ЭТАПЫ САМОЛЮБИЯ ГРАФА ЗВЕНИГОРОДЦЕВА
1915 год
1918 год
1919 год
1920 год
* * *
КОММЕНТАРИИ
Этапы самолюбия графа Звенигородцева, Аверченко Аркадий Тимофеевич, Год: 1920
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Аверченко А.Т. Собрание сочинений: В 14 т. Т. 11. Салат из булавок
М.: Изд-во ‘Дмитрий Сечин’, 2015.
Ресторан ‘Медведь’. Время завтрака.
Граф Звенигородцев быстро вскочил со своего места и, хмуря брови, подошел к князю Сундукову.
— Князь! Не знаю, показалось ли мне или это было в действительности так, но вы бросили на меня косой взгляд и потом шепнули что-то на ухо своей даме очевидно, обо мне же!..
— Что вы, граф! Я даже не смотрел на вас!
— То есть, вы хотите сказать, что вы и смотреть на меня не хотите! Вы сами понимает, что такие оскорбления смываются только кровью… Когда и где…
Князь Сундуков встал и сухо поклонился.
— Я к вашим услугам. Жду ваших друзей.
На рассвете была дуэль.
Князь Сундуков прострелил графу Звенигородцеву плечо, но граф даже не поморщился: он со светлым лицом упал на мерзлую землю и, падая вторично, на этот раз уже в обморок, прошептал:
— И все-таки честь моя, незапятнанная доселе честь графов Звенигородцевых, восстановлена!
Сидя в компании друзей в городе Ростов-на-Дону, граф Звенигородцев говорил:
— Я вам скажу, почему я бежал сюда из Петербурга… Моя графская корона у этих совдепов была все время бельмом на глазу. Один раз они явились ко мне с обыском даже ночью… ‘Ты, говорят, граф! Ты, говорят, буржуй!’. А я им в ответ: ‘Что вы, говорю, с ума сошли, товарищи, что ли? Это, говорю, моя фамилия Граф, а сам я нижегородский мещанин, и зовут меня Янкель Граф…’. И даже, можете представить, немного еврейского акцента подсыпал — я ведь недурно еще раньше в салонах еврейские анекдоты рассказывал… Что ж вы думаете — поверили! ‘Пойдем, говорят, простой жиденок, а мы думали, граф’. Здорово отделался, а?
Сидевший тут же князь Сундуков задумчиво сказал:
— А все-таки не понимаю: как можно от своей графской фамилии отказываться?..
— О, cher prince! Если бы это была французская революция, если бы мне грозила прекрасная, окутанная мрачной поэзией гильотина — я бы и не отрекся от самого себя! Но ведь эти скоты даже гильотины не могли сочинить! Задушат где-нибудь в грязном подвале чрезвычайки или заставят чистить конюшни! О, если бы гильотина!..
На сходнях парохода, отходившего в Константинополь, толпилось много народа.
— Куда прешь?! Куда прешь, свинья собачья?!! Вот ахну тебя так, что в воду башкой вниз сверзишься!..
— Виноват! Я попросил бы! Слышите? Попросил бы. Не забывайте, что я граф Звенигородцев…
— Так ежели ты граф, не лезь, дура, без очереди, а сначала становись в затылок да пачпорт приготовь, да свидетельство, да…
Князь Сундуков шепнул на ухо графу:
— Не связывайтесь вы с этим грубым народом. Сделайте вид, что не расслышали.
— А чего он меня свиньей собачьей называет… Я ж его не трогаю. Взять бы да начальству его и пожаловаться. Вот бы влетело! Но, однако, я думаю, ударить меня он не посмеет, а?
Принцевы острова.
Под палящим солнцем стоит очередь за похлебкой, голодная, угрюмая очередь, еле сдерживаемая щеголеватым, вооруженным стеком, ‘союзником’…
— Ба! Кого я вижу! граф Звенигородев!.. И вы тут?
— Здравствуйте, князь! А я думал, вы в соседнем лагере…
— Нет, ушел оттуда. Там грубо уж очень. При раздаче пищи благодетели-то эти наши — приклады в ход пускают.
— Да, в этом отношении здесь лучше. Стек, — это все—таки не приклад. И потом, ежели он меня ругает при этом, то все-таки французская речь звучит, как родная.
— А говорят, здесь есть такой лагерь, где даже стека нет. Пара подзатыльников на всю партию, да и конец.
— Вот бы туда устроиться!
В старой барской усадьбе графов Звенигородцевых гуляет буйный вольный ветер, хлопая полуоторванными дверьми и свистя в разбитых стеклах оконных рам.
Иногда этот ветер подхватит белые охлопья изорванной в клочья библиотеки и начнет крутить и взметывать их, чему-то радуясь и думая в своей ветреной красоте, что это только что выпавший снег.
А в портретной галерее предков висит ряд забытых надменных лиц в бархатных камзолах с кружевными манжетками, с золотыми тростями в руках, ряд суровых лиц с брезгливо выдвинутыми нижними губами.
И не от того у них такое брезгливое выражение лиц, что драгоценная старинная библиотека разорвана руками неведомых дураков в клочья, не от того, что изломана в куски золоченая, крытая тисненной материей мебель, — не от того.
Не от того некоторые из них, лишенные рам, перегнулись пополам, будто скрыв от стыда свои лица.
Не от того.
А от того, что наряду с мрачным трагизмом всеобщего разрушения — проскользнула сначала крохотная струйка, а потом эта струйка разлилась широкой всероссийской рекой, пропитала и затопила всю русскую революцию со всех боков и концов.
А имя этой широкой реке:
— Всероссийская Пошлость.
Впервые: Юг России, 1920, 15 (28) июля, No 89 (282). Печатается по тексту газеты.
Ресторан ‘Медведь’. — Ресторан был открыт в 1878 г. в здании петербургской гостиницы Демута (ул. Большая Конюшенная, 27). В вестибюле стояло чучело медведя, держащее в лапах поднос.
— О, cher prince! — О, дорогой князь (франц.).
Принцевы острова. — Принцевы острова, Кызыладалар (Kiziladalar), архипелаг в северо-восточной части Мраморного моря. Принадлежит Турции. Состоит из девяти мелких гористых островов общей площадью 10,8 км2.