Ф. И. Кулешов
Мятежный талант
Всю жизнь, трудным путем героя, он шел навстречу дню, и неисчислимо все, что сделано В. Г. Короленко для того, чтобы ускорить рассвет этого дня.
М.Горький
1
2
3
4
5
6
x x x
Ф.И.Кулешов
Ф. И. Кулешов. Мятежный талант, Короленко Владимир Галактионович, Год: 1984
Время на прочтение: 17 минут(ы)
Книга: В.Г.Короленко. ‘Избранное’
Издательство ‘Вышэйшая школа’, Минск, 1984
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 25 мая 2002 года
Владимир Галактионович Короленко вошел в сознание современников и потомства как писатель общественник и правдоискатель, кипуче-деятельный и мятежный, с неукротимостью революционера боровшийся против веками царившего в России произвола и насилия, против любых форм проявлений социального зла, беззакония и несправедливости. Свобода и справедливость — это девиз его творчества, общественной деятельности, всей его жизни. Он был одержим гуманистической, романтически-красивой мечтой о вольном, как птица, человеке, о людском равенстве и счастье, и в то же время он каждодневно делал неисчислимо много для реальной защиты отдельной личности, попавшей в беду или несправедливо гонимой, для блага своего народа. Его гуманизм всегда был практически действенным, активным. Он был любим народом, пользовался в демократических низах непререкаемой славой правдолюбца, защитника и певца угнетенных. Имя его обладало в дореволюционной России огромной силой нравственного авторитета.
Расставим вехи на той жизненной дороге, по которой, преодолевая препятствия, неуклонно шел В.Короленко с детства и до своих закатных дней. Отправная, исходная и, может быть, важнейшая из них — родительский дом, семейное окружение. Детские и отроческие его годы прошли на окраине России, среди пестрого по имущественному положению и национальному составу населения. Он родился 15 (27) июля 1853 года в Житомире в семье судейского чиновника. Здесь в повседневной речи пользовались русским, польским и украинским языками, которые были одинаково понятными и родными для ребенка. Мать — полька по национальности — была натурой поэтичной, склонной к мечтательности, хорошо понимала и любила музыку, отличалась душевной мягкостью, добротой, отзывчивым сердцем. Отец, служивший уездным судьей, производил впечатление строгого и сурового, был сдержан на проявления эмоций, требователен к себе и окружающим, на службе он зарекомендовал себя человеком неподкупной честности, строго соблюдал во всем законность и справедливость, не терпел в людях угодничества и лести, криводушия и лжи, был правдив, искренен. В душе он был добр, человечен, отзывчив на людскую боль. С чуткой внимательностью он относился к детям и жене, заботился о них. Несомненно положительным было влияние отца и матери на характер и нравственный мир их детей: все лучшее, чем были богаты родители, со временем стало определяющим качеством личности Короленко как человека, гражданина и писателя.
В десятилетнем возрасте Короленко стал гимназистом. Обозначилась новая веха в его духовном становлении и развитии. Три года он проучился в Житомирской гимназии, потом еще пять — в Ровенской. Обе гимназии славились тем, что их воспитанники нередко подвергались сечению розгами, и в обеих гимназиях учителя обычно принуждали своих питомцев к зубрежке как испытанному методу обучения. Это рождало в мальчике чувство недовольства гимназическими порядками и все сильнее вызывало в нем инстинктивное отвращение к насилию.
Но, конечно, в гимназии не все было безнадежно плохим. Светлым воспоминанием гимназических лет был учитель-словесник Авдиев, человек демократических убеждений и взглядов, который мастерским чтением произведений русских писателей и живой формой своих уроков заражал учеников любовью к отечественной литературе и родному языку, образному, яркому, богатому и гибкому. Оттуда идет увлеченность Короленко творчеством Пушкина, Гоголя, Тургенева, Некрасова. И тогда же он начал читать Шевченко, Гюго, Эжена Сю. Ему полюбились и романтические герои, и взятые из реальной жизни герои русской и мировой классики. Демократическая литература — русская, украинская и европейская — сильно воздействовала на умонастроение гимназиста Короленко. Естественным был переход к чтению статей Белинского, Добролюбова и других вождей революционной демократии. Позднее он скажет о себе и людях своего поколения: ‘Статьи Добролюбова, поэзия Некрасова и повести Тургенева несли с собой что-то прямо бравшее нас на том месте, где заставали’.
Не забудем: мировоззрение Короленко формировалось в бурные и мятежные шестидесятые годы, с их реформами во многих областях общественной жизни и государственной системы, с пробудившимся свободомыслием и активной деятельностью ‘мужицких демократов’. 1863 год вошел в историю как навеки памятный год польского восстания, одним из вождей которого был белорус Кастусь Калиновский. Эти события произвели глубокое впечатление на Короленко, жившего в той части Российской империи, где это восстание было особенно бурным.
Окончив весной 1871 года Ровенскую гимназию, Короленко уехал в Петербург и поступил в технологический институт. Здесь очутился в атмосфере народнических споров и приготовлений к ‘хождению в народ’. Временем наибольшей увлеченности интеллигенции идеями и практикой этого ‘хождения’, как известно, была середина 70-х годов. В начале 1874 года Короленко перевелся в Петровскую земледельческую и лесную академию под Москвой, готовясь по окончании ее уйти ‘в народ’, жить в деревне, среди крестьян. Он принял деятельное участие в подпольном студенческом кружке народнической ориентации, но весной 1876 года был исключен из академии за подачу коллективного заявления студентов с протестом против незаконных действий администрации, подвергнут ссылке и затем отдан под гласный полицейский надзор.
Два последующих года он учился в Петербургском горном институте, а потом его снова арестовали. Было это в марте 1879 года. Начались долго длившиеся ссыльная жизнь и скитания по тюрьмам. В 1881 году за отказ от присяги Александру III, вступившему на престол после убийства народовольцами прежнего царя, Короленко был выслан в Якутский край. Лишь через три с лишним года он вернулся из сибирской ссылки и поселился в Нижнем Новгороде, где прожил свыше десяти лет. Вплоть до Октября он постоянно подвергался политическим гонениям со стороны властей.
Писательское имя В.Короленко впервые появилось на страницах печати в июле 1879 года, когда ему было уже 26 лет. Оно стояло под рассказом ‘Эпизоды из жизни искателя’. Рассказу предпослан эпиграф — стихи из незадолго перед тем напечатанной заключительной части некрасовской поэмы ‘Кому на Руси жить хорошо’:
Средь мира дольного
Для сердца вольного
Есть два пути.
Взвесь силу гордую,
Взвесь волю твердую —
Каким идти?
Это — тот кардинальнейший из вопросов, который возникает едва ли не перед каждым молодым человеком, стоящим на пороге его сознательного бытия. Что делать? Куда идти? Чему посвятить себя, как сделать свою жизнь? Проблема выбора юношей жизненного пути, наиболее приемлемого для него, разумного и в конечном счете нужного людям, — главная в рассказе. Сам автор к тому времени уже бесповоротно сделал свой выбор, этот выбор отвечал завету и страстным призывам великого революционно-демократического поэта: ‘иди к униженным, иди к обиженным’, живя в народе и для народа, добровольно исполняй долг и миссию ‘защитника народного’, будь в первых рядах борцов ‘за обойденного, за угнетенного’.
А герой рассказа? Это — искатель, во многом двойник автора, совсем еще юноша. Он студент естественного факультета, натура страстная и увлекающаяся. Его интересует в увлекает многое: и избранная им область науки, и политическая экономия, и статистика, и поэзия, в современное положение крестьянства. В дни летних вакаций он живет на хуторе, впервые каждодневно соприкасается с народом, олицетворением которого в рассказе выступает Якуб — барский слуга, бывший крепостной. Обстоятельства складываются так, что герой-‘искатель’ (имя его не названо) поставлен перед необходимостью определить линяю своего поведения завтра и в будущем: поддаться ли соблазну безмятежно-тихой семейной жизни с любимой девушкой, осуществив идеал ‘мещанского счастья’, или же, отрекшись от покоя и личного благополучия, пойти дорогой, на которой — это он знает — его будут поджидать опасности, гонения, скитальчество революционера. Он избрал второй путь — путь борьбы за освобождение своего народа.
И здесь перед ним встал вопрос: как бороться, в какой форме, какими средствами? Практика ‘хождения в народ’ изживала себя, народники, разочаровавшись в возможности вовлечь крестьянство в революционную борьбу, перешли в конце 70-х годов к индивидуальному террору. Но эта тактика уже тогда представлялась Короленко ошибочной и бесплодной: без поддержки народа революционеры из интеллигенции будут не в силах победить в схватке с царизмом. Террористов-народовольцев писатель позже назовет ‘революционерами без народа’. Рассказ полемически направлен против террористических методов борьбы, против своеобразного ‘сектантства’ в среде интеллигенции. Пафос рассказа — в призыве искать пути практического сближения революционеров с массами народа и новые способы борьбы за его освобождение. Автор не указывал в рассказе каких-либо конкретных и действенных рецептов: их не знает ни он, ни его герой. ‘Ищите!’ — к этому звал Короленко радикальную интеллигенцию, студенческую молодежь России.
Сам писатель, внимательно вглядываясь в жизнь, упорно искал своего положительного героя. Он с глубоким сочувствием рисует людей большого мужества и стойкости, несгибаемых в борьбе со злом, наделенных сильным характером. Такой образ создан в рассказе ‘Яшка’ (написан в 1880 г.). Заглавный герой рассказа — бунтарь из крестьян, в одиночку выступивший как бесстрашный обличитель властей, полиции, судопроизводства. Со слепой яростью в сердце Яшка громко и дерзко разоблачает всех, кто творит беззаконие, кто глумится над людьми. Посаженный в тюрьму, Яшка продолжает неистово обличать надзирателей, администрацию, своих насильников и душителей. Его истязают, нещадно бьют, сажают в карцер, а он никого и ничего не боится, готов принять мученическую смерть, без колебаний идет на самопожертвование, веря в возможность победы справедливости и правды на земле. В личности и характере этого крестьянина-протестанта, в пафосе его обличительных слов, в его действиях и в его нравственном облике выявляется бунтарская душа народа, рвущегося к свободе, хотя сам этот бунт, одинокий и слегка окрашенный в религиозные тона, не имеет четкой перспективы.
Приблизительно в одно время с рассказом о мятежном мужике Короленко написал рассказ ‘Чудная’, напечатанный, однако, лишь в дни подъема первой русской революции (1905). В рассказе нарисован образ активной и мужественной русской революционерки, страстно исповедующей народовольческие идеи. Морозова наделена в рассказе высокими моральными, духовными качествами, романтически возвышена, показана в ореоле ее подвижнической жизни и трагизме ее ранней смерти. Ее сознательная жизнь — героическое горение, борьба, одержимость святой ненавистью к деспотизму и произволу, синонимом которых для нее является самодержавие и его слуги, вольные или невольные. И она, подобно крестьянину Яшке, готова лучше умереть, чем смириться с насилием, гнетом над страной, тиранией царизма. Она, не боясь смерти, до последнего вздоха остается верной своим убеждениям революционерки, бесстрашной и несгибаемой. Это о ней метко и справедливо говорит в рассказе один из ее соратников по революционному подполью: таких, как Морозова, можно сломать, а согнуть нельзя — ‘не гнутся этакие’.
Но в Морозовой, в складе ее характера, в ее взглядах, убеждениях и методах подпольной революционной работы явно проступает нечто такое, что подлежит осуждению и осуждается в рассказе Короленко. Это — отрыв от народа и ‘боярское’ высокомерие интеллигента в отношении к народной массе, забитой и покорно переносящей свою рабскую долю, скептицизм и неверие в то, что народ пойдет за революционной интеллигенцией в ее поединке с царской монархией. Спасение народа и России — в единении революционеров с народом, интеллигенции с крестьянством. Эта мысль пронизывает поэтичный рассказ Короленко. Писатель был далек от народнической идеализации патриархальных форм крестьянского быта и жизни, хотя все еще продолжал верить в жизненность сельской общины, и в то же время он осуждал в ‘Чудной’, как и в первом своем рассказе, ‘сектантскую’ позицию и террористическую тактику народовольцев.
В период, когда Россия после мартовских событий 1881 года была ввергнута в состояние духовного оцепенения вследствие наступившей общественной и политической реакции, а интеллигенция была охвачена настроениями апатии, тоски и уныния, Короленко создавал одно за другим произведения жизнеутверждающие, светлые по тону, оптимистичные. В большинстве из них разрабатывалась сибирская тематика, в центре повествования ставились типы бродяг, ссыльных, бывших каторжан. Короленко в этом случае продолжал традиции своих предшественников — Ф.Достоевского с его ‘Мертвым домом’, С.Максимова, Н.Наумова, Н.Златовратского — и предвосхищал чеховскую прозу о каторге и ссылке (‘Остров Сахалин’), книги П.Якубовича-Мельшина, Вас.Немировича-Данченко, В.Тана-Богораза, Максима Горького, А.Куприна и других писателей.
Короленковские рассказы и очерки о сибирских бродягах и ссыльных — в высокой степени гуманные произведения. В рассказе ‘Искушение’, где описаны переживания и быт заключенных, Короленко говорит: ‘И еще раз я повторю себе старую истину, что люди — всюду люди, даже и за стенами военно-каторжной тюрьмы’. Человечен бывший уголовный преступник Силин — герой рассказа ‘Убивец’ (1882), стремящийся к праведной и свободной жизни. Рассказ ‘Соколинец’ (1885) насквозь пронизан пафосом свободолюбия, ощущением красоты, радости и величия ‘раздолья и простора, моря, тайги и степи’. От героя рассказа веет ‘поэзией вольной волюшки’: жажда свободы в нем так неистребима и сильна, что он, рискуя жизнью, совершает вместе с товарищами дерзкий по замыслу побег из заточения, с сахалинской каторги. Короленко создал в ‘Соколинце’ романтизированный образ бродяги. Нищие, воры и бродяги в сочувственном авторском освещении предстают в повести ‘В дурном обществе’ (1885), вариантом которой являются популярные ‘Дети подземелья’. Особенно колоритна фигура философствующего бродяги пана Тыбурция.
Интересен и значителен ‘сибирский’ рассказ ‘Федор Бесприютный’ (1885) — о правдоискателе и своеобразном философе-бродяге Федоре Панове. Герой рассказа угрюмо недоволен действительностью, которая его окружает, с ее тяжестью, мраком и неправдой, хочет понять, в чем причина несправедливых общественных отношений, мучительно ищет ответа на вопросы о смысле жизни и предназначении человека, о его душе и морали. Панова одолевает нетерпение узнать, что написано обо всем этом в книге ‘Вопросы о жизни и духе’, которую он увидел у революционера Семенова, и он с любопытством ее читает. Образом ‘бесприютного’ бродяги — книгочея и философа — Короленко предвосхитил появление в литературе горьковских босяков, склонных к философским раздумьям, людей из народа, очутившихся на дне жизни и ‘задумавшихся’ над превратностями судьбы. Между прочим, в рассказе запечатлена легенда о смелом, бесстрашном юноше, который, встав ‘задолго до зари’, когда остальные люди еще спали ‘спокойным трудовым сном’ и все вокруг было темным-темно, с высоко поднятым фонарем отправился в глухую полночь сквозь лесную чащу искать дорогу, чтобы по ней повести за собою людскую толпу ‘к вольному простору и свету’. К его огорчению, люди все еще инертны, медлительны, и юноша уходит далеко вперед, оставив позади себя медленно пробуждающихся, и оттого в его душе чувство одиночества, но он, мужественно и с тоской, все-таки прокладывает в лесу путь для темной толпы, веря, что она, проснувшись, двинется за ним навстречу солнцу и счастью… Эта романтическая аллегория-сон, как можно видеть, предвосхищает мотивы, сюжетную схему и общий пафос известной горьковской легенды о Данко. Речь идет не о прямом воздействии Короленко на рассказ ‘Старуха Изергиль’ (рассказ М.Горького был напечатан в 1895 году, в то время как ‘Федор Бесприютный’ появился только в 1927 году), а о близости легенд в названных рассказах, материал для которых оба писателя брали из одного и того же источника — жизни и быта обездоленного люда России.
В произведениях Короленко о Сибири образы ‘отверженных’, конечно, романтизированы, но, исследуя внутренний мир своих героев, писатель обычно рисовал их без идеализации: они в его рассказах человечны и одновременно жестоки, в их душе красота уживается с уродством, их страстное вольнолюбие порою оборачивается ницшеанским индивидуализмом. В таком смешении нравственно красивого и безобразного предстают и герои названных выше рассказов, и заглавный герой более поздней повести ‘Прохор и студенты’ (1887).
На материале сибирских впечатлений создан и рассказ ‘Сон Макара’, написанный в 1883 году в якутской ссылке. Впрочем, тут речь идет уже не о революционерах и протестантах по убеждению и складу характера и не о бродягах, ссыльных и гулящих людях. Короленко изображает крестьянина-якута, всю жизнь бьющегося в безысходной нужде и бедности, как бы навеки обреченного на непосильный труд, молчаливого, покорного, во всех отношениях несчастного человека, — того самого Макара, на голову которого ‘все шишки валятся’. До времени он безропотно сносил все невзгоды и бедствия, но, доведенный до последней степени отчаяния и глубоко возмущенный явной несправедливостью по отношению к себе и повсеместной неправдой, Макар взбунтовался. В его сердце раба ‘истощилось терпение’, в душе созрел гнев, пробудилась воля к протесту и бунту, и в нем ‘забушевала ярость, как буря в пустой степи глухою ночью’. И долго молчавший человек громко и гневно заговорил, проклиная людскую несправедливость и обвиняя в ней самого бога: ‘Он забыл, где он, перед чьим лицом предстоит, — забыл все, кроме своего великого гнева’.
Правда, пробуждение к протесту, яростный бунт Макара и его готовность вступить в единоборство с высшей небесной силой, защищая правду и справедливость, — все это происходит не наяву, а в фантастическом сне, который привиделся забитому, темному мужику. Но ведь герою рассказа привиделось именно то, что жило в его подсознании, что годами копилось в его душе, что он вынашивал в своих мечтах и желаниях. В форме художественной условности, средствами романтической фантастики Короленко показал в ‘Сне Макара’ духовное ‘выпрямление’ личности, рост ее самосознания, народные стремления к справедливости и счастью, выразил мысль о неизбежности скорого пробуждения трудовых масс России от вековой спячки.
