Была ясная месячная ночь. Внизу слабо мерцали среди глубокой долины огоньки селения Лаутербруннен, в бинокль можно было различить сверкающие под луной серебристые кружева грациозного водопада Штауббаха.
Из chalet сторожа доносилась песенка с обычными швейцарскими ‘йодлями’ — своеобразными, невозможными для непривычного горла щелкающими трелями.
— Uuf’m bluuen Zrcher See
Schne Meytschi hbig’seh!
(На голубом цюрихском озере / Чудную девушку я увидел (нем., диал.).)
Я тоже был ‘на голубом цюрихском озере’, но не видел там ни одной красивой девушки. Тем не менее песенка понравилась мне, и я позвал:
— Аннели!
Певица — молодая дочь сторожа — вышла ко мне, и мы стали вместе смотреть на сверкавшую Юнгфрау.
Я спросил:
— Правда ли, что на ее вершинах еще не была нога человека?
— Правда, — ответила Аннели. — Только теперь на Юнгфрау строят железную дорогу, и это в первый раз нарушит ее чистоту. А до сих пор — никто и никогда. Впрочем… рассказать вам одно предание? Вы, иностранцы, любите наши сказки. Я, конечно, приготовился слушать. Предварительно, снисходя к моему невежеству, Аннели спросила:
— Вы знаете, что такое Edelweiss?
Я знал, что это — название белого цветка, встречающегося только на огромных альпийских вершинах. Англичане нередко свертывают себе шеи из желания добыть эдельвейс не в лавке, а, так сказать, au naturel.
* * *
— Давным-давно, — начала Аннели, — в Туне жил смелый охотник. Он часто слышал в народе сказку о том, что существует в Альпах чудесный волшебный эдельвейс, который принесет счастье не только тому, кто сорвет его, но и всей родине этого смельчака. Беда только в том, что чудесный цветок рос на самой вершине Юнгфрау.
Смелый охотник страстно мечтал о том, как бы добыть этот цветок, создать вечное счастье своему кантону и покрыть свое имя громкой славой.
И вот однажды, никому не сказавшись, он взял свой арбалет и отправился в дорогу. Подъем с первого шага оказался страшно трудным, но охотник повторял себе:
— Не отступай! За все мучения тебя наградит святой лепесток эдельвейса!
Ион полз всю ночь напролет, без устали и отдыха. Когда же наступило утро, и он с утесов морены взглянул вниз, он не различил там ни шале, ни речек — ничего. Тогда он перевел взоры на вершину и горько заплакал: подножие горы было далеко, но вершина была еще дальше!
Но охотник был смел и ловок, как альпийская серна. Он снова пополз, пробираясь выше и выше.
Прошел день, наступил закат, отбросивший яркое пламя на далекую вершину Юнгфрау, и измученный охотник внезапно увидел перед собой отверстие черной огромной пещеры. Он направился туда.
Вдруг что-то громко зарычало, и перед охотником появился огромный темно-бурый медведь. В то время медведи уже вывелись в бернском Оберланде, где когда-то их было так много, встретить медведя приходилось очень редко. Поэтому охотник был поражен, кроме того, он так утомился, что вряд ли мог бы бороться с сильным зверем. Но его удивление и ужас еще возросли, когда медведь заревел на его родном языке:
— Назад, несчастный! Прочь из нашей обители!
Тогда охотник низко поклонился и сказал:
— Я ищу чудесный эдельвейс, растущий на вершине Юнгфрау. Я полз и цеплялся за утесы, я царапал лицо об острые льдины— впусти же меня на отдых, господин, в твои королевские палаты!
Медведь с удивлением посмотрел на него, потом на вершину, подумал и вдруг рявкнул:
— Садись!
Он подставил охотнику спину и помчался с ним, как буря, в глубину пещеры. Вдруг он остановился, и охотник, несмотря на всю свою храбрость, обмер от ужаса, увидев огромное сборище медведей разного возраста. В громадной зале, где они толпились, было светло, хотя нигде не видно было ни огня, ни щели наружу.
Медведь стряхнул седока, поднялся на задние лапы и обратился ко всему сборищу:
— Братья! — сказал он.— Когда-то вся эта страна принадлежала нам. Мы жили здесь беззаботно и счастливо, в память нашего владычества этот кантон еще и теперь называется Берном* и в гербе его изображается медведь. Но теперь мы разбиты и побеждены людьми. Они явились в эту страну позже нас, но, тем не менее, стали вытеснять нас и безжалостно убивать. Тех, которых они оставили в живых, они бросили в клетки, чтобы тешить на них свое любопытное зрение. Правду ли я говорю, братья?
— Правду! — загремело сборище.
— Они убивают, — продолжал медведь, глядя прямо на охотника, — не так, как мы убиваем нашу добычу. Мы убиваем из голода, они же убивают еще и для того, чтобы украшать свои комнаты пушистыми коврами, из убийства они сделали развлечение и назвали его охотой. Правду ли я говорю?
— Правду!
— И теперь, — снова заговорил медведь, — на всем пространстве бернского Оберланда не осталось почти ни одного медведя. Только мы удалились на недоступную Юнгфрау и поселились тут, вдали от людей. Но теперь один из них проник и сюда. Братья, я не убил его. Он сказал мне, что ищет тот самый эдельвейс, который растет на вершине нашей Юнгфрау. Этот цветок принесет счастье тому, кто сорвет его, и родине этого героя. Все это — правда, и новая родина, смелый охотник, будет действительно счастлива, если ты добудешь этот цветок, но знай, что твое счастье, о котором говорит поверье, это — вечный покой. Тому, кто сорвет эдельвейс с вершины Юнгфрау и осчастливит навеки свою родину, не назначено вернуться живым.
Медведь замолчал, а охотник стоял в глубоком отчаянии.
Тогда медведь снова заговорил:
— Слушай же, охотник. Мы пошлем одного из нас, он сорвет драгоценный цветок и лишится ради него жизни. Ты возьмешь этот эдельвейс. Но в награду за это обещай нам, когда ты вернешься, уговорить людей, чтобы, по крайней мере, в этом последнем убежище люди не преследовали нас и дали нам спокойно оставаться здесь до тех пор, пока не наступят лучшие времена. Хочешь?
Охотник бросил свой арбалет наземь, поднял руку вверх и сказал:
— Клянусь.
На рассвете один из медведей ушел из пещеры. Весь день охотник ждал его возвращения, глядя на высокую вершину Юнгфрау. А поздно вечером раздался грохот, по склону горы промчалась лавина, и на площадку у входа в пещеру скатился безжизненный медведь. У него в лапе был пышный, белый, бархатистый эдельвейс.
Медведи зарыли своего товарища в белом снегу. Он получил счастье — вечный покой.
Наутро охотник должен был покинуть медведей и вернуться в долину.
Наступила ночь. Медведи спали, но охотник сидел у входа и думал. Эдельвейс был у него, но условие медведей казалось ему невозможным. Отказаться от охоты, когда в ней столько радостей, и именно теперь, когда он открыл местопребывание медведей? Это казалось ему ужасным. В нем сразу проснулась натура стрелка.
Он начал жадно вглядываться в спавших зверей. Ему пришло в голову, что и теперь можно было бы славно поохотиться. Эта мысль овладела им и отуманила его голову…
Он пробрался к месту, где накануне бросил свой арбалет, поднял его и всадил стрелу глубоко в сердце одного из медведей. Тот успел только зареветь.
Все медведи разом вскочили. Поднялся рев и грохот, и, увидев труп, звери яростно кинулись на охотника.
Тогда послышался голос того медведя, который встретил охотника накануне.
— Это бесполезно. Не убивайте его. Вы видите, братья, что люди неисправимы. И они сильнее нас. Уступим же им место! Рев еще усилился, и вся масса зверей с воем бросилась к выходу пещеры и ринулась с площадки вниз. Их падение разбудило лавину, и лавина навеки похоронила их под снегами Юнгфрау.
Охотник вернулся в Оберланд. Я не знаю, был ли он счастлив, и не знаю, где тот эдельвейс, но бернский кантон стал могущественнейшим во всем швейцарском союзе.
* * *
После небольшой паузы Аннели спросила:
— Seyd ihr scho a Mal in Bern g’sy? (Вы уже бывали в Берне? (нем., диал.) )
Я ответил:
— Да, я бывал уже в Берне.
Она сказала:
— За старым мостом в Берне есть яма, где бродят на потеху народу несколько медведей. Вы видели? Мой отец посмотрел на них и сказал, что люди нехорошо отплатили старым владыкам нашего кантона за эдельвейс.
Примечания
Первая публикация: Газета ‘Одесский листок’, 11.10.1898.
Источник текста: Жаботинский (Зеэв) Владимир, Сочинения в девяти томах, том II, Минск, 2008, стр.66.