Герасим пришел в Москву в самое глухое время для местов — в филипповки, потому перед праздниками и на плохом месте всякий держится — подарков дожидается. И не нападал Герасим на должность недели с три.
Все время прожил он у родственников да у земляков, и хотя нужды большой и не видал, а все-таки скучненько приходилось иногда: человек молодой, здоровый, а ходит без дела.
Герасим жил в Москве с малолетства. Мальчиком жил он на пивном заводе, бутылки промывал, а как вырос, по дворницкой части пошел. 3а последнее время он выжил у купца одного два года и расчелся только потому, что в деревню н солдатчине натребовали. В солдаты ему жребий не вышел, а в деревне с непривычки показалось скучно, и решился он лучше в Москве тумбы считать, чем в деревне жить.
Однако ему надоело мостовые гранить, рад бы он хоть куда-нибудь пристроиться. Просился он чуть не у каждого встречного на место, и земляки хлопотали и знакомые его, да не выходило нигде никакой должности.
Стало совестно Герасиму и землякам-то надоедать. Которым и неприятно было, что он ходит н ним, а которые и сами выговоры за него от хозяев получали. Нечего делать парнию — иной раз и целый день не евши проходит.
II
Зашел раз Герасим к земляку на самую окраину Москвы близ Сокольников. Жил там земляк его в кучерах у купца Шарова и много лет уже выжил. Подделался он к хозяину так, что во всем верил ему хозяин и отличал примерно. А заслужил он почет такой у хозяина все больше языком. Наґ говаривал он хозяину на людей, про все дела их доносил, отличал его за то хозяин.
Приходит к земляку Герасим, поздоровался. Принял его земляк как следует, чаем напоил, накормил, стал парня про дела спрашивать.
— Плохи мои дела, Егор Данилыч,- говорит Герасим.- Вот уже которую неделю без места хожу.
— А у старого хозяина был, где раньше-то служил?
— Был.
— Не взял, стало быть?
— Не взял: у него уже есть па моем месте.
— Вот то-то и оно-то! Все вы молодцы такие: служите у хозяев кой-как да кое-как. А как разочтетесь, так и дорожку к ним загадите. А вы служите так чтобы хозяева-то дорожили вами, чтобы, как другой раз пришел, не отказал бы, а расчел бы того, кто на твоем месте.
— Где уж нам так-то… Нонче и хозяев-то нет таких, да и нашего брата не хвали…
— Толкуй, нету … Да я про себя скажу: уйди я за чем ни на есть в деревню аль куда да опять приди — так не только что, а ни слова не говоря, опять возьмет … да с радостью.
Потупился Герасим. Видит — хвастает земляк, и захотелось ему поддакнуть. И говорит парень:
— Да таких-то людей как ты, Егор Данилыч, ведь не скоро и найдешь. Коли бы ты плох-то был — не держал бы тебя хозяин двенадцать годов кряду.
Улыбнулся Егор, — IIонравилась ему похвала.
— Вот то-то и есть! — говорит.- Если бы вы жили так, как, мы живем да служим, не приходилось бы по месяцам без места шататься.
Помолчал Герасим. А тут позвали Егора к хозяину. Обернулся Егор к парню да и говорит:
— Ты погодь маленько — я сейчас.
— Ладно,- говорит Герасим.
III
Вернулся Егор, говорит:
— Через полчаса велел лошадь закладывать — в город ехать.
Закурил Егор трубочку, прошелся раза два по кучерской, остановился перед Герасимом и говорит:
— Вот что, парень! Хочешь — Я попрошу хозяина, чтобы к нам в дворники тебя взял?
— Разве нет у нет дворника ?
— Есть-то есть, да больно плох — стар уже стал, должность, свою пополам с грехом справляет. Хорошо еще, что место у нас глухое, не очень чистоту полиция спрашивает, а то бы не справиться ему.
— Коли можно, Егор Данилыч, похлопочи, пожалуйста. Век за тебя буду бога молить. Невмоготу уж стало … без места-то.
— Ладно, попрошу. Ты наведайся-ка завтра, а пока- вот тебе гривенник, пригодится.
— Спасибо, Егор Данилыч! Так ты ж… того… похлопочи, сделай милость.
Вышел хозяин, сел в сани — поехали. Объездили все места, какие надобились, и поехали домой. Видит Егор: хозяин веселы!! — и говорит ему:
— Егор Федорыч! Хотел было я вас об одном деле попросить.
— Говори, что такое?
— У меня есть тут земляк один, парень хороший, а без должности ходит.
— Ну, так что?
— Не возьмете ли вы его к себе?
— Куда же его взять-то?
— А в дворники.
— В дворники? А Поликарпыч-то как же?
— Поликарпыч — какой дворник? Его бы и расчесть пора.
— Неловко, брат! Служил-служил — да расчесть без всякой причины.
— Что ж, что служил? Служил, чай, не задаром: небось под старость сберег копейку.
— Kaкой сберег! Где сберечь-то? Он ведь не один, жена на квартире, тоже пить-есть надо.
— Жена обрабатывала себя: она на поденщицу ходила.
— Ну, много она там зарабатывала! На квас разве!
— А вам-то какая забота? Поликарпыч, надо прямо говорить, работник плохой, что ж ему задаром деньги платить? Ни снег он вовремя не счистит, ни что, а с дежурства раз десять уходит,- холодно, вишь, ему. Дождетесь того, что полиция беспокоить будет, того и гляди, околоточный нагрянет. Приятно вам будет отвечать за него?
— Bcе-таки неловко. Пятнадцать лет у меня выжил, а на старость и обижать … грех ведь…
— Какой грех, Егор Федорыч? Чем вы его обидите? Он все ровно прокормится: он в богадельню пойдет, ему же лучше -на старости на покой.
Подумал-подумал хозяин.
— Ну, ладно,- говорит.- Приведи земляка своего. Я погляжу там.
— Уж, пожалуйста, Егор Федорыч, поместите. Больно жалко парня: человек хороший, а без места. Он, я знаю, вам заслужит. Солдатчина оторвала его от места, а то бы с ним старый хозяин не расстался.
IV
Пришел на другой день Герасим к вечеру и спрашивает:
— у, что, Егор Данилыч, как дела-то?
— Дела-то, кажись, хорошие. Вот попьем чайку да сходим к хозяину.
Герасиму и чай не мил стал: поскорее хотелось ему о деле узнать. Однако через силу, а выпил два стакана. И пошли они к хозяину.
Расспросил хозяин Герасима, где жил, что умеет делать, и согласился взять его к себе, велел завтра перебираться.
Идет Герасим от хозяина, ног под сбой не слышит: обрадовался месту. Вошел в кучерскую, и говорит ему Егор:
— Ну, смотри, парень, служи хорошенько, чтобы мне не стыдно за тебя было. А то знаешь, какие хозяева бывают: не угодишь раз чем-нибудь — так они попреками-то и спокою не дадут.
— Уж будь покоен, Егор Данилыч!
— То-то!
Простился Герасим с Егором, вышел из кучерской. Пошел парень через двор, подошел к воротам, У самых у ворот сторожка, в окошке огонек светится, хотел было Герасим взглянуть на свое новое жилище, да стекло морозом запушило — ничего не видать. Слышит Герасим — идет в сторожке разговор. Остановился, стал прислушиваться.
Говорит женский голос:
— Что же теперь делать-то будем?
— И сам не придумаю,- говорит другой, должно Поликарпыч.- одно остается — по миру идти.
— И впрямь по миру,- говорит женщина.- Эх ты, жизнь-то наша горемычная! Живи-живи, служи-служи, а как: состарился — вон.
— Что ж ты будешь делать? Хозяин — не свой брат: с ним много разговаривать не станешь. Свою тоже пользу соблюдает.
— Все они такие скареды, хозяева-то: только о себе и думают. А того не понимают, что служат им честно, благородно сколько годов, измаялись на их работе, а они боятся год-другой подержать, пока сила есть. Ну, а там, когда мочи нет, и сам бы ушел.
— Хозяин не виноват: его кучер сбивает, Егор Горюнок хочет земляка своего поместить.
— Вот тоже аспид! Только и знает, что языком виляет. Подожди ты, мохнатая морда, я до тебя доберусь! Все в глаза выскажу, как он его надувает. И как овес ворует, и как сеном обманывает — все распишу, — попомнит он, как кляузничать.
— Будет, старуха! Не греши.
— Что не греши? Не правда, что ли? Я все знаю, все и расскажу: пускай похлопает глазами. Ведь сам посуди, что нам делать, Куда деваться? Ведь обездолил нас совсем.
Не вытерпела старуха, заплакала.
Услыхал Герасим,- как: ножом кольнуло его. Видит он, какое горе делает старикам, и заныла в нем душа — жалко стало. Постоял-постоял он, подумал да и вернулся назад в кучерскую.
— Аль забыл что? — спрашивает Егор.
3амялся Герасим.
— Нет,- говорит,- Егор Данилыч, я вот что … покорно благодарю тебя за хлопоты и привет твой … только … я не пойду к хозяину вашему на эту должность.
— Что так,?
— Так, не пойду … поищу другого места.
Осерчал Егор:
— Аль ты смеяться вздумал надо мной, дурак ты этакий! То ныл: похлопочи-похлопочи, а то отказываешься. Эх ты, баранья твоя голова! Только меня-то остыдил.
Молчит Герасим, не знает, что сказать. Покраснел как рак, потупился.
Ничего не сказал Егор, только отвернулся. Надел шапку Герасим, пошел из кучерской, потом за ворота, и легко пошел он по улице. Легко и радостно было на душе у него.