Французская революция. История, Карлейль Томас, Год: 1839

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Томасъ Карлейль.

ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦІЯ.

ИСТОРІЯ.

0x01 graphic

Съ 104 портретами и 68 рисунками.

0x01 graphic

Переводъ съ англійскаго.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Изданіе В. И. Яковенко.
1907.

Оглавленіе

Отъ издателя

Часть I. Бастилія.

Книга I. Смерть Людовика XV.

Глава I Людовикъ Возлюблянный
‘ II. Осуществленные идеалы
‘ III Послднее напутствіе
‘ IV. Людовикъ Незабвенный

Книга II. Бумажный вкъ.

Глава I Astrea Redux
‘ II Петиція въ іероглифахъ
‘ III Сомнительно
‘ IV. Морепа
‘ V. Astrea Redux безъ денегъ
‘ VI Мыльные пузыри
VII. Общественный договоръ
‘ VIII Печатная бумага

Книга III. Парижскій парламентъ.

Глава I. Протестованные векселя
‘II Контролеръ Каллонъ
‘ III. Нотабли
‘IV. Указы Ломени
‘ V. Молніи Ломени
‘ IV Интриги Ломени
‘ VII. Смертельный поединокъ
‘ VIII Смертныя мученія Ломени
‘ IX. Погребеніе съ иллюминаціею

Книга IV. Генеральные Штаты.

Глава I. Опять нотабли
‘ II Выборы
‘ III Гроза надвигается
‘IV. Процессія

Книга V. Третье сословіе.

Глава I. Бездйствіе
‘ II. Меркурій де Брезе
‘ III Брольи, богъ войны
‘IV. Къ оружію!
Глава V. Дайте намъ оружіе
‘ VI. Штурмъ и побда
‘ VII. Не-возмущеніе
‘ VIII. Завоеваніе короля
‘ IX. Фонарь

Книга VI. Упроченіе основъ.

Глава I. Составленіе конституціи
‘ II. Учредительное собраніе
‘ III. Всеобщій переворотъ
‘IV. Въ хвост
‘ V. Четвертое сословіе

Книга VII. Возстаніе женщинъ.

Глава I. Патрули
‘ II. О, Ричардъ, о, мой король!
‘ III. Черныя кокарды
‘ IV. Менады
‘ V. Привратникъ Мальяръ
‘ VI. Въ Версаль
‘ VII. Въ Версал
‘ VIII. Равная трапеза
‘ IX. Лафайетъ
‘ X. Свободный входъ къ королю
‘ XI. Изъ Версаля

Часть II. Конституція.

Книга I. Праздникъ Пикъ.

Глава I. Въ Тюльери
‘ II. Въ манеж
‘ III. Смотръ
‘ IV. Журналистика
‘ V. Клубы
‘ VI. Клянусь!
‘ VII. Чудеса.
‘ VIII. Торжественный союзъ и договоръ
‘ IX. Символика
‘ X. Человчество
‘ XI. Какъ въ золотой вкъ
‘ XII. Громъ и дымъ

Книга II. Нанси.

Глава I. Булье
‘ II. Задержка жалованья и аристократы
‘ III. Булье въ Мец
‘ IV. Недоимки въ Нанси
‘ V. Инспекторъ Мальсень
‘ VI. Булье въ Нанси

Книга III. Тюльери.

Глава I. Эпимениды
‘ II. Бодрствующіе
III. Съ мечемъ въ рук
IV. Бжать или не бжать
Глава V. День кинжаловъ
VI Мирабо
‘ VII. Смерть Мирабо

Книга IV. Вареннъ.

Глава I. Пасха въ Сенъ-Клу
II. Пасха въ Париж
‘ III Графъ Ферренъ
‘ IV. Бгство
‘ V. Новая берлина
‘ VI. Бывшій драгунъ Друэ
‘ VII Ночь шпоръ
‘ VIII. Возвращеніе
‘ IX. Мткая пальба

Книга V. Первый парламентъ.

Глава I. Принятіе конституціи
‘ II. Книга законовъ
‘ III Авиньйонъ
‘ IV. Нтъ сахара
‘ V Короли и эмигранты
‘ VI Разбойники и Жалесъ
‘ VII. Конституція не желаетъ идти…
‘ VIII. Якобинны
‘ IX. Министръ Ролланъ
‘ X. Пeтioсъ-Haцiя-Пика
‘ XI. Наслдственный прeдcтaвитель
‘ XII Процессія черныхъ брюкъ

Книга VI. Марсельцы.

Глава I. Недйствующая исполнительная власть
‘ II. Въ походъ!
‘ III. Нкоторое утшеніе человчеству
‘ IV. Подземное царство
‘ V. Обдъ
‘ VI. Полночные колокола
‘ VII. Швейцарцы
‘ VIII. Конституція разрывается на части

Часть III. Гильотина.

