ДЖОН ФЛЕТЧЕР1
1 Статья написана в 1932—1935 гг. Печатается впервые.
Джон Флетчер, Аксенов Иван Александрович, Год: 1935
Время на прочтение: 4 минут(ы)
И. А. Аксенов. Елизаветинцы. Статьи и переводы
М., ГИХЛ, 1938
Джон Флетчер родился в 1579 году в семье придворного священника. Три влияния оставили свой след на Флетчере. Первое — превосходная природа, окружавшая его в детстве. Позднее она нашла свое отображение в его пьесе ‘Верная пастушка’. Второе — отец, придворный епископ, хорошо знавший дворцовый этикет и дворцовые интриги, в них он не замедлил посвятить своих детей — отсюда у Флетчера знание придворной жизни, которое отразилось в его пьесах. И, наконец, третье — кузен Джон, знаменитый путешественник, известный своими записками о России, в то же самое время стяжавший себе славу превосходного поэта.
Свою драматургическую деятельность Флетчер начал совместно с Бомонтом — дворянином-литератором, несколько старшим его летами, но сходственным по таланту и мировоззрению. Они долгое время работали совместно.
Для того чтобы отражать свою эпоху, вовсе не нужно автору родиться в сословии, которое являлось носителем социальной новизны и должно было произвести в ближайшем будущем революцию. Представители обреченного на слом сословия в своей полемике с наступающим противником иногда оказывались способными итти дальше своих оппонентов. Передовое дворянство в период подготовки Великой английской революции критиковало и святость религий и богоугодность самодовлеющего монарха — самые святые предметы почитания будущих неукротимых революционеров, уже и тогда за своими прилавками и ремесленными станками примерявших железные бока милиционных панцырей. Оно смело критиковать и ‘святость всяческой власти’, понятие, которое так усердно отстаивал Жан Ковен (он же Кальвинус), и безусловность понятия государства, указывая на сословный характер его устоев. Оно ехидно предсказывало, что в основу затеваемого буржуазией порядка неизбежно ляжет еще не сформулированное Гоббсом правило: ‘человек человеку — волк’.
Эпоха барокко, — а Джон Флетчер принадлежал именно к ней, а не к ренессансу,— полна таких противоречий, и тогдашняя революционность идеологии, на наши теперешние взгляды, естественно, производит впечатление достаточно махровой реакционности, особенно там, где она выражена наиболее последовательно. Это не значит, конечно, что в произведениях младшего сына одного из духовных лордов королевы Елизаветы не найти и с нашей точки зрения действительно реакционных поэм: ‘Рыцарь пламенеющего пестика’ — пример достаточно наглядный. Но надо признать, что такие выходки у него очень редки. Этот интеллигент имел еще возможность сохранять позицию невмешательства и к сословию, из которого вышел и от которого шел, относился до поры до времени еще с большей насмешливостью, чем к его потенциальным противникам. Он умер в чуму 1625 года и тем был избавлен от необходимости точно определять свою политическую позицию. Его знакомец, преемник его театральной славы и издатель собрания его драм, Джемс Ширли, оказался в худшем положении. Он и писал хуже.
А Флетчер справедливо славился искусством своего комедийного письма. Современники предпочитали его Шекспиру, и не только потому, что (как — уже после революции — писал Драйден) ‘язык Шекспира устарел, а Бен Джонсон уступает в остроумии Флетчеру’, а потому, что современникам барокко, естественно, больше нравилась драма барокко, драма же Шекспира относится к искусству эпохи ренессанса.
И Шекспир и Флетчер были связаны с труппой Бербеджа, во времена Флетчера уже ставшей личной труппой короля. Шекспир писал для огороженного двора театра ‘Глобус’, Флетчера играли уже в привычной нам обстановке закрытого зала с рядами кресел и балконом. Исчез столь любимый публикой ‘колодца’ просцениум и вместе с ним его шутовские интермедии. Текст пьесы вобрал их в себя, и шуты превратились в актеров-комиков, участников одной из интриг спектакля. Комики Флетчера сильно отличаются от клоунов Шекспира, отличаются от шекспировской поэтики и построения пьес нашего драматурга.
Внешне все как будто осталось на месте. Драмы расчленены на две интриги — мелодраматическую и комическую. У Шекспира их объединяли лиризм изложения и просцениумная клоунада. За ее исчезновением у Флетчера приходилось прибегать к сложной системе взаимного отражения обеих интриг и объединять их одинаковым отношением к основному заданию пьесы. Героем ее, таким образом, как и полагается искусству барокко, является уже не самодовлеющая человеческая личность, а ценность ее по отношению к чему-то. Здесь ответы были разные. Во всяком случае, в центре внимания были не люди, не их поступки (по Аристотелю), а их отношения. Так учил Бен Джонсон, так действовал и его ученик Джон Флетчер.
По Флетчеру, естественно присущие человеку чувства и составляют ту ценность, отношение к которой является критерием правоты-неправоты героев его комедий, а за ними и общества, к которому комедия обращена. Дело идет не больше не меньше, как о пресловутом естественном праве. Мы больше знаем его проповедь из писаний французских авторов, предшественников Великой французской революции. История повторяется. Повторилась и наша комедия.
Переведенная в свое время на французский язык, комедия Флетчера ‘Испанский священник’, пройдя несколько переработок, передала реплику Хаймо о первородстве в виде известной формулы Фигаро: ‘Граф сделал великое дело — он дал себе труд родиться’, и сохранила за оценителем красавицы имя Бартоло. Сходная политическая обстановка порождает и сходные идеологии. Флетчер протягивает свою комедию Бомарше.
А нам до них какое дело? Их бои давно отгремели, оружие их давно сдано в мурей, и надежды на спасительность естественного права успели обнаружить и свою ошибочность. Мы знаем, что общество не может быть переделано изменением личных отношений между членами общества, так как эти отношения сами определяются общественными условиями, а власть золота не упраздняется декламацией против стяжательства. Но реальностью в комедиях Флетчера является их фикция — счастливая развязка. Потому что нам удалось сделать на земле то, что Флетчеру и его товарищам только удавалось воображать в образах сцены. Мы создали общество, в котором люди действительно могут строить свои личные отношения на основе своих естественных чувств.
В сотрудничестве с Бомонтом Флетчером были написаны, помимо ‘Рыцаря пламенеющего пестика’, вещи почти гениальной и перекликающейся с ‘Дон-Кихотом’ Сервантеса, другие, не менее замечательные пьесы, отличающиеся легкостью и остроумием — ‘Трагедия девушки’, ‘Король и не король’ и др. После того как Бомонт оставил сцену, Флетчер сотрудничал недолго с другими авторами. Так совместно с Шекспиром он написал ‘Генриха VIII’ и ‘Двух знатных родичей’. Затем он начал писать один. Так были написаны ‘Испанский священник’, ‘Верная пастушка’, ‘Укрощение укротителя’ и др.
Приводимая ниже пьеса ‘Укрощение укротителя’ является продолжением шекспировской ‘Укрощение строптивой’, собственно, она называлась: ‘Женская гордость’, или ‘Прирученный дьявол’.