И. Ф. Горбунов
И. Ф. Горбунов
ДЬЯВОЛЬСКОЕ НАВАЖДЕНИЕ
ДЬЯВОЛЬСКОЕ НАВАЖДЕНИЕ
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Дьявольское наваждение, Горбунов Иван Федорович, Год: 1907
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Н. А. Некрасов в воспоминаниях современников
М., ‘Художественная литература’, 1971
Артист, писатель Иван Федорович Горбунов (1831—1895) познакомился с Некрасовым в конце 50-х годов. А. В. Никитенко, перечисляя присутствовавших 2 января 1859 года на литературном обеде у Некрасова в честь выхода очередной книжки ‘Современника’, писал: ‘Были почти все наши наличные известности: Панаев, Полонский, Чернышевский, Гончаров. Тургенев и т. д. <,…>,
Горбунов читал свои драматические сцены из народной жизни с обыкновенным искусством’ (Никитенко, т. 2, стр. 53—54).
Некрасов и Горбунов встречались много раз и на литературных чтениях, и на приятельских ужинах, у общих друзей — А. М. Унковского, А. Н. Еракова. Современники отмечают, что Горбунов любил Некрасова, отвергал всякие измышления, дискредитировавшие поэта.
Во второй половине 60-х годов (точно год установить не удалось) Горбунов приезжал в Карабиху, где охотился, отдыхал вместе с Некрасовым.
П. Шереметьев, приятель Горбунова, рассказывал: ‘у него был целый ряд рассказов об охотах с поэтом’. ‘Облавы на медведя, лосей, дорожные эпизоды, происшествия на привалах и ночевках, словом, целая вереница образов, сцен, шуток, разговоров…
Однажды оба охотника стояли на лосином кругу. Загонщики уже стали приближаться к линии, а лосей все не было. Легко было предположить, что они вышли из круга.
Некрасов перестал ждать и громко крикнул с своего номера:
— А не приложиться ли к мадере?
Горбунов следует совету, но в эту минуту показывается лось. Он бросает фляжку, быстро вскидывает штуцер и стреляет навскидку, ‘как по бекасу’.
Раздается выстрел… Лось падает… Подбегают… Лосиха!
В другой раз расположились на привале. Горбунов, как знаток дела, возился около закуски. Охотники стали торопить, и кто-то крикнул:
— Ну, Ванюша, поскорее!
Один из окружавшей толпы, желая услужить, вставил от себя:
— Слышь, Ванька, поскорее, господа требуют.
И Горбунова долго с тех пор приводило в умиление это восклицание. А ‘господа’ были Некрасов и адмирал К. К. Краббе’ (‘Сочинения’ И. Ф. Горбунова, т. III, СПб. 1907, стр. 346).
Рассказ И. Ф. Горбунова ‘Дьявольское наваждение’ написан был вскоре после смерти поэта. Впервые напечатан в газете ‘Новое время’ (1879, от 25 декабря).
Одно лето я жил на Волге, в деревне у покойного Н. А. Некрасова, верстах в двенадцати от Ярославля. Большую часть времени мы проводили на охоте. Места в той стороне живописные и для охоты необыкновенные. Покойный Николай Алексеевич был страстный охотник и отличный стрелок. На охоте он не знал устали. Случалось так, что мы выходили на восходе солнца и возвращались домой около полуночи. Обыкновенно хмурый и задумчивый, на охоте он был неузнаваем: живой, веселый, разговорчивый, с мужиками ласковый и добродушный. Мужики его очень любили. Про собаку его, Оскара (я никогда не видывал такого умного пса) ходили слухи, что она прислана каким-то королем ‘значительному в Петербурге генералу’, что тот подарил ее Некрасову и назначил ей по смерть семьсот рублей пенсиону.
Охотились мы по обеим сторонам Волги и оставляли дом иногда дней на десять, переночевывая в разных селах и деревнях. Кроме весьма удобного, приспособленного к охоте, тарантаса, с нами шла верховая арабская лошадь.
Приезд наш в какую-либо деревню для ночлега для мужиков был праздник.
В избе толпа. Кто разбирает вещи, кто любуется ружьями, а кто, по бывшим примерам, ожидает угощения.
— Давно уж, сударь, в наших местах не бывали, — заговорил кто-то из толпы. — Дичи у нас теперь такая сила, что кажется…
Выступил вперед Можжуха, мужик-охотник, постоянно сопровождавший Некрасова на охоте. Лицо его было завязано тряпицей.
— Что это у тебя лик-то перекосило?
— Все это моя охота, сударь, Миколай Алексеевич! Все она! Пополз я третьеводни в осоку… в заводинке утки сидели. Выполз, почитай, на самую наружу — сидят. Думаю: подожду маленько — пущай скучатся. Ждал, ждал, да, признаться, надоело… Приложился — бух! Индо перевернулся!
— Заряд велик положил?
— Не мерял, только много. Мне влетело, но уж и уткам я уважение сделал… Как горох посыпались… Подбирал, подбирал…
— А куда мы завтра пойдем?
— Спервоначалу, Миколай Алексеевич, на озеро. Там теперича этого бекасу!.. А опосля тетеревьев…
— Куда?
— Туда, сударь, к Чудинову, где в запрошлом году ваншлепов били. Там охота расчудесная!.. Становой только там маленько балует, да он ведь стрелять не умеет, на нашу долю много еще осталось.
— Становой теперича не ходит, — заметил один мужик.
— Видел его, — возразил Можжуха.
— Мы верно знаем, что не ходит: он своей собаке зад отшиб.
— За что?
— Не можем знать. Из первого ствола по птице ударил, а из левого по ей. Собака ихняя не действует, это верно.
— Ну, что ж, братцы, четверти-то, пожалуй, вам мало будет?
— Много довольны, сударь!— отозвался один мужик.— Бабы не пьют, а нам хватит.
— А полведерочка ежели пожалуете, ваше благородие, — заискивающим тоном вмешался другой, — так и оченно даже… за ваше здоровьице… Может, и бабы которые пригубят. Есть тоже баловницы-то…
— Ну, ступай, пейте.
Рано утром мы были на озере. Действительно всякой дичи оказалось многое множество. Закат солнца застал нас в Чужиновском лесу. Тьма, тишина, благоухание соснового леса и только что скошенной травы!
— Тут мы и жить будем! — воскликнул Некрасов,— разводи огонь.
Затрещал костер. Один мужик разыскал тарантас и поставил его на просеке. Сладили из ветвей большой шалаш. Из тарантаса принесли самовар и ужин.
Как обыкновенно бывает, темнота располагает человека к разговору о страшных происшествиях, о таинственном, так и теперь это случилось.
— Поди ж ты вот, — заговорил Можжуха,— в канпании ежели в лесу — ничего, один ежели — жутко.
— Чертей, что ли, боишься?
— Что их бояться-то, мы их видали. У нас в селе свой есть.
— Как свой?
— А старшина наш Иван Петров — черт как есть. Рога ежели ему приставить — так точно и будет.
— Строгий человек?
— Черт — одно слово.
— Теснит?
— Не дай бог!
— А что, сударь, осмелюсь я вам доложить, — начал один очень скромный мужичок, — я однова видел его явственно.
— Страшный?
— Спервоначалу-то я не понял, опосля уж это мне…
— Видел ты! — возразил Можжуха. — Видеть его невозможно. Вот в Алешине колдун, кажется уж…
— Да он не взаправду колдун.
— Он-то? Настоящий! Он у нас в селе семь душ испортил. Петровна-то у него в ногах валялась, чтоб снял. Потерпи, говорит. Меня, говорит, он самого давно не посещал, как посетит, в те поры сниму. Ребята спрашивали: как он есть такой? Я, говорят, сам его никогда не вижу, а мне, говорит, приказано.
— Ну, а ты как же его видел?
— Батюшка-упокойник бил меня оченно, чтобы я в Москву шел, а я в те поры только год женимши был, детенок у меня народился — оченно мне не желалось, а он бьет. Тятенька, говорю, помилосердуй. За что ты меня бьешь? Схватил за волосья, трепал, трепал… Жена взвыла. Тятенька, кричит, руки на себя наложу, коли ты мужа бить будешь. Терпел я, терпел — невмоготу стало, думаю: утоплюсь. И сейчас мне легче стало. Жена, все одно, хоть бы ее не было, на детенка посмотрел — словно бы он не мой. Только одно в уме содержу: утоплюсь. И такая мне радость, только и жду, поскорей бы ночь пришла, что уж не жить мне. Поужинали. Батюшка запер калитку, опять в избу пошел, а я в сарае лег. Встал ночью, вышел на двор, смотрю — калитка маленько отворена. Что за оказия! Сам видел, как батюшка запирал. Пришел на реку, снял сапоги, перекрестился, а мимо меня словно пролетело что… черное.
— Что значит крест-то! — многодумно заметил один мужик.
— Дрожь меня прохватила, оченно детенка стало жалко.
— Он тебе, значит, и калитку-то отворил…
— Как домой оборотил, не помню. Через три года батюшку господь прибрал. Теперь ты меня обложи золотом — на реку ночью один не пойду.
— Ну, а вот которые не крещеные?..
— Заговор, может, какой есть…
Долго на эту тему продолжалась беседа.
Печатается по изданию: И. Ф. Горбунов, Сочинения, т. III, СПб. 1907, стр. 59—61.