Два слова в защиту ‘блохи’, Свенцицкий Валентин Павлович, Год: 1908
Время на прочтение: 3 минут(ы)
———————
Публикуется по: Свенцицкий В. Собрание сочинений. Т. 2. Письма ко всем: Обращения к народу 1905-1908 / Сост., послесл., коммент. С. В. Черткова. М., 2011. С. 467-469.
———————
В ‘Русской мысли’ напечатана в высшей степени остроумная статья Д. С. Мережковского о Леониде Андрееве, под оригинальным заглавием ‘В обезьяньих лапах’.
Покончив с Л. Андреевым, Д. С. Мережковский посвящает последнюю главу ‘опошленному’ богоборчеству. ‘Нынче, можно сказать, всякая блоха, у которой подвернулась нога, мира не приемлет и Бога проклинает’.
Это очень смешно сказано. Действительно, где уж там ‘блохе’ мира не принимать, когда прежде всего её самоё-то мир не принимает. И потом, разве не смешно, что из-за какой-то подвернувшейся блошиной ноги можно Бога проклинать!
Да, конечно, всё это очень забавно. Так забавно, что над этим смеяться вошло в моду. Нынче и в ‘Весах’, и в ‘Золотом руне’, и в ‘литературных кружках’ — всюду достаётся ‘маленьким сверхчеловечкам’, бедным богоборчествующим ‘блохам’. Всякая статья, написанная о ‘серьёзных богоборцах’, крупных представителях фауны, — обязательно кончается более или менее остроумным щелчком по адресу блох.
Д. С. Мережковский говорит: ‘Велико долготерпение Божие, но надо же, наконец, и честь знать — нельзя на Бога валить все наши пакости’.
Это правда, конечно, но что общего между богоборчеством, хотя бы блошиным, и желанием валить на Бога пакости, не довольно ли делить богоборцев на блох и титанов, — и над первыми смеяться, а перед вторыми склоняться в почтительном изумлении: уж если это вообще пакость, то я не знаю, чем большая пакость лучше маленькой?
…Ницше… Иван Карамазов!.. Ну а я не уверен, что их богоборчество пред Богом более честное, чем богоборчество блохи — земского врача, у которого в одну неделю умерло три маленькие девочки и который на похоронах последней, маленькой, худенькой Марусеньки, проворчал себе под нос: ‘Ещё в Бога верят — ну Его!’
Конечно, что значат три девочки по сравнению с мировою скорбью! И доктор по сравнению с мировым мучеником! Просто блоха, у которой случилось маленькое несчастье, Марусенька умерла, нога подвернулась. Ну, а блоха сейчас уж и Бога не приемлет.
Д. С. Мережковский скажет: я не про маленьких людей говорил, а про маленьких сверхчеловечков. Человек, даже самый маленький, никогда блохой не сделается.
Да, по внешности тут разница громадная, а по существу — никакой. У врача девочки умерли. А у сверхчеловека — радости в жизни нет. Улыбнуться сил нет. Его самолюбие заело, мелкое дрянное самолюбьишко. Чтобы маленькая Зоя обязательно знала, что он самого Бога не принимает.
Согласен, это совсем смешно, даже глупо. Ну а всё-таки ведь и эта блоха, с накрашенной физиономией, создана по образу и подобию Божию. Она искуплена. Ей дана свободная возможность стать святой. И право же, её богоборчество по существу, не для людских глаз и оценок, совсем даже не смешно. Тут человек гибнет. Уж я там не знаю, ‘пошло’ он гибнет или ‘величаво’, только что его жалко до слез. И жалко, и грустно, и обидно. Ведь свобода дана. Может на лоно Авраама чуть не живым воссесть. А вот не захотел, сам не захотел, выбрал себе пошлость, белила, блошиный костюм.
Это богоборчество, смешное для людей, может быть, самое страшное для Господа.
Я никогда не могу слышать равнодушно, как, защищая ‘маленьких’ людей, говорят: ‘Ведь он не герой — нельзя же с него требовать подвига’.
Это глубоко кощунственное мненье. Человек больше героя. Человек сын Божий.
И я, защищая ‘блоху’, вовсе не хочу защищать её с той точки зрения, что, мол, ‘блоха’ не ‘свинья’ и потому с неё нельзя требовать какой-нибудь большой мерзости.
Моя защита иная. Я хочу сказать, что каждому человеку дана великая возможность стать служителем Божиим, стать чистым сердцем и Бога узрить. Каковы силы — таково и искушение. Таланты тут ни при чём. А потому и ‘блоха’, которая отрицает мир, потому что у неё ‘нога подвернулась’, и маленький сверхчеловек, который запутался в своём самолюбии и ‘мнимом богоборчестве’, и все те ‘ницшеантики’, над которыми так смеются, и ‘мистическая анархисточка’ — все эти уроды в масках и румянах — все они богоборцы, страдальцы, мученики. Для маленькой блохи, для души её — ‘подвернувшаяся нога’ ничем не меньше, чем для африканского льва его подвернувшаяся лапа.
Право же, все мы смешны по-своему — и блохи, и ‘человеки’, и право же, не от чего будет страдать на том свете ни Ницше, ни Карамазову. Каждый страдает поскольку дано ему сил, и вовсе ‘голенький ребёночек’ — не один Л. Андреев и его человек, а мы все. И уж если кому-нибудь надо первому ‘улыбнуться’ — то, право, очередь не за ‘блохами’, а за теми, кому больше дано.