Елагин И. П.: биографическая справка, Елагин Иван Перфильевич, Год: 1999 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 12 минут(ы)

I.

Елагин (Иван Перфильевич) — историк (1725—1794). В 1743 г. выпущен из сухопутного кадетского корпуса, с чином прапорщика. Есть указание, что он служил в начале секретарем лейб-кампании и, имея мало дела, занялся изучением французского и немецкого языков и разных наук. К пятидесятым годам должны быть отнесены главные стихотворные опыты Е., весьма скабрезного характера, ходившие по рукам в многочисленных списках. Напечатана из его стихотворений сатира ‘На петиметра и кокеток’ в ‘Библ. Зап.’, 1859 г. (No 15). Когда в 1758 г. был арестован канцлер граф Бестужев-Рюмин, заподозренный в заговоре в пользу великой княгини Екатерины Алексеевны, Е., как сторонник будущей императрицы и доверенное лицо Понятовского (впоследствии короля польского), был тоже замешан в дело и сослан в Казанскую губернию. С воцарением Екатерины, Е. немедленно был возвращен из ссылки и, несмотря на недоброжелательство к нему Орловых, щедро награжден за преданность: он состоял в кабинете ‘при собственных Ее Величества делах у принятия челобитен’, членом дворцовой канцелярии и комиссии о вине и соли, потом директором по спектаклям и музыкой придворной, еще позже — сенатором и обер-гофмейстером, чем и завершается его служебная деятельность. Человек умный и просвещенный, о котором императрица говорит, ‘что он хорош без пристрастия’, Е. делается также приближенным малолетнего наследника престола и, вместе с Сумароковым, его постоянным гостем. Наиболее яркой плодотворной стороной его деятельности является управление театрами (1766—79). В это время учрежден русский публичный театр (1774), основано, по плану помощника его Бибикова, театральное училище (1779), командирован за границу набирать французскую труппу актер Дмитревский, заложен Большой театр в Коломне, хозяйственная часть театра приведена в блестящее состояние, несмотря на необыкновенную роскошь постановки. Отставку Е. до сих пор объясняли анекдотическими подробностями, почерпнутыми Бантыш-Каменским из голословного свидетельства князя Голицына, вновь открытые сведения дают ей другое освещение (см. ст. барона Дризена: ‘И. П. Елагин’ в ‘Русской Старине’, 1893 г., октябрь). Е. играл значительную роль в русском масонстве, к которому принадлежал с юных лет, под конец его жизни это изменило к худшему отношения к нему Екатерины, когда-то шутя подписавшейся: ‘канцлер господина Е.’. В спб. провинциальной ложе английской системы, открытой в 1770 г., Е. первый получил звание великого мастера. В 1777 г. Е. принимал участие в введении среди русского масонства шведской масонской системы ‘строгого наблюдения’. Увлекаясь одно время тайными науками, он был горячим адептом Калиостро. После него осталась любопытная (неоконченная) записка о масонстве, преимущественно русском (напечатана в 1864 г.). Как и Храповицкий, Е., по-видимому, был сотрудником Екатерины по некоторым ее литературным произведениям, слагал иногда стихи для ее комедий и проч. Ему принадлежит перевод 1 и 4 глав Мармонтелева ‘Велизария’, переводившегося Екатериной и ее приближенными во время плавания по Волге в 1767 г. Есть указание, что Е. когда-то перевел все комедии Детуша (по мнению Лонгинова, это едва ли верно), ему же приписывается неизданный перевод французской комедии ‘Jean de France’, игранной в 1765 г., и много др. переводов (см. Лонгинова, в ‘Русской Старине’, 1870 г., т. II). Е. считается одним из родоначальников первобытного славянофильства, он писал иногда почти по-славянски. Фонвизин, с 1763 по 1769 г. служивший при нем секретарем, в начале подражал Е., употребляя много славянских слов и ‘каданзированную прозу’. Резче всего ‘славянское’ направление Е. сказалось в начатом на склоне лет (1790) ‘Опыте повествования о России’, доведенном до 1389 г. Научные приемы ‘Опыта’ (вышла 1 часть, М., 1803) крайне наивны и не выдерживают самой снисходительной критики. Е. был членом российской академии с самого ее основания и лейпцигского ученого общества. О некоторых чертах его характера говорят Бантыш-Каменский (‘Словарь достопамятных русских людей’, 1847), Жихарев (‘Отечественные Записки’, 1856, No 9), Пекарский (‘Материалы для истории литературной и журнальной деятельности Екатерины II’) и С. Порошин (‘Записки’). Ср. также Лонгинова, ‘Новиков и мартинисты’, и его же ст. в ‘XVIII в.’ Бартенева, т. II.

Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, т. XIa (1894): Евреиновы — Жилон, с. 594—595

II.

Елагин Иван Перфильевич [30 XI (11 XII) 1725 — 22 IX (3 X) 1793, Петербург]. Происходил из дворянской военной семьи. Начальное образование получил дома. С 1738 по 1743 учился в Сухоп. шлях. корпусе, который окончил в чине прапорщика армии, но числился капралом в Преображенском полку. Затем служил в Невском полку, а с 3 окт. 1748 определился писарем в канцелярию Лейб-Компанской роты, делами которой заведовал А. П. Сумароков. 17 марта 1751 Е. был назначен генеральс-адъютантом командира роты А. Г. Разумовского, а 4 дек. 1752 зачислен в штат Лейб-Компании. В 1750-х гг. Е. был близок ко двору вел. княгини Екатерины Алексеевны. Его служебную карьеру (23 июня 1757 он был произведен в полковники) прервало дело канцлера А. П. Бестужева-Рюмина. В февр. 1758 Е. был арестован вместе с В. Е. Адодуровым и ювелиром Бернгарди, поскольку выяснилось, что он являлся посредником между Екатериной и Станиславом-Августом Попятовским, 5 апр. 1759 Е. был сослан в имение под Казань. Письма к нему за эти годы от Екатерины и Понятовского свидетельствуют, что своим молчанием на допросах Е. помог будущей императрице остаться формально непричастной к делу о государственной измене. После переворота 1762 Е. оказался в числе доверенных придворных. 27 июля 1762 он получил чин д. ст. советника, стал членом Дворцовой канцелярии и статс-секретарем у принятия прошений (до 24 июля 1768). На протяжении мн. лет Е. пользовался полным доверием императрицы, выполняя деликатные поручения в связи с аннулированием проекта Н. И. Панина о Гос. совете (1763), в делах В. Я. Мировича (1764), ‘Салтычихи’ (1768) и Брауншвейгской фамилии, через него велась переписка о приглашении в Россию Ч. Беккариа (1767). На придворной службе Е. достиг высших чинов (с 22 сент. 1767 — т. советник) и должностей (с 28 июня 1782 — обер-гофмейстер), стал кавалером орденов пол. Белого орла (7 марта 1765) и Александра Невского (22 сент. 1773). В янв. 1766 Е. предложил проект устройства крестьян Дворцового ведомства. Это был первый отклик на конкурс по крестьянскому вопросу, объявленный Вольным экон. о-вом (1765). Он представлял собой крайне консервативный план полуполицейской организации деревни и предусматривал раздачу дворцовых земель с крестьянами в частную аренду потомственным дворянам, при резком увеличении суммы оброка. Проект свидетельствовал о полном незнакомстве Е. с реальной системой рус. землепользования. Нач. литературной деятельности Е. связано с именем Сумарокова, которому он еще в 1748 помогал в издании его первых трагедий, Е. был также близким другом Н. А. Бекетова (песни того и другого — без указания авторства — вошли в сб. 1759 ‘Между делом безделье’). Особый резонанс имела елагинская ‘Эпистола к г. Сумарокову’ (в списках известная также как ‘Сатира на петиметра и кокеток’), датируемая второй пол. 1753. Она вызвала широкую общественно-литературную полемику, в которую оказались вовлеченными почти все современные писатели. ‘Эпистола’ была направлена против усиливавшейся в противовес нем. литературному влиянию ориентации на Францию, одновременно оттеснявшей на задний план национальную старорус. культурно-бытовую традицию. ‘Пети-метрство’ как бытовое явление было, связано с окружением И. И. Шувалова, поэтому выступление Е. прозвучало как протест против фаворитизма и коррупции при дворе императрицы Елизаветы Петровны. С др. стороны, Е. дал в ‘Эпистоле’ апологетическую характеристику Сумарокова: ‘Открытель таинства любовныя нам лиры, Творец преславныя и пышныя ‘Семиры’, Из мозгу рождшейся богини мудрый сын, Наперсник Боалов, российский наш Расин, Защитник истины, гонитель злых пороков’, этот отзыв он повторил в написанном тогда же стихотворении ‘К Сумарокову’. Выступление Е. вызвало серию сатир и эпиграмм, иногда довольно грубого и личного свойства со стороны М. В. Ломоносова, В. К. Тредиаковского и их сторонников — Н. Н. Поповского, Ф. Г. Сукина, М. М. Щербатова, в полемике участвовали и литераторы, имена которых остаются неизвестными. К 1753 относится и сочиненная Е. афиша-пародия на трагедию Ломоносова ‘Тамира и Селим’, где высмеивалась выспренняя патетика его драматургии. Борьбу за литературные принципы сумароковской школы Е. продолжил в журнале ‘Ежемес. соч.’. Когда Г. Н. Теплов выступил со статьей ‘О качествах стихотворца рассуждение’, в которой обвинил последователей Сумарокова в том, что они удалились от принципов серьезной, ‘учительной’ поэзии, Е. ответил полупамфлетным рассуждением ‘Автор’ (1755, No 7-12). Оно представляет собой свободный перевод из лейпцигского журнала ‘Belustigungen des Verstandes und der Witzes’ (1743), в который Е. включил насмешки над Тепловым — автором книги ‘Знания, касающиеся вообще до философии’ (1751), изображенным им в виде смешного педанта. Е. осмеивал его неспособность писать стихи и делать стихотворные переводы, а также позволил себе намеки на Тредиаковского и Ломоносова — былых союзников Теплова. Дальнейшее участие Е. в журнале свелось к двум полубеллетристическим этюдам — ‘Сказка’ и ‘Аллегория о противоречиях в любви’ (1756), т. к. в это время он предпринимает перевод обширного романа А.-Ф. Прево ‘Приключения маркиза Г…, или Жизнь благородного человека, оставившего свет’ (1756-1758, ч. 1-4). В предисловии к изданию Е. дал первую в рус. критике апологию жанра романа, утверждая, что подражание добродетельным героя, наилучшим образом воспитывает читателя, и приравнял сочинение Прево к ‘Телемаку’ Фенелона, признанному эталоном в литературе классицизма. Торжественный и синтаксически усложненный слог перевод: долгое время считался образцовым и, благодаря чрезвычайной популярности романа (пять изданий в XVIII в.), оказал заметное влияние на повествовательную прозу: Д. И. Фонвизин подражал ему в своих ранних переводах, под его влиянием формировалась переводческая манера И. С. Захарова и братьев А. В. и Е. В. Рознотовских , Н. М. Карамзин считал, что ‘славяно-русские переводы’ Б. составляют целую эпоху в развитии рус. прозы. В качестве признанного стилиста Е. играл главную роль в переводе ‘Велизария’ Ж.-Ф. Мармонтеля, предпринятого Екатериной II совместно с придворными во время путешествия по Волге в апр. — июле 1767: он перевел вступление и первые две главы романа. Мн. произведения Е. (элегии, песни, ‘сатирические письма прозою и стихами’, сочинения ‘о важных предметах как в стихах, так и в прозе, которые слишком скромный автор еще не отдавал в печать’) распространялись в рукописи (см.: Лейпцигское известие (1767), Новиков. Опыт словаря (1772)). Е. был тесно связан с Рос. театром с самого момента его организации и в 1757 перевел для него комедию Ж.-Б. Мольера ‘Мизантроп, или Нелюдим’ (изд. в 1788). Страстный театрал и меломан (по шутливому замечанию Екатерины — ‘умрет от садна слуховой перепонки, произведенного театральной гармонией’), он всерьез обращается к драматургии, когда после отставки Сумарокова с должности директора театра практически начинает курировать деятельность придворной труппы. Вокруг него группируются молодые драматурги — Ф. А. Козловский, С. В. Нарышкин, Д. И. Фонвизин, В. И. Лукин, Б. Е. Ельчанинов, возможно, А. Г. Карин, которых объединяло стремление вместо буквальных переводов пополнить репертуар приспособленными к национальным потребностям переделками иностранных пьес. В кружке Е. сложилась теория ‘преложения’ иностранных сочинений ‘на наши нравы’, которая была теоретически сформулирована Луниным и оказала влияние на самые разные литературные жанры, участники его проявляли живой интерес к новейшим течениям в европ. драматургии, в частности к ‘мещанской’ драме Д. Дидро. Вкладом самого Е. в литературу ‘преложений’ явилась комедия ‘Русский француз’ (по др. данным — ‘Жан де Моле’, пост. 12 янв. 1764, текст не сохр.), восходящая к ‘Jean de France’ Л. Гольберга. По отзывам современников можно судить, что она представляла собой сатиру на галломанов и на дурное воспитание, причем автор имел в виду ‘подлинники’, т. е. определенных реальных лиц. Пьеса пользовалась успехом и заслужила одобрительный отзыв Екатерины II, отметившей, что ‘она разве тем только может не понравиться, кои в ней себя тронутыми найдут, в ней все такие правды, коих оспорить не можно’. По преданию, Е. также будто бы осуществил перевод всех комедий Ф.-Н. Детуша, оставшийся неизданным. Кружок Е. прекратил существование к 1766, распавшись из-за разъезда части членов и внутренних трений. Несколько ранее появились направленная против кружка и лично против Е. сатира Я. Б. Княжнина ‘Бой стихотворцев’ и приписываемое Д. И. Фонвизину ответное ‘Дружеское увещание Княжнину’ (1765), свидетельствующие, что Е. вновь оказался в центре ожесточенной полемики. В частности, Княжнин упрекает Е. за введение на сцену ‘гнусной’ (низкой) природы, в зависти и вражде к Сумарокову и Ломоносову, литературная беспомощность его соратников подтверждается сравнением с Тредиаковским. Причиной расхождения с Сумароковым явилось как покровительство Е. жанру ‘серьезной’ комедии и Лунину, так и его театральная политика. После 1762 Е. осуществлял неофициальное наблюдение за деятельностью придворного драматического и музыкального театра, а 21 дек. 1766 был назначен директором театров, пробыв в этой должности до 21 мая 1779. Уже к нач. 1765 относится широкое распространение слухов о ссоре Сумарокова и Е. Ряд замечаний Е. на комедии Сумарокова ‘Лихоимец’, ‘Ядовитый’ и трагедию ‘Вышеслав’ в 1768 привели к тому, что писатели обменялись резкими письмами, ссору пришлось улаживать самой императрице, позднее Сумароков обвинял Е. в противодействии своим проектам реорганизации Моск. театра. На произвол Е. — директора театров жаловался также А. О. Аблесимов напечатавший во ‘Всякой всячине’ (1769) письмо-жалобу по поводу отказа допустить на сцену его комедию (по-видимому, ‘Подьяческая пирушка’), известно о недовольстве актеров ‘деспотическими’ распоряжениями Е. В целом же во время директорства Е. были осуществлены важные реформы в области театра: упорядочены финансовые дела, заведены Публ. театр в Петербурге (1774) и, по плану В. И. Бибикова, Театр. уч-ще (1779), построен Большой Петербургский театр в Коломенской части (1783). Литературная деятельность Е. в эти годы почти прекращается. Можно лишь указать, что 1 февр. 1771 была поставлена и тогда же напечатана в переводе Е. трагедия И.-В. Браве ‘Безбожный’ (пер. посв. Г. Г. Орлову, по настоянию которого он и был осуществлен). Предполагается, что Е. был в числе придворных, издававших ‘Всякую всячину’, к Е. относят помещенный в предисловии к журналу шутливый словесный портрет одного из его сотрудников: ‘… приземист, часто запыхаюсь, широка рожа, заикаюсь, когда сердит, немножко хром, отчасти кос, глух на одно ухо, руки длиннее колен, брюхо у меня остро, ношу кафтаны одного цвета по году, по два, а иногда и по три’, степень его конкретного участия в журнале не ясна. Имеются сведения о том, что Е. правил стиль рус. сочинений императрицы. С нач. 1770-х гг. Е. становится во главе объединенных и реорганизованных им рус. масонских лож, создав т. н. елагинскую систему масонства. Сам он состоял в масонской ложе (видимо, фр. рыцарской системы) с 1750, затем перешел в англ. масонство и стал Великим наместным мастером Рус. провинц. ложи (диплом от 26 февр. 1772), руководя также ложей ‘Девять муз’ в Петербурге, открытой 16 июня 1772. В 1776 Е. объединил свои ложи с ложами нем.-швед. системы ‘слабого наблюдения’ барона Рейхеля, в 1784 деятельность лож по его приказу была прекращена, явно в связи с начинавшимся преследованием Н. И. Новикова и И. Е. Шварца. И хотя Екатерина II заверила Е. в ‘полном уважении’ за то, что он ‘избегал всякого сношения с иностранными масонами при настоящих политических отношениях’, но с этого времени он попадает в очевидную немилость при дворе. Тем не менее масонская деятельность Е. возобновляется в 1786, она связана с организацией т. н. ‘второго Елагина союза’, принадлежавшего к англ. Йоркской системе, в 1787 Е. стал гроссмейстером ‘Высокого Капитула’. Ложи елагинской системы, достаточно открытые для посетителей, были особенно известны музыкальными концертами и не подвергались гонениям даже во время дела Новикова. Самому Е. масонство казалось средством избежать влияния на общество деистической фр. философии. В этом смысле характерно его завещание (утверждено 4 дек. 1787), которое запрещало внуку Е. учиться в Париже, оставляя ему на выбор университеты Генуи или Лейпцига. Е. верил в ‘тайную мудрость’ масонства. Посетивший в 1780 Россию, гр. Калиостро жил в его доме. Осмеивая доверчивых поклонников этого шарлатана в комедии ‘Обманщик’ (1785) и ‘Обольщенный’ (1786), Екатерина II метила также и в Е. Познакомившись после смерти Е. с его огромным масонским архивом, она так отозвалась в письме к М. Гримму о его масонских сочинениях: ‘Удивительная чепуха, из которой явствует, что он сходил с ума’. Своеобразной масонской автобиографией Е. является ‘Повесть о себе самом’ (ок. 1783, видимо, не оконч.), где он, в частности, кается в грехах молодости: ‘Душепагубным чтением спознался я со всеми афеистами и деистами, стихотворцы и басносплетатели стали моими учителями и проповедниками: Буланже, Даржанс, Вольтер, Руссо, Гельвеции и все словаря Бёлева как французские и английские, так латинские, немецкие и итальянские лжезаконники’. При организации Рос. Академии Е. был включен в число ее первых членов и внес основополагающие для ее дальнейшей деятельности предложения о создании словаря литературного языка и общего руководства по риторике и поэтике. Сам он, однако, последние годы жизни посвятил историческим разысканиям, начав в 1789 работу над ‘Опытом повествования о России’ (частично изд.: М., 1803, ч. 1, кн. 1-3). Для работы Е. собрал с помощью А. И. Мусина-Пушкина коллекцию оригинальных рукописей и копий с документов (см., напр., сб. ‘Смесь елагинская’ — ГПБ, ф. 550, Q.IV.217), но основной его задачей было переосмысление и стилистическая обработка уже обнародованных сведений (В. Н. Татищев, М. В. Ломоносов, Г.-Ф. Миллер, Ф. А. Эмин ). Исторические взгляды Е. сложились под сильным влиянием И. Н. Болтина. ‘Опыт…’ был направлен против приемов старой фактографической историографии, причем особенно резко Е. критиковал труды М. М. Щербатова. Аргументируя манеру связного беллетризованного изложения событий, Е. в качестве примера для подражания называл античных историков Плутарха и Тацита, а из новых явно ориентировался на опыт Вольтера, образцами повествовательного слога для Е. была проза Ломоносова, а также поэмы ‘Россияда’ и ‘Владимир возрожденный’ М. М. Хераскова , в предисловии дана подробная оценка творчества этих писателей. В понимании исторического процесса Е. исходил из представления о неизменности человеческой природы: ‘… сердце человеческое всегда одинаково, и то же ныне, каково было от самого века начала. Я ведаю, что те ж добродетели и те ж пороки и страсти присущны и ныне в Петербурге и в Москве, какие в Афинах и Риме существовали. Не изменение сердец, но больше и меньше просвещения и невежества творят нравов разновидность, а природа та ж всегда пребывает, Иоанн в Москве таков же тиран, каков и Нерон был в Риме. Следовательно, разность токмо в перемене одежд и явлений, кои иногда смех, иногда слезы в зрителях производят’. Цель историка — ‘открывать добродетель ко подражанию и порок ко отвращению’, его легкий и приятный слог ‘заменяет тягостные долговременного учения труды и, услаждая читателя, впечатлевает в чувствования его нравственных строгость правил’. Начав свой труд в год Великой фр. революции, Е. неоднократно выступал против просветительской философии, противопоставляя ей идеи Лейбница, Г. Гроция и С. Пуффендорфа, а одной из задач историка называл выяснение ‘источников дерзкого непостоянной черни возмущения и вредныя самовластия оплошности’. Представляет интерес попытка Е. ввести в исторический анализ такой компонент, как ‘обычай’ славян (в основном по словарям М. Д. Чулкова), а также использовать былины в качестве исторического источника. Произвольные домыслы и фактические неточности вызвали резкую критику ‘Опыта…’, особенным насмешкам подверглась гипотеза Е. о том, что рассказ Нестора о ‘прении вер’ и принятии христианства представляет испорченные куски драмы, сочиненной гречанкой, женой князя Владимира (см.: Вестн. Европы, 1805, No 10). В Германии на ‘Опыт…’ появились отрицательные рецензии престарелого А.-Л. Шлецера (‘Gttinger Gelehrte Anzeiger’, 1804) и анонима (Allgemeine Litteratur-Zeitung, 1804, No 56, возражение на последнюю Л. Н. Неваховича см.: Лицей, 1806, ч. 3, кн. 2, отд.: Примечания на рецензию касательно ‘Опыта российской истории’ Елагина. СПб., 1806). Стиль ‘Опыта…’ вызвал неодобрительный отзыв Екатерины II, ‘Записки касательно российской истории’ которой Е. использовал в качестве хронологической канвы своего труда: ‘Он изображал русскую историю в стиле восклицательном, он красноречив и скучен’. ‘Опыт…’ был доведен (с некоторыми пробелами) до 1574 г., включая эпоху Ивана Грозного (ч. 1-9, кн. 1-23). Авторизованная рукопись вместе с рукописным собранием Е. была завещана А. И. Мусину-Пушкину, издание же 1803 осуществлено по одной из неисправных копий, распространившихся довольно широко. Попытка полностью издать труд Е. была сделана в 1819, когда А. В. Казадаев поднес его полный текст (‘руки автора’) Александру I, рекомендуя его как ‘Историю государства Российского, начертанную рукою беспристрастного любомудра и искусного мужа государственного’. Карамзин, которому сочинение было направлено на отзыв, дал уничтожающую оценку исторической основы работы Е.: ‘Она до времен Иоанна III выбрана почти из одного Татищева, наполнена бесконечными умствованиями и писана слогом надутым, отчасти неправильным’. С др. стороны, он отметил ее значение как одного из памятников общественной мысли XVIII в.: ‘… г. Елагин в царствование Екатерины славился как искусный, красноречивый переводчик одного из романов аббата Прево и трагедии ‘Безбожный’, найдутся и теперь люди, коим слог, искусство и философия его полюбятся <...> любопытные станут читать ее как замечательное произведение минувшего столетия России’ (ЦГИА, ф. 733, оп. 87, No 84). Тогда же рукопись поступила в Публ. б-ку (частично автограф, частично список с авт. правкой — ГПБ, ф. 550, F.IV.32/1-6). Сюда же в 1882 П. А. Казадаев передал первоначальную рукопись кн. 1-8 ‘Опыта…’, с четырьмя вариантами предисловия (ГПБ ф. 550, F.IV.651/1-5). Хранящийся там же экземпляр ч. 1 (кн. 1-2 согласно помете В. Н. Каразина читала Екатерина II (ГПБ, ф. 550 F.IV.767). Современники оставили достаточно противоречивые отзывы о Е. На ряду с широкой образованностью и хлебосольством (он был тонкий гастроном) отмечали его высокомерие, чванство, корыстолюбие в сочетании с неумеренной лестью Екатерине II и заискиванием перед временщиками. Как придворный льстец Е. (‘барон Понто’) изображен в памфлете на Г. А. Потемкина ‘Пансалвин князь тьмы’ (М., 1809, пер. с нем. В. А. Левшина). В 1789 Е. был забаллотирован в предводители Петербургского дворянства. Личный архив Е. не сохранился, деловые бумаги находятся в различных фондах ЦГАДА и ЦГИА. Лит.: Новые мат-лы для истории масонства: (Зап. Елагина). — Рус. арх., 1864, No 1, Пекарский П. П. Доп. к истории масонства в России XVIII столетия. СПб., 1869, Лонгинов М. Н. Елагин. — Рус. старина, 1870, No 8, [Письма к Елагину]. — В кн.: Сб. Рус. ист. о-ва. СПб., 1871-1885, т. 7, 10, 13, 27, 42, Семевский В. И. Крестьяне Дворцового ведомства в XVIII в. — Вестн. Европы, 1878, No 5, Дризен Н. В. Елагин. — Рус. старина, 1893, No 10, Круглый А. О. И. П. Елагин. Биогр. очерк. — Ежегодн. имп. театров. Сезон 1893 / 1894, Прил., кн. 2, Вернадский. Рус. масонство (1917), Берков. Лит. полемика (1936), Модзалевский Л. Б. Ломоносов и ‘О качествах стихотворца рассуждение’. — В кн.: Лит. творчество Ломоносова. М., Л., 1962, Поэты XVIII века. Л., 1972, т. 2, Берков. История комедии (1977), Письма рус. писателей (1980), Козлов В. П. ‘Слово о полку Игореве’ в ‘Опыте повествования о России’ И. П. Елагина. — Вопр. истории, 1984, No 8.

В. П. Степанов

Словарь русского языка XVIII века. — М:. Институт русской литературы и языка. Ответственный редактор словаря — А.М. Панченко. 1988—1999.

I.

II.

Читайте также: