Его величество Трифон, Чижевский Дмитрий Федотович, Год: 1919 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 7 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ДМИТРИЙ ФЕДОТОВИЧ ЧИЖЕВСКИЙ

ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО ТРИФОН
Драма

Антология крестьянской литературы послеоктябрьской эпохи

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ. МОСКВА 1931 ЛЕНИНГРАД

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Дарья — жена Степана.

Трифон — лавочник, богатей.

Степан — муж Дарьи.

Анисья — старуха, нищенка.

Ефим — староста.

Прошка, Дуняшка — ребята Степана.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Справа налево укатанная и мягкая, кик пух, проселочная дорога. К дороге будто вышла поглядеть копна, да тут и осталась. Подальше, на щетинистое жнивье врассыпную наткнулись снопы, как пришлось: и стоя и лежа. За снопами что-то шепчет ржаное поле, раскинувшееся вдаль. Догоняя друг друга, по полю бегут волны и плещутся о мреющий на горизонте ласок. Вверху тонет в песне жаворонок. Под копной в снопах, как в гнезде Прошка и Дуняшка. Слева Дарья вяжет новый сноп, прижимая его, как живого, коленом к земле. Справа косит Степан.

Степан (быстро косит). Чур, у места! Чур, у места! (Бросает косу.) фу! Передышка. (Подходит к Дарье.) Что, догнала?

Дарья. А ты коси, коси. Что бросил? Догоню.

Степан (берет ее за талию). Тоже — ‘догоню’. Догнала раз лошадь седока на себе, да ноги и вытянула.

Дарья. Пусти. Ну тебя. (Хохочет и вырывается.)

Степан. А, ты так? Эй, Прошка, большак! Вылезай из гнезда. (Через акт перелазит Прошка.) Держи ее на расправу… Фу!.. А все ж здорово мы с тобой, Дарь, отмахали. (Сгибает и разгибает руки.) Ажно гуд идет по рукам.

Дарья (отцепляя Прошку от подола). Прошка, постреленок, пусти! Дуняшка есть хочет. (Идет и кормит Дуняшку.)

Степан (мнет на ладони колос, жует зерна). А славная ржица. (В сторону поля.) Как золотая. (Раздумчиво.) Инда звон от ее идет… Так бы, кажись, и сгреб ее всю к себе… Эх, а что ежели б да она еще была своей, Дарь, а?

Дарья. Будет тебе…

Степан. Чего ‘будет’. Будет и своя, погодь, дай срок. Сколько уж годов ждали, теперь немного осталось. К лету будет и своя. Вот-то будет радость! А ты что такая, вдруг?

Дарья. Что?— Какая? Я ничего.

Степан. Да вот, я начал о том, как будем жить, а ты брови сдвинула и в тень ударилась. Вчера и третьего Дня тоже, я заметил, ты нахмурилась, когда я разговор об этом завел. Что это ты, Дарь, а? Раньше, кажется, ты сама об этом заводила?

Справа на дорогу выходит Ефим.

Ефим. Помогай бог!

Степан. Здравствуй, дядя Ефим.

Ефим (останавливаясь). Косишь, значит? А мир-от иконы поднял, молебствует, слышь?

Где-то бабьи голоса выводят церковное.

Степан. Бог простит, дядя Ефим. Работа — не грех. Спешу, видишь. Вечора на барский двор заскакивал и там слышал, будто машинка эта, вроде часов, к завтрему на дождь пошла. (Оглядывает небо.)

Ефим. Передыхаете, значит. А у меня к тебе, к слову сказать, и дело выпадает.

Степан. А? Что же такое?

Ефим. Да бумаги тут, значит, с волостного пришли. Налоги с тебя требуют, да должишки еще кой-какие.

Степан (поджимая губы). Ум-м… Насчет должишков-то и налогу я уж буду тебя, дядя Ефим, просить — повремени, ей-богу.

Ефим. Да я-то сам что ж? Я мог бы и повременить, все едино, внесешь, мужик ты хороший, да вот другие как? Ежели они что…

Степан. А что другие? Ты староста, твое и дело. Ты уж и повремени, право. А то у меня сейчас такое дело, что никак нельзя. Землицы тут, видишь ли, на барском дворе прикупил малость. Согнал теперь все капиталы в одно место, чтоб платить. Не то, не внесу ежели и землица мимо носа шмыгнет, и деньжонки прахом пойдут. Так что видишь сам, дядя Ефим: взыск мне твой сейчас — просто разор, петля! — что шест в колеса.

Ефим. Что ж — на всю-то, значит, землицу деньжонок призанял?

Степан. Какое! Где теперя столько призаймешь? Народ пошел, что вор: все прячет. Так, своих малость было. (в сторону Марьи.) Все годы жили с ней тем только, что отказывали себе да складывали, вот и сколотили малость. Да только много ли сколотишь, дядя Ефим? Случись разор — и долгов не покроешь.

Ефим. Ну, бог тебя спасет, Степан. Я пошел. (Скрывается.)

Степан. Спасибо, дядя Ефим. Счастливой дороги!

Прошка (рассматривает па ладони, стрекозу). Тять, а тять. Андрюшка Корень сказывает…

Степан. Нужен мне твой Андрюшка, как жилетке рукава, беспортошник ты этакий. Что,— никак не поймешь, как она склеена? Ничто, брат, погодь, будем хозяевами — по учобе тебя пустим. Все тогда поймешь, как на ладони. (Берет косу, рассматривает ее.) Салят, нечистая. Отбивать надо. (К Дарье.) Ты тут стряпайся, Дарь, а я пойду к речке, косу побью. Там и выкупаюсь (Глядит вверх.) И солнце к тому с макушки слезет. (Уходит.)

На дороге Анисья с сумой и пялкой.

Дарья. Тетка Анисья, милая! Отколь бредешь?

Анисья. Из городу, родимая.

Дарья. Передохнула б, ноги-то, чай, устали?

Анисья. И-и-и, во как ломит! А твой-то, где ж?

Дарья. У Мертвовода косу точит. А ты бродишь все?

Анисья. Тем маюсь, касатка,— что поделаешь. Ноги, слышь, волка кормят, ан выходит — и нет, и нет, Дарьюшка, не-е-т! И тетку Анисью. (Опускается па сноп.)

Дарья. А як тебе тут заглядывала,— зашкворено все,

Анисья. А пошто заходила-то?

Дарья. Дело было.

Анисья. Какие дела у тетки Анисьи! Сама знаешь, с коих лет они у меня не растут, родненькая, не на чем, навозцу-то нет. Разве бесприютное какое дело-то, что постучалось?

Дарья. Да так, хотела… не знаю уж, сказывать ли.

Анисья. Не заторивайся, сказывай. И мутиться нечего. Как на духу выкладывай. Выложишь — легко станет. Тетка-то Анисья, дитятко мое, примат все. Она по-миру ходит и хлеб-то сюды (тыкает в суму), а дела-то — сюды (указывает на грудь). Тут-то сума, Дарьюшка-а-а, о-ох, сума.

Дарья. Дело-то непутевое, не разберу, как и сказывать. Веришь — ум за разум зашел, запуталась вся, как в пряже, и посоветоваться не с кем. Родных, сама знаешь, нет. А соседи прознали, что Трифон, лавочник… и шарахаются… Я и побежала к тебе, думала, пособишь. Степана-то в те поры не было,— страх и насел. При Степане ничего, а нет его — боюсь, чего,— и сама не знаю. Так и кажется: вот-вот Трифон, как нечистый, так и явится, так и явится!

Анись. Погодь, что-то мне невдомек: чего людоед-то этот, Трифон?

Прошк а. Мама-ань, и мне боязно-о-о.

Анисья. Глянь-ко-сь, глянь, кака бабочка-то? Помай-ка ее, помай — Дуняшке. (К Дарье.) Невдомек, баю: пошто Трифон-то?

Дарья. Услеживает… во как! — что репейник. Где увидит — проходу не дает. Побаловаться хочет… Уж я и не знаю, чего б не сделала — отстал бы только. Уж думала… стрехниной оплескаться, чтоб рожу исковеркало, да только страшна стану. Степану противна буду.

Анисья. Погодь, милая, не шебутись, дай расщупать… Вишь, какое дело… Одно верно: пугаться тебе Трифона нечего. Зря только ты себя расстраиваешь да запугиваешь. Этакое-те непутевое, что твое зерно, куда оно брошено: на камень попадет — и не взойдет, шелухой окажется.

Дарья. Кабы оказалось, тетенька, да не окажется, нет. Сердце не обманет. Как вот, говорит оно, — не окажется, неладное выйдет. Разве не знаешь выпря-то этого? Скольких услеживал — хоть одна отбрыкалась? А теперь мужиков на войну угнали, так он и совсем: по селу ходит, что бык по стаду.

Анисья. К кому же это он ходит?

Дарья. Ко всем. А теперь и мой черед пришел. Ох! — тетенька, родимая, пропала моя головушка, загубит он нас.

Анисья. А Степану-то не сказывала?

Дарья. Нет. И сказать язык не повернется. Я и виду боюсь подать. Он сейчас, что малое дитя, тем только и живет, что ждет, не дождется, спит и во сне видит, как у нас будет своя земля и хозяйство. А узнает, что ирод этот ко мне,— у него все и пропадет, жизни не будет рад. Или прикончит он его, проклятого, или сам сгинет. Такой уж у него нрав, я знаю. Была раз нескладица — закружился, канул нивесть куда. А после в полутора лоскутах пришел.

Анисья. Ох, сердешная! и все-то ты о других, все о других.

Дарья. Где уж о себе? Когда-то и я во снах видела, как будем жить, а теперь рада бы все несчастья на себя взять, только бы (указывая на ребенка) с ними, да со Степаном ничего не было. (Тихо, в лицо Анисье.) Я уж, знаешь что, Анисья, все думаю: не лучше ли пойти к нему, пускай осквернит, только так, чтоб никто не знал. Пускай тогда все ляжет на одну меня.

Анисья. Ну, что ты? Христос с тобой! Пошто на себя такое-то брать? Ежели что — я на него, окаянного, Акулину напущу, жену его. Добро-то все Акулинино. Он у нее в кулаке, она кулак-то поприжмет — барашкой станет.

Трифон (на дороге, постукивая салкой). Кхе, кхе!

Анисья. О! (Менян разговор.) Ржица, баю, своя?

Дарья. Исполу.

Трифон. Вот-с оно как! Мир молебствует, я мы жнем-с, хе-хе-хе! Мир — он что? Степанушка больше знает, что к чему. Смотри, почтенный, супротив миру пошел, церковь обходишь.

Дарья (К Анисье, тихо). Не уходи. (К Трифону.) Нет Степана.

Анисья. И нечего, стало-быть, тебе в пустом-то месте кулаками гонять — устанешь, мил человек.

Трифон. А ты-то — пошто здесь? Пошла вон отседова. Вот я тебе (трясет палкой), паскуда, возобновлю…

Анисья (вставая). Смотри—не трожь — будет! Летай, да не залетывайся. Кружился однова коршун, поживу-то высмотрел — да на нее, а тетка-то Анисья, как занесет палку — и пришибла его, ястреба-то. Вот что.

Трифон. Я вот тебе пришибу… (Налетая с палкой.) Сума ты переметная! Пришибу!

Анисья. Не трожь, баю, сама уйду. (К Дарье тихо.) Далече не уйду. (Громко.) Спасибо тебе, касатка, во как напилась, скусная водица. Прощай, Дарьюшка.

Дарья. Прощай, тетенька.

Трифон. Вишь, Степанушко, сокол ясный, купона неразменная, Дарьюшку-то засупонил, а сам — не знамо где прохлаждается, небось!? Ворочай, Дарьюшка, да с желторотыми возись. Ни тебе отдыху, ни…

Дарья. А тебе какое дело? Думаешь, не знаю, чего это ты лыкой строчишь? Где Степан, вот тебе — чтоб ко мне… Смотри: недалече, вскричу.

Трифон. Хе! За Степанову спину норовишь? Думаешь, из-за спины не достану? Все разорю, а достану, не погляжу. И Степана твоего, тово-с… с дороги, хе-хе-хе… А тебя—голыми руками. Вот-с. И изюмиться-то — будет уж, недомолвочкам-с пора кончиться. Я тебе не парень, ты мне не девка. В открытую пора. Выбирай, вот: хошь Степана с гнездом загуби, хошь в ржицу пойдем-с… Вишь — она высокая, никто не увидит, тайну сохранит, хе-хе-хе, как в песне поется.

Дарья. Уйди! Добром прошу: не вяжись.

Трифон. Глупая ты. Я к тебе с добром, а ты гонишь, своей пользы не понимаешь. Я бы тебе все удовольствия предоставил, право. По-городскому б жила — барыней, как есть барыней. И всего-то вдосталь, чего хошь: чайку — изволь, хошь целый день, подсолнушков, там, орешков-с,— бери, лавка своя. Сиди да щелкай. Скусно, Дарьюшка, скус…

Дарья. Уйдешь ты? Дошлый, тьфу! Кащей бессмертный, скрючило тебя, как сук, а все пакость на уме. Окаянный. Девок тебе мало, что к бабам лезешь?

Трифон. Хе, что девки?— зелень одна. И ты была девкой: а вышла замуж, да родила двоих — окрепла-с, как береза по весне стала, соковитая, налилась, ядрена теперя, крепка. (Подходит.) Подавить тебя — треснешь, как орех. Щеки-то, вишь — пышут-с, пышут-с. А глаза чернослива хранцузская. Очень-с, очень-с уж ты, тово… скусна больно, занозиста. Хошь: желтеньку дам. (В сторону ржи.) Идем только… Я так, вишь, не хочу. Добрый я, Дарь, добрый. На, возьми… (Подходит все ближе.) Не хошь одной? На, две… Зелененькую на… (Шопотом, почти ей в лицо.) А посля — еще дам, еще — вот те крест! (Заносит руку креститься.)

Дарья. Дьявол! (Бьет его с размаху по лицу.)

Из-за снопа, выскакивает Прошка и бежит спотыкаясь к речке, крича во весь голос, Дарью схватывает Трифон. Невдалеко изо ржи выныряет Анисья и машет куда-то палкой.

Дарья. Я вот тебе… (Отбиваясь, колотит его по лицу и голове.) Всю мочалу выдеру.

Трифон (стараясь утащить Дарью). Вы… выдери!

Степан (на бегу, растрепанный, с Прошкой на руках). Что такое?

Прошка (спрыгивая с рук). К маманьке он. Закинь ево, папань, к лесему.

Степан (к Трифону). Ты что это? (Схватывает аилы.)

Дарья (бросаясь к Степану). Степ, родненький!

Трифон (отскакивая в сторону). Я… я… кхе, кхе… (Голосит).— Батюшки-и-и!..

Степан (кидаясь за Трифоном). Я тебя… кобель дохлющий…

Трифон (быстро отступая спиной, по-детски). Попробуй-с, попробуй, по тебе давно матушка-Сибирь скучает, давно, хе-хе-хе…

Степан (бросая вилы). У! проклятый, дья-я-явол… (Садится на сноп.)

Занавес.

ДМИТРИЙ ФЕДОТОВИЧ ЧИЖЕВСКИЙ

ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО ТРИФОНДрама

Читайте также:

ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО ТРИФОН
Драма