Джек Лондон (1876 - 1916), Батурин С., Год: 1976 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 44 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

С. Батурин

Биография: Джек Лондон (1876 — 1916)

__________________________________________________________________________

Отсканировал и проверил В. Лоер. 2.07.1999 г.

__________________________________________________________________________

В январе 1976-го исполнилось сто лет со дня рождения Джека Лондона.

Он ушел из жизни, едва лишь перешагнув через порог своего сорокалетия. В

литературе же он проработал всего семнадцать лет. При жизни писателя вышли

в свет сорок четыре его книги — романы и повести, статьи и рассказы, пьесы

и репортажи. Шесть сборников увидели свет после смерти писателя.

Пятьдесят книг — таков итог семнадцатилетней литературной жизни Джона

Гриффита Лондона. Конечно, не все произведения этого американского

писателя-бунтаря выдержали проверку временем. Но и сегодня лучшие книги

писателя читают и на его родине, в Соединенных Штатах Америки, и в Европе,

и в странах Азии. Африки. Во многих странах мира на разных языках издаются

многотомные собрания сочинений Джека Лондона. В Советском Союзе Джек

Лондон является одним из наиболее популярных иностранных писателей.

Секрет широкой популярности Джека Лондона заключается, по словам

известного американского литературоведа Вана Вика Брукса, в той ‘свежей,

жизнеутверждающей интонации’ его произведений, что ‘так контрастировала с

общей сентиментальной направленностью тогдашней американской литературы’ и

являлась прямым вызовом ‘тщательно процеженному и подслащенному молочку

жизненных иллюзий’, которым потчевали публику авторы массовой

беллетристики. Эта тенденция — увести читателей от насущных проблем

современности — все еще доминирует в странах капитала. Поэтому и сегодня

люди во многих уголках земного шара ищут в книгах Джека Лондона ответа на

свои жизненные вопросы. Их привлекает энергия его героев, их готовность к

действию, широта их души и храбрость, чувство социальной справедливости.

В своих лучших книгах Джек Лондон не только реалистически отобразил

противоречия Америки на рубеже двух столетий, но и сумел заглянуть в

глубину человеческой души, показать человека в его величии и в его

слабости.

Литературный и жизненный путь Джека Лондона был сложным. Он был одним

из виднейших социалистов Соединенных Штатов, начала XX века и оставался в

то же время убежденным индивидуалистом. Он создал образы простых

мужественных людей и одновременно не был чужд ‘своеобразной киплинговской

чванливости’, воспевал стойкость ‘белых пришельцев’ в схватках с ‘белым

безмолвием’ Арктики. Его перу принадлежат и насыщенные подлинным дыханием

жизни романы и повести и ремесленнические поделки, не чуждые иногда

привкуса расистских теорий. Глубокая вера в социализм сочеталась в нем с

увлечением антинаучными теориями небезызвестного английского социолога

Герберта Спенсера.

Эти противоречия являются отражением тех общественных идей и течений,

которые были характерны для ‘позолоченного века’ Америки, когда страна

встала на путь империалистического развития. История жизни и смерти Джека

Лондона есть в то же время история рождения и гибели ‘американской мечты’,

история талантливого человека из народа в капиталистическом обществе.

Джек Лондон родился 12 января 1876 года в Сан-Франциско. Мать его —

Флора Уэллман происходила из почтенной семьи, отец — Генри Уильям Чэни в

молодости был моряком, потом стал астрологом. Он бросил жену еще до

рождения сына, и воспитывал мальчика отчим — Джон Лондон, человек простой,

мягкого характера, неутомимый труженик и неудачник. Всем в доме заправляла

мать — женщина энергичная, хорошо образованная, но неуравновешенная и

непрактичная. В результате семья все время бедствовала, кочевала с места

на место, дорого расплачиваясь за очередные ‘хозяйственные увлечения’

Флоры

Первыми подлинными друзьями Джека была его сводная сестра Элиза,

сохранившая свою привязанность к нему да конца его жизни, и

кормилица-негритянка Дженни Прентис. Детство писателя прошло в

Сан-Франциско и его окрестностях, среди простых тружеников. Семья сильно

нуждалась. Однажды семилетний Джек открыл ранец своей соученицы и стащил у

нее кусочек мяса с бутерброда. ‘Я съел его, но больше никогда не делал

этого… Великий боже! Когда мои соученики, пресытившись, выбрасывали

куски мяса на землю, я готов был подобрать их из грязи и тут же съесть, но

я сдерживался’. Письма писателя открывают перед нами трагедию его детства:

‘…Я лишь излагаю некоторые прозаические моменты моей жизни. Они могут

явиться ключом к моим чувствам. И пока вы не познакомитесь с инструментом,

на котором эти чувства играют, вы не сможете понять смысл музыки. Что я

чувствовал и думал во время этой борьбы, что я чувствую и думаю сейчас —

вам этого не понять. Голод! Голод! Голод! С тех пор, как я стащил тот

единственный кусочек мяса и не знал иного зова, кроме зова живота, и до

сегодняшнего дня, когда я уже слышу более высокий зов — по-прежнему все

затмевает чувство голода’.

Юный Джек с раннего детства проникся чувством ответственности и

всячески старался помочь отчиму и матери. Он поднимался в три часа ночи и

отправлялся продавать утренние газеты. Потом, не успевая забежать домой,

шел в школу, а после школы — снова на улицу, разносить вечерние газеты.

‘Каждый цент я приносил домой, а в школе сгорал от стыда за свою шапку,

башмаки, одежду. Обязанности — прежде всего, отныне и навсегда, у меня не

было детства… По субботам я развозил лед, а по воскресеньям устанавливал

шары для подвыпивших игроков…’.

Несмотря на тяжелые материальные условия, Джек был любознательным,

открытым подростком. Он неплохо успевал в школе, с раннего детства

пристрастился к чтению, и учителя с удовольствием снабжали его книгами В

редкие свободные часы Джек любил побродить по полям с отчимом или почитать

вместе с сестрой Элизой легкие романы, печатавшиеся в местных газетах.

Иногда им с отчимом удавалось удрать из дома и провести весь день у моря.

Потом Джек узнал о существовании городской публичной библиотеки и стал

одним из самых постоянных ее читателей. Его уже перестали удовлетворять

бульварные романы, он с жадностью набрасывается на ‘настоящие’ книги —

‘Приключения Перигрина Пикля’ Смоллетта или ‘Новую Магдалину’ Уилки

Коллинза.

Но времени для чтения было не так уж много. Отчим остался без работы,

и забота о содержании семьи легла на плечи Джека. Немало часов ему

приходилось проводить в порту, где он с горящими глазами наблюдал за

таинственной жизнью больших кораблей, восторженно следил за отчаянными

потасовками моряков. Впечатлительного и независимого Джека неудержимо

влекла романтика Морских просторов. Он с большой охотой помогал владельцам

яхт мыть палубу, исполнял другие их поручения и между делом овладевал

сложным искусством вождения небольших парусных судов. После окончания

начальной школы ему удалось на сэкономленные деньги приобрести старый

ялик, на котором он осмеливался пересекать Сан-Францисский залив даже при

сильном юго-западном ветре.

О продолжении учебы нечего было и думать, и он поступает чернорабочим

на консервную фабрику. Он трудится по десять — двенадцать часов, усталый,

едва добирается пешком домой и заваливается спать, чтобы на следующее

утро, едва забрезжит рассвет, снова идти на фабрику. Он забросил книги, а

его ялик неделями сиротливо покачивался у причала. Когда на фабрике стало

невмоготу, он занял у старой няньки денег, купил шлюп и стал ‘устричным

пиратом’. Когда везло, Джек за одну ночь зарабатывал кучу денег, мог

постепенно возвращать долг и помогать семье. Он снова стал появляться в

городской библиотеке, брал с собой стопку книг и запоем читал, закрывшись

в маленькой каюте своего шлюпа.

Его новые друзья свободное время проводили за стойками приморских

баров. Мало-помалу и Джек пристрастился к этим попойкам. Однажды пьяный он

упал в воду и чуть было не утонул. После этого случая он перестал пить.

Какое-то время Джек служит в рыбачьем патруле, воюя с браконьерами, к

которым он сам принадлежал еще вчера. Затем он нанимается матросом на

парусную шхуну. ‘Софи Сезерлэнд’ и отправляется к берегам Японии и в

Берингово море охотиться на котиков. Через полгода он появился дома, отдал

все заработанные деньги матери и стал работать на джутовой фабрике.

По совету матери он решает принять участие в конкурсе, объявленном

местной газетой ‘Сан-Франциско колл’, и за два дня пишет небольшой очерк

‘Тайфун у берегов Японии’. Очерк получил на конкурсе первую премию и был

опубликован в газете 12 ноября 1893 года. Однако пройдет несколько лет,

прежде чем рассказы Джека Лондона начнут более или менее регулярно

появляться на страницах американских журналов. Двадцать пять долларов

премии разошлись очень быстро, и Джек продолжал работать на фабрике.

В Соединенных Штатах свирепствовала жестокая безработица, хозяева

платили рабочим гроши. Джек уходит с джутовой фабрики, нанимается

кочегаром на электростанцию, а узнав о готовящемся массовом походе

безработных на Вашингтон, решает стать одним из солдат этой ‘армии Келли’.

Вместе с тысячами других тружеников он проехал сотни километров, но до

Вашингтона так и не добрался. Свои похождения тех месяцев Джек Лондон

через несколько лет красочно опишет в серии очерков ‘Дорога’ (1907 г. ).

Собственный опыт убедил юношу в том, что ‘последний и верный оплот

голодного бродяги’ — это такие же бедняки, как и он сам: ‘на бедняка

всегда можно положиться: он не прогонит голодного от своего порога’

(‘Дорога’). Отбившись от ‘армии Келли’, Джек скитался по стране в поисках

заработка и был брошен на тридцать дней в тюрьму за бродяжничество, В

тюрьме он увидел ‘вещи невероятные и чудовищные’, наслушался ‘невероятных,

чудовищных рассказов’ о произволе полиции и судов. Теперь он понимал,

почему, выйдя на свободу, бывшие заключенные не пытаются добиваться

справедливости и, присмирев и утихомирившись, решают ‘не поднимать шума’ и

‘смыться куда-нибудь подальше’. Классовую сущность американского

правосудия Джек Лондон познал, как говорится, на собственной шкуре.

Поступив матросом на корабль, Джек Лондон возвращается домой, в

Окленд. Месяцы скитаний заставили юношу серьезно задуматься о будущем.

Среди его спутников попадались люди образованные, они-то и рассказали ему

о социалистическом учении, посоветовали прочесть ‘Коммунистический

манифест’ Карла Маркса и Фридриха Энгельса, труды Бабефа, Сен-Симона,

Прудона. И вот теперь, оказавшись дома, Джек принимается за книги.

Страницы ‘Коммунистического манифеста’ он читает как откровение, заносит в

записную книжку наиболее интересные мысли, жирной чертой подчеркивает

заключительные строки.

Джек твердо решает стать социалистом и снова садится за школьную

парту. А по субботам и воскресеньям он подрабатывает случайными

поручениями. Но не только мытьем полов и окон занимается он в свободное от

занятий время. Он начинает регулярно писать статьи и очерки в школьный

журнал. Пребывание в средней школе тяготило Джека — он был на три-четыре

года старше своих одноклассников Ученики не одобряли его работы уборщиком

и настороженно относились даже к его занятиям журналистикой. Джек бросает

школу и начинает усиленно готовиться к экзаменам. Калифорнийский

университет.

Именно в этот период он становится членом Оклендского отделения

Социалистической рабочей партии. Его теперь часто можно было видеть на

различных рабочих митингах. Однажды, в 1895 году, он сам взбирается на

скамейку и произносит пылкую речь, его арестовывают. Местные газеты широко

расписали этот случай, назвав Джека ‘юношей-социалистом’, и многие в

Америке долгие годы знали его именно под этим прозвищем. Эта история

получила свое завершение много лет спустя, когда после смерти Джека

Лондона мэр Окленда посадил дуб в честь писателя-социалиста на том самом

месте, где он был арестован в 1895 году.

Но это произошло через десятки лет, а пока многие его знакомые из

‘приличных семейств’ с ужасом читали в очередном выпуске школьного журнала

его статью ‘Оптимизм, пессимизм и патриотизм’: ‘Американцы, патриоты и

оптимисты, пробудитесь! Вырвите бразды правления у продажных властителей и

несите образование массам!’ Нечего и говорить, что после этого двери

многих домов были перед ним закрыты. Но Джек не унывал, он по-прежнему

бывал в семье инженера Эпплгарта, с сыном и дочерью которого у него

установились дружеские отношения.

Готовясь к приемным экзаменам в университет, Джек занимается по

девятнадцать часов в сутки. В 1896 году Джека Лондона принимают в число

студентов Калифорнийского университета в Беркли. Однако ему удалось

проучиться в университете всего лишь один семестр — нужно было содержать

мать и отчима. Снова перед ним во весь рост встает проблема — чем

зарабатывать на жизнь? И Джек твердо решает стать профессиональным

писателем. Он пишет очерки и рассказы, юмористические куплеты и

социологические статьи, но вот беда — ни один журнал не печатает ни

строчки из его писаний. И опять выручает великолепная сноровка и умение

все делатьДжек устраивается на работу в прачечную. Изнурительная работа

выматывала даже семижильного Джека.

И вдруг из газет он узнает, что в Клондайке на Аляске нашли золото, и

туда сразу же хлынул поток искателей заработков и приключений. Джек

недолго раздумывал и весной Г887 года вместе с мужем сестры Шепардом

отправляется на поиски золота. На корабле они доплыли от Сан-Франциско до

города Скагуей, дальше предстоял утомительный переход через Чилкутский

перевал. Платить индейцам-носильщикам по полдоллара за каждый фунт груза

они не могли — значит, нужно было переправлять все снаряжение и провиант

на себе. Джек готов был и к такому испытанию. Но шестидесятилетний Шепард

купил билет на обратный рейс в Сан-Франциско.

Джеку и его спутникам — Томпсону, шахтеру Гудману и плотнику Слоуперу

предстояло переправить восемь тысяч фунтов поклажи на многие сотни миль

вверх по реке Юкон. Вот где пригодились Джеку его физическая сила, знание

морского дела, сноровка и выносливость. Но четверке друзей не удалось

добраться к цели их путешествия до начала зимы: пришлось зазимовать всего

в семидесяти милях от Доусона.

‘Нет бога, кроме Случая, и Удача — пророк его’ , — так перефразировал

однажды известное изречение Джек Лондон, Зимой 1897 — 1898 годов случай и

удача сопутствовали незадачливому золотоискателю. Золота он не нашел, зато

именно тогда он встретил героев своих будущих рассказов. Долгой

арктической ночью в хижине Джека проводили время за беседой охотники и

искатели приключений, индейцы и золотоискатели, бродяги и пьяницы.

Рассказанные ими житейские истории — временами незамысловатые, но в

большинстве своем удивительные и сказочные — прочно засели в памяти Джека,

чтобы в недалеком будущем перейти на страницы его жизнеутверждающих книг.

Тогда же Джек Лондон проштудировал ‘Капитал’ Маркса и ‘Происхождение

видов’ Дарвина.

Заболев цингой, Лондон вынужден был возвратиться в Сан-Франциско. Он

привез с собой не золотой песок, а наброски к рассказам и повестям,

вошедшим в золотой фонд американской и мировой литературы.

Родной дом встретил Джека печальным известием — умер его отчим.

Теперь он остался единственной опорой матери. Снова встал вопрос о

заработке. И молодой Лондон принимается писать. Он трудится целыми днями и

часто ночами, упорно работает над сюжетом и стилем своих первых рассказов,

так резко отличавшихся от всего того что выбрасывали на книжный рынок

сторонники ‘традиции жеманности’, эпигоны романтизма, в большинстве своем

описывающие людей слабых и изнеженных, далеких от трудовой деятельности.

Накупив на последние деньги почтовых марок, Джек рассылает свои

новеллы в журналы, но они неизменно возвращаются обратно. Джек

недоумевает, он упорно изучает опубликованные рассказы, вновь перечитывает

книги своих любимых авторов — Роберта Стивенсона и Редьярда Киплинга,

пытается разгадать секрет успеха Амброза Бирса Его

восхищение вызывает талант Стивенсона-рассказчика, он отдает должное

музыкальности фразы Киплинга, у Бирса же он отмечает ‘блеск металлического

интеллектуализма’, который ‘взывает к уму, но отнюдь не к сердцу’.

Его наблюдения того периода свидетельствуют о глубоком понимании

творческого своеобразия разных писателей, об умении оценить общее

состояние современной ему американской литературы. Преисполненным жизни,

населенным яркими характерами, написанным живым, энергичным языком,

рассказам и новеллам Лондона трудно было пробиться на страницы журналов, в

которых господствовали анемичные, сентиментальные герои. Он с горечью

отмечает в одном из своих писем, что судьба писателя в Соединенных Штатах

определяется ‘невинной американской девушкой, которая ни в коем случае не

должна быть шокирована и которой нельзя предложить ничего менее пресного,

чем кобылье молоко’.

Резкое несоответствие между подлинной жизнью и ее изображением на

страницах американских литературных журналов в конце XIX века отмечал и

другой выдающийся американский писатель-реалист — Теодор Драйзер. Амброз

Вире характеризовал литературный Сан-Франциско той поры как ‘райское

местечко для невежд и оболтусов’, как ‘исправительную колонию нравов’. В

очерке ‘Как начинают печататься’ Лондон так описывал свое положение в этот

период: ‘…позвольте сообщить, что я имел одни только пассивы и никаких

активов, не имел никакого дохода, должен был кормить несколько ртов, а что

касается квартирной хозяйки, то ею была бедная вдова, чьи жизненные

потребности настоятельно диктовали необходимость вносить плату за квартиру

в известной степени регулярно. Таково было мое материальное положение,

когда я облачился в доспехи и выступил против журналов’.

Прошло несколько месяцев, прежде чем сан-франциоский журнал ‘Оверленд

мансли’ (‘Трансконтинентальный ежемесячник’) принял к печати рассказ ‘За

тех, кто в пути!’, а журнал ‘Блэк кэт’ (‘Черный кот’) пообещал напечатать

другой рассказ при условии, что автор разрешит сократить его наполовину.

Так в январском номере журнала ‘Оверленд мансли’ за 1899 год увидел свет

первый рассказ Джека Лондона — простая и в то же время сложная история из

жизни золотоискателя Джека Уэстондэйла. Другим участникам и свидетелям

этой истории — и прежде всего Мэйлмюту Киду — суждено было вскоре

возродиться на страницах новых рассказов писателя, которые составят его

первый сборник ‘Сын Волка’.

Когда журнал с его первым рассказом вышел из печати, Джек Лондон

долго разглядывал витрину киоска, затем отправился к знакомым, занял

десять центов и наконец-то стал обладателем бесценного для него экземпляра

журнала. Хотя ‘Оверленд мансли’ платил за рассказы мало — от пяти до

восьми долларов — и весьма неаккуратно, писатель отправляет в редакцию

второй рассказ — ‘Белое безмолвие’, который печатается в февральском

номере журнала.

1899 год стал переломным в судьбе Джека Лондона: в течение года

рассказы и очерки писателя появляются в нескольких журналах и газетах не

только на Западе, но и на Востоке страны. Известный своими высокими

литературными требованиями бостонский журнал ‘Атлантик мансли’

(‘Атлантический ежемесячник’) принимает к печати рассказ ‘Северная

Одиссея’, увидевший свет в январе 1900 года. В этом же году

респектабельное бостонское издательство ‘Хоутон Миффлин’ выпускает сборник

‘Сын Волка’, объединивший девять рассказов так называемого ‘северного’

цикла. Выход в свет книги Лондона в консервативном Бостоне, издавна

считавшемся литературным центром страны, означал недвусмысленное признание

писателя. Она явилась самобытным явлением в литературе Соединенных Штатов

того периода, кардинально отличаясь от романтических историй, написанных в

полном соответствии с требованиями ‘традиции жеманности’.

‘Сын Волка’ — жестокая книга о жестокой борьбе человека за

существование — с другим человеком, с ‘белым безмолвием’ природы,

пытающейся ‘доказать человеку его ничтожество’, с первобытной яростью

зверя. Не всякий человек выходит победителем из этой борьбы, и ‘те, кто не

раз делил ложе со смертью, узнают ее зов’. Из-за глупой случайности

страшно искалечен Мэйсон, и его друг Мэйлмют Кид прекращает его

нечеловеческие страдания выстрелом в упор (‘Белое безмолвие’). Не выдержав

одиночества и трудностей жизни на Севере, убивают друг друга Картер

Уэзерби и Перси Катферт (‘В далеком краю’), Ситка Чарли расправляется со

своими спутниками индейцами Ка-Чутке и Гоухи, которые нарушили закон

Севера — взяли себе по горстке муки (‘Мудрость снежной тропы’). Со страниц

книги перед читателями вставала жизнь жестокая и в то же время простая, от

людей требовались выдержка и мужество, сила воли и выносливость. Выживают

самые мужественные — таков смысл рассказов

Характерна и манера, в которой написаны эти рассказы Повествование

ведется бесхитростно и энергично, автор не высказывает ни симпатий, ни

антипатий не делает ни выводов, ни обобщений. Он словно приоткрывает

завесу то над одной, то над другой картиной и предоставляет читателю

самому судить об увиденном и услышанном. Фактографичность рассказанного не

вызывает сомнения, уже с первых слов повествования становится ясно, что

автор прекрасно знает и людей, описываемых им, и обстоятельства, в которых

они оказались. Жизненность и достоверность рассказов Лондона отличали их

от большинства псевдоромантических историй заполонявших страницы многих

изданий.

Вообще этот период стал переломным в истории американской литературы

Вместе с первым сборником рассказов Джека Лондона в том же 1900 году

увидел свет и роман Теодора Драйзера ‘Сестра Керри’, произведение,

которому предстояло открыть новую страницу в книге американской

словесности. За несколько лет до того были опубликованы такие

реалистические произведения, как роман Стивена Крейна ‘Мэгги-девушка с

улицы’ (1893), роман Фрэнка Норриса ‘Мактиг’ (1899) Характерно, что именно

Норрис первым обратил внимание на тот ‘прекрасный и неудержимый борцовский

дух’ произведений Киплинга, который так привлекал Джека Лондона

Е отзывах на первую книгу Лондона критики подчеркивали, что собранные

в ней рассказы ‘преисполнены огня и чувства’ Отмечая в произведениях

молодого автора свойственные Киплингу ‘силу воображения и драматический

накат’, критики не могли не заметить, что его рассказы отличают ‘чувство

нежности и явное любование героизмом, которые редко можно встретить у

Киплинга’.

Книга расходилась неплохо, на молодого автора обратили внимание

несколько крупных изданий. Еще до выхода книги в свет ежемесячный журнал

‘Мак-Клюрс мэгезин’ приобрел у писателя несколько его рассказов и дал

согласие на приобретение всего, что он напишет. Американский рассказ

восходит на новую ступень своего развития.

И до Джека Лондона в американской литературе творили крупные мастера

рассказа — романтики Эдгар По и Натаниэп Готори, позднее — Фрэнсис Брет

Гарт, Стивен Крейн, Амброз Вире, которые разрывали путы ‘традиции

жеманности. Но, пожалуй, именно Джеку Лондону принадлежит заслуга

‘демократизации’ американского рассказа — он стал достоянием сотен тысяч

простых людей Америки. Джек Лондон сумел соединить в своих рассказах

извечные чувства и переживания человека с современной ему

действительностью.

Публикация первой книги и готовность журналов печатать его новые

рассказы принесли Лондону известную материальную независимость. Но ему

хотелось взяться за роман, а это требовало упорной работы, времени и

гарантированных доходов. Откуда их взять начинающему автору? Джек Лондон

решает обратиться за помощью к владельцу журнала ‘Мак-Клюрс мэгезин’.

Самуэль Мак-Клюр был издательским дельцом нового типа. Он обладал

удивительным чувством распознавать все стоящее, прекрасно знал запросы

читающей публики и умел направлять эти запросы в желаемое русло Созданный

им в конце XIX века журнал вскоре превратился в одно из наиболее

популярных общественно-литературных изданий в стране и стал, в частности,

трибуной прогрессивных публицистов — так называемых ‘разгребателей грязи’.

Мак-Клюр быстро распознал и недюжинный талант молодого Лондона и дал

согласие ежемесячно выплачивать ему 125 долларов в счет будущего романа.

Наконец-то Джек Лондон мог целиком посвятить себя творчеству.

Между тем в личной жизни Джека за это время произошли существенные

перемены. Он уже несколько лет ухаживал за девушкой из весьма обеспеченной

семьи — Мэйбл Эпплгарт, однако ее родители не давало согласия на брак

дочери с человеком без определенных занятий, единственные стоящие вещи

которого — велосипед, приличный костюм, книги — были заложены в ломбарде,

и он вынужден был отказываться от приглашений к обеду, так как ему не во

что было одеться для такого торжественного случая. Джека же тяготило

одиночество, и так получилось, что он сделал предложение другой доброй

знакомой — Бесси Маддерн, недавно потерявшей жениха Однако женитьба на

Бесси не внесла успокоения в повседневный быт молодого писателя, его мать

не приняла невестку. Как бы то ни было, домашние ссоры улаживались

стараниями сестры Элизы, и Джек получал возможность снова браться за

рукопись.

Тем временем его рассказы продолжали публиковаться на страницах

многих журналов как на Западе, так и на Востоке Соединенных Штатов. В 1901

году чикагское издательство, одним из совладельцев которого был Мак-Клюр,

выпустило второй сборник рассказов Лондона ‘Бог его отцов’ Отзывы критиков

и на этот раз были весьма благожелательными: писателя сравнивали с Р.

Киплингом и Брет Гартом, отмечали его ‘острую наблюдательность’,

‘реалистичность’ и ‘здоровый оптимизм’. Рецензент журнала ‘Нейшн’,

например, писал: ‘Рассказы сборника ‘Бог его отцов’ — живые,

выразительные, преисполненные драматизма истории. Порой они грубоваты,

неприветливы, полны цинизма и безрассудной смелости. Но если вы хотите

прочесть нечто такое, что способно заинтересовать вас, развлечь и пронять

до глубины души, то нет ничего лучше, чем этот томик’.

В этот период у Джека появляются новые знакомые, тонкий знаток

искусства поэт Джордж Стерлинг, начинающий литератор Клаудсли Джонс,

молодая, красивая и умная социалистка Анна Струнская. Каждый из них оказал

влияние не только на круг интересов Джека, но и на его характер, на его

литературные наклонности. Джек с интересом выслушивал тирады Стерлинга о

пользе социализма и не менее пылкие его выступления в защиту принципа

‘искусство для искусства’. Он долгие годы вел обширную переписку с

Джонсом, рассказывая ему о своих чувствах и литературных замыслах. Анна

Струнская заняла особое место в жизни Джека, он преклонялся перед

‘гениальностью ее ума’. Они часто спорили по самым различным поводам, но

эти ‘бури в стакане воды’, как называл эти споры Джек, не меняли главного

— их ‘созвучности’ в восприятии мира. Из их дружбы родилась впоследствии

написанная совместно интересная и противоречивая книга ‘Письма Кемптона и

Уэйса’ (1903 год). А пока необычная дружба эта доставляла страдания Бесси,

которая ожидала ребенка.

Интерес Джека Лондона к социализму углублялся. Он отдает много

времени чтению лекций, выступлениям в рабочих аудиториях, спорам в

различных социалистических клубах. Некоторые из его статей о социализме

печатаются в популярных журналах. В 1901 году социалисты Окленда выдвигают

кандидатуру Джека Лондона на пост мэра города. Выступая перед

избирателями, он говорил: ‘Именно мы, социалисты, действуя, словно дрожжи

в нашем обществе, вызвали великую и все возрастающую веру в муниципальную

собственность. Именно мы, социалисты, путем пропаганды заставили старые

партии бросить определенные привилегии в качестве подачки общественному

недовольству’. Однако выступления Лондона не нашли поддержки у городских

обывателей: на выборах за него подали всего лишь 245 голосов. Эта неудача

отнюдь не обескуражила Джека, он по-прежнему выступает перед

многочисленными аудиториями слушателей с разоблачением капитализма. Одна

из его лекций на тему о безработице перед состоятельными дамами — членами

женской пресс-ассоциации Сан-Франциско — вызвала такой взрыв негодования,

что председательнице пришлось поспешно закрыть собрание.

В мае 1901 года в журнале ‘Пирсонз мэгезин’ появляется рассказ

Лондона ‘Любимцы Мидаса’, который, как утверждают некоторые американские

критики, имеет явную ‘социалистическую направленность’. Сюжет рассказа

прост: группа бедняков объединяется, чтобы ‘бросить вызов мировому

капиталу’. Однако методы борьбы ‘любимцев Мидаса’ — так называют себя

члены группы — ничего общего с социализмом не имеют: они действуют

угрозами, шантажом и индивидуальным террором, направленным против случайно

выбранных жертв. Хотя сюжет рассказа был продиктован писателю повседневной

американской действительностью, совершенно ясно, что подобные методы

борьбы ничего общего с подлинным социализмом не имеют. И прав американский

исследователь творчества писателя Филипп Фонер, утверждавший, что рассказ

этот ‘более свидетельствует об определенной ограниченности

социалистических воззрений Лондона, чем о его вкладе в социалистическую

прозу’. Писатель подметил в буржуазном обществе тенденцию роста

терроризма, вызванного дальнейшим углублением пропасти между богатыми и

бедными. Рассказанная им история так же актуальна в наше время, как три

четверти века тому назад. Чтобы убедиться в этом, достаточно просмотреть

первые страницы сегодняшних американских или западноевропейских газет.

Однако он не сумел разглядеть в этой тенденции ее анархистского

содержания, ошибочно принял терроризм за один из методов борьбы рабочего

класса против эксплуататоров. Известное любование анархистскими выходками,

преувеличение роли отдельных ‘сильных личностей’ в схватке с

представителями класса капитала можно заметить и в некоторых других, более

поздних произведениях Лондона. Один из серьезнейших недостатков Джека

Лондона как писателя-социалиста в том и заключается, что, будучи

убежденным противником капиталистической системы, он не сумел показать в

своих произведениях организованный рабочий класс, вооруженный

социалистическим мировоззрением.

Между тем роман, получивший название ‘Дочь снегов’, был закончен и

отправлен издателю. Мак-Клюр, ознакомившись с рукописью, не стал ни

печатать ее в своем журнале, ни издавать отдельной книгой. Чтобы вернуть

затраченные деньги, он продает право на выпуск романа другому

издательству, и роман выходит в свет в октябре 1902 года. Кроме ‘Дочери

снегов’, в том же месяце читатели получили две другие книги писателя —

новый сборник ‘северных’ рассказов ‘Дети Мороча’ и повесть ‘Путешествие на

‘Ослепительном’, об устричных пиратах. Три сборника ‘северных’ рассказов

писателя, роман и повесть — таков итог трехлетней литературной работы. Это

было, безусловно, значительным достижением молодого автора. Однако, как

известно, количество далеко не всегда переходит в качество, особенно если

это касается литературных произведений. Три новых книги Джека Лондона,

безусловно, позволили укрепиться его имени в сознании американской

читающей публики, однако они не раскрыли какие-нибудь новые грани его

таланта. Они носили следы спешки, страдали определенными недостатками. Они

подчас проповедовали превосходство ‘сильной личности’, давали довольно

примитивную трактовку противоречий капиталистического общества. В

некоторых произведениях он воспевал ‘белую расу’, говорил о превосходстве

англосаксов, которые ‘перенесут любые тяготы и получат в наследство весь

мир’ (‘Дочь снегов’). Проповедниками этих взглядов являются прежде всего

Фрона Уэлз и Вэнс Корлисс из романа ‘Дочь снегов’, но отголоски подобных

воззрений можно услышать и в других произведениях Лондона. Не случайно ряд

американских критиков считает, что в 1902 году закончился первый этап в

творчестве Джека Лондона.

Вместе с тем, как отмечал Ван Вик Брукс, несомненное достоинство его

книг — ‘хорошо ли, плохо ли написанных’ — заключалось в том, что в них

‘постоянно бил фонтан фактов, сообщавших неприглаженную истину о ‘грубой

реальности’. Казалось, что сама личность Лондона распространяет вокруг

себя свежее дыхание морского бриза, наполненного ‘живой водой’ жизнелюбия

и энергии, оплодотворявшей сюжеты его рассказов, где речь шла об отваге и

предприимчивости, о триумфах, а порой и о трагической гибели’.

И эти лучшие черты произведений Лондона быстро завоевали ему

популярность как среди широкой публики, так и среди американской

интеллигенции. Его имя прочно вошло в число имен ведущих американских

писателей, его сотрудничества добивались многие журналы и издательства.

Поэтому Джек ничуть не удивился, когда в июле 1902 года получил телеграмму

от Ассоциации американской печати с предложением немедленно отправиться в

Южную Африку для описания последствий недавно закончившейся англобурской

войны. Через несколько дней он уже в Нью-Йорке, где получает необходимые

инструкции, билеты и деньги.

Лондон внимательно присматривался к встречавшимся ему бизнесменам,

пытался выяснить их отношение к социалистическому движению. ‘Я встречаюсь

с мировыми дельцами в пульмановских вагонах, нью-йоркских клубах, в

курительных салонах пересекающего Атлантику лайнера, — писал он А.

Струнской с борта направляющегося в Лондон парохода ‘Мажестик’. — И, по

правде говоря, эти встречи вселяют в меня надежды на успех Дела, ибо все

эти дельцы — абсолютные невежды и ничего не смыслят в том, какие силы

действуют в мире. Они пребывают в блаженном неведении о предстоящем

перевороте, но в то же время ожесточены в отношении рабочих. Как видите,

растущее могущество рабочих задевает их и вызывает у них ожесточение, но

никак не раскрывает им глаза’.

Сам писатель хотел жить с широко раскрытыми глазами, наблюдать все

проявления борьбы классов. Во время остановки в Лондоне он намеревался

провести два дня в городских трущобах и посмотреть глазами неимущих на

проходившую в это время коронацию короля Эдуарда VII. Однако пребывание

писателя в столице Великобритании растянулось на шесть недель. Дело в том,

что по прибытии в Лондон он получил сообщение, что путешествие его

отменяется. Недолго раздумывая, Джек приобрел поношенную одежду и под

видом попавшего в беду моряка поселился в лондонских трущобах. Результатом

этого социального эксперимента писателя явилась книга очерков с

трагическом названием ‘Люди бездны’.

Опубликованные в одном нью-йоркском журнале в 1903 году и в том же

году выпущенные отдельным изданием очерки являются образцом пролетарской

литературы. По своему содержанию ‘Люди бездны’ перекликаются с такими

различными по своему характеру произведениями, как очерки Т. Драйзера о

Нью-Йорке, бессмертная пьеса М. Горького ‘На дне’ или социологические

исследования Д. Рииса и А. Моррисона. В своем предисловии к книге Лондон

писал: ‘Скажу еще, что к жизни ‘дна’ я подходил с одной простой меркой: я

готов был считать хорошим то, что приносит долголетие, гарантирует

здоровье — физическое и моральное, и плохим то, что укорачивает

человеческий век, порождает страдания, делает из людей тщедушных карликов,

извращает их психику. Я увидел голод и бездомность, увидел такую

безысходную нищету, которая не изживается даже в периоды самого высокого

экономического подъема’.

И действительно, вся книга — с первой главы ‘Сошествие в ад’ до

последней ‘Система управления’ — является обвинительным актом буржуазному

обществу, вопиет о попранной справедливости и поруганной чести.

Опубликованные в книге документальные фотографии еще более подчеркивали ее

фактографичность, беспристрастно подтверждали, что все рассказанное на ее

страницах — сущая правда.

Американские критики разошлись в своих оценках новой книги Лондона.

Журнал ‘Нейшн’, например, упрекал писателя в том, что он ‘описывает

лондонский район Ист-сайд так, как Данте мог бы описать ад, будь он желтым

журналистом’. Автор журнала ‘Атлантик мансли’ считал, что очерки страдают

‘отсутствием чувства достоинства и твердости как в стиле, так и в духе,

без чего их нельзя считать подлинной литературой’. Рецензент журнала

‘Букмэн’ обвинял автора в снобизме. Вместе с тем некоторые другие печатные

органы признавали, что хотя описанные Лондоном условия человеческого

существования и не являются чем-то новым в американской литературе, только

‘одному Лондону удалось воссоздать и донести до нас подлинную реальность

жизни ‘на дне’.

И действительно, писатель понимал законы творческого труда и знал,

как нужно писать, чтобы читатель ощущал себя как бы участником

происходящего. В одном из писем к Клаудсли Джонсу по поводу его рассказа

‘Философия дороги’ Лондон изложил свою философию творчества: ‘Вы имеете

дело с кипучей жизнью, романтикой, проблемами человеческой жизни и смерти,

юмором и пафосом и т. д. Так, ради бога, обращайтесь же с ними подобающим

образом. Не рассказывайте читателю о философии дороги (разве что вы сами

участвуете в действии и говорите от первого лица). Не рассказывайте

читателю. Ни в коем случае. Ни за что. Нет. Заставьте своих героев

рассказать о ней своими делами, поступками, разговорами и т. д. Только

тогда, но ничуть не раньше, ваши писания станут художественной прозой, а

не социологической статьей об определенной прослойке общества. И дайте

атмосферу. Придайте своим историям широту и перспективу, а не только

растянутость в длину (которая достигается простым пересказом). Поскольку

это художественная проза, читателю не нужны ваши диссертации на эту тему,

ваши наблюдения, ваши знания как таковые, ваши мысли и ваши идеи — нет,

вложите все свое в рассказы, в истории, а сами уйдите в сторону (кроме тех

случаев, когда рассказываете от первого лица, как непосредственный

участник). Это-то и создает атмосферу. И этой атмосферой будете сами

вы…’.

И в своих лучших произведениях Джеку Лондону удавалась эта труднейшая

из задач — самоустраниться из книги и в то же время сделать ее

продолжением своего собственного ‘я’. Именно в таких произведениях

писатель достигает подлинных высот художественного творчества, и его

сочинения становятся творением художника, а не ремесленника, они, говоря

словами Лондона, ‘живут, и дышат, и овладевают людьми, и заставляют лампы

читателей гореть долго после положенного часа’.

Возвратившись из поездки в Англию, Джек Лондон обдумывает новые вещи.

Прежде всего ему хочется написать небольшой рассказ о собаке. Он садится

за работу и за месяц кончает — не рассказ, а повесть, получившую название

‘Зов предков’. Это история собаки по кличке Бэк — широкогрудого пса с

длинной шерстью и белыми клыками, в котором прошлое смыкалось с настоящим,

и, как мощный ритм вечности, голоса прошлого и настоящего звучали в нем

попеременно, — это было как прилив и отлив, как смена времен года’.

История одичания Бэка, его ухода от человека в волчью стаю написана просто

и незамысловато и в то же время с тем настоящим художественным видение ,

которые присуще лучшим вещам Лондона. Повесть сразу же принял самый

массовый в Соединенных Штатах журнал ‘Сатэрдей ивнинг пост’ (‘Вечерняя

субботняя почта’). Заметим в скобках, что издание это просуществовало до

начала семидесятых годов нашего века и лишь несколько лет тому назад

прекратило свое существование. В начале же века журнал был в зените своего

могущества, задавал тон среди многочисленных литературных журналов. ‘Зов

предков’ был первым произведением Лондона, опубликованным на его

страницах. Присланный гонорар превзошел все ожидания писателя. Выпущенный

отдельной книгой первый тираж повести разошелся за один день, и ее автор

вкусил сладость и опьянение славы.

Американская критика высоко оценила повесть. Весьма строгая в своих

оценках газета ‘Нью-Йорк сан’ назвала ее ‘удивительно совершенным

произведением, книгой, о которой мы еще долго будем слышать’. Другие

органы печати сразу же причислили повесть к американским классическим

произведениям, некоторые критики написали, что ‘Зов предков’ так же хорош,

как лучшая из вещей Киплинга. По тем временам это считалось высшей

похвалой. Профессора английской литературы Калифорнийского университета

включили повесть в число обязательных для чтения произведений. Одним

словом, успех автора был полным.

Некоторые современные американские критики считают, что повесть

написана как бы в трех измерениях. Первое, повествовательное, рассказывает

нам историю превращения собаки Бэка в вожака волчьей стаи. Второе,

аллегорическое, как бы раскрывает перед читателем чувства и переживания

самого автора, поднявшегося со дна жизни до вершин славы. Третье же,

политико-философское, служит художественной иллюстрацией к теориям

‘социального дарвинизма’. Критики при этом ссылаются на такие, к примеру,

строки из повести: ‘Милосердия первобытные существа не знали. Они его

принимали за трусость. Милосердие влекло за гобой смерть. Убивай или

будешь убит, ешь или тебя съедят — таков первобытный закон жизни’.

Авторы подобных утверждений забывают лишь добавить, что этот

‘первобытный закон жизни’ все еще господствует в капиталистическом

обществе, и если уж ‘Зов предков’ и является иллюстрацией к истории

человеческого существования, только в тех его границах, которые не выходят

за пределы капиталистической формации.

Джек Лондон прекрасно понимал, что над подавляющим большинством

американских писателей довлеет необходимость обеспечивать себе сносное

существование, что не могло не сказываться на уровне их произведений.

Незадолго до выхода в свет ‘Зова предков’ Лондон опубликовал в журнале

‘Критик’ статью ‘Об ужасном и трагическом в художественной прозе’. В этой

статье он, в частности, отмечал: ‘Печальный факт состоит в том, что

писатели прежде всего пишут ради хлеба насущного, а уж потом — ради славы.

И их уровень жизни возрастает вместе с ростом умения заработать на хлеб,

поэтому им некогда позаботиться о славе — этом эфемерном цветке, и лучшие

произведения остаются ненаписанными’.

‘Зов предков’ принес его автору и деньги и славу и тем самым как бы

противоречил утверждениям Лондона-критика. В истории американской

литературы можно найти и некоторые Другие примеры подобного рода Однако

эти исключения-а их не так уж много-лишь подтверждали зависимость

писателей от доброй воли магнатов издательского бизнеса. Не избежал этой

участи, как известно, и Джек Лондон.

На гонорар, полученный от издания ‘Зова предков’, Джек купил себе

парусный шлюп ‘Спрэй’ (‘Морская пена’) и снова начал выходить в море. Это

не было только простым зовом сердца бывалого моряка — Джек решил написать

роман на морскую тему. В то же время он публикует ряд статей для различных

социалистических изданий, в том числе: ‘Как я стал социалистом’ (1903 г.),

‘Классовая борьба’ (1903 г.), ‘Штрейкбрехер’ (1904 г.) и другие.

Статьи эти вызвали поток писем от людей, сочувствующих

социалистическим идеям. Джек Лондон аккуратно отвечал на все письма. Его

ответы неизменно начинались словами: ‘Дорогой товарищ’ и оканчивались:

‘Ваш во имя революции, Джек Лондон’. Это не было позой фрондирующего

своими социалистическими увлечениями писателя. Лондон очень серьезно

относился к пропаганде социалистических идей и считал себя одним из

активных деятелей американского социалистического движения. Он

рассказывал, что социалистом его сделали условия жизни: ‘…Я прочел

немало книг, но ни один экономический или логический довод, ни одно самое

убедительное свидетельство неизбежности социализма не оказало на меня

такого глубокого и убедительного воздействия, какое я испытал в тот день,

когда впервые увидел возвышающиеся вокруг себя стены социальной пропасти и

почувствовал, как начинаю скользить вниз, вниз — на самое дно этой

мясорубки’.

И теперь, став одним из ведущих американских писателей, Лондон

стремился раскрыть глаза простых обывателей на социальную пропасть,

разделяющую страну на имущих и неимущих, на наличие жестокой классовой

борьбы в американском обществе. Он утверждал, что люди, отрицающие наличие

классовой борьбы в США, уподобляются страусам, не желают видеть

противоречий окружающей их действительности. Вместе с тем он обращал

внимание на опасность ‘тред-юнионизма’ для рабочего движения, на

необходимость сочетания экономической борьбы с борьбой политической.

Лондону принадлежит получившее впоследствии широкое распространение

определение штрейкбрехера: ‘Штрейкбрехер — предатель своего бога, своей

страны, своей семьи и своего класса’.

Летом 1903 года произошли важные перемены в личной жизни писателя —

он оставляет жену и двух дочерей. В конце года Лондон закончил ‘Морского

волка’ и получил предложение отправиться в качестве военного

корреспондента в Японию для освещения хода военных действий между Японией

и Россией. Правда, война между этими двумя странами еще не началась, но

владельцы газетной империи Херста не сомневались в ее неизбежности и

старались заранее иметь своего корреспондента в очередной ‘горячей точке’

планеты.

Репортажи Лондона из Кореи, Маньчжурии и Японии печатались газетами

Херста под крупными заголовками. В ряде репортажей даны достоверные

зарисовки боевых стычек, правдиво показан тыловой быт. Однако многие

статьи писателя страдают от шовинистических и даже расистских рассуждений,

явно расходящихся не только с социалистическими, но и с гуманистическими

взглядами их автора.

Когда Лондон вернулся в Соединенные Штаты, издатель сообщил ему, что

еще до выхода ‘Морского волка’ поступили заказы более чем на 40 тысяч

экземпляров. Роман вышел из печати в ноябре 1904 года и сразу занял

прочное место в списке бестселлеров. Однако мнения критиков о новом

произведении Лондона были далеко не единодушными. ‘Строгий и педантичный

законодатель литературного мира’ Сан-Франциско Амброз Вире в письме к

другу Лондона поэту Стерлингу назвал роман ‘в целом крайне неприятной

книгой. Лондон обладает плохим стилем и не имеет чувства меры’. Однако он

же отмечал и несомненные достоинства книги — ‘великолепный’ сюжет и

‘потрясающий’ образ Волка Ларсена. Если Ларсен, писал Вире, и не является

‘постоянным добавлением к литературным образам, он, по крайней мере, имеет

постоянное место в памяти читателя… Человеку достаточно за его жизнь

вырубить и вылепить одну подобную фигуру’.

Именно образ Волка Ларсена вызвал наибольшие нарекания критиков.

Автора упрекали в том, что Ларсен создан якобы как ‘ницшеанский

сверхчеловек’. Между тем сам Лондон считал свой роман прямой критикой

ницшеанства с его идеей сверхчеловека. Филипп Фонер справедливо пишет, что

при внимательном чтении романа становится ясна идея автора: ‘В условиях

современного буржуазного общества индивидуалист неминуемо кончает

самоуничтожением. Раздираемый внутренними противоречиями, неспособный

разрешить свои собственные проблемы. Волк Ларсен превращается в

ожесточенного, злобного, изощренного демона… Его жестокость и

безжалостность — лишь маска, прикрывающая внутреннюю слабость и страх. Его

окончательное самоуничтожение является логическим результатом поражения

индивидуализма’.

Несмотря на разноречивые оценки, роман хорошо расходился. За короткий

срок выдержал три издания и сборник рассказов ‘Мужская верность’,

поступивший на полки книжных магазинов в мае 1904 года. Ежемесячно

продавалось несколько тысяч экземпляров ‘Зова предков’. Сборник очерков

‘Люди бездны’ также расходился значительно лучше, чем предполагалось.

Казалось бы, что автору этих популярных книг только и оставалось, что

радоваться своему успеху и продолжать работать над новыми произведениями.

И Лондон с лета 1904 года действительно трудился над новой повестью под

названием ‘Игра’, в которой рассказывалась печальная история любви

двадцатилетнего боксера Джо и его восемнадцатилетней подруги Дженевьевы и

гибели спортсмена.

Однако, несмотря на крупный литературный успех, Лондон в тот год

часто бывал далеко не в лучшем настроении — сказывались разрыв с женой и

нехватка средств. Удручало его и длительное отсутствие Чармейн Киттредж,

его давней знакомой, увлечение которой и послужило главной причиной

разрыва с семьей. Помимо работы над повестью, Лондон пишет в эти месяцы

статьи на социалистические темы, новые рассказы — именно за письменным

столом находил он забвение от повседневных житейских забот и треволнений.

В 1905 году издательство ‘Макмиллан’ выпускает в свет одну за другой

три новых книги Лондона: сборник эссе на социальные темы ‘Борьба классов’,

повесть ‘Игра’, сборник ‘Рассказы рыбачьего патруля’. Совершенно разные и

по содержанию и по форме, книги эти были хорошо встречены. Журнал

‘Букмэн’, например, так оценивал сборник ‘Борьба классов’: ‘…Безусловно,

никакой другой американский автор — а возможно, и никакой английский — не

создавал ничего, что могло бы сравниться с этой книгой по силе выражения и

литературным достоинствам’.

Повесть ‘Игра’ вызвала нарекания отдельных критиков. Лондон счел

необходимым ответить письмом, в котором подтверждал абсолютную

достоверность описанных событий. Сам боксер-любитель, освещавший

профессиональные матчи для оклендской газеты ‘Геральд’, Джек хорошо знал и

существовавшие в среде боксеров нравы и те условия, в которых им

приходилось выступать. Поэтому гибель боксера Джо во время поединка была

отнюдь не плодом воображения, а лишь скромной зарисовкой из жизни. К концу

года определились личные взаимоотношения Джека с Чармейн Китредж: они

стали мужем и женой.

Некоторые американские исследователи творчества и жизни Лондона, в

частности Ф. Фонер, считают, что 1905 — 1907 годы — это период наибольшей

активности писателя как участника социалистического движения Соединенных

Штатов. В эти годы он много разъезжает по стране, выступая с лекциями о

сущности социализма, пишет ряд статей, в которых призывает построить

‘новое жилище для человечества, в котором не будет палат для избранных,

где все комнаты будут просторными и светлыми и где можно будет дышать

чистым и животворным воздухом’ (‘Что значит для меня жизнь’), исполняет

обязанности президента Межуниверситетского социалистического общества. И,

наконец, в эти же годы он завершает свой социально-утопический роман

‘Железная пята’.

Общественная деятельность Лондона в этот период неразрывно связана с

ростом рабочего движения, с усилением влияния социалистических идей в

стране. Существенную роль здесь сыграли и отзвуки первой русской революции

1905 года, особенно события ‘кровавого воскресенья’. Лондон одним из

первых откликнулся на трагические январские события в России, публично

называл русских революционеров своими братьями. Консервативная печать

требовала от писателя отказа от поддержки ‘русских террористов’, но Лондон

твердо стоял на своем.

Его непримиримая позиция, резкие выступления с разоблачениями

капитализма, в защиту рабочего движения вызвали недовольство консервативно

настроенных обывателей. Публичная библиотека в городке Дерби Нек (штат

Коннектикут) изъяла из обращения все его книги.

‘Так как Джек Лондон публично заявляет, что он анархист, посылающий к

черту конституцию и желающий уничтожения правительства, — говорилось в

заявлении, опубликованном советом управляющих библиотеки, — мы изъяли из

обращения все его книги, и мы призываем не только другие библиотеки

последовать нашему примеру, но и всех, кто любит свою страну, прекратить

покупать его книги и журналы с его рассказами’. Началось движение бойкота

журналов, в которых печатались произведения Лондона. В руководстве

социалистической партии опасались, что выступления слишком радикально

настроенного писателя оттолкнут от партии представителей средних классов.

И дело здесь было не только в революционных призывах Лондона. Его

выступления всегда строились на строго документальной основе, вскрывали

жесточайшую эксплуатацию и произвол, царящие во многих отраслях

американской промышленности. Некоторые органы печати направляли

корреспондентов для проверки приведенных писателем фактов.

В результате в ряде газет и журналов появились серии репортажей о

настоящем рабстве в самом центре промышленности Соединенных Штатов —

Чикаго.

Лондон принял живое участие в судьбе широко известного ныне романа

Элтона Синклера ‘Джунгли’, который издатели отклонили. Написанный Лондоном

призыв к читателям подписаться на будущую книгу позволил Синклеру

выпустить роман в свет на свои средства. Впоследствии Синклер признавался:

‘Если эта книга обошла весь мир, то только благодаря твердой поддержке

Лондона, который-то все и начал’. Сам Лондон откликнулся на ‘Джунгли’

рецензией, которую газеты так и не решились опубликовать в полном виде. В

ней он называл роман Синклера ‘Хижиной дяди Тома’ эпохи промышленного

рабства’. Поддержка Лондоном молодых писателей-социалистов, отмечал Э.

Синклер. была ‘не единичным порывом, а выражением его внутреннего

существа’, существа писателя-борца, сторонника социальной справедливости.

Наряду с большой общественной деятельностью Лондон не прекращал

напряженной творческой работы. В 1906 — 1907 годах выходят в свет сборник

‘Луннолицый’ и другие рассказы’, повести ‘Белый Клык’ и ‘До Адама’, пьеса

‘Женское презрение’, сборники рассказов ‘Любовь к жизни’ и другие истории’

и ‘Дорога’. Журналы печатают его статьи ‘Изменник’, ‘Гниль завелась в

штате Айдахо’ и другие.

Наибольшую известность из этих произведений получила повесть ‘Белый

Клык’, история полуволка-полусобаки, ставшей верно служить людям. В этом

смысле Белый Клык — образ, прямо противоположный Бэку из ‘Зова предков’.

Некоторые американские критики считают, что, подобно ранней повести,

‘Белый Клык’ также написан в трех измерениях. Одно — сюжетное — повествует

о приключениях самого Белого Клыка, другое — биографическое — в

аллегорической форме рисует картину тяжелого детства автора во враждебной

ему среде. И третье — философское — раскрывает путь, пройденный

человечеством от варварства до цивилизации.

Вместе с тем критики отмечают, что обе повести заканчиваются

жестокими сценами смертельной схватки животных с людьми: обезумевший Бэк

нападает на индейцев и уничтожает нескольких из них, Белый Клык

перегрызает горло бежавшему преступнику. В обоих случаях поступки животных

мотивированы привязанностью к своим хозяевам. Но Бэка это приводит в

волчью стаю, а Белого Клыка — к людям. Отмечается, что превращение Белого

Клыка в домашнего пса не совсем убедительно, тогда как уход Бэка к волкам

— вполне убедителен и оправдан. Однако если отвлечься от умозрительных

толкований, то можно констатировать, что читатели получили две блестящие

повести, являющиеся украшением американской литературы.

Между тем Джек давно лелеял мечту — отправиться в кругосветное

путешествие на собственной яхте, — и такая яхта сооружалась по его

собственным чертежам в одном из кораблестроительных доков Сан-Франциско.

История строительства яхты ‘Снарк’, которая обошлась в десятки тысяч

долларов, и путешествия Лондона на ней к Соломоновым островам

воспроизведены в книге ‘Путешествие на ‘Снарке’ (1911 г.). Путешествие

заняло почти два года. Лондон и Чармейн прошли на яхте многие тысячи миль,

побывали на десятках тихоокеанских островов, и — что самое важное — во

время путешествия Джек Лондон написал лучшее свое произведение — роман

‘Мартин Иден’.

Во время путешествия Лондона на ‘Снарке’ в начале 1908 года вышел из

печати роман ‘Железная пята’ — книга, которая, по утверждению А. В.

Луначарского, должна быть отнесена ‘к первым произведениям подлинно

социалистической литературы’. Книга строится как записки некой Эвис

Эвергард, относящиеся к первой половине XX века и якобы найденные и

опубликованные в XXVII веке. По своему замыслу роман является

социально-политической утопией, попыткой автора предсказать развитие и

исход классовой борьбы в современном мире. Следует сразу оговориться, что

прогнозы Лондона отнюдь не отличались оптимизмом. Он описывает крушение

двух крупных рабочих восстаний и считает, что ‘извилистый и трудный путь

общественного развития потребует в ближайшие триста лет еще и Третьего и

Четвертого восстаний и много других революций, потопленных в море крови, —

пока рабочее движение не одержит, наконец, победы во всем мире’.

Содержание записок — это история одного из руководителей рабочего

движения, Эрнеста Эвергарда, и в то же время история приобщения самой Эвис

к делу борьбы рабочего класса. Линия эта, несомненно, носит биографический

оттенок. Но личные отношения занимают в романе второстепенное место, на

первом же — история развития рабочего движения в США, история борьбы

рабочего класса против засилья олигархии предпринимателей — так называемой

Железной пяты. Некоторые американские критики усматривают в образе

Эвергарда совокупные черты самого Джека Лондона, руководителя

американского рабочего движения Юджина Дебса и еще одного близкого

знакомого автора.

Несомненно, общая картина знакомства Эрнеста с Эвис носит

автобиографический характер и в известной степени навеяна историей

знакомства Лондона с Мэйбл Эпплгарт. Но сходство это чисто внешнее, ибо

семейство Эпплгартов, как известно, придерживалось

традиционно-консервативных взглядов, что, в частности, и помешало развитию

личных отношений между Джеком и Мэйбл. В романе же Эвис и ее отец,

профессор Калифорнийского университета в городе Беркли, — люди весьма

прогрессивных взглядов, взявшие под влиянием Эвергарда сторону рабочего

класса. Со временем Эвис становится женой и верной соратницей Эрнеста,

принимает активное участие в жестокой и кровавой борьбе против господства

Железной пяты.

Формы, которые принимает эта борьба в романе, наводят на определенные

размышления. Лондон описывает восстание ‘обитателей бездны’ —

рабочих-рабов, сброшенных на самое дно человеческого существования. Перед

Эвис ‘проходили мужчины, женщины и дети в тряпье и лохмотьях, свирепые

существа с затуманенным мозгом и с чертами, в которых печать божественного

сменилась каиновой печатью. Обезьяны — рядом с тиграми, обреченные смерти

чахоточные — рядом с грузными, заросшими шерстью вьючными животными,

болезненные восковые лица людей, из которых общество-вампир высосало всю

кровь, — рядом с чудовищными мускулами и опухшими образинами, раздутыми

развратом и пьянством…’

Нет смысла продолжать эту цитату, и без того ясно, что трудящимся в

романе отведена роль бессловесной массы, сметающей на своем пути все и

превращающейся в кровавое месиво под огнем пулеметов наемников. В

изображении пролетарских масс — безусловно, одна из основных слабостей

романа. Вместе с тем в ‘Железной пяте’ серьезно преувеличено значение

тайных заговорщицких организаций в рабочем движении и тем самым объективно

принижается роль массовой рабочей партии. Но и при этих недостатках роман

имел весьма важное значение, как отмечал один из руководителей

американских коммунистов, У. Фостер. В нем в определенном смысле была

предсказана возможность возникновения фашизма. Ибо чем иным, как не

фашизмом, является тирания Железной пяты, низведшая миллионы простых

тружеников до уровня жалких рабов.

В своем романе Лондон нарисовал мрачную и удручающую картину разгрома

Первого восстания. Но разве фашистские злодеяния в оккупированных странах,

кровавый погром, учиненный военной хунтой в Чили, менее зловещи и не

изобилуют примерами еще более утонченной жестокости? Имеются основания

утверждать, что картины подавления Первого восстания навеяны Лондону

сообщениями о периоде реакции в России после поражения первой русской

революции. Заслуга Лондона в том и состоит, что он не побоялся нарисовать

картину возможного разгула кровавого террора в цивилизованной, казалось

бы, стране. В то же время своей книгой он предупреждал рабочее движение об

опасности реформизма, призывал к единству и бдительности.

Отношение критиков к новому роману популярного автора было более чем

прохладным. Даже некоторые социалистические издания считали, что роман

принесет ‘больше вреда, чем пользы делу социальной справедливости’. Другие

органы печати утверждали, что книга Лондона оттолкнет от рабочего движения

средние классы, что она ‘не имеет никаких достоинств, как произведение

художественной прозы, и совершенно неубедительна в качестве

социалистического трактата’. Но нашлись и трезвые умы, разглядевшие в

книге главное — заботу о путях развития рабочего движения. ‘Это — великая

книга, — писала влиятельная в то время газета ‘Индианаполис ньюс’, — ее

следует прочитать и задуматься над прочитанным… Книга заставляет

читателя встать на ноги, в ней содержится могучий урок и впечатляющее

предупреждение’.

‘Железная пята’ выдержала несколько изданий в США, переведена на

многие языки мира. Совсем недавно роман был переиздан прогрессивным

лондонским издательством ‘Джорнимен пресс’. ‘Злободневность этого

произведения и в наши дни, — отмечала в этой связи газета английских

коммунистов ‘Морнинг стар’, — еще больше подчеркивается выразительной

обложкой с рисунком известного художника Кена Спрейга, связавшего

предвидение Джека Лондона с фашистским переворотом в Чили’. Как видим, и в

наши дни роман Лондона живет и борется на стороне миллионов простых

трудящихся.

Объяснение этому дал много лет тому назад замечательный мастер

французской литературы Анатоль Франс в своем предисловии к ‘Железной

пяте’: ‘Джеку Лондону свойственен именно тот талант, которому доступны

явления, скрытые от взора простых смертных, талант, наделенный особым

даром предвидеть будущее’.

— Лондон возвратился из своего более чем двухлетнего путешествия

усталым и больным. За это время он создал четыре новых книги: роман

‘Мартин Иден’, серию очерков ‘Путешествие на ‘Снарке’, сборник ‘Рассказы

Южных морей’ и роман ‘Приключение’. Чтобы привести материалы в порядок,

первые три месяца после возвращения в США он работал по

шестнадцать-восемнадцать часов ежедневно.

Осенью 1909 года издательство ‘Макмиллан’ выпустило в свет ‘Мартина

Идена’, ‘Мартин Иден’ — безусловно, наиболее значительное произведение

Джека Лондона. Простая и в то же время сложная история борьбы простого

рабочего парня за свое место в буржуазном обществе написана легко и

непринужденно: С первых же страниц роман покоряет читателя своей

достоверностью и простотой.

Писатель работал над романом во время своего путешествия на ‘Снарке’.

Первое упоминание о нем содержится в письме сестре Элизе от 25 ноября 1907

года. В январе 1908 года Лондон сообщает своему издателю: ‘Я закончил сто

двадцать тысяч слов моего нового романа, который я думаю назвать ‘Успех’ и

который будет по меньшей мере еще на десять-пятнадцать тысяч слов

длиннее’. А еще через месяц — 17 февраля — он пишет своему другу К.

Джонсу: ‘Только что завершил роман на 145 тысяч слов, который является

атакой на буржуазию и все, за что она выступает. Он не прибавит мне

друзей’.

‘Мартин Иден’ в большой степени роман автобиографический, его герой в

общем повторяет жизненный путь автора. Но основное достоинство книги —

отнюдь не в автобиографичности, а в типичности описанной жизненной

истории, в показе типических героев в типичных обстоятельствах

капиталистического общества. Это прежде всего роман о судьбе одаренного

человека из народа в социальных условиях общества, в котором властвует

чистоган, Мартин Иденталантливый писатель, но с таким же успехом он мог бы

быть талантливым музыкантом или художником, архитектором или скульптором.

Дело здесь не в природе таланта, а в существе общественных условий, в

которых появляется этот талант и на почве которых ему предстоит расти и

развиваться.

В этом смысле история утверждения писателя Мартина Идена типична для

буржуазной действительности. Опыт американской литературы дает достаточно

ярких примеров, подтверждающих такой вывод. Не говоря уже о литературной

судьбе самого Д. Лондона, достаточно вспомнить писательский путь таких

мастеров слова, как Т. Драйзер, Ш. Андерсон, Э. Мастере и другие, чтобы

убедиться в том, что судьба Мартина Идена — отражение типичных

обстоятельств жизни многих известных американских литераторов.

Писатель знакомит нас со своим героем в весьма знаменательный момент

его личной и общественной жизни — Мартина вводят в круг респектабельного

семейства Морзов и знакомят с их дочерью Руфью. В личном плане знакомство

это положит начало длительному увлечению Мартина девушкой из ‘приличной’

семьи. В плане общественном — знакомство с Морзами и их типично буржуазной

моралью и устоями столкнет начинающего писателя лицом к лицу со всеми

ханжескими установками капиталистического мира, раскроет ему глаза на

господствующие в этом мире предрассудки и предвзятость.

И в дальнейшем все действие романа протекает в этих двух планах:

личном — любовь Мартина к Руфи и их отношения, и общественном — борьба

Мартина за то, чтобы буржуазное общество признало его талант писателя.

Мартин влюбляется в Руфь, ‘она окрылила его воображение, и огромные

яркие полотна возникали перед ним, и на них роились таинственные,

романтические образы, сцены любви и героических подвигов во имя женщины —

бледной женщины, золотого цветка. И сквозь эти зыбкие, трепетные видения,

как чудесный мираж, он видел живую женщину, говорившую ему об искусстве и

литературе’.

Отношения Мартина с Руфью, казалось бы, развиваются благоприятно: она

охотно встречается с ним, благосклонно принимает его ухаживания, отвечает

ему взаимностью. Выйди Руфь замуж за Мартина, мы имели бы еще одну

слащавую историйку со счастливым концом, который так любили сторонники

‘традиции жеманности’ в американской литературе. Но собственный жизненный

опыт удержал писателя от такого окончания романа. Он сумел показать другое

развитие событий — Руфь не осмеливается пойти наперекор родителям и

порывает с Мартином. Цепи буржуазной морали оказываются сильнее чувства

любви. И дело здесь даже не в том, что Мартин — простой парень, а Руфь —

дочь претендующих на интеллигентность респектабельных буржуа. Старшие

Морзы готовы дать согласие на брак Руфи с Мартином, но при условии, что он

бросит свои ‘никому не нужные писания’ и поступит на службу. Но ‘Мартин

был прирожденным борцом, смелым и выносливым’, и он продолжал бороться ‘во

мраке, без совета, без поощрения’.

Исход этой борьбы известен — Мартин Иден становится признанным,

модным писателем. Но такой поворот событий не приносит успокоения

мечущейся душе талантливого человека: ‘Он хотел взлететь в заоблачную

высь, а свалился в зловонное болото’. Дальнейшее развитие событий не так

уж трудно предвидеть — свободный творческий ум писателя не может

существовать в ‘зловонном болоте’ капиталистической действительности. Есть

один выход — вернуться к своим прежним занятиям. ‘…Он тоскует о кубрике

и кочегарке, как о потерянном рае. Нового рая он не нашел, а старый был

безвозвратно утрачен’. И Мартин Иден уходит из жизни.

Говоря словами американского критика М. Гейсмара, роман Лондона — это

прежде всего ‘трагическая национальная история успеха’. В чем же

заключается трагизм и национальная, типично американская, сущность этого

успеха? Трагизм судьбы Мартина Идена — человека и писателя — состоит’ в

том, что он борется за право заниматься делом своей жизни в одиночку, без

всякой помощи как со стороны своих близких, так и со стороны общества, в

котором он живет. На пути к успеху он ни у кого не находит сочувствия. Но

стоило ему добиться успеха, как все ищут с ним знакомства. Голодный, без

гроша в кармане Мартин Иден никому не был нужен, но все почитают за честь

пригласить к обеду господина Идена, преуспевающего писателя. Сам он

прекрасно понимал, что его приглашают ‘не ради настоящих его заслуг, а

ради того, что было, в сущности, только их отражением’.

‘Отражение… его заслуг’ для окружающих представлялось прежде всего

в размерах его банковского счета, деньги в конечном итоге определяли успех

в американском обществе. Американский обыватель хорошо знал, что занятия

литературой в Америке не приносят богатства. Один из американских

философов-прагматистов, Р. В. Чэмберс, отмечал: ‘Писатели не в чести у

деловых людей, поскольку всем известно, что литература — это счастливая

находка для всех тех, кто не приспособлен к настоящему труду’. Мартин Иден

понимает, что его успех определяется не подлинным достоинством его

произведений, а их способностью приносить доходы. Это финансовое выражение

успеха является типично американским продуктом, и именно оно определяет

национальную сущность истории Мартина Идена.

Безысходность судьбы Идена в том и заключается, что он на своем

собственном опыте убеждается в правильности утверждения о том, что

‘Америка — наименее пригодное на земле место для процветания искусств и

писательского вдохновения’. Писатель в Америке — это не столько человек

творческого труда, сколько ремесленник, призванный потакать вкусам

публики… Даже такие корифеи литературы, как, например, Марк Твен,

вынуждены были идти ‘на компромисс ради того, чтобы пробиться в ряды всеми

признанных писателей и отвоевать себе место под солнцем. И если даже

личности подобного калибра были не в состоянии отстоять свою

независимость, то чего можно ожидать от рядовых служителей искусства?’.

Эти слова известного американского критика Ван Вик Брукса дают ответ

на вопрос о причинах гибели Мартина Идена. Буржуазное общество Соединенных

Штатов, в котором ‘плохо развито чувство уважения к художественному

творчеству’ и которое не способно понять искания подлинного художника,

хотя и готово осыпать золотым дождем преуспевающего автора, предоставило

Мартину Идену лишь один — единственный выход — добровольный уход из жизни.

‘Когда жизнь стала мучительной и невыносимой, как просто избавиться от

нее, забывшись в вечном сне’. И Мартин Иден забывается в вечном сне,

бросившись в пучину океана.

‘Мартин Иден’ был встречен критиками весьма холодно, даже враждебно.

Ряд критиков утверждали, что автор романа просто ‘плавал’, когда он

пытался ‘описывать обычное общество, которое по-разному характеризуют, как

приличное, респектабельное, культурное, хорошее, или, по его словам,

буржуазное’. Лондона возмущало нежелание критиков понять основную

направленность романа — обличение индивидуализма. На одном из экземпляров

романа он написал в апреле 1910 года: ‘Это — книга, которую не поняло

большинство критиков. Написанная как обвинение индивидуализма, она была

воспринята, как обвинение социализма… Да будь Мартин Иден социалистом,

он бы не погиб’.

Обыденность, с которой покидает жизнь художник в расцвете своего

таланта, также является неотъемлемой частью ‘трагической национальной

истории успеха’ человека искусства в Соединенных Штатах Америки. И дело

здесь не только и не столько в физическом уходе из жизни, сколько в смерти

духовной, в подчинении своего таланта требованиям обывателей. Известный

американский критик первой половины XX века Генри Менкен предлагал даже

создать в Америке некую аристократическую прослойку, которая явилась бы

своеобразным ‘санитарным кордоном’, отделяющим людей искусства от

пагубного влияния толпы филистеров и обывателей. Конечно, дело здесь не

столько в ‘толпе’, сколько в известных закономерностях капиталистического

общества.

Не случайно американские критики подчеркивают стремление многих

писателей ‘затеряться, раствориться в толпе бизнесменов’. Не избежал этой

участи и Джек Лондон, желавший ‘обзавестись образцовым ранчо и

гигиеническими свинарниками, а не бороться за безоговорочное признание

своего литературного дарования’. Какова горькая ирония судьбы! Писатель,

чьи творения явились вкладом не только в американскую, но и в мировую

литературу, отдавал свои силы и время не творчеству, а схваткам с

подрядчиками из-за завышенной стоимости работ. Расширение и

благоустройство ранчо, постройка так называемого ‘Дома Волка’ требовали

повседневного внимания Джека, растущие расходы вынуждали его

бомбардировать издателей письмами и телеграммами.

Мешали работе и многочисленные добрые знакомые, постоянно жившие у

него на ранчо. И тем не менее Джек упорно работал. Одна за другой выходят

из печати его книги — сборник статей ‘Революция’, роман ‘Время-не-ждет’,

пьеса ‘Кража’, сборники рассказов ‘Когда боги смеются’ и ‘Рассказы Южных

морей’, роман ‘Приключение’ и очерки ‘Путешествие на ‘Снарке’. Некоторым

успехом у читателей пользовался роман ‘Время-не-ждет’ — история

золотоискателя и авантюриста Элама Харниша по прозвищу Время-не-ждет, для

которого ‘цивилизация была… смутным сновидением’, но который ‘не только

рос вместе со страной — какова бы она ни была, он помог ее созиданию’.

Элам Харниш ‘по натуре был игрок, и жизнь представлялась ему

увлекательнейшей игрой’. В ходе этой игры за богатство и власть он

становится циником, ‘кровожадным хищником, сущим дьяволом’, наживает

миллионы. Он знает, что ‘источник всех богатств — честный труд’. Но он

знает и другое: ‘Десятки и сотни тысяч мошенников просиживают ночи

напролет над планами, как бы втиснуться между рабочими и плодами их труда.

Эти мошенники и есть так называемые бизнесмены’. Став преуспевающим

дельцом, он сам живет и действует по законам джунглей. Перемена в нем

происходит после знакомства со стенографисткой Дид Мэсон. И вторая

половина романа — это описание того, как под благотворным влиянием любви к

Дид Время-не-ждет становится простым и добрым человеком. Правда, он теряет

все свое состояние и поселяется с женой на скромном ранчо. Однажды он

случайно натыкается на золотую жилу и на какое-то время в нем просыпается

азарт старого авантюриста, он уже готов затеять новое предприятие. Но

издалека доносится голос жены, сзывающей кур, и Харниш засыпает землей

место, где жила выходила на поверхность.

В романе есть немало сильных, хорошо написанных, правдивых страниц.

Но в целом история Элама Харниша воспринимается как результат литературных

упражнений даровитого автора. И определенный успех этой истории у

невзыскательных любителей легкого чтения да у некоторых критиков не мог

серьезно повлиять на расходимость книги: количество проданных экземпляров

не составляло и половины того, что достиг ‘Мартин Иден’. Вряд ли было

случайностью, что разрекламированная газетами книга со счастливым,

благополучным концом расходилась значительно хуже раскритикованного

прессой романа о трагической судьбе писателя.

Погруженный в хозяйственные заботы Джек тем не менее находит время и

для литературных занятий. Постройка ‘Дома Волка’ и расширение ранчо

требовали все новых расходов, а получить деньги можно было, лишь продавая

издателям свои новые произведения. Одну за другой он выпускает книги

рассказов — ‘Сын Солнца’, ‘Храм гордыни’, ‘Смок Беллью’, ‘Рожденная в

ночи’. Годовой доход достигает семидесяти пяти тысяч долларов, но расходов

у Лондона еще больше, и он постоянно находится в зависимости от своих

издателей.

Погоня за большими деньгами, работа ради заработка не могли принести

настоящего удовлетворения серьезному, вдумчивому писателю, не могли не

сказаться на его творчестве. Хотя из-под его пера и выходили иногда еще

блестящие рассказы, в основном все написанное им в эти годы значительно

слабее более ранних вещей.

Среди произведений этих лет особняком стоит рассказ ‘Мексиканец’,

история беззаветного служения революции восемнадцатилетнего Фелипе Риверы.

Написанный просто, в духе лучших рассказов Лондона, ‘Мексиканец’

приоткрывает перед нами одну страницу из летописи героической борьбы

мексиканского народа за свободу и независимость. Поединок юного Риверы с

боксером-профессионалом Денни Уордом описан с той силой изобразительности

и точностью деталей, на которую способен Лондон. Образ бесстрашного

революционера Риверы относится к числу наиболее сильных характеров,

созданных писателем.

Творческий труд уже не приносит былой радости Джеку Лондону. Огорчают

его и чисто житейские неурядицы: неожиданно сгорел дотла почти законченный

‘Дом Волка’, с дымом пожарища ушли на ветер десятки тысяч долларов,

затраченных на постройку. Судьба, казалось, отвернулась в эти годы от

Джека. Он страстно жаждал иметь сына. Чармсин родила девочку, которая не

прожила и трех дней. Все чаще ищет он забвения в вине. Но по-прежнему он

регулярно работает за своим письменным столом, по-прежнему регулярно

поступают на книжный рынок его произведения — повесть ‘Лютый зверь’, роман

‘Лунная долина’, повесть ‘Джон-Ячменное зерно’.

Книги эти отличаются друг от друга и тематикой, и формой, и стилем, и

манерой повествования. Небольшая повесть ‘Лютый зверь’ рассказывает о

жизни боксера Пата Глендона-младшего, о его любви к дочери миллионера Мод

Сенгстер, о нравах, господствующих за кулисами буржуазного спорта.

‘Джон-Ячменное зерно’ — произведение в известной степени

автобиографическое. Повествование ведется от имени автора, в нем много

точных деталей из жизни Джека Лондона. Основной пафос повести — борьба

против увлечения спиртными напитками. Она имела большой успех, по ней был

поставлен фильм, и некоторые историки американской литературы даже

утверждают, что эта повесть была одним из факторов, приведших к введению в

стране ‘сухого закона’.

‘Лунная долина’ — история ухода от жизненной борьбы возчика Билли

Робертса и работницы прачечной Саксон Браун. Они поселяются в северной

части Калифорнии, пытаясь уединиться, создать изолированную от внешнего

мира ‘Лунную долину’. Им помогают в этом преуспевающий писатель Джек

Хейстингс и его жена Клара. Роман этот был далек от подлинных проблем,

волновавших американских трудящихся, рисовал идиллическую картину жизни на

лоне природы, в нем звучали явные нотки, оправдывавшие расовые теории.

Журнал ‘Космополитэн’ опубликовал роман в нескольких номерах, издательство

‘Макмиллан’ выпустило его отдельным изданием, но успеха у читающей публики

он не имел.

В феврале-августе 1912 года Лондон совершает на корабле ‘Дириго’

путешествие к Мысу Горн, а в апреле-июне 1914 года он находится в

оккупированном американскими войсками мексиканском городе Вера-Крус в

качестве военного корреспондента журнала ‘Кольерс’. Его репортажи из

Мексики страдают тенденциозностью и свидетельствуют о том, что он не

понимал подлинного смысла происходящих событий. В то же время в его

материалах есть достоверные детали быта, впечатляющие картины разрухи и

нищеты.

Возвратившись из поездки в Мексику, Джек снова с головой окунулся в

хозяйственные заботы. Издательство ‘Макмиллан’ продолжало аккуратно

выпускать в свет его произведения. В течение двух лет — 1914 и 1915 —

читатели получили пять новых книг Д. Лондона: сборник рассказов ‘Сила

сильных’, роман ‘Мятеж на ‘Эльсиноре’, повесть ‘Алая чума’, роман

‘Странник по звездам’ (впоследствии выходила под названием ‘Смирительная

рубашка’), несколько позднее — пьесу ‘Человек, сажающий желуди’.

Некоторые из этих произведений являются фантастическими. Таковы

рассказ ‘Враг всего мира’ из сборника ‘Сила сильных’, повесть ‘Алая чума’.

Повесть рассказывает о гибели в 2013 году цивилизации на земле в

результате страшной эпидемии. Немногим удалось уцелеть, были утеряны все

достижения тысячелетий, и оставшиеся в живых оказались на стадии

варварства. Нарисованные писателем картины разрушения и гибели

перекликались с подобными же картинами из ‘Железной пяты’,

свидетельствовали о его угнетенном душевном состоянии, о том, что выход из

бездны капитализма он видел только через гибель всей цивилизации.

Фантазией на исторические темы является и роман ‘Смирительная

рубашка’. Герой романа Даррел Стэндинг посажен в тюрьму за убийство во

время спора своего коллеги по университету. В тюрьме один из заключенных

наговаривает на него, что он якобы прячет динамит, его подвергают жестоким

пыткам и приговаривают к смерти через повешение. Во время пыток душа

Даррела якобы переселяется в другие человеческие оболочки, жившие в разные

времена — французского графа Гильома де Сен-Мора, девятилетнего мальчугана

Джесси Фэнчера, вместе с родителями-переселенцами двигавшегося в

Калифорнию, англичанина-путешественника Эдама Стрэнга, римского легионера

Рагнара Лодброга и т. д.

Трудно согласиться с утверждениями тех критиков, которые считают, что

в романе ‘Смирительная рубашка’ Д. Лондон отдал дань увлечению теорией

‘переселения душ’. ‘Переселение души’ Даррела Стэндинга — скорее прием,

позволивший автору переносить читателя и в разные страны и в разные эпохи.

Писатель использует модную в то время и ненаучную теорию в чисто

литературных целях. Подтверждение тому мы находим в одном из писем

Лондона. ‘Обратите внимание также на шутку, которую я сыграл с философией,

— писал он в марте 1914 года, — показав превосходство силы ума над

материей и тем самым сделав роман приемлемым для сторонников ‘христианской

науки’, ‘нового мышления’ да и миллионов людей в Соединенных Штатах,

которые сегодня интересуются подобными теориями. Конечно, это —

псевдонаучный и псевдофилософский подход, тем не менее он придает книге

своеобразный вкус… Кстати, роман исторически достоверен от начала до

конца… Ключ ко всей книге: ‘дух торжествует’.

Не все рассказанные писателем истории равноценны, некоторые навеяны

не жизнью, а литературщиной, однако в целом роман — интересное

произведение как по содержанию, так и по форме. Конечно, в нем не следует

искать подлинной историчности, это скорее фантастические истории на

исторические темы, но отдельные из них, например, рассказ мальчика Джесси

о гибели каравана переселенцев в схватке с мормонами и индейцами, написаны

с соблюдением исторической достоверности.

Обращает на себя внимание вошедший в сборник ‘Сила сильных’ рассказ

‘Мечта Дебса’. Написанный еще в 1909 году, он повествует о всеобщей

забастовке, охватившей страну. Рассказ ведется от лица преуспевающего

бизнесмена, вынужденного в ходе забастовки бежать из дома в поисках хлеба

насущного. Рассказ был издан в виде брошюры и получил широкое

распространение среди рабочих. По своему духу он примыкает к таким

произведениям писателя, как ‘Мартин Иден’ и ‘Железная пята’.

Теме классовой борьбы посвящен и другой рассказ сборника — ‘Южнее

изгороди’ (в русском переводе ‘По ту сторону рва’). Это история

превращения профессора социология Калифорнийского университета Фредди

Драмонда в лидера рабочих Уильяма Тотса. Все началось с того, что в ходе

своих занятий социологией Фредди стал собирать материал для книги

‘Чернорабочий’. Прожив с полгода в среде простых тружеников, работая

вместе с ними на большом консервном заводе, он постепенно привык к

рабочим, стал одним из них. ‘То, что он делал вначале по необходимости и с

определенной целью, он постепенно стал делать ради удовольствия’.

Кульминационный момент наступает, когда профессор вместе со своей невестой

едет смотреть в рабочем поселке новый клуб молодежи, в устройстве которого

его невеста принимала участие. По дороге они видят схватку

рабочих-забастовщиков с полицейскими, и в нем неожиданно просыпается

чувство солидарности, он вступает в схватку на стороне рабочих и вместе с

ними уходит в рабочие кварталы.

Примыкает к произведениям рабочей тематики рассказ-притча ‘Сила

сильных’, глазная идея которого заключается в том, что сила простых

тружеников — в их единстве. Как и ‘Мечта Дебса’, он был издан в виде

брошюры и распространялся среди рабочих. Некоторые современные

американские критики считают этот рассказ одним из классических образцов

социалистической литературы США.

В начале 1915 гола Лондон вместе с женой отправляется на Гавайские

острова, где пишет новый роман о собаке — ‘Джерри-островитянин’. ‘В

настоящее время я работаю над двумя историями о собаках, — сообщает он в

феврале 1915 года своему издателю, — каждая примерно на семьдесят тысяч

слов. Первая будет называться ‘Джерри’, вторая — ‘И Майкл’. Обе эти

собаки, Джерри и Майкл — кровные братья, и после многих приключений они в

конце концов дождутся счастья на склоне лет. Тут читатель и расстанется с

ними. Я создаю нечто свежее, живое, новое, мое раскрытие психологии собаки

согреет сердца любителей собак и прочистит головы психологов, которые

обычно являются жестокими критиками любых теорий собачьей психологии.

Думаю, что обе книги вам понравятся и что они также произведут хорошее

впечатление на читающую публику’.

‘Джерри-островитянин’ был закончен к лету, в июле Лондоны

возвратились в Калифорнию, и снова львиную долю своего времени он отдает

заботам о ранчо. Бивший все эти годы неиссякаемый, казалось, родник

творчества мало-помалу иссякает. Читатели весьма холодно принимают его

роман ‘Маленькая хозяйка большого дома’ (1916 г.), не привлекает большого

внимания и сборник рассказов ‘Черепахи Тасмана’. Весной 1916 года писатель

снова отплывает на Гавайские острова, надеясь там найти утерянное

вдохновение. Он переживает серьезный внутренний кризис. Одна из причин

того — разочарование в действиях тред-юнионистского руководства

социалистической партии, в рядах которой он состоял все эти годы.

7 марта 1916 года Д. Лондон отправляет из Гонолулу в оклендское

отделение Социалистической рабочей партии заявление о выходе из партии.

‘Дорогие товарищи, — писал он. — Я выхожу из социалистической партии,

потому что она утратила свой огненный, боевой дух, перестала делать упор

на классовую борьбу. Я был членом старой революционной, твердо стоявшей на

ногах, воинственной Социалистической рабочей партии. С тех пор и до

настоящего времени я являлся бойцом социалистической партии. Мои боевые

дела не совсем еще забыты. Закаленный в классовой борьбе, как она

исповедовалась и практиковалась Социалистической рабочей партией — я

вполне согласен и с ее теорией и с практикой, — я верил, что рабочий

класс, никогда не теряя единства, никогда не идя на соглашение с врагом,

мог бы освободить себя путем борьбы. Поскольку за последние годы

социалистическое движение в Соединенных Штатах встало на путь

умиротворения и соглашательства, мой разум восстает против моего

дальнейшего пребывания в рядах партии. Вот почему я заявляю, что выхожу из

партии… Мое последнее слово заключается в том, что свобода, вольность и

независимость — божественные ценности, которые не могут быть ни

преподнесены, ни возложены ни на какую расу, пи на какой класс. Если расы

и классы не могут восстать и силой своего ума, своих мускулов вырвать у

мгра свободу, вольность и независимость, то они никогда не получат этих

божественных ценностей… ‘ Как обычно, он и это свое письмо подписал

словами ‘Ваш во имя революции, Джек Лондон’.

Выход из партии, делу которой он посвятил свои лучшие годы, чьи идеи

он провозглашал в своих лучших книгах, был для Лондона актом тяжелым и

мучительным. Он не сразу пришел к такому кардинальному решению. Его ростки

можно найти в статьях и интервью Лондона задолго до того, как он написал

это письмо. Он протестовал против реформистских тенденций среди части

руководства партией, против оппортунизма и подчинения обстоятельствам,

ратовал за боевитость и принципиальность. Показательно, что за несколько

лет до этого известный лидер американского рабочего движения Юджин Дебс

предупреждал социалистов о возможности утери ими революционного ‘мужества

и эффективности’. О засилье в партии реформистов и оппортунистов писал в

апреле 1916 года журнал ‘Интернешнл сошиалист ревью’. Таким образом,

обвинения Лондона в адрес руководства социалистическим движением в США

были вполне обоснованными и справедливыми. Правда, и его собственная

позиция по целому ряду вопросов в эти годы была далеко не безупречна, а

его практика крупного фермера-землевладельца никак не вязалась с

приверженностью социалистическим идеям. Но в данном случае все это было

второстепенным. Главное заключалось в том, что Лондон в своем письме точно

обнажил слабости современного социалистического движения в США, сделал их

достоянием широкой гласности.

Руководители социалистической партии ответили на письмо Лондона злой

статьей в газете ‘Нью-Йорк колл’. Разрыв был окончательным и полным.

Безусловно, все это произвело весьма тяжелое впечатление на теряющего веру

в свои силы писателя. Не помогали уже ни благотворный климат Гавайских

островов, ни заботы близких. По возвращении в Калифорнию резко обострились

приступы его давней болезни. 22 ноября 1916 года Джек Лондон скончался.

Газета ‘Нью-Йорк тайме’ отозвалась на смерть писателя редакционной

статьей. ‘Со смертью Джека Лондона, — писала газета, — американская

литература понесла тяжелую утрату, она в большом долгу перед всей его

жизнью… Он обладал поистине изумительной силой наблюдения и выражения, и

хотя он часто описывал невозможное, он практически никогда не выходил из

рамок достоверного, что в искусстве значительно важнее, чем оставаться в

границах возможного’.

Литературное наследие Джека Лондона весьма обширно, но далеко не

равноценно. Его творческий путь ознаменован как стремительными взлетами к

вершинам подлинного литературного мастерства, так и не менее

стремительными падениями в лоно литературщины и посредственности. Он в

совершенстве владел литературной формой и был одинаково силен во всех

прозаических жанрах. Среди его лучших произведений есть рассказы и очерки,

повести и романы. Простота и емкость изложения, динамичность действия,

естественность диалога всегда были сильными сторонами его дарования. Герои

Лондона — прежде всего люди действия, готовые сражаться с трудностями,

смело смотрящие в глаза опасности. Бывалый человек Мэйлмют Кид, простой

моряк Мартин Иден, боксер-любитель Фелипе Ривера, профессор университета

Фредди Драмонд — всех их объединяет жажда действия, стремление принять

активное участие в происходящих событиях, желание внести свой посильный

вклад в дело, которому они решили посвятить свою жизнь. Их искания, их

поступки продиктованы жизнью, вытекают из окружающей их действительности.

В этом — реализм Лондона, его повседневная связь с жизнью своего народа.

В одной из своих ранних статей, рецензии на английское издание романа

М. Горького ‘Фома Гордеев’, Д. Лондон подчеркивал ‘жизненную правду и

мастерство Горького — мастерство реалиста’. ‘Общественные язвы показаны в

ней с таким бесстрашием, — говорит он о книге, — намалеванные красоты

сдираются с порока с такой беспощадностью, что цель ее не вызывает

сомнений — она утверждает добро. Эта книга — действенное средство, чтобы

пробудить дремлющую совесть людей и вовлечь их в борьбу за человечество’.

И сам Лондон в лучших своих произведениях также неизменно следовал

жизненной правде, твердо стоя на позициях реализма. В ряде своих

произведений он ведет бой с модной в те времена теорией индивидуализма,

хотя критики и широкая читающая публика не всегда замечают

антииндивидуалистичеокую направленность ряда его вещей.

‘Я снова и снова пишу книги, смысл которых не доходит до читающей

публики, — сетует Лондон в письме осенью 1915 года. — Много лет тому

назад, в самом начале моей литературной карьеры, я обрушился на Ницше и

его идею сверхчеловека. Сделал это в ‘Морском волке’. Многие прочли

‘Морского волка’, но никто не обнаружил, что это атака на философию

сверхчеловека. Позднее, не говоря уж о моих коротких рассказах, я написал

другой роман — ‘Мартин Иден’, — который также обличал ту же идею

сверхчеловека. Снова никто не удосужился понять подлинную идею моей книги.

В другое время я предпринял атаку на идеи Редьярда Киплинга в рассказе

‘Сила сильных’. Ни один человек даже намеком не показал, что он понял

смысл рассказа’.

Вряд ли подобное положение было случайным. Официозной критике было

куда желательнее подчеркивать имеющиеся в творчестве самого писателя

тенденции индивидуализма, чем раскрывать перед широкой читательской

аудиторией антиницшеанскую сущность его рассказов, повестей и романов.

Именно от западной критики идет ошибочное представление об увлечении

Лондона ницшеанством. Безусловно, он иногда грешит им. Но не может

вызывать ни какого сомнения тот факт, что его лучшие произведенья, как сам

он неоднократно подчеркивал, — это прямая атака на ницшеанство,

разоблачение индивидуализма, прославление подлинно героического,

гуманистического начала в человеке.

Характеризуя роман Горького, Лондон подчеркивал ‘страстный порыв’

горьковского реализма. Этот страстный порыв отличает и его лучшие

произведения — достаточно вспомнить хотя бы роман ‘Мартин Иден’, рассказы

‘Мексп-канец’ или ‘Любовь к жизни’. Хорошо известна реакция В. И. Ленина

на прочитанный ему Н. К. Крупской рассказ ‘Любовь к жизни’: ‘Ильичу

рассказ этот понравится чрезвычайно’. Прославление героической сущности

человека, его готовности идти вперед, несмотря ни на какие трудности и

лишения, является важнейшей отличительной чертой творчества Д. Лондона.

Красной нитью через многие его книги проходит забота о лучшем будущем

для всего человечества. Ради этой благородной цели не жалеют своих сил

‘революционеры, стремящиеся разрушить современное общество, чтобы на его

развалинах построить общество будущего. У революционеров я встретил

возвышенную веру в человека, горячую преданность идеалам, радость

бескорыстия, самоотречения и мученичества — все то, что окрыляет душу и

устремляет ее к новым подвигам’ (‘Что значит для меня жизнь’). Именно

таким революционером является Эрнест Эвергард, принадлежавший к

‘многочисленной армии героев, самоотверженно служивших делу мировой

революции’.

В ряду героев, созданных талантом Джека Лондона, революционеры

занимают такое же естественное место, как охотники и моряки,

золотоискатели и спортсмены. И это не случайно. Писатель видел в

революционерах плеяду активных людей, отдающих свои знания, силы, а если

нужно, то и самую жизнь, на алтарь священной борьбы за равноправие и

свободу для всех людей земли. Он знал о ней не из книг, не понаслышке, а

по собственному опыту, по участию в митингах и демонстрациях рабочих.

Неутомимая деятельность Лондона в рядах американского рабочего движения —

тоже вклад в эту борьбу. Во многих его книгах чувствуется философский

подтекст, и американские критики подчеркивают, что ‘битве идей Лондон умел

придать не меньшую увлекательность, чем приключениям золотоискателей,

сценам из жизни спортсменов или профессиональных военных’. Его лучшие

книги и сегодня участвуют в гигантской битве идей на стороне прогрессивных

сил мира.

В Советском Союзе Д. Лондон был и остается одним из самых популярных

иностранных писателей. Читатели страны строящегося коммунизма любят его

книги за их жизнеутверждающий оптимизм, за мужество и целеустремленность героев, за прославление в них героического начала в человеке.

Читайте также: