Эвелина де Вальероль. Роман в четырех томах. Сочинение Н. Кукольника, Белинский Виссарион Григорьевич, Год: 1842
Время на прочтение: 4 минут(ы)
В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений.
Том 6. Статьи и рецензии (1842-1843).
М., Издательство Академии Наук СССР, 1955
3. Эвелина де Вальероль. Роман в четырех томах. Сочинение Н. Кукольника. Второе, исправленное издание. Санкт-Петербург. В типографии Ильи Глазунова и Ко. 1841—1842. В 12-ю д. л. В I-й части — 249, во II-й — 264, в III-ей — 274, в IV-ой — 345 стр. (Цена 3 р. сер., весовых за три фунта).1
Читателям уже известно наше мнение о романе г. Кукольника. 2 Это далеко не художественное произведение: в нем нет ни идеи, ни слишком верного и глубокого взгляда на эпоху, ни внутреннего содержания, поражающего единством впечатления и ясною ощутительностию того, чего нельзя выразить словом и чего поэтическая форма была бы только чувственным проявлением. Героиня романа служит лишь внешним центром множества событий и множества лиц, имеющих к ней слишком мало отношения. Сама по себе она — ни глубоко задуманный и хорошо выполненный женский характер, ни даже особенно интересное описание характера: бледна, бесцветна, обозначена чертами общими и неопределенными. Другие лица не чужды внешнего интереса в запутанном механизме романа, но ни одно из них не может назваться типическим лицом. Лучше других Гар-Пион. Гойко сбивается на мелодраматического героя,— а он-то собственно и есть герой романа: по крайней мере, в романе всё через него и им и ничего без него, так что если б Гойко не спасался беспрестанно от смерти чудесным образом, чрезвычайно похожим на deus ex machina, {искусственное разрешение (латин.).— Ред.} то роман остановился бы, и автор не знал бы, что ему делать с своими героями и действующими лицами и куда их девать. На Ришльё г. Кукольник смотрит слишком неверно: Ришльё, по его мнению, подорвал гонением аристократии французскую монархию и приготовил новейшие перевороты в истории Франции… Такой взгляд есть лучшая мерка достоинства романа: на ложном основании нельзя создать хорошего произведения. Всякая великая историческая личность творит волю пославшего ее, хотя, повидимому, и совершает только свою собственную волю, всякий великий исторический действователь выполняет требования духа времени, которых он есть только представитель, а не производитель, хоть он и думает осуществлять лишь свои собственные понятия о потребностях общества, потому ни о каком историческом герое, как бы велик он ни был, нельзя сказать, что он сделал не то, что должно,— или хвалить его за то, что он сделал хорошо, когда бы мог, если б захотел, сделать худо. Историческое лицо делает только то, что необходимо,— по крайней мере, только необходимые из его действий производят результаты, всё же принадлежащее его личному произволу, и доброе, и худое, существует временно, не оставляя никаких следствий и исчезая вместе с лицом. Что за гигант такой кардинал Ришльё, что мог сделаться владыкою судеб целого народа и произвести не то, чего высшие силы хотели, а что его кардинальской эминенции было угодно!.. Подобное историческое созерцание и мелко, и ограниченно, и старо. Да притом г. Кукольник навязал Ришльё дело, которого тот и не думал делать: он сокрушил феодализм и приуготовил монархию Лудовика XIV, которая потом пала вследствие причин, нисколько не зависевших от кардинала Ришльё, а г. Кукольник заставляет его подрывать монархию и религию!!.
В изображении характера Ришльё автор держался известного романа Альфреда де Виньи ‘Сен-Map’. Вообще, этот роман имел большое влияние на роман г. Кукольника, и, несмотря на то, их никак нельзя сравнивать между собою в достоинстве. Мы не слишком высокого или, лучше сказать, слишком невысокого понятия об ‘облизанном’ (как назвал его Пушкин) произведении щепетильного французского романиста,3 но оно, по нашему мнению, всё-таки несравненно выше своего русского отпрыска. Оно проще, малосложнее, ярче по очеркам характеров и проникнуто началами, которые, каковы бы они ни были, дают ему жизнь и колорит. Г-н Кукольник писал свой роман без особенных притязаний: ему, кажется, просто хотелось написать повесть с разными похождениями, способными занять своею калейдоскопическою пестротою не слишком взыскательное внимание праздного читателя,— и он вполне достиг своей цели. Сверх того, у него была еще и задушевная мысль — представить картину состояния искусств в Италии и Франции XVII столетия. В этом у него нет ничего общего с де Виньи, но зато всё это у него нисколько не вяжется с романом и составляет как бы вставку, занимающую пять глав, названных автором ‘римскими’ и отмеченных предостерегательным эпиграфом ‘ad libitum’, {‘по желанию’ (латин.).— Ред.} a это значит, что автор избавляет от чтения этих римских глав всякого, кому ‘почему-либо подробности художественной истории могут показаться незанимательными и утомительными’. Что касается до нас, — нам эти подробности не показались незанимательными и утомительными, мы прочли их с большим удовольствием, чем самый роман.— Есть и еще важное различие романа г. Кукольника от романа де Виньи: русский романист представил Сен-Мара совершенно иначе, чем французский, и гораздо ближе к исторической истине.
Говоря вообще, если рассматривать роман г. Кукольника вне строгих требований искусства,— это очень приятное явление в нашей мертвой и скудной литературе, это просто — длинная повесть, переполненная затейливо запутанными и удовлетворительно распутанными происшествиями, повесть, умно задуманная, внимательно соображенная, но не концепированная, повесть, для которой много было употреблено труда, изучения, но мало вдохновения, наконец, повесть, в которой мало внутреннего, но бездна внешнего интереса, каким отличается, например, ‘Тысяча и одна ночь’. В ней есть эффекты, довольно неловкие, как, например, смерть кардинала Ришльё, но большая часть ее эффектов отличается умом и вкусом. Вообще, этот роман написан для образованной части публики, а не для полуграмотной черни, для которой сочиняются беззубо сатирические, пошло моральные и приторно чувствительные романы. Мы не поклонники произведений г. Кукольника: видим в нем дарование, которого и не оспориваем, но не видим в нем ни гения, ни огромного таланта, который в нем признается иногда (когда требуют того особенные обстоятельства) некоторыми журналами, печатно называющими себя его друзьями и приятелями… 4
Роман г. Кукольника издан прекрасно.
1. ‘Отеч. записки’ 1842, т. XXI, No 3 (ценз. разр. 28/II), отд. VI, стр. 1—3. Без подписи.
2. Белинский, очевидно, имеет в виду свой отзыв об ‘Эвелине де Вальероль’ в статье ‘Русская литература в 1841 году'(ИАН, т. V, No 59).
3. См. статью Пушкина ‘О Мильтоне и Шатобриановом переводе ‘Потерянного рая» (‘Современник’ 1837, кн. V, стр. 133). В этой же статье Пушкин называет Альфреда де Виньи ‘чопорным и манерным’ (стр. 134).
4. Речь идет о Сенковском, см. его отзыв об ‘Эвелине де Вальероль’ (‘Библ. для чтения’ 1841, т. 45, отд. VI, стр. 3).