Джудъ неудачникъ.
Романъ Томаса Гарди *).
Джудъ неудачникъ.
Романъ Томаса Гарди *).
Переводъ И. Майнова.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
Меригринъ.
Меригринъ.
|
|
|
I.
II.
III.
IV.
V.
VI.
Джуд неудачник, Гарди Томас, Год: 1896
Время на прочтение: 222 минут(ы)
*) Томасъ Гарди (Thomas Hardy), одинъ изъ наиболе извстныхъ и талантливыхъ романистовъ современной Англіи. Предлагаемый въ перевод романъ его ‘Jude the Obscure’, появившійся въ 1896 г., вызвалъ большой шумъ въ англійской печати.
Школьный учитель оставлялъ село, и вс обитатели его казались грустными. Мельникъ изъ Крескома далъ ему небольшую крытую повозку съ лошадью для перевозки пожитокъ въ городъ къ мсту его назначенія, миль за двадцать отсюда. Эта колесница оказалась совершенно достаточно вмстительною для имущества узжавшаго педагога. Дло въ томъ, что часть домашней обстановки учителя была доставлена администраторами и составляла принадлежность школы, а единственный громоздкой предметъ, принадлежавшій учителю, въ дополненіе къ чемодану съ книгами, заключался въ деревенскомъ фортепіано, купленномъ имъ на одномъ аукціон въ тотъ годъ, когда онъ мечталъ объ изученіи инструментальной музыки. Потомъ этотъ пылъ прошолъ,— оказалось, что учителю не суждено отыскать и развить въ себ музыкальный даръ, и купленный инструментъ сдлался для него вчнымъ мученіемъ при перекочевкахъ съ одного мста на другое.
Директоръ школы отлучился на этотъ день, такъ-какъ не долюбливалъ никакихъ перемнъ, и не намревался возвратиться до вечера, когда прідетъ и водворится новый учитель и все опять пойдетъ какъ по маслу.
Кузнецъ, мстный староста и самъ учитель стояли въ недоумвающихъ позахъ въ гостинной передъ инструментомъ. Учитель замтилъ, что если онъ даже и взвалитъ его на телжку, то все-же не будетъ знать, что съ нимъ длать по прізд въ Кристминстеръ, городъ, куда онъ перезжаетъ, гд на первое время ему придется помститься во временномъ жилищ.
Какой-то мальчикъ, лтъ одиннадцати, задумчиво помогавшій въ укладк вещей, подошелъ къ этимъ людямъ, и, когда они почесывали въ затылкахъ, онъ смло проговорилъ, красня отъ звука собственнаго голоса: ‘У тетки моей есть большой угольный сарай, куда пожалуй можно-бы поставить фортепіано, пока вы найдете ему у себя настоящее мсто, сэръ’.
— Врно сказано,— одобрилъ кузнецъ.
Ршено было отправить депутацію къ тетк мальчика, мстной старой дв, спросить ее, помститъ-ли она у себя фортепіано, пока м-ръ Филлотсонъ пришлетъ за нимъ. Кузнецъ и староста пошли посмотрть, насколько пригодно указанное помщеніе для рояля, а мальчикъ и учитель остались вдвоемъ.
— Жалешь, что я узжаю, Джудъ?— спросилъ учитель ласково.
Слезы выступили на глазахъ мальчика, не смотря на то, что онъ не былъ изъ постоянныхъ дневныхъ учениковъ, стоявшихъ гораздо ближе къ жизни учителя, и посщалъ вечерніе классы только въ послднее время. Обыкновенные ученики, сказать правду, гъ настоящій моментъ оставались въ сторон (подобно извстнымъ историческимъ ученикамъ), не чувствуя желанія оказать какую-либо энергичную добровольную помощь своему учителю.
Мальчикъ неловко раскрылъ книгу, которую держалъ въ рук, подаренную ему при разлук на память м-мъ Филлотсономъ, и признался, что жалетъ его.
— И я тебя тоже,— сказалъ м-ръ Филлотсонъ.
— Зачмъ вы узжаете, сэръ?— спросилъ мальчикъ.
— Ахъ, это длинная исторія. Ты не поймешь моихъ побужденій, Джудъ. Поймешь, пожалуй, когда будешь старше.
— Я думалъ, что вы сейчасъ объясните, сэръ.
— Ну, хорошо, только не болтай объ этомъ никому. Знаешь-ли ты, что такое университетъ и университетскій дипломъ? Это необходимый ярлыкъ для человка, желающаго достигнуть чего-нибудь въ дл преподаванія. Мой планъ или мечта — это сдлаться кандидатомъ богословія и затмъ посвятиться въ духовный санъ. Отправляясь на житье въ Кристминстеръ или его окрестности, я буду, такъ сказать, въ главной квартир, и если вообще мой планъ осуществимъ, то полагаю, что нахожденіе въ этомъ пункт дастъ мн больше шансовъ для его осуществленія, нежели гд-либо въ другомъ мст.
Между тмъ кузнецъ и его спутникъ возвратились. Сарай старой миссъ Фолэ оказался сухимъ и весьма удобнымъ, и она охотно согласилась дать въ немъ помщеніе для рояля. Поэтому онъ былъ оставленъ въ школ до вечера, когда можно найти боле свободныхъ рукъ для его переноски. Узжавшій учитель бросилъ послдній взглядъ кругомъ.
Мальчикъ Джудъ помогалъ въ укладк кое-какихъ мелкихъ вещей. Въ девять часовъ м-ръ Филлотсонъ услся рядомъ съ своимъ чемоданомъ и другими пожитками, и распростился съ провожавшими друзьями.
— Я не забуду тебя, Джудъ,— сказалъ онъ, улыбаясь, когда повозка тронулась.— Помни-же, будь хорошимъ мальчикомъ, добрымъ къ животнымъ и птицамъ, и читай все, что можешь. А если когда попадешь въ Кристминстеръ, то не забудь разыскать меня, по старому знакомству.
Повозка заскрипла по лужайк и исчезла за угломъ дома ректора. Мальчикъ возвратился къ колодцу у края лужайки, гд онъ оставилъ свои ведра, когда пошелъ помогать въ сборахъ своему патрону и учителю. Губы его нервно дрожали, и открывъ накрышку колодца, чтобы приступить къ спусканію бадьи, онъ задумался, уставившись головой и руками въ блокъ, причемъ лицо его выражало серьезность впечатлительнаго ребенка, которому рано пришлось почувствовать первые уколы жизни. Колодезь, въ который онъ смотрлъ, былъ такъ-же старъ, какъ самая деревня, и при теперешномъ положеніи Джуда казался глубокой цилиндрической перпективой, кончающейся блестящимъ дискомъ дрожащей воды на глубин сотни футовъ. Ближе въ верху сруба зеленла полоска моха и еще какой-то поросли. Тутъ мальчикъ нсколько разчувствовался. Вспомнилось ему, сколько разъ, вотъ такимъ-же утромъ, учитель накачивалъ воду изъ этого колодца. Больше онъ ужъ никогда не будетъ этого длать. ‘Я видлъ однажды, какъ онъ смотрлъ въ глубь колодца, утомленный вытягиваніемъ ведра,— вотъ какъ и я теперь усталъ,— и какъ онъ отдыхалъ минутку передъ тмъ, какъ нести ведра домой! Но онъ былъ слишкомъ уменъ, чтобы жить здсь дольше, въ такой сонной жалкой деревушк!’
Слезы скатились съ его глазъ въ глубину колодца. Утро было довольно туманное и дыханіе мальчика клубилось еще боле густымъ туманомъ въ тихомъ и тяжеломъ воздух. Неожиданный крикъ вывелъ его изъ раздумья.
— Неси что-ли воду-то, лнтяй!
Этимъ восклицаніемъ разразилась какая-то старушка, высунувшаяся изъ двери близьлежащаго, крытаго тростникомъ, коттеджа. Мальчикъ живо кивнулъ головой въ отвтъ, вытянулъ бадью съ большимъ усиліемъ, такъ-какъ былъ хилаго сложенія, наполнилъ пару своихъ боле легкихъ ведеръ, и, остановившись, чтобы перевести духъ, пошелъ съ ними по вязкой лужайк почти въ самую середину небольшого селенія или, скоре, деревушки.
Деревушка была стародавняя и маленькая и лпилась на взгорь, примыкающемъ къ дюнамъ свернаго Вессекса. Впрочемъ, какъ ни была она стара, блочный колодезь былъ вроятно единственной сохранившейся въ прежнемъ вид реликвіей мстной исторіи. Много жилыхъ домовъ съ тростниковыми крышами и слуховыми окнами были снесены въ послдніе годы и много деревьевъ порублено на лужайк. Но прискорбне всего, что оригинальная церковь, съ горбатой крышей, съ красивыми архитектурными изломами и деревянными башенками, была такъ-же разрушена, и кирпичъ ея или разбитъ на кучи щебня для трамбовки улицы, или пошелъ на стны свиныхъ закутъ, садовыя скамейки, устройство оградъ и на бордюры цвточныхъ рабатокъ у сосдей. Взамнъ этой церкви появилось высокое новое зданіе германо-готической архитектуры, чуждой англійскому вкусу, воздвигнутое на новомъ мст какимъ-то разрушителемъ исторической старины, примчавшимся изъ Лондона и въ тотъ-же день ухавшимъ обратно. Мсто, гд такъ долго стоялъ старинный храмъ въ честь христіанскихъ святыхъ, не былъ даже чмъ-нибудь отмченъ на зеленой и ровной лужайк, съ незапамятныхъ временъ бывшей церковнымъ дворомъ, и только обвалившіяся могилы были увковчены грошовыми чугунными крестами, разршенными въ послднія пять лтъ.
Какъ ни тщедушенъ былъ на видъ Джудъ Фолэ, онъ несъ домой два полныя ведра не отдыхая. Надъ дверью коттеджа имлась прямоугольная синяя дощечка, на которой желтыми буквами было написано: ‘Булочница Друсилля Фолэ’. За маленькимъ оконцемъ съ мелкимъ переплетомъ, единственнымъ остаткомъ уцлвшей старины, виднлись пять бутылокъ съ сиропомъ да три лепешки въ плетеной корзинк.
Сливая ведра у задняго крыльца домика, Джудъ могъ слышать оживленный разговоръ, происходившій въ комнат между его теткой, означенной на дощечк Друсиллой, и зашедшими къ ней сосдками. Он видли, какъ узжалъ учитель, и теперь обсуждали подробности этого событія и пускались въ предсказанія относительно его дальнйшей судьбы.
— А это кто?— спросила одна изъ собесдницъ, повидимому не здшняя, когда вошелъ мальчикъ.
— Э, охота вамъ спрашивать, мистрисъ Вильямсъ. Это мой племянникъ, пришедшій ко мн уже посл того, какъ вы у меня были здсь въ прошлый разъ.
Отвчавшая на вопросы обитательница этого жилища была худощавая старушка, говорившая высокимъ слогомъ о самыхъ обыкновенныхъ вещахъ и обращавшаяся поочередно къ каждой изъ собесдницъ.
— Онъ пришелъ съ годъ тому назадъ изъ Мельстока, въ южномъ Вессекс,— плохое мсто для мальчишки, Билинда! (Она повернулась вправо). Отецъ его который тамъ жилъ, былъ сраженъ ударомъ и умеръ въ два дня, какъ вы знаете, Каролина (Она обратилась влво). Было бы истинное счастье, еслибъ Господь милосердый прибралъ и тебя за твоими родителями, несчастный безполезный мальчишка! Но я взяла его къ себ, чтобы присмотрться, на что онъ годенъ, и должна была предоставить ему какой-нибудь, хоть пустяшный, заработокъ. Вотъ теперь онъ пугаетъ птицъ на огород фермера Траутхэма. Это спасаетъ мальчишку отъ праздности. Чего ты отворачиваешься. Джудъ?— продолжала она, обращаясь къ племяннику, замтивъ, что тотъ, въ смущеніи отъ ехидныхъ взглядовъ постительницъ, отошелъ въ сторону.
Одна изъ собесдницъ, мстная прачка, замтила, что вполн одобряетъ ршеніе миссъ или мистрисъ Фолэ (какъ он безразлично называли ее) держать его при себ:— Чего же ему лучше, какъ жить въ вашемъ уединенномъ обществ, носить воду, закрывать ставни вечеромъ, да мало-мальски помогать въ булочномъ дл.
Миссъ Фолэ сомнвалась въ этомъ.
— Почему ты не просилъ учителя взять тебя съ собою въ Кристминстеръ и помстить въ школу?— продолжала она съ шутливой серьезностью.— Я уврена, что онъ ничего лучшаго не могъ-бы сдлать. Мальчикъ помшанъ на книгахъ,— вотъ онъ у меня какой! Въ этомъ онъ въ нашъ родъ пошелъ. Его двоюродная сестра Сусанна тоже такая, какъ я слышала. Но я столько лтъ ужь не видала двочку, хотя она родилась въ этомъ самомъ домик,— въ этихъ четырехъ стнахъ. Вотъ какъ дло было. Моя племянница и мужъ ея посл свадьбы долго не имли своего дома, а какъ только обзавелись домикомъ… нтъ, ужъ объ этомъ лучше не распространяться. Смотри, Джудъ, никогда не женись, мой голубчикъ. Не для Фолэ писана такая судьба. Эта племянница, единственная изъ всхъ, была мн какъ родная дочь, Билинда, пока надъ ней не разразилась бда. Ахъ, кабы бдняжка знала что будетъ!
Джудъ, видя, что общее вниманіе опять сосредоточилось на немъ, вышелъ изъ пекарни, гд сълъ сладкій пирогъ, приготовленный ему на завтракъ. Теперь насталъ конецъ его отдыха и онъ, выйдя изъ сада черезъ плетень, пошелъ тропинкой въ сверномъ направленіи, пока не спустился въ обширную и уединенную низину съ засяннымъ полемъ. Это обширное поле было поприщемъ его трудовъ на пользу фермера, м-ра Траутхэма, и мальчикъ остановился въ центр поля.
Срая поверхность посва тянулась кругомъ въ горизонту, гд постепенно терялась въ туман, скрывавшемъ его дйствительные размры и обособлявшемъ отъ всего окружающаго. Единственными примтами на этой однообразной площади были сложенный въ прошлогоднюю уборку скирдъ, стоявшій среди пашни, грачи, поднявшіеся съ приходомъ Джуда и тропинка, по которой онъ спустился въ низину. Богъ всть кому теперь была нужна эта тропинка, хотя когда-то по ней ходили многіе изъ его умершихъ родныхъ.
— Какъ здсь нехорошо! невольно вырвалось у него.
Свжія борозды тянулись подобно дорожкамъ рубчатаго бархата въ безконечную даль, скрадывая перспективу поля и стирая съ него мимолетное прошлое послднихъ лтъ. А между тмъ въ каждомъ комочк земли, въ каждомъ камн хранилось много воспоминаній и отголосковъ псенъ минувшихъ дней жатвы, веселыхъ рчей и тяжелыхъ работъ. Каждый вершокъ земли былъ ареной, гд временами разыгрывались энергія, веселье, игры, споры, въ перемежку съ утомительной работой. Группы собирательницъ колосьевъ кишли на солнц по всему полю. Любовные союзы, давшіе населеніе сосдней деревушк, заключались здсь между порою созрванія и уборки хлба. Подъ изгородью, отдлявшей поле отъ далекой плантаціи, двушки отдавались своимъ обожателямъ, которые не захотятъ и оглянуться на нихъ въ слдующую жатву. На этомъ же старомъ пол не одинъ парень длалъ предложеніе двушк, при голос которой онъ дрожалъ въ слдующій посвъ, уже закрпивъ съ нею свой союзъ въ сосдней церкви. Но ни Джудъ, ни окружавшіе его грачи, не обращали вниманія на эту поэзію, ибо для нихъ это было просто уединенное мсто. Мальчика оно интересовало какъ поле его трудовой дятельности, а птицъ, какъ источникъ зернового корма, который надо клевать.
Мальчикъ стоялъ подл скирда, то и дло погромыхивая своей трещеткой. Каждый разъ при этомъ грачи подымались съ пашни, но вскор опять спускались и, недоврчиво поглядывая на мальчика, принимались клевать на боле почтительномъ разстояніи.
Джудъ кружилъ трещетку до того, что рука его онмла. Наконецъ его сердце смягчилось и уступило упрямству голодныхъ птицъ. Грачи, подобно ему самому, жили въ свт, который не нуждался въ нихъ. Зачмъ будетъ онъ отгонять ихъ отъ корма? Мальчикъ все больше и больше видлъ въ нихъ своихъ друзей и воспитанниковъ,— единственныхъ друзей, на которыхъ онъ могъ положиться, такъ какъ грачи были хоть сколько-нибудь заинтересованы въ немъ, между тмъ какъ тетка часто говорила ему, что ей до него нтъ дла. Онъ пересталъ трещать, и птицы снова услись клевать.
— Бдныя, милыя птицы!— проговорилъ вслухъ Джудъ.— Должны же вы имть себ какую-нибудь пищу. Добра тутъ довольно — на всхъ хватитъ, и вамъ, и хозяину. Фермеръ Траутхэмъ въ состояніи прокормить васъ. Кушайте же, мои милые грачики, наклюйтесь себ на славу!
Грачи услись и принялись за свое дло, а Джудъ любовался ихъ завиднымъ аппетитомъ. Сознаніе общей беззащитной доли невольно пробуждало въ одинокомъ мальчик состраданіе къ этимъ гонимымъ птицамъ.
Съ этими мыслями онъ слъ на корточки, отбросивъ въ сторону трещетку, какъ орудіе коварное, равно обидное и для птицъ, и для него самого, ихъ покровителя. Вдругъ онъ почувствовалъ сильный ударъ по спин, сопровождавшійся знакомымъ звукомъ, напомнившимъ его испуганному воображенію противную трещетку. Птицы и Джудъ всполошились одновременно, и изумленнымъ глазамъ мальчика представилась важная фигура самого Траутхэма. Красное лицо его злобно уставилось на жертву, скорчившуюся отъ страха и боли, а рука размахивала подхваченной трещеткой.
— Такъ ты вотъ какъ, дрянной мальчишка! Кушайте — говоритъ, милыя птички, а? Ешь какой добрякъ нашелся — кушайте! Я вотъ спущу теб штаны да и посмотрю, какъ ты тогда у меня запоешь!— Кушайте, милыя птички! Да еще ты смлъ болтаться у учителя, вмсто того, чтобъ явиться сюда къ своему длу, а? Это такъ-то ты зарабатываешь свои шесть пенсовъ въ день за пуганіе грачей съ моего поля!
Въ то время какъ въ ушахъ Джуда раздавалась эта крикливая ругань, Траутхэмъ схватилъ его за руку и гоняя кругомъ себя, снова сталъ бить по спин его же трещеткой, такъ что эхо отдавалось въ пол отъ ударовъ, сыпавшихся на бднягу при каждомъ оборот.
— Ой, ой, ой, не бейте, сэръ, ради Бога, не бейте!— вопилъ кружившійся мальчикъ, передъ глазами котораго поочередно мелькали холмъ, скирдъ, плантація, тропинка, грачи.— Я… сэръ… я вдь думалъ, что ничего… что тутъ много, и грачи могли маленько поклевать — и вамъ не будетъ убытка, сэръ — да и м-ръ Филлотсонъ училъ, чтобы я былъ жалостливъ къ животнымъ… Ой, ой, ой!
Это простодушнее объясненіе только пуще взбсило фермера, и онъ продолжалъ истязаніе съ удвоеннымъ ожесточеніемъ.
Наконецъ, Траутхэнъ утомился, бросилъ дрожащаго мальчика, вынулъ изъ кармана шестипенсовую монету въ уплату за его дневную работу, приказавъ ему убираться домой и никогда не попадаться ему на глаза на этомъ пол.
Джудъ отшатнулся и пошелъ по дорог, заливаясь слезами,— не столько отъ боли, хотя и она давала себя чувствовать, сколько отъ горькаго сознанія, что онъ окончательно осрамилъ себя, не проживъ и года въ этомъ приход и что теперь онъ на всю жизнь долженъ быть бременемъ для своей престарлой тетки.
Съ такими мрачными думами Джуду не хотлось показываться на деревн, и онъ пошелъ домой по обходной тропинк черезъ пастбище. Здсь, на сырой поверхности земли, онъ увидалъ, какъ это всегда бываетъ посл дождя, множество свернувшихся земляныхъ червей. Трудно было пройти, чтобы не подавить ихъ.
Но не смотря на только что испытанную обиду, Джудъ не въ состояніи былъ причинить зла никакой живой твари. Онъ не могъ принести домой гнзда съ молодыми птенчиками безъ того, чтобы не мучиться за нихъ потомъ всю ночь, и кончалъ тмъ, что утромъ относилъ ихъ вмст съ гнздомъ на прежнее мсто. Въ дтств онъ не любилъ смотрть, какъ рубятъ или подчищаютъ деревья, воображая, что это причиняетъ имъ боль,— особенно весною, когда сокъ уже пошелъ вверхъ и потомъ обильно стекаетъ въ подрзанномъ мст. Такая слабость характера,— какъ пожалуй можно назвать эту черту,— указывала, что Джудъ былъ изъ категоріи неудачниковъ, которымъ суждено много пострадать прежде, чмъ паденіе занавса на ихъ ненужную жизнь навсегда успокоить ихъ отъ всхъ невзгодъ и треволненій… И мальчикъ старательно пробирался на цыпочкахъ между червями, такъ чтобы не давить ихъ.
Когда онъ вернулся домой, тетка отпускала копечную булку маленькой двочк.
— Что это значитъ, что ты изволилъ вернуться среди дня?
— Меня прогнали.
— Что-о?
— М-ръ Траутхэмъ уволилъ меня за то, что я позволилъ грачамъ поклевать немного на его пол. Вотъ и заработокъ — послдній въ моей жизни!
И мальчикъ съ сердцемъ бросилъ на столъ шестипенсовую монету.
— Хорошъ!— воскликнула тетка, едва сдерживая свой гнвъ, и принялась отчитывать его. Вдь ей придется теперь всю весну держать его у себя на ше, безъ всякаго дла.— Ужъ если ты не можешь пугать съ поля птицъ, такъ что-же ты можешь-то? спасибо, нечего сказать! Да не смотри такимъ волкомъ… Такъ вотъ каковъ этотъ м-ръ Траутхэмъ,— ну, не ожидала. Впрочемъ, какъ справедливо говорилъ Іовъ многострадальный: ‘А нын смются надо мною младшіе меня лтами, т, которыхъ отцовъ я не согласился-бы помстить со псами стадъ моихъ’.— Какъ никакъ, а его отецъ былъ въ поденщикахъ у моего отца, и дура я, что позволила теб наняться къ этому нахалу, который годился бы только разв для того, чтобы вытащить тебя изъ грязи.
Вообще тетка сердилась на Джуда больше за то, что онъ оскорбилъ ее службою у такого презрннаго человка, нежели за неисправное исполненіе своей обязанности.
— Но это и я скажу: не слдовало теб позволять птицамъ клевать посвъ фермера Траутхэма. Въ этомъ ты, конечно, былъ не правъ. Эхъ, Джудъ, Джудъ,— продолжала она,— почему ты не похалъ съ этимъ твоимъ учителемъ въ Кристминстеръ или еще куда-нибудь? Нтъ, ужъ видно такимъ олухамъ нтъ счастья… Изъ твоей семьи никогда не выходило путнаго человка, и никогда не будетъ!
— А гд этотъ чудный городъ, тетушка, куда отправился м-ръ Филлотсонъ?— спросилъ мальчикъ посл нкотораго раздумья.
— Ахъ, Боже мой, да теб пора ужь знать, гд Кристминстеръ. Всего миль двадцать отсюда. Этотъ городъ слишкомъ хорошъ для тебя и теб тамъ совершенно нечего длать,— вотъ что я думаю, мой бдный мальчикъ.
— А м-ръ Филлотсонъ всегда тамъ будетъ?
— А я почемъ знаю!
— Могу-ли я сходить повидать его?
— Ахъ, Джудъ, если бы ты былъ поумне, ты не длалъ бы подобныхъ вопросовъ. Ни намъ не приходилось имть никакого дла съ жителями Кристминстера, ни жителямъ Кристминстера съ нами.
Джудъ вышелъ и, чувствуя боле чмъ когда-нибудь свое одинокое, никому ненужное существованіе, прилегъ на подстилку у свинаго хлва. Туманъ тмъ временемъ нсколько разсялся и сквозь него тускло просвчивало солнце. Онъ натянулъ на лицо соломенную шляпу и въ тяжеломъ раздумь смотрлъ чрезъ ея просвты въ туманную даль. Онъ понималъ, что возрастъ налагаетъ извстную отвтственность.
Но факты не согласовались съ его представленіями. Естественная логика вещей казалась ему слишкомъ несимпатичной, чтобы принимать ее во вниманіе. То обстоятельство, что состраданіе къ живымъ существамъ одного вида оказывалось жестокостью относительно другого, оскорбляло его чувство нравственной гармоніи. Когда человкъ приходитъ въ возрастъ и чувствуетъ себя въ центр природы, а не на какой, либо точк ея окружности, какъ онъ чувствовалъ это ребенкомъ, имъ овладваетъ какой-то безотчетный ужасъ, думалось Джуду. Все кругомъ казалось ему чмъ-то ослпительно яркимъ, веселымъ, шумнымъ, и весь этотъ шумъ и яркій блескъ обрушивался на его маленькую ячейку, называемою жизнію, потрясалъ и опалялъ ее.
Ахъ, еслибъ онъ только могъ остановить свои годы! Онъ не желалъ быть взрослымъ.
И вотъ, какъ дитя природы, мальчикъ скоро забылъ свое отчаяніе и вскочилъ на ноги.
Посл обда, онъ прошелъ на деревню. Здсь онъ спросилъ у одного обывателя, гд городъ Кристминстеръ.
— Кристминстеръ? А это должно вонъ въ той сторон, хоть я тамъ никогда не бывалъ. Въ этомъ город у меня никогда не было никакого дла.
Прохожій указалъ на сверо-востокъ, въ направленіи, гд находилось то самое поле, на которомъ такъ осрамился Джудъ. Хотя такое совпаденіе было не особенно пріятно, но оно только усилило его желаніе попасть въ этотъ городъ. Что за важность, что фермеръ запретилъ ему показываться на этомъ пол,— полевая тропинка была для всхъ. И вотъ, выбравшись незамтно изъ деревни, Джудъ спустился въ ту самую ложбину, которая была въ это утро свидтельницей его позора и, не сворачивая съ злополучной тропинки, долго карабкался утомительнымъ подъемомъ по другую сторону низины. Наконецъ онъ выбрался на большую дорогу у маленькой группы деревьевъ. Здсь пашня кончилась, и передъ нимъ развернулась незнакомая ему обширная равнина.
Ни души не было видно на большой дорог, ни по сторонамъ ея, и въ перспектив казалось, будто блая дорога все подымается и, постепенно съуживаясь, тонкою лентой уходитъ въ небо. На самомъ подъем она перескалась оригинальною старою римскою дорогою, проходившей чрезъ этотъ округъ. Древній путь шелъ далеко, развтвляясь къ востоку и западу, и въ прежнее время служилъ для прогона стадъ и табуновъ на ярмарки и базары. Но теперь дорога была брошена и заросла травою.
Въ эту сторону Джудъ никогда не заходилъ такъ далеко отъ своей укромной деревушки, куда онъ былъ приведенъ носильщикомъ со станціи желзной дороги, однимъ темнымъ вечеромъ, нсколько мсяцевъ тому назадъ. До настоящаго времени онъ и не подозрвалъ, что такая обширная равнина находилась такъ близко подъ рукою, у самой границы его нагорной страны. Предъ нимъ разстилалась вся сверная часть горизонта, на разстояніи сорока или пятидесяти миль, воздухъ былъ замтно боле синимъ и влажнымъ сравнительно съ тмъ, которымъ онъ дышалъ дома.
Недалеко отъ дороги стояла разрушенная непогодой старая рига изъ побурвшаго кирпича, крытая черепицей. Въ этомъ околодк она была извстна подъ именемъ браунъ-хауза. Джудъ уже хотлъ миновать ее, какъ замтилъ, что къ крыш приставлена лстница. Онъ ршилъ воспользоваться его, чтобы вглядться въ даль, для чего свернулъ съ дороги и пошелъ къ риг. На гребн крыши два работника смняли черепицы.
Поглазвъ сначала на работу, мальчикъ собрался съ духомъ и поднялся по лстниц къ кровельщикамъ.
— Теб что здсь нужно, пріятель?— спросилъ незнакомца одинъ изъ рабочихъ.
— Мн желательно-бы узнать, далеко-ли городъ Кристминстеръ. Коли знаете, скажите, пожалуйста.
— Кристминстеръ вонъ тамъ, за той рощей. Въ ясный день его даже видно отсюда. А сейчасъ, пожалуй, трудно разглядть.
Другой кровельщикъ, радуясь всякому отвлеченію отъ скучной работы, тоже обернулся посмотрть въ указанномъ направленіи.
— Не всегда удается видть городъ въ такую погоду, какъ нынче,— сказалъ онъ.— Для этого самое удобное то время, когда солнце закатывается яркимъ заревомъ. Тогда городъ представляется — ужъ я и не знаю чмъ…
— Небеснымъ Іерусалимомъ,— подсказалъ молчаливый парень.
— Да, хотя, признаться, я этого еще не замчалъ… Только нынче я что-то не вижу никакого Кристминстера.
Джудъ тоже, сколько ни таращилъ глаза, не могъ разглядть далекаго города. Онъ спустился съ крыши и съ легкомысліемъ ребенка, позабывъ о Кристминстер, пошелъ бродить дальше, высматривая, не попадется-ли чего интереснаго вблизи. Проходя мимо риги на обратномъ пути въ Меригринъ, Джудъ замтилъ, что лстница стояла попрежнему, но люди окончили свою работу и ушли.
День склонялся къ вечеру, все еще стоялъ легкій туманъ, но онъ нсколько прояснился, за исключеніемъ боле влажныхъ мстъ и по теченію рки. Мальчикъ вспомнилъ опять о Кристминстер, и разъ онъ отошелъ такъ далеко отъ дома тетки въ этомъ направленіи,— ему захотлось теперь же увидать замчательный городъ, о которомъ онъ столько наслушался. Но еслибъ онъ и ршился подождать здсь, трудно было разсчитывать, что туманъ разсется до наступленія ночи. Однако онъ не хотлъ разставаться съ этимъ мстомъ, поднялся по лстниц, желая еще разъ посмотрть въ указанную ему сторону, и услся на самомъ гребн крыши. Помолившись про себя, чтобы поскоре разошелся туманъ, застилавшій Кристминстеръ, онъ сталъ ждать. И вотъ мало-помалу рдвшій туманъ разошелся совсмъ, предъ заходомъ солнца облака унеслись и догоравшіе солнечные лучи опять выглянули между двумя грядами срыхъ облаковъ. Джудъ тотчасъ-же сталъ всматриваться въ указанномъ направленіи.
Въ нкоторомъ отдаленія, на открывшейся площади, заблестли какъ топазы какія-то свтлыя точки. Вскор ясность воздуха позволила угадать въ этихъ точкахъ очертанія флюгеровъ, оконъ, мокрыхъ черепичныхъ кровель и шпицевъ на церквахъ и другихъ высокихъ зданіяхъ. Это несомннно былъ Кристминстеръ, или въ его настоящемъ вид, или отраженный въ вид марева въ своеобразномъ прозрачномъ воздух.
Джудъ не отрываясь продолжалъ смотрть на заманчивую панораму незнакомаго города, пока окна и шпицы не перестали отливаться и блестть на солнц. Они потускнли внезапно, словно потухшая свчка. Таинственный городъ снова закутался въ туманъ. Обернувшись на западъ, Джудъ увидалъ, что солнце скрылось. Передняя часть ландшафта погрузилась въ густой мракъ и ближайшіе предметы принимали форму какихъ-то привидній.
Мальчику стало жутко и онъ, сойдя съ лстницы, пустился домой бгомъ, стараясь не думать ни о какихъ вдьмахъ, великанахъ и прочихъ ночныхъ чудищахъ. Хотя Джудъ и выросъ изъ вры въ такіе ужасы, но все-же былъ радъ несказанно, когда увидалъ церковную колокольню и огни въ окнахъ теткинаго домика.
Въ этомъ домик съ его ‘булочной’ форточкой въ окн, съ переливающимися разными цвтами старыми стеклами, Джудъ нашелъ себ пріютъ на долгіе безрадостные годы. Но грезы его были столь-же безпредльны, какъ тсна и мизерна была его обстановка.
За массивнымъ барьеромъ млового нагорья, простиравшагося къ сверу, его воображенію постоянно представлялся пышный городъ, уподобленный имъ новому Іерусалиму. Быть можетъ, этотъ идеалъ далеко не соотвтствовалъ дйствительности. Но какъ-бы то ни было, самъ городъ пріобрлъ извстную реальность, устойчивость, оказывалъ вліяніе на жизнь пылкаго мальчика, и главнымъ образомъ въ силу того микроскопическаго обстоятельства, что человкъ, предъ знаніями и цлями котораго Джудъ преклонялся, дйствительно жилъ въ этомъ город, и не только жилъ самъ по себ, но среди наиболе ученыхъ и развитыхъ людей.
Джудъ, конечно, понималъ, что въ дождливое время года и въ недалекомъ Кристминстер тоже идетъ дождь, но съ трудомъ могъ себ представить, что тамъ такая-же унылая дождливая погода, какъ и въ ихъ деревн. Какъ только ему удавалось урваться изъ дома на часокъ-другой, что бывало не часто, онъ пробирался къ браунъ-хаузу на горк и пристально вглядывался въ даль. Иногда любопытство его вознаграждалось видомъ отдаленнаго собора или высокаго шпица, или онъ различалъ курящійся дымокъ, представлявшійся ему при его мистическомъ настроеніи восходящимъ къ небу иміамомъ.
Разъ какъ-то ему вздумалось попасть къ мсту наблюденія посл сумерокъ и пройти мили на дв подальше, въ надежд увидать вечерніе огни города. Положимъ, тогда придется возвращаться ночью и одному, но даже это соображеніе его не останавливало, а только возбуждало опасную ршимость.
Сказано — сдлано. Было еще не поздно,— сумерки только-что наступили, когда Джудъ пришелъ къ излюбленному мсту,— но хмурое облачное небо при рзкомъ сверномъ втр длало ландшафтъ грустнымъ и мрачнымъ. Джудъ былъ доволенъ, хотя уличныхъ огней еще не было видно, надъ городомъ еще разливалось потухающее зарево заката, причемъ самый городъ представлялся въ разстояніи около двухъ миль.
Всматриваясь въ перспективу города, Джудъ далъ волю своей фантазіи и размечтался о его улицахъ, домахъ, жителяхъ, о счастливомъ учител. Вдругъ пахнулъ втерокъ и съ его дуновеніемъ что-то донеслось до слуха Джуда, точно желанная всточка изъ города… Вроятно это былъ звонъ колоколовъ, нжный и музыкальный, какъ-бы говорившій ему: ‘Какъ хорошо у насъ, какъ вс счастливы здсь!’
Джудъ былъ выведенъ изъ своего сладкаго забытья самымъ прозаическимъ обстоятельствомъ. Невдалек отъ него тихо спускался съ отлогой горы возъ съ углемъ. Такой грузъ въ нагорную страну только и можно было провезти этой дорогой. Возъ сопровождали фурманъ съ подручнымъ, тормозившимъ теперь заднія колеса, чтобы дать утомленнымъ лошадямъ продолжительный отдыхъ. Фурманъ досталъ съ воза фляжку и сталъ пить самъ и угощать товарища.
Оба возчика были уже немолодые люди, съ мужественными голосами. Джудъ обратился къ нимъ съ вопросомъ, не дутъ-ли они изъ Кристминстера.
— Боже упаси, съ такимъ-то грузомъ!— воскликнули возчики.
— Городъ должно быть вонъ тамъ.
Джудъ идеализировалъ Кристминстеръ съ нжностью молодого любовника и изъ застнчивости не ршился вновь повторить названіе города. Онъ указалъ имъ на полоску догорающей зари, едва замтную для немолодыхъ глазъ.
— Да, пожалуй. Тамъ въ сверо-восточной сторон какъ-будто что-то свтлется, хотя я самъ и не разгляжу хорошенько, надо думать это и есть Кристминстеръ.
Въ эту минуту маленькая книжка, бывшая у Джуда подъ мышкой, выскользнула и упала на дорогу. Фурманъ многозначительно смотрлъ на мальчика, когда тотъ, поднявъ книжку, расправлялъ ея растрепанные листы.
— Эхъ, малышъ,— внушительно замтилъ онъ,— да у тебя голова треснетъ за чтеніемъ такихъ книжекъ, прежде чмъ ты съумешь понимать то, что читаютъ ученые люди въ томъ город.
— А что?— спросилъ мальчикъ.
— Да то, что они и глядть-то не станутъ на наши глупыя книжки,— продолжалъ философствовать фурманъ, чтобы убить время.— Они только и читаютъ на тхъ языкахъ, что были въ ходу до потопа, когда не было двухъ семей говорившихъ на одномъ язык. Они завываютъ на этихъ языкахъ не хуже иного филина, и все тамъ наука, одна наука, за исключеніемъ религіи. Положимъ, это тоже наука, потому что я никогда не могъ уразумть ея. Да, это очень глубокомысленный городокъ…
— Но откуда вы все это знаете?
— А ты не перебивай, мальчикъ. Никогда не перебивай старшихъ. Сверни-ка переднюю лошадь въ сторону, Бобъ, а то вонъ кто-то детъ. Ты послушай, что я скажу теб о жизни въ ихнихъ колледжахъ. Учителя держатъ себя тамъ очень гордо, это ужь нечего сказать, хотя я объ нихъ не больно высокаго мннія. Вотъ какъ мы стоимъ здсь на видимой высот, такъ и они возвышаются умственно, все люди благороднаго характера, иные изъ нихъ умютъ зарабатывать сотни размышленіемъ вслухъ или проповдью. Что-же касается до музыки, то въ Кристминстер дивная музыка на каждомъ шагу. Въ город есть одна улица — главная называется — такъ другой подобной въ свт нтъ. Да, могу сказать, что кое-что знаю о Кристминстер.
Между тмъ лошади отдохнули и возчики опять тронулись въ путь. Джудъ, бросивъ послдній восхищенный взглядъ на алвшій горизонтъ, обернулся и пошелъ рядомъ съ своимъ замчательно свдущимъ пріятелемъ, который дорогой охотно продолжалъ свои разглагольствованія о город,— его башняхъ, галлереяхъ и церквахъ. Вскор возъ свернулъ съ этой дороги, и Джудъ горячо поблагодарилъ фурмана за сообщенныя имъ свднія, сказавъ ему на прощанье, что желалъ-бы умть хоть вполовину такъ завлекательно разсказывать о Кристминстер, какъ онъ.
— Пустяки, вдь это только то, что мн случайно пришлось узнать отъ другихъ,— скромно отозвался фурманъ,— Я, какъ и ты, признаться, никогда тамъ не былъ, — собиралъ эти свднія гд случалось, и чмъ богатъ, тмъ и радъ подлиться. Кто пошатается по блу свту, какъ я, соприкасаясь со всми слоями общества, тотъ поневол наслушается много всякой всячины обо всемъ. Одинъ пріятель мой занимался еще мальчишкой чисткой сапогъ въ одной гостинниц, въ Кристминстер, такъ вотъ я зналъ его въ послднее время все равно какъ своего родного брата, вотъ что!
Джудъ продолжалъ обратный путь одинъ, до того занятый своими мечтами, что позабылъ за ними всякій страхъ. Онъ вдругъ какъ-то возмужалъ. Его сердце стремилось найти какую-нибудь точку опоры, за которую онъ могъ-бы уцпиться,— найти такое мсто, которое могло-бы очаровать его. Найдетъ-ли онъ желаемое въ этомъ город, если ему удастся попасть въ него? Можетъ-ли отъ тамъ, не боясь ни фермеровъ, ни каверзъ и насмшекъ, спокойно выждать возможности пристроиться, согласно своему призванію, къ какому-нибудь длу? И этотъ городъ, среди окружавшей его умственной тьмы, казался ему такимъ-же свтлымъ, какъ вотъ эти городскіе огни на ночномъ горизонт, на которые онъ только-что засматривался.
‘Это городъ свта’, подумалъ Джудъ про себя.
‘Древо познанія растетъ тамъ’, прибавилъ онъ немного спустя.
‘Мсто, откуда выходятъ и куда приходятъ наставники человчества’.
‘Своего рода крпость, вооруженная ученостью и религіей’.
Призадумавшись на минуту посл этой метафоры, онъ прибавилъ:
‘Вотъ это какъ разъ и будетъ то, что мн нужно’.
Занятый своими мечтами, Джудъ шелъ довольно медленно. Почти взрослый по умственному развитію, онъ былъ много моложе своихъ лтъ во всхъ другихъ отношеніяхъ. Вскор его нагналъ какой-то быстроногій пшеходъ. Несмотря на сумерки, мальчикъ могъ, однако, разглядть невзрачную вншность незнакомца: его непомрно высокую шляпу, неуклюжій сюртукъ и часовую цпочку, отчаянно мотавшуюся и сверкавшую въ отблеск яснаго неба, при каждомъ шаг ковыляющихъ тонкихъ ногъ въ безшумныхъ сапогахъ. Джудъ, начинавшій тяготиться своимъ одиночествомъ, предложилъ ему идти вмст.
— Отлично, молодой человкъ! Только я спшу и вамъ надо не отставать, если хотите идти со много. А вамъ извстно, кто я?
— Если не ошибаюсь, вы докторъ Вильбертъ?
— О, я вижу меня везд знаютъ! А все отъ того, что я общій благодтель.
Этотъ Вильбертъ былъ странствующій врачъ-шарлатанъ, хорошо извстный всякому сельскому обывателю, но зато неизвстный никому другому. Впрочемъ, эта неизвстность была въ его интересахъ, такъ какъ избавляла его отъ нежелательнаго вмшательства нкоторыхъ лицъ. Обитатели коттеджей были его единственными паціентами, и его распространившаяся на весь Вессексъ репутація поддерживалась только въ этой сельской сред. И положеніе его и практика были много мизерне сравнительно съ шарлатанами боле высокаго полета, располагавшими капиталомъ и организованной системой рекламы. Онъ былъ въ сущности пережиткомъ добраго стараго времени. Разстоянія, проходимыя имъ пшкомъ, были громадны, простираясь почти во всю длину и ширину Вессекса. Джудъ видлъ однажды, какъ онъ продалъ баночку съ подкрашеннымъ саломъ одной старух за врное средство отъ ревматизма въ ног, причемъ бдная женщина должна была заплатить гинею за цлебную мазь, которая, по увренію шарлатана, добывалась только изъ одного рдкаго животнаго, пасущагося на гор Сина, каковое животное удается изловить лишь съ рискомъ получить смерть или увчье. Джудъ, по наслышк объ этомъ господин, сильно сомнвался въ полезности его лекарствъ, но за то считалъ его человкомъ бывалымъ и опытнымъ, представлявшимъ собою врный источникъ свдній по вопросамъ, неимвшимъ прямого отношенія къ его профессіи.
— Я полагаю, докторъ, вамъ случалось бывать въ Кристминстер?
— Бывалъ,— много разъ,— отвтилъ высокій тщедушный спутникъ.— Это одинъ изъ центровъ моей дятельности.
— Говорятъ, это замчательный городъ для изученія всякихъ наукъ и особенно богословскихъ.
— Въ этомъ вы убдитесь, молодой человкъ, когда его увидите. Вообразите, что даже сыновья старухъ, стирающихъ блье въ колледж, могутъ говорить по латыни — положимъ,— какъ компетентный судья, я оговорюсь,— не на хорошей латыни, а на собачьей, какъ мы называли ее въ школьные годы.
— А по-гречески?
— Ну, это ужъ больше для людей готовящихся въ епископы, чтобы читать Новый Завтъ въ подлинник.
— Я тоже хочу учиться латинскому и греческому языкамъ.
— Похвальное желаніе. Вамъ надо будетъ пріобрсти грамматики этихъ языковъ.
— Я намреваюсь какъ-нибудь пройти въ Кристминстеръ.
— Когда вы тамъ будете, говорите всмъ и каждому, что докторъ Вильбертъ — единственный собственникъ знаменитыхъ пилюль, безъ промаху излчивающихъ вс разстройства пищеварительной системы, а также астму и прочіе пороки дыханія. Цна два и три пенса за коробку. Пилюли мои разршены особымъ актомъ съ приложеніемъ казенной печати.
— А не можете-ли вы мн достать эти грамматики, если я общаюсь говорить о вашихъ пилюляхъ?
— Отчего же, я съ удовольствіемъ продамъ вамъ свои учебники, по которымъ самъ учился въ школ.
— Благодарю васъ, сэръ!— признательно отвтилъ Джудъ, едва переводя духъ, такъ какъ скорая походка голенастаго доктора заставляла мальчика поспвать за нимъ въ припрыжку, отъ чего бдняга почувствовалъ даже колотье въ боку.
— Я полагаю, не лучше-ли вамъ пріотстать, молодой человкъ. Теперь слушайте, что я вамъ могу предложить! Я, такъ и быть, уступлю вамъ свои грамматики и дамъ вамъ первый урокъ, если только вы не забудете въ каждомъ дом въ вашей деревн рекомендовать золотую мазь, жизненный эликсиръ и пилюли отъ женскихъ болзней доктора Вильберта.
— А гд вы передадите мн грамматики?
— Видите-ли, мн придется проходить здсь ровно черезъ дв недли въ этотъ самый часъ, въ двадцать пять минутъ восьмого. Мои передвиженія разсчитаны съ того же неизмнной точностью, какъ движеніе планетъ въ ихъ міровомъ круговращеніи.
— Я буду здсь чтобы встртиться съ вами,— заявилъ Джудъ.
— Съ заказами на мои лкарства.
— Хорошо, докторъ.
Тутъ Джудъ отсталъ, пріостановился на минуту, чтобы отдышаться, и пошелъ домой въ полномъ убжденіи, что сдлалъ ршительный приступъ къ завоеванію Кристминстера.
Въ теченіе двухъ слдующихъ недль онъ много расхаживалъ по окрестностямъ и счастливо улыбался своимъ собственнымъ мечтамъ, улыбался той блаженной, сіяющей улыбкой, которая озаряетъ иногда молодыя лица, увлеченныя какой-нибудь великой идеей, точно само лазурное небо спустилось надъ вдохновеннымъ мечтателемъ.
Джудъ добросовстно исполнилъ данное доктору общаніе относительно многихъ лекарствъ, въ цлебную силу которыхъ онъ теперь и самъ готовъ былъ врить, странствуя безъ устали по сосднимъ деревнямъ въ качеств передового агента врача. Когда же насталъ условленный вечеръ, Джудъ пришелъ къ тому мсту, гд разстался съ Вильбертомъ и здсь ожидалъ его появленія. Кочующій докторъ прибылъ какъ разъ во время, но, къ удивленію Джуда, при встрч съ нимъ онъ нисколько не убавилъ шага, видимо не узнавъ своего молодого спутника, хотя на этотъ разъ вечеръ былъ свтле. Джудъ, полагая, что быть можетъ докторъ не призналъ его въ другой шляп, первый съ достоинствомъ поклонился ему.
— Вамъ что, молодой человкъ?— проговорилъ докторъ разсянно.
— Вотъ я пришелъ,— сказалъ Джудъ.
— А вы кто такой? Ахъ да — вспоминаю! Ну что есть заказы, молодой человкъ?
Джудъ отвтилъ утвердительно и при этомъ сообщилъ ему имена и адрегы деревенскихъ обитателей, желавшихъ испытать на себ чудееа отъ всемірно-извстныхъ пилюль и мази. Вс эти свднія шарлатанъ тщательно закрпилъ въ своей памяти.
— А латинскую и греческую грамматики?— робко спросилъ Джудъ.
— Не понимаю, о какихъ грамматикахъ вы говорите.
— Да помните, вы хотли мн принести свои учебники, по которымъ учились въ школ.
— Да, да, да! совсмъ позабылъ о нихъ — что хотите! Вы видите, молодой человкъ, при той масс жизней, какая зависитъ отъ моего вниманія, для другихъ вещей я ужъ не могу удлять столько заботъ, сколько хотлось бы.
Джудъ долго не могъ убдиться въ правдивости отвта, и повторилъ съ большимъ огорченіемъ:— Такъ вы не принесли ихъ!
— Нтъ. Но вы должны достать мн еще нсколько заказовъ отъ больныхъ и тогда я принесу вамъ грамматики въ слдующій разъ,— отвтилъ беззастнчивый эскулапъ.
Джудъ отсталъ отъ него. Посл этой выходки онъ сразу понялъ, къ какимъ подонкамъ человчества принадлежитъ этотъ отъявленный шарлатанъ. Изъ такого источника нечего было ждать умственнаго просвтленія. Мальчикъ повернулъ къ своей калитк, прислонился къ ней и горько заплакалъ.
Подъ впечатлніемъ этого разочарованія Джудъ совсмъ было пріунылъ. Онъ вспомнилъ, что могъ бы выписать грамматики изъ Ольфредстона, но для этого нужны деньги. Кром того, нужно знать, какіе именно требуются учебники.
Въ это самое время м-ръ Филлотсонъ прислалъ за своимъ фортепіано, и это дало Джуду выходъ изъ затрудненія. Представлялся удобный случай написать учителю и просить его купить ему грамматики въ Кристминстер. Джудъ можетъ просунуть письмо въ ящикъ съ инструментомъ и оно конечно дойдетъ по назначенію. Пусть пришлетъ хоть какіе-нибудь старые, поддержанные учебники, которые ужъ будутъ милы ему тмъ, что пропитаны университетской атмосферой.
Сказать тетк о своемъ план — значило-бы погубить его, оставалось дйствовать самостоятельно.
И вотъ посл довольно долгихъ размышленій, Джудъ приступилъ къ длу, и въ день отправки фортепіано, совпавшій съ днемъ его рожденія, украдкой запихалъ письмо внутрь фортепіаннаго ящика, отправляемаго къ дорогому покровителю, боясь при этомъ обнаружить свои махинаціи предъ теткой, чтобы не повредить осуществленію своего завтнаго плана.
Инструментъ былъ отправленъ и Джудъ ждалъ дни и недли, каждое утро заходя въ сельскую почтовую контору, еще прежде чмъ просыпалась его тетушка. И вотъ наконецъ пришла бандероль въ деревню, и онъ увидалъ въ ней дв тощихъ книжки. Мальчикъ ушелъ съ посылкой въ укромное мстечко и услся на бревно, чтобы безъ помхи вскрыть и разсмотрть присланныя книги.
Съ первыхъ же дней своего увлеченія Кристминстеромъ и фантастической идеализаціи этого города и ожидающей его тамъ судьбы, Джудъ много и пытливо размышлялъ о томъ процесс, посредствомъ котораго выраженія одного языка переливаются въ выраженія другого. И вотъ онъ наивно ршилъ, что всякая грамматика должна заключать, прежде всего, извстное правило, наставленіе, или ключъ къ магическому шифру, усвоеніе котораго дастъ ему возможность, простымъ механическимъ пріемомъ, замнять по желанію вс слова его родной рчи однозначущими словами рчи иностранной. Отсюда будущій лингвистъ пришелъ къ смлому выводу, что слова даннаго языка всегда находятся какъ-бы скрытыми въ словахъ другого языка, и что люди ученые обладаютъ искусствомъ открывать ихъ, каковое искусство и можно будетъ почерпнуть изъ упомянутыхъ учебниковъ.
Увидавъ на посылк кристминстерскій штемпель, Джудъ съ волненіемъ сорвалъ обложку и когда взглянулъ на латинскую грамматику, лежавшую сверху, то едва поврилъ своимъ глазамъ.
Книжонка оказалась старая-престарая, изданная лтъ тридцать тому назадъ, вся выпачканная, исписанная всевозможными язвительными выходками противъ всхъ грамматикъ и учебниковъ вообще. Но всего досадне Джуду было впервые узнать изъ просмотра учебниковъ, что никакого закона относительно превращенія словъ изъ одного языка въ другой, какъ онъ наивно воображалъ, не существуетъ, что каждое слово и въ латинскомъ и греческомъ язык необходимо запоминать само по себ, цною упорнаго многолтняго зубренія.
Джудъ бросилъ противныя книги, растянулся навзничь на широкомъ бревн и долго лежалъ въ угнетенномъ настроеніи. По привычк онъ спустилъ шляпу на лицо и смотрлъ на солнце, лучи котораго назойливо пробирались къ нему въ скважинки соломы.— Такъ вотъ что за штука эти языки, латинскій да греческій! Ловко срзался, нечего сказать! То, въ чемъ онъ ожидалъ найти неизсякаемый источникъ наслажденія, на самомъ дл требовало неимоврнаго, ужасающаго труда.
Какіе всеобъемлющіе мозги должны быть у учениковъ высшихъ заведеній въ Кристминстер — размышлялъ онъ теперь — для изученія и запоминанія десятковъ тысячъ чуждыхъ словъ! Нтъ, его голова совсмъ не соотвтствовала такой работ, и, щурясь отъ рзкихъ солнечныхъ лучей, проникавшихъ къ нему сквозь плетенку шляпы, Джудъ сожаллъ, что увидалъ эти проклятые учебники, и подъ сокрушительнымъ впечатлніемъ своей жестокой ошибки желалъ и самъ-то исчезнуть съ благо свта.
Въ продолженіи трехъ или четырехъ лтъ посл этого случая изо дня въ день можно было видть курьезную повозку, разъзжавшую по дорогамъ и проселкамъ въ окрестностяхъ Меригрина, управляемую тоже не совсмъ обычнымъ образомъ.
Вскор посл полученія пресловутыхъ учебниковъ, Джудъ сталъ понемногу забывать злую шутку, сыгранную съ нимъ древними языками. Мало того, его разочарованіе въ свойств этихъ языковъ, съ теченіемъ времени внушало ему еще большее благоговніе предъ глубокой ученостью педагоговъ Кристминстера. Изученіе всякихъ языковъ, древнихъ или новыхъ, представляло трудности, заключающіяся, какъ онъ теперь убдился, въ самой ихъ природ, и потому казалось ему геркулесовымъ подвигомъ, который самъ по себ былъ для него дороже всякаго диплома. Такимъ образомъ предстоявшія трудности не только не страшили теперь Джуда, а еще пуще подстрекали его юношескую любознательность.
Онъ всячески старался не быть въ тягость своей суровой тетк, помогая ей по мр силъ, и вотъ дла маленькой деревенской пекарни понемногу расширились. По случаю недорого купили старую клячу съ понурою головою, да дешевую скрипучую телжку съ верхомъ, обтянутымъ холстиной, и въ этой скромной запряжк Джудъ обязанъ былъ три раза въ недлю развозить печеный хлбъ по окрестнымъ деревнямъ и коттеджамъ.
Впрочемъ, оригинальность упомянутой повозки заключалась не столько въ ней самой, сколько въ томъ, какъ разъзжалъ въ ней Джудъ по дорог. Внутренность этой кибиточки представляла какъ-бы его учебный уголокъ. Какъ только коняга ознакомилась съ дорогой и домиками, у которыхъ ей приходилось останавливаться, Джудъ предоставилъ ее собственному благоразумію въ движеніи по дорогамъ. Усвшись поглубже, опуститъ онъ, бывало, вожжи, за ремень, предусмотрительно прибитый къ стнк кибитки, заложитъ взятый съ собою учебникъ, раскроетъ на колняхъ словарь и погрузится въ разборъ легкихъ отрывковъ изъ Цезаря, Виргилія или Горація, запинаясь и спотыкаясь на каждомъ шагу, но съ такимъ настойчивымъ усердіемъ, отъ котораго иной добродушный педагогъ могъ-бы умилиться до слезъ. Впрочемъ, посл долгихъ усилій Джудъ добирался таки до смысла прочитаннаго, скоре угадывая, нежели понимая смыслъ подлинника, который иногда далеко расходился съ его догадками.
Въ то время какъ Джудъ корплъ надъ этими старыми истрепанными учебниками, прежніе обладатели которыхъ вроятно давно уже покоились въ могил, костлявая старая кляча тихо обходила свой обычный кругъ, и Джудъ отвлекался отъ классиковъ остановкой повозки и крикомъ какой-нибудь старухи: ‘сегодня два хлба, малый, да вотъ обратно одинъ черствый’.
Дорогой ему часто встрчались пшеходы и повозки, которыхъ онъ даже не замчалъ, и вотъ мало по малу въ народ стали болтать, что малый вздумалъ соединять дло съ забавой (какъ понимала его ученіе), что, если и было удобно для него, оказывалось вовсе не безопаснымъ для встрчныхъ. Пошелъ ропотъ, а вскор одинъ мстный обыватель просилъ даже ближайшаго полиціанта запретить мальчику булочницы читать на ходу повозки, и настаивалъ на необходимости изловить малаго на мст преступленія и представить въ полицейскій судъ, для ареста за неосторожную зду по большей дорог. Вслдствіе этого протеста, полиціантъ устроилъ Джуду, засаду и, заставъ его однажды съ поличнымъ, сдлалъ ему подобающее предостереженіе.
Такъ какъ Джуду приходилось въ три часа утра, топить печь, мсить тсто и сажать въ печку хлбъ, который днемъ онъ развозилъ по домамъ, онъ ложился спать очень рано, и лишенный возможности читать своихъ классиковъ во время развозки товара, долженъ былъ совсмъ отказаться отъ занятій. Поэтому ему осталось только смотрть въ оба, во вс стороны, чтобы тотчасъ-же убирать свои книги, какъ только кто нибудь показывался на дорог,— особенно если это былъ полиціантъ. Впрочемъ, надо отдать справедливость этому оффиціозу, онъ не особенно слдилъ за проздомъ Джудовой телжки, разсудивъ, что въ такомъ глухомъ мст непосредственная опасность угрожала только самому Джуду, и потому частенько, завидвъ издалека его парусинную кибитку, оборачивался въ другую сторону.
Однажды, когда Джудъ, порядочно подвинувшись въ своихъ занятіяхъ — онъ былъ теперь уже шестнадцати-лтнимъ юношей — скандировалъ съ грхомъ пополамъ ‘Carmen Saeculare’, по пути домой, онъ замтилъ, что прозжаетъ по высокому нагорью близъ браунъ-хауза. Солнце заходило и одновременно съ нимъ полный мсяцъ выплывалъ съ противуположной стороны. Воображеніе его было такъ поражено чудной картиной заката, что онъ невольно остановилъ лошадь, слзъ съ кибитки и, оглянувшись, чтобы убдиться, что его никто не видитъ, опустился на колни на краю дороги съ раскрытой книгой въ рукахъ. Обращаясь сначала къ свтлолицей богин, такъ кротко и ласково взиравшей на его усердіе, потомъ къ исчезающему дневному свтилу, онъ началъ:
‘Plioebe silvarumque potens Diana!..’
Лошадь стояла смирно, пока Джудъ не кончилъ гимна, который онъ даже повторилъ въ порыв политеистическаго одушевленія, на что никогда не ршился-бы средь бла дня.
По возвращеніи домой, онъ долго размышлялъ о своемъ странномъ, далеко не ортодоксальномъ настроеніи, не приличномъ для будущаго христіанскаго пастыря. Все это навяно чтеніемъ языческихъ твореній! Чмъ боле онъ думалъ объ этомъ, тмъ боле убждался въ своей несостоятельности для избраннаго поприща. Онъ опасался, что его пониманію не будутъ доступны настоящія книги, нужныя въ духовной профессіи.
Ближайшимъ результатомъ такихъ размышленій было то, что Джудъ заручился книгами свящннаго писанія, на греческомъ язык, и твореніями отцовъ церкви, надолго ограничивъ ими свое чтеніе. Затмъ по воскресеньямъ онъ посщалъ окрестныя церкви, разбирая латинскія надписи пятнадцатаго столтія на церковной утвари и могильныхъ памятникахъ. Въ одно изъ подобныхъ странствованій Джудъ встртилъ очень умную старушку, перечитавшую на своемъ вку все, что попадалось подъ руку. Она разсказала ему еще больше о поэтической прелести этого города свта и науки, и мальчикъ настойчиве прежняго ршался идти въ Кристминстеръ.
Но какъ жить въ чужомъ город? Вдь у него не было никакого заработка. Онъ не зналъ никакого ремесла, которымъ могъ-бы существовать во время прохожденія учебнаго курса, потребующаго, быть можетъ, многихъ лтъ труда.
Надо сообразить, что всего нужне для людей? Ну, конечно, пища, одежда и кровъ. Заработокъ отъ приготовленія пищи мизеренъ, шить платье казалось ему неинтереснымъ, тогда-какъ къ архитектурной работ онъ чувствовалъ склонность. Городскіе жители строятъ зданія,— и вотъ онъ будетъ учиться строительному длу. Джудъ вспомнилъ о своемъ дяд, отц кузины его Сусанны, мастер по металлу. Слдуя по стопамъ дяди, онъ не могъ ошибиться.
Для начала дла Джудъ добылъ нсколько небольшихъ каменныхъ плитъ и, пріостановивъ на время учебныя занятія, посвящалъ свои короткіе досуги копированію головокъ и другихъ орнаментовъ въ своей приходской церкви.
Въ Ольфредстон былъ одинъ рзчикъ по камню, хотя и не важный. И вотъ Джудъ, подыскавъ вмсто себя помощника въ маленькомъ дл тетки, предложилъ этому мастеру свои услуги за ничтожное вознагражденіе. Здсь Джудъ имлъ случай присмотрться по крайней мр къ пріемамъ каменотесной работы. Спустя нкоторое время, онъ сходилъ къ церковному подрядчику въ томъ-же город, и съ разршенія архитектора, получилъ работу по ремонту старыхъ церквей во многихъ селеніяхъ по сосдству.
Не забывая, что занимается этимъ ремесломъ только временно, въ ожиданіи другой, интеллигентной работы, къ которой считалъ себя боле способнымъ, онъ, впрочемъ, съ увлеченіемъ взялся и за настоящее дло. Джудъ имлъ теперь квартирку въ этомъ городк, откуда возвращался въ Меригринъ каждую субботу вечеромъ.
На этой работ засталъ Джуда девятнадцатый годъ его жизни.
Въ одинъ памятный день его жизни, приходившійся въ субботу, Джудъ возвращался изъ Ольфредстона въ Меригринъ около трехъ часовъ дня. Стоялъ погожій, теплый, нжный лтній день и юноша шелъ съ рабочими инструментами за плечами, причемъ маленькія долотца тихо позвякивали о большіе рзцы въ корзин. По субботамъ онъ кончалъ работу рано, и на этотъ разъ вышелъ изъ города обходнымъ путемъ, по которому обыкновенно не ходилъ, чтобы, по порученію тетки, зайти на мельницу.
Джудъ былъ въ восторженномъ настроеніи. Ему грезилось уже какъ онъ удобно устроитъ свою жизнь въ Кристминстер и какъ вступитъ, наконецъ, въ тотъ храмъ науки, о которомъ такъ много мечталъ. Онъ могъ, конечно, отправиться туда и теперь, но предпочиталъ вступить въ городъ съ большей увренностью въ средствахъ къ существованію. Съ чувствомъ сладкаго самодовольства, вспоминалъ онъ все сдланное имъ за послднее время. Время отъ времени онъ оглядывался по сторонамъ въ этой новой для него мстности, но весь погруженный въ свои завтныя думы едвали что-нибудь замчалъ.
‘Я уже сравнялся съ своими сверстниками въ чтеніи классиковъ, особенно римскихъ. Прочелъ кое-что изъ Гомера, Гезіода, укидида и нсколько главъ Новаго Завта… Жаль только, что творенія эти писаны на разныхъ діалектахъ. Ознакомился съ твореніями отцевъ церкви, а также съ математикой и всеобщей исторіей.
‘Все это составляетъ, конечно, только начало. Но здсь я не могу очень-то замтно подвигаться впередъ, ужъ слишкомъ трудно доставать нужныя книги. Слдовательно, я долженъ употребить вс усилія, чтобы переселиться въ Кристминстеръ. Устроившись, при тамошнихъ научныхъ средствахъ, я могу сдлать такіе успхи, что мн будетъ просто смшно вспоминать мои теперешнія познанія. Прежде всего надо скопить денегъ, и я скоплю, и тогда любой изъ тамошнихъ колледжей отворитъ двери мн — юнош, котораго теперь онъ оттолкнулъ-бы, жди я пріема хоть двадцать лтъ’.
‘Во чтобы-то ни стало, хочу быть докторомъ богословія!’
Потомъ мысли его уносились еще дальше, онъ можетъ сдлаться даже епископомъ, если будетъ вести нравственную, дятельную, разумную христіанскую жизнь. И какой примръ онъ покажетъ! Если онъ будетъ получать пятьдесятъ тысячъ въ годъ, то будетъ раздавать изъ нихъ не мене сорока-пяти на разные виды благотворительности и скромно жить на остатокъ… Однако, пораздумавъ, онъ ршилъ, что мечтать о епископств нелпо. Лучше выдержать экзаменъ на архидіакона. Вдь въ сущности человкъ можетъ быть такъ-же добръ, уменъ и полезенъ въ званіи архидіакона, какъ и въ сан епископа. Но вслдъ затмъ Джудъ опять давалъ волю своему пылкому воображенію.
‘А тмъ временемъ, я поселюсь въ Кристмпистер, буду читать авторовъ, которыхъ не могъ достать здсь: Ливія, Тацита, Геродота, Эсхила, Софокла, Аристофана…’
— Ха, ха, ха! Вотъ чудакъ-то!— Это восклицаніе вырвалось у молодой двушки съ другой стороны ограды, но Джудъ не разслышалъ его. Мечты его неслись дальше:
‘…Еврипида, Платона, Аристотеля, Лукреція, Эпиктета, Сенеку, Антонина. Потомъ надо изучить всхъ отцевъ церкви, Веду и церковную исторію, хоть нсколько ознакомиться съ еврейскимъ языкомъ — пока я знаю только буквы…’
— Вотъ такъ чудакъ!— повторилъ тотъ-же голосъ.
‘…но я могу много работать. У меня, слава Богу, силъ хватитъ, даже съ остаткомъ!.. Да, Кристминстеръ будетъ моей alma mater, а я буду ея любимымъ сыномъ, которымъ она будетъ гордиться’.
Размечтавшись объ этихъ будущихъ трудахъ, Джудъ постепенно умрялъ свой шагъ и теперь остановился, задумчиво глядя въ землю, точно на ней посредствомъ волшебнаго фонаря отражалось это будущее. Вдругъ что-то сильно шлепнулось ему въ ухо и онъ увидалъ брошенный въ него изъ-за плетня какой-то мягкій, холодный комокъ, упавшій къ его ногамъ.
Вглядвшись, онъ догадался, что это кусокъ свиного сала, употребляемаго въ деревняхъ только для смазки сапогъ. Въ этой мстности водили много свиней и откармливали ихъ на мясо.
По другую сторону плетня былъ ручей, откуда, какъ Джудъ впервые теперь замтилъ, доносились веселые голоса и смхъ, разсявшіе его мечты. Подстрекаемый любопытствомъ, онъ привсталъ на валъ и посмотрлъ за ограду. На противоположномъ берегу ручья стоялъ небольшой домикъ, съ примыкавшими къ нему садикомъ и свиными хлвами, на берегу сидли на корточкахъ три молодыхъ двушки, съ ведрами и блюдами по бокамъ, наполненными ворохами потроховъ, которые он промывали въ проточной вод. Незнакомки смущенно взглянули на молодого человка, и замтивъ, что его вниманіе было наконецъ привлечено и что онъ глядитъ на нихъ, сейчасъ-же приготовились къ смотру и, прекративъ оживленную болтовню, усердно продолжали свои полоскательныя операціи.
— Ну, позвольте поблагодарить васъ!— проговорилъ Джудъ сухо.
— Я-же не бросала, право,— увряла двушка свою сосдку, какъ бы не замчая присутствія молодого человка.
— И я тоже,— отозвалась другая.
— Ахъ, Эни, какъ теб не стыдно,— замтила третья.
— Еслибъ я бросила, такъ не такую дрянь.
— Фи! а мн до него и дла нтъ!— отозвалась первая изъ подругъ.
И двушки смялись и продолжали свою работу, не глядя на Джуда, и укоряли одна другую, пока Джудъ съ брезгливой гримасой отчищалъ свой выпачканный рукавъ. Незнакомка, съ которой заговорилъ Джудъ, была темноглазая, полная и здоровая двушка, не особенно красивая, но издали довольно статная и привлекательная. Джудъ былъ почти увренъ, что она-то и есть виновница не совсмъ приличной выходки.
— Ну, этого вамъ никогда не узнать,— ршительно отвтили незнакомки на его догадку.
— Согласитесь, однако, что бросать въ человка мясомъ убыточно для его хозяина.
— О, это ничего. Туша принадлежитъ моему отцу.
— Но вдь этотъ кусокъ, вроятно, вамъ пригодится?
— Да, если вы передадите мн его.
— Что же, прикажете мн перекинуть его вамъ или вы сами перейдете по мостику и возьмете его?
Двушка видимо желала воспользоваться удобнымъ случаемъ завязать знакомство и глаза ея остановились на Джуд, причемъ взгляды ихъ встртились и моментально отразили нмое признаніе возможности взаимнаго сближенія.
Вскочивъ на ноги, незнакомка крикнула:
— Не бросайте! Дайте мн въ руки.
Тутъ Джудъ опустилъ корзину съ инструментами на землю, поднялъ брошенный кусокъ и перелзъ черезъ ограду. Они шли параллельно по сторонамъ рчки къ узкимъ досчатымъ мосткамъ, Здсь они встртились и Джудъ протянулъ свою палку, на конц которой былъ нацпленъ кусокъ сала. Двушка, смотря въ другую сторону, взяла его, какъ-бы не зная, что длаетъ ея рука, и небрежно перебросила его своимъ подругамъ. Потомъ они стали съ любопытствомъ посматривать другъ на друга.
— Вы не думаете, конечно, что это я бросила кусокъ?— спросила незнакомка.
— О, нтъ. Я не понимаю только, что за охота вообще пускаться на такія выходки,— отвтилъ Джудъ, вжливо принимая ея увренія, хотя и сильно сомнваясь въ ихъ правдивости.— Да и какъ могу я заподозрить именно васъ, не зная даже вашего имени?
— Это такъ. А сказать вамъ его?
— Скажите!
— Арабелла Донъ. Я здсь и живу.
— Ваше имя, конечно, было-бы мн извстно, ходи я часто этой дорогой. Но я обыкновенно хожу прямо по большой.
— Мой отецъ занимается откармливаніемъ свиней, а эти двушки помогаютъ мн промывать потроха для приготовленія кровяныхъ колбасъ и другихъ вещей.
Слово за словомъ, они все продолжали разговаривать, видимо заинтересованные другъ другомъ, стоя облокотившись на перила мостковъ. Привлекательная Арабелла невольно приковала Джуда къ мсту. До этой минуты Джудъ никогда не смотрлъ на женщину, какъ на женщину, а скоре какъ на существо, лежащее совершенно вн его жизни и стремленій. Его взглядъ перебгалъ съ ея глазъ на ротикъ, грудь и полныя обнаженныя руки, покраснвшія отъ холодной воды и твердыя какъ мраморъ.
— Какая вы миловидная двушка!— смущенно пробормоталъ Джудъ, хотя и безъ словъ было ясно, какое магнетическое дйствіе производило на него ея особа.
— Вотъ посмотрли-бы вы на меня въ воскресенье!— кокетливо замтила Арабелла.
— А можно мн съ вами видаться?— допытывался Джудъ.
— Это ужъ ршайте сами. Пока надо много никого нтъ, но черезъ недлю или дв это можетъ измниться.
Она произнесла это съ серьезнымъ видомъ и появившіяся ямочки на щекахъ исчезли.
Джудъ почувствовалъ какое-то странное, еще неиспытанное влеченіе, заставившее его спросить:
— А вы позволите мн зайти?
— Заходите.— При этомъ кокетливыя ямочки появились опять. Но Джудъ, охваченный общимъ впечатлніемъ отъ ея наружности, еще не могъ оцнить этой частности.
— Въ слдующее воскресенье, значитъ завтра? отважился онъ дополнить свой вопросъ.
— Да.
Лицо Арабеллы слегка вспыхнуло отъ сознанія своей побды, и она, бросивъ на него очень нжный прощальный взглядъ, присоединилась къ своимъ подругамъ на берегу.
Джудъ Фолэ взвалилъ на спину корзину съ инструментами и продолжалъ свой одинокій путь, обвянный теперь, какъ ему казалось какимъ-то чарующимъ ароматомъ. Вс мечты его о чтеніи, труд и ученіи, еще такъ недавно и такъ точно имъ формулированныя, непонятнымъ для него образомъ безслдно исчезли изъ его сознанія.
‘Все это пустяки’, подумалъ Джудъ, такъ какъ недостатки и странности, замченные имъ въ характер заинтересовавшей его двушки, заставляли его смотрть на ухаживаніе за ней, какъ на мимолетное увлеченіе, тмъ боле, что онъ попималъ и все несоотвтствіе ея ограниченнаго развитія съ его интелигентными стремленіями и волшебными грезами о Кристминстер. Двушка, открывшая атаку не него такимъ вульгарнымъ образомъ, не могла быть весталкой. Онъ видлъ это своимъ внутреннимъ взглядомъ, но только на одно неуловимое мгновеніе, какъ при свт падающей лампы человкъ видитъ предохраняющую надпись на стн прежде чмъ она скроется во мрак. И вслдъ затмъ эта разсудочная сила исчезла и Джудъ утратилъ всякое самообладаніе предъ появленіемъ свжаго и необузданнаго чувства, давшаго исходъ новой душевной потребности, дотол еще неподозрваемой, хотя уже и назрвшей. И вотъ ему предстояло свиданіе съ этой воспламенившей его представительницей прекраснаго пола.
Тмъ временемъ двушка снова подсла къ своимъ подругамъ и молча продолжала промывку кишокъ въ свтломъ ручь.
— Поймала молодчика?— лаконически спросила ее двушка, по имени Эни.
— Не знаю. Жалю только, что не бросила въ него чего-нибудь получше! лукаво пробормотала Арабелла.
— Полно, Арабелла, ты думаешь онъ и Богъ знаетъ кто! Вдь это тотъ малый, что возилъ изъ Меригрина хлбъ изъ пекарни Друсилы Фолэ, а потомъ учился въ Ольфредетон. Посл того онъ сталъ сильно заниматься и всегда читалъ книжки. Говорятъ, хочетъ быть ученымъ.
— Ахъ, право, мн все равно, что онъ такое, и вообще я объ немъ не думаю. Не воображай, пожалуйста!
— Какъ-бы не такъ! Теб насъ не провести! Изъ-за чего-бы ты стала съ нимъ разговаривать, еслибъ не хотла залучить его себ? Да и не мудрено — онъ невиненъ, какъ ребенокъ. Словомъ сказать, имъ можетъ завладть любая двушка, которая съуметъ приняться за дло какъ слдуетъ.