Графъ Платенъ.
Графъ Платенъ.
I.
ЗАВЩАНІЕ.
I.
ЗАВЩАНІЕ.
II.
ГРОБНИЦА ВЪ БУЗЕНТО.
II.
ГРОБНИЦА ВЪ БУЗЕНТО.
Два стихотворения, Платен Август, Год: 1831
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Нмецкіе поэты въ біографіяхъ и образцахъ. Подъ редакціей Н. В. Гербеля. Санктпетербургъ. 1877.
1. Завщаніе. — Н. Грекова
2. Гробница въ Буэенто — А. Шаржинскаго
Графъ Карлъ-Августъ-Георгъ-Максъ фонъ-Платенъ-Галлермюнде родился 24-го октября 1796 года въ Ансбах. Предназначенный отцомъ для военной службы, онъ былъ отданъ на десятомъ году въ Мюнхенскій кадетскій корпусъ, откуда, спустя четыре года, перешолъ въ пажескій институтъ. Въ 1814 году онъ былъ произведёнъ въ лейтенанты, съ назначеніемъ въ полкъ королевской гвардіи, съ которымъ сдлалъ компанію 1815 года. Картина новыхъ государствъ и земель, развернувшаяся передъ нимъ во время похода, до-того возбудила въ нёмъ страсть къ путешествіямъ, что онъ, тотчасъ по заключеніи мира и возвращеніи баварской арміи въ отечество, вышелъ въ отставку и предпринялъ въ томъ же году пшеходное путешествіе по южной Германіи и Швейцаріи. Но онъ скоро почувствовалъ всю недостаточность своего образованія — и въ 1818 году поступилъ въ Вюрцбургскій университетъ, гд посвятилъ всё своё время и силы на изученіе старыхъ и новыхъ языковъ и ихъ литературы, а также теоріи искусствъ и философіи. Труды его увнчались полнымъ успхомъ и, оставляя Вюрцбургъ, онъ зналъ двнадцать мёртвыхъ и живыхъ языковъ на столько основательно, что могъ читать свободно лучшихъ поэтовъ, писавшихъ на нихъ. Рядомъ съ изученіемъ иностранныхъ языковъ, шли и его литературныя занятія, выражавшіяся въ сочиненіи мелкихъ стихотвореній и драмъ. Въ 1824 году онъ постилъ Венецію, произведшую на него сильное впечатлніе. Возвратившись на родину, онъ занялся взыскиваніемъ средствъ переселиться въ Италію, что могло осуществиться только въ 1826 году. Съ-тхъ-поръ онъ до самой смерти, постигшей его 5-го декабря 1835 года въ Сиракузахъ, не покидалъ Италіи, за исключеніемъ двухъ краткихъ поздокъ.
‘Своими трудами по философіи, обращёнными на Шеллинга’, говоритъ Шерръ въ своей ‘Всеобщей Исторіи Литературы’, ‘а также и своимъ изученіемъ Востока (плодъ послдняго составляютъ его мелодическія ‘Газели’), Платонъ связанъ съ романтикою, но умъ его, обращённый къ вчно-прекрасному, скоро освободился отъ романтическихъ пристрастій, о которыхъ свидтельствуютъ драмы его молодости (‘Хрустальный башмачёкъ’, ‘Кладъ Рампсинита’, ‘Беранже’, ‘Башня съ семью воротами’ и ‘Врность за врность’), и бросился въ объятія свободнаго эллинизма. Такимъ образомъ онъ обозначаетъ собою возвращеніе ‘отъ произвола романтики къ строгости классицизма, и отъ дикаго тевтонства къ мягкому эллинизму’, котораго чисто-человческое содержаніе стало опять черезъ его вліяніе благотворно дйствовать на литературу. На мсто субъективнаго произвола романтики поставилъ онъ объективную идею прогресса, какъ представляетъ её всемірно-историческій процессъ. Вся его поэзія выходила изъ мысли о свобод. Біу ненавистно всё туманное, неясное, мистико-аскетически-безобразное. Какъ Шиллеръ, онъ охотно бжалъ отъ романтическихъ ‘идоловъ покаянія’ къ человчески-благороднымъ эллинскимъ богамъ и открыто высказался противъ романтической напыщенности въ пользу здраваго человческаго смысла, который у него обращаетъ такія разрушающія слова противъ романтиковъ. Его художническая натура никогда не мшала ему принимать самое искреннее участіе въ надеждахъ, страданіяхъ и борьб своихъ современниковъ. Въ своихъ ‘Польскихъ Псняхъ’ онъ поставилъ прекрасный памятникъ павшему народу, и въ терцинахъ, полныхъ дантовскаго гнва, побдоносно высказалъ реакціонерамъ, что идея свободы, не смотря на вс преграды, ‘вакхически и не умирая’ идётъ впёредъ. Его поэтическая полемика, которую онъ развивалъ въ своихъ аристофановскихъ комедіяхъ: ‘Die verhngnissvolle Gabel’ (1826) и ‘Der romantische Oedipus’ (1828) для него не просто остроумная игра, какъ у Тика, а священное, серьёзное дпо. При этомъ онъ никогда не терялъ изъ виду связи между жизнью и литературою и, говоря объ искаженіи литературы вообще, нападалъ въ особенности на нмецкую. Романтика была для него тождественна съ рабствомъ и ложью, и его удары, направленные противъ нея, были весьма полновсны и мтки. Теперь признано, что онъ довёлъ до высшаго совершенства т поэтическія формы, которыми онъ преимущественно занимался — сонетъ, оду, балладу и эпиграмму — и со времени его смерти съ каждымъ днёмъ всё боле вкореняется и то убжденіе, что эта красота формы была только соотвтствующей одеждой для благороднаго богатства мыслей въ его произведеніяхъ.’
Когда придёт мой часъи мракъ могильной ночи,
Ложась мн на чело, сомкнётъ уста и очи,
И буду истлвать въ могильной тишин,
О, не грусти тогда, мой ангелъ: не хочу я,
Чтобы душа твоя, здсь каждый мигъ тоскуя,
Воспоминаньями страдала обо мн!
Я не хочу, чтобъ вздохъ изъ этой блой груди
Подслушалъ кто-нибудь. О, ты не знаешь: люди
Любовь двичію всегда клеймятъ стыдомъ!
Нтъ, страсть моя сильнй ихъ злобы ненавистной.
Мой ангелъ, я люблю такъ свято, безкорыстно,
Что смерти я хотлъ и въ сердц бы твоёмъ!
Клянись же всё забыть — всё, всё: и эту руку,
Чертившую въ тоск на вчную разлуку
Послднее прости, послднюю мольбу,
И имя милое душ твоей когда-то —
И пусть забвеніе твоею будетъ платой
За безвозмездную любовь мою въ гробу!
Н. Грековъ.
Надъ Бузенто, у Козенты, слышенъ шумъ глухой,
Изъ рки несётся говоръ въ тишин ночной:
Слышно имя Алариха, готовъ короля:
То въ объятья принимаетъ юношу земля.
Замелькали быстро тни воиновъ лихихъ —
Въ русл вырыта могила для кумира ихъ.
И на дно рки глубокой, волны отклони,
Опустили трупъ холодный, латы и коня,
Надъ могилою жъ сырою, въ память прошлыхъ дней
Посадили лотосъ блый — пышный мавзолей.
Снова волны зашумли, понеслась вода,
Слдъ гробницы королевской скрывши навсегда.
Грустно псня раздавалась въ тишин ночной,
Надъ Бузенто пронеслася и ушла съ волной.
А. Шаржинскій.