Ричардъ Гардингъ Дэвисъ.
Ричардъ Гардингъ Дэвисъ.
Переводъ съ англійскаго
А. Рождественской.
Ея первый дебютъ
Ея первый дебютъ
‘Русское Богатство’, No 6, 1898
Ее первый дебют, Дэвис Ричард Хардинг, Год: 1898
Время на прочтение: 22 минут(ы)
Первый актъ комической оперы ‘Султанша’ только что кончился.
Она шла въ первый разъ и потому вс члены Лестеровскаго товарищества, начиная съ самого Лестера и кончая сыномъ прислуживающей въ уборныхъ горничной, испытывали мучительную тревогу и безпокойство. Трудно представить себ то лихорадочное возбужденіе, которое охватываетъ весь закулисный міръ во время перваго представленія какой нибудь пьесы. Объ немъ можетъ дать нкоторое понятіе только редакція какой нибудь газеты въ послдній вечеръ президентскихъ выборовъ, когда вывшенныя снаружи афиши ежеминутно смняются, толпа реветъ, редакторъ мечтаетъ попасть къ Сентъ Джемскому двору, если выборы пойдутъ, какъ слдуетъ, а прислуживающій въ редакціи малый готовъ прозакладывать свое мсячное жалованье, что этого никогда не случится.
Во время первыхъ представленій вс, имющіе хоть какое нибудь отношеніе къ театру, испытываютъ муки томительной неизвстности и ожиданія. Но Ванъ Бибберъ такъ спокойно подошелъ къ двери, ведущей на сцену, не забывъ кивнуть стоявшему около нея капельдинеру, какъ будто пьеса шла не въ первый, а въ сотый разъ, и антрепренеръ начиналъ уже мечтать о сто пятидесятомъ представленіи, а примадонна — длать намеки насчетъ новыхъ костюмовъ. Растерянный капельдинеръ нершительно взглянулъ на Ванъ Биббера, но тотъ хладнокровно прошелъ на сцену и съ удовольствіемъ вдохнулъ знакомый запахъ краски, пыли и горящаго газа.
Съ минуту стоялъ онъ, не узнавая, посреди этой суматохи и перекрещивающагося свта, своихъ старыхъ знакомыхъ, одтыхъ въ новые костюмы. Наконецъ, онъ увидалъ посреди сцены режиссера Крипса. Засучивъ рукава рубашки и обливаясь потомъ, онъ неистово махалъ одной рукою кому то, стоявшему на подмосткахъ, а другою длалъ знаки газовщику, подзывая его къ себ. Рабочіе уносили декораціи перваго акта и спшили приготовить все, что требовалось для второго. Они тащили расписанный квадратами холстъ, который долженъ былъ изображать мраморный полъ, двигали тронъ съ двумя ступеньками и прилаживали высокія, дрожащія ставни дворца, осыпая бранью всякаго, кто попадался имъ на дорог.
— А, Ванъ Бибберъ!— воскликнулъ Крипсъ, смотря дикими, блуждающими глазами на знакомую, подходящую къ нему фигуру.— Ну, долженъ сказать вамъ, что изъ всхъ жителей Нью-орка вы одинъ только пробрались сюда сегодня. Но вамъ, нельзя оставаться здсь…— Спускайте ниже — еще ниже!— крикнулъ онъ стоявшему на подмосткахъ рабочему.— Во всякое другое время — милости просимъ, но сегодня это положительно невозможно. Я не могу допустить этого. Мн… А гд же проходъ къ средней двери? Вдь я же говорилъ вамъ…
Ванъ Бибберъ посторонился, чтобы дать дорогу двумъ рабочимъ, которые тащили декорацію прямо на него, перешагнулъ черезъ свернутый коверъ и, пробравшись между взволнованными, перешептывающимися хористками, отворилъ дверь въ тихую уборную театральнаго свтила, Лестера.
Тотъ увидалъ его въ трюмо, около котораго сидлъ, и отчаянно взмахнулъ руками.
— Ну, что же?— воскликнулъ онъ.— Удалось намъ или нтъ? Сидятъ они на своихъ мстахъ или уже успли разбжаться?
— Здраствуйте, Джонъ,— сказалъ Ванъ Бибберъ театральному лакею, натягивавшему на Лестера сапоги. Потомъ онъ слъ въ большое, стоявшее въ углу кресло и. вздохнувъ, снова приподнялся, чтобы закурить сигару у газоваго рожка, окруженнаго металлической сткой.— Все шло прекрасно,— продолжалъ онъ.— Въ случа неудачи, я бы не пришелъ сюда. Вамъ нечего безпокоиться, если и остальное такъ же хорошо, какъ первый актъ.
Ванъ Бибберу былъ предоставленъ свободный доступъ за кулисы, и это вызывало множество толковъ и предположеній со стороны членовъ Лестеровскаго товарищества. Въ первый разъ появился онъ здсь годъ тому назадъ, въ жаркій лтній вечеръ и съ тхъ поръ рдкій день не заходилъ сюда. Сначала думали, что онъ заинтересованъ въ дл, что онъ одинъ изъ тхъ богатыхъ, слабыхъ людей, такъ называемыхъ ‘ангеловъ’, которые даютъ деньги на постановку новыхъ пьесъ. Но такъ какъ онъ никогда не заглядывалъ въ дырочку занавса, чтобы сосчитать зрителей, не бгалъ ежеминутно узнавать о состояніи кассы и былъ одинаково невозмутимъ, проваливалась ли пьеса или, наоборотъ, имла блестящій успхъ, то это предположеніе было отброшено, какъ совершенно неосновательное. Примадонна и другія хорошенькія актрисы труппы тоже, повидимому, нисколько не интересовали его. Онъ не обращалъ на нихъ вниманія, не длалъ никакихъ попытокъ сблизиться съ ними, и только за стнами театра удалось имъ узнать, что онъ за человкъ и какую роль играетъ въ обществ. Большую часть времени проводилъ онъ въ уборной Лестера, а когда тотъ уходилъ на сцену, курилъ и слушалъ разсказы о прошломъ театральнаго лакея, который обыкновенно одвалъ Лестера.
Вслдствіе этихъ таинственныхъ бесдъ съ Лестеромъ и строгаго вечерняго костюма Ванъ Биббера, нсколько напоминающаго одежду пастора, актеръ на вторыя роли прозвалъ его духовнымъ отцомъ свтила и уврялъ, что онъ приходитъ въ театръ только для того, чтобы налагать на Лестера эпитемью за его грхи. И въ этомъ была нкоторая доля правды. Лестеръ и Ванъ Бибберъ сошлись еще въ университет, гд Лестеръ, благодаря своему голосу и таланту, былъ главнымъ распорядителемъ при устройств товарищескихъ спектаклей. А поздне, когда онъ поступилъ на сцену и родные отвернулись отъ него, не смотря на то, что онъ сталъ знаменитостью, (а, можетъ быть, именно благодаря этому), Ванъ Бибберъ зашелъ къ нему и нашелъ его такимъ же простымъ, добродушнымъ и искреннимъ, какъ и во времена ‘заварныхъ пуддинговъ’. Лестеръ, съ своей стороны, очень обрадовался Ванъ Бибберу и, посл шумнаго общества своихъ собратовъ по искусству, съ большимъ удовольствіемъ слушалъ его спокойный голосъ и юношескія разсужденія о жизни и свт. Ванъ Бибберъ добился большихъ привилегій: онъ могъ бранить своего друга, напоминать ему о серьезномъ значеніи артиста и — все равно, пріятно ли это было тому или нтъ — затрогивать его лучшія стороны. Мало по малу Лестеръ привыкъ цнить и случайныя замчанія своего товарища обо всемъ, касающемся театра, такъ какъ считалъ ихъ отголоскомъ публики. Даже самъ ветеранъ Крипсъ сталъ смотрть на Ванъ Биббера съ нкоторымъ уваженіемъ посл того, какъ тотъ сказалъ ему, что пурпурные костюмы легко превратитъ въ черные, наведя на нихъ красный свтъ.
Ванъ Бибберъ былъ утонченно вжливъ со всми членами труппы, но, разговаривая съ ними, ограничивался одними только общими мстами. Онъ нисколько не заблуждался на ихъ счетъ и понялъ ихъ лучше, чмъ сами они понимали себя. Женщины встртили его радушно и улыбались ему, но мужчины были гораздо недоврчиве и стснялись его до тхъ поръ, пока не убдились, что онъ самъ застнчивъ, какъ молоденькая двушка. Тогда они сдлали его своимъ повреннымъ и, высказывая ему вс свои маленькія честолюбивыя стремленія, всю свою мелкую зависть другъ къ другу, наивно ожидали, что онъ передастъ ихъ слова Лестеру. Вс они были простые, веселые люди, и Ванъ Бибберъ находилъ ихъ общество гораздо интересне своего клуба, гд не было ни души, такъ какъ вс обычные постители его разъхались. Сидя въ уборной Лестера, онъ съ удовольствіемъ прислушивался къ слабымъ, заглушеннымъ, звукамъ музыки, доносившимся изъ за полуотворенной двери, и слдилъ за толпою спшащихъ на сцену хористокъ. Ему нравился разлитый въ воздух возбуждающій запахъ кислорода и живописный безпорядокъ уборной, гд парики, шпаги и таинственныя принадлежности гримировки лежали вмст съ окурками сигаръ, газетами и театральными пьесами. И ему часто хотлось быть талантливымъ художникомъ, чтобы изобразить вс эти безсознательно граціозныя группы, которыя то были залиты яркимъ свтомъ, то терялись въ тни, падавшей отъ боковыхъ кулисъ. Подкрашенныя, одтыя въ фантастическіе костюмы молодыя двушки то стояли, прислонившись къ голымъ кирпичнымъ стнамъ театра, то собирались вмст и, обнявъ другъ друга, перешептывались между собою, то сидли въ сторонк и что нибудь шили или читали такъ спокойно, какъ будто были у себя дома, а не рядомъ со сценой, откуда доносились аплодисменты публики. Онъ любилъ наблюдать за ними, когда он кокетничали съ высокимъ пожарнымъ, отряженнымъ сюда изъ сосдняго пожарнаго депо, или съ кмъ нибудь изъ хористовъ, любилъ смотрть, какъ он дразнятъ флегматичныхъ рабочихъ, которые, пользуясь свободнымъ временемъ, ложились на свернутый холстъ, чтобы заснуть хоть на минуту. Онъ даже прощалъ примадонн, когда она улыбалась ему со сцены въ то время, какъ онъ смотрлъ, на нее изъ за кулисъ, и съ своей стороны тоже улыбался ей, какъ будто ни онъ, ни она сама не знали, что ея улыбки были не для него, а для кого нибудь изъ боле интересныхъ лицъ, сидящихъ въ первомъ ряду. Мало по малу вс артисты привыкли къ нему и обращали на него такъ же мало вниманія, какъ и на самого режиссера, который бгалъ, шикая на всхъ, хоть на самомъ дл никто не шумлъ, кром него самого.
Шелъ второй актъ, когда Лестеръ, кончивъ свою роль, выбжалъ за кулисы и бросился въ уборную.
— Идите, идите сюда!— закричалъ онъ Ванъ Бибберу.— Теперь на сцен поютъ дти. Ступайте взглянуть на нихъ. Они чудо какъ хороши!
Ванъ Бибберъ положилъ свою недокуренную сигару и подошелъ къ боковымъ кулисамъ. Съ обихъ сторонъ толпились, около нихъ артисты и артистки. Нкоторые стояли на колняхъ, чтобы не заслонять сцены для тхъ, кто стоялъ сзади, а женщины приподнимались на цыпочки и, опираясь руками на плечи мужчинъ, подпрыгивали, чтобы лучше видть. Около рампы стояла примадонна, окруженная дтьми. Она что то пла, а они, подражая ея движеніямъ, хоромъ подтягивали ей своими высокими, чистыми голосами. Вс они держали себя немножко черезчуръ развязно и, повидимому, ни мало не сомнвались въ томъ, что понравятся Ванъ Бибберу. Но между ними было одно исключеніе. Этимъ исключеніемъ была самая маленькая изъ всхъ двочекъ, совсмъ крошка, съ каштановыми волосами и черными глазками. Она была такъ мала, что каждый изъ зрителей смотрлъ прежде всего на нее, а разъ взглянувъ на нее, не хотлъ уже глядть ни на кого другого. Она не обращала никакого вниманія ни на что окружающее и смотрла на одну только хорошенькую примадонну, какъ будто была дома и стояла около рояля за урокомъ пнія. Все это, повидимому, казалось ей какой то новой игрой. Когда примадонна поднимала руки, она тоже поднимала свои, когда та длала реверансъ, она тоже присдала, немножко спотыкаясь, и приподнималась какъ разъ во время, чтобы отбросить упавшіе на глаза локоны, взглянуть на улыбающуюся ей примадонну и отвтить ей веселой улыбкой, которая, какъ будто, говорила:— А, вдь, у насъ все идетъ отлично! Неправда ли? У нея были большіе, нжные глаза и дв прелестныя ямочки на щекахъ, а танцы и пніе привели ее въ такое возбужденное состояніе, что глаза ея блестли и смялись, а ямочки поминутно то углублялись, то пропадали, то снова появлялись. Она была такъ счастлива и смотрла такъ невинно, какъ будто было девять часовъ утра и она играла въ школу въ дтскомъ саду. Глаза всхъ зрителей были устремлены на нее. Женщины перешептывались, выражая свой восторгъ, а мужчины смялись и крутили усы, подталкивая другъ друга локтемъ и совтуя взглянуть на ‘эту крошку’.
Артистки, смотрвшія на сцену изъ за кулисъ, не могли сдержать своего восторга и, осыпая двочку похвалами, называя ее всевозможными, самыми нжными ласковыми именами, стали такъ шумть, что Крипсъ пересталъ улыбаться и, отвернувшись отъ сцены, взглянулъ на виновныхъ такъ грозно, какъ смотрлъ въ то время, когда пугалъ штрафами или звалъ на репетицію.
А когда актъ кончился и примадонна вмст съ дтьми убжала за кулисы, вся зала загремла рукоплесканіями, которыя бросились Лестеру въ голову, какъ вино, и заставили дтей снова вернуться на сцену.
— Блестящій успхъ!— сказалъ Лестеръ, сдерживая свое волненіе:— Я зналъ, что эта двочка очаруетъ ихъ!
Четыре раза заставила публика повторить эту сцену, а потомъ примадонна, Элиза Браутенъ, и дти, вс веселыя и счастливыя, снова появились за кулисами. Руки маленькой двочки были полны цвтовъ. Дирекція театра предусмотрительно приготовила ихъ для примадонны, но и она, и капельмейстеръ были въ такомъ восхищеніи отъ маленькой двочки, что отдали ихъ ей.
— Ну?— сказала миссъ Браутенъ, обращаясь къ Ванъ Бибберу и съ трудомъ переводя дыханіе.— Можетъ быть, вы будете такъ добры и скажете мн, какая изъ артистокъ занимаетъ у насъ первое мсто? Примадонна я или нтъ? Отъ меня завислъ успхъ пьесы или не отъ меня?
— Нтъ, не отъ васъ,— отвчалъ Ванъ Бибберъ.
Онъ отошелъ отъ миссъ Браутенъ и, розыскавъ прислуживающую въ уборныхъ горничную, попросилъ ее провести его къ маленькой двочк. Совсмъ сбившаяся съ ногъ горничная, бывшая, не смотря на это, въ такомъ восторженномъ состояніи, какъ будто сама была матерью всхъ игравшихъ на сцен дтей, отвчала ему, что вс они въ комнат, гд сложены бутафорскія вещи. Изъ нея сдлали уборную для дтей, чтобы имъ было свободне.
Въ комнат было шесть полуодтыхъ двочекъ, но он были слишкомъ малы, чтобы обращать вниманіе на небрежность своего костюма.
— Вотъ маленькая двочка, сэръ!— возбужденно сказала горничная, гордая тмъ, что на ея долю выпало счастье свести вмст двухъ такихъ замчательныхъ людей.— Ее зовутъ Магдалиной. Поговори съ этимъ джентльментомъ, Мади. Онъ скажетъ теб, какой поразительный успхъ имла ты сегодня.
Мади сидла на подушк трона, такого высокаго, что молодая женщина, снимавшая съ нея шелковые чулки и надвавшая вмсто нихъ шерстяные, могла длать это, не нагибаясь. Женщина эта недоврчиво взглянула на Ванъ Биббера и недружелюбно покачала головою, а онъ поспшилъ отвернуться отъ нея и обратилъ все свое вниманіе на двочку. Лицо молодой женщины принадлежало къ тому типу, который былъ слишкомъ знакомъ ему и не могъ интересовать его.
Онъ взялъ маленькую ручку Мади и, торжественно пожавъ ее, сказалъ:
— Очень радъ познакомиться съ тобою. Можно мн ссть около тебя?
— Да, мадамъ… да, сэръ,— отвчала она.
Ванъ Бибберъ оперся на тронъ, подпрыгнулъ, слъ рядомъ съ двочкой и, вынувъ изъ петлицы цвтокъ, подалъ ей.
— Ну, что же нужно теперь сказать джентльмэну?— спросила горничная.
— Благодарю васъ, сэръ,— пробормотала Мади.
— Она не привыкла къ обществу джентльмэновъ, — замтила молодая женщина, надвавшая двочк чулки..
— Да, я вижу,— отвчалъ Ванъ Бибберъ и нершительно остановился, положительно не зная, какъ бы ему поддержать разговоръ съ Мади. А между тмъ, ему хотлось поговорить съ этой двочкой. Она интересовала его гораздо больше тхъ молодыхъ женщинъ, которыя болтали съ нимъ совершенно непринужденно и съ которыми онъ самъ не чувствовалъ ни малйшаго стсненія. На ящик, стоявшемъ около трона, лежала кукла. Онъ взялъ и внимательно осмотрлъ ее.
— Это твоя кукла?— спросилъ онъ Мади.
— Нтъ,— отвчала она, показывая на одну изъ двочекъ, которая была гораздо старше ея.— Эта кукла вонъ той маленькой двоцки. Моя куколка… она умелла.
— Ахъ, какая жалость!— воскликнулъ Ванъ Бибберъ, немедленно же ршившись добыть утромъ новую.— Впрочемъ, бда не особенно велика. Вдь мертвыя куклы оживаютъ.
Мади пристально взглянула на него, а потомъ улыбнулась, и на щечкахъ ея появились ямочки. Она, повидимому, поняла его мысль и вполн одобряла ее. Тогда Ванъ Бибберъ взялъ ея ручку въ свою и спросилъ, нравится ли ей быть великой артисткой и скоро ли начнетъ она волноваться изъ за того, что противный фотографъ до сихъ поръ еще не прислалъ пробныхъ карточекъ. Женщина, обувавшая Мади, удостоила улыбнуться, а сама Мади очень вжливо звнула и закрыла глаза. Ванъ Бибберъ подвинулся къ ней поближе, чтобы она могла прислониться къ нему, и въ то время, какъ молодая женщина застегивала ея уморительно крошечные, башмаки, двочка прижалась къ нему и задремала, положивъ свою кудрявую головку на его плечо. Многіе относились къ Ванъ Бибберу съ такимъ же довріемъ, хоть и въ нсколько иной форм, но, не смотря на это, онъ вздрогнулъ отъ радости, когда почувствовалъ прикосновеніе дтской головки и теплой ручки, лежавшей въ его рук. И вмст съ тмъ, его охватила глубокая жалость, которую онъ, впрочемъ, постарался заглушить, увряя себя, что, по всей вроятности, этой двочк живется хорошо и она вполн счастлива.
— Посмотрите-ка на нее!— сказала горничная, замтивъ, что Мади закрыла глаза.— Вс другія дти такъ возбуждены, что не могутъ ни одной минуточки постоять спокойно, а она спитъ себ, какъ ни въ чемъ не бывало, да еще посл такого блестящаго успха!
— Она совсмъ не привыкла къ этому,— отвчала молодая женщина.— Она не понимаетъ, въ чемъ тутъ дло, и считаетъ это игрой.
Сказавъ это, она вопросительно взглянула на Ванъ Биббера, котораго сочла за переодтаго агента общества попеченія о дтяхъ. Онъ только кивнулъ ей въ отвтъ, такъ какъ чувствовалъ себя совершенно неспособнымъ поддерживать разговоръ. Онъ задумался о судьб прижавшейся къ нему двочки, заглянулъ далеко въ ея будущее и представилъ себ, какъ омрачится красота ея свтлаго личика, въ которомъ было что то изящное и благородное, посл того, какъ она узнаетъ зло и будетъ бороться противъ искушеній. А въ то время, какъ онъ думалъ объ этомъ, черезъ отворенную дверь доносился до него голосъ поющаго на сцен Лестера, а потомъ раздались громкіе, хоть и заглушенные аплодисменты публики.
— Отецъ и мать ея тоже артисты?— тихо спросилъ Ванъ Бибберъ. Онъ боялся главнымъ образомъ не того, что потревожитъ двочку, а того, что она услышитъ его слова.
— Да,— коротко отвчала женщина и, нагнувъ голову, стала расправлять на колняхъ театральный костюмъ Мади.
Ванъ Бибберъ дотронулся до головы двочки и, замтивъ, что она спитъ, осторожно положилъ руку на ея локоны.
— И вы… вы ея мать?— спросилъ онъ, наклоняясь къ ней.
Онъ былъ почти увренъ, что не она мать этого ребенка — по крайней мр, онъ надялся на это.
— Нтъ,— отвчала она, покачавъ головой.
— Кто же ея мать?
Женщина посмотрла на спящую двочку, а потомъ подозрительно взглянула него.
— Ида Клэръ была ея матерью,— сказала она.
Какъ будто что то обожгло Ванъ Биббера при этихъ словахъ. Онъ отнялъ руку, которой обнималъ двочку, и такъ быстро откинулся назадъ, что головка ея соскользнула съ его плеча. Мади проснулась и вопросительно взглянула на него. Онъ отвчалъ ей тревожнымъ, полнымъ глубокой жалости взглядомъ и, нжно прижавъ ее къ себ, снова положилъ ея головку на свое плечо. Двочка сонно улыбнулась и тотчасъ же заснула.
— У кого же живетъ она теперь?— спросилъ Ванъ Бибберъ.
Этотъ вопросъ успокоилъ молодую женщину. Незнакомый джентльмэнъ не станетъ распрашивать ее, такъ какъ, очевидно, хорошо знаетъ исторію Мади.
— Она живетъ у меня,— отвчала она уже не такъ сдержанно, какъ прежде.— Я была актрисой въ одно время съ Идой и мы часто играли вмст. Потомъ я оставила сцену и завела пансіонъ для артистовъ. Тутъ какъ разъ состоялся ея разводъ, и она пришла ко мн. Она жила съ нами около года и, умирая, поручила мн свою двочку. Мы готовимъ ее для сцены — я и сестра моя, Ада Дайеръ. Вы, наврное, слыхали объ ней? Судъ платитъ намъ за ея содержаніе, но очень мало. Я, впрочемъ, надюсь вознаградить себя за вс траты тми деньгами, которыя она будетъ получать за участіе въ представленіяхъ. Дв изъ этихъ двочекъ тоже мои воспитанницы, но имъ далеко до Мади. Она танцуетъ и поетъ несравненно лучше ихъ и уже два года тому назадъ могла бы поступить на сцену. Я ждала до сихъ поръ только потому, что боялась вмшательства со стороны общества попеченія о дтяхъ. Оно могло отобрать ее у меня. Да, изъ этой двочки выйдетъ великая артистка — она будетъ имть такой же успхъ, какъ и ея мать!
Ванъ Бибберъ былъ глубоко взволнованъ, но постарался скрыть свое волненіе.
— А ея отецъ?— нершительно спросилъ онъ.— Разв…
— Ея отецъ?— воскликнула молодая женщина.— О, онъ думаетъ только о себ! Ужъ, конечно, мы не станемъ обращаться за помощью къ нему. Двочка добьется успха и безъ него. И этого человка еще называютъ джентльмэномъ! Нечего сказать, хорошъ джентльмэнъ!— Туть она вдругъ остановилась и прибавила уже другимъ тономъ:— Можетъ быть, вы знакомы съ нимъ. Можетъ быть, онъ даже вашъ другъ?
— Да, я знаю его,— тихо сказалъ Ванъ Бибберъ.
Онъ продолжалъ сидть, обнявъ Мади, а молодая женщина подошла къ другимъ дтямъ и стала одвать ихъ для послдняго акта. Она сказала Ванъ Бибберу, что Мади не участвуетъ въ немъ — на сцену выйдутъ только дв двочки побольше.
Нсколько времени сидлъ Ванъ Бибберъ, глубоко задумавшись. Потомъ онъ быстро поднялъ глаза, такъ же быстро опустилъ ихъ и наконецъ обратился къ молодой женщин:
— Такъ какъ Мади не придется больше выходить на сцену, то не позволите ли вы мн отвезти ее домой?— спросилъ онъ, стараясь говорить какъ можно равнодушне и спокойне.— Меня ждетъ здсь кэбъ. Я завезу ее къ вамъ, и ваша сестра или кто нибудь другой уложитъ ее въ постель. Посмотрите, какъ ей хочется спать!
— Да, Ада теперь дома, — нершительно отвчала женщина.— Пожалуй, если хотите, можете отвезти ее домой.
И она дала ему свой адресъ. Онъ всталъ, взялъ на руки двочку и вышелъ изъ комнаты. Примадонна была на сцен, а остальныя актрисы стояли за кулисами, дожидаясь той минуты, когда имъ нужно будетъ выходить. Но, какъ только показался Ванъ Бибберъ сть Мади, вс он бросились къ ней и съ восторженными восклицаніями стали цловать ее.
— Оставьте ее, — сказалъ Ванъ Бибберъ, самъ не зная, почему такъ непріятно дйствовали на него эти поцлуи,— не трогайте ее.
— Это почему?— спросила одна изъ молодыхъ двушекъ, съ удивленіемъ взглянувъ на него.
— Она спала. Вы разбудили ее,— тихо отвчалъ онъ.
Но онъ чувствовалъ, что не это возмутило его. Выйдя на театральный подъздъ, онъ слъ г кэбъ, осторожно положилъ Мади въ уголокъ и, убдившись, что по близости нтъ никого, сказалъ извозчику:— Въ Беркли, пятое Авеню.— Кэбъ тронулся, и Ванъ Бибберъ, нжно и шоднявъ двочку, положилъ ее на колни и задумался, смотря на ярко освщенные магазины Брадуэя. Удастся-ли то, что онъ задумалъ? Онъ былъ далеко не увренъ въ этомъ и успокаивалъ себя только тмъ, Что поддался одному изъ тхъ внезапныхъ, инстинктивныхъ побужденій, которыя почти никогда не обманывали его.
Черезъ нсколько времени кэбъ остановился. Швейцаръ сказалъ, что м-ръ Карюсерсъ дома, и Ванъ Бибберъ облегченно вздохнулъ. Отворившій ему дверь англичанинъ-лакей едва могъ скрыть свое изумленіе, увидавъ его, и молча смотрлъ, какъ онъ укладывалъ Мади на диванъ и прикрывалъ ее снятымъ съ вшалки пледомъ.
— Скажите м-ру Карюсерсу, что я желалъ бы поговорить съ нимъ,— сказалъ Ванъ Бибберъ,— но не упоминайте о томъ, что я привезъ сюда эту двочку.
Мади все еще спала, и Ванъ Бибберъ, завернувъ газовый рожокъ, чтобы уменьшить свтъ, остановился, смотря на нее, въ то время, какъ лакей уходилъ доложить объ немъ.
— Пожалуйте, сэръ. Я провожу васъ,— сказалъ тотъ, вернувшись.
— Нтъ, вамъ лучше остаться здсь,— отвчалъ Ванъ Бибберъ.— Если она проснется, скажите мн.
М-ръ Карюсерсъ стоялъ, опершись на каминъ, и въ ту минуту, какъ вошелъ его поздній гость, завязывалъ поясъ своего длиннаго, широкаго халата. Онъ, должно быть, уже собирался ложиться спать. Это былъ высокій, красивый мужчина. Темно-каштановые волосы его серебрились на вискахъ, усы уже совсмъ посдли, а на лиц замтны были слды слишкомъ бурно проведенной жизни или тяжелаго горя, а, можетъ быть, и того и другого вмст. Даже теперь, не смотря на свободный домашній костюмъ, у него былъ видъ и самоувренное обращеніе джентльмэна или, по крайней мр, свтскаго человка.
Въ роскошно убранной комнат было много хорошихъ картинъ, прекраснаго фарфора и гравюръ. Окна были открыты, и при слабомъ свт наполовину завернутыхъ газовыхъ рожковъ Ванъ Бибберъ могъ видть ряды уличныхъ фонарей, темныя крыши домовъ Брадуэя и Авеню, лампочки Мадисонскаго сада и даже огни лодокъ на рк. Грохотъ тяжелыхъ омнибусовъ и стукъ колесъ быстро несущихся кэбовъ доносился снизу.
Если м-ра Карюсерса и удивилъ такой поздній визитъ Ванъ Биббера, онъ ничмъ не выдалъ своего удивленія и пошелъ къ нему навстрчу, какъ будто поджидалъ его.
— Надюсь, вы извините мой костюмъ?— сказалъ онъ.— Такъ какъ сегодня было очень жарко, я раздлся раньше обыкновеннаго. Не хотите ли выпить чего нибудь?— прибавилъ онъ, показывая на столъ, на которомъ стоялъ графинъ, нсколько бутылокъ съ содовой водой и ваза со льдомъ. И, вынимая пробку изъ бутылки, онъ посмотрлъ на своего гостя, какъ бы ожидая, что тотъ объяснитъ ему причину своего посщенія.
— Нтъ, благодарю васъ, — отвтилъ Ванъ Бибберъ.— Да, сегодня очень жарко, — прибавилъ онъ, вытирая лобъ платкомъ.
М-ръ Карюсерсъ положилъ въ стаканъ кусокъ льду, налилъ въ него водки и содовой воды, подошелъ къ камину и, облокотившись на него, сталъ размшивать ледъ, пристально смотря на постителя.
— Я былъ сегодня на первомъ представленіи ‘Султанши’,— тихо и нершительно началъ Ванъ Бибберъ.
— А, это новая пьеса Лестера,— вжливо замтилъ м-ръ Карюсерсъ.— Ну, что же, имла она успхъ?
— Не знаю… да, кажется такъ.— отвчалъ Ванъ Бибберъ.— Я смотрлъ на нее не изъ зрительной залы. Въ ней участвовало нсколько дтей — совсмъ маленькихъ. Они пли, танцовали и имли большой успхъ. Одна изъ этихъ двочекъ никогда еще не выходила на сцену. Это былъ ея первый дебютъ.
Онъ налилъ въ стаканъ содовой воды, выпилъ ее однимъ глоткомъ и сталъ вертть пустой стаканъ.
— Жалко смотрть на ребенка, котораго готовятъ къ такой жизни,— продолжалъ онъ, вопросительно взглянувъ на Карюсерса, который отвчалъ ему равнодушнымъ взглядомъ, видимо, нисколько не интересуясь этимъ предметомъ разговора.— Да, больно смотрть на это,— повторилъ Ванъ Бибберъ.— Другое дло, когда на сцену поступаетъ женщина или хорошо воспитанная молодая двушка. Он идутъ на это съ открытыми глазами и понимаютъ, что длаютъ. Съ ребенкомъ не то. У маленькой двочки нтъ выбора, согласія ея не спрашиваютъ, да она и не понимаетъ, въ чемъ тутъ дло. И мало по малу она привыкаетъ къ этой жизни и начинаетъ любить ее прежде, чмъ подростетъ настолько, чтобы понять, въ чемъ заключается опасность. А тогда ужъ слишкомъ поздно. Мн кажется, что и объ ней — объ этой маленькой двочк, имвшей такой блестящій успхъ — слдовало бы разсказать кому-нибудь, имющему право вмшаться и спасти ее, пока еще есть время. Я бы самъ охотно предупредилъ такого человка. Мн было бы тяжело знать, что у меня былъ случай помочь ей и я не воспользовался этимъ случаемъ. Вы знаете, какую жизнь ведутъ эти женщины, какимъ искушеніямъ…— Ванъ Бибберъ остановился, какъ бы спохватившись, и поспшно добавилъ:— Каждый изъ насъ, мужчинъ, знаетъ, какова эта жизнь.
М-ръ Карюсерсъ слушалъ его, нахмуривъ брови и стиснувъ зубы. А когда тотъ кончилъ, пристально взглянулъ на него.
— Что все это значитъ?— спросилъ онъ.— Неужели вы пріхали ко мн только для того, чтобы разсказать все это? Какое дло до этого вамъ или мн. Зачмъ вы желали видться со мной?
— Изъ за ребенка.
— Какого ребенка?
— Вашего ребенка,— отвчалъ Ванъ Бибберъ.
Онъ ждалъ какой нибудь страшной вспышки и приготовился къ ней. М-ръ Карюсерсъ, конечно, разсердится и выйдетъ изъ себя. Онъ далъ ему для этого вполн достаточный поводъ. Самъ же онъ обязанъ сдержаться и быть какъ можно терпливе и хладнокровне, если желаетъ добиться чего-нибудь. Но ожиданія его не оправдались. Лицо м-ра Карюсерса не исказилось отъ гнва — оно было совершенно безстрастно. Не спуская глазъ съ своего стакана, онъ осторожно поставилъ его на каминъ и потомъ взглянулъ на Ванъ Биббера.
— Вы очень смлый молодой человкъ,— сказалъ онъ холодно, но очень вжливо.— Вы ршились заговорить о томъ, о чемъ не позволяютъ себ говорить со мною самые близкіе друзья — даже родные. Должно быть, они боятся, что это будетъ непріятно мн. Они — какъ это ни странно — принимаютъ во вниманіе мои чувства и не ршаются затрогивать то, что нисколько не касается ихъ и, вмст съ тмъ, какъ они полагаюгь, слишкомъ тяжело для меня. Вы смотрите на это иначе и смло высказываете свои взгляды. Васъ нисколько не смущаетъ то, что вы растравляете старыя раны. И вы явились сюда, нежданный и непрошенный, чтобы сказать мн, какъ вы смотрите на мое поведеніе — чтобы дать мн понять, что оно не согласно съ вашими взглядами, чтобы научить меня, какъ вести себя. А, между тмъ, я настолько старше васъ, что по годамъ могъ бы быть вашимъ отцомъ. Вы, вроятно, думаете, что мн остается только поблагодарить васъ? Я, съ своей стороны, смотрю на это иначе. Давно уже пришелъ я къ убжденію, что весь вредъ, все зло происходятъ главнымъ образомъ не отъ дурныхъ, испорченныхъ людей. Мы знаемъ, какъ держать себя съ ними, и съумемъ принять предосторожности и дать имъ отпоръ. Нтъ, глупцы съ своими добрыми намреніями несравненно вредне. Ихъ не узнаешь, пока они не выскажутся, и такимъ образомъ зло бываетъ сдлано прежде, чмъ успешь предупредить его. Долженъ прибавить, что вы самымъ блистательнымъ образомъ доказали сегодня врность моей теоріи и надлали въ одинъ вечеръ столько ненужнаго зла, что можете быть вполн довольны. А теперь, — сурово сказалъ онъ, отходя отъ камина,— надюсь, вы извините меня, если я пожелаю вамъ спокойной ночи и попрошу васъ избавить меня отъ вашихъ посщеній до тхъ поръ, пока вы не станете старше, умне и осмотрительне.
При первыхъ словахъ м-ра Карюсерса, Ванъ Бибберъ вспыхнулъ, а потомъ сталъ блденъ и видимо сдерживался. Когда тотъ кончилъ, онъ не тронулся съ мста и, пересиливая свое волненіе, обратился къ нему.
— Не трудно назвать человка дуракомъ, — тихо сказалъ онъ.— Гораздо трудне выслушать это и не выбросить оскорбившаго человка за окно. Но я не вижу въ этомъ никакой пользы и, кром того, мн еще нужно сказать вамъ нсколько словъ. Я вполн ясно понимаю положеніе, въ которое поставилъ себя, и не позволю себ забыться изъ за того, что вы сказали или еще скажете, пока не кончу. На это найдется время потомъ. Я знаю, что, придя сюда, поступилъ не такъ, какъ принято,— пожалуй, слишкомъ смло или глупо, если вамъ угодно, но дло слишкомъ серьезно, чтобы обращать на это вниманіе. Я поступилъ такъ, какъ желалъ бы, чтобъ поступили со мной, если бы у меня былъ ребенокъ, гибнущій ребенокъ, и я бы не зналъ этого. Я былъ бы благодаренъ даже совершенно незнакомому человку, который захотлъ бы предупредить меня. Хорошо еще, — прибавилъ онъ, подвигая къ себ шляпу,— что на свт много добрыхъ людей и безъ отцовъ. Иногда находится какая нибудь тетка, иногда дядя, а иногда, даже и въ наше время, какой нибудь благодтельный самаритянинъ.
Ванъ Бибберъ взялъ со стола свой цилиндръ и надлъ его на голову.
— Спокойной ночи!— сказалъ онъ и пошелъ къ дверямъ. Онъ уже дотронулся до ручки двери, когда м-ръ Карюсерсъ поднялъ голову и остановилъ его.
— Не можете ли вы подождать одну минуту, м-ръ Ванъ Бибберъ?— спросилъ онъ.
Ванъ Бибберъ тотчасъ же выпустилъ ручку двери. Казалось, онъ надлъ шляпу только для того, чтобы ускорить развязку.
— Прежде, чмъ вы уйдете,— мрачно сказалъ м-ръ Карюсерсъ,— я долженъ… я хочу, чтобы вы поняли мое положеніе.
— О, все прекрасно,— беззаботно отвчалъ Ванъ Бибберъ, отворяя дверь.
— Нтъ, не все прекрасно. Побудьте здсь еще минуту. Я не хочу, чтобы вы ушли отсюда съ мыслью, что хотли оказать мн услугу, а я не съумлъ оцнить ее. Я не желаю, чтобы вы считали себя оскорбленнымъ и непонятымъ. Такъ какъ вы уже сдлали мн честь вмшаться въ мои личныя дла, вы, по крайней мр, должны познакомитися съ ними поосновательне. Мн будетъ не особенно пріятно, если вы начнете толковать о моемъ поведеніи въ клубахъ или за чайнымъ столомъ съ молодыми женщинами, пока…
Ванъ Бибберъ съ трудомъ перевелъ дыханіе и сжалъ руки.
— Будь я на вашемъ мст, я не сказалъ бы этого,— тихо проговорилъ онъ.
— Извините меня,— быстро сказалъ м-ръ Карюсерсъ.— Мн не слдовало говорить этого. Я виноватъ и прошу васъ извинить меня. Вы заставили меня вынести слишкомъ многое, заведя такой разговоръ. Вамъ слдовало подумать о томъ, что онъ слишкомъ тяжелъ для меня. Но я врю, что у васъ было хорошее намреніе. Я знаю, что вы джентльмэнъ, и готовъ признать, что вы дйствовали только необдуманно, подъ первымъ впечатлніемъ, и завтра же убдитесь сами въ своей ошибк. Я никогда не говорилъ объ этомъ даже съ самыми близкими изъ своихъ друзей, а они слишкомъ деликатны, чтобы начать такой разговоръ. Вы считаете меня теперь какимъ то звремъ, и я не желаю быть до такой степени непонятнымъ. Въ каждомъ вопрос есть дв стороны, и вы увидите, что найдется нкоторое оправданіе даже и для меня.
Онъ снова подошелъ къ камину и, облокотившись на него, взглянулъ на Ванъ Биббера.
— Вс мои родные, вс мои друзья были противъ моей женитьбы,— продолжалъ онъ.— Вы, конечно, знаете это?.. Господи, да кто же не знаетъ со всми подробностями нашей жизни!— горько добавилъ онъ.— Объ этомъ безъ конца писали газеты, пользуясь тмъ богатымъ матеріаломъ, который мы, не скупясь, доставляли имъ, а публика, конечно, была въ восторг и жадно читала ихъ… Я вырвалъ ее изъ той жизни, которую она вела, и женился на ней потому, что считалъ ее хорошей женщиной, нисколько не хуже тхъ, которымъ никогда не приходилось бороться за существованіе и жить своимъ трудомъ. Я надялся, что люди нашего общества, мои и ваши друзья, примутъ ее и будутъ уважать, какъ мою жену. И чтобы дать этимъ любезнымъ, изящнымъ людямъ достаточно времени освоиться съ мыслью, что имъ придется относиться вжливо къ женщин, бывшей до замужества актрисой комической оперы, я ухалъ съ нею за границу. Это началось въ Париж. Что мн пришлось вынести тогда, не знаетъ никто. А когда мы вернулись,— я не вернулся бы никогда, если бы она не принудила меня къ этому,— мн приходилось быть благодарнымъ не ей, а моимъ друзьямъ. Это было у нея въ крови. Это было въ той жизни, которую она вела и къ которой мужчины, подобные мн и вамъ, пріучили ее. А потомъ наступила развязка.
По лицу м-ра Карюсерса пробжала судорога, и онъ съ трудомъ сдерживалъ свое волненіе. Но Ванъ Бибберъ не видалъ этого: онъ стоялъ у окна и пристально смотрлъ на темныя крыши.
— Рдкой женщин выпадалъ такой удобный случай начать новую жизнь, какъ ей посл ея замужества. Мн, конечно, и въ голову не приходило сдлать изъ нея хозяйку или экономку. Она могла пользоваться всми удовольствіями, у нея было вдоволь денегъ, былъ домъ, въ которомъ она могла прекрасно устроиться и отдохнуть посл путешествій. И я былъ… и мужъ, который любилъ ее, какъ… однимъ словомъ, у нея было все, что только могутъ доставить горячая любовь, постоянная заботливость и деньги. Вы знаете, чмъ это кончилось.
Онъ взглянулъ на Ванъ Биббера, но тотъ стоялъ по прежнему, смотря въ окно.
— А посл развода,— она могла теперь жить, гд угодно, съ кмъ и какъ угодно, не покрывая позоромъ имя горячо любившаго ее мужа,— я поклялся, что не увижу никогда ни ее, ни ея ребенка. И я не видалъ ее ни разу, даже когда она умерла. Я любилъ эту женщину, а она опозорила меня и разбила мое сердце… Я начиналъ уже привязываться къ ея ребенку и не хотлъ, чтобы и онъ обманулъ меня такъ же, какъ и его мать. Не только такой юноша, какъ вы,— рдкій мужчина пойметъ, сколько пришлось мн вынести и перестрадать. Это можетъ понять только тотъ, кто прошелъ черезъ такія же муки и принужденъ былъ посл этого жить. Неужели же вы думаете, что я соглашусь еще разъ пережить все это? Нтъ, я не хочу заботиться объ этой двочк, не хочу любить ее, не хочу слдить, какъ будутъ развиваться въ ней животная натура и тщеславіе ея матери, и ждать, когда она докажетъ мн, какъ сильна наслдственность и какой я дуракъ — жалкій, любящій дуракъ! Я не въ состояніи буду доврить ей. Съ тхъ поръ я не могъ положиться ни на одну женщину, ни на одного ребенка, тмъ боле не доврюсь я ея ребенку. Эта двочка умерла для меня, умерла также, какъ если бы была похоронена вмст съ своею матерью. Мн нтъ никакого дла ни до нея, ни до той жизни, которую она ведетъ. Я знаю, чмъ это кончится. Она только начала немного раньше, чмъ я думалъ, вотъ и все.
Онъ остановился и, отвернувшись отъ Ванъ Биббера, облокотился на каминъ и закрылъ лицо руками.— Я способенъ привязываться слишкомъ сильно, — сказалъ онъ, — и потому долженъ держаться въ сторон. Я принимаю все черезчуръ близко къ сердцу. Есть люди, которые переживаютъ всевозможныя испытанія и забываютъ, и могутъ смяться. Я не могу.— Онъ подошелъ къ креслу и бросился на него.— Да, я любилъ мать этого ребенка до ея смерти.— воскликнулъ онъ.— Я любилъ ее посл того, какъ она умерла, и — Боже, помоги мн!— я люблю ее и до сихъ поръ!
Онъ опустилъ голову и снова закрылъ лицо руками. Ванъ Бибберъ все еще стоялъ, смотря на огни, прорзывающіе ночную темноту. Его, повидимому, нисколько не тронулъ горячій взрывъ чувства, прорвавшійся, не смотря на сдержанность этого уже немолодого человка. На минуту наступило глубокое молчаніе. На этотъ разъ его прервалъ Ванъ Бибберъ.
— Внезапное побужденіе заставило меня придти къ вамъ, какъ вы совершенно врно замтили.— началъ онъ.— Но я очень радъ, что видлся съ вами. По крайней мр, я получилъ отъ васъ вполн опредленный отвтъ и знаю теперь, какъ вы относитесь къ этой двочк. Въ то время, какъ вы говорили, — тихо продолжалъ онъ, — я думалъ… нтъ, еще раньше, когда я смотрлъ, какъ она танцовала около рампы, и не зналъ, кто она, я ршилъ отказаться отъ одной или двухъ изъ своихъ лошадей и позаботиться объ этой двочк. Забота о ребенк важне заботы о лошади. Кром того,— прибавилъ онъ, красня и смущенно улыбаясь,— говорятъ, что тому, кто спасетъ человческую душу, прощается много грховъ. Можетъ быть, и мн хочется избавиться отъ нкоторыхъ изъ своихъ. Я уже все обдумалъ и ршилъ увезти ее подальше отсюда и помстить въ семью моихъ фермеровъ — очень хорошую семью, гд вс будутъ добры къ ней. Они не будутъ знать ничего объ ея прежней жизни, а сама она еще такъ мала, что скоро забудетъ все, выростетъ вмст съ ихъ дтьми и сдлается такою же, какъ они. А когда она станетъ постарше, я отдамъ ее въ школу… впрочемъ, теперь еще слишкомъ рано загадывать объ этомъ. Да, я сдлаю это,— продолжалъ онъ, какъ бы говоря самъ съ собою.— Отъ этой бывшей актрисы, хозяйки пансіона, легко будетъ откупиться деньгами, а Лестеръ не станетъ удерживать двочку, если я попрошу его. Да, такъ оно и будетъ. Можетъ быть, вы правы, что тутъ есть нкоторый рискъ, но я все-таки рискну.
Онъ вышелъ изъ комнаты и тотчасъ же вернулся, держа на рукахъ спящую Мади.
— Вотъ она!— сказалъ онъ, нжно смотря на нее. Онъ не глядлъ на отца, не замчалъ его и смотрлъ только на двочку, лежащую у него на рукахъ.— Вотъ она,— повторилъ онъ.— Вотъ вашъ ребенокъ.— Онъ проговорилъ это такъ спокойно, такимъ довольнымъ тономъ, какъ будто Мади уже принадлежала ему. Онъ какъ бы совершенно устранялъ отца и предоставлялъ ему быть простымъ, безучастнымъ зрителемъ.
— Ее нужно будетъ немножко откормить, — весело продолжалъ Ванъ Бибберъ.— Какъ видно, ее не особенно хорошо содержали. Посмотрите, какъ она худа и истомлена!— Онъ осторожно приподнялъ голую ручку двочки и обхватилъ ее большимъ и указательнымъ пальцемъ.— Да, она очень худа,— сказалъ онъ.— Если бы лицо ея не было нарумянено, вы увидали бы, какъ ввалились у нея глаза. Вотъ сюда, въ это розовое пятнышко на ея щек, поцловала ее сегодня Мэри Ванъ, а это слды отъ поцлуевъ Альмы Смантлей и этой хористки, Ли. Вы, можетъ быть, слыхали объ нихъ? Никогда уже больше не будутъ он цловать ее. Изъ нея выйдетъ милая, отличная, прелестная двушка — вдь такъ?— прибавилъ онъ, смотря на Мади, и приподнялъ ее повыше на свое плечо, такъ что ея личико дотронулось до его пщки.— Нтъ, въ ней нтъ ни малйшаго сходства съ ея матерью. У нея такіе же каштановые волосы, какъ у отца, такой же прямой носъ и тонко очерченные губы и подбородокъ. Да, она очень похожа на отца. Какъ жаль, что она выростетъ, совсмъ не зная его, что у нея не останется даже воспоминаній объ немъ, когда онъ умретъ. Она никогда не увидитъ его, никогда не будетъ говорить съ нимъ. Они, можетъ быть, случайно встртятся когда нибудь на улиц и, не узнавъ другъ друга, разойдутся, какъ чужіе. Всю свою нжность, всю свою любовь отдастъ она тмъ простымъ, добрымъ людямъ, которые заботились объ ней въ то время, какъ она была маленькой двочкой.
Мади пошевелилась, вздрогнула и проснулась. М-ръ Карюсерсъ и Ванъ Бибберъ слдили за ней молча, затаивъ дыханіе. Она приподняла голову, обвела глазами незнакомую комнату, остановила ихъ на минуту на лиц отца и тотчасъ же отвернулась. Потомъ, взглянувъ на Ванъ Биббера, она узнала его и, облегченно вздохнувъ и крпко обнявъ его шею рукою, доврчиво положила головку къ нему на плечо.
Крикъ ревности и боли вырвался изъ груди отца, и онъ вскочилъ съ мста.
— Отдайте ее мн!— задыхаясь, проговорилъ онъ, выхватывая Мади изъ рукъ Ванъ Биббера.— Она моя!
Ванъ Бибберъ торопливо вышелъ изъ комнаты, осторожно притворивъ за собою дверь, и побжалъ по лстниц, перепрыгивая черезъ три ступеньки.
А черезъ часъ, когда англичанинъ-лакей вошелъ въ комнату, онъ увидалъ, что м-ръ Карюсерсъ еще не ложился. Онъ сидлъ въ темнот около окна и смотрлъ на спящій городъ, держа на рукахъ ребенка.
— Постелите мн здсь, на диван, Джемсъ, — сказалъ онъ.— Моя дочь, миссъ Карюсерсъ, будетъ спать сегодня въ моей комнат.