ЕВРОПА
ЕВРОПА
‘Литературная газета’, No 4, 1933
Европа, Луначарский Анатолий Васильевич, Год: 1933
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Сотрудник нашей газеты посетил недавно вернувшегося из-за границы академика А. В. Луначарского, с которым имел следующую беседу:
Вопрос. На этот раз вы, кажется, очень долго были за границей?
Ответ. Да, я пробыл очень долго: сначала в Женеве на конференции по разоружению, а затем в разных местах Германии, где мне пришлось лечиться от довольно серьезной болезни. В самое последнее время я жил в Берлине, уже выздоравливая.
Вопрос. Надеюсь, ваша болезнь не мешала вам наблюдать современную европейскую жизнь?
Ответ. Конечно, в некоторой степени, она послужила помехой, но все же, даже в месяцы наихудшие, я много читал, а в лучшие месяцы, особенно в Берлине, мне удалось также много беседовать и непосредственно видеть.
Вопрос. Каково же ваше впечатление от современной европейской жизни? Как обстоит дело с кризисом?
Ответ. Несмотря на то. что к новому году многие журналы, различные политические деятели, экономические наблюдатели старались порадовать широкую публику слухами об улучшении кон’юнктуры,— на самом деле ее нет. Нет ни в Америке, ни в Европе. Во многих странах дело дошло до невыносимого положения, как, например, в Австрии, Румынии, Юго-Славии, но почти в таком же положении находится оно повсюду. Германия все увеличивает число своих безработных и все уменьшает свою заботу о них. Количество нищих в Берлине поражающее. Все время слышишь о росте самоубийств, о непрерывных дальнейших банкротствах, и печать тоски, тревоги и нищеты легла уже очень густо, на лицо мирового города Берлина. Впрочем, в других городах нисколько не лучше. Я не так давно видел Гамбург: его порт совсем умер. Франция, которая лучше всех держалась против кризиса, валится теперь тоже в бездну. Лучшими симптомами этого является громадное внимание, с которым вслушивается страна в утопические, якобы, государственно-социалистические, на самом деле, фашистские речи господина Кайо и в широкое движение за сорокачасовую рабочую неделю.
Вопрос. Конечно, кризис отражается и на культуре? Как обстоит дело в этом отношении?
Ответ. Отражение кризиса на культуру становится все более и более глубоким и все более безотрадным. Совершенно изменилось положение науки. Буржуазия всегда старалась фальсифицировать науку. Как рыба гниет с головы, так наука гниет с философии. Но от философии, — через общественные дисциплины, вплоть до естественных наук, — давно уже шла тлетворная волна идеалистической и даже мистической фальсификации. Сейчас дело дошло до уродливых границ. Под видом новых научных обозрений проповедуется например возврат к ‘магическому миросозерцанию первобытного народа’.
Мне пришлось быть на одном философском собрании, где совсем молодые ‘ученые’ высказывали такие мракобесные мысли, коих постыдился бы любой культурный немец еще лет пять тому назад. Но самое худшее в том, что сорвалась та сила, которая заставляла до сих пор буржуазию все- таки более или менее церемониться с наукой, поддерживать ее и сохранять за учеными известное право на правдивость. Этой силой был интерес буржуазии к технике. Обстановка развития науки, ее фальсификация могли дурно отразиться на технике, на изобретениях, на рационализации производства, а ведь все это недавно было пружиной капитализма.
Сейчас капитализм относится к технике с ужасом, боится изобретений, как чорта, винит в кризисе, главным образом рационализацию.
Не один Кайо — он еще сравнительно ‘прогрессивный’ буржуа— требует приостановить изобретения. поставить науку под цензуру, взять на цепь творческий дух человечества.
Естественно, что при таких условиях науку содержат впроголодь, буржуазия перестала ее уважать.
Недавно многие десятки первоклассных ученых Германии подали тогдашнему канцлеру Папену заявление о катастрофическом положении науки ввиду ее обнищания.
Вопрос. А искусство?
Ответ. Искусство, конечно, тоже приспособляется к созданным кризисом обстоятельствам жизни. Прежде всего вообще крайне оскудел рынок искусства. Живописцы, скульпторы, музыканты, литераторы и театры. — все одинаково жалуются на обнищание, на отсутствие внимания публики.
Но важнее изменения в искусстве по сути. Правда, я не могу здесь отметить ничего особенно нового по сравнению с тем, что я подчеркивал в моих прежних отчетах о европейских наблюдениях. Все только обострилось. С одной стороны, существует искусство, потрафляющее на публику, старающееся путем крайнего легкомыслия, якобы дающего отдых от тяжелых забот и всякой эротики, привлечь большие массы публики.
Сюда же относится, конечно, бесчисленное количество всяких комедий. Порой они не лишены изящества, но до крайности пусты.
Рядом с этим мы имеем другую линию искусства: мистическую. Надо сказать по правде, что она не имеет прежнего успеха. Во времена экспрессионизма, т. е. сейчас же после войны, мистическое искусство было в ходу. Теперь оно приелось. Нужно отметить теперешние усиленные поиски в области оперы, в том числе и своеобразной реставрации классической оперы. Здесь ищут бегства от жизни в самые ‘чистые’ метафизические и эстетические высоты.
Усиливается антибуржуазное искусство. Тут есть, несомненно, крупные явления. Ограничусь пока указанием на два действительно исключительных. Я имею в виду роман Музеля ‘Человек без особых качеств’, два тома которого опубликованы на немецком языке, и роман Селина—французский — под названием ‘Путешествие на край смерти’.
Оба эти романа знаменательны и очень талантливы.
Они не одиноки. Их окружает довольно большое количество подобных им по тенденциям прозаических, стихотворных, даже музыкальных и графических произведений. Всем им свойственно отчаяние, все они ненавидят капитализм’ все ненавидят современный строй, все они по-разному ищут исхода, но никто из них его еще не нашел. От коммунизма они далеки, им представляется, что наступает конец мира. Но среди этих художественных произведений отчаяния есть много очень злых, очень серьезных и для нас очень ценных как критика существующего капитала, как симптом распада.
Конечно, развивается и коммунистическая или близкая к коммунизму литература. Я должен, однако, сказать, что она развивается довольно туго. Очень больших произведений в этом отношении за последнее время нет. Обещанием является еще не появившаяся на сцене пьеса Брехта ‘Жанна д’Арк с бойни’.
Вопрос. А что вы можете сказать о быте вообще?
Ответ. Он увядает и гниет: Исчезает постепенно комфорт, долго державшийся на прежних громадных инвестициях капитала. Волна проституции заливает Европу, ибо женщины массами лишаются заработка. Спорт, хотя и держится еще, но, конечно, тоже потускнел.
Забота — вот что стоит на первом плане.
Не спрашивайте меня о политике. Это дело очень сложное, в особенности, для Германии. К тому же наши газеты превосходно следят за развитием этого явления.
К сказанному добавлю только, что нет худа без добра Разумеется, кризис, разрушая капитализм, разрушает также старые предрассудки. Очень многих людей из среднего сословия, очень многих крестьян (я не говорю уже о рабочих) он освобождает от старых воззрений, верований и надежд. Никогда еще за границей мы не были так раскрыты для принятия новых истин.
Влияние коммунистической партии, влияние коммунистических идей, несомненно, растет. Я думаю, что недалек тот день, когда произойдет крутой перелом в настроениях. Это будет тогда, когда окончательно сорвутся последние надежды на капиталистическое плановое хозяйство Когда ложность и этого исхода обнаружится и для тех, кто еще не понимает этого, произойдет массовое, еще более усиленное передвижение в наш лагерь или очень близко к иену.