Книга I. Сентябрь.

Глава I. Импровизированная коммуна
‘ II. Дантонъ
‘ II.I Дюмурье
‘ IV. Сентябрь въ Париж
‘ V. Трилогія
‘VI. Циркуляръ
‘ VII. Сентябрь въ Аргон
‘ VIII. Exeunt

Книга II. Цареубійство .

Глава I. Конвентъ
‘ II. Исполнительная власть
‘ III. Развнчанный король
‘ IV. Проигравшій платитъ
Глава V. Растяженіе формулъ
‘ VI. Передъ судомъ
‘ VII. Три голосованія
‘ VIII. Площадь Революціи

Книга III. Жирондисты.

Глава I. Причина и дйствіе
‘ II. Люди въ штанахъ и санкюлоты
‘ III. Положеніе обостряется
‘ IV. Отечество въ опасности
‘ V. Санкюлоты экипировались
‘ VI. Измнникъ
‘ VII Въ борьб
‘ VIII. Въ смертельной схватк
‘ IX. Погасли

Книга IV. Терроръ.

Глава I. Шарлотта Корде
‘ II. Междоусобная война
‘ III. Отступленіе одиннадцати
‘ IV. О, природа!
‘ V. Острый
‘ VI. Возставшіе противъ деспота
‘ VII. Марія Антуанетта
‘ VIII Двадцать два

Книга V. Терроръ въ порядк дня.

Глава I. Низвepженiя
‘ II. Смерть
‘ III. Разрушеніе
‘ IV. Полная карманьола
‘ V. Подобно грозовой туч
‘ VI. Исполняй свой долгъ
‘ VII. Огненная картина

Книга VI. Термидоръ.

Глава I. Боги жаждутъ
‘ II. Дантонъ, мужайся!
‘ III. Телеги
‘ IV. Мумбо-Юмбо
‘ V. Тюрьмы
‘ VI. Завершеніе террора
‘ VII. Паденіе

Книга VII. Вандемьеръ.

Глава I. Распаденіе
‘ II. Дочь Кабаррюса
‘ III. Киберонъ
‘ IV. Левъ не умеръ
‘ V. Левъ вытягивается въ послдній разъ
‘VI. Жареныя сельди
‘ VII. Залпъ картечи
‘ VIII. Finis

Отъ издателя.

‘Французская революція’ написана Т. Карлейлемъ въ 1837 году. Слдовательно, этой книг уже семьдесятъ лтъ. Возрастъ для книги весьма и весьма почтенный, такъ какъ средняя продолжительность жизни для книгъ, не считая нсколькихъ десятковъ изъ нихъ, гораздо короче, чмъ средняя жизнь человка. Книга живетъ не тогда, когда она, разъ изданная, стоитъ на полкахъ библіотекъ въ теченіе даже сотенъ лтъ. Книга живетъ тогда, когда она переиздается, когда она на протяженіи лтъ истрачивается, разсасывается, такъ сказать, на потребу человческаго духа и вновь нарождается. Къ такого именно рода книгамъ принадлежитъ Карлейлева ‘Французская революція’. Въ Англіи она выдержала много изданій, дорогихъ и дешевыхъ, стереотипирована и постоянно переиздается, никогда не выбывая изъ книжнаго рынка. Она переведена на другіе европейскіе языки и отъ поры до времени появляется вновь и вновь. Такъ одновременно съ тмъ, какъ я приступилъ къ печатанію этой книги по-русски, въ Германіи начало выходить отдльными выпусками новое роскошное изданіе ея по-нмецки. Итакъ, Карлейлева ‘Французская революція’ стойко выдерживаетъ испытаніе времени, и не только времени, но и испытаніе громадной конкуренціи, такъ какъ съ тхъ поръ появилась и вновь появляется масса талантливыхъ и безталанныхъ исторій французской революцій. Секретъ долговчности этой книги заключается въ томъ, что это ‘геніальное произведеніе’, какъ призналъ то въ свое время Милль, геніальное художественное произведеніе. Это, говорить историкъ Фроудъ, Эсхилова драма, содержаніе которой до малйшаго факта взято изъ самой дйствительности и въ которой еще разъ появляются на нашей прозаической земл фуріи и потрясаютъ своими страшными змями. Это цльное, органическое произведеніе, вышедшее какъ бы изъ рукъ самой природы, въ немъ ничего нельзя прибавить или исключить. Передъ вами тянутся безконечной вереницей вполн живые люди, съ плотью и кровью. Карлейль уметъ вызвать ихъ изъ праха разныхъ мемуаровъ и документовъ, и они неизгладимо запечатлваются въ вашей памяти. Необычайная драматическая сила соединяется у Карлейля съ такою же любовью, къ истин, составляющей для него нравственный долгъ. Онъ не щадилъ труда и съ нмецкой обстоятельностью изучалъ всякую мелочь. Но все это попадаетъ предварительно точно въ гигантское пылающее горнило и оттуда уже бьетъ могучей струей чистаго металла. Таковы особенность и достоинство этого произведенія этой единственной въ своемъ род исторіи французской революцій, и мн незачмъ объяснятъ боле, почему я издаю теперь по-русски эту книгу, написанную въ 1837 году.
Переводъ съ англійскаго сдланъ Л. Раковской, К. Жихаревой и С. Ивановой и пересмотрнъ А. Каррикъ. Рисунки и портреты взяты изъ альбома рисунковъ времени французской революцій, изданнаго Armand Daуot: ‘Lа Rvolution Franаіse. Constituantе — Lgislativе — Convention — Directoire. D’а pres des peintures, sculptures, gravures, medailles, objets du temps’.

В. Яковенко.

ЧАСТЬ I.
БАСТИЛІЯ.

ГЛАВА I.
Людовикъ возлюбленный.

!!!!!Пропуск 3-4
щеніе о болзни короля, на ряду съ другими новостями. Нельзя же не держать пари по этому поводу… Боле того: ‘Иные осмливаются громко говорить на улицахъ’… {Mmoires de М. le Baron Besenval (Paris, 1805) II. 59—90.} А надъ зеленымъ полемъ и надъ колокольнями города майское солнце сіяетъ, майскій вечеръ гаснетъ и люди занимаются своими полезными или безполезными длами, какъ будто никакому Людовику не грозитъ смерть.
Г-жа Дюбарри, та, дйствительно, могла бы молиться, еслибъ обладала способностью къ тому, равно и герцогъ д’Эгильонъ, Мопу и парламентъ Мопу: эти-то господа, на своихъ высокихъ постахъ, съ взнузданной Франціей подъ ногами, отлично знаютъ, чмъ они держатся. Смотри же, д’Эгильонъ, смотри пристально, какъ ты смотрлъ изъ Сен-Кастской мельницы на Киберонъ и на вторгающихся англичанъ, — ты, герой, ‘покрытый если не славой, то мукой!’ Извстно, что счастье непостоянно, и каждому улыбается только разъ.
Покинутый герцогъ д’Эгильонъ влачилъ уже нсколько лтъ жалкое существованіе, покрытый, какъ мы сказали, мукой, нтъ кое-чмъ еще худшимъ. Ла-ІНалоте, членъ бретонскаго парламента, обвинялъ его не только въ трусости и тираніи, но даже и въ лихоимств (офиціальномъ расхищеніи денегъ),— обвиненія, которыя легче ‘прекращать’ подпольными вліяніями, чмъ отвчать на нихъ, еще трудне заставить замолчать мысль, или хотя бы людской языкъ. Такимъ образомъ, печально помрачалась слава этого внука великаго Ришелье, неуважаемаго людьми, презираемаго, а то и совсмъ позабытаго ршительнымъ суровымъ и гордымъ Шуазелемъ. Ему не оставалось другого выхода, какъ скрыться въ Гаскони, заняться тамъ перестройкой своихъ замковъ {Arthur Young: Travels during the years 1787—88—89 (Bury St. Edmund’s, 1792) I, 44.} и умереть безславной смертью, охотясь за дичью. Однако, въ 1770 году, одинъ молодой солдатъ, по имени Дюмуріе, возвращаясь съ Корсики, ‘съ огорченіемъ видлъ, въ Компіени, какъ престарлый король Франціи, стоя съ обнаженной головой около великолпнаго фаэтона, почтительно раскланивался, передъ лицомъ всей своей арміи, съ Дюбарри’ {La Vie et lee Mmoires du General Dumouriez (Paris, 1822) I, 141.}.

0x01 graphic

Какъ много это означало! Прежде всего, благодаря этому, д’Эгильонъ могъ отложить перестройку своего замка и заняться снова устройствомъ своего счастья. Упрямый Шуазель не хотлъ видть въ Дюбарри ничего, кром ослпительно разряженной куртизанки, и шелъ своимъ путемъ, какъ будто ея не существовало. Это было невыносимо и служило источникомъ вздоховъ, слезъ, вспышекъ и капризовъ, не прекращавшихся до тхъ поръ, пока ‘Франція’ (La France, какъ называла Дюбарри своего царственнаго лакея) не собрался съ духомъ, и не вызвалъ къ себ Шуазеля, съ ‘дрожащимъ подбородкомъ’ (tremblement dn menton), какъ и естественно въ подобномъ случа {Beseuval, Mmoires, II, 21.},— онъ пробормоталъ ему отставку, отставку послдняго дльнаго человка, но за то умиротворилъ свою фаворитку. Такимъ образомъ д’Эгильонъ возвысился снова и на этотъ разъ достигъ вершины. А съ нимъ возвысился и Мопу, Мопу, разгонявшій парламенты и посадившій’одного строптиваго президента ‘въ Кроэ, въ Комбрайл, на самую вершину крутой скалы,— куда можно было взобраться лишь при помощи искусственныхъ приспособленій’, чтобы дать ему тамъ время одуматься. Выдвинулся и аббатъ-Терре, распутный финансистъ, платившій восемь пенсовъ за шиллингъ, такъ что какіе-то остряки, во время давки передъ театромъ, воскликнули: ‘Гд же аббатъ Терре, онъ сократилъ бы насъ на дв трети!’ Вся эта компанія (поистин, посредствомъ черной магіи) устроила себ волшебное ‘царство Дюбарри’, настоящій дворецъ Армиды, гд и зажила припваючи, канцлеръ Мопу ‘играетъ въ жмурки’ съ волшебницей, или галантно даритъ ей карликовъ-негровъ, а христіаннйшій король наслаждается безмятежнымъ покоемъ въ своихъ аппартаментахъ, не заботясь о томъ, что длается за ихъ стнами. ‘Мой канцлеръ бездльникъ, но я не могу обойтись безъ него’, {Dulaure, Histoire de Paris (Paris, 1824) VII, 328.} говоритъ онъ.

0x01 graphic

Прекрасенъ дворецъ Армиды, обитатели его живутъ заколдованной жизнью, убаюканные сладкой музыкой лести, осыпанные всми великолпіями міра, — и тмъ не мене, онъ словно чудомъ, виситъ на волоск. Что, если христіаннйшій король умретъ, или только серьезно испугается смерти! Увы, разв не пришлось высокомрной красавиц Шатору, изгнанной угрюмыми монахами, въ слезахъ и съ пылающимъ гнвомъ въ сердц, бжать некогда изъ Меца, во время горячки короля? Ей едва удалось вернуться, когда монахи и горячка отступили уже на задній планъ. А когда Даміенъ ‘слегка ранилъ его величество подъ пятое ребро’, и нашъ отъздъ въ Тріанонъ происходилъ среди совершенно ненужныхъ криковъ и безумнаго маханья факелами сама Помпадуръ была принуждена уложиться и приготовиться къ отъзду, однако тогда до разлуки дло не дошло, такъ какъ рана оказалась не отравленной. Вдь, его величество — человкъ врующій, онъ вруетъ, по крайней мр. въ дьявола. А теперь надвинулась третья опасность, и, кто знаетъ, чмъ она разршится! Доктора что-то серьезны, спрашиваютъ по секрету, была ли у его величества когда-нибудь оспа, и опасаются, что если была, то не настоящая. Да, Мопу, хмурь свои зловщія брови и гляди въ оба лукавыми крысьими глазами: дло оказывается сомнительнымъ. Несомннно одно: что человкъ смертенъ, и что вмст съ жизнью одного смертнаго безвозвратно разобьется чудеснйшій талисманъ, и все царство Дюбарри съ грохотомъ рухнетъ въ безпредльное пространство, а вы, по обычаю явленій подземнаго міра, исчезнете совершенно, оставивъ посл себя лишь запахъ сры!
Эти люди и приспшники ихъ могутъ молиться Вельзевулу, или кому бы то ни было, кто захочетъ внимать имъ. Но остальная Франція, какъ мы сказали, молитвъ не возносить, или же слышатся молитвы противоположна то рода, ‘открыто выражаемыя на улицахъ’. Замки и дворцы, гд просвщенная философія занимается изслдованіемъ множества вещей, не склонны къ молитвамъ, побды, въ род побды при Росбах, финансовыя мры Терре и ‘шестьдесятъ тысячъ Lettres de cachet’ (дло Мопу) тоже не располагаютъ къ нимъ. О, Гено Молитвы? Какихъ молитвъ можно ожидать отъ Франціи, пораженной (посредствомъ черной магій) чисто египетскими казнями и лежащей теперь, въ мукахъ и позор, подъ пятой распутницы? Или эти истощенные и голодные хищники, накинувшіеся на Францію и проникшіе во вс отрасли ея жизни, будутъ молиться? Или же молиться будутъ эти отупвшіе милліоны, изводящіеся въ мастерскихъ или на поляхъ въ вчномъ колес труда, подобно лошади на топчак, которая, если слпа, то тмъ спокойне работаетъ? Или, можетъ быть, это будутъ длать т несчастные, которые лежатъ въ госпитал Бисетра ‘по восьми на одной постели’, въ ожиданіи своего избавленія? Головы ихъ помрачены, сердца пусты, въ нихъ замерла жизнь, великій государь извстенъ имъ, главнымъ образомъ, какъ великій скупщикъ хлба. Услышавъ о его болзни, они отвтитъ равнодушно: ‘Faut pis pour lui’, тмъ хуже для него, или спросить: ‘Онъ умретъ?’.
Да, умретъ ли онъ? Для всей Франціи теперь это важный вопросъ и надежда. только благодаря этому болзнь короля и возбуждаетъ еще хоть какой нибудь интересъ.

ГЛАВА II.
Осуществленные идеалы.

Такъ-то измнилась Франція, и такъ-то измнился Людовикъ. Дйствительно, измнились и боле, чмъ это кажется на первый взглядъ. Око исторіи, во всякомъ случа, видитъ теперь въ комнат больного Людовика многое такое, чего присутствовавшіе придворные не видли. Гд-то врно сказано, что ‘во всякомъ предмет заключается неисчерпаемое значеніе, но глазъ видитъ лишь то, что доступно его зрительнымъ способностямъ’. Какимъ различнымъ представляется міръ для Ньютона и для Ньютоновой собаки, Алмаза, хотя изображеніе его на стчатой оболочк у обоихъ, весьма вроятно, одинаково! Пусть же читатель попытается заглянуть въ эту комнату больного Людовика и духовнымъ окомъ.
Было время, когда люди могли (такъ сказать) изъ извстнаго человка, питая и украшая его надлежащимъ образомъ и до надлежащей степени, длать себ короля почти такъ, какъ это длаютъ пчелы, и, что еще боле соотвтствовало цли, они лояльно повиновались созданному ими королю. Такимъ образомъ вскормленный и наряженный человкъ, отнын именуемый королемъ, дйствительно, господствуетъ и управляетъ, про него, напримръ, не только говорить, но и думають, что ‘онъ совершаетъ завоеванія во Фландрія’, тогда какъ онъ просто дозволяетъ везти себя туда, какъ багажъ. И багажъ не легкій, занимающій дорогу на цлыя мили, такъ какъ онъ везетъ съ собой свою безстыдную Шатору съ картонками и банками румянь и при каждой остановк, между ихъ покоями, устраивается деревянная галлерея. Кром того, онъ везетъ, не только свою Maison-Bouche безчисленную Valetaille, но и труппу актеровъ, съ картонными кулисами, бочками для грома, котлами, скрипками, костюмами, переносными кухнями (и неизбжными ссорами и дрязгами), все это нагружено въ повозки, фуры, второклассные экипажи и вполн достаточно, если не для завоеванія Фландріи, то для истощенія человческаго терпнія. Съ такимъ-то ворохомъ гремящихъ и шумящихъ принадлежностей король передвигается съ мста на мсто, совершаетъ свои завоеванія во Фландріи. Изумительное зрлище! И, однако, такъ оно было и осталось. Иному одинокому мыслителю такіе факты могли казаться странными, но даже и онъ находилъ ихъ неизбжными и естественными.
Міръ нашъ весьма пластиченъ, а человкъ самое пластическое изъ существъ. Міръ неопредлимъ, неисповдимъ! Неисповдимое Нчто, что Не мы, но надъ чмъ мы можемъ орудовать, среди чего мы живемъ, что мы можемъ чудеснымъ образомъ формировать въ нашемъ чудесномъ существ, и что мы нарываемъ міромъ. Но если, по ученію метафизики, даже скалы и рки, строго говоря, созданы нашими вншними чувствами, то тмъ боле созданы внутренними чувствами вс явленія духовнаго порядка: достоинства, авторитеты, святое, неснятое! Внутреннія чувства къ тому же не постоянны, подобно вншнимъ, а непрерывно растутъ и измняются. Разв черный африканецъ не устраиваетъ себ изъ искуснаго соединенія палокъ и стараго платья (вывезеннаго, можетъ бытъ, съ какого нибудь лондонскаго базара) идола (видимое Нчто), не называетъ его Мумбо-Джумбо, и не молится ему, устремивъ на него глаза, исполненные робкой надеждой? Блый европеецъ смется надъ этимъ, но лучше бы ему поразмыслитъ и посмотрть,— не можетъ ли онъ въ подобныхъ же случаяхъ у себя дома постулатъ нсколько умне.
Такъ было, говоримъ мы, при завоеваніяхъ во Фландріи, тридцать лтъ назадъ, но теперь это уже не такъ. Увы, теперь боленъ не одинъ Людовикъ, боленъ не только французскій король, но и все французское королевство, и оно сломилосъ отъ долгихъ слезъ и потрясеній. Весъ міръ измнился: многое, что казалось сильнымъ и здоровымъ, свалилось отъ дряхлости, многое, чего не было, начинаетъ появляться!— Что это за звуки, глухіе и грозные, новые для нашихъ вковъ, доносятся съ той стороны Атлантики, до слабющаго слуха Людовика, короля Милостъю Божъею? Бостонская гаванъ почернла отъ неожиданнаго настоя. Смотрите, собирается пенсильванскій конгрессъ, и вскор, въ Бункеръ Гилл, подъ смертоносные ружейные залпы и звуки Yankee-doodle-doo, Демократія, развернувъ звздное знамя, возвститъ о своемъ рожденіи и о томъ, что она, подобно смерчу, охватитъ весь міръ!
Умираютъ правители, и рушатся троны, какъ умираетъ все, ибо все временно и представляетъ лишь ‘призракъ времени, мнящій себя, однако, дйствительностью!’ Короли Меровинги, съ длинными, разввающимися волосами, медленно двигавшіеся на запряженныхъ волами повозкахъ по улицамъ Парижа, вс ушли далеко — въ вчность. Карлъ Великій спитъ въ Зальцбург съ опущеннымъ жезломъ и только легенда сулитъ его пробужденіе. Гд теперь грозный взглядъ, повелительный голосъ Карла Мартеля и Пипина Короткаго? Ролло и его косматые норманны не покрываютъ уже Сены своими кораблями, они уплыли въ боле далекое путешествіе. Волосы Пеньковой Головы (Tete d’etoupes) не нуждаются боле въ гребн, Крушителю желза (Taillefer) не перервать и паутинки, сварливыя Фредегонда и Брунгилда покончили свой горячій жизненный споръ и лежатъ безмолвно: пылающее неистовство ихъ остыло. Съ черной Нельской башни уже не бросаютъ ночью въ воды Сены завязанное въ мшокъ тло осужденнаго на смерть поклонника, владлица Нельскаго замка не жаждетъ боле любовныхъ наслажденій и не боится злыхъ языковъ, она сама уже перешла въ безмолвіе ночи. Вс они ушли, погрузились глубоко, глубоко, со всмъ шумомъ который они производили, и все новыя и новыя поколнія съ топотомъ и грохотомъ проходятъ надъ ними, но они не слышатъ и никогда не услышатъ ихъ.
Однако, разв, ничего не было осуществлено? Посмотрите хотя бы на эти огромныя каменныя зданія и на то, что въ нихъ заключается! Грязный городъ пограничныхъ жителей (Lutetia Parisiorum или Barisiorum) вымостился, распространился на вс острова по Сен, и вширь, и вдаль, по обоимъ берегамъ и становится городомъ Парижемъ, который хвастливо называетъ себя иногда ‘Аинами Европы’ и даже ‘Столицей міра’. Тысячелтнія, посдвшія отъ старости каменныя башни мрачно высятся въ небесахъ, въ этомъ город есть соборы, и въ нихъ вра (или память о вр), есть дворцы, и государство, и законъ. Видишь ли эти облака дыма, какъ бы непрерывное дыханіе живого существа? Тысячи рабочихъ молотовъ ударяютъ о наковальни, и въ то же время совершается безъ шума еще боле чудесная работа,— работа не рукъ, а мысли. Во всхъ областяхъ могучія головы и сильныя руки могучихъ работниковъ покорили своей власти четыре стихіи, они запрягли втры въ свои морскіе экипажи, сдлали даже звзды своимъ морскимъ хронометромъ, они — написали и составили Biblioth&egrave,que du Roi, въ числ книгъ которой находится и книга Евреевъ! Какой изумительный рядъ твореній! Вотъ это осуществлено, — и съ какимъ искусствомъ! Не называйте же прошлаго, со всми его заблужденіями и бдствіями, потеряннымъ временемъ!
Замтьте, однако, что изъ всхъ земныхъ владній и пріобртеній человка наиболе благородными являются его символы, божественные или кажущіеся таковыми, опираясь на которые, онъ вступаетъ въ жизненную борьбу съ увренностью въ побд, эти символы могутъ быть названы его осуществленными идеалами. Остановимся только на двухъ изъ нихъ: на церкви, или духовномъ руководительств, и на королевской власти, или руководительств мірскомъ. Церковь! Что это было за слово! Цнне Голконды и всхъ сокровищъ міра! Въ глубин отдаленнйшихъ горъ возвышается маленькая церковь, вокругъ нея, подъ блыми надгробными плитами, спятъ покойники ‘въ ожиданіи блаженнаго воскресенія’. О, читатель, ты былъ бы совсмъ безчувственнымъ, если бы такая церковь никогда (даже въ тоскливую полночь, когда она, какъ призракъ, высится въ неб, и все сущее поглощено мракомъ) не говорила теб того, чего нельзя выразить словами, но что проникало бы до самыхъ ндръ твоей души. Силенъ былъ тотъ, кто имлъ церковь,— то, что можно назвать церковью, благодаря ей, онъ, хотя ‘и въ центр безпредльностей, при сліяніи вчностей’, безстрашно стоялъ передъ лицемъ Бога и людей, невдомая, безбрежная Вселенная становилась для него надежнымъ убжищемъ, знакомымъ домомъ. Вотъ какая сила заключалась въ вр, въ этомъ слов: ‘Врую’, сказанномъ съ убжденіемъ. Понятно, что люди прославляли свою вру, строили для нея величественные храмы, учреждали почитаемыя іерархій и отдавали ей десятую часть своего имущества. Такая вра стоила, чтобы для нея жить и за нее умирать.
Значителенъ былъ и тотъ моментъ, когда вооруженные дикари впервые подняли на щиты самаго сильнаго изъ своей среды и, гремя оружіемъ, съ бьющимися сердцами, торжественно сказали: ‘Будь ты нашимъ признаннымъ Сильнйшимъ!’ Какой символъ засіялъ имъ въ лиц этого признаннаго Сильнйшаго (называемаго королемъ — Kon-ning, человкъ, который можетъ) — символъ, имвшій огромное значеніе для судебъ міра! Символъ надежнаго руководительства въ отвтъ на любовное повиновеніе, въ сущности составляющій первую потребность человка невдомо для него самого. Символъ, который можно бы назвать святыней, такъ какъ есть своего рода святость въ уваженій къ тому, что лучше насъ. Поэтому-то и можно было утверждать, что на признанномъ Сильнйшемъ почіетъ божественное право, и всякій Сильнйшій, признанный или нтъ, могъ, по отношенію къ тому, кто его таковымъ сдлалъ, разсчитывать на признаніе за собой божественнаго права. Такимъ образомъ, среди смутъ и противорчій (какъ и всегда при рост чего нибудь), образовалась королевская власть и, окруженная лояльной преданностью, стала расти таинственнымъ образомъ, подчиняя и захватывая въ себя все (ибо въ ней было жизненное начало) до тхъ поръ, пока не охватила всего міра и не сдлалась однимъ изъ главныхъ факторовъ нашего современнаго существованія. Такой, напримръ, фактъ, что Людовикъ XIV могъ отвтить на жалобы магистрата знаменитымъ ‘L’Etat c’est moi’ (Государство — это я), не встртивъ иного возраженія, кром молчанія и опущенныхъ взоровъ, показываетъ, до какой высоты довели королевскую власть случай и предусмотрительность. Людовики Одиннадцатые съ оловянными богородицами на лентахъ шляпы, а подъ ногами у нихъ — колеса для пытокъ и коническія oubliettes (въ которыхъ заживо погребаются люди). Генрихи Четвертые, провозвстники соціальнаго золотаго вка, ‘когда у каждаго крестьянина будетъ въ суп курица,’ — и вся вообще плодотворность этого плодотворнйшаго существованія, въ которомъ есть, и Добро и Зло. Изумительно! Разв нельзя сказать и по этому поводу, что въ огромной масс зла, которая клубится, наростая, заключена и частица добра, стремленіе къ освобожденію и побд?
Если міровая исторія чему нибудь учитъ, то она должна объяснить намъ, какимъ образомъ осуществляются эти идеалы, какимъ чудомъ вырастаютъ они изъ безсвязнаго, вчно-колеблющагося хаоса дйствительности, какъ, посл долгаго, бурнаго роста, достигаютъ высшей степени расцвта и зрлости, а потомъ быстро увядаютъ (пора цвтенія коротка), печально сохнутъ и превращаются въ прахъ, исчезая съ шумомъ или безшумно. Пора цвтенія такъ коротка, она не продолжительне цвтенія столтняго кактуса, который посл цлаго вка ожиданій красуется всего нсколько часовъ! Такъ, съ того дня, когда суровый Хлодвигъ, на глазахъ у всей своей армій, разскъ на Марсовомъ Пол скирой голову грубому франку, произнеся гордый слова: ‘Вотъ такъ ты разбилъ священный сосудъ въ Суассон (Св. Реми и мой)’, и до Людовика Великаго съ его L’Etat c’est moі, мы насчитываемъ около тысячи двухсотъ лтъ, а теперь слдующій за нимъ Людовикъ лежитъ на смертномъ одръ, и многое умираетъ вмст съ нимъ!
Но что сказать о тхъ временахъ упадка, когда идеалы не растутъ и но цвтутъ, когда вра и лояльность исчезли, и остались отъ нихъ лишь тнь и лживый отголосокъ, когда все торжественное превратилось въ напыщенное, и вра людей во власть сдлалась или глупостью или макіавелизмомъ? На такія времена міровая исторія не можетъ обращать вниманія, они будутъ все боле и боле сжиматься и въ конц концовъ будутъ вычеркнуты изъ лтописей человчества, какъ не существенныя,— какими они дйствительно и были. Несчастныя времена, родиться въ такое время — несчастіе, если вообще это можетъ быть несчастіемъ. Родиться, чтобы изъ каждаго преданія и примра узнавать, что Божій міръ есть міръ діавола и лжи, что ‘верховный шарлатанъ’ есть въ то же время и верховный іерархъ людей! Но разв мы не видимъ, что цлыя поколнія (два, а иногда и три подрядъ) живутъ въ этой безотраднйшей вр — или воображаютъ что живутъ — и исчезаютъ безъ надежды на возвращеніе?
Въ такой періодъ упадка, или быстраго приближенія къ нему, родился, нашъ злосчастный Людовикъ. Надо признаться, что, если французскому королевству по самой природ вещей оставалось недолго жить, то изъ всхъ людей именно Людовикъ былъ наиболе способенъ ускорить дло природы. Подобно цвтку кактуса, французское королевство разцвло съ изумительною пышностью. Въ т мецскіе дни оно еще сохраняло вс свои лепестки, хотя и начинало уже увядать въ рукахъ регентовъ-Орлеанскихъ и безнравственныхъ министровъ и кардиналовь, но теперь, въ 1774 году, мы видимъ, что лепестки уже вс облетли и что жизненная сила почти вся ушла изъ него.
Дйствительно, печальный видъ являють самые эти ‘осуществленные идеалы’, вс до одного! Церковь, которая, въ пору своего расцвта, семьсотъ лтъ тому назадъ, могла заставить императора простоять три дня въ снгу, босикомъ, въ власяниц, въ теченіе цлыхъ вковъ видла свое паденіе и принуждена, забывъ о прежнихъ цляхъ и вражд, соедините свои интересы съ интересами королевской власти, пытаясь найти въ этой боле молодой сил поддержку въ своей слабости и упадк, отнын об эти силы будутъ стоять вмст, и вмст надуть. Увы, Сорбонна по прежнему засдаетъ на своемъ старомъ мст, но бормочетъ что-то несуразное и не руководить уже боле совстью людей, не Сорбонна, а Энциклопедія, Философія и, Богъ всть, какая безымянная толпа бойкихъ писателей, нечестивыхъ поэтовъ, романистовъ, актеровъ, полемистовъ и памфлетистовъ, взяли теперь на себя духовное руководительство міромъ. Утрачено и дйствительное управленіе государствомъ, и оно перешло въ руки того же смшаннаго общества. Гд т люди, которыми управляетъ теперь король (Ableman, называемый также Roi, Rex — правитель)? Его собственные охотники и псари, когда не предполагается охоты, говорятъ: ‘Le Roi no fera rien’ (Король сегодня ничего не будетъ длать) {Mmoires sur la Vie prive de Marie-Antoinette, par Madame Campan (Paris, 1826). I, 12.}. Онъ влачить свою жизнь, потому что живетъ, и никто еще не наложилъ на него руку.
Дворяне тоже почти перестали править или исправить и, подобно своему владык, превратились въ декоративныя фигуры. Много времени прошло съ тхъ поръ, какъ они избивали другъ друга, или своихъ королей, рабочій людъ, покровительствуемый и поощряемый трономъ, давно построилъ города, обнесенные стнами, и занимается въ нихъ своими ремеслами, онъ не позволитъ уже хищнымъ баронамъ жить разбоемъ и держитъ наготов, вислицы для нихъ. Уже со времени Фронды дворянинъ смнилъ свой боевой мечъ на придворную шпагу и сопровождаетъ теперь лояльно короля, какъ услужливый сателлитъ, добиваясь участія въ длеж добычи не силой и убійствомъ, а низкопоклонствомъ и хитростью. Люди эти называютъ себя опорой трона, — странный вызолоченный каріатиды изъ картона въ странномъ зданіи! Впрочемъ, ихъ привилегіи во всхъ направленіяхъ теперь сильно урзаны. Законъ, позволяющій вельмож, по возвращеніи съ охоты, убить двухъ-но не боле — крпостныхъ, чтобы освжить свои ноги въ ихъ теплой крови и внутренностяхъ, совершенно вышелъ изъ обычая и кажется даже невроятнымъ, мы, по крайней мр, отказываемся врить, что онъ могъ существовать, хотя депутатъ Лапуль и требуетъ отмны его {Histore de la Revolution Franaise par Deux Amis de la Liberte (Paris, 1792), II, 212.}. За послдніе пятьдесятъ лтъ, никакой Шаролуа, какимъ бы ни былъ онъ любителемъ стрльбы, не обнаруживалъ привы
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека