Когда теперь говорят о г. Фигнере, — говорят о конотопском столкновении.
Но у г. Фигнера было столкновение куда крупнее, куда громче, куда более шумное!
Странно, что о нем забыли.
Это столкновение произошло несколько лет тому назад, в Москве, Великим постом.
В Москве появились на гастроли одновременно две итальянские труппы.
Во главе одной стоял г. Мазини, во главе другой — г. Фигнер.
Преимущества в этом поединке были на стороне г. Мазини.
Он мог выбирать оружие. Он пел все свои лучшие партии.
Тогда как г. Фигнер был наполовину обезоружен: труппа была итальянская, и он не мог выступить в своих наилучших партиях, ни в Ленском, ни в Дубровском.
Оружием были исключительно итальянские оперы.
В этом состояло преимущество противника, все остальные условия были совершенно одинаковы: цены были одинаково высокие, и интерес публики сосредотачивался в обеих труппах на тенорах.
Столкновение русского оперного певца с королем теноров интересовало всех.
Мы плохие патриоты в области искусства, и пение совершенно посторонней нам Патти предпочитаем пению нашей собственной жены.
Но, согласитесь, приятно все-таки констатировать, что и ваше искусство стоит высоко.
Это было интересное, с обеих сторон в высшей степени напряженное, длившееся целых пять недель, единоборство.
Из него никто не вышел побежденным.
Г-н Фигнер в такой же степени интересовал и увлекал публику.
Соседство г. Мазини с лучшим ролями его репертуара не мешало г. Фигнеру делать полные сборы.
Пение г. Фигнера вызывало такие же овации, как и пение г. Мазини.
Это было одно из самых интересных столкновений в мире.
В лице гг. Мазини и Фигнера столкнулись не только два певца различных национальностей, — но стали лицом к лицу две школы, два направления в искусстве.
Старая итальянская школа, выше всего ставившая красоту звука. ‘Искусство для искусства’. И новая, современная реальная школа, на первом плане ставящая драматизм пения.
Г-н Мазини пел в ‘Фаворитке’, г. Фигнер в ‘Отелло’.
Было интересно выяснить, способна ли эта новая школа так же увлекать, волновать и восхищать публику, как восхищала, трогала и увлекала старая итальянская школа.
Я думаю, что этот вопрос для людей, посещающих театр, гораздо важнее, чем вопрос:
— Имеет ли право инженер стоять на платформе вагона?
Казалось бы, что это ‘столкновение’ скорее следует вписать в послужной список артиста, чем столкновение вспыльчивого пассажира с грубым инженером.
Русское искусство обязано г. Фигнеру пропагандой Чайковского.
Гг. Фигнер и Яковлев сделали ‘Онегина’ бессменно репертуарной оперой па лучшей русской оперной сцене.
Это заставило иностранцев обратить внимание именно на эту оперу.
Это, наверное, имело влияние и на постановку ‘Онегина’ и на итальянской, и на немецкой сцене.
Наконец, мы, одесситы, в значительной степени обязаны г. Фигнеру интересом к русской опере.
Этот интерес вспыхнул у нас с такою силой со времени и благодаря гастролям г. Фигнера.
В лице г. Фигнера мы имеем талантливейшего представителя той молодой реальной школы в искусстве, которая стремится в гармонически целой прекрасной форме соединить оперу с драмой, мы имеем художника, с достоинством вынесшего знамя русского артиста в борьбе с лучшим из итальянских певцов, имеем человека, блестяще пропагандирующего русское искусство.
Для того, чтоб свистать г. Фигнеру, нужно очень многое забыть.
И нужно уж очень с головой уйти в мелкие обывательские дрязги для того, чтоб, слушая в наилучшем исполнении слова Пушкина, положенные на музыку Чайковским, — думать в это время о полицейском происшествии на станции Конотоп.
КОММЕНТАРИИ
Театральные очерки В.М. Дорошевича отдельными изданиями выходили всего дважды. Они составили восьмой том ‘Сцена’ девятитомного собрания сочинений писателя, выпущенного издательством И.Д. Сытина в 1905—1907 гг. Как и другими своими книгами, Дорошевич не занимался собранием сочинений, его тома составляли сотрудники сытинского издательства, и с этим обстоятельством связан достаточно случайный подбор произведений. Во всяком случае, за пределами театрального тома остались вещи более яркие по сравнению с большинством включенных в него. Поражает и малый объем книги, если иметь в виду написанное к тому времени автором на театральные темы.
Спустя год после смерти Дорошевича известный театральный критик А.Р. Кугель составил и выпустил со своим предисловием в издательстве ‘Петроград’ небольшую книжечку ‘Старая театральная Москва’ (Пг.—М., 1923), в которую вошли очерки и фельетоны, написанные с 1903 по 1916 год. Это был прекрасный выбор: основу книги составили настоящие перлы — очерки о Ермоловой, Ленском, Савиной, Рощине-Инсарове и других корифеях русской сцены. Недаром восемнадцать портретов, составляющих ее, как правило, входят в однотомники Дорошевича, начавшие появляться после долгого перерыва в 60-е годы, и в последующие издания (‘Рассказы и очерки’, М., ‘Московский рабочий’, 1962, 2-е изд., М., 1966, Избранные страницы. М., ‘Московский рабочий’, 1986, Рассказы и очерки. М., ‘Современник’, 1987). Дорошевич не раз возвращался к личностям и творчеству любимых актеров. Естественно, что эти ‘возвраты’ вели к повторам каких-то связанных с ними сюжетов. К примеру, в публиковавшихся в разное время, иногда с весьма значительным промежутком, очерках о М.Г. Савиной повторяется ‘история с полтавским помещиком’. Стремясь избежать этих повторов, Кугель применил метод монтажа: он составил очерк о Савиной из трех посвященных ей публикаций. Сделано это было чрезвычайно умело, ‘швов’ не только не видно, — впечатление таково, что именно так и было написано изначально. Были и другого рода сокращения. Сам Кугель во вступительной статье следующим образом объяснил свой редакторский подход: ‘Художественные элементы очерков Дорошевича, разумеется, остались нетронутыми, все остальное имело мало значения для него и, следовательно, к этому и не должно предъявлять особенно строгих требований… Местами сделаны небольшие, сравнительно, сокращения, касавшиеся, главным образом, газетной злободневности, ныне утратившей всякое значение. В общем, я старался сохранить для читателей не только то, что писал Дорошевич о театральной Москве, но и его самого, потому что наиболее интересное в этой книге — сам Дорошевич, как журналист и литератор’.
В связи с этим перед составителем при включении в настоящий том некоторых очерков встала проблема: правила научной подготовки текста требуют давать авторскую публикацию, но и сделанное Кугелем так хорошо, что грех от него отказываться. Поэтому был выбран ‘средний вариант’ — сохранен и кугелевский ‘монтаж’, и рядом даны те тексты Дорошевича, в которых большую часть составляет неиспользованное Кугелем. В каждом случае все эти обстоятельства разъяснены в комментариях.
Тем не менее за пределами и ‘кугелевского’ издания осталось множество театральных очерков, фельетонов, рецензий, пародий Дорошевича, вполне заслуживающих внимания современного читателя.
В настоящее издание, наиболее полно представляющее театральную часть литературного наследия Дорошевича, помимо очерков, составивших сборник ‘Старая театральная Москва’, целиком включен восьмой том собрания сочинений ‘Сцена’. Несколько вещей взято из четвертого и пятого томов собрания сочинений. Остальные произведения, составляющие большую часть настоящего однотомника, впервые перешли в книжное издание со страниц периодики — ‘Одесского листка’, ‘Петербургской газеты’, ‘России’, ‘Русского слова’.
Примечания А.Р. Кугеля, которыми он снабдил отдельные очерки, даны в тексте комментариев.
Тексты сверены с газетными публикациями. Следует отметить, что в последних нередко встречаются явные ошибки набора, которые, разумеется, учтены. Вместе с тем сохранены особенности оригинального, ‘неправильного’ синтаксиса Дорошевича, его знаменитой ‘короткой строки’, разбивающей фразу на ударные смысловые и эмоциональные части. Иностранные имена собственные в тексте вступительной статьи и комментариев даются в современном написании.
Литераторы и общественные деятели. — В.М. Дорошевич. Собрание сочинений в девяти томах, т. IV. Литераторы и общественные деятели. М., издание Т-ва И.Д. Сытина, 1905.
Сцена. — В.М. Дорошевич. Собрание сочинений в девяти томах, т. VIII. Сцена. М., издание Т-ва И.Д. Сытина, 1907.
ГА РФ — Государственный архив Российской Федерации (Москва).
ГЦТМ — Государственный Центральный Театральный музей имени A.A. Бахрушина (Москва).
РГАЛИ — Российский государственный архив литературы и искусства (Москва).
ОРГБРФ — Отдел рукописей Государственной Библиотеки Российской Федерации (Москва).
ЦГИА РФ — Центральный Государственный Исторический архив Российской Федерации (Петербург).
ФИГНЕР
Впервые — ‘Одесский листок’, 1899, No 65.
Фигнер Николай Николаевич (1857—1918) — русский оперный артист (лирико-драматический тенор), в 1887—1907 гг. был солистом Мариинского театра, затем пел в Большом театре и на сценах частных опер, держал собственную антрепризу. Фигнер был мастером тонкой музыкальной фразировки, одним из первых ‘играющих певцов’.
…говорят о конотопском столкновении. — В феврале 1899 г. у Фигнера случился конфликт с одним из служащих железной дороги на станции Конотоп.
В Москве появились на гастроли одновременно две итальянские труппы. — Итальянская оперная труппа во главе с А. Мазини и русская труппа Итальянской оперы, собранная антрепренером Н.М. Бернардом, одновременно выступали в Москве в сезоне 1895—1896 гг.
…ни в Ленском, ни в Дубровском. — Ленский — персонаж оперы П.И. Чайковского ‘Евгений Онегин’ (1879), Дубровский — герой одноименной оперы (1895) Э.Ф. Направника (1839—1916).
Патти Аделина (1843—1919) — итальянская оперная певица (колоратурное сопрано), в 70-е гг. гастролировала в России.
Мазини пел в ‘Фаворитке’, Фигнер в ‘Отелло’. — Мазини пел партию Фердинанда в опере Г. Доницетти ‘Фаворитка’ (1840), Фигнер — партию Отелло в одноименной опере (1887) Дж. Верди.
Фигнер и Яковлев сделали ‘Онегина’ бессменно репертуарной оперой на лучшей русской оперной сцене. — Имеется в виду новая постановка оперы Чайковского в Большом театре в 1895 г., в спектаклях принимали участие Фигнер (в роли Ленского) и Яковлев Леонид Георгиевич (1858—1919) — русский оперный артист (лирико-драматический баритон), лучшей партией в репертуаре его был Онегин.