ЭСДЕКИ
ЭСДЕКИ
* * *
* * *
* * *
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Эсдеки, Аверченко Аркадий Тимофеевич, Год: 1920
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Аверченко А.Т. Собрание сочинений: В 14 т. Т. 11. Салат из булавок
М.: Изд-во ‘Дмитрий Сечин’, 2015.
От одного офицера-корниловца я услышал такой рассказ.
Во время боя с красными взяли мы в плен сотни полторы китайцев.
С этими у нас разговоры коротки или, вернее, — никаких разговоров.
Все расстреливаются.
Но на этот раз наши солдатики что-то позадержались около одного китайца: несмотря на весь мрачный трагизм обстановки, около него послышался такой веселый взрыв здорового смеха, что я заинтересовался и подошел:
— Что тут такое?
— Да вот поговорите вы с ходей, господин капитан… Ну, что с ним делать, с таким-то?
Это была, действительно, преуморительная желтая косоглазая рожа, хитро и весело всех оглядывающая.
— Ты кто такой? — спросил я.
— Я китайская, капитана. Больси не путу.
— Чего не будешь?
— Воевати.
— Я думаю!.. А ты знаешь, что тебя ожидает?
— Снаю, капитана.
— Ну, что?
— Шибко пухау, капитана. (Очень не хорошо). Помирайла буду.
— Ну, вот видишь, дурак ты какой… Кто же тебе виноват? Чего ж ты лез сюда? Ну, скажи мне теперь: ты знаешь, за что ты воевал?
— Снаю, капитана.
— Ну, за что?
— Са ладная Кубани! (за родную Кубань).
Все наши эсдеки-меньшевики напоминают мне этого несчастного китайца.
Им иногда круто приходится: их не жалуют ни большевики, ни добровольцы.
Воюет такой эсдек, горячится на митингах, размахивает руками так, что подойти страшно.
А спросите его:
— Чего ж ты хочешь, голубчик?
— Во имя Третьего Интернационала, — не задумываясь, ответит он.
А что такое ему ‘Третий Интернационал’?
Та же ‘родная Кубань’ для желтолицего китайца.
Легче всего быть эсдеком. Ему совершенно не нужно думать, за него уже все надумано, высчитано, взвешено, разжевано, и даже эта разжеванная жвачка в рот всунута:
— Жуй только.
И ‘упершись в землю лбом’ жует правоверный рядовой эсдек смоченную чужой слюной жвачку…
Сегодня:
— ‘Классовая борьба’.
Завтра:
— ‘Третий Интернационал’.
Послезавтра:
— ‘Завоевание революции’.
Пусть на меня заинтересованные люди не обижаются, но я во всей своей бурной, разнообразной жизни не встречал ни одного умного, широкого, великодушного, талантливого, эсдека.
Эсдечество — как будто патент какой-то на ограниченность, деревянность, на полное отсутствие фантазии, взлета ввысь, дара Божьего, яркой искорки, которая одна может озарить пол-мира.
Идеал его — восьмичасовой рабочий день, в который он в пять часов мог бы вяло исполнить трехчасовую работу, потому что эсдеческий символ веры — это равнение по самому бездарному товарищу.
Заметьте, что у эсдеков кроме большевизма нет ни одной интересной ереси, как это зачастую бывает с религиозными вероучениями.
Потому что для ереси требуется оригинальная, хотя бы и ошибочная мысль, требуется полет фантазии, своеобразное ухищрение мозга, увы — не дано все это эсдеку.
И вожди ведь у них неглупые были, до многого додумались, — но в этом-то все эсдеческое и несчастье: они, вождя эти, раз навсегда сделали за своих учеников и последователей всю умственную работу, они, как гениальный Эдиссон, изобрели гениальный механический граммофон…
И можно, даже должно — восхищаться гениальностью Эдиссона, но никто не придет в восторг от гнусливого ‘безрупорного граммофона’, стоящего в углу самой убогой комнатки.
Сунули ему в пасть уже готовую пластинку — он и заговорил, и запел.
Такой же безнадежный оттенок механического штампа лежит и на всем эсдечестве.
Никто из нас не видел ни смеющегося, ни плачущего эсдека, никакой эсдек не сделал ошеломляющего безумства из-за любви к женщине, никто из них не сказал: ‘я хочу, чтобы моя родина была счастлива!’, никто не пошалил с ребенком, никто не вздохнул тихонько и печально, услыша музыку Чайковского…
Нет… Пластинка ему не позволяет… Она жужжит внутри его и шипит:
— ‘Третий Интернационал!’ — ‘Классовая борьба!’ — ‘Защищайте завоевания революции’.
Что ему счастье родины?
Он сражается:
— За ладная Кубани.
Впрочем, я не совсем прав: эсдек иногда плачет, а иногда даже пускается в пляс…
К сожалению, только сухая партийная программа совершенно изгнала из его души чутье и вкус как к слезам, так и к пляскам.
Не потому ли эсдек зачастую откалывает трепака на похоронах, и ручьем горьких слез разливается на свадьбе?
Фельетон впервые печатается по тексту первого издания сборника Аверченко ‘Дюжина ножей в спину революции’ (Симферополь, 1920). В последующие издания книги не включался, остался неизвестным.