Розанов В. В. Собрание сочинений. Около народной души (Статьи 1906—1908 гг.)
М.: Республика, 2003.
ДВА ПОЧТИ АНЕКДОТА
В появившейся недавно книге профессора Петербургской духовной академии г. Ник. Глубоковского ‘По вопросам духовной школы и об учебном комитете при Св. Синоде’ передаются два случая из истории наших духовных семинарий. В вятской семинарии, где образовался ‘центральный распорядительно-исполнительный орган’ для всех семинарий в России, назначена была ревизия. Ревизор Д. И. Тихомиров не нашел, однако, при самом тщательном осмотре семинарских помещений никаких вещественных следов и никаких письменных документов об этой организации. С тем и вернулся в Петербург. Ревизия была в Великом посту. Но вот, когда в пасхальную ночь за семинарскою службою началось чтение Апостола и священнослужители начали переменять черные облачения на светлые, пасхальные, то они с великим недоумением увидели под святым жертвенником объемистую связку бумаг, оказавшихся секретною литературою центрального семинарского комитета. Здесь были воззвания революционного содержания, программа и переписка центрального комитета и проч. Это — на одном конце явления. А на другом его конце помещается другой анекдот, т. е. реально бывший случай, который мы называем анекдотом только по его смешному и невероятному почти характеру. Рассказ касается Владимира Карловича Саблера, бывшего товарища обер-прокурора при Победоносцеве, хотя имя его у Глубоковского и не названо. Но в Петербурге и среди духовенства всей России известно, что Владимир Карлович чрезвычайно любил долгие церковные службы и требовал, чтобы, напр., на всенощных ‘все вычитывалось’ (без пропусков) из так называемых ‘паремий’, которые обычно сокращаются чтецами. Далее мы приводим дословно рассказ Глубоковского: ‘Некоторые духовно-педагогические начальники иногда прямо тиранили училищных малышей ежедневными церковными службами перед началом уроков и, конечно, с успехом воспитывали измлада нелюбие к храму в духовном юношестве. Тут была хоть ревность не по разуму, но случалось и хуже, когда ради симпатий чиновного синодского повелителя всенощные в столичной семинарии затягивались чуть не на три часа, а в его отсутствие сокращались до минутных измерений. Однажды вышло так, что раз этот синодский властитель нагрянул в неурочную субботу, желая похвалиться пред своим московским соратником (т. е. управляющим московской синодальною конторою, которым в то время был князь Ширинский-Шихматов), гордившимся истовою уставностью Успенского собора. Между тем оказалось, что еще в 7-м часу высокие посетители уже пришли к ‘Утверди, Боже’ (т. е. к концу). Ректор неожиданно получил оскорбительный реприманд’…
Нам кажется все это гораздо глубже. Можно ли играть церковною службою, то затягивая ее на три часа, то сокращая до % часа, смотря по присутствию или отсутствию высокопоставленного чиновника из Петербурга? Что же сделали в Вятке семинаристы в том другом анекдоте или анекдотообразной действительности? Они только и сделали, что перешли в другой анекдот же.
Анекдот сменился анекдотом, анекдот перешел в анекдот же, но выскочивший с другого полюса. Об этом предсказывал еще отец славянофильства А. С. Хомяков, писавший о ‘вере безверной’ у нас, о ‘лести и разврате’ на месте святом. О том же писал И. С. Аксаков в ‘Руси’ своей, говоря, что у нас царствует ‘мерзость запустения на месте святе’. Наконец, пред могилою этим признанием обмолвился и Победоносцев: он резко назвал семинарии ‘кабаками’ и в другом месте еще грубее (см. посмертно изданную переписку его с г. Гавриловым). Так он выразился об учебных заведениях, где рука его была ‘владыкою’. Почему он не сказал: ‘Я привел семинарии в совершенно негодный вид, — я и те лица, которым я так доверял’.
Почему не хотят и теперь понять, что не новыми карами, не новою суровостью дисциплины можно обновить духовную школу, сохранив в ней старый ‘победоносцевский дух’, а обновлением всего строя духовных семинарий, новым, евангельским оживлением всей церковной жизни.