Пафосом активной, действенной борьбы за социальную справедливость и свободу для всех людей и каждого человека проникнуты многие произведения писателя. В широко известной полесской легенде ‘Лес шумит’ (1886), лирико-романтической по стилю и образному строю, Короленко опоэтизировал человека, смело вставшего на защиту своего достоинства, прав личности, оскорбленной чести. Лесник Роман не захотел сносить обиды и надругательства со стороны властного, всесильного и жестокого пана и сурово расправился с насильником.
Короленко не раз говорил своим современникам о необходимости высоко ценить и свято чтить память тех, кто мужественно ‘исполнял свой долг, сопротивляясь насилию’. Эти слова находим, в частности, в ‘Сказания о Флоре, Агриппе и Менахеме, сыне Иегуды’ (1886) — во многом программном произведении, которое выдержано в жанре исторической были-притчи. ‘Сказание’ было направлено в первую очередь против толстовской теории ‘непротивления злу насилием’, получившей уже в 80-е годы широкое распространение, но смысл его глубже и, несомненно, более широкий: Короленко выступает против всякого смирения и малодушной покорности, бездействия и пассивности перед проявлениями социального зла. Насилие обычно питается покорностью, как огонь соломой. Значит, насилию над народом надо противопоставить революционное насилие, ибо ‘камень дробят камнем, сталь отражают сталью, а силу — силой…’. Отвергая фаталистический взгляд на историю и общественную жизнь, писатель утверждает ‘завет борьбы’ как единственное средство избавления людей от позора рабства, насилий, деспотизма, произвола. Насилие и гуманизм — одна из важных нравственно-философских и социальных проблем этого рассказа.
К ‘Сказанию о Флоре…’ примыкает аллегорический рассказ ‘Тени’, задуманный и осуществленный на стыке 80-90-х годов. Он тоже иносказателен. Его сюжет обращен к греческой античности, однако своим содержанием рассказ глубоко современен. Героем рассказа является великий мыслитель Сократ, но то, что говорит в рассказе этот философ древности, было чрезвычайно близко и дорого самому Короленко. Всесторонне исследуя вопрос о долге человека в мире, основанном на несправедливости и глубоко погруженном во тьму беззакония, насилий и неправды, Сократ приходит к заключению: ‘…надо искать света. Должно быть, великий закон состоит в том, чтобы смертные сами искали во мраке пути к источнику света’. Надо искать, действовать, бороться! Человек должен ‘неустанно стремиться к истине’, добру и справедливости. В безусловном признании необходимости борьбы за эти идеалы — великая правда жизни человеческой, ее цель и предназначение. Сократ призывает людей отбросить смирение, считавшееся ‘лучшим украшением земных добродетелей’. Жалки и презренны те, кто смирился ‘в пугливой тишине сгустившейся ночи’, трусливо молчит и проводит ‘своя дни в сумерках от неверия и сомнений, воцарившихся на земле’. Сократ дерзок и мужествен, он не боится ни гнева небесного божества, ни его молний и раскатов грома и, бросая вызов громовержцу Крониду, доказывает ему свое право бороться с тьмой, утверждать истину и правду, защищать на земле справедливость. ‘Уступите же с дороги, мглистые тени, заграждающие свет зари!’ — в этом призыве бесстрашного Сократа заключен пафос рассказа ‘Тени’. Современники писателя прямо соотносили содержание и идею рассказа с русской действительностью периода политических сумерек — победоносцевской реакцией 80-х годов. В сократовских высказываниях, как и в речах героя из ‘Сказания о Флоре…’, формулировалась нравственная философия автора ‘Теней’.
С философской аллегорией перекликается повесть ‘Слепой музыкант’, в основном созданная в 1886 году и впоследствии неоднократно подвергавшаяся авторской доработке. ‘Основной психологический мотив этюда, — писал Короленко, — составляет инстинктивное, органическое влечение к свету. Отсюда душевный кризис моего героя и его разрешение’. Поясняя идею повести (или этюда, как он именовал ее), писатель в другом месте сделал признание, что в этом произведении отразилось романтическое настроение его поколения в юности, и в этом своеобразный и живой колорит. В повести раскрыта душевная драма слепого, который через высокое и одухотворенное искусство понял и ‘увидел’ мир. Под стремлением слепого музыканта ‘к свету’ нетрудно было разглядеть глубоко социальное стремление угнетенных достичь таких общественных порядков, при которых было бы соблюдено их естественное право на счастье. Счастье героя повести как отдельной личности стало возможным только в результате сближения с народом, в готовности и способности служить ему своим талантом.
Многие произведения Короленко говорили читателю о подспудно таящихся в народе силах, неведомых ему самому и еще не выявленных во всей полноте. В ряде рассказов и очерков писателя изображен внешне медлительный и неповоротливый, ленивый и словно бы сонный русский человек — деревенский мужик, который на первый взгляд кажется лишенным воли и чуть ли не ко всему равнодушно-безучастным. Однако при ближайшем знакомстве с ним становится очевидным, что он полон энергии, ума и находчивости и что где-то в глубине его существа запрятана нерастраченная огромная физическая и духовная сила, потенциальная готовность к решительному действию, которые рано или поздно в нем пробуждаются, бурно вырываясь наружу. Таков речной перевозчик крестьянин Тюлин — герой рассказа ‘Река играет’ (1891). Короленко запечатлел в нем исторически верный тип русского человека, способного в минуту опасности вдруг стряхнуть с себя налет апатии и, подчиняя своей воле самые трудные обстоятельства, совершить самоотверженный до героизма подвиг, хотя в обычных условиях этот человек оставался скромным и незаметным. М.Горький очень высоко оценил это произведение Короленко, ибо здесь писатель ‘сказал о русском народе многое, что до него никто не умел сказать’. Тюлин воспринимается как олицетворение народа, исполненного духовных сил и пробуждающегося ‘к творчеству жизни’.
‘Человек рожден для счастья, как птица для полета’ — этот афоризм из рассказа ‘Парадокс’ (1894) был боевым девизом Короленко. Он хотел видеть свой народ свободным и счастливым. В сущности все его творчество было борьбой за всестороннее раскрепощение людей и реальное осуществление их счастья и идеала демократических свобод.
Сила Короленко — в критике и обличении всех сторон самодержавно-политического строя в России. В пореформенной действительности он обнаруживал явные следы ‘крепостнической традиции’, показывал проявления всевластья помещиков над крестьянами и произвол чиновников, равнодушие властей к положению народа, задавленного и подверженного голоду, недоеданию и высокой смертности из-за нехватки питания и периодических неурожаев. Об этом Короленко поведал в книге очерков ‘В голодный год’ (1892), которая в свое время глубоко потрясла всю Россию правдивым изображением трагедии современной писателю деревни.
Важное место в творчестве Короленко — художника слова и публициста — занимает тема капитализма. Народники отрицали возможность перехода России на буржуазно-капиталистический путь развития и признавали лишь кустарные формы хозяйства и труда. Короленко уже в 1890 году выступил с книгой ‘Павловские очерки’, в которой поставил под сомнение правильность народнических теорий. Углубляясь в исследование сравнительных достоинств фабрично-заводского и кустарного производств, Короленко на множестве фактов и цифр показал преимущество крупной промышленности над артельно-кустарной. На эти наблюдения и выводы Короленко позднее сослался В.И.Ленин в своей работе ‘Развитие капитализма в России’. В историческом споре марксистов и народников Короленко был гораздо ближе к первым, чем ко вторым. В 1898 году Короленко заявил: ‘Я далеко не принадлежу к безусловным поклонникам так называемого артельного принципа’. Для него было очевидно: Россия неуклонно идет путем капиталистического развития, и этот процесс объективно является прогрессивным. ‘…Необходимость технического прогресса не подлежит спору’, — писал Короленко в полемической статье ‘О сложности жизни’ (1899). И в то же время он прозорливо заметил, что прогресс и капитализм — ‘понятия далеко не тождественные’, и в отличие от легальных марксистов, призывавших идти ‘на выучку к капитализму’, утверждал, что капитализм ‘есть временное условие’ и что его развитие оказывается ‘многими своими сторонами противочеловечно’. В частности, он обращал внимание своих читателей на ‘ужасающую картину положения рабочих, превосходящую любые проявления настоящего рабства’. Короленко, таким образом, не соглашался с народниками и был против буржуазных апологетов капитализма.
Античеловечный характер капитализма стал для Короленко очевидным после его поездки летом 1893 года в Америку, где он провел более месяца. Противоречия буржуазного общества писатель обнажил в очерках ‘В Америке’ (1894) и ‘Фабрика смерти’ (1895), в рассказе ‘Софрон Иванович’ (1902), оставшемся незаконченным, но особенно полно, сильно и отчетливо выражен пафос отрицания буржуазной действительности в повести ‘Без языка’ (1895). Короленко вскрыл в ней развращающую силу денег в мире капитала, фальшь и ложь буржуазной демократии, высмеял продажность буржуазной американской прессы, разоблачил соглашательство профсоюзных вождей, поведал жуткую правду о безработице и голодной жизни трудящихся крупнейшей капиталистической страны.
Творческая деятельность Короленко на рубеже двух веков была многообразной по своему содержанию, идейному пафосу, жанровым формам и художественным средствам.
В ряде произведений резко обозначились мотивы назревающей народной революции, что было отражением общественно-политического подъема в России, вступившей в период массового освободительного движения. Новым явилось обращение писателя к темам и образам исторического и революционного прошлого родины, в частности — к изображению народно-крестьянских мятежей, бунта, вооруженного восстания. Так, в очерке ‘Божий городок’ (1894) и рассказе ‘Художник Алымов’ (1896) Короленко делает попытку художественно воссоздать отдельные эпизоды из народных восстаний под водительством Разина и Пугачева, с обостренным интересом и вниманием исследует вопрос об их историческом значении для современной ему освободительной борьбы народа и демократической и революционной интеллигенции.
Небезынтересен тот факт, что как раз в это время писатель обдумывал замысел исторического повествования о Пугачеве ‘Набеглый царь’. Его привлекает также героико-трагическая судьба декабристов, Чернышевского, политических каторжан и ссыльных. Отголоски этих настроений и творческих увлечений Короленко отчетливо слышатся в его рассказе ‘Последний луч’ (1900).
Сюжетно рассказ ‘Последний луч’ связан с сибирской тематикой. Своеобразное ‘возрождение’ этой тематики, возврат писателя к ее разработке на новом этапе своего творческого развития ознаменован появлением в конце 90 — начале 900-х годов таких произведений, как ‘Марусина заимка’ (1899), ‘Государевы ямщики’ (1901), ‘Мороз’ (1901) и ‘Феодалы’ (1904). В них живут и действуют люди неугомонного характера, беспокойные, недовольные своей судьбой и жадно ищущие счастья (Степан в ‘Марусиной заимке’, Микеша в ‘Государевых ямщиках’). Образы рвущихся к свободе людей из народа выступают на фоне суровой и угрюмой сибирской природы, холодной и равнодушной к человеку, символизирующей жестокость и мрачное бесчеловечие окружающей действительности, всего строя жизни. Короленко предстает в сибирских рассказах большим мастером пейзажа, используемого им как средство раскрытия душевных переживаний героя и противоречий его социального бытия.
Короленко любил рисовать предгрозовые пейзажи, полные ощущения близких перемен и потрясений. Чрезвычайно характерен в этом отношении, например, рассказ ‘В облачный день’ (1896). Народное недовольство выражено здесь не только в речах и поведении ямщика Силуяна, но и через символико-аллегорическую картину природы, пронизанную чувством ожидания грозы, ощущением освежающего дыхания воздуха, перемен в окружающем мире. ‘…Во всем чувствовалось ожидание, напряжение, какие-то приготовления, какая-то тяжелая борьба’, — пишет Короленко. Символичны — с глубоким социальным подтекстом — описания встревоженной Волги в мгновения перед грозой, ‘Молния короткими вспышками освещала реку от берега до другого… Волны вздымались, поблескивая пеной гребней, и опять падали и утопали во мраке. Будет буря…’ Пророчески звучали слова о грядущей буре, которая всколыхнет застоявшийся воздух, освежит просторы России, и людям станет легче дышать…
— Будет буря, товарищ.
— Да, капрал, будет сильная буря, — так начинается короленковский рассказ ‘Мгновение’ (1900), проникнутый предощущением зреющей революционной бури и звучавший гимном героическому и мужественному подвигу во имя свободы. Описанный в рассказе дерзко-смелый побег инсургента Диаца из военной тюрьмы заканчивается словами раздумья одного из офицеров тюремной стражи: ‘…море дало ему несколько мгновений свободы. А кто знает, не стоит ли один миг настоящей жизни целых годов прозябанья!..’ Вера в свободу и необходимость непрестанной, упорной, настойчивой борьбы за нее одушевляли писателя при создании стихотворения в прозе ‘Огоньки’ (1900), пользовавшегося исключительной популярностью и любовью в демократических кругах предреволюционной России.
Из любви к народу и его свободе писатель ненавидел все враждебное его социальному, экономическому и духовному раскрепощению. Поэтизируя мужество борцов за всестороннее освобождение трудовых масс народа, Короленко был непримирим в разоблачении обывательского равнодушия к народным интересам, чаяниям и стремлениям, осуждал рабье молчание буржуазно-мещанской интеллигенции перед проявлениями несправедливости в жизни, клеймил позором тех, кто своим безучастием в развернувшейся общественной борьбе только множит зло и мешает избавлению народа от невежества, предрассудков и дикости, насилия человека над человеком, угнетения и рабской психологии. В этом — пафос повести ‘Не страшное’ (1903), написанной в канун первой русской революции.
Положительный герой Короленко — протестующая личность, мятежный бунтарь или революционер — выступает в его художественной прозе одновременно в реалистическом и романтическом освещении и раскрытии. Романтическая стилистика характерна, например, для рассказа ‘Мгновение’, стихотворения в прозе ‘Огоньки’ и ряда других произведений, в то время как, скажем, повести ‘Без языка’ и ‘Не страшное’, очерки ‘В голодный год’ или ‘Дом No 13’ созданы в соответствии с поэтикой реализма. Короленко, подобно Толстому и Чехову, Гаршину и Горькому, стремился к обновлению реализма за счет включения в реалистическое творчество приемов и средств художественной условности и романтической образности.
Короленко был крупнейшим публицистом предоктябрьской эпохи. Начиная с 1896 года одна за другой появлялись полные политической страстности и высокого гражданского мужества книги и статьи Короленко: ‘Мултанское жертвоприношение’, ‘Знаменитость конца века’, ‘Сорочинская трагедия’. Огромный общественный резонанс в свое время вызвали такие очерково-публицистические произведения писателя, как ‘Бытовое явление’, ‘Черты военного правосудия’, ‘В успокоенной деревне’, ‘Истязательная оргия’, написанные в период столыпинской реакции. О книге ‘Бытовое явление’ (1910), конфискованной властями после ее выхода, Л.Толстой писал: ‘Ее надо перепечатать и распространить в миллионах экземпляров. Никакие думские речи, никакие трактаты, никакие драмы, романы не произведут одной тысячной того благотворного действия, какое должна произвести эта статья’. Книги пламенной публицистики являются не менее значительными и ценными произведениями Короленко, чем его беллетристические рассказы и повести. В статьях и книгах, написанных на острые, злободневные общественно-политические темы, Короленко разоблачал царское правительство, восставал против черносотенных погромов и казней, ставших ‘бытовым явлением’ в годы реакции, выступал в защиту угнетенных народов всех национальностей России, проповедовал идеи межнациональной братской дружбы.
В тот год, когда началась первая революция, Короленко приступил к созданию самого большого своего произведения — автобиографической книги ‘История моего современника’. Работа над нею шла полтора десятилетия, вплоть до кончины писателя. В четырехтомном эпически-монументальном творении Короленко освещены многие стороны русской жизни и быта 60-70-х годов. Обратившись к материалу лично им пережитого и к фактам исторического прошлого демократической, революционной России, писатель проследил формирование личности своего современника как будущего активного защитника народа, показал, как происходит воспитание революционера, его созревание для действенной борьбы за свободу. Книга пронизана идеей личной ответственности человека перед современностью и народом, ответственности за будущее страны. Прошлое предстает здесь как поучительный урок для непосредственных участников демократического движения в России в период меж двух революций. ‘История моего современника’, восходящая к опыту ‘Былого и дум’ А.Герцена, была столь же значительным явлением в реализме предоктябрьской поры, как знаменитая автобиографическая трилогия М.Горького.
Незадолго до начала империалистической войны Короленко уехал за границу лечиться. В Россию он вернулся в июне 1915 года. Его отношение к войне было своеобразным: в принципе он был против войны, но в то же время не принимал идей большевиков о необходимости превращения войны империалистической в гражданскую. Он приветствовал Февральскую революцию 1917 года, а сразу после нее примкнул к тем, кто ратовал за продолжение войны с врагами России. Продолжая называть себя социалистом, Короленко вместе с тем заявлял, что он не считает себя ‘ни большевиком, ни коммунистом, ни меньшевиком, ни ‘народным социалистом». Еще более путаной, крайне противоречивой и непоследовательной была позиция Короленко в его отношении к Октябрьской социалистической революции и гражданской войне.
Владимир Галактионович Короленко умер 25 декабря 1921 года.
В личности Короленко счастливо соединились замечательный рассказчик, искусно владевший живописным словом, тонкий психолог, блестящий публицист, темпераментный и неутомимый общественный деятель, гражданин-патриот, отзывчивый, простой и скромный человек с кристально чистой и честной душой. ‘Такие люди, как Короленко, редки и ценны’, — писала еще в 1913 году ‘Правда’. Луначарский сказал о нем: ‘Трудно представить себе более благородный человеческий облик, чем фигура Владимира Галактионовича Короленко’. Короленко как прогрессивного писателя высоко ценил Владимир Ильич Ленин. Великую заслугу Короленко перед Россией и ее народом Горький видел в том, что этот ‘большой и красивый писатель’ своей культурной работой помог разбудить ‘дремавшее правосознание огромного количества русских людей’.