ФОКУСНИК
ФОКУСНИК
* * *
* * *
* * *
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Фокусник, Аверченко Аркадий Тимофеевич, Год: 1921
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Аверченко А.Т. Собрание сочинений: В 14 т. Т. 11. Салат из булавок
М.: Изд-во ‘Дмитрий Сечин’, 2015.
В обществе веселящихся молодых людей существует один такой фокус, который неизменно показывают каждому новичку…
— Если вы мне дадите свой носовой платок, — говорит глава компании новичку, — то я берусь прожечь его на свечке и потом вернуть вам совершенно целым.
— Да что вы говорите? — изумляется новичок. — Как же так это можно сделать?
— Да уж сделаю — будьте покойны.
— И свечка будет настоящая? И огонь настоящий?
— Все самое настоящее.
— Неслыханно! Очень мне хочется посмотреть, как вы это сделаете…
— Так вот — давайте ваш платок — увидите.
Весельчак получает чужой платок, подносит его к горячей свечке и платок вспыхивает. Разворачивает весельчак платок — посредине огромная дыра с обгорелыми краями.
— Ну, посмотрим, осмотрим, — бормочет новичок, сгорая от любопытства. — Как это вы снова сделаете его целым?
— А вот сейчас… Смотрите: эйн, цвей, дрей. Гм. Гм…
— Что такое?
— Дело в том, что я забыл вторую половину фокуса. Первую — как сжечь платок — прекрасно помню, а вот самое главное — как его сделать целым — из головы вылетело.
И в тот же момент — целый дождь острот и насмешек опрокидывается на голову доверчивого новичка, получающего обратно платок с огромной зияющей дырой посредине.
Однажды явился один человек.
— Вот, — сказал он. — Я вам покажу фокус вроде как с платком. Дайте мне огромную страну, я ее сверну, как блин, поднесу к горячей свечке и прожгу насквозь — так что только одна дыра останется. А потом сделаю так, что страна будет опять целехонька — даже еще лучше.
— Да что вы говорите? — ахнул хором миллион социалистических дураков. — Неужели прожжете насквозь, а потом сделаете такой же, как раньше…
— Будьте покойны. Замечательный фокус.
— А ну-ка, ну-ка. Любопытно, в самом деле, посмотреть.
Уселся кругом миллион социалистических дураков, пооткрывал круглые, как печное поддувало, рты и ждет, затаив дыхание:
— Как это, дескать, человек из страны одну дырку сделает с обгорелыми краями, а потом — эйн, цвей, дрей — и снова страна целехонькая.
— Ну, глядите, товарищи, только сторонитесь, чтобы вас самих не обожгло.
Вспыхнуло пламя — и пошло полыхать, и пошло из конца в конец, из края в край, от моря до моря.
— Видите? Здорово?
— Бр-раво, товарищ. Действительно, первая половина фокуса проделана изумительно. Никогда мы не видели более огромной дырки на месте целой страны. Ну, теперь валяйте вторую половину фокуса — чтобы все сделалось снова целым.
— Сейчас, сейчас… Гм…
— Ну, что же вы приостановились?
— Да понимаете… вторую половину фокуса я позабыл.
Зияющая дыра с обгорелыми краями вместо России. Общая паника. Захлопнулись в ужасе круглые социалистические рты. Чей-то хохот со стороны.
А фокусник, как ни в чем не бывало, стоит посредине, затылок почесывает.
— Что ж ты это братец, а? — говорят ему. — Проштрафился так? Сжечь — сжег, а восстановить не можешь?
— Эко дело-то. Забыл вторую половину фокуса. Самую главную.
Кто может вымерить всю силу, всю глубину нашей злости, бешенства, ненависти…
Ну, подумать только:
Пришел никому не ведомый человек, противоестественная помесь Хлестакова с Малютой Скуратовым, тупой наглец, теоретический убийца, взломщик с ‘Капиталом’ Маркса вместо фомки — размахнулся этой социалистической фомкой, рявкнул голосом зычным и безапелляционным:
— Свободная торговля вредна. Взять все на учет. Единственно, кто может торговать — так это только государство.
— Заводы, фабрики и дома национализировать.
— Уничтожить интеллигенцию.
— Деньги в социалистическом государстве не нужны. Уничтожить деньги.
— Уничтожить русских капиталистов.
— Отдать крестьянам землю, но за это они должны все излишки урожая отдавать бесплатно коммуне.
Пошла — поехала.
Завертелась машина, запылал платок в руке фокусника — одна дыра в руке, а по краям обгорелое место.
И через три с половиною года чешет себе затылок фокусник, бормочет под нос:
— Эка незадача. Дырку сделал, а вторую половину фокуса забыл. А, впрочем, попробуем.
И замелькали новые декреты.
— Я там этого… запретил свободную торговлю… Так я ошибся. Свободная торговля нужна.
— Я национализировал заводы. Интересно, что теперь выйдет.
— Жалко вот, что интеллигенцию уничтожили. Ах, как бы она бы теперь пригодилась…
— А деньги мы хотели упразднить совсем зря. Теперь наоборот попробуем чеканить металлические.
— Впрочем, и русских капиталистов мы зря задушили. Нешто иностранным теперь передать концессии что ли-ча?
— Опять же с мужиками совсем нужно было наоборот делать. А то бесплатно у них хлеб отбирали — перестало это проклятое мужичье сеять, такой голод развели, что скоро всех крыс и собак переедим.
Один мой знакомый, пожилой русский купец, мужчина истовый и серьезный, читал, читал газеты, да однажды как зарычит. Прямо медведь, которому наступили на лапу.
— Что с вами? — спрашиваю.
— Да моя бы воля, да я бы его по мордасам. В уголок бы отвел, поговорил по душам, а потом ка-ак стал бы его со щеки на щеку перекатывать…
— Господи, помилуй… Кого?
— А Ленина, чтоб его разорвало. Этакий мужчина три года мытарил, мытарил Россию, и верхом на нее, как на лошадь, садился и на себя, как шапку, нашлепывал, и округ себя, как поясом, опоясывался. А потом подмигнул, чесанул лапой затылок и признался: ‘А ведь совсем нужно было наоборот делать’.
И вот взревел купец, как медведь с ободранным боком:
— ‘Наоборот нужно?!’. Да скажи он мне это лично — так отвел бы я его в уголок, взял бы его за шиворот да этак, глядя ему в глаза, и сказал: ‘Наоборот нужно? Так что же ты такой-сякой, разэтакий с хорошей, с замечательной страной сделал?! Перекрутил, переломал, перегадил все, а теперь: простите, дяденьки, ошибку давал?! Ты по Марксу действовал? По Карлу? Ты по Марксу, а я тебе по мордасам! Да так бы, знаете, я его отвозил, чтоб рука занемела. Верите совести — по ночам снится, как я этого паршивца Володьку Ленина по-нашему, по-купецки, уму-разуму учу.
— Ну, это вы слишком, — возразил я.
— Конечно, слишком! А он — не слишком?!
И ушел черноземный русский купец, чертыхаясь и отплевываясь, а я смотрел на его широкую русскую спину и думал:
— Голос земли.
Впервые: Зарницы, 1921, 5 июня, No 12. Печатается впервые по тексту журнала.