Время на прочтение: 3 минут(ы)
В. Львов-Рогачевский.
Родоначальником романа, в основу которого положен научный опыт, явился во Франции Эмиль Золя, а у нас в России его последователи П. Боборыкин и А. Амфитеатров. Девиз Э. Золя: ‘наука, примененная к литературе’ становится девизом и русских беллетристов натуралистов.
В 70-х г.г. появляются в ‘Вестнике Европы’ очерки Э. Золя ‘Романисты натуралисты’. П. Боборыкин печатает статью ‘Реальный роман во Франции’, появляется в переводах цикл романов ‘Карьера Ругонов’, начатых в 1871 г. и законченных в 1893 г., а в 1884 г. русский романист Амфитеатров начинает печатать в ‘Русских Ведомостях’ повести ‘Алимовская кровь’, в которой явно чувствуется влияние Э. Золя — ‘его натуралистического величества’. Знаменитый французский романист Эмиль Золя провозглашал свои натуралистические заповеди, как пламенный новатор и протестант, как бесстрастный борец, поднявший свой меч против романтиков, против прикрашенных и подслащенных произведений, против фразы и парения в облаках, против иррационального и таинственного. Стоит только прочесть роман Золя L’Oeuvre (‘Творчество’), посвященный художникам натуралистам, чтобы почувствовать весь жар протестанта и новатора. Центральной фигурой романа является художник-натуралист Клод Лантье, моделью к которому, как известно, служил Эдуард Манэ, этот признанный новатор во французской живописи.
Это произведение с восторгом приветствовал В. Стасов в 1886 г. и видел в нем ‘не только поучительную картину, но и великое поучение всем, имеющим уши, да слышать’.
Художник Клод Лантье и беллетрист Сандос из романа Золя тоже являются новаторами и протестантами, врагами романтики и проповедниками натурализма. ‘Мы все насквозь пропитаны романтизмом, теперь нам нелегко отделаться от него. Для этого нужны радикальные средства’ — говорил Клод Лантье, уверенный, что ‘приближается день, когда удачно нарисованная морковь произведет революцию’.
Дать правдивую картину мира — такова задача художника-натуралиста: область его — натура, цель — одна только правда.
По учению романиста Сандоза, за спиной которого стоит Э. Золя, романисты и поэты ‘должны обратиться к источнику истины — науке’. Сандоз указывает на необходимость применения физиологического метода к искусству и рисует план своей работы таким образом: ‘Я изберу какую-нибудь семью, буду шаг за шагом изучать жизнь всех ее членов, их прошлое, их поступки, стремление воздействия одних на других. Одним словом, у меня будет человечество в миниатюре, и я смогу проследить условия его роста и движения…’. Свои трезвые фантазии Сандоз заканчивал характерной фразой: ‘И у меня будет маленький домик’. Эмиль Золя воплотил в жизнь все мечты Сандоза вплоть до ‘маленького домика’.
В предисловии к первому своему роману ‘Карьера Ругонов’ он намечал уже страстную речь Сандоза. ‘Я хочу объяснить’, — пигает Золя, — ‘каким образом живет и движется в обществе одно семейство, маленькая группа людей, на первый взгляд различных, но тесно связанных одни с другими, как это докажет анализ. У наследственности есть свои законы, как у тяжести’. Эти законы изучил физиолог-романист, который в своей эстетике видел наследие научной эволюции. Трактат Клода Бернара о медицине он с благоговением переводил на язык художника. Силу этого благоговения к Бернару можно сравнить разве лишь с ненавистью Ф. Достоевского к ‘Бернарам’. Любимые слова Э. Золя: врач, медицина, физиология, эксперимент.
‘Романист, изучающий нравы, дополняет физиолога, изучающего организм’ — не раз пишет Э. Золя в своем труде об ‘Экспериментальном романе’. В его творчестве отвлеченного человека заменяет ‘физиологический человек’, ‘человек-зверь’. ‘Ругон-Маккар’ это — ‘естественная история одного семейства, с его разнузданностью аппетитов’.
Узнать механизм естественных явлений у человека, показать, каким образом проявляются мысль и чувства, все это основать на объяснении физиологии, на влиянии наследственности и окружающих обстоятельств, показать человека в социальной среде, которую он сам создал и в которой он сам изменяется — такова сложная работа художника-наблюдателя и экспериментатора. Для него наблюдение и опыт — тоже, что микроскоп и химический анализ для врача.
Художник наблюдает, собирает факты, ‘человеческие документы’, устанавливает твердый базис. Затем вступает в область эксперимента. Он заставляет действовать героев, которых он наблюдал в жизни, за которыми следовал по пятам в зал суда, в ‘вертеп’, в мастерскую, в шахту, на биржу, в универсальный магазин.
Он производит опыт. Он ставит знакомое ему лицо в особые условия, чтобы показать с наглядностью причинную связь, чтобы показать, что ‘последовательность событий будет такая, как этого требует детерминизм естественных явлений’.
Там, где романтик ссылался на таинственные силы, там наблюдатель и экспериментатор стремился показать закон среды.
Э. Золя работу художника смешал с работой ученого, голову художника превратил в лабораторию, в литературу внес науку.
‘Расширьте поле экспериментальной науки, доведите до изучения страстей и описания нравов, и вы получите наши романы’, — писал Золя, — ‘романы, которые исследуют причины и объясняют их, собирают ‘человеческие документы’, чтобы иметь возможность властвовать над средой и человеком’. Это был почти отказ от художественного творчества ради научного исследования. В увлечении экспериментальным методом была опасность для начинающих художников.
Золя сам всегда оставался большим художником и создал целую галлерею живых типов в своем экспериментальном романе.
Источник текста: Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2-х т. — М., Л.: Изд-во Л. Д. Френкель, 1925. Т. 1. А—П. — Стб. 1102—1105.
Оригинал здесь: http://feb-web.ru/feb/slt/abc/lt2/lt2-b021.htm.
Прочитали? Поделиться с друзьями: