Евгения Левшина
Евгения Левшина
Эмилия Пардо Басан и ее произведения
Эмилия Пардо Басан и ее произведения
————————————————————-
Эмилия Пардо Басан и ее произведения, Левшина Евгения Михайловна, Год: 1905
Время на прочтение: 11 минут(ы)
Рядом с именами Переса Гальдоса и Бласко Ибаньеса в испанской литературе последних тридцати лет без сомнения имя Эмилии Пардо Басан пользуется наибольшей известностью.
Все трое выступили почти одновременно и внесли нечто новое и прекрасное — искренность.
Перес Гальдос написал целый ряд романов из современной жизни Испании, нравов Мадрида н провинции: из них ‘Dona Perfecta’ (1876) может быть назван первым испанский романом нового направления. Вопросы религии с самого начала глубоко занимали автора, и ход его духовного роста можно проследить по его произведениям. Так в ‘Gloria’ (1877) отражается религиозные мании, в ‘Leon Roch’ он рисует конфликт между религией и безверием и выясняет понятие долга, в ‘El amigo Maura’ (1882) разрабатывает разницу миросозерцания последователей Канта и христианства.
В целом ряде последующих романов Перес Гальдос увлекается натурализмом, охватившим под влиянием Э. Золя литературы Запада. Однако он после долгого перерыва вернулся снова в столь занимающим его вопросам нравственности в ‘Fortunata’ и ‘Jacinta’. За пределами Испании Перес Гальдос получил широкую известность своими ‘Episodios nacionales’, в которых он изображает отрывки истории Испании, тщательно и красиво обставляя общую картину мелкими подробностями и деталями, придающим его романам большую ценность, в особенности для его соотечественников.
Бласко Ибаньес — отчасти романтик. Он значительно моложе Переса Гальдоса и славится богатым воображением. Прекрасный знаток нравов Валенсии, наблюдательный художник он отзывается на запросы испанского духа, ныне болеющего вопросами религии, — картинами повседневной жизни, хотя и окрашенными слегка романтизмом, но достигающими в изображении страданий и радостей человеческой души эпической простоты летописца. В то же время он беспощадный натуралист.
Уже первые его романы ‘Arros y Tartana’ ‘Flor de Mayo,’ ‘La Barrаса’ закрепили за ним главу первостепенного писателя, хотя в них он отдает еще дань романтизму. Последовавшие затем произведения ‘La cathedral’, ‘El Intruso’, ‘La Bodega’ отзываясь на вышеупомянутые религиозные сомнения Испании носят на себе печать влияния Льва Толстого. Последний его роман ‘La Horda’ является горячим призывом к упорядочению условий жизни рабочих классов.
Рядом с этими именами стоит имя Эмилии Пардо Басан. На нее, как и на Переса Гальдоса так называемый сентябрьский переворот и последовавший затем боевой период испанской государственной жизни произвели решающее влияние. Выдающееся политическое событие вызвало обоих на литературную ниву.
Молодая женщина, вышедшая замуж в 1868 году, 17 лет и в продолжении некоторого времени увлекавшаяся театрами, балами и выездами, ничем не заставляла предполагать, что в ней дремлет недюжинный талант и что в светской женщине проснется редкая деятельница и работница.
Вскоре после бегства короля Амедея она путешествовала по Франции, Италии и Англии и начала свою литературную деятельность несколькими незначительными журнальными статьями по религиозным вопросам. В них отразилась карлистская нетерпимость и наивные идеализм, который еще сильно преобладает в первом ее романе ‘Pascua Lopez’ (1879). Уже ‘Un Viaje de Novios’ (1881) выказывает некоторый поворот в душе автора, книга носит на себе первые следы натурализма, еще более сильно выступающего в ‘La Tribuna’, по справедливости считающейся одним из лучших романов современной йена испанской литературы.
‘La Tribuna’ — история фабричной девушки увлекающейся южанки, только инстинктом понимающей те принципы, которым она служить. Маленькая Ампаро — уличная девочка, потом папиросница, становится народным трибуном и призывает к борьбе за свободу, за федеративную республику. Смысл и значение итого термина для нее темны, но она понимает их в применении к своим жизненным запросам: свобода, личная независимость, равенство, хлеб тем, кто заработал его. ‘Теперь пришло другое время — говорит она на предупреждение подруги, что нравящийся ей человек — офицер ей не ровня и бросит ее — мы все равны, я не хуже других, я честно зарабатываю свой хлеб, а через несколько дней будет республика, в которой нет сословных различий’. ‘La Tribuna’ ошиблась. Дон Бальтасар — человек слабохарактерный, воспитанный мелочной матерью, поклонницей старых условностей, — ни одной минуты не думал о ней, как о своей жене и подруге, как он ни одной минуты не увлекался движением охватившим страну, заботясь только о своей карьере. Маленькая Амнаро рано узнала тяжелые стороны жизни. Мать ее — параличная, отец целый день работал вне дома, он придавал вафли на улице — девочка, утром помогала отцу печь вафли, потом готовила обед, исполняла капризы матери, но когда могла улучить первую свободную минутку она: ‘посвящала своему собственному украшению шесть с половиной минут, распределенных следующим образом: одну минуту, чтобы обуться в кожаные туфли, так как до тих пор она ходила босая, две минуты, чтоб одеть бумазейную кофточку и суконную юбку, одну минуту, чтоб провести концом мокрого полотенца по глазам и по губам (чистоплотность ее не шла далее), две минуты чтобы расчесать беззубым гребнем непокорную гриву и полминуты, чтоб завязать на шее бумажный платочек. Совершив все это, она предстала, гордая как принцесса, перед лежавшей в постели женщиной, которой она перед тем носила завтрак.
Это была женщина средних лет, изрытая оспинами, с низким лбом и маленькими глазами. Увидав девочку одетой, она рассердилась:
— Куда, побежит бродяжка?
— К мессе, сеньора — сегодня воскресение… Как, вернуться к вечеру? Я всегда возвращаюсь вовремя, всегда… Раз может быть в тысячу! Обед готов и стоит у огня… итак вперед.
И она бросилась на улицу с живостью и резвостью ловко выпущенной ракеты’.
Такою автор рисует Ампаро — девочку. Но вот прошло три года и девочка — подросток стоит в толпе и смотрит как дети едят вафли, которые покупают у ее отца в городском садике на музыке. Альферес [прапорщик] подзывает ее, намериваясь ее угостить.
‘Девушка приблизилась, ослепленная блеском молодого и веселого общества, но, услыхав, что ей предлагают принять участие в пиршестве, она пожала плечами и отрицательно покачала головой.
— Мне они надоели, — проговорила она с презрением.
— Это дочь, — объяснил вафельщик, но не выказал удивления и, спрятав деньги, опустил плечо чтобы одеть ремень корзины.
— Значит ты сеньорита Росендес. — проговорил альферес шутливо. — Ну-ка Боррен, что ты скажешь об этом цыпленке.
Человек с усами внимательно посмотрел на новопришедшую, как археолог разглядывает амфору, найденную при раскопках, и отвечал сиплым голосом на слова альфереса.
— Отчего не сказать, человече! Я на нее уже давно обратил внимание — да, она лучше других, разгуливающих к Маринеде, т. е. теперь-то она еще не совсем… и капитан, нарисовал в воздухе контур женского тела — но мне и не нужно видеть их, когда они вырастут, я уже раньше вижу, друг мой Боррен. Я старый пес… Через несколько годков… И Боррен сделал еще один выразительный жест точно облизывая пальцы’.
И вот Амиаро избрана рабочими, поднести цветы депутатам Кантабрии и Кантабриальты.
‘… начала свою речь. Сначала ее голос дрожал, два или три раза она провела рукой по лбу и вертела цветами. Понемногу шум за столом, свет газовых рожков, запах вина и пена шампанского, которое казалось кипело в ярко освещенном воздухе, ободрили ее и она почувствовала, что слова бегут е ее языка, что она говорит хорошо и красиво, не останавливаясь и не заикаясь. Приглашенные подталкивали друг друга, улыбались, произносили сквозь зубы: браво, очень хорошо! услыхав, что республиканские работницы Фабрики подносят эти цветы собранию Унии Севера и Красному союзу в доказательство… чтобы выразить как и как свидетельство, что сердца их бьются…
— Благодарю вас, девушка… — шептал председатель, старчески кивая головой — благодарю, гражданка… Подойди сюда, народная трибуна… Пусть нас соединит святое объятие братства… Да здравствует народная Трибуна. Да здравствует Уния Севера!
— Да здравствует! — шептала растроганная Ампаро, задыхаясь, — живите сударь… много лет!
И старик и девушка чуть не плакали, а некоторые из сотрапезников посмеивались глядя как старческая рука легла на юные плечи’.
Прекрасна также сцена у ворот фабрики, когда женщины требуют у инспектора денег. Переговоры заканчиваются прибытием гвардии — четырех солдат и прапорщика, которые не имеют духа стрелять в безоружных женщин. Постепенный ход беспорядка, нападение женщин на четырех солдат, внезапная паника, попытка строить баррикады и бегство женщин перед приближающимися войсками — описаны мастерски.
Приведу еще несколько отрывков из последней главы. Ампаро лежит в постели.
Вчера у нее родился ребенок — сын. Старуха, подруга матери, Ана ушла домой. Ампаро подзывает Чинто, горячо любящего ее парня, и говорит:
— Беги в казармы. Кажется, войска так рано не выходят из казарм.
— Хорошо.
— Если дон Бальтасар не там — к нему на дом… Знаешь где?
— Знаю. Что сказать ему?
— Скажи… Посмотрим, как ты сумеешь передать поручение. Скажи что у меня сын… Слышишь, не ошибись!..
— Хорошо — сын…
— Сын… Не скажи дочь, глупый, сын, сын…
— Больше ничего не сказать.
— II что он знает, что обещал мне… и если хочет записаться отцом ребенка… завтра его крестят.
— Больше ничего?
— Больше ничего. Это — ясно:.
Но Чинто скоро возвращается. Дон Бальтасар уехал в Мадрид со знакомой семьей, где есть молодая девушка, за которой он ухаживает. Ампаро, оскорбленная, возмущенная, хочет ‘встать, бежать, собрать людей, убить тех, кто обижает народ, она села на постели, собираясь одеваться и кричит:
— Справедливости, справедливости для народа, милости, мать моя, Ампаро, святая Дева Гардийская? Как ты соглашаешься на это слово — слово, слово права… убить,., убить офицеров — убить.
Приступ лихорадки и бред чувствовался в ее словах. Голова у нее кружилась и острая боль разрывала грудь. Она упала на подушки, дыша с трудом, почти судорожно, Ане пришла в голову блестящая идея, она взяла маленькое существо и, не говоря ни слова, поднесла его к матери, приложила к ее груди, которую ребенок начал искать своим мягким, нежным, влажным ротиком. Две слезы смочили веки Трибуны, проникли сквозь густые, ресницы, смочили похудевшие щеки и за ними потекли другие, облегчая ее сердце…
Снаружи порывы печального февральского ветра свистели в голых деревьях дороги и разбивались о стены домика. Слышался шум шагов папиросниц возвращающихся с фабрики: не тот ровный, легкий и мерный шаг, который раздавался, когда они возвращались к своим очагам, а сбивчивый, поспешный бурный. Из самой густой толпы, из самой решительной и численной группы, состоявшей из, двадцати или тридцати женщин раздалось несколько голосов кричавших:
— Да здравствует федеративная республика!’
Прекрасное произведение испанской писательницы, по силе и правдивости является страницей жизни — верным изображением состояния народного духа в Испании в смутные 7 лет, последовавшие за сентябрьским переворотом 1868 года, — когда королева Христина и Гонзалес Брабо, истощив терпение народа возвращением инквизиции, господства иезуитов и абсолютизмом власти королевской и церковной, — должны были искать спасения за пределами Испании и выступил молодой боец, писатель, ученый экономист и блестящий оратор Эмилио Кастельяр.
Движение охватило всю страну — проснулись стремления отдельных частей Испании, сохранив национальные особенности и автономию, основать федеративную республику. Сильная партия стояла за республику вообще.
Появление Амедея в Мадриде, а затем его бегство, провозглашение республики и восстановление монархической ограниченной власти — все это были события, которые должны были смутить народную душу, тем более в стране, где широкие массы населения еще бродили во тьме, между тем как события сменялись с головокружительной быстротой.
Обострение экономического кризиса, появление протестантской пропаганды, пробовавшей воспользоваться общим возмущением против черной братии, еще более смутили душу народа. Неудивительно, что 1868— 876 года должны были произвести сильное впечатление на чуткие души и дать толчок к появлению многочисленных талантов.
Поднятые в эти годы вопросы еще до сих пор не получили своего решении, душа народа еще не нашла самой себя. Это заметно в произведениях ее писателей, мучительно решающих вопросы как общественной, так и личной жизни.
Последующие романы Эмилии Пардо Басан посвящены рассмотрению религиозного и нравственного мира женщины, каковы: ‘Una Cristiana’ и ‘La Prueba’, где она оставляет понемногу ярко натуралистический тон своих прежних произведений, или ‘Dona Milagros’. В этом последнем романе женский вопрос в Испании поставлен на очередь с редким умением. Религии, т. е. внешняя обрядность или нетерпимость являются для испанской женщины одним полюсом, тщеславие другим, — среди них колеблется жизнь девушки. Монахиня или светская женщина, таков может быть выбор, продать себя старику или выйти замуж без всяких запросов о взаимном понимании — явление обычное. Воспитание не подготовляет девушку к серьезным требованиям жизни, для нее выйти замуж прежде всего удовлетворение тщеславия, для ее семьи — избавление от излишней обузы. Религия и сплетни должны наполнить досуг молодой женщины. Испанской девушке нужно образование, ей нужны серьезные познания и руководительство, разума и личной свободы, а не пережитых условностей и религии, затемненной суеверием.
Эмилия Пардо Басан и здесь внесла свою ленту на благо своей страны. Ею была основана Biblioteca de la mujor — библиотека женщины, т. е. под редакцией неутомимой писательницы было предпринято издание выдающихся произведений классиков, философов, историков, ученых, богословов с целью дать испанской женщине возможность удовлетворит умственные запросы.
Ею были изданы произведения Милля, Нобеля, г-жи Сталь, и т. д. Для этой же библиотеки она записала серию этюдов о христианском эпосе — Данте, Тассо, Мильтон, Клопшток, Шатобриан — писателей положивших идею христианства в основу своих произведений’.
Как критик Эмилия Пардо Басан выступала в испанских и французских газетах. Так, в ‘El Imparcial’ были напечатаны ее этюды о произведениях Переды, собранные затем в отдельном томике, вместе с этюдами о Пересе Гальдосе и некоторыми другими (том VI, полного собрания сочинений). Широкой известностью пользуются также ее биографии современных писателей, из которых биография Кампоамора выдержала огромное количество изданий и вошла в собрание сочинений любимого испанского поэта.
Любовь к родной стране отличительная черта испанцев. Все они ярко различаются друг от друга по провинциям и даже чуть ли не по городам. Жители Мадрида или Валенсии или Пириней смотрят на себя взаимно как на чужих и любят свой уголок, считая его первым во всей Испании. Пусть будет вся страна в опасности — в одну минуту исчезнет разница между Кастильцем, Баском, Каталонцем — останется испанец, горячо преданный своей стране.
Писатель живет жизнью своего народа и отражает все движения его духа. Религиозное движение, женский вопрос, положение рабочих — все эти больные моменты отразились в произведениях Эмилии Пардо-Басан. ‘Земля’ тоже нашла в ней своего поэта. ‘О моей земле’ — в этот том она собрала газетные статьи о родной земле, о том уголке Испании, где в 1851 году, 16 сентября, она родилась. Это случайные и разнообразные статьи — они говорят о галльских поэтах, о старых монастырях, о реках и развалинах, о предрассудках и обычаях, но их связывает одна идея — чувство глубокой любви к этой родной и любимой земле.
Нельзя пройти молчанием деятельность любимой испанской писательницы как лекторши. Особенную известность доставила ей лекция, прочитанная ею в Париже, 18 апреля 1899 года, вскоре после окончания Испано-американской войны.
Лекция эта озаглавлена: ‘Испания вчера и Испания сегодня’ и носит подзаглавие — Гибель Легенды.
В этой лекции Эмилия Пардо Басан доказывает, что вслед за несчастной войной должна была бы погибнуть золотая легенда об Испании, — легенда, наделавшая больше зла, чем самые ужасные обвинения, посыпавшиеся на испанский народ после ряда неудач в войне против С.-A. С. Штатов. ‘Характерный признак этой легенды — апофеоз прошлого. Действительно, Испания веками смотрела на себя как на самый храбрый, смелый, славный народ, опираясь на прошлое, на блестящие страницы своей истории Времен Фердинанда и Изабеллы Католических и славных наполеоновских войн, когда герильясы противостояли великой армии гениального Бонапарта. Эта уверенность в храбрости испанцев была так велика, ‘что военный министр не задумался заявить в палате: янки не смогут отобрать у нас наших колоний — они разобьются о стену испанских грудей. Рассчитывать на ‘стену грудей’ значительно упрощает роль артиллерии и военно-инженерного дела’!
Впрочем один карлистский генерал громко уверял, что он пойдет на абордаж… броненосца ‘Iowa’!
Да, испанцы храбры, и Эмилия Пардо Басан указывает на беззаветную храбрость бедных солдат, шедших умирать в безнадежной войне, но золотая легенда мешала видеть, что одной храбрости недостаточно, что необходимы знания, просвещение, добросовестное отношение к делу.
Писательница, отметила с болью, что во всех отношениях золотая легенда Испании была мифом, за который поплатилась несчастная страна.
Старинная слава — означала неподготовленность, религиозность — суеверие, бессеребренничество — лень, неумение и нежелание применить свои познания н средства в промышленности, тогда как министерства заполнялись тысячами ненужных чиновников и лишними бумажными формальностями затемняли дело, наконец, знаменитая испанская галантность по отношению к женщине оказалась только цепью, закабалившей женщин у домашнего очага, предоставляя ей среди классов более зажиточных только дна выбора — замужество или монастырь, а среди бедных — услужение, проституцию или нищенство.
Просвещение стояло на нижайшей степени распространения. Испания тратит 11/2 % своего бюджета на образование, тогда как даже Португалия и та ассигновывала ежегодно 1/2 % бюджета. Результат не заставил себя ждать. Народ равнодушно и апатично несет и потери и поражения и позор. Что является причиной несоответствия легенды с действительностью? Легенда, заставляя весь народ увлекаться прошлым, — не позволила ему следить за настоящим. Все новое прошло мимо него. Тогда как другие народы неудержимо стремились вперед — Испания оставалась неподвижной в своей веками освященной самоудовлетворенности.
Не напоминают ли многие положения из лекции Эмилии Пардо Басан нынешнее положение России? Не открыла ли нам нынешняя война глаза и на нашу ‘золотую легенду’ — происхождение ее может быть иное — она была создана не народом, а теми, кто хотел, чтоб народ веря этой золотой легенде общего благополучия, верил им.
Многие негодующие голоса обвиняли писательницу в отсутствии патриотизма, но мы можем повторить то, что говорить Артуро Кампион, разбирая лекцию Эмилии Пардо Басан в статье, озаглавленной ‘Возрождение и Правда’. ‘Слово возрождение в моде, все пишут о нем, все произносят его. Правда кажется далеко не так популярна: немногие воспевают ее и почти никто ее не говорить. А кто говорит, тот бывает наказан’.
Ни пока есть люди чести, истинно любящие страну свою, до тех пор не замолкнут уста говорящие правду и требующие правдивого ответа — прибавим мы от себя.
Помимо ряда крупных романов и повестей Эмилией Пардо Басан написано множество мелких рассказов. Они помещались в газетах и журналах и частью были собраны в отдельные книги. В настоящий томик — входит часть последних рассказов, вошедших в том XVII и XXIII под названием ‘Cuentos Sacro-profanos’ и ‘Cuentos dramaticos’, а, также рассказы, помещенные в испанских журналах, за последние годы, особенно в ‘Blanco у Negro’. Из них только небольшая часть, появлялась в моем переводе в русских газетах и журналах, остальные же печатаются в первый раз.
Признавая за Пардо Басан выдающееся значение не только как за писательницей узко испанской, и предполагая, что многие из ее произведений найдут должную оценку в России мы наметили постепенное издание некоторых выдающихся ее вещей. Пока предлагаем сборник рассказов, расположив их в три отдела: рассказы фантастические, рассказы из народного быта, разные рассказы.
За рассказы, вошедшие в состав XVII тома, т. е. ‘Sacro-profanos’ — писательнице пришлось вынести жестокое гонение от испанского духовенства. В состав нашего сборника вошли те рассказы, которые вызвали это гонение, грозившее закончиться отлучением от католической церкви. Хотя рассказ ‘Бургундка’ и был мной значительно сокращен, но сокращение это коснулось только некоторых описаний, отчего суть его не изменилась. ‘Одержимая’ и ‘Жажда Христа’ на наш взгляд также не заслуживали нападок духовенства на писательницу, хотя именно эти три рассказа и вызвали самые сильные протесты со стороны католичества.
Богатство фантазии, простота изложения, вдумчивость характеризуют мелкие рассказы Эмилии Пардо Басан. Правда, некоторые банальные фразы портят красоту отдельных фантастических картинок и разрушают очарование простоты, но простим эти недостатки автору, из-под пера которого вылились такие очаровательные рассказы как ‘Стачка’, ‘В конке’, ‘Лапушка’, входящие в состав II части и дышащие искренностью и правдивостью. Среди святотатственных рассказов ‘Шутка папы’ является как-будто чуждым общего тона. Легкая ирония, которой проникнута эта изящная картинка, далека от нервности и горячности с какими Эмилия Пардо Басан коснулась больных мест нервного человечества, — наследственности (‘Предок’), веры в сверхъестественное (‘Талисман’), галлюцинаций (‘Ласка’, ‘Нити’), истерии (‘Одержимая’ и отчасти ‘Бургундка’).
Мною уже отмечено, что в своих рассказах из народного быта испанская писательница сумела найти настоящую ноту искренности, которая окрашивает и рассказы из народной жизни, вошедшие в состав первых томов ее сочинений. ‘Мои рассказы из народного быта, думается мне, — писала мне испанская писательница несколько лет тому назад, должны понравиться русскому читателю — я замечала в бытность мою в России, что русские мужики напоминают отчасти наших галлийских крестьян, с их старинными обычаями и суевериями.’
Мне хочется указать еще на яркость изложения, которая особенно выступает в рассказе ‘Пожар на судне’. Сохраняя любимую свою форму повествования от имени первого лица, она с таким мастерством изобразила высокотрагические минуты тяжелой морской драмы, что читая и увлекаясь грандиозной картиной — совершенно забывается физическая невозможность некоторых из условий этого пожара.
Из рассказов, подведенных под рубрику ‘разных’, мне кажется не лишним указать на грациозную сценку в мастерской художника — ‘Вдохновение’ — и на странный рассказ ‘Сиделка’, который по силе драматичности приближается к некоторым моментам произведений Шницлера.
18 (31) августа 1905 г. СПб.
Источник текста: Эмилия Пардо Басан. Рассказы. Рассказы. Пер. с исп. С биогр. очерком Евг. Левшиной. — Санкт-Петербург: тип. Н. П. Собко, ценз. 1905. 286 с.
Распознание, современная орфография, подготовка текста: В. Г. Есаулов, ноябрь 2015 г.