ДВА ЗНАТНЫХЪ РОДИЧА.
Робертъ Бойль 1).
Два знатных родича, Бойль Роберт Иванович, Год: 1905
Время на прочтение: 14 минут(ы)
Шекспиръ В. Полное собраніе сочиненій / Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 5, 1905.
Эта драма впервые напечатана въ 1634 г. (in 4o) подъ такимъ заглавіемъ:
The Two Noble Kinsmen
Presented at the Blackfriers…
by the King’s Majesties Servants,
with great applause.
Written by the memorable worthies
of their time,
Mr. John Fletcher, and
Mr. William Shakespeare Gentl.
Printed at London by Jho. Cotes for John Waterson: and are to be sold at the sign of the Crown in Pauls Church-yard 1634, (т. е.— ‘Два знатныхъ родича’. Представлена въ Блэкфрайерс слугами его королевскаго величества, съ великимъ успхомъ. Написана знаменитостями того времени: мистеромъ Джономъ Флетчеромъ и мистеромъ Вильямомъ Шекспиромъ, джентльменами. Напечатана въ Лондон Дж. Котсомъ для Джона Уотерсона. Продается подъ вывской Короны въ град церкви Св. Павла. 1634 г.).
Затмъ, пьеса появилась во второмъ изданіи (in folio) соч. Бьюмонта и Флетчера 1679 года, въ этомъ изданіи было напечатано 52 пьесы, на 17 боле, чмъ содержало 1-е изданіе in folio соч. Бьюмонта и Флетчера, выпущенное въ 1647 г. Текстъ пьесы для второго изданія in folio былъ взятъ изъ изданія in quarto 1634 года, какъ это очевидно изъ ошибокъ и опечатокъ, которыя перенесены сюда изъ этого изданія.
Затмъ пьеса появилась въ 1711 г. въ Тоусоновскомъ изданіи Бьюмонта и Флетчера и въ 1750 въ семитомномъ Тоусоновскомъ изданіи, съ критическими примчаніями Теобальда, Сьюарда и Симпсона.
Въ 1778 г. вышло изданіе соч. Бьюмонта и Флетчера въ 10 томахъ (изд. Кольмана Рида и др.), въ изданіи этомъ нашла мсто и наша пьеса.
Въ 1812 г. соч. Бьюмонта и Флетчера были изданы въ 14 томахъ Веберомъ. Это изданіе было перепечатано поздне Рутледжемъ въ двухъ томахъ (1839).
Въ ‘Иллюстрированномъ Шекспир’ Найта (Kinght’s Pictorial Shakespeare, 8 томовъ 1839—1841) пьеса наша была напечатана съ очень небрежнымъ текстомъ. Въ слдующихъ изданіяхъ Найтъ воспользовался прекраснымъ текстомъ Дайса, который между 1843 и 1846 г. выпустилъ образцовое изданіе соч. Бьюмонта и Флетчера въ 11 томахъ. Наша пьеса была также издана Тиррелемъ въ его собраніи сомнительныхъ пьесъ Шекспира и Скетомъ въ 1876 г. въ школьномъ изданіи Шекспира. Но въ томъ же 1876 году появилось другое изданіе нашей пьесы, имющее большее значеніе. Это была перепечатка изданія in quarto 1634 г. ‘Новымъ Шекспировскимъ Обществомъ’ (изд. Гарольда Литльдэля). Въ немъ старательно сврены разночтенія изданій in quarto и второго in folio.
Сюжетъ ‘Двухъ знатныхъ родичей’ заимствованъ изъ ‘Паламона и Аркита’ Чосера, который въ свою очередь заимствовалъ его изъ ‘Тезеиды* Боккачіо. Сюжетъ этотъ значительно мене измненъ, чмъ въ другихъ шекспировскихъ заимствованіяхъ изъ Чосера. Повствовательный элементъ въ нашей драм получилъ гораздо больше развитія, чмъ драматическій. Длинныя описанія замняютъ дйствіе. Характеры столь же мало развиты, какъ въ самыхъ раннихъ пьесахъ Шекспира. Въ этомъ отношеніи интересно сравнить характеры Тезея въ комедіи ‘Сонъ въ Иванову ночь’ и въ нашей пьес. Въ ‘Сн въ Иванову ночь’ мы находимъ опредленную концепцію характеровъ, и, конечно, было бы странно, если бы Шекспиръ, къ концу своей жизни, принимаясь за характеръ, очерченный имъ много лтъ тому назадъ, сталъ изображать его въ совершенно другомъ свт. И, все же, именно это насъ поражаетъ въ двухъ знатныхъ родичахъ. Тезей изображенъ здсь такъ, какъ описываетъ его Чосеръ,— тираномъ, не знающимъ иного закона, кром собственной воли. Онъ постоянно либо въ крайнемъ гнв, либо въ крайней степени восторга, и его приближенные безъ зазрнія совсти пользуются своимъ знаніемъ его настроеній, чтобы заставить его дйствовать сообразно своимъ видамъ. Ипполита, Эмилія и три царицы на колняхъ умоляютъ его выступить войной противъ ивъ, наказать Креона и похоронить трехъ царей, погребенія которыхъ не допускалъ этотъ тиранъ. Тезей, прежде, чмъ уступить ихъ желанію, проявляетъ доходящій до комизма недостатокъ ршительности. И повсюду въ другихъ мстахъ пьесы мы видимъ то же самое, насиліе съ одной стороны и колебанія съ другой, разъ является необходимость составить или измнить какое нибудь ршеніе. И онъ никогда не ссылается на законъ, какъ на силу, равную или высшую его воли. Въ ‘Сн въ Иванову ночь’ мы встрчаемся съ совершенно иной постановкой дла. Здсь Эгей приводитъ къ Тезею свою дочь Гермію и обвиняетъ ее въ неповиновеніи. Она отказывается выйти замужъ за человка, котораго отецъ избралъ для нея въ мужья. Тезей и не думаетъ разршить вопросъ по своему личному усмотрнію. Когда Эгей ссылается на древній аинскій законъ (дйствіе I, сц. 1, ст. 42) и говоритъ: ‘Такъ какъ она моя, то я вправ располагать ею. Она должна или принадлежать этому человку, или умереть, согласно нашему закону, безъ промедленія прилагаемому въ этомъ случа’, то Тезей съ своей стороны говоритъ Герміи: ‘Знай, прекрасная двушка: для тебя отецъ твой долженъ быть какъ богъ, онъ тотъ, кто породилъ твою красоту, для котораго ты была только восковой формой, на которой онъ запечатллъ свое изображеніе, и въ его вол оставить жить сотворенный имъ образъ, или разрушить его’. Посл длиннаго разговора, который совтуемъ читателю просмотрть и сравнить со сценой упрашиванія въ нашей пьес, Тезей говоритъ: ‘Ты же, прекрасная Гермія, должна склонить свои мечты предъ волею родителя. Иначе законъ Аинъ — который мы ни въ какомъ случа не можемъ отмнить, — присуждаетъ тебя къ смерти или къ обту двственной жизни’. Въ ‘Сн въ Иванову ночь’ Тезей изображенъ конституціоннымъ правителемъ, чмъ, несмотря на вс свои недостатки, была для своихъ подданныхъ Елизавета. Въ ‘Двухъ знатныхъ родичахъ’ мы имемъ дло съ деспотомъ, отъ пароксизмовъ бшенства переходящимъ къ состоянію разслабленности, когда окружающіе беззастнчиво начинаютъ играть имъ. Возможно ли, спрашиваю я, чтобы Шекспиръ — если онъ авторъ ‘Двухъ знатныхъ родичей’ — отказался отъ своей первой тонкой концепціи характера Тезея, чтобы замнить ее образомъ слабаго, вчно колеблющагося тирана? Какъ это ни странно, мысль сравнить Тезея нашей комедіи съ тмъ же самымъ лицомъ комедіи ‘Сонъ въ Иванову ночь’ съ указанной сейчасъ точки зрнія не пришла въ голову никому изъ тхъ, кто принималъ участіе въ пререканіяхъ за и противъ участія Шекспира въ созданіи разсматриваемой пьесы.
Эти пререканія начинаются съ соображеній, высказанныхъ Спеддингомъ въ 1833 г. Его воззрнія ожили въ ‘Трудахъ Новаго Шекспировскаго Общества’ за 1876 г. вмст съ теоріей, что Шекспиру въ ‘Генрих VIII’ помогалъ Флетчеръ (см. предисловіе къ ‘Генриху VIII’). Его увренность, что ‘Два знатныхъ родича’ могутъ быть приписаны Шекспиру, главнымъ образомъ основана на замчательной поэтической красот нкоторыхъ отдльныхъ мстъ пьесы, но онъ не пытался указать проявленіе важнйшей черты шекспировскаго творчества — развитіе характеровъ изображенныхъ въ пьес лицъ. Къ воззрніямъ Спеддинга примкнули профессоръ Спальдингъ и Гиксонъ, оба поздне получившіе поддержку со стороны ‘Новаго Шекспировскаго Общества’. Иной взглядъ высказалъ профессоръ Деліусъ въ стать своей, напечатанной въ 13 том ‘Shakespeare Jahrbuch’ (‘Die angeblоche Shakespeare-Fletcher’sche Authorshaft des Dramas The Two Noble Kinsmen’). Онъ того мннія, что Шекспиръ не принималъ никакого участія въ созданіи пьесы. Деліусъ указываетъ на отсутствіе въ ней всякихъ слдовъ развитія характера, a такъ какъ по времени появленія пьесы она относится къ послднимъ годамъ жизни Шекспира, то мысль объ его участіи становится недопустимой. Эта часть доводовъ Деліуса была безъ сомннія удачна. Но когда онъ сталъ доказывать, что комедія была написана неизвстнымъ авторомъ, который умлъ съ вншней стороны подражать стилю одновременно и Шекспира и Флетчера, то этимъ онъ доказалъ только одно: что онъ не иметъ достаточныхъ познаній въ области драмы того времени. Вотъ почему эта часть его статьи была подвергнута въ Англіи весьма неблагосклонной критик Фэрниваллемъ, Флэйемъ и почти всею фалангой ‘Новаго Шекспировскаго Общества*.
Трудность вопроса заключается въ томъ, чтобы указать автора, котораго можно было было считать способнымъ написать такое произведеніе, какъ приписываемая Шекспиру часть пьесы. Авторъ настоящей статьи былъ тогда въ переписк съ Фэрниваллемъ, предсдателемъ ‘Новаго Шекспировскаго Общества’, и сообщилъ ему свое убжденіе, что искомымъ авторомъ былъ Мэсинджеръ (см. предисл. къ ‘Генриху VIII’ и ‘Троилу и Крессид’). По приглашенію Фэрнивалля я изложилъ свои взгляды въ записк и передалъ ее для обнародованія въ ‘Трудахъ Новаго Шекспировскаго Общества’. Докладъ былъ напечатанъ и прочитанъ членамъ Общества 8-го декабря 1882 года. Онъ былъ принятъ благосклонно, но такъ какъ интересъ къ предмету между 1876 и 1882 г. очень ослаблъ, то докладъ не былъ подвергнутъ обстоятельному обсужденію. Знаменитый поэтъ Броунингъ, избранный въ это время президентомъ Общества, написалъ автору благодарственное письмо за удовлетворительное разъясненіе вопроса. Александръ Шмидтъ (составитель ‘Шекспировскаго лексикона’) также заявилъ, что онъ присоединяется къ мннію объ участіи Мэсинджера. Фарнивалль и Флэй приняли новый взглядъ — второй изъ нихъ однако только на короткое время. Впослдствіи онъ предложилъ другого драматурга того времени — Чепмена вмсто Мэссинджера, но не встртилъ поддержки.
Есть много важныхъ основаній для утвержденія, что сотрудникомъ Флетчера въ разсматриваемой пьес былъ именно Мэссинджеръ. У Мэссинджера есть излюбленныя типическія фигуры, о которыхъ мы всегда впередъ знаемъ, что он скажутъ въ каждомъ данномъ положеніи. Но все же нкоторые изъ этихъ типовъ получаютъ y Мэссинджера дальнйшее развитіе, чего никакъ нельзя сказать о лишенныхъ всякаго движенія типахъ Флетчера.
Имена Бьюмонта и Флетчера такъ тсно сплетены между собою въ исторіи англійской драматической литературы, что соединеніе Мэссинджера и Флетчера напугало многихъ изъ тхъ, кто безъ большихъ затрудненій усвоилъ идею о сотрудничеств Шекспира и Флетчера. Но мы имемъ, однако, свидтельство современника, друга обоихъ драматурговъ — сэра Астона Кокэнья, что Мэссинджеръ и Флетчеръ работали вмст столь же часто, какъ Бьюмонтъ и Флетчеръ, и онъ упрекаетъ издателей перваго in folio Бьюмонта и Флетчера за то, что они не отдали должнаго Мэссинджеру. Такимъ образомъ, несомннно, что литературное сотрудничество существовало не только между Бьюмонтомъ и Флетчеромъ, но также между Массинджеромъ и Флетчеромъ.
Было потрачено не мало усилій, чтобы выяснить, въ какихъ именно пьесахъ Флетчера сотрудничалъ Мэссинджеръ. Но усилія эти не приводили къ яснымъ результатамъ, пока Клэй, изслдуя собственныя имена, встрчающіяся въ одной изъ 52 написанныхъ сообща пьесъ,— ‘Маленькомъ французскомъ законник’ (The little french Lawyer),— не замтилъ, что въ ней имя ‘Динантъ’ произносится съ удареніемъ на первомъ слог въ однхъ сценахъ и съ удареніемъ на второмъ слог — въ другихъ. Дальнйшее изслдованіе показало ему, что каждая изъ этихъ двухъ группъ сценъ иметъ свой особый размръ. Такъ какъ размръ Флетчера извстенъ по такимъ пьесамъ, какъ ‘Бондука’, ‘Валентиніанъ’ и другія, которыя онъ написалъ одинъ, то явилась также возможность установить по размру пьесъ несомннно принадлежащихъ одному Мэссинджеру (‘The Bondman’, ‘The great Duke of Florence’, ‘The Duke of Milan’ и др.)., какія части Флетчеръ-Мэссинджеровскихъ пьесъ принадлежатъ Мэссинджеру.
Такимъ образомъ былъ найденъ надлежащій путь, и трудный вопросъ, кто является сотрудникомъ Флетчера, въ цломъ ряд пьесъ,— былъ приблизительно разршенъ. Кром метра, однимъ изъ средствъ распознаванія является въ данномъ случа и то, что Мэссинджеръ и Флетчеръ никогда не произносятъ собственныхъ именъ одинаковымъ образомъ. Въ ‘Исланскомъ Викаріи’ лицо, называемое въ части Мессинджера Бартоломъ съ удареніемъ на первомъ слог, въ части Флетчера называется Бартоломъ — съ удареніемъ на второмъ слог. Въ ‘Двухъ знатныхъ родичахъ’ въ одномъ мст Флетчеръ произноситъ ‘The-se-us’ и ‘Pir-ith-o-us’ (т.-е. 3 и 4 слога), a Мэсинджеръ произноситъ The-seus и Pir-ith-ous, т.-е. длая только два или три слога.
Это — конечно, мелочи, но въ такомъ трудно разршаемомъ вопрос нельзя пренебрегать даже и пустяками.
Между размромъ ‘Двухъ знатныхъ родичей’ въ части, не принадлежащей Флетчеру, и размромъ Шекспира въ его послднихъ произведеніяхъ существуетъ столь очевидное сходство, что оно послужило сильнйшимъ аргументомъ въ глазахъ членовъ ‘Новаго Шекспировскаго Общества’ въ пользу авторства Шекспира. Въ виду этого я по просьб Фэрнивалля составилъ вторую записку, которая была обнародована въ апрл 1886 подъ заглавіемъ ‘Бьюмонтъ, Флетчеръ и Мэссинджеръ’ также въ трудахъ ‘Новаго Шекспировскаго Общества’. Въ этой записк, объемомъ около 50 печатныхъ страницъ, приведено 1000 параллельныхъ мстъ, связывающихъ между собою пьесы, принадлежащія одному Мэссинджеру, съ пьесами Бьюмонтъ-Флетчера посредствомъ мстъ, общихъ и тмъ и другимъ. Однимъ изъ важныхъ выводовъ этого сопоставленія являются повторенія, столь характерныя для Мэссинджера. Уже Джиффордъ, тщательно издавшій многихъ старыхъ драматурговъ, и въ томъ числ Мэссинджера, замчаетъ о немъ: ‘Ни одинъ драматургъ не повторяетъ самъ себя чаще и съ такою безцеремонностью какъ Мэссинджеръ’. Но Мэссинджеръ повторяетъ не только самого себя: онъ повторяетъ безпрестанно также Шекспира и очень любитъ уснащать рчь классическимъ аппаратомъ. Эта послдняя черта сама по себ, конечно, не иметъ ршающаго значенія для установленія авторства Мэссинджера въ каждомъ данномъ случа, но она не безъ значенія въ связи съ другими его особенностями. Одинъ изъ доводовъ Деліуса, въ вышеуказанной стать его, противъ участія въ нашей пьес Шекспира, состоитъ въ частыхъ классическихъ цитатахъ и многихъ намекахъ на пьесы Шекспира и заимствованіяхъ изъ нихъ, чего самъ Шекспиръ никогда-бы не сталъ длать.
A для Мэссинджера повторенія чрезвычайно характерны. Въ упомянутомъ выше второмъ доклад моемъ, гд даны параллельныя мста изъ пьесъ Мэссинджера, есть около 30 такихъ мстъ, связывающихъ пьесы, написанныя имъ однимъ, съ его другими пьесами, и около 15,— связывающихъ такимъ же образомъ комедіи, въ которыхъ онъ былъ сотрудникомъ. Для нашей пьесы я указалъ 25 мстъ, связывающихъ ее съ другими пьесами Мэссинджера. Нкоторыя изъ этихъ мстъ чрезвычайно характерны. Такъ напримръ, въ принадлежащей Мэссинджеру части пьесы ‘Судьба честнаго человка’ есть такое мсто (актъ III, сцена 1):
‘Cunning calamity,
That others’ gross wits uses to refine,
When I most need it, dulls the edge of mine’.
‘Лукавая напасть, изощряющая тяжелые умы, притупляетъ острые углы моего ума, когда я всего боле нуждаюсь въ этомъ (изощреніи)’.
Въ ‘Двухъ знатныхъ родичахъ’ (I. I. 119) мы находимъ эту-же мысль и то же сопоставленіе:
Extremity that sharpens sundry
Wits, Makes me a fool’
т.-е.: Опасность, изощряющая умы другихъ, меня длаетъ глупымъ’.
Мэссинджеръ, повторяя свои собственныя мысли, не всегда измняетъ и улучшаетъ ихъ, но здсь, безъ сомннія, дло было именно такъ, и это заставляетъ меня думать, что пьеса была написана позже ‘Судьбы честнаго человка’, написанной, какъ извстно, въ 1612—1613 г. Такое-же художественное совершенствованіе мы наблюдаемъ еще нсколько разъ. Такъ въ ‘Двухъ знатныхъ родичахъ’ (I. I. 153) мы читаемъ: The heates are gone to-morrow (приблизительный переводъ: пылъ прошелъ завтра),— что въ томъ вид, какъ оно стоитъ передъ нами, едва понятно (фраза взята изъ того мста гд Тезей общаетъ выступить противъ ивъ посл своей свадьбы, между тмъ какъ три царицы настаиваютъ, чтобы онъ выступилъ немедленно). Но эта мысль ясна сразу, когда мы сравнимъ малопонятную фразу съ однимъ мстомъ изъ пьесы Мэссинджера ‘Императоръ Востока’ (II. I.): The resolution which grows cold to day will freeze to-morrow т.-е.: Ршительность, которая начинаетъ холодть сегодня, на утро замерзнетъ.
Тутъ мы прямо имемъ комментарій къ неясности перваго выраженія одной и той-же мысли, родившейся, конечно, въ одномъ и томъ-же творческомъ мозгу.
Переходя къ языку ‘Двухъ знатныхъ родичей’, мы должны помнить, что по живописности языка Шекспиръ стоитъ одиноко среди поэтовъ своего вка. До него и при его жизни, въ теченіе всей его писательской карьеры, ни одинъ изъ поэтовъ въ метафорической рчи не достигъ степени живописи. Другіе писатели того времени умственно-созерцаемую картину отбрасывали, такъ сказать, на объективное полотно, откуда читатель или слушатель получалъ представленіе о той умственной картин, которая стояла передъ духовными очами поэта и была оригиналомъ созерцаемой читателемъ и слушателемъ объективной картины. Шекспиръ сталъ выше этого процесса онъ передаетъ своимъ слушателямъ и читателямъ умственные образы свои какъ бы электрическимъ токомъ, безъ всякой посредствующей среды. Другими словами, онъ былъ первый, доставившій картинамъ драматургіи полную самостоятельность. И вотъ почему поврить, что Шекспиръ принималъ какое нибудь участіе въ созданіи ‘Двухъ знатныхъ родичей’ или ‘Генриха VIII’, для меня представляется невозможнымъ, такъ какъ только въ этихъ двухъ пьесахъ, между всми произведеніями того періода творчества Шекспира, который начинается ‘Гамлетомъ’, нтъ ни одной изъ этихъ сверкающихъ электрическими искрами картинъ, буквально ни одной. Я собралъ въ упомянутыхъ выше двухъ докладахъ моихъ наиболе яркія картины изъ ‘Двухъ знатныхъ родичей’, и всякій можетъ убдиться, что ни одна изъ нихъ даже приблизительно не можетъ сравниться съ изображеніемъ Гамлета въ комнат его матери, когда онъ видитъ тнь своего отца, или съ тмъ ужасающимъ впечатлніемъ, которое производитъ на насъ безумный король Лиръ въ степи или воображаемый кинжалъ Макбета.
Изъ отсутствія характеризаціи, отличающаго всю пьесу, Деліусъ, какъ указано выше, извлекъ самый важный аргументъ свой противъ авторства Шекспира.
Благодаря недостаточному знакомству съ драматургами того времени, онъ не замтилъ факта, который одинъ стоитъ всхъ остальныхъ имъ приведенныхъ, взятыхъ вмст.
Ничто такъ ршительно не ставитъ Шекспира выше его современниковъ, какъ чудная нжность и чистота его женскихъ образовъ. Морина, Имогена, Пердитта, Миранда едва ли представляются намъ, какъ простыя смертныя женщины. Изабеллу сжигаетъ огонь поруганной въ ней чистоты, который гонитъ прочь нечистыя мысли и заставляетъ даже брошенную куртизанку Люцію сказать, что она смотритъ на нее, какъ на ‘небесное и святое’ существо.
Если Шекспиръ дйствительно написалъ какую-нибудь часть нашей пьесы, то Ипполиту и Эмилію слдуетъ сравнить съ этими чистыми, лучезарными созданіями. Посмотримъ, что получится при такомъ сравненіи. Въ акт I (сц. 1 ст. 82) первая царица говоритъ:
‘When her armes
Able to lock love from a synod, shall
By warranting moon-light corslet thee, O, when
Her twinning cherries shall sweetness fall
Upon thy tastefull lips, what willt thow thinke
Of rotten kings or blubber’d queens? What care
For what thou feelst not, what thou feelts beinh able
To make Mars spurn his drom? O, if thou couch
But one night with her, every hour in’t shall
Take hostage of thee for a hundred, and
Thou shalt remember nothing more than what
That banket bids thee to’.
(‘Когда ея руки, способныя самого Юпитера увлечь изъ сонма боговъ, при свт луны-покровительницы обнимутъ тебя, когда ея губы, какъ пара вишенъ, изольютъ свою сладость на твои жадныя губы, о, неужели станешь ты думать тогда о гніющихъ въ могил короляхъ и рыдающихъ царицахъ? какая теб забота о томъ чего-ты не чувствуешь? А то, что ты самъ чувствуешь, способно даже Марса заставить отказаться отъ барабана (войны). О, если бы ты провелъ съ нею только одну ночь, то каждый часъ въ ней сдлалъ бы тебя заложникомъ на сотню часовъ и ты не сталъ бы помнить ни о чемъ иномъ, кром того, что повлеваетъ теб этотъ пиръ’).
Одно это мсто уже достаточно характеризуетъ манеру Мэссинджера относиться къ своимъ женскимъ типамъ. Въ ряд статей, помщенныхъ въ журнал ‘Englische Studien’, въ числ тысячи собранныхъ мною параллельныхъ мстъ, 62 точь-въ-точь такого характера, какъ приведенное выше. Значительное число ихъ повторяетъ слова приведеннаго мста почти буквально. Чувственность есть общая черта всхъ женскихъ типовъ нашей пьесы. Такъ Ипполита говоритъ ( I. I. 190):
‘Did I not by the abstaining of my joy.
Which breeds a deeper longing, cure their surfeit
That craves a present medicine, I should plucke
All ladies’scandall on me’.
(‘Если бы воздержаніемъ отъ моей радости, которая порождаетъ еще боле глубокое желаніе, я не излчила ихъ пресыщенія, требующаго такого лкарства, то вызвала бы по отношенiю къ себ злословіе всхъ дамъ’).
Эмилія въ акт I 3, 66 такъ говоритъ о своихъ собственныхъ прелестяхъ:
‘My breasts, o, then but beginning
To swell about the blossom’.
(‘О, мои груди тогда только что начинали вздыматься вокругъ сосца’).
Напомнимъ также, что дочь тюремщика въ нашей пьес сходитъ съ ума отъ разочарованія въ любви. Другими словами, вс женщины нашей пьесы имютъ грубую чувственную натуру, которая длаетъ невозможнымъ ни на одинъ мигъ допустить, что он — созданія Шекспира.
Эмилія пробуетъ убдить и себя, и насъ, что она такъ сильно любитъ Паламона и Аркита, что не знаетъ, кого изъ нихъ выбрать. Единственное чувство, которое она выражаетъ относительно поединка, въ которомъ ршается, кто изъ нихъ долженъ быть ея мужемъ, заключается въ опасеніи, какъ бы кому либо изъ нихъ не испортили лица. Въ принадлежащей Мэссинджеру части пьесы ‘Lover’s Progress’ Олинда также любитъ сразу двоихъ, такъ что не можетъ ршиться, кого выбрать.
Она выражается при этомъ такимъ образомъ, что довольно самаго малаго знакомства съ Мэссинджеромъ, чтобы придти къ заключенію, что творецъ Олинды есть также творецъ Эмиліи. Единственный слдъ характеризаціи его женскихъ образовъ, это — чрезвычайно развитая чувственность.
Между мужскими образами мы видли, что Тезей является однимъ изъ многочисленныхъ типическихъ тирановъ Мэссинджера. Паламонъ и Аркитъ въ начал пьесы въ рукахъ Мэссинджера различаются нкоторыми индивидуальными чертами. Но различія скоро исчезаютъ, и то, что говоритъ одинъ, можетъ быть приписано другому, такъ что читатель этого и не замтитъ. Словомъ, тутъ нтъ и слда развитія характеровъ, столь замчательнаго у Шекспира.
Въ своихъ попыткахъ привлечь интересъ зрителя, авторъ ‘Двухъ знатныхъ родичей’, будь то Флетчеръ или Мэссинджеръ, вполн полагается на одн только вншнія приключенія. Шекспиръ, конечно, тоже прибгаетъ къ занимательной фабул, когда желаетъ привлечь къ пьес интересъ, но главныя усилія свои онъ посвящаетъ развитію характеровъ.
Не взирая на все сказанное, слдуетъ, однако, отмтить, что въ нашей пьес встрчаются мста высокой поэтической красоты, что и дало нкоторымъ изъ нашихъ главныхъ авторитетовъ основаніе настойчиво высказываться за авторство Шекспира. Это было для нихъ тмъ легче, что въ подавляющемъ числ случаевъ они почти ничего не знали о Мэссинджер. Удивительно, какъ мало подчасъ требуется научнаго багажа, чтобы сойти за ученаго шекспиролога.
Теперь необходимо дать нсколько свдній о Мэссинджер въ добавленіе къ тому, что сказано въ предисловіи къ ‘Генриху VIII’. Онъ родился въ 1583 г. (а не въ 1584 г., какъ это обыкновенно полагаютъ), первой пьесой, въ созданіи которой онъ участвовалъ, была, насколько это возможно установить, драма ‘The Honest Man’s Fortune’ (около 1612 года). Сотрудниками его въ этой пьес были Бьюмонтъ и Флетчеръ. Вмст съ тми же Бьюмонтомъ и Флетчеромъ онъ написалъ четыре другихъ пьесы около того же самаго времени. Вмст съ однимъ только Флетчеромъ онъ написалъ семнадцать пьесъ, пять въ сотрудничеств съ какимъ то другимъ авторомъ, дв въ сотрудничеств съ двумя неизвстными драматургами, три совмстно съ Фильдомъ и Деккеромъ, и наконецъ, четырнадцать пьесъ — одинъ, самостоятельно. Такимъ образомъ онъ былъ частью единственнымъ авторомъ, частью дятельнымъ сотрудникомъ въ созданіи сорока восьми драмъ.
Изъ того, что было сказано относительно характеризаціи въ нашей пьес, можетъ показаться страннымъ, что многіе и между ними даровитые критики приняли произведенія Мэссинджера за созданія Шекспира. Но такова сила предвзятости, и исходя изъ того, что пьеса шекспировская, непремнно найдешь доказательства этому. Удивительнаго тутъ ничего нтъ: многочисленныя подражанія творческимъ пріемамъ Шекспира, столь характерныя для Мэссинджера легко становятся подтвержденіемъ того, что пьеса написана Шекспиромъ. Затмъ приверженцы этой теоріи никогда не пытались разобраться въ вопрос, почему въ мнимо-шекспировской пьес нтъ шекспировской характеризаціи. Для нихъ было достаточно, что въ пьес встрчаются высоко поэтическія мста. Кром того даже для природнаго англичанина невозможно отличить размръ Мэссинджера отъ размра Шекспира только на слухъ. Мэссинджеръ продолжилъ драматическое стихосложеніе съ того мста, гд Шекспиръ оставилъ его, и развилъ его дальше въ томъ-же самомъ направленіи. Въ метр Шекспира,— за исключеніемъ по моему не Шекспировскаго ‘Генриха VIII’,— такъ называемыхъ run-on-lines, т.-е. стиховъ, въ которыхъ мысль не закончена, но переносится въ слдующую строку, встрчается въ крайнемъ случа отъ 20 до 30 %. Между тмъ Мэссинджеръ началъ съ 31 процента такихъ стиховъ въ своей части пьесы ‘The Honest Man’s Fortune’ и дошелъ постепенно до 49. Точно такъ же онъ постепенно увеличивалъ число двусложныхъ окончаній (прибавленіемъ лишняго, одиннадцатаго неударяемаго слога), хотя не заходилъ въ этомъ такъ далеко, какъ Флетчеръ, въ нкоторыхъ драмахъ котораго круглымъ счетомъ 4 стиха изъ каждыхъ пяти имютъ двусложное окончаніе. Однако Мэссинджеръ любилъ также оканчивать стихъ частицей, мстоимніемъ, вспомогательнымъ глаголомъ (такъ называемое легкое окончаніе), предлогомъ или союзомъ (такъ называемое, слабое окончаніе). Онъ, Бьюмонтъ и Шекспиръ въ своемъ метр очень походятъ одинъ на другого. И какъ ни восхищался Мэссинджеръ Шекспиромъ — что мы можемъ видть изъ всхъ его произведеній — онъ усвоилъ себ манеру Бьюмонта изображать тирановъ и страстные характеры, самымъ яркимъ примромъ которыхъ является Тезей въ нашей пьес. Кто сравнитъ Тезея съ Тьерри въ пьес ‘Thierry and Theodoret’ или съ Филастеромъ, Арбасесомъ или какимъ либо другимъ типическимъ героемъ Бьюмонта, тотъ увидитъ, что Мэссинджеръ усвоилъ себ манеру Бьюмонта, а не Шекспира. Къ тому-же, въ этомъ, благодаря избраннымъ имъ сюжетамъ, была своего рода необходимость. Поэты младшаго, чмъ Шекспиръ, поколнія умышленно предпочитали полагаться больше на изысканный вымыселъ фабулы, чмъ на трудный и опасный путь тонкой обрисовки характеровъ. Сознаніе этой важной особенности постепенно проникло въ новйшую шекспирологію и теперь уже мало кто ршается защищать участіе Шекспира въ созданіи ‘Двухъ знатныхъ родичей’.
Въ заключеніе, сформулируемъ въ 2—3 словахъ pro и contra вопроса. Противъ — недостаточность переработки сырыхъ матеріаловъ источника. Они являются въ драм почти совершенно въ такомъ же вид, какъ въ разсказ Чосера. Во-вторыхъ, нтъ развитія характеровъ въ строгомъ смысл этого слова. Т черты характера, которыя мы замчаемъ у дйствующихъ лицъ драмы,— не что иное, какъ результатъ ситуаціи, и он измняются по мр того, какъ мняется ситуація.
Въ третьихъ, въ разсматриваемой пьес нтъ картинъ, сообщающихся непосредственно уму читателя какъ бы электрическимъ токомъ. Вс картины тщательно разработаны въ своихъ подробностяхъ, какъ отдлывалъ ихъ Шекспиръ только въ самыхъ первыхъ своихъ произведеніяхъ.
Съ другой стороны, за участіе въ этой пьес Шекспира мы имемъ только два существенныхъ довода. Во-первыхъ, чрезвычайно сходство размра нашей пьесы съ размромъ послднихъ драмъ Шекспира — доводъ, который имлъ бы гораздо большее значеніе, если бы этотъ размръ не имлъ еще большаго сходства съ обычнымъ метрическимъ стилемъ Мэссинджера. Во-вторыхъ, истинная красота отдльныхъ мстъ нашей пьесы. Но въ пьесахъ, безспорно принадлежащихъ Мэссинджеру, мы встрчаемъ мста, столь же прекрасныя и съ замчательнымъ фамильнымъ сходствомъ въ тон мысли и художественности выраженій съ самыми лучшими мстами разбираемой нами пьесы.
1) Переводъ съ рукописи Е. А. Егорова. См. т. IV, стр. 68. прим. 2.