В. Д. Катков
В. Д. Катков
Еще о ‘нации’
Еще о ‘нации’
————————————————————————-
Еще о ‘нации’, Катков Василий Данилович, Год: 1910
Время на прочтение: 3 минут(ы)
В письме в редакцию г-на ‘Не публициста’, помещенном в No ‘Русской Речи’ от 14 мая сего года, находится выражение, приписывающее мне то, чего я не говорил.
Там сказано: ‘Г. Никонов говорит, что были времена, когда при определении слова ‘нация’ на первом месте ставили ‘единство крови’ Каткова’.
Здесь неправильно приписывается: 1) г-ну Никонову (которого не имею чести знать) то, чего он не говорил обо мне и моем отношении к ‘единству крови’, 2) влагается в мои уста то, чего я не говорил и не помышлял…
Никакого определения ‘нации’ я не давал и не даю, и не могу дать, так как и вообще никто такого бесспорного определения не давал и не может дать. И об отношении ‘единства крови’ к понятию нации я ничего не говорил.
Мое отношение к ‘определениям’ основано на науке общего языковедения. Если римские юристы инстинктивно выражали истину в положении, что ‘всякое определение… опасно’ (omnis definitio periculosa est), то современные языковеды объяснили нам причину этого. Единицею мышления служит не слово, а предложение (фраза). Это бесспорнейшее положение воочию доказывается существованием многочисленных языков, не знающих наших слов. В определениях же люди стараются заставить слова играть несвойственную им роль чего-то самостоятельного. Искание определений играет очень важную роль в деле нашего умственного развития, но всякое определение есть нечто несовершенное, искусственное, временное и чреватое опасностями. Значение наших слов-понятий, как учит наука о языке-мышлении, определяется предложениями и обстоятельствами вне предложений.
Значение моего выражения ‘вексель есть институт с национальной окраской’ определяется противопоставлением этого термина термину ‘космополитический’ в той же фразе. И с точки зрения такого противопоставления швейцарский вексель — вексель с национальной окраской, независимо от того, живет ли в Швейцарии одна национальность или четыре, а австрийский вексель также не является космополитом, независимо от того, какая национальность преобладает в Австрии.
Недостаточно задолбить omnis definitio periculosa est, но важно понимать, почему это так. Масса сил растрачивается у юристов потому, что все их определения, например, понятие договора в учебниках и в монографиях — неполны, неверны и… опасны.
Определение нации выражением, исключающим возможность применения этого понятия к грекам, римлянам, арабам, китайцам, евреям и т.д., игравшим роль ранее XVIII и XIX столетий, очевидно не соответствует ни одному из словарей тех языков, где это слово существует. Это особый условный язык, за которым мы не можем заставить идти большинство людей.
Насколько я помню, речь на диспуте зашла об отношении наших понятий к словам: как это ни странно покажется многим, но наши ‘понятия’ — это наши ‘слова’. Расчленение нашей мысли на понятия совершается под влиянием расчленения нашей речи на слова. Где нет соответствующих слов, там нет и понятий. Японец питается главным образом рисом, но абстрактного понятия и слова ‘рис’ не имеет. Миссионеры среди некоторых индейских племен Южной Америки не могли передать нашего учения о Боге этим дикарям, так как у них не было соответствующего нашему понятия слова ‘Бог’.
Мышление ‘без слов’ возможно, как в том смысле, что есть языки без слов (как мы их имеем), так и в том, что есть другие ‘выразительные движения’, кроме звуков речи. Но наука создана лишь благодаря мышлению, опирающемуся на человеческую речь, и в великие заблуждения, в мифологию и схоластику впадает она благодаря речи. Можно с величайшим презрением относиться к речи как к чему-то материальному, по сравнению с спиритуализмом (якобы) чистого мышления, но освободиться от пагубного влияния речи можно только благодаря науке о языке.
Завися от речи, хотя бы в том смысле, в каком виноградная лоза в своем росте зависит от поставленной рядом с ней палки (да не примет кто-либо этой картины за передачу действительного отношения мышления и речи), наука, как и вообще мышление, не космополитична, а национальна, так как мы не знаем языка вообще, а язык французский, английский, папуасский и пр. И не было такого мудреца, который бы смог приобщить японца или чукчу к благам европейской культуры, не приобщая его к европейским языкам: не внося в его язык новых элементов, выработанных языками — мышлением европейцев, а для полноты и широты усвоения не заставляя его изучить европейский какой-нибудь язык. Даже математике, пользующейся в столь значительной степени интернациональными идеограммами (1, 2, 3, 4 х 6 = 24 и пр.), нельзя научить народы, считающие только до трех, не внеся в речь их изменений из наших языков или не заставивших их изучить какой-либо европейский язык. Юрист же, не знающий элементов науки о языке — мышления, всегда будет блуждать среди мифов, создаваемых речью, и тратить свои лучшие силы, как их тратили схоластики.
Национальность мышления — факт величайшей научной и практической верности. Языковедение учит нас, что, например, русское ‘деревня’ не соответствует немецкому Dorf и французскому village. Еще менее соответствуют понятия свободы, власти, закона, собственности, труда… на русском языке их эквивалентам по словарю в английском, немецком и других языках. В этом несоответствии причина непонимания нашей ‘образованной’ публикой западной жизни и обратно: непонимания нас европейцами. Западная литература юридическая и публицистическая понимается, да и то не вполне, только некоторыми знатоками европейской жизни, а большая публика способна создавать из нее разве разбойно-сумасшедшие революции, вроде только что пережитой нами.
Впервые опубликовано: ‘Русская речь’, 1910, май 16.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/katkov_v_d/katkov_v_d_eche_o_nacii.html