ЭЛЬ ВЕРДЮГО.
ЭЛЬ ВЕРДЮГО.
ЧЕРТА ИЗЪ ИСТОРИ ИСПАНСКОЙ ВОЙНЫ.
(Бальзака)
‘Телескопъ’, No 8, 1832
Эль Вердюго, Бальзак Оноре, Год: 1830
Время на прочтение: 11 минут(ы)
Колоколъ небольшаго городка Менды пробилъ полночь. Въ эту минуту, одинъ молодой Французскій Офицеръ, опершись на парапетъ длинной террасы, окружавшей сады замка Менды, казался погруженнымъ въ глубокую задумчивость, несовмстную съ обыкновенной безпечностью военной жизни: но должно сказать, что никогда время, мсто и обстоятельства не могли быть благопріятне для размышленія.
Прекрасное небо Испаніи простиралось голубымъ наметомъ надъ головой его. Брежжущее мерцаніе звздъ и кроткій блескъ луны роскошно освщали прекрасную долину, разстилавшую подъ ногами его вс свои сокровища. Прислонившись къ лимонному дереву, осыпанному цвтами, молодой офицеръ могъ видть, во ст футовъ отъ себя, городъ Менду, который какъ будто укрывался отъ сверныхъ втровъ при подошв скалы, на коей построенъ былъ замокъ. Повернувъ голову, онъ усматривалъ море, коего блестящія волны, подобно широкой серебрянной полос, каймили очаровательный ландшафтъ. Замокъ былъ иллюминованъ. Веселый шумъ бала, звуки оркестра, смхъ танцующихъ офицеровъ и ихъ дамъ, долетали до него, смшиваясь съ отдаленнымъ ропотомъ волнъ. Прохлада ночи проливала крпительную свжесть въ его члены, изнуренные дневнымъ зноемъ: и наконецъ сады были наполнены деревьями, коихъ роскошные цвты благоухали такъ сладко, что молодой человкъ чувствовалъ себя какъ будто погруженнымъ въ купель ароматовъ.
Замокъ Менда принадлежалъ одному Испанскому Гранду, который въ это время жилъ въ немъ со всмъ семействомъ. Весь этртъ вечеръ старшая изъ его дочерей смотрла на офицера съ участіемъ, въ коемъ выражалось столько болзненнаго унынія, что задумчивость, владвшая молодымъ человкомъ, находила въ немъ достаточное изъясненіе. Клара была прекрасна: и хотя у ней было трое братьевъ и еще сестра, имніе Маркиза Леганесъ было такъ значительно, что Викторъ Мартанъ могъ предполагать за ней богатое приданое. Но какъ осмлишься подумать, чтобы дочь стараго Испанца, надменнаго въ высочайшей степени своимъ грандствомъ, могла принадлежать сыну Парижскаго купца, торгующаго пряными кореньями?
Французы были ненавидимы. Такъ какъ Генералъ Г***, командовавшій въ провинціи, подозрвалъ Маркиза въ приготовленіяхъ къ возмущенію, въ пользу Фердинанда VII, то батальонъ, находившійся подъ командою Виктора Мартана, былъ поставленъ въ маленькомъ городк Менд для того, чтобы держать въ страх сосднія деревни, повиновавшіяся Маркизу де Леганесъ. Послдняя депеша Маршала Нея заставляла даже бояться, чтобъ Англичане въ скоромъ времени не сдлали высадки на берегъ, и показывала на Маркиза, какъ на человка, состоявшаго въ тайныхъ связяхъ съ Лондонскимъ Кабинетомъ. Почему, не смотря на благосклонность и ласки, оказываемыя Маркизомъ Виктору Мартану и его солдатамъ, молодой офицеръ держалъ себя на сторож.
Подходя къ террас, чтобы осмотрть съ ней городъ и деревни, ввренныя его надзору, онъ спрашивалъ самъ у себя: какъ изъяснить дружелюбіе, которое Маркизъ не переставалъ ему оказывать, и какимъ образомъ спокойствіе всего околодка можно согласить съ безпокойствами, изъявленными его Генераломъ: но, въ одну минуту, вс эти мысли были изгнаны изъ головы его чувствомъ осторожности и любопытствомъ весьма основательнымъ.
Въ город онъ примтилъ довольно свта. Не смотря на праздникъ С. акова, онъ далъ приказъ, въ тоже утро, чтобы огни везд были погашены въ извстный часъ, имъ назначенный. Одному замку было позволено исключеніе. Штыки солдатъ его блистали на обыкновенныхъ постахъ: но повсюду царствовало торжественное молчаніе и ничто не показывало, чтобы Испанцы предавались шумной веселости праздника.
