Екатерина Медичи, Иванов Лев Львович, Год: 1906 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Лев Львович Иванов
Замечательные женщины
с древнейших времен до наших дней
Критико-биографические очерки

III. Реформация
11. Екатерина Медичи

Честолюбивая, хитрая и суеверная, как все итальянки, Екатерина Медичи, супруга французского короля Генриха II, в течение двадцати восьми лет управлявшая судьбами своего второго отечества при помощи всевозможных козней и интриг, долженствовавших, по ее мнению, возвысить престиж дома Валу а, под конец жизни принуждена была убедиться в бесплодности своих стараний и полном разрушении надежд Узкий эгоизм, жестокость и неразборчивость в выборе средств при желании отделаться от своих политических противников, постоянные колебания в вопросах религии, потрясенной Реформацией, повлекшей за собой страшную ‘Варфоломеевскую ночь’, предали ее имя вечному позору.

Екатерина дочь племянника папы Льва X Лоренцо II Медичи, герцога урбанского и флорентийского, и Мадлэны де-ла-Тур, графини Булонской, родилась во Флоренции 15 апреля 1519 года Спустя несколько дней после ее появления на свет сперва мать, а затем и отец отошли в лучший мир. Детство Екатерины, совпавшее с бурными годами политической жизни Флоренции, было окружено всевозможными опасностями. Вступивший в 1523 году на папский престол, по смерти Адриана VI, кардинал Джулио Медичи, принявший имя Климента VII, пожелал неограниченно управлять из Рима республиканской Флоренцией, прибегнув к средствам, противоположным тем, которые когда-то создали популярность дому Медичи. Возмущение Флоренции, вызванное этим образом действий, окончилось все-таки торжеством папы, уничтожившем ее политическую свободу и независимость. В течение смутных лет Екатерина безвыездно оставалась на родине, заключенная по приговору временного правительства в монастыре Санта-Лючии. Флорентийцы смотрели на нее как на заложницу, непременно желая удержать в стенах города. За ней строго наблюдали, не позволяя сделать ни одного свободного шага вне стен монастыря, а однажды предложили даже выставить под неприятельские пушки или отдать в распоряжение грубых солдат. В то время Екатерине шел всего 9-й год. Таким образом, с юных лет она привыкла видеть вокруг себя борьбу политических партий, и страх перед ними сделался в ней постоянным чувством.

Но вот Флоренция пала, и по приказанию Климента VII молодую герцогиню урбинскую и флорентийскую перевезли в Рим, где она, после надзора подозрительной демократии, попала в руки дяди, смотревшего на нее только как на орудие для расширения своих политических связей. С этой целью он занялся приисканием приличной для нее партии. Вскоре по его желанию она была помолвлена с молодым принцем Оранским, Филибером Шалонским, в вознаграждение за преданность дому Медичи, но смерть его в одном из сражений помешала осуществлению папского проекта. Тогда Иоанн Стюарт, герцог д’Альбани, дядя Екатерины с материнской стороны, пользовавшийся милостями французского короля Франциска I, предложил руку племянницы для его второго сына, герцога Генриха Орлеанского. При этой комбинации папа Климент VII обещал Франциску I свою поддержку для завоевания миланского герцогства. Брак был тотчас же решен, и Екатерина отправилась во Францию в сопровождении герцога д’Альбани и большой свиты, В Порто-Венере их ожидала блестящая флотилия. Галера, предназначенная для будущей герцогини Орлеанской, сверкала драгоценными украшениями, паруса были вытканы из шелка, на драпировках, мебели, коврах, покрывавших палубу, виднелись гербы Медичи с девизом: ‘Свет и покой’, весь экипаж был роскошно обмундирован. Казалось, снова Клеопатра спешила на свидание с Антонием! В Ливорно к флотилии присоединился Клемент VII, занявший галеру герцога д’Альбани, сплошь задрапированную золотистым сукном, подбитым пурпуровым атласом. Эскадра вошла в Марсельскую гавань утром 11 октября 1535 года. Все французские суда расцветились флагами, портовые и крепостные пушки салютовали, сливаясь o с гулом церковных колоколов, приветствовавших невесту королевского сына. Франциск I приехал в Марсель на следующий день с блестящей свитой, затмившей роскошью папскую, а следом за ним прибыла и его вторая супруга, королева Элеонора австрийская, окруженная цветником молодых фрейлин.

Свадебная церемония торжественно свершилась 27 октября. Новобрачные были еще так юны — Екатерине шел 14-й год, Генрих был несколькими месяцами старше, — что король с королевой решили разместить их по разным комнатам, но папа запротестовал и соединил супругов на одном ложе. В приданое мужу Екатерина принесла 100.000 золотых дукатов, на такую же сумму нарядов и графства Овернское и Лорагэ. Празднества продолжались 34 дня и отличались необыкновенным великолепием. Генрих Орлеанский, немного смуглый, хотя это очень шло к нему, стройный и любезный, привлекал все взгляды, как и Екатерина, обладавшая прелестной фигурой, живыми глазами и несколько бледным цветом лица, не лишавшим, однако, его приятности. Хотя она часто меняла наряды и куафюры, они все так шли к ней, что затрудняюсь определить, которые ей больше к лицу. Кроме всего этого, у нее были удивительно миниатюрные ноги, и она при всяком удобном случае любила щегольнуть ими. Современники единогласно восхищались блестящим образованием молодой герцогини Орлеанской, приносившей в свое новое отечество действительно много просвещенной любви к искусствам и образованного вкуса, долгое время бывших как бы наследственными качествами дома Медичи. Кроме них, Екатерина унаследовала и все другие добродетели и пороки своих предков. Она обожала золото, как старый Козимо I, и расточала его, как Пьетро I и Козимо II, ее прадеды, она была великолепна, как ее прадед Лоренцо I, и так же, как он, знала толк в политике, хотя ей недоставало ни его великодушия, ни щедрости, ее честолюбие ни в чем ни уступало честолюбию ее деда, Пьетро II, и при желании властвовать она, подобно ему, не делала разницы между законными и незаконными способами для достижения известных целей, по примеру своего отца, Лоренцо II, она любила развлечения, но ценила их только сообразно размерам расходов. Господствующую мысль всей своей жизни Екатерина выразила несколькими словами: ‘Будь что будет, я хочу царствовать!’. Двумя витками позднее Людовик XV повторил этот знаменитый афоризм, несколько изменив редакцию: ‘После нас — хоть потоп!’.

Пользуясь случаем, следом за Екатериной потянулась длинная вереница ее земляков: художников, архитекторов, врачей, алхимиков, комедиантов, наконец, просто искателей приключений, которых Франция приняла очень радушно и которые вскоре, почувствовав себя в ней как дома, поселили немалое количество недоразумений, служа и повинуясь только одной дочери Медичи. При первом ее знаке всевозможные Рене и Руджиери приготовляли ядовитые напитки, кушанья, перчатки, цветы и проч. Суеверная Екатерина никогда ничего не предпринимала, не посоветовавшись с астрологами, причем наибольшей ее доверенностью пользовался знаменитый Нострадамус — впоследствии лейб-медик Карла IX, — с поразительной точностью предсказавший, помимо многого другого, смерть Генриха II и ужасы ‘Варфоломеевской ночи’.

С первого появления при французском дворе, Екатерина выказала необыкновенную изворотливость в умении уживаться среди всевозможных партий и снискивать расположение лиц, относившихся явно враждебно к ее интересам. Прежде всего, разумеется, было необходимо понравиться своему тестю. Окруженный красивейшими дамами двора, охотясь вместе с ними на оленей, он не обращал ни малейшего внимания на свою хорошенькую невестку. Самолюбие флорентийки сильно страдало. О, она заставит его обратить на себя внимание! Франциск I воображал, что он необыкновенно искусный политик и дипломат — хотя трудно найти второго государя, совершившего столько самых грубых ошибок, — и хитрая Екатерина ловко воспользовалась его тщеславием. Она стала восхищаться его гениальностью, одобряла все его проекты, приходившие ему в голову, и старый король, поддавшись на удочку, с этих пор почти не расставался с невесткой, на праздниках и охотах уступая ей первое место, на зависть другим. Поладить с мужем было значительно труднее, но и тут Екатерина не потерялась. Генрих Орлеанский, храбрый солдат и превосходный наездник, но лишенный всякой самостоятельности, отличавшийся удивительной леностью и неповоротливостью ума, мало занимался женою.

В эту эпоху французский двор был разделен на две партии: герцогини д’Этамп, фаворитки короля, и любовницы супруга Екатерины, годившейся ему в матери, Дианы де Пуатье. Первая партия не представляла опасности, но со второй приходилось считаться по двум причинам. Диана была единственной женщиной, которой все уступали, перед которой открывались все двери, которая осмеливалась приказывать Екатерине, чтобы она оставила ее наедине с Генрихом, и та должна была повиноваться. ‘Фаворитка, — утверждает один из современников, — овладела сердцем Генриха до такой степени, что когда герцогине Орлеанской хотелось побыть со своим супругом, ей приходилось испрашивать разрешения у Дианы, и той достаточно было сказать: ‘Сегодня вы должны отправиться к жене’, чтобы Генрих безропотно подчинился ее приказанию’. Кроме того, вокруг этой фаворитки группировались слишком влиятельные вельможи: Гизы, коннетабль Монморанси и др., мечтавшие стать во главе управления Францией с воцарением хилого и слабовольного дофина. Но Екатерина сама хотела царствовать, и в ней они приобрели скрытого врага, хотя наружно она и казалась их доброжелателем. Страсть Генриха к отцветшей любовнице в глазах жены являлась оскорблением, которого женщины никогда не прощают, но молодая флорентийка, вместо того, чтобы разразиться упреками, подавила в себе чувство ревности и удвоила любезности с соперницей, вскоре сделавшись самым близким ее другом, в то же самое время настолько хитро ведя себя с мужем, что тот откровенно сознавался, что нигде так хорошо себя не чувствует, как в постели своей жены. Таким образом, и волки были сыты, и овцы целы.

Из всех окружающих молодую герцогиню Орлеанскую в эту эпоху наибольшее влияние на нее имели Гонто-Гонди, будущий воспитатель Карла IX, позднее пожалованный Екатериной в маршалы с титулом де Рец, и кардинал лотарингский, герцог Карл Гиз. Последний сначала пользовался даже исключительным ее расположением, о чем свидетельствует записка Екатерины к коннетаблю Монморанси. ‘Он сегодня опять придет ко мне, — пишет она, — но завтра же мы расстанемся. Ах, мне так бы хотелось, чтобы дела позволили ему отложить свой отъезд и он мог бы подольше побыть со мною’. Впрочем, кардинал единственное пятно на ее репутации супруги.

Будучи веселого нрава, Екатерина охотно смеялась, искренно или неискренно, — это другой вопрос, и любила позлословить в кругу придворных дам, прилежно занимаясь вышиванием, в совершенстве владея иглой. Среди праздников, балов, каруселей и разнообразных увеселений герцогиня Орлеанская казалась всей душой отдающейся развлечениям. Никто и не предполагал, что в это время она уже обдумывала средства к достижению престола. Единственным препятствием являлся дофин. И вот после трехлетнего лицемерия и интриг она, наконец, поборола его, не возбудив никаких подозрений: в 1536 году дофин внезапно скончался, и Генрих Орлеанский неожиданно стал наследником престола. Само собой понятно, что преступление, задуманное Екатериной, было исполнено ее верными флорентийцами, которых она щедро вознаграждала, а иногда даже назначала на важные государственные должности, не вызывая к себе этим симпатий со стороны французов.

Франциск I умер, да здравствует Генрих II! Казалось, все честолюбивые мечты Екатерины осуществились, а между тем она чувствовала себя далеко не спокойно. Со дня венчания прошло уже 10 лет, а королева оставалась бездетной. При дворе, бывшем у ног Дианы де Пуатье, не шутя поговаривали о разводе, считая Екатерину виновницей бесплодия. Дому Валуа необходим наследник. Радужное будущее, о котором дочь Медичи когда-то мечтала, теперь рисовалось ей в самых мрачных красках. Наконец, в 1544 году королева вздохнула свободно: Франция торжественно праздновала рождение дофина Франциска, и Екатерина была спасена. Через год она одарила мужа дочерью Елизаветой (Изабеллой), впоследствии супругой испанского короля Филиппа II, а затем еще пятью детьми: Клавдией (1547), вышедшей замуж за Карла Гиза и умершей в родах, Карлом Орлеанским (1550), Генрихом Анжуйским (1551), Маргаритой (1552), будущей супругой Генриха Наваррского, и Франциском Алансонским (1554). Позднюю плодовитость королевы одни объясняли наследственностью, присущей всем женщинам дома Медичи, другие — советами королевского лейб-медика и в то же время астролога Фернеля. Рождение дофина вдохнуло новую жизнь и окрылило надежды Екатерины. Теперь она сочла себя вправе вмешаться в дела правления, от которых ее отстраняли.

А дел было немало. Реформация шла быстрыми шагами, увлекая за собой огромное количество народу. Часть французского населения, примкнув к протестантам, или, как их тогда называли, гугенотами, угрожала безопасности государства, требуя исключительных мер. Приверженцы старой религии Дона де Пуатье, Гизы и коннетабль Монморанси восстановили Генриха II против гугенотов, и он решил дать хороший урок еретикам. С этой целью в 1552 году король во главе огромной армии отправился в карательную экспедицию, утвердив Екатерину на время своего отсутствия регентшей государства. Тут-то флорентийка показала себя в настоящем виде, прибегая к хитростям и уловкам, свойственным ее натуре. Едва успевала составиться какая-нибудь партия, враждебная регентше, как она почти моментально рассеивала ее, одних привлекая милостями, других запугивая угрозами. Ее государственная мудрость сводилась лишь к заботам об уравновешивании сил различных политических партий, чтобы ни одна из них не взяла верха и не стала опасной для нее самой. Интрига была главной пружиной политики Екатерины. Имея повсюду шпионов, она зорко следила за всеми выдающимися лицами и перехватывала частную корреспонденцию. Недаром сочинение Макиавелли ‘И Principe’ королева называла своею Библией. С католической партией она держала себя ревностной приверженицей папы, с гугенотами превращалась в горячую поклонницу Кальвина, в сущности, не признавая никакой религии, кроме собственного безграничного честолюбия. Считая увлечение страстью в других одним из надежнейших средств для поддержания своего влияния, она с этой целью была постоянно окружена толпою фрейлин-красавиц, остроумно названных Брантомом ‘летучим эскадроном королевы’. Сохраняя собственную добродетель, Екатерина поощряла разврат даже в собственных детях. Лицемерие ее не имело пределов. Те, кого она называла ‘мой друг’, считали себя погибшими.

— Государыня, — взмолилась однажды г-жа Буа-Фезье, которую королева только что так назвала, — сделайте особую милость, зовите меня лучше ‘своим врагом’.

Карательная экспедиция, счастливо окончившаяся, сделала имя Гизов еще более популярным в ущерб Генриху II, ставшему как бы номинальным королем. Разумеется, такой оборот дел не нравился Екатерине. Она возненавидела Гизов и до самой смерти сохранила к ним это чувство. Задумав укрепить свой престиж выгодными связями, она выдала вторую дочь, Клавдию, за Карла Гиза, главного руководителя и наставника юного, слабого телом и духом дофина Франциска (1558), который поспешил женить воспитанника на своей родной племяннице, молодой шотландской королеве Марии Стюарт, с детства жившей во Франции под покровительством тетки Марии Лотарингской, а старшую, Елизавету, вылитый своей портрет, обвенчала с только что вторично овдовевшим испанским королем Филиппом II, яростным гонителем протестантов. Последняя свадьба состоялась 30 июня 1559 года. Роскошные празднества, к несчастью, омрачились печальным финалом. Рыцарски вежливый Генрих II пожелал в конце праздника ‘преломить копье’ в честь присутствующих дам, выбрав себе в противники храброго кавалера Монгомри. При первой же схватке копье Монгомри, ударившись о забрало золотого королевского шлема, действительно сломалось и вонзилось Генриху II в глаз. Рана оказалась смертельной, врачи с минуты на минуту ожидали рокового исхода.

Менее озабоченная безнадежным положением мужа, чем собственными интересами, Екатерина послала к ‘своему близкому другу’, Диане де Пуатье, суровый приказ: немедленно вернуть коронные бриллианты, которыми умирающий король Франции когда-то любил украшать седеющие кудри своей фаворитки, и тотчас же доставить во двор.

— Разве король уже умер? — спокойно спросила Диана.

— Нет, сударыня, — ответил посланный, — но он вряд ли доживет до вечера.

— В таком случае я отказываюсь повиноваться. Пусть мои враги знают, что, пока жив король, я их не боюсь! Если, к несчастью, мне суждено пережить его, мое сердце слишком переполнено горем, чтобы могло почувствовать оскорбления, которые хотят ему нанести!

Фаворитка до самого конца не изменила себе, оставшись той же гордой и надменной. Как же поступила королева, когда умер Генрих II? Она постаралась разыграть трогательную роль неутешной вдовы, запершись в своих апартаментах, отделанных очень эффектно черным сукном. На всех видных местах красовались девизы: ‘Ее страсть переживет самое пламя’. Эта иезуитская надпись окружала изображение горы негашеной извести, орошаемой обильным дождем. Как просты были речи любовницы и сколько театральности сквозило в притворной печали супруги! Со дня смерти мужа Екатерина постоянно носила глубокий траур, но никого этим не обманула: одежда не делает монаха, и королева вполне олицетворяла волка в овечьей шкуре.

Гугеноты, никогда так не нуждавшиеся, как теперь, в смелом руководителе, торопили короля наваррского Антуана, избранного их главою, поспешить в Париж, чтобы принять опеку над молодым королем Франциском II. На это они имели все законные права, но Гизы и королева-мать решили обойтись без него. Король наваррский получил от двора официальный приказ прибыть на погребение Генриха II. Гугеноты торжествовали, введенные в заблуждение этим приказом, и с нетерпением ждали Антуана. Очевидно, они плохо знали тех, с кем имели дело. Как ни торопился король наваррский, однако, все-таки приехал слишком поздно, встречая на всем своем пути массу препятствий, предусмотрительно расставленных Екатериной, — Генрих II был уж погребен, а новый король, 16-летний Франциск II, жил в Сен-Жермене. Чтобы задержать Антуана и его брата, принца Людовика Кондэ, подольше в Париже и не допустить в королевскую резиденцию, флорентийка, зная их склонности к прекрасному полу, возложила это щекотливое поручение на двух представительниц своего ‘Летучего эскадрона’, девиц де Лимейль и де Руэ, оказавшихся на высоте призвания. Опека над королем выскользнула из рук гугенотов.

Покончив с этим делом, Екатерина принялась за другое. Изгнанная фаворитка, не потерявшая своего влияния, продолжала собирать вокруг себя людей, недовольных новыми порядками. Ее партия представляла известную опасность для королевы-матери. Поставить себе задачей ‘ослаблять, чтобы усилиться’, она непременно же изменила тактику. Екатерина утвердила за Дианой де Пуатье все земли, подаренные фаворитке покойным королем, а та, в свою очередь, не желая остаться в долгу, подарила королеве часть собственных поместий. Мало того, флорентийка вернула свою бывшую соперницу из изгнания. Приобретя в ней снова союзницу, Екатерина с ее помощью отвлекла коннетабля де Монморанси от братьев Шатильонских — адмирала Колиньи и Дандло, самых ревностных гугенотов, имевших огромное влияние на массы. Эта лицемерка никогда ничем не стеснялась, становясь всегда на сторону сильного, а таковыми в данный момент были Гизы, и, конечно, она, несмотря на всю свою ненависть, искала поддержки у них. Франциск II и Мария царствовали только номинально, всеми делами государства распоряжались королева-мать и католики Гизы, ставшие почти властителями Франции, что, наконец, возмутило гугенотов. Желая отделаться от непрошенных опекунов короля, флорентийка втайне поддерживала их врагов. И вот в 1560 году составился так называемый ‘амбуазский заговор’ с целью истребления ненавистных вельмож. Гизы, узнав об этом, иначе повернули дело, в свою очередь обманув Екатерину уверениями, что ее жизни, как и жизни Франциска II, угрожает опасность, и на основании этого ради спасения монарха Франции вырвали разрешение действовать сообразно важности случая. Заговорщики тотчас же были арестованы, а главные руководители, король наваррский и адмирал Колиньи, приговорены к казни. Их жизнь висела на волоске, когда внезапная смерть Франциска II (5-го декабря 1560 года) — как говорят, отравленного Гизами при желании проявить свою самостоятельность — спасла несчастных.

Смерть старшего сына не произвела особенного впечатления на Екатерину, имевшую еще троих. О, дом Валуа не погибнет! При вступлении на престол несовершеннолетнего Карла IX королева-мать была объявлена регентшей, но на этот раз поставленная под контроль так называемых триумвиров: герцога Франциска Гиза, коннетабля Монморанси и маршала Сент-Андрэ. Не имея смелости открыто бороться с триумвиратом, королева-мать положилась на судьбу, поддержанная предсказаниями астрологов.

Глухая вражда между католиками и гугенотами, грозившая спокойствию страны, заставила, однако, Екатерину для предотвращения междоусобий обнародовать в январе 1562 г. ‘Сен-Жерменский эдикт’, которым отменялись прежние кары против исповедующих протестантскую религию. Страсти как будто поулеглись, когда герцог Франциск Гиз без всякого повода устроил в Васси, близ Жуанвиля, кровавую бойню гугенотов, отправлявших свое богослужение. Гугеноты возмутились, и первая религиозная война вспыхнула с ужасающей жестокостью с обеих сторон. Екатерина бесстрастно следила за ходом событий. В угоду Гизам она притворялась католичкой, а чтобы отделаться от них, была готова превратиться в гугенотку. События, решившие ее судьбу, обнаружили весь секрет политики королевы-матери. Когда в разгар битвы при Дре прискакал первый курьер, привезший печальные вести о смертельной ране коннетабля Монморанси, смерти маршала Сент-Андрэ и победе гугенотов, весь двор затрепетал, только одна Екатерина осталась спокойной.

— Ну, что ж, — сказал она, — теперь мы будем молиться Богу по-французски!..

Второй курьер известил о полнейшем поражении гугенотов благодаря безумной храбрости Франциска Гиза, и Екатерина тотчас же выразила самую живейшую радость и глубокую преданность победителю. Это ни к чему не обязывало королеву-мать: триумвирата, стоявшего у ней бельмом в глазу, больше не существовало! Судьба, видимо, еще покровительствовала ей. При осаде Орлеана погиб и последний из триумвиров, предательски убитый фанатиком-гугенотом. Екатерина торжествовала, она властвовала единолично! Однако последствием этого религиозно-политического убийства явилось желание дать спокойствие стране, ради чего королева-мать вошла в новые переговоры, и в марте 1563 года был издан ‘Амбуазский эдикт’, повторявший в главных чертах прошлогодний ‘Сен-Жерменский’. Таким образом казалось, что флорентийка берет сторону гугенотов, жаждавших поверить ее искренности, на самом же деле теперь, когда католическая партия лишилась лучших своих предводителей, Екатерина не находила нужным поддерживать гугенотскую сохранившую своих, несмотря на поражение. Это прежде всего почувствовалось при дворе. Было объявлено, что королева тотчас же удалит всех, кто не пойдет постом на исповедь. По-видимому, она стремилась сделаться главою католической партии, что выразилось с особенной рельефностью в путешествии, предпринятом ею совместно с Карлом IX, объявленным совершеннолетним (1564 г.), и со всем двором по Франции: повсюду она выражала сочувствие к интересам католического населения и недоброжелательство протестантам. После свидания в Байонне (июнь 1565 г.) со своим земляком Филиппом II и дочерью Елизаветой (Изабеллой), настаивавшими на энергичных действиях против все более и более распространяющейся ереси, на что Екатерина дала согласие, гугеноты поняли, что их обманули, и стали готовится к новой войне. Эта вторая религиозная война вспыхнула 27 сентября 1567 г., охватив всю Францию. Двор бежал в Париж, население которого крепко держалось старой веры. Сражение при Сен Дени, окончилось новым поражением гугенотов, но подкрепления, спешившие к ним из Германии, вынудили Екатерину прибегнуть к своей постоянной уловке и заключить мир, подтвердив ‘Лонжюмским договором’ (28 марта 1568 года) постановления ‘Амбуазского эдикта’. Но такие меры теперь уже не могли помочь беде. Пламя должно было само собой вспыхнуть из раскалившейся почвы: двор, увлеченный фанатизмом парижан и успехами испанцев в Голландии, совершил непоправимую ошибку, заменив ‘Лонжюмский договор’ по требованию папы Пия V другим, идущим вразрез с домогательствами гугенотов.

Снова возгорелась война — третья, — снова гугеноты потерпели поражение при Жарнаке и Монтонкуре (1569 г.) и снова заговорили о примирении. 8 августа 1570 года в Сен Жермен сюр Лэ был подписан мир, по заключении которого произошло сближение между Карлом IX, погрязшим в постыдном разврате, к которому тайно подстрекала его Екатерина Медичи, и предводителями протестантской партии. Храбрый адмирал сумел убедить Карла IX в необходимости войны с Испанией, что шло вразрез с нерешительной, изменчивой, двойственной политикой Екатерины, а Гизам, ужасавшимся с каждым днем возрастающему влиянию Колиньи, война с Филиппом II, главным защитником всех интересов католичества, казалась нападением на самую религию. Видя, что целый ряд войн не смог сокрушить силы протестантов, и убедясь, что политические учения их — смесь теорий республиканских и феодальных — грозили серьезной опасностью королевской власти, Екатерина, быть может, первый раз в жизни растерялась. Католики, раздраженные действиями протестантов, под влиянием страстных воззваний, ежедневно делаемых духовенством, ожидали только сигнала броситься на своих врагов. За этим дело не стало.

Видя своего вождя в почете при дворе, гугеноты беспечно прибывали в Париж на бракосочетание Генриха Наваррского, сына покойного Антуана, когда-то их главного предводителя, с Маргаритой Валуа, младшей дочерью королевы (18 августа 1572 года).

Неужели в самом деле Валуа обвенчается с Бурбоном? Католичка с еретиком? Что за странная идея пришла Екатерине, ратовавшей за католизм, выдавать Маргариту за гугенота, когда та была безумно влюблена в Генриха Гиза по прозвищу Балафрэ, убежденного паписта, и пользовалась взаимностью? На первый взгляд, конечно, все это казалось очень курьезным, но королева-мать, в голове которой зародился адский план, позднее ужаснувший весь мир, коварно надеялась убить двух зайцев. Ненавидя Гизов, она не хотела еще теснее сближаться с ними, выдавая дочь за короля наваррского, привлекала на свою сторону гугенотов, с которыми решила покончить раз и навсегда.

Свадебные празднества при дворе хорошо маскировали приготовления к резне. Сначала, впрочем, предполагалось устранить только одного Колиньи, но неудавшееся покушение на него (22 августа) решило судьбу гугенотов. Бесспорно, одной Екатерине принадлежит позорная честь того, что в уме Карла IX пробуждены были сомнения насчет честности и порядочности предводителей гугенотской партии и что из уст его было вырвано согласие на преступление, разыгравшееся в ночь с 23 на 24 августа 1572 года, накануне дня св. Варфоломея, когда в Париже и провинции началась бойня, не имеющая себе подобной в истории, во время которой погибло около 30000 гугенотов. Ненавистный адмирал Колиньи принял мученическую смерть, как и большинство протестантских вождей. Не многие из них успели спастись бегством по примеру Генриха Наваррского, спасенного своею молодой супругой. Говорят, что сам Карл IX в исступлении ярости стрелял из окна Лувра в народ, а Екатерина, стоя рядом, спокойно наблюдала за ним, поощряя сыновнюю охоту на людей. Однако страшная ‘Варфоломеевская ночь’, иначе называемая ‘Кровавой свадьбой’, так подействовала на короля, что 24-летний преждевременно состарившийся юноша потерял сон и покой. Ему всюду слышались нестройный гул голосов, крики и вопли, проклятия и вздохи. Хилое тело не вынесло подобного возбуждения, и 30 мая 1574 года ничтожного Карла IX не стало.

Французская корона перешла к третьему, самому любимому сыну Екатерины — Генриху, герцогу Анжуйскому, уже в течение целого года бывшему королем польским, который, узнав о смерти брата, спешно вернулся на родину. В течение всего его несчастного царствования королева-мать постоянно вмешивалась в дела и подавала советы, которых, впрочем, он не желал слушать. Если прежде она преследовала интересы государственные, теперь заботилась только о династических. Франция должна иметь законного наследника. После неудачного проекта женитьбы любимчика на английской королеве Елизавете Генрих III, вопреки желанию матери, сочетался браком с Луизой Лотарингской (1575), дочерью графа Водемона из дома Гизов. Свадьба не оправдала ничьих надежд: новый король, окруженный своими ‘миньонами’, не нуждался в женских ласках… Находясь всецело под влиянием родственников своей жены, Генрих III продолжал политику Карла IX, решив попробовать силу своего оружия на гугенотах, снова сплотившихся. Но эта пятая, — включая и ‘Варфоломеевскую резню’ — религиозная война замедлилась собранием государственных чинов в Блуа (в декабре 1576 года), да и вообще велась очень вяло, закончившись новым мирным договором в Пуатье, никого уже не удовлетворившим, ни католиков, ни гугенотов. Дело, видимо, клонилось к тому, что борьба должна была неминуемо возобновиться, к ней начали готовиться, когда в июне 1584 года пришло известие, что четвертый, самый младший сын Екатерины Медичи и Генриха II, Франциск, герцог Алансонский и Брабантский, скончался. Это окончательно сразило флорентийку. Король оставался бездетным, и значит дом Валуа должен был неминуемо угаснуть. Ближайшим наследником французского престола являлся никто иной, как Генрих, король наваррский, супруг Маргариты, Бурбон, гугенот, еретик! Вот чего не предвидела Екатерина, выдавая за него свою дочь! Траур, который она постоянно носила, теперь получал глубокий смысл.

Мирный договор в Пуатье имел последствием образование ‘Священной лиги’, обязавшейся поддерживать католицизм во что бы то ни стало (январь 1585 г.), во главе которой встали испанский король Филипп II, с одной стороны, и Гизы — с другой. Шестая религиозная война длилась почти два года. Генрих III, в кругу своих ‘миньонов’ утопавший в разврате, казалось, совсем забыл о том, что носит французскую корону, почему столица Франции объявила своим королем Генриха Гиза — Балафрэ и не шутя угрожала законному владыке. Распутный и ничтожный Генрих III со всем двором бежал в Блуа. Будучи от природы мстительным и жестоким, он заманил ‘короля парижского’ и предательски убил его (24 декабря 1588 года).

— Нынче утром, — похвастал последний Валуа в тот же день своей матери, лежавшей в постели от болезни, которая свела ее в могилу, — я снова сделался королем Франции, приказав умертвить ‘короля Парижа!’..

Екатерина ужаснулась. С усилием поднявшись на своей постели, она печально улыбнулась.

— Дай Бог, сударь, — пророчески сказала она, — чтобы эта смерть не отняла у вас вовсе королевского титула… Ты хорошо скроил, мой сын, но сумеешь ли так же хорошо сшить?

События последнего времени, в которых все обвиняли королеву-мать, так подействовали на 70-летнюю женщину, что она серьезно захворала и 5 января 1589 скончалась в Блуа. Один из астрологов когда-то предсказал ей, что ‘Сен Жермен первый узнает об ее смерти’. С тех пор она постоянно избегала мест, носящих такое название, но слепой случай оправдал пророчество: Екатерина Медичи скончалась на руках королевского проповедника по имени Сен Жермен. Генрих III равнодушно отнесся к смерти обожавшей его матери и даже не позаботился об ее погребении. Население Франции тоже не особенно огорчилось, а парижане насмешливо спрашивали друг друга:

— Кто же теперь будет заключать мирные договоры?

Такова была эпитафия вдовы Генриха II. В течение двадцати восьми лет над Францией пронеслось три царствования — три царствования, душою и жизнью которых была женщина, в начале супруга, а потом мать властелинов, своей двуличной политикой и лицемерием отвратившая от себя всех. Тело ее было брошено, как падаль, на барку и зарыто в обыкновенной могиле. Только в 1609 году, при Генрихе IV, прах коварной флорентийки перенесли в роскошный склеп, построенный ею же в Сен Дени для себя, своего мужа и детей. Воздавая посмертные почести женщине, ненавидевшей его, бывший король наваррский как бы отблагодарил ее за корону Франции. Лишь в одном отношении Екатерина Медичи сохранила о себе добрую память: покровительствуя изящным искусствам, она много способствовала процветанию их во Франции, двор которой, обязанный ей же изысканностью манер, славился на всю Европу. Постройка Тюльери и Суассонского отеля, теперь не существующего, была предпринята ею, да и кроме них во Франции сохранилось много других замков, построенных по планам вдовы Генриха II.

—————————————————————————

Источник текста: Иванов, Л.Л. Замечательные женщины с древнейших времен до наших дней: Критико-биографические очерки / Л.Л. Иванов. — СПб.: тип. П.Ф. Пантелеева, 1906.

Лев Львович ИвановЗамечательные женщины с древнейших времен до наших днейКритико-биографические очерки

III. Реформация11. Екатерина Медичи

Читайте также:

Лев Львович Иванов
Замечательные женщины
с древнейших времен до наших дней
Критико-биографические очерки

III. Реформация
11. Екатерина Медичи