Елизавета Тюдор, Иванов Лев Львович, Год: 1906 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 17 минут(ы)

Лев Львович Иванов
Замечательные женщины
с древнейших времен до наших дней
Критико-биографические очерки

III. Реформация
12. Елизавета Тюдор

В то время, как разоренная Франция под правлением ничтожных Валуа разрывалась гугенотскими войнами, которым и конца не предвиделось, на престоле Англии восседала Елизавета, последний отпрыск дома Тюдоров, — ‘царственная Весталка’, по выражению Шекспира, сумевшая примирить религиозные страсти своих подданных. В течение ее сорокапятилетнего царствования укрепилась народная сила и воспиталась национальная гордость, упрочившая первое место за Великобританией в ряду европейских держав и положившая основы того политического могущества, которому предстояло блестящее развитие в будущем. Эпоха Елизаветы занимает видное место в истории мореплавания, промышленности, торговли, науки, искусства и ‘золотого века’ литературы, связанная с именами Спенсэра, Френсиса Дрэка, Марло, Бэкона, Шекспира, Вальтера Ралэя и др. Среди царственных особ Англии едва ли найдется второе лицо, пользовавшееся большей популярностью при жизни и оставившее столь славную память по смерти, чем Елизавета. А между тем, при ближайшем знакомстве с дочерью Анны Болэйн — второй супруги развратника и женоубийцы Генриха VIII — невольно бросается в глаза сходство ее политических убеждений да, пожалуй, отчасти и характера, с флорентийкой Екатериной Медичи. Обе стремились, не пренебрегая никакими средствами, к упрочению собственной власти, как та, так и другая не отличались ни прямодушием, ни искренностью и запятнали себя почти одинаковыми преступлениями. Но если мать последних Валуа была только королевой, последняя Тюдор вместе с тем оставалась и женщиной завистливой, ревнивой, злопамятной и жестокой. Почему же в таком случае имя французской королевы покрыто вечным позором, тогда как британской — окружено ореолом? Причины следует искать прежде всего в разнице взглядов Екатерины и Елизаветы на свои государственные права: первая желала во что бы то ни стало навязать народу собственные политические принципы, несимпатичные ему, вторая, будучи комедианткой с ног до головы, проделывая, в сущности, то же самое, старалась показать, что ищет с ним сближения, покорная его желаниям. Суеверная дочь Медичи открыто отвергала и преследовала протестантов, трезво смотревшая на вещи дочь Генриха VIII сама шла им навстречу, в глубине души оставаясь католичкой. Проводя молодость вдали от двора, Елизавета под руководством многих выдающихся ученых того времени приобрела блестящее образование и в течение своего долголетнего правления воочию доказала, что за годы изгнания хорошо изучила искусство царствовать, но, к несчастью, забыла воспитать собственное сердце, иначе, быть может, ей удалось бы уничтожить в нем жестокие инстинкты, печальное наследство отца, и завистливое тщеславие, раздражающееся при малейшем соперничестве, иногда делавшее ее смешной и даже преступной. Чума престолов — лесть, низкое раболепство, осквернявшее английские нравы, и постоянные опасения за свою жизнь развили в Елизавете черствость, скрытность, хитрость и лицемерие, и если часто она поступала, как великая королева, то еще чаще являлась только злою женщиной!

Воцарению Елизаветы предшествовали важные события. Реформация, охватившая в начале XVI века почти всю Европу и свившая прочное гнездо в Англии еще при Генрихе VIII, — признавшем протестантизм по причинам, ничего не имевшим общего с религией, — вела упорную борьбу с католицизмом. Елизавета родилась в разгар ее, 7 сентября 1533 года в Гриниче, и торжественным актом, обнародованным королем в следующем году, была объявлена наследницей престола по смерти ее матери Анны Болэйнь, если бы та не оставила мужского потомства. Старшая дочь Генриха VIII, Мария, от первой жены Екатерины Аррагонской в счет не принималась. Когда же два года спустя сластолюбивый король, увлеченный красотою Иоанны Сеймур, женился на ней, казнив несчастную Анну, он объявил оба первые свои брака недействительными, а детей от них, Марию и Елизавету, незаконными и лишенными права престолонаследия. Однако в 1544 году, имея уже от третьей жены сына, впоследствии английского короля Эдуарда VI, он снова восстановил права дочерей на случай смерти его бездетным. Разумеется, подобное положение вещей порождало массу недоразумений, тем более, что внучки Генриха VIII, Мария Стюарт и Иоанна Грэй, также обладали правами на корону Британии. Каждый из наследников имел и приверженцев, и антагонистов, волновавших страну своими воззваниями. Кратковременное царствование Эдуарда V, не оставившего потомства, открывало престол, согласно желаниям Генриха VIII, Марие, ярой католичке. Протестантская партия возмутилась и провозгласила королевой Иоанну Грэй, но католики на этот раз одержали верх, и Мария увенчалась английской короной, начав свое царствование жестоким гонением реформатов и казнями, за что получила прозвище ‘кровавой’. Брак ее с испанским инфантом, позднее королем Филиппом II, вызвал ропот народа, так как этот союз вовлекал страну во всевозможные внешние осложнения, шедшие вразрез с национальными интересами. Позорная казнь Томаеса Кранмэра, главы реформатского движения, еще более уронила ‘кровавую’ Марлю в общественном мнении, перенесшим все свои симпатии на Елизавету, в которой королева тотчас же увидела врага. Отчасти это было и справедливо. Наследница престола ясно сознавала, что протестантская партия сильнее, и, надеясь царствовать после сестры, не имевшей потомства, поддерживала реформаторов, чтобы впоследствии опереться на них. Когда по поводу брака Марии с Филиппом произошли беспорядки, королева обвинила во всем сестру, и хотя доказательства ее непричастности к движению были налицо, Елизавете все -таки пришлось отсидеть два месяца в Тоуэре (1554). Это только подлило масла в огонь. В день освобождения наследницы престола из государственной тюрьмы народ встретил невинно пострадавшую таким взрывом восторга, какого в течение всего своего царствования не видела королева. Мария вышла из себя и отослала сестру подальше с глаз, сперва в Вудсток, а затем в Гатфильд. Насилие, учиненное над Елизаветой и послужившее увеличению ее популярности, окончательно погубило королеву, и Бог знает, что ожидало бы ее, если бы смерть не освободила тиранку от народной мести.

‘Кровавая’ Мария скончалась 17 ноября 1558 года, и Елизавета беспрепятственно вступила на престол. Воспрявший духом народ возлагал на нее все свои упования. При первом же ее появлении в Лондоне население с непритворной радостью приветствовало двадцатилетнюю белокурую, статную королеву, освободительницу страны, от деспотизма и испанского хозяйничанья. Прежде, однако, чем войти во дворец, Елизавета сочла нужным посетить Тоуэр, чтобы помолиться о благополучном царствовании в той самой темнице, где некогда была заключена. Эта трогательная комедия еще сильнее возбудила народный восторг. Да и могли народ не приветствовать королеву, перенесшую столько несправедливостей, и с воцарением которой исчезало ужасное иго фанатичной ‘кровавой’ Марии?

Тотчас по вступлении на престол Елизавета назначила Вильяма Сесиля, впоследствии лорда Берлэя, государственным секретарем, а Николая Бэкона — хранителем печати, людей известных своею приверженностью к протестантизму, и нация с нетерпением ожидала, какое положение примет новое правительство в делах религии. Ожидания длились недолго: общественное мнение так твердо было убеждено в торжестве Реформации, что испанский посланник Мендоза и все католические епископы, за исключением одного, отказались присутствовать на коронации Елизаветы. Это, впрочем, не остановило событий, и спустя десять дней, 25 января 1559 года, открылись заседания парламента, окончившиеся утверждением в стране ‘англиканской церкви’.

Пока шли заседания парламента, как на континенте, так и в самой Англии произошли события, сразу определившие политику Елизаветы. Молодая шотландская королева Мария Стюарт, только что вышедшая замуж за дофина Франции Франциска II, при первом известии о смерти Марии Тюдор отправила в Эдинбург, столицу Шотландии, своих герольдов с соединенными гербами Ирландии, Шотландии и Англии, чтобы напомнить о собственных правах на престол последней. Пока Павел IV высказался в пользу этих притязаний и издал буллу, в которой объявлял незаконным воцарение Елизаветы, основываясь на акте Генриха VIII от 1536 года. К этому прибавилось и другое обстоятельство, явившееся прямым соблазном к продолжению той же самой системы правления, какая существовала до сих пор. Попытки герцога Савойского, а затем принца Датского вступить в брак с Елизаветой не увенчались успехом, молодая королева не спешила связывать свою судьбу, как полагали, потому, что претенденты казались ей недостаточно солидными в смысле занимаемого положения, но теперь эта причина должна была отпасть сама собой. Опечаленный вдовец Филипп II испанский предложил руку сводной сестре своей покойной жены, всеми силами домогаясь сохранить близкую связь с Англией для поддержания в ней католицизма. Вот тут-то и открылось, что жадная к власти Елизавета с удовольствием выслушивала выражения безграничной преданности, любила внушать страсть, но одна мысль разделить с кем бы то ни было престол заставляла ее отступать назад. Помимо этого, в данный момент имелись и другие причины более интимного свойства. По воцарении Елизавета вернула ко двору всех изгнанных ‘кровавой’ Марией, в числе которых находился молодой и красивый лорд Роберт Дудлэй, впоследствии граф Лейчестер, честолюбивый и дерзкий, кроме эффектной наружности и умения льстить не обладавший ровно никакими достоинствами. Елизавета поверила его искренности и безумно влюбилась. Согласиться на предложение Филиппа II как влюбленная женщина она, конечно, не могла, как королева резко отказать ему — не находила возможным, опасаясь, что, убедившись в потере своего влияния в Англии, испанский монарх заключит союз с Францией и станет угрожать ей, к тому же, придерживаясь своеобразных воззрений на реформаторское движение, она не желала явно склоняться на сторону католицизма, в особенности после того, как папа на извещение об ее восшествии на престол ответил наглым посланием. На основании всего этого Елизавета послала сказать Филиппу II, что очень польщена его предложением, но не может согласиться, ‘желая соединиться брачными узами только со своим народом’, слабости которого она хорошо знала, но который, не подозревая ее лицемерия, прославлял мудрость своей королевы-девственницы.

Однако дальнейшие события складывались не особенно благоприятно для Елизаветы. Филипп II, не встретив сочувствия в Англии, обратился к Франции, женясь на Елизавете, дочери Генриха II и Екатерины Медичи, и таким образом, то, чего так опасалась королева-девственница, стало совершившимся фактом: союз Испании с Францией не оставлял сомнений, тотчас же отразившись на отношениях к Британии. Несчастный случай с Генрихом II на свадьбе дочери возвел на престол Франциска II и Марию Стюарт, которая, будучи поддержана своим зятем и ‘святейшим отцом’, немедленно же заявила свои притязания на английскую корону. Шотландские католики поднялись, к ним прибыли на подмогу французские войска, и началось междоусобие, так как протестанты держали сторону Елизаветы. Для подавления восстания, угрожавшего спокойствию Англии, королева-девственница отправила в Шотландию несколько полков, которые, соединясь с протестантской партией, одержали победу над мятежниками. По договору, заключенному с ними 6 июля 1560 года, Марии Стюарт было предложено навсегда отказаться от притязаний на английский престол, но пока она медлила с ратификацией его, в ее судьбе произошел резкий переворот. Франциск II скончался, и его вдове, в силу различных политических соображений, пришлось возвратиться на родину. С этих пор между дальними родственницами, но близкими соседками началась упорная борьба, в которой легкомыслие и настойчивость одной, противопоставленные лицемерию и жестокости другой, ручались за печальный финал.

Мария Стюарт, бесспорно, была красивее Елизаветы, и уже одно это служило основанием, что ревнивая королева-девственница не допускала ее не только к своему необыкновенно блестящему двору, где вообще женщинам не было места, но даже на английскую территорию, боясь чар воспитанной во Франции шотландской королевы. Наиболее гибельным для Марии условием было то, что она обладала наследственным правом на английский престол. Красота и право! Могло ли быть еще что-нибудь страшнее для завистливой Елизаветы!

Распоряжения Генриха VIII о престолонаследии не простирались далее его дочери от Анны Болэйн, а между тем она, по-видимому, желала остаться незамужней. Кто же наследует ее престол? По закону — одна Мария. И вот она стала упорно добиваться признания и узаконения своих прав самой Елизаветой, но, убедившись в тщетности домогательств, оспариваемых королевой-девственницей, легкомысленно обратилась к политике, явно враждебной Елизавете. Выйдя в июле 1556 года замуж за Генриха Дарнлэя, Мария стала искать сближения с Филиппом II, чем тотчас же возбудила против себя сильную оппозицию шотландского дворянства во главе с Джоном Ноксом, стоявшим за протестантизм. Убийство мужа, от которого Мария уже имела сына — впоследствии короля Великобритании Иакова I — и желание снова выйти замуж за его убийцу Джемса Ботвэля повлекли за собой возмущение дворян. Очутившись в их власти, Мария была отвезена на остров Лок-Левэн, где ее принудили отказаться от шотландской короны в пользу своего сына, сверженная королева не могла примириться со своей судьбой. Имея приверженцев, она бежала и еще раз увлекла за собой войска, но проигранная битва при Лонгсайде заставила Марию, спасая свою жизнь, скрыться в Англию. 17 мая 1568 года она вступила на землю, где властвовала Елизавета. Надеясь найти в ней защиту, она нашла в ней, как когда-то прекрасная супруга Менелая в Поликсе, только жестокого палача.

Положение английской королевы на самом деле было очень затруднительно. Наказывать Марию за случившееся она не имела никакого права, оттолкнуть несчастную и предать в руки врагов было бы не королевским поступком, освободить, чтобы она могла бежать во Францию или Испанию, значило бы дать ей снова в руки оружие против Англии. Как поступить, чтобы не возбудить нежелательных политических осложнений и в то же время окончательно обезвредить врага? На помощь королевской мудрости пришла женская хитрость. Под благовидными предлогами Елизавета отказалась от свидания с Марией, уступив ей замок Фотрингэй, ставший впоследствии для изгнанницы тюрьмою, куда и отправила ее, окруженную вооруженным эскортом, как подобает коронованной особе, — в сущности же просто под конвоем, — приказав не спускать с нее глаз. Мария Стюарт стала пленницей Елизаветы. Последствия этого насилия не замедлили сказаться. Католическое население северных провинций Англии, считая Марию единственной законной королевой, подняло мятеж, который едва удалось подавить, а папа Пий V, узнав, что ‘верная дочь его паствы’ захвачена ‘еретичкой’ и томится в заключении, издал громовую буллу против Елизаветы, проклял ее и угрожал тем же ее подданным, разрешив их от данной королеве присяги.

В самой Англии мало придали значения гневу ‘наместника св. Петра’, и парламент ответил на буллу тем, что ‘верховное управление всеми духовными и светскими делами государства перешло в руки Елизаветы: Британия отложилась от папы. Однако этот переворот прошел без колебания со стороны королевы-девственницы, на которую католицизм имел еще сильное влияние: в ее дворцовой капелле постоянно находилось Распятие, окруженное зажженными свечами, и, лицемерно идя навстречу желанию большинства, она сумела примирить крайности. Новая ‘англиканская церковь’, родственная по своему учению протестантизму, а по обрядности и внутреннему строю католицизму, удовлетворила всех (1571 г.), за исключением пуритан, и правительство зажало им рты, издав закон, грозивший смертной казнью всякому, кто осмелится называть королеву еретичкой, оспаривая ее права на корону, или ‘приписывать эти права другому лицу’. Все было предусмотрено, ничто не забыто.

Однако строгости не смущали врагов ‘царственной весталки’, вскоре против нее составился огромный заговор во главе с герцогом Томасом Норфольком с целью низвержения Елизаветы с престола. Папа одобрял этот план, а Филипп II обещал высадить свои войска в Англию, как только ‘девственница’ будет захвачена заговорщиками. Если во Франции католики одолевали протестантов, тут выходило наоборот. Правительство не дремало, и пока Рим и Испания ожидали известий из Норфолька, он был схвачен, уличен в государственной измене и казнен. Елизавета никому не прощала посягательств на свою власть. В Англии отлично видели, что нити последнего заговора находились за границей, и потому королева принуждена была обратить свою политику против папы и Филиппа II. Как раз в это время (1557 г.) завязались переговоры о бракосочетании Елизаветы с французским королем Генрихом III. ‘Царственная весталка’, и не помышляя даже выходить замуж, сочла нужным посоветоваться о предложении с членами своего ‘Тайного совета’, чтобы в случае отказа он исходил не от нее, а от имени нации. Расчет был верен, и королева продолжала оставаться — ‘для блага своего народа’ — девственницей. Ах, если бы народ знал не лицевую, блестящую сторону медали, а обратную, тогда бы он, конечно, не с таким благоговением смотрел на женщину, нагло обманывавшую его.

Явный фаворит и скрытый любовник очень некрасивой ‘королевы-девственницы’, граф Лейчестер, льстивший себя фантастической надеждой стать мужем своей государыни, на что она сама несколько раз прозрачно намекала, прозрел, наконец, истину и в 1576 году тайно женился на красавице графине Эссекс, предварительно отравив ее мужа. Елизавета узнала об этом браке спустя восемь лет. Ее ревности и злобе не было границ. Сама она могла обманывать решительно всех, вплоть до самой себя, но быть обманутой другими ей казалось чудовищным преступлением, на этот раз усиленным красотою графини Лейчестер. Королева резко порвала всякие отношения, кроме официальных, с коварно изменившим ей любовником, который, опасаясь последствий и желая вернуть расположение ‘царственной весталки’, решил уничтожить причину раздора. Графиня пала жертвой подлости собственного мужа. Смерть ее, однако, не помогла делу. Чтобы хоть как-нибудь вернуть расположение Елизаветы и окончательно не потерять влияния, бывший фаворит не нашел ничего лучшего, как превратиться в сводника. Его место было уже занято неким Карлом Блунтом, соперничавшим с графом Мортимэром, которым королева одинаково симпатизировала. И вот в конце 1584 года он представил ко двору своего пасынка, Роберта Девере, графа Эссекса, 17-летнего, очень красивого юношу. Отчим не ошибся в расчете. 50-летняя любовница Лейчестера приняла под свое покровительство мальчика, подсунутого ей убийцей его родителей. Ловкий малый быстро вошел в свою роль фаворита, тотчас же возбудив против себя всех окружающих. Действительно, его мальчишеская заносчивость, нравившаяся только одной Елизавете, не знала границ. Однажды на совете он, разойдясь во взглядах с ‘царственной весталкой’, надулся и повернулся к ней спиной. Оскорбленная подобным нахальством, королева не сдержалась и дала ему звонкую пощечину, прибавив, что он может убираться от нее ‘ко всем чертям’. Эссекс моментально схватился за шпагу, поклявшись, что не простит никому такой дерзости, а когда его заставили просить прощения у Елизаветы, исполнил это далеко не в подобающих выражениях. Народ, разумеется, об этом не знал, те же, которые знали, притворялись, что ничего не видят, преследуя собственные эгоистические цели.

Время шло, а желанного спокойствия все не было. Из Рима распространялась сильная католическая пропаганда. Сперва в Дуэ, а затем в Реймсе основались коллегиумы, в которых воспитывались молодые англичане, предназначаемые в ряды папского духовенства, такие же семинарии открылись и в ‘Вечном городе’, эмиссары ‘святейшего отца’ проникали переодетыми в Англию и разжигали фанатизм, указывая на Марию Стюарт, лишенную свободы британской королевой, как на законную наследницу престола, и предсказывали, что в самом близком будущем испанцы вторгнутся на территорию, несправедливо захваченную Елизаветой. Успехи Филиппа II в Голландии делали предсказания достаточно правдоподобными. Дольше медлить было нельзя. На помощь голландцам отправили войска под командованием графа Лейчестера, а Фрэнсис Дрэк, только что совершивший кругосветное путешествие, овладел Сан Доминго. Таким образом, военные действия одновременно открывались на суше и на море. Враждебная Елизавете партия тотчас же воспользовалась удобным моментом и целым рядом заговоров пыталась низвергнуть ‘девственницу’, но протестантская Англия, видя в опасностях, угрожавших монархине, угрозу себе, сплотилась на защиту престола, и никогда еще чувство преданности к королеве не выражалось так ясно, как теперь. Это, однако, не смутило врагов Елизаветы. При ревностном содействии Мендозы, тогда испанского посланника в Париже, составился заговор, во главе которого стояли два англичанина: Севэдж и Бэбинггон. На этот раз Мария Стюарт знала о нем, находясь в переписке с главарями, и вполне одобряла их проекты. Но заговор открылся. 20 и 21 сентября 1586 года заговорщики были казнены, а против бывшей шотландской королевы начали процесс. Наконец-то королева-девственница имела возможность рассчитаться с соперницей!

С процессом, видимо, спешили. Парламент, в угоду государыне, признал Марию виновной и достойной смертной казни. Очень довольная, Елизавета не решалась, однако, подписать приговор, боясь упреков в жестокости, опасаясь дать оружие в руки своих многочисленных врагов.

— Но я должна отделаться от нее!.. — объявила она своему бывшему фавориту.

— Почему бы вам, государыня, не попробовать сделать это несколько иным способом, с соблюдением внешнего благоприличия, — предложил граф Лейчестер, всеми силами старавшийся заслужить расположение Елизаветы.

— А именно?.. — заинтересовалась королева-девственница.

— Почему бы не послать в Фотрингей вместо палача аптекаря?

Мысль была недурная, и Елизавета тотчас же воспользовалась ею, послав намекнуть сэру Амиасу Поулэту, которому был поручен надзор за несчастной шотландской королевой, не возьмется ли он отыскать молодца привести в исполнение смертный приговор над заключенной, не дожидаясь официального приказа. Но сэр Поулэт, как истинный христианин и пуританин, с негодованием отверг подлое предложение, заявив, что жизнь и достояние его в руках монархини, чести же и совести его никто не может отнять.

Убийца и к порогу не посмеет

Приблизиться, пока она моими

Пенатами хранима. Жизнь ее

Священна для меня, — священна так же,

Как голова британской королевы.

Вы — суд ее! Судите! Осуждайте!

Ударил час — пускай приходит плотник

С пилою, с топором — ворота настежь…

Но знайте, что, пока под этой кровлей

Ей суждено быть узницей моей,

Нет ходу злу ни от нее, ни к ней!

(Шиллер, ‘Мария Стюарт’, пер. В. С. Лихачева)

Ответ честного сэра Поулэта смутил Елизавету, не нашедшей в своей черствой душе великодушия, так украшающего королей, тем более королев, чтобы помиловать Марию. Правда, на заседаниях ‘Тайного совета’ она лицемерно присоединилась к меньшинству, стоявшему за пожизненное заключение подсудимой, но не протестовала, когда большинство, как она и ожидала, отнеслось к этому отрицательно. Новое покушение на жизнь Елизаветы, к счастью для нее, вовремя обнаруженное, показало, что, несмотря на 19-летнее заключение во Фотрингэй, обаяние узницы было еще очень велико, с каждым днем привлекая на ее сторону все больше и больше приверженцев. Могла ли с этим примириться надменная Елизавета? Но Мария Стюарт на этот раз и не была причастна к заговору, королева-девственница придралась к удобному случаю, обвинила ее и решила разом все покончить. Недоброе чувство водило ее рукой, когда она под смертным приговором подписала свое имя, а вместе с ним и свой собственный позор. Но и тут она не нашла в себе мужества действовать более открыто. Вручив кровавый документ государственному секретарю Дэвисону, она в таких туманных выражениях объяснила значение его, что тот не знал, как поступить. У Шиллера эта сцена воспроизведена удивительно правдиво.

Дэвисон (взглянув на бумагу, в испуге).

Королева!..

Подписано уже… Так ты решилась?..

Елизавета.

Обязана была я подписать.

Я так и поступила. Лист бумаги —

Еще ведь не решение, а подпись —

Еще не казнь…

Дэвисон.

Ты для того ль вручаешь мне бумагу,

Чтоб я ее немедленно исполнил?..

Елизавета.

Как ваше разуменье вам подскажет…

Дэвисон.

Скажи определенно мне и ясно,

Что делать с этим смертным приговором?

Елизавета.

Ответ в его названьи.

Дэвисон.

Значит, надо

Исполнить поскорей?

Елизавета (нерешительно)

Я не сказала

И эта мысль меня приводит в трепет.

Дэвисон.

Так хочешь ты, чтоб я сберег его?

Елизавета (быстро).

На собственный ваш страх! И вы в ответе.

Дэвисон.

В ответе? Я? О, Боже мой! Скажи,

Чего же ты желаешь?

Елизавета (нерешительно)

Я желаю,

Чтоб мне о злополучном этом деле

Не приходилось думать, чтоб в покое

Оставили меня — и навсегда…

Дэвисон (хочет отдать ей бумагу).

Возьми ее! Возьми ее обратно!

Она мне руки жжет. Пускай послужит

Другой тебе в ужасном этом деле.

Елизавета.

Исполните служебный долг.

(Уходит).

(‘Мария Стюарт’, пер. В. С. Лихачева)

Очевидно, что даже высшие государственные сановники надеялись на великодушие королевы и растерялись, получив позорный документ. Коварная женщина, не желая брать на себя ответственности за преступление, по примеру Пилата, умывала руки, предоставив Дэвисону разрешить данную загадку. Посоветовавшись с Берлэем и другими членами ‘Тайного Совета’, приговор послали в Фотрингей -Мария Стюарт встретила смерть с твердостью, искупив ею все заблуждения (1687 т.). Елизавета же, как леди Макбет, всю свою дальнейшую жизнь не смогла смыть кровавых пятен со старческих рук, страстно обнимавших молодого любовника. В деле Марии Стюарт она до конца вела себя достойно площадной комедиантки. С плохо скрываемым нетерпением она ждала известий, и когда ей доложили о совершившейся казни, притворилась огорченной. Лицемерка плакала, уверяя, что ее приказания были ложно истолкованы, несчастного Дэвисона посадили в темницу и заставили платить 10000 фунтов стерлингов пенни. Иуда, по крайней мере, не скрывал, что предал Христа, женщина превзошла его! Елизавета могла успокоиться, соперница ее красоты и власти исчезла с лица земли. В Лондоне известие о казни Марии Стюарт приняли с ликованием: повсюду были зажжены потешные огни, и церковные колокола с утра до ночи радостно звонили, торжествуя преступление. Королева-девственница и тут не нашла в себе порядочности прекратить возмутительное издевательство над еще не остывшим трупом шотландской королевы и, убаюкиваемая колокольным звоном, сладко дремала на груди своего фаворита. Но это не все. На представления французского посла Обепина, заявившего протест, она старалась свалить вину на других.

— Никогда, — уверяла Елизавета, — я не решилась бы исполнить смертный приговор иначе, как в случае восстания или высадки неприятельских войск. Я не прощу своим министрам этого несчастья. Если бы они не поседели на моей службе, то лишились бы головы!..

Казнь Марии Стюарт подала повод Риму и Испании открыть враждебные действия против Англии. Шотландская королева свои права на английский престол завещала Филиппу II, если ее сын Иаков, воспитанный вдали от матери в духе ‘англиканской церкви’, не обратится к католичеству. Надежды на это было мало, да к тому же испанский монарх и без того стремился завладеть Британией, которую ‘щедрый’ папа Сикст V дарил ему. Подарок был очень ценный, но чтобы получить его, приходилось прибегнуть к силе оружия. И вот в испанских и голландских гаванях закипела работа, и уже в июне 1588 года так называемая ‘Непобедимая Армада’, состоявшая из 130 судов, имея на бортах 2000 орудий и около 30000 войска, вышла в море. Папа вручил вождям этого гигантского флота свое духовное оружие — грамоты и воззвания против Елизаветы и ее государства, являвшихся главной опорой реформаторов. Англия со своей стороны мужественно приготовилась к отпору. Чувство ненависти к иноземному владычеству настолько одушевило все классы общества, что перед ним замолкли религиозные антипатии, и католические лорды соединились вокруг королевы.

— Только тиран, — сказала Елизавета на военном смотру в Тильбери, — может опасаться своих подданных, что же касается меня, то именно в их привязанности я черпаю главнейшее свое могущество!..

Речь, достойная Перикла, в устах лицемерной женщины теряет свое обаяние, но подданные королевы-девственницы приняли ее за чистую монету и ответили восторженными криками.

31 июля завидели вдали, перед Плимутом, грозную испанскую флотилию, которой не суждено было оправдать свое название непобедимой. Страшная морская буря разметала ‘Армаду’. Часть судов потерпела крушение у берегов Шотландии, с остальными справились британцы. Грандиозное предприятие испанцев потерпело полное поражение. Гибель колоссального неприятельского флота усилила убеждение протестантов, что Господь, ‘всемогущим духовением Своим рассеявший врага, как прах’, несомненно, на их стороне. С этих пор Англия стала ‘царицей морей’, упрочив свою силу и славу Елизаветы.

В связи с испанско-английской распрей в Ирландии вспыхнули беспорядки на религиозной почве. Против мятежников стареющая королева послала войска под предводительством своего любимца, графа Эссекса, к несчастью, успевшего восстановить против себя советников Елизаветы, которые только и искали случая, чтобы его погубить. Случай этот вскоре представился. Поход Эссекса оказался неудачным: ему пришлось вступить в переговоры с мятежниками. Понадеясь на свое влияние на королеву, он, не испросив ее согласия, заключил договор с ирландцами в их пользу. Он сознавал, какой подвергался за это ответственности, и решился на отчаянный поступок. Внезапно, без позволения он прискакал в Лондон и прямо с коня, не переодевшись, весь в пыли, ворвался к Елизавете и упал к ее ногам. Изумление королевы, соблюдавшей при дворе чопорный этикет, было так велико, что у нее не достало духа для упреков. Эссекс во всех подробностях изложил ей ход переговоров и молил о прощении. Как женщина она была готова простить любовника, но долг королевы обязывал отдать под суд полководца, превысившего свои полномочия в ущерб государству. Скрыть проступок было невозможно. Через несколько дней ‘Звездная камера’ присудила графа Эссекса к лишению должностей, звания члена ‘Тайного совета’, чина фельмаршала и монополии, составлявшей главный источник его доходов. Пораженный этим ударом, фаворит не терял надежды личным объяснением с Елизаветой восстановить свои права, но враждебная ему партия не допустила свидания. Тогда в нем зародилось безумное намерение с оружием в руках двинуться во дворец и заставить королеву сместить всех ее советников, которых он считал своими врагами. 8 февраля 1601 года, собрав друзей, он пытался привести свой план в исполнение, но был схвачен и уличен в государственной измене.

Рука Елизаветы сильно дрожала, подписывая смертный приговор человеку, в течение 17-ти лет пользовавшемуся ее исключительным расположением. Как говорят, причиной этого было следующее обстоятельство. Несколькими годами ранее Елизавета подарила Эссексу, в знак своего особого к нему благоволения, драгоценный перстень.

— Что бы с тобой ни случилось, в чем бы ты ни провинился передо мной, — уверяла она, — пришли мне перстень… Он мне напомнит сегодняшний день, и я все тебе прощу.

Эссекс не забыл обещания и передал перстень графине Ноттингэм с просьбой передать его королеве, но муж графини, ‘победитель ‘Армады’, личный враг фаворита, не позволил жене исполнить поручение. Елизавета колебалась, ожидая перстня. Не получив его и узнав, что ее любовник еще в 1589 году, по примеру своего отчима, тайно женился на вдове Филиппа Сиднэя, подписала роковую бумагу. Эссекс взошел 25 февраля 1601 года на эшафот, уверенный, что королева обманула его, Елизавета плакала, убежденная, что он пренебрег ею.

Его казнь не прошла бесследно для нее: она впала в меланхолию, беспрестанно вспоминая ‘своего Роберта’, образ которого, как тень Банко, преследовал ее повсюду. Она часто упрекала себя в жестокости, его — в неблагодарности. Годовщину его казни Елизавета проводила в совершенном уединении. Угрызения совести до такой степени терзали ее, что она решилась умереть. Королева проводила целые дни, лежа на подушках, устилавших пол ее комнаты, в глубоком молчании, отказываясь от лекарства. 13 марта 1603 года ее положение значительно ухудшилось. Граф Ноттингэм вместе с хранителем печати Эджертоном и Робертом Сесилем ни на минуту не покидали ее. Потеряв последнюю надежду на выздоровление королевы, Ноттингэм 23 марта рискнул заговорить о престолонаследии.

— Я не хочу иметь преемником куклу, — ответила Елизавета. — Кто может следовать за мною, как не король?

Сесиль попросил высказаться яснее.

— Когда я говорю о короле, — сказала она, — то подразумеваю Иакова, короля Шотландии… Оставьте меня в покое.

На следующий день 70-летняя королева Англии, последняя Тюдор, скончалась, процарствовав 45 лет, уступив престол Великобритании сыну казненной ею Марии Стюарт.

В течение своего долголетнего царствования Елизавета, несмотря на любовь, даже страсть к роскоши и удовольствиям, не надоедала парламенту просьбами о деньгах, предпочитая заложить или продать собственное имущество, но смотрела сквозь пальцы на расхищение народной казны своими фаворитами и любовниками. Одно из редких свойств ее состояло в умении избирать себе советников. Деятельной и ловкой политикой она сделала дорогим свое имя англичанам, она подняла британскую промышленность, впервые заведя сношения с иностранными государствами и даже с далекой Русью, покровительствовала мореплаванию, основывала колонии в Новом Свете, помогала голландцам так же, как и Генриху IV французскому, в их долгих войнах с Испанией, Лондон обязан ей первыми благотворительными учреждениями. Все это указывает на ее редкие качества и объясняет восторженное поклонение народа. Услуги, оказанные родине, оправдывают снисхождение англичан к ее слабостям женщины и деспотизму королевы. Но ничто не сможет оправдать казни Марии Стюарт и того бесконечного лицемерия, которое заставило страдать несчастную шотландскую королеву, павшую жертвой жестокости своей завистливой соперницы. Смерть Елизаветы, вернее, самоубийство, вызванное казнью любовника, говорит за то, что она была способна к искренней привязанности. Добровольно умирая, она, быть может, надеялась искупить этим кровь, подымавшуюся вплоть до ступеней ее престола.

Слава подвигов, которыми было ознаменовано это царствование, отразилось с особою силой в литературе. Сочинения Эдмунда Спенсэра наполнены прославлениями ‘королевы-девственницы’. Творчество в эту эпоху гениального Шекспира ясно доказывает, что образ Елизаветы, его покровительницы, производил на него огромное обаяние. В своем ‘Генрихе VIII’ он вкладывает в уста Томаса Кранмэра, по поводу крестин дочери Анны Болэйн, такое предсказание:

…Для счастия отчизны

Она до лет преклонных доживет,

И много дней над нею пронесется,

И ни один не минет без того,

Чтоб подвигом благим не увенчаться.

О, если бы я больше ничего

Не мог прозреть! Но умереть ей должно

Когда-нибудь: святые ждут ее,

И девою сойдет она в могилу,

Как лилия чистейшая, как мир

Оденется глубокою печалью.

(Перевод П. И. Вейнберга)

Такие мысли внушала поэту величественная Полигимния, но последнее слово принадлежит ее сестре, беспристрастной Клио.

—————————————————————————

Источник текста: Иванов, Л.Л. Замечательные женщины с древнейших времен до наших дней: Критико-биографические очерки / Л.Л. Иванов. — СПб.: тип. П.Ф. Пантелеева, 1906.

Лев Львович ИвановЗамечательные женщины с древнейших времен до наших днейКритико-биографические очерки

III. Реформация12. Елизавета Тюдор

Читайте также:

Лев Львович Иванов
Замечательные женщины
с древнейших времен до наших дней
Критико-биографические очерки

III. Реформация
12. Елизавета Тюдор