Стараясь изъяснить себ такое странное нарушеніе даннаго приказа, въ коемъ жители оказались виновными, онъ нашелъ въ немъ тайну, гораздо важнйшую, вспомнивъ, что оставилъ офицеровъ смотрть за ночнымъ порядкомъ и ходить по городу дозоромъ. Со всею пылкостію юноши, хотлъ онъ броситься чрезъ проломъ, чтобъ скоре сбжать со скалъ и дойти до небольшаго поста, находившагося при вход города со стороны замка, какъ тихій шумъ позади остановилъ его. Казалось, что песокъ аллеи шуршалъ подъ легкой ногой женщины. Онъ обернулся и не видлъ ничего: но глаза его были поражены необыкновеннымъ блескомъ океана. Вдругъ примтилъ онъ зрлище столь ужасное, что оцпенлъ отъ изумленія, не вря самому себ. Въ серебряномъ мерцаніи луны бллись паруса на довольно значительномъ разстояніи. Онъ затрепеталъ и старался убдить себя, что сіе страшное видніе было не что иное, какъ оптическій обманъ, произведенный блескомъ волнъ и луны.
Въ эту минуту, хриплый голосъ произнесъ его имя. Офицеръ обернулся къ пролому и увидлъ медленно подымающуюся голову солдата, котораго взялъ съ собой въ замокъ.
—‘Вы ли это, командиръ?..’
— Я — я! Что такое? отвчалъ тихо молодой человкъ, вразумленный нкоторымъ родомъ предчувствія, что должно дйствовать тайно.
— ‘Бездльники копошутся, какъ черви…. и я спшилъ сообщишь вамъ, если позволите, нкоторыя замчанія…’
— Говори! отвчалъ Викторъ.
— ‘Я шелъ слдомъ за однимъ негодяемъ изъ замка, который съ фонаремъ пробирался сюда. Фонарь, кажется мн, чертовски подозрителенъ: ибо, я не думаю, чтобъ этотъ православной христіанинъ, въ такой часъ, изволилъ шествовать зажигать церковныя свчи… и такъ я ршился итти за нимъ по пятамъ. и, въ трехъ шагахъ отсюда, на скал, примтилъ кучу хворосту…’
Ужасный крикъ раздался въ город и прервалъ расказъ солдата. Внезапный блескъ освтилъ офицера, и въ туже минуту бдный гренадиръ упалъ бездыханный, (съ прострленной головою. Въ десяти шагахъ отъ молодаго человка запылалъ костеръ соломы и хворосту. Звуки инструментовъ и смхъ пирующихъ смолкли внезапно въ замк. Смертное безмолвіе, прерываемое стонами, заступило мсто праздничнаго шума. Пушечный ударъ прогремлъ на серебряной равнин океана. Холодный потъ выступилъ на чел молодаго офицера. Онъ понялъ, что вс солдаты его истреблены и что Англичане готовятся къ высадк. Уже видлъ онъ себя обезчещеннымъ и преданнымъ военному суду, если останется въ живыхъ… и измрялъ глазами глубину долины. Онъ готовъ былъ ринуться, какъ рука Клары схватила его руку.
— Бгите! сказала она: братья мои слдуютъ за мной. Внизу скалы, тамъ, вы найдте Андалузскаго бгуна Юанито. Бгите!..
Она толкнула его. Молодой человкъ, въ оцпененіи, смотрлъ на нее съ минуту. Но, повинуясь могущественному инстинкту самосохраненія, коему самый храбрйшій человкъ не можетъ противиться, онъ бросился въ паркъ по указанному направленію и побжалъ среди скалъ, гд дотол скакали одн козы. Онъ слышалъ, какъ Кларита кричала своимъ братьямъ, чтобъ они гнались за нимъ, слышалъ шаги своихъ убійцъ, слышалъ, какъ пули, посланныя за нимъ въ погоню, свистали мимо его ушей: но онъ достигъ долины, нашелъ лошадь, вскочилъ на нее и исчезъ съ быстротою молніи.
Въ нсколько часовъ Викторъ Мартанъ дохалъ до квартиры Генерала. Сей послдній сидлъ въ то время за обдомъ съ своимъ Штабомъ.
‘Я приношу вамъ мою голову!’ вскричалъ офицеръ, блдный и изнуренный.
Онъ слъ и расказалъ ужасное произшествіе. Страшное молчаніе сопровождало его расказъ.
— Я нахожу васъ боле несчастнымъ, чмъ виновнымъ, отвчалъ ужасный Генералъ. На васъ не можетъ пасть отвтственность за преступное злодйство Испанцевъ: и — если Маршалъ не ршитъ иначе — я васъ прощаю.
Слова сіи оставили весьма малое утшеніе несчастному офицеру.
— ‘Если Императоръ узнаетъ объ этомъ?..’ вскричалъ онъ.
— Онъ прикажетъ васъ разтрлять, отвчалъ спокойно Генералъ: но мы увидимъ. Между тмъ, ни слова боле! присовокупилъ онъ строгимъ голосомъ: теперь должно думать о мщеніи, которое должно пролить спасительный страхъ въ это гнздо измны.
Черезъ часъ, весь полкъ, отрядъ конницы и артиллеріи, были уже въ дорог. Генералъ и Викторъ предводительствовали колонной: Солдаты, узнавшіе объ истребленіи своихъ товарищей, объяты были безпримрною яростію. Разстояніе, отдлявшее главную квартиру отъ Менды, было пройдено съ чудесной быстротой. На дорог, Генералъ нашелъ цлыя деревни вооруженными. Каждая изъ нихъ была окружена и заплатила десятою частію, своихъ жителей.
По неизъяснимому року, Англійскіе корабли легли въ дрейфъ, не трогаясь съ мста {Посл узнали, что на этихъ корабляхъ находилась одна артиллерія и что они обогнали остальную часть транспорта.}, такъ что городъ Менда былъ окруженъ французскими войсками безъ всякаго почти препятствія. Жители, объятые ужасомъ, видя себя лишенными помощи, коей ожидали отъ появленія Англійскихъ кораблей, предложили сдашься безусловно. Въ пылу самоотверженія, коего образцы въ то время были весьма не рдки въ Испаніи, убійцы Французовъ, зная неумолимую жестокость Генерала и предугадывая, что вроятно городъ весь будетъ преданъ огню и мечу, предложили донесть сами на себя. Генералъ принялъ сіе предложеніе, присовокупивъ условіе, чтобы вс жители замка, отъ послдняго слуги до Маркиза, были отданы въ его руки. Условіе было принято: Генералъ общалъ даровать жизнь остатку народонаселенія и запретить солдатамъ жечь или грабить городъ. Огромная контрибуція была назначена: и богатйшіе изъ жителей отдали самихъ себя въ залогъ платежа, который надлежало выполнишь въ двадцать четыре часа.
Взявъ вс предосторожности, необходимыя для безопасности солдатъ и обороны отъ всякаго нападенія, Генералъ отказался помстить солдатъ въ домы. Велвъ имъ стать лагеремъ, онъ отправился самъ въ замокъ и занялъ его военнымъ образомъ. Вс члены фамиліи Ле-Ганесъ отданы были подъ строгій караулъ, съ глазу на глазъ, связанные. Генералъ приказалъ ихъ запереть въ зал, гд давался балъ. Изъ оконъ сей залы можно было видть террасу, возвышавшуюся надъ городомъ. Штабъ расположился въ сосдней галлере, гд Генералъ сначала держалъ совтъ о мрахъ, кои должно принять для воспрепятствованія высадк.
Отправивъ адъютанта къ Маршалу Нею и приказавъ на берегу устроить батареи, Генералъ и его Штабъ занялись плнниками. Двсти Испанцевъ, выданные жителями, немедленно были разстрляны на террас. Посл сей военной экзекуціи, Генералъ приказалъ поставишь на террас столько вислицъ, сколько людей находилось въ зал замка, и веллъ привести палача изъ города.
Пользуясь временемъ до обда, который приказано было приготовить для Штаба въ галлере замка, Викторъ Мартанъ отправился къ заключеннымъ. Онъ возвратился вскор къ Генералу.
— ‘Я прихожу’ — сказалъ онъ ему растроганнымъ голосомъ — ‘просить у васъ малости…’
— Вы!.. перервалъ Генералъ тономъ горькой ироніи.
— ‘Ахъ!’ отвчалъ Викторъ: ‘это ужасная милость! Маркизъ, видя поставленныя вислицы, надется, что вы перемните этотъ родъ казни для его фамиліи. Онъ просишь васъ отрубишь головы всмъ благороднаго происхожденія…’
— Пожалуй! перервалъ Генералъ.
— ‘Они просятъ еще не отказать имъ въ утшеніяхъ религіи и развязать ихъ. Никакой мысли о побг…’
— Согласенъ и на то… отвчалъ Генералъ, но вы будете отвтствовать мн за нихъ…
— ‘Старикъ предлагаетъ еще вамъ все свое имніе, если вы пощадите младшаго изъ его сыновей…’
— Въ самомъ дл!.. возразилъ Генералъ. Но его имніе принадлежитъ уже Королю осифу… Онъ остановился. Выраженіе презрнія пробжало по его наморщившемуся челу и онъ присовокупилъ: хорошо! я хочу превзойти его желанія: важность сей послдней просьбы мн понятна… Пусть такъ! пусть онъ купитъ вчность своего имени, которое боится видть изчезнувшимъ, и пусть Испанія памятуетъ всегда и о ихъ измн и о ихъ наказаніи!.. Я оставляю все его имніе и дарую жизнь тому изъ его дтей, кто возметъ на себя должность палача. Ступайте и не говорите мн ничего боле!
Викторъ окаменлъ.
Между тмъ обдъ былъ поданъ. Вс офицеры, усвшись за столъ, принялись довольствовать аппетитъ, усугубленный усталостью. Одного не доставало на пир — Виктора Мартана. Колебавшись нсколько времени, онъ отправился въ залу, гд стенала несчастная и надменная фамилія Леганесъ. Онъ вошелъ, бросилъ печальный взглядъ на зрлище, которое представляла теперь зала, гд на канун видлъ онъ блестящія, разубранныя головы двухъ молодыхъ двушекъ и трехъ молодыхъ людей, кружившіяся въ вихр вальса, и затрепеталъ, подумавъ, что, чрезъ нсколько минутъ, он должны скатиться подъ скирою палача. Отецъ, мать, трое сыновей и об дочери, привязанные къ раззолоченнымъ кресламъ, оставались въ состояніи совершенной недвижимости. Восемь человкъ служителей стояли въ безмолвіи, съ связанными назадъ руками. Эти пятнадцать несчастливцевъ смотрли важно другъ на друга и взоры ихъ едва измняли чувствамъ, ихъ одушевлявшимъ. Глубокая преданность судьб и сожалніе о неудач предпринятаго замысла читались на лицахъ у нкоторыхъ. Солдаты, уважая горесть своихъ жестокихъ враговъ, стояли неподвижны. Движеніе любопытства одушевило вс лица, когда Викторъ явился. Онъ приказалъ развязать осужденныхъ и самъ снялъ веревки, привязывавшія Клару къ кресламъ. Она печально улыбнулась. Молодой человкъ не могъ удержаться, чтобъ не прикоснуться слегка къ прекраснымъ, освженнымъ всею прелестью юности, рукамъ двушки. Онъ любовался ея черными волосами, ея гибкимъ станомъ: Клара была настоящая Испанка: кожа ея имла цвтъ Испанскій, нсколько смугловатый, глаза также Испанскіе, съ длинными бровями дугой, и черной, какъ смоль, зницей.
— Успли ль вы? сказала она ему, съ одной изъ тхъ погребальныхъ улыбокъ, въ коей все еще отсвчивается молодая двушка.
Викторъ не могъ удержаться отъ стона. Онъ смотрлъ почередно на Клару и на трехъ ея братьевъ. Одинъ, и это былъ старшій, имлъ отъ роду тридцать лтъ. Малорослый, дурно сложенный, съ видомъ гордымъ и презрительнымъ, онъ имлъ однако довольно благородства въ пріемахъ и не казался совсмъ чуждымъ той нжной разборчивости вкуса, которою нкогда славилась Испанская вжливость. Онъ назывался Юанито. Другой, Филиппъ, былъ около двадцати двухъ лтъ. Онъ походилъ на Клару. Послднему было только восемь лтъ. Художник нашелъ бы въ чертахъ маленькаго Рафаэля отблескъ того Римскаго мужества, которое Давидъ сообщалъ дтскимъ личикамъ въ своихъ республиканскихъ картинахъ. Голова стараго Маркиза, покрытая сдинами, казалось, унесена была изъ картины Мурилло.
При вид ихъ, Викторъ потрясъ печально головой, отчаиваясь, чтобы кто-нибудь изъ четырехъ согласился на Цну, назначенную Генераловъ. Однако онъ отважился довришь ее Клар. Она содрогнулась, сначала, но вдругъ приняла спокойный видъ и стала на колна предъ своимъ отцемъ.
— ‘Ахъ!’ сказала она ему: ‘возьмите съ Юанито клятву, что онъ свято покорится велніямъ, которыя вы ему дадите. Мы будемъ довольны!’
Старая мать задрожала отъ надежды: но, когда, наклонясь къ мужу, услышала ужасную тайну, ввренную Клар, упала безъ памяти.
Юанито понялъ все и запрыгалъ, какъ левъ, въ желзной клтк.
Викторъ взялъ на себя отослать солдатъ, получивъ отъ Маркиза увреніе въ совершенной покорности. Служители были уведены и отданы палачу, который ихъ тотчасъ повсилъ.
Когда съ несчастнымъ семействомъ не осталось никого, кром Виктора, старый отецъ приподнялся:
— ‘Юанито!’ сказалъ онъ.
Юанито, понимавшій волю отца, отвчалъ однимъ наклоненіемъ головы, выражавшимъ отказъ. Онъ упалъ въ кресла и смотрлъ на всхъ взоромъ дикимъ и ужаснымъ.
Клара сла къ нему на колна и съ веселымъ видомъ:
— ‘Юанито!’ сказала она ему, обвившись руками вокругъ его шеи и цлуя его въ глаза: ‘любезный мой Юанито! еслибъ ты зналъ, какъ пріятна будетъ мн смерть, полученная отъ тебя. До меня не дотронутся гнусныя руки палача. Ты меня избавишь отъ бдствій, меня ожидающихъ… вдь ты самъ, добрый мой Юанито… ты самъ хотлъ, чтобъ я никому не принадлежала… и такъ…’
Ея глаза бросили огненный взглядъ на Виктора, какъ будто для того, чтобъ пробудить въ сердц Юанито ненависть его къ Французамъ.
— ‘Будь смлй!’ сказалъ ему братъ его
Филиппъ: ‘иначе фамилія наша должна изчезнуть.’
Вдругъ Клара встала, группа, образовавшаяся вкругъ Юанито, раздлилась, и онъ увидлъ предъ собой стараго своего отца, который вскричалъ торжественнымъ голосомъ:
— ‘Юанито! я теб приказываю.’
Молодой Графъ оставался неподвижнымъ: отецъ бросился предъ нимъ на колна. Невольно, Клара, Рафаэль и Филиппъ, сдлали тоже: и, вс простирая руки къ тому, который долженъ былъ спасти отъ забвенія родъ ихъ, казалось, повторяли въ слдъ за отцомъ слова сіи:
— ‘Сынъ мой! Не ужели не достанетъ у тебя Испанскаго мужества и истинной чувствительности… разв ты хочешь держать меня предъ собой на колняхъ — и — долженъ ли ты думать теперь о своей жизни, о своихъ страданіяхъ?..’
— ‘Сынъ ли мой это, Маркиза?’ присовокупилъ старикъ, обращаясь къ жен.
— ‘Онъ соглашается!’ вскричала съ отчаяніемъ мать: ибо видла, что Юанито сдлалъ бровями движеніе, коего одна знала смыслъ.
Марикита, другая дочь, стояла на колняхъ, сжимая мать въ своихъ слабыхъ объятіяхъ: и, какъ она заливалась слезами, маленькой Рафаэль журилъ ее.,
Въ эту минуту капелланъ замка явился. Онъ былъ окруженъ немедленно всмъ семействомъ. Его подвели къ Юанито. Викторъ, не могши доле переносить сей ужасной сцены, далъ знакъ Клар и поспшно удалился, чтобы сдлать послднее усиліе на Генерала. Онъ нашелъ его въ веселомъ дух, среди пирушки, попивающаго прекрасное винцо съ офицерами, кои подвеселились уже порядкомъ.
Черезъ часъ, сто значительнйшихъ жителей Менды были приведены на террассу, чтобы, по приказанію Генерала, быть свидтелями казни фамиліи Леганесъ. Отрядъ солдатъ былъ поставленъ для надзора за Испанцами, размщенными вокругъ вислицъ, на которыхъ повшены были служители Маркиза, такъ что головы ихъ касались почти ногъ страдальцевъ. Въ тридцати шагахъ отъ нихъ, возвышалась плаха и блисталъ топоръ.
Палачъ былъ здсь же, на случай отказа Юанито.
Вскор Испанцы услышали, посреди глубокаго молчанія, шаги многихъ людей, мрный шопотъ солдатъ и легкое бренчанье ихъ оружія. Сіи различные звуки смшивались съ радостными кликами офицерской пирушки, точно также, какъ недавно танцы бала прикрывали пріуготовленія кровавой измны. Взоры всхъ обратились къ замку. Семейство Маркиза приближалось съ неимоврною твердостью. Лица всхъ были спокойны и ясны. Только одинъ, блдный, изнуренный, опирался на священника, который изливалъ вс утшенія религіи для него — для него, который одинъ долженъ былъ остаться въ живыхъ. Палачъ ронялъ, какъ и вс, что Юанито занялъ его мсто. Старый Маркизъ и его жена, Клара, Марикита и обое братьевъ, стали на колни за нсколько шаговъ отъ роковой плахи. Священникъ повелъ Юанито. Когда сей послдній подошелъ къ плах, палачь, взявъ его за рукавъ, отвелъ въ сторону я вроятно далъ ему нкоторыя наставленія.
Священникъ помстилъ несчастныя жертвы такъ, чтобъ он не видли казни, но то были настоящіе Испанцы. Они остались на ногахъ, не показывая никакой слабости.
Клара первая бросилась къ брату.
— ‘Юанито!’ сказала она ему: ‘сжалься надъ моимъ слабодушіемъ! Начни съ меня!’
Въ эту минуту, раздались быстрые шаги спшившаго человка. Викторъ вбжалъ на мсто казни. Клара стояла уже на колняхъ и ожидала роковой скиры. Молодой человкъ поблднлъ, но у него достало ‘илъ добжать:
— Генералъ даруетъ теб жизнь, если ты выдешь за меня замужъ!.. сказалъ онъ ей.
Испанка бросила на Француза взоръ, кипящій презрніемъ и гордостью.
— ‘Ну! Юанито!’.. сказала она голосомъ, вырвавшимся изъ глубины души.
Голова ея покатилась къ ногамъ Виктора. Маркиза Леганесъ судорожно вздрогнула, услышавъ тяжелый стукъ падшей скиры: это былъ единственный знакъ ея скорби.
— ‘Хорошо ли я буду такъ, добрый мой Юанито?’.. спросилъ маленькой Рафаэль своего брата.
— ‘Ты плачешь, Марикита!’ сказалъ Юанито сестр своей.
— ‘О! да!’ отвчала молодая двушка: ‘я думаю о теб, бдный мои Юанито… Ахъ! какъ ты будешь безъ насъ несчастливъ!..’
Вскор явился Маркизъ. Онъ посмотрлъ на кровь своихъ дтей, обратился въ зрителямъ безмолвнымъ и неподвижнымъ, простеръ руки къ Юанито и вскричалъ громкимъ голосомъ:
‘ Испанцы… я даю сыну моему родительское мое благословеніе… да сопровождаетъ оно про всегда!.. Теперь, Маркизъ, рубя безъ страха: ибо совешь твоя безъ пятна!’..
Но когда Юанито увидлъ свою мать, которая подходила, опираясь на священника:
— Она меня питала!.. вскричалъ онъ, и этотъ крикъ извлекъ громкій вопль ужаса изъ всхъ присутствовавшихъ. Шумъ пира и веселый смхъ офицеровъ утихъ при этомъ ужасномъ крик.
Маркиза, видя, что мужество Юанито истощилось, бросилась стремглавъ чрезъ баллюстраду и раздробилась о скалы. Новый крикъ изумленія вырвался у всхъ. Юанито упалъ безъ памяти.
‘Генералъ!’ сказалъ одинъ офицеръ уже полу-пьяный: ‘Мартанъ разсказалъ мн кое-что объ этой казни… Я бьюсь объ закладъ, что вы не приказывали ничего…’
— Разв вы забываете, господа, вскричалъ Генералъ, что черезъ мсяцъ пять сотъ Французскихъ семействъ наднетъ трауръ и что мы теперь въ Испаніи? Или вы хотите, чтобъ мы оставили здсь свои кости?..
Посл этого восклицанія, не нашлось ни одного, даже Подпоручика, который бы осмлился допить свой стаканъ.
Не смотря на почести, которыми онъ теперь окруженъ, не смотря на титло: El Merdugo (палачь), коимъ, какъ говорятъ, Король Испанскій возвеличилъ имя Маркиза де Леганесъ, онъ пожирается скорбію, живетъ въ уединеніи и рдко показывается. Подавленный тяжестію своего неслыханнаго подвига, онъ, кажется, съ нетерпніемъ ожидаетъ, чтобы рожденіе другаго сына дало ему право присоединиться къ тнямъ, посреди коихъ влачится ея жизнь его.