосье Анатоль, незнакомый съ нравами и обычаями англійскихъ обденныхъ столовъ, ставилъ какое-нибудь блюдо не тамъ, гд бы слдовало. Вмст съ тмъ она позволяла себ длать въ разговор несмтное множество намековъ на Будль-Голль, а между тмъ нтъ ничего безтактне какъ наводить человка на разговоръ о замкахъ и владніяхъ старшаго его брата. Ко мн обращались также со множествомъ вопросовъ о вдовствующей леди Фицъ и шотландскихъ ея родственникахъ Плундуффахъ, съ которыми леди Нашъ была знакома, такъ какъ видлась съ ними при Двор и у лорда Мельвилля. Понятно, что она могла видть тамъ не только Плундуффовъ, но и многія тысячи другихъ шотландцевъ. Не понимаю только, какое могло быть мн до этого дло? Я вдь ни чуточки не интересуюсь вдовствующею леди Фицъ-Будль. ‘Когда будете писать ея сіятельству, сообщите, что видлись съ ея старой пріятельницей’,— сказала заискивающимъ тономъ г-жа Берри, и я совершенно искренно далъ требуемое общаніе, зная, что если бы почтовое вдомство вздумало даже платить за каждое письмо, опускаемое въ его ящикъ, то и въ такомъ случа меня не подкупили бы никакими деньгами написать хоть строчку этой вдовствующей леди.
Короче сказать, я нашелъ, что Франкъ Берри, подобно многимъ простосердечнымъ добрымъ малымъ, выбралъ себ въ жены властолюбивую, дурно воспитанную бабу, съ гадкимъ характеромъ. Незачмъ было обладать большой наблюдательностью, чтобы убдиться въ такомъ очевидномъ факт, какъ рабское подчиненіе Франка своей Анжелик.
Подчиненіе это не было, впрочемъ, еще надлежаще упроченнымъ. Рабъ позволялъ себ иногда попытки возмущенія и сердито потрясалъ отъ времени до времени своими цпями. Объ этомъ свидтельствовала уже маленькая предобденная стычка. Также и за обдомъ мой пріятель позволилъ себ разъ или два рзко возражать жен. Желая по возможности загладить ея невниманіе къ Джеку и г-ж Мечитъ, онъ особенно ухаживалъ за ними обоими,—старался ихъ угощать и постоянно подчивалъ шампанскимъ, но самъ остерегался пить, такъ какъ очаровательная супруга все время не спускала съ него глазъ.
Къ концу дессерта, хозяйка, дувшаяся за обдомъ на мужа, внезапно стала до чрезвычайности любезной съ своимъ супругомъ и властелиномъ. Вслдъ затмъ она ласковымъ заискивающимъ тономъ освдомилась у меня, не считаю-ли я заслуживающимъ подражанія французскій обычай, въ силу котораго мужчины должны вставать изъ-за стола одновременно съ дамами?
— Клянусь честью, сударыня,— возразилъ я,— обычай этотъ кажется мн изъ рукъ вонъ негоднымъ.
— Я держусь того же мннія,— объявилъ Куттлеръ.
— Это изъ рукъ вонъ негодный обычай, слышите вы это, сударыня?— воскликнулъ Берри, разсмявшись и наливая себ стаканъ вина.
— Тмъ не мене, Франкъ, когда мы обдаемъ одни, ты всегда встаешь изъ-за стола вмст со мною, рзкимъ тономъ возразила ему жена.
— Правда, душечка, я длаю это, когда мы обдаемъ одни, но вдь теперь у насъ за столомъ, слава Богу, собралось маленькое общество!— замтилъ покраснвъ Берри и затмъ разсмявшись добавилъ: — Анатоль, бордоскаго!
— Я убжденъ, что на обдахъ въ Карльтонъ-гоуз кавалеры всегда оставались сидть за столомъ по уход дамъ. Такъ вдь, леди Нашъ?— освдомился Добусъ, который былъ тоже не прочь отъ стакана хорошаго винца.
— Само собою разумется,— подтвердила миледи, весело кивнувъ ему головою.
— Припоминаю,— воскликнулъ капитанъ Гоффъ,— что на остров святого Маврикія мистриссъ Макъ-Уиртеръ, командовавшая шестьдесятъ вторымъ полкомъ, говаривала обыкновенно мужу: ‘Макъ, если ты хочешь привести себя только въ веселое настроеніе духа, то не совтую теб сидть, посл ухода дамъ, боле двухъ часовъ за столомъ. Если же хочешь напиться, то не зачмъ было обдать дома. Ты могъ оборудовать это и въ офицерской столовой!’ Какъ видите, сударыня, г-жа Макъ-Уиртеръ все-таки находила умстнымъ разршать мужу двухчасовой отпускъ! Ха, ха, ха! Мистеръ Ней, потрудитесь передать мн оливки!
Большинство, очевидно, было на нашей сторон, но, не смотря на это, Анжелика Берри, въ качеств упрямой и злой бабы, ршилась надлать намъ возможно больше непріятностей, а потому начала собирать голоса. Бдняга Джекъ, разумется, сгрусилъ и подалъ голосъ, какъ ей было желательно. Пасторъ Ней объявилъ, скрпя сердце, что чашка чая, приправленная нкоторымъ количествомъ музыки, для него пріятне бордоскаго вина. Что касается до француза, то на вопросъ г-жи Берри: ‘А вы, какого мннія, г-нъ виконтъ?’ г-нъ де-Благеваль въ продолженіе цлыхъ двухъ часовъ впервые прервалъ молчаніе и спросилъ:
— Вы что-то говорите? Вы, кажется, говорите со мною?
— Посл обда любите вы ходить съ дамами?— переспросила на ломанномъ французскомъ язык хозяйка.
— Какъ съ дамами?
— Ходить съ дамами, какъ въ Париж, или оставаться съ кавалерами, какъ въ Англіи?
— Ахъ, сударыня, разв можно задавать такіе вопросы?— воскликнулъ тщедушный виконтъ, мгновенно вскакивая со стула и съ театральнымъ жестомъ, протягивая руку г-ж Берри.
Анжелика, взявъ его за руку, вышла изъ столовой. Престарлая леди Нашъ, подъ руку съ пасторомъ Неемъ, двинулась слдомъ за племянницей, изумляясь новымъ обычаямъ, которые были совсмъ не въ мод въ царствованіе Георга III.
Г-жа Берри, удаляясь, бросила торжествующій взглядъ на своего супруга. Франку въ свою очередь была, очевидно, непріятна измна трехъ восьмыхъ всего наличнаго состава мужчинъ, обдавшихъ за его столомъ.
Представьте себ, однако, наше изумленіе и восхищеніе, когда минуту спустя они вс трое вернулись. Французъ казался до чрезвычайности изумленнымъ, пасторъ же и живописецъ имли нсколько сконфуженный видъ. Дло въ томъ, что старая прямодушная леди Нашъ никогда еще въ жизни не бывала до тхъ поръ въ Париж и вовсе не была расположена жертвовать часочкомъ послобденнаго спокойствія и дремоты ради какихъ-то французскихъ нелпыхъ обычаевъ. Обратившись къ г-ж Берри, она сказала ей безъ всякихъ обиняковъ:
— Надюсь, милая Анжелика, что ты не намрена удерживать здсь этихъ трехъ кавалеровъ? Отошли ихъ обратно въ столовую. Мн кстати надо переговорить съ тобою кое о чемъ.
Анжелика, разсчитывавшая получить посл тетки наслдство, поспшила исполнить ея желаніе, посл чего старушка опустилась въ кресло и немедленно же уснула. Выражаясь точне, она уснула тотчасъ же, какъ только умолкли возгласы, вызванные возвращеніемъ трехъ упомянутыхъ кавалеровъ въ столовую.
Тмъ временемъ я имлъ съ маленькимъ Куттлеромъ конфиденціальный разговоръ о характер г-жи Берри.
— Она сущая вдьма,— шепнулъ онъ мн на ухо,— и властолюбива, какъ чортъ! Берри пробуетъ иной разъ защищаться и мн случалось видть, какъ онъ въ продолженіе цлой недли настаивалъ на своемъ. Когда ему удается выпить надлежащую порцію вина, это придаетъ ему бодрости, и онъ становится посл обда не только собственнымъ своимъ господиномъ, но и властелиномъ жены. Поэтому-то Анжелика никогда и не позволяетъ ему пить.
Не знаю, была-ли это съ нашей стороны порочная, или, напротивъ того, добродтельная и честная мысль, но только у насъ обоихъ одновременно возникло намреніе освободить Франка Берри изъ цпей рабства. Дамы, безъ сомннія, постановятъ намъ приговоръ, сообразный съ ихъ кроткой, всепрощающей натурою, ноия знаю напередъ, какъ отнесутся къ этому намренію мужчины, достойные такого имени, и совершенно довольствуюсь ихъ жизнерадостнымъ одобреніемъ.
Мы встртили радостными привтствіями и возгласами трехъ заблудшихся агнцевъ, вернувшихся къ нашему невинному стаду. Мы заставили Берри (не оказывавшаго, впрочемъ, ни малйшаго сопротивленія) потребовать еще множество бутылокъ бордоскаго,— принудили француза пить, а бднягу Нея привели вскор въ такое возбужденное состояніе, что онъ изъявилъ желаніе спть намъ псенку, которую слышалъ когда-то въ Кембридж на очень веселомъ ужин и которая начиналась такъ:
‘Сорока сидла на груш,
Сорока сидла на груш,
Сорока сидла на груш,
Вотъ какъ, фить какъ,
на груш, на груш!..’
Можете представить себ выраженіе лица прелестной Анжелики, когда, встревоженная этимъ вакхическимъ припвомъ, она отворила двери и убдилась что означенный припвъ исходитъ изъ устъ его преподобія Лемуеля Нея!
— Это ты, милочка!— воскликнулъ Берри, чувствуя себя теперь мужественне любого Петруччіо.— Войди-ка сюда, возьми себ стулъ и послушай псенку Нея!
— Леди Нашъ уснула, Франкъ!— возразила ему жена.
— Тмъ лучше, милочка! Теб теперь нечего длать въ гостиной! Джекъ, сдлай милость, налей г-ж Берри стаканъ вина!
— Неужели вы хотите разбудить вашу тетку, сударь?— прошипла Анжелика.
— Пожалуйста не безпокойся обо мн, голубушка, я не сплю и очень люблю веселыя псни!— крикнула изъ гостиной леди Нашъ.— Пойте себ на здоровье, джентльмены!
Въ виду такого поощренія мы принялись пть хоромъ, а г-жа Берри вынуждена была со стыдомъ удалиться въ гостиную. Она заперла за собою двери, лишивъ такимъ образомъ свою тетку удовольствія слушать наши псни.
Франкъ Берри, къ тому времени, дошелъ до состоянія сообщительности, въ какое третья бутылка всегда приводитъ хорошо уравновшенный умъ. Онъ чистосердечно сознался передъ Куттлеромъ и мною въ обидахъ и стсненіяхъ, которыя навлекла на него брачная жизнь. Ему не разршалось обдать вн дома и рдко лишь дозволялось приглашать къ себ на обдъ пріятелей, зато строжайше воспрещалось курить не только дома, а даже и въ конюшн. По утрамъ жена таскала его изъ одного магазина въ другой, а по вечерамъ его ожидало нескончаемое чаепитіе и чтеніе жен вслухъ глупйшихъ сантиментальныхъ поэмъ, или душеспасительныхъ посланій какого-нибудь миссіонера. Жена пичкала его лекарствами каждый разъ, когда ей казалось, будто онъ немного блдне обыкновеннаго. Но возвращеніи съ прогулки его заставляли всегда надвать на себя чистые чулки и сапоги.
— Мало этого,— воскликнулъ онъ, разстегивая жилетъ и потрясая кулакомъ по направленію къ доктору Добусу,— потрудитесь взглянуть, что сдлали со мною Анжелика и проклятый Добусъ!
Мн пришло на мысль, что г-жа Берри надла на своего супруга фланелевую фуфайку. Оказалось, что я ошибся. Съ нимъ поступили несравненно хуже. Клянусь честью, что ему на грудь налпили дегтярный пластырь!
Вся наша компанія подняла страшный хохотъ и ревъ. Добусъ хохоталъ и ревлъ нисколько не тише другихъ, но вмст съ тмъ утверждалъ, что душой и тломъ неповиненъ въ дегтярномъ пластыр. Означенный пластырь былъ любимымъ домашнимъ средствомъ покойнаго придворнаго аптекаря сэра Джоржа Катакомба и заботливая Анжелика собственноручно приготовила его для своего муженька.
Когда Анатоль явился съ кофеемъ, Франкъ Берри чувствовалъ себя уже въ такомъ кураж, что послалъ его къ чорту съ такимъ глупымъ напиткомъ. Намъ пришлось увидть леди Нашъ только мелькомъ, да и то поздно вечеромъ, когда она, окутанная до самаго кончика носа, прошла сквозь столовую, чтобы уссться въ свою карету, въ которой общала доставить въ Парижъ также доктора Добуса и достопочтеннаго пастора.
— Будь мужчиной, Франкъ,— сказала она,— и неподдавайся баб! (Добросердечная старая леди очевидно принимала сторону своего племянника въ распр его съ женой). А вы, г-нъ Фицъ-Будль, пожалуйста навщайте его почаще. Вы славный малый! Врьте слову одноглазой старухи Кадлипашъ! Хотите, я отвезу васъ въ Парижъ?
Милая добрая Анжелика передала тетк все, что я говорилъ, до послдняго слова.
— Нтъ, не узжай, Джорджъ,— говорилъ Франкъ, стискивая мн руку.
Я объявилъ поэтому, что разсчитываю ночевать въ Версали, но что если она подвезетъ Джека Бутинса, то окажетъ ему этимъ большое одолженіе. Старушка Нашъ благосклонно отнеслась къ моему предложенію и, обратившись къ Джеку, сказала ему величественнымъ тономъ:
— Эй вы, какъ бишь васъ! Садитесь съ Джономъ на козла!
Дло въ томъ, что высокородная леди привыкла ставить живописца на одну доску съ портнымъ, или какимъ угодно другимъ ремесленникомъ.
Джекъ смиренно взобрался на козла. Докторъ крикнулъ намъ:
— Не забудьте же, въ субботу!
— Помните про четвергъ,— воскликнулъ пасторъ.— У насъ составится прекраснйшая холостая компанія!
Вслдъ затмъ лошади тронули съ мста крупной рысью и карета леди Нашъ быстро исчезла во мрак Старой Парижской аллеи.
Я и забылъ сказать, что французъ-виконтъ давно уже чувствовалъ себя до крайности нездоровымъ. Воспоминанія о четверг и суббот, вызванныя Добусомъ и Неемъ, были, сказать по правд, результатами интригъ, къ которымъ мы въ качеств заговорщиковъ сочли себя вправ прибгнуть. Пользуясь бодрымъ жизнерадостнымъ настроеніемъ духа, въ которое пришелъ Франкъ, мы заставили его общать, что онъ перебываетъ у насъ всхъ по очереди на холостыхъ пирушкахъ,— у всхъ, за исключеніемъ капитана Гоффа, вспомнившаго, что онъ въ теченіе слдующихъ трехъ недль ангажированъ каждый день. Онъ дйствительно былъ ангажированъ на тридцатикопечные обды въ кухмистерской, которую этотъ храбрый офицеръ посщаетъ каждый разъ, когда его не пригласятъ куда-нибудь на обдъ.
Мы съ Куттлеромъ оставались послдними на пол брани и высказывались въ свою очередь за умстность отправиться по домамъ, но Берри, еще сильне возбужденный прощальною сценою на чистомъ воздух, настоялъ на томъ, чтобы вернуться къ нему и отъужинать съ нимъ вмст.
Мы застали въ столовой сильный непріятный запахъ только что потушенной масляной лампы. Прелестная Анжелика сама гасила свчи, горвшія въ канделябрахъ на простночномъ столик.
— Что съ тобой, милочка? Не торопись пожалуйста!— вскричалъ Берри.— Обожди маленько, мы еще не кончили…
— Неужели еще не кончили, мистеръ Берри?— простонала она глухимъ замогильнымъ голосомъ.
— Нтъ, мистриссъ Берри, еще не кончили: мы собираемся еще поужинать. Такъ вдь, Джоржъ?
— Ужь не пора-ли идти домой?— замтилъ Фицъ-Будль (который, сказать между нами, началъ не на шутку трусить).
— Думаю, сударь, что вы совершенно правы. Вы извините, джентльмены, если я прощусь съ вами. У меня сильно разболлась голова.
— Доброй ночи, душечка!— объявилъ ей дерзновенный Франкъ.— Анатоль, прикажи кухарк зажарить цыпленка и подай намъ еще вина!
Если бы супружеская чета осталась въ эту минуту одна, или если бы Куттлеръ не состоялъ въ должности атташе при посольств, передъ которымъ Анжелика не хотла себя компрометировать, то я увренъ, что она тутъ же на мст упала бы въ обморокъ. Все мужество Франка пало бы бездыханнымъ рядомъ съ безжизненнымъ тломъ его супруги. Теперь же она довольствовалась тмъ, что бросила на насъ страдальческій взглядъ невинной мученицы и ушла изъ комнаты. Сидя за ужиномъ, въ которомъ на самомъ дл ни мало не нуждались, мы имли удовольствіе слушать, какъ она пла въ сосдней комнат священные гимны. Она пла ихъ, какъ говорится, съ чувствомъ, толкомъ и разстановкой, показывая, что не спитъ и находитъ въ религіи утшеніе для своихъ душевныхъ страданій.
Это мелодичное пніе, нельзя сказать, чтобы дйствовало особенно ободряющимъ образомъ на насъ съ Куттлеромъ, а въ особенности на нашего общаго пріятеля Жоржа. Цыплята казались намъ совершенно безвкусными, шампанское въ бокалахъ искрилось словно не такъ, какъ бы слдовало, и не приводило насъ въ жизнерадостное настроеніе. Дло въ томъ, что мы съ Куттлеромъ чувствовали себя оцпенвшими отъ ужаса. Мы поспшили поэтому схватиться за шляпы и, закуривъ въ сняхъ сигары, быстрыми шагами прошли черезъ маленькую зеленую лужайку, на которой купидоны и нимфы прислушивались въ журчанію фонтана.
— Будь я проклятъ, если тоже не выкурю сигару!— вскричалъ Берри, устремившись вслдъ за нами.
На крюк возл калитки вислъ ключъ величиной въ порядочную лопату. Онъ засунулъ часть этого ключа себ въ карманъ и принялся курить съ энергіей человка, давно уже лишеннаго этого наслажденія.
Проведя съ нами часика два, онъ вернулся домой въ наилучшемъ настроеніи духа, обязавшись честнымъ словомъ отобдать у насъ завтра. Мы проводили его до калитки. Онъ всунулъ громадный свой ключъ въ замокъ и отперъ его, но калитка все-таки не отворялась. Оказалось, что она была заперта извнутри на задвижку. Франкъ принялся тогда бшено звонить и стучать, громко вызывая неуча Анатоля и оглашая воздухъ проклятіями по адресу лакея на французскомъ и англійскомъ языкахъ.
Ему пришлось долго звонить, прежде чмъ сквозь щель парадныхъ дверей показалась полоска свта. Двери отворились, и на крыльцо вышла съ лампою въ рук высокая, стройная фигура женщины, закутанная съ ногъ до головы въ блое.
Это была Анжелика Берри. При вид ея мы съ Куттлеромъ обратились въ бгство и улепетывали такъ поспшно, какъ только могли упосить насъ ноги.
Франкъ Берри, глядя на насъ, хохоталъ, какъ сумасшедшій.
— Не забудьте, старые пріятели,— кричалъ онъ намъ вслдъ,— что я обдаю у васъ въ шесть часовъ по полудни!
Мы отбжали уже съ полверсты, когда, оглянувшись назадъ, увидли, что калитка, наконецъ, закрылась и маленькій павильонъ въ Парижской алле погрузился снова въ ночной мракъ.
На другой день мы съ Куттлеромъ играли на билліард, и мой партнеръ, выглянувъ въ окно, увидлъ г-жу Берри, прозжавшую мимо въ коляск. Партія затянулась довольно долго, но какъ только она закончилась, я ршился зайти и навести справки о злополучномъ моемъ пріятел. Добравшись до павильона, я нашелъ тамъ, какъ это обыкновенно водится во Франціи, вс двери отпертыми, а потому вошелъ безъ доклада и увидлъ слдующую сцену:
Она играла на фортепіано, а онъ аккомпанировалъ ей на флейт. Цлое утро она не говорила съ нимъ ни слова и ухала кататься, но вернулась черезъ какихъ-нибудь полчаса. Увидвъ Куттлера сквозь открытое окно билліардной, она заподозрила, что мы воспользуемся ея отсутствіемъ, а потому приказала кучеру немедленно хать домой, бросилась рыдая въ объятія Франка, и объявила, что не смогла выдержать характера и что ссора съ нимъ выше ея силъ. Нсколько времени она сидла, рыдая, у него на колняхъ, а затмъ забыла вс нанесенныя ей обиды и простила ему все!
Подумаешь, какой въ самомъ дл ангелъ! Я встртилъ всего лишь вчера бднягу Франка въ Бондстрит, но онъ торопливо перешелъ на другую сторону улицы. Онъ ходитъ теперь въ галошахъ, страшно потолстлъ и поблднлъ, сбрилъ себ усы и взамнъ таковыхъ носитъ респираторъ. Франкъ вышелъ изъ всхъ клубовъ, въ которыхъ состоялъ прежде членомъ, и влачитъ скучную свою жизнь въ Бекерской улиц. Вы, милостивйшія государыни, вроятно, найдете, что онъ поступаетъ какъ должно. Какое вамъ дло до того, во что обходится вашимъ жертвамъ адское подчиненіе, котораго вы отъ нихъ требуете, если только вы сами чувствуете себя довольными сознаніемъ своего могущества?
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека