Дв сцены изъ Хивинскаго похода.
Дв сцены изъ Хивинскаго похода.
Н. К.
‘Нива’, No 1, 1875
Две сцены из Хивинского похода, Каразин Николай Николаевич, Год: 1875
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Продолжительная, почти непрерывная воина, которую мы ведемъ въ Средней Азіи,— богата разными кровавыми эпизодами, крупными и мелкими, такъ и просящимися подъ перо и карандашъ художника. Наши рисунки — эпизоды изъ этой военной драмы — выхвачены прямо изъ тревожной, полной опасностей и лишеній военной жизни русскаго солдата, оторваннаго силою обстоятельствъ отъ родины, отъ всего, чти было близко его простому сердцу и заброшеннаго въ страну ему чуждую, непривтливую, встртившую его не съ поклономъ а съ коварнымъ ножомъ, съ предательскою петлею,— съ разными бдами и лихами, со всмъ тмъ — съ чмъ уметъ бороться нашъ солдатъ, а если и не уметъ сначала то скоро научивается — благодаря своей смтливости и находчивости, или-же горькому опыту.
Не всегда опасность грозитъ въ открытомъ бою, чаще она таится гд нибудь по близости во время относительной тишины, въ минуту спокойствія и отдыха.
Дремлетъ усталый часовой… Конечно, ему дремать на своемъ посту не слдуетъ, но противъ природы ничего не подлаешь… Отломавъ сороковерстный переходъ, проложилъ онъ себ и своимъ обозамъ дорогу, тамъ гд ея не было и признака, нельзя упрекнуть солдата, если невольно сомкнутся на минуту измученные глаза и приклонитъ онъ на стволъ своего ружья свою отяжелвшую голову… И вотъ, опершись на штуцеръ, на краю обрыва, у изломанной глиняной стнки задремалъ одинокій часовой — и грезятся ему далекія милыя сцены, грезится ему широкая улица роднаго села, грезится ярко-затопленная печь, грезится ему поле колосистое, лугъ поросшій цвтами, свистъ косы въ богатырскомъ размах косаря… Грезятся ему, быть можетъ, дорогія черты лица молодой жены, а можетъ и двушки-невсты… Предразсвтный втеръ чуть прохватываетъ его сквозь полотно его рубахи, и шевелитъ концы его назатыльника, усиливая, еще того пуще, неотвязную, непобдимую дремоту.
А врагъ близко… всего въ нсколькихъ шагахъ, вонъ онъ словно змя притаился въ бурьянъ, между камнями, и его совсмъ не видно: онъ уметъ притаиться… Онъ словно приросъ къ земл, и только по временамъ приподнимаетъ свою голову, поглядывая своими зоркими воровскими глазами впередъ, все въ одну и ту же сторону… Блая точка, которая его манила издали, начинаетъ принимать опредленныя формы по мр приближенія къ ней: вотъ уже видны складки русской рубахи, вотъ уже чернетъ ремень — патронной сумки, виднъ узелъ тесмы, на которой виситъ черезъ плечо — плотно набитый походный мшокъ-ранецъ, сверкнулъ блескъ на конц стальнаго штыка… ‘Задремалъ’, замчаетъ подкрадывающійся — и на его изрытомъ оспою, изборожденномъ старыми шрамами, воровскомъ лиц змится довольная улыбка…
Проползъ еще, припалъ, прислушался еще, подползъ уже близко, шаговъ пять-шесть осталось… кусочекъ глины оборвался и съ легкимъ шумомъ скользнулъ внизъ — холодный потъ проступилъ подъ рваными, красными отрепьями халата… Приподнялъ голову часовой, оглянулся, посмотрлъ своими припухшими утомленными глазами… Ничего не видно подозрительнаго, все тихо кругомъ — и снова склонилась на руки его голова, снова зароились въ его мозгу отрадныя грезы.
А высоко-высоко, на посвтлвшемъ неб, чуть виднется черная точка, эта точка спускается все ниже и ниже… Разская утренній воздухъ широкимъ размахомъ сильнаго крыла, степной орелъ завидлъ уже внизу готовящуюся катастрофу и чуетъ скорую добычу… Не знаетъ только, что ему прійдется рвать своими когтями и клювомъ — красное ли тряпье, или блую рубаху… Врно послднюю…
Такъ бы и было, еслибъ у ногъ часоваго, свернувшись клубомъ, не спалъ врный Кудлашка….
То, чего не могъ слышать спящій человкъ, то не миновало, чуткаго уха сторожеваго пса.. И въ самую критическую минуту, чуть не при взмах криваго ножа, съ свирпомъ лаемъ сорвался съ мста песъ, перескочилъ ограду и вцпился зубами въ красное тряпье, не замчая, не обращая вниманія на удары по немъ,— и оба, и зврь и человкъ, покатились внизъ, поднимая пыль, сталкивая съ мста камни, окрашивая бурьянъ и колючку свжею кровью.
Проснулся часовой — и понялъ, въ чемъ дло, прицлился и ждетъ удобнаго мгновенія для выстрла.
Но не всегда случается такъ, Кудлашка могъ побжать на ротную кухню за костью — и тогда дло разыгралось-бы совсмъ другимъ образомъ…
Въ то время, когда мы находились во враждебныхъ отношеніяхъ съ Бухарскимъ ханствомъ, не одна русская голова вынималась изъ переметной сумки пріхавшаго въ Бухару джигита-багыря. И щедрый въ подобныхъ случаяхъ — повелитель Бухары въ видахъ поощренія платилъ за кровавый трофей золотое тилля (монета около четырехъ нашихъ рублей), новый красный халатъ и своею благосклонностью.
И охотники до этихъ наградъ снова отправлялись на охоту за ‘Акъ-Кульмакъ’ (блыми рубахами), пробираясь къ нашимъ передовымъ линіямъ.