ДВА ДЯТЕЛЯ.
ДВА ДЯТЕЛЯ.
Разсказъ Бьернстерне-Бьернсона.
Съ норвежскаго.
I.
I.
II.
II.
III.
III.
‘Русскій Встникъ’, No 8, 1894
Два деятеля, Бьёрнcон Бьёрнстьерне, Год: 1894
Время на прочтение: 30 минут(ы)
Канутъ Окре происходилъ изъ богатаго крестьянскаго рода, представители котораго издавна славились въ стран просвщенностью и трудами на общую пользу. Его отецъ возвысился даже до священническаго сана, но рано умеръ, и его вдова, тяготвшая къ низшему классу, изъ котораго происходила, воспитывала дтей, какъ простыхъ крестьянъ. Канутъ получилъ только то образованіе, какое давалось въ т времена въ начальныхъ школахъ. Но, благодаря отцовской библіотек и природной любознательности, онъ усплъ впослдствіи значительно пополнить свои знанія, кром того онъ былъ друженъ съ нкіимъ Генрихомъ Варгеландомъ, который усплъ пробиться въ ряды ученыхъ людей, но не забывалъ своихъ земляковъ и поддерживалъ съ Канутомъ дружественную переписку. Этотъ Варгеландъ подогрвалъ въ своемъ друг любознательность, посылая ему хорошія книги, а главное, не мене хорошіе совты.
Благодаря одному изъ совтовъ Вергеланда, Канутъ основалъ общество, преслдовавшее вначал крайне неопредленныя, но несомннно благія цли. На сходкахъ общества предполагалось испытывать членовъ въ краснорчіи, упражняться въ толкованіи законовъ и такъ дале, словомъ, предполагалось вырабатывать въ мужикахъ качества, не необходимыя для земледлія, но нужныя для общественнаго ‘самоуправленія’.
Поздне это общество преобразовалось въ сельско-хозяйственное, быстро разрослось и распространилось во всемъ округ.
По совту того же Вергеланда, Канутъ основалъ волостную безплатную библіотеку, первымъ вкладомъ въ которую были книги его покойнаго отца. Наконецъ, повинуясь все тмъ же благимъ совтамъ, основалъ въ своемъ родовомъ хутор воскресную школу, въ которой всякій могъ въ свободное отъ работы время обучаться чтенію, письму, ариметик и отечественной исторіи.
Все это выдвинуло Канута на степень общественнаго дятеля и завоевало ему родъ страха среди согражданъ. Вскор онъ былъ избранъ членомъ волостнаго совта, а затмъ добился высшей ступени и сдлался предсдателемъ.
Въ совт онъ обратилъ особенное вниманіе на положеніе школьнаго дла въ округ и понемногу довелъ школы до такого состоянія, что о нихъ стали писать въ газетахъ.
Канутъ Окре былъ небольшаго роста подвижной человкъ съ узкими, живыми глазами и густыми, всегда всклокоченными волосами. У него былъ большой ротъ съ нсколько мясистыми губами и превосходные, блые зубы — единственная красивая черта въ этомъ лиц. Вслдствіе живости темперамента его губы всегда находились въ движеніи, во время рчи, он работали съ особенной живостью и точно разрубали слова, которыя такъ и сыпались, при этомъ зубы сверкали, придавая лицу какое-то особенное выраженіе пламенности.
Между многими, которымъ Канутъ помогъ получить образованіе, былъ Ларсъ Гегстадъ, его ближайшій сосдъ. Ларсъ былъ немногимъ моложе Канута, но развивался несравненно медленне. Онъ имлъ наружность очень спокойнаго и разсудительнаго человка. Таковъ онъ и былъ въ дйствительности. Пылкій Канутъ всегда находилъ въ немъ не только серьезнаго слушателя, но и полезнаго совтника. Это ихъ сблизило, и понемногу ихъ отношенія стали таковы, что Канутъ рдко брался за какое-нибудь дло не посовтовавшись съ Ларсомъ Гегстадомъ. Надо признаться, что отъ этого общественныя дла много выигрывали — совты Ларса всегда отличались трезвостью и практичностью.
Канутъ провелъ своего сосда въ совтъ, въ который они стали здить вмст. Ларсъ выказывалъ общественнымъ дламъ самый серьезный интересъ, но на сходкахъ никогда неговорилъ, довольствуясь тмъ, что дорогой высказывалъ Кануту свое мнніе объ очередныхъ длахъ.
Такъ продолжалось много времени, и обоихъ считали неразлучными друзьями.
Однажды волостной совтъ собрался, чтобы между прочимъ обсудить предложеніе земскаго пристава, который совтовалъ волости продать зданіе хлбнаго магазина и основать на вырученныя деньги сберегательную кассу. Совтъ былъ дльный, такъ какъ зданіе становилось ветхимъ и мало соотвтствовало своему назначенію, тогда какъ сберегательной кассы въ волости еще не было. Нтъ сомннія, что и предсдатель совта, Канутъ Окре, взглянулъ бы на дло съ такой же точки зрнія, если бы могъ отнестись безпристрастно. Но предложеніе исходило отъ земскаго пристава, конечно, личнаго врага нашихъ деревенскихъ прогрессистовъ, притомъ хлбный магазинъ былъ построенъ и подаренъ приходу ддомъ Канута… Все это мшало ему отнестись къ длу безпристрастно, а на бду онъ на этотъ разъ ни съ кмъ не посовтовался, не заикнувшись о предложеніи пристава даже Ларсу, который со своей стороны никогда не заговаривалъ о чемъ-нибудь первый.
Въ качеств предсдателя Канутъ прочелъ совту предложеніе и затмъ по своему обыкновенію вопросительно взглянулъ на Ларса. Тотъ стоялъ въ сторон и вертлъ въ зубахъ соломинку — его привычное занятіе во время продолжительныхъ разговоровъ. Такая соломинка всего чаще бывала прикушена и висла съ той или съ другой стороны рта, причемъ она приходила въ вращательное движеніе то тихо, то быстро, судя по его расположенію духа. Теперь Канутъ съ удивленіемъ замтилъ, что соломинка вертлась очень быстро.
— Ты полагаешь, что мы должны согласиться на предложеніе пристава?— спросилъ онъ недоврчиво.
— Да, таково мое мнніе, — отвтилъ Ларсъ сухо.
Весь сходъ, знавшій, что Канутъ былъ совсмъ противуположнаго мннія, пришелъ въ недоумніе. Вс поглядывали на Ларса, ожидая, что будетъ дальше. Но Ларсъ ничего не прибавилъ къ сказанному, а растерявшійся было Канутъ усплъ овладть собой и поспшилъ перейти къ другимъ очереднымъ дламъ, чтобы дать другу время одуматься.
Въ конц засданія пришлось наконецъ возвратиться къ щекотливому предмету, и предсдатель, деспотъ, какъ вс либералы, съ притворно-равнодушнымъ видомъ сказалъ:
— Такъ что же мы отвтимъ приставу? Не будетъ ли проще всего написать ему, что его предложеніе не согласуется съ желаніями общины, которая дорожитъ своимъ хлбнымъ магазиномъ?
Никто не возразилъ ни слова.
— Итакъ, я занесу въ протоколъ: продажа хлбнаго магазина признана нецлесообразной?— прибавилъ Канутъ.— Кажется, таково общее мнніе присутствующихъ?
— За исключеніемъ одного!— неторопливо отвтилъ Ларсъ.
— Двухъ!— тотчасъ же добавилъ другой членъ совта.
— Трехъ!..
И, прежде чмъ предсдатель усплъ что-либо сообразить., большинство оказалось противъ него.
Онъ былъ такъ пораженъ неожиданностью, что забылъ даже отстаивать свою точку зрнія. Молча составивъ протоколъ, онъ прочелъ его какимъ-то тихимъ, подавленнымъ голосомъ и, дочитавъ заключительныя слова: ‘предложеніе пристава утверждено къ принятію’,— объявилъ засданіе закрытымъ. Его лицо пылало, какъ огонь, и онъ съ трудомъ удерживалъ негодованіе, Надежда одержать верхъ на окружномъ създ, которому предстояло утвердить ршеніе волостнаго совта, помогла ему однако овладть собой.
Выйдя на дворъ, онъ уже былъ спокоенъ. Какъ всегда, онъ собственноручно запрегъ свою лошадь и, дождавшись Ларса, съ которымъ пріхалъ, занялъ свое мсто рядомъ съ нимъ. Дорогой они даже бесдовали вполн дружелюбно, хотя, разумется, отнюдь не касались только-что ршеннаго дла.
На другой день жена Канута поспшила къ жен Ларса, чтобы спросить, не случилось ли что-нибудь особенное въ совт. Наканун Канутъ вернулся домой какой-то странный…
Передъ самыми дверями она встртила жену Ларса, которая спшила къ ней за такимъ же разъясненіемъ относительно своего мужа. Тотъ вернулся домой совсмъ уже ‘странный’!
Жена Ларса была молчаливая, кроткая женщина, крайне запуганная и жалкая. Впрочемъ, Ларсъ никогда не обижалъ ея, а угнеталъ ее вчнымъ молчаніемъ, