Фенелоново замчаніе о древнихъ историкахъ.
В. И.
‘Встникъ Европы’. Часть LXVII, No 1—2, 1813
——
Фенелоново замечание о древних историках, Фенелон Франсуа, Год: 1813
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Конечно приятно будетъ для читателей Встника сравнить сужденіе Фенелона о древнихъ историкахъ со мнніями другихъ писателей о семъ предмет. Не многіе изъ древнихъ и новыхъ прославились въ семъ род сочиненій, но многіе, отъ Квинтиліана до Лагарпа, судили о единственныхъ и рдкихъ образцахъ въ искусств писать исторію. Не такъ легко, какъ мы воображаемъ, опредлять достоинства и пороки великихъ писателей, и тмъ любопытне знать мннія славныхъ критиковъ о твореніяхъ, освященныхъ почтеніемъ вковъ. Намъ кажется, что сіи краткія замчанія сочинителя Телемака не многимъ извстны, ибо самъ Фенелонъ не извстенъ, какъ критикъ. Вотъ онъ:
‘Геродотъ, отецъ исторіи, повствуетъ совершенно, и разнообразитъ предметы самымъ приятнымъ образомъ, но его сочиненіе есть собраніе извстій о разныхъ земляхъ и народахъ, a не исторія, которая бы имла единство и порядокъ истинный’.
‘Ксенофонтъ сочинилъ только дневные записки: у него все точно и правильно, но единообразно. Его Киропедія можетъ скоре назваться философическимъ романомъ, какъ думалъ Цицеронъ, нежели истинною исторіею.
‘Полибій искусенъ въ наукъ военной и въ политик, но излишне умствуетъ, хотя умствуетъ хорошо. Онъ переступаетъ за границы простаго историка, и, каждое происшествіе объясняетъ отъ дйствія до причины: его исторія есть точная анатомія. Онъ показываетъ нкотораго рода механикой, какъ одинъ народъ непремнно побдитъ другой, и какъ заключенный миръ между Карагеною и Римомъ не можетъ быть твердымъ и продолжительнымъ.
‘укидидъ и Титъ Ливій имютъ прекрасныя рчи, но по всмъ вроятностямъ сами ихъ сочиняютъ. Сомнительно чтобы онъ существовали въ подлинникахъ этого времени. Титъ Ливій не зналъ военнаго искусства такъ хорошо какъ Полибій.
‘Саллюстій писалъ съ благороднымъ краснорчіемъ и съ приятностію удивительною, но далеко распространилъ изображенія нравовъ и начертаніе лицъ въ двухъ исторіяхъ весьма краткихъ.
‘Тацитъ показываетъ великое дарованіе съ глубокимъ познаніемъ развратности человческой, но излишне любитъ таинственную крайность, излишне богатъ піитическими оборотами въ описаніяхъ, обнаруживаетъ лишнее остроуміе и лишнее утонченіе, относитъ къ тайнымъ пружинамъ политики то, что случается обыкновенно отъ неврнаго разсчета личныхъ выгодъ, отъ особенныхъ страстей правителей. Великія происшествія бываютъ не рдко дйствіемъ самыхъ презрительныхъ причинъ: слабость, навыкъ, ложный стыдъ, досада, совтъ любимца недостойнаго, опредляютъ случаи, тогда какъ Тацитъ углубляется въ изслдованіе тайныхъ побужденій Императора. Люди по большей части посредственны и слабы какъ во зл, такъ и въ добр. Тиверій, рдкій злодй на трон, всегда увлеченъ боле страхомъ, нежели преклоненъ ршительнымъ намрніямъ.’
Сіи замчанія Фенелоновы недостаточны, иногда строги, иногда несправедливы, но во всмъ виднъ твердый, свободный и просвзенный умъ, который судитъ самъ собою о великихъ дарованіяхъ, безъ всякаго предубжденія, не рдко раждаемаго славными именами.
Мнніе вразсужденіи Геродота согласно, кажется, съ общимъ одобреніемъ Греческаго народа, который всего боле удивлялся приятности языка его, и съ критикою другихъ просвщеннйшихъ вковъ, которые желали въ немъ боле методы, мене сказокъ, и нсколько исторической критики.
Достойно удивленія, что сочинитель Телемака сказалъ нсколько неучтивыхъ словъ о творц Киропедіи, когда духъ Греческаго писателя такъ близокъ къ духу Французскаго. Оба имли сладкій даръ говорить сердцу и украшать науку мудрости, оба написали безсмертныя произведенія въ род героическихъ поемъ, представивъ въ нихъ совершенные образцы для науки правленія, и ни кто въ пространств вковъ ихъ раздляющихъ не имлъ, по замчанію одного филолога нашего времени, такого высочайшаго искусства плнять насъ добродтелью.
О укидид котораго такъ хвалилъ Цицеронъ {См. вторый разговоръ Оратора.}, и о Тит Ливі котораго Квинтиліанъ сравнивалъ съ Цицерономъ, сказано слишкомъ мало, но слишкомъ много o Полибі, котораго не почитаютъ краснорчивымъ писателемъ, и которому не надлежало, кажется, стоять на ряду съ первокласными историками.
Если справедливо отчасти замчаніе о Саллюсті, то строгій приговоръ, произнесенный надъ Тацитомъ, не иметъ, кажется, основанія. Фенелонъ поставляетъ ему въ порокъ то, что приноситъ ему рдкое достоинство. Его краткость есть сила не принужденная, но естественная, почерпнутая изъ великой души и пространнаго разума, и кто можетъ находить излишніе піитическіе обороты, излишнюю живопись въ слог Тацита? На примръ, прочти описаніе корабля, назначеннаго для погибели Агриппины, — ночи освщенной, казалось для ея спасенія небесными огнями, и тишины покоющагося моря {См. Tac. An. I. XIX. въ начал сей книги.}, или изображеніе того часа, когда убійцы вломились въ палаты Нероновой матери? когда ужасъ разсялъ всхъ служителей, когда при одномъ слабомъ свт въ безмолвномъ уединеніи покоя, видя послднюю невольницу отъ себя бгущую, Агриппина восклицаетъ: ‘какъ! и ты измняешь мн?’ и наконецъ въ присутствіи грозящихъ мечей, не вритъ еще, чтобы сынъ ея повеллъ такое злодйство {См. ту же книгу.}, или превосходное описаніе пожара, бывшаго въ Рим по зврскому повелнію Нерона, какъ полагаютъ другіе историки, но чего Тацитъ не утверждаетъ {Tac. An. I. XV.}. Что касается до обвиненія, будто сей историкъ клевещетъ на сердце человческое, то Лагарпъ замтилъ справедливо, что онъ не могъ клеветать на тотъ вкъ, въ которомъ жилъ и который описывалъ. Но можетъ быть Фенелонъ не имлъ въ душ и въ ум того свойства, по которому могъ бы опредлить истинное достоинство Римскаго историка, и мягкій текучій, немного растянутый слогъ перваго много удаляется отъ сильнаго, краткаго и живописнаго словотеченія послдняго писателя.
Наконецъ кажется, будто Фенелонъ имлъ намреніе въ сихъ отрывкахъ указать боле на пороки и недостатки, нежели на достоинства и красоты древнихъ историковъ.
[Измайлов В. В.] Фенелоново замечание о древних историках / В.И. // Вестн. Европы. — 1813. — Ч.67, N 1/2. — С.79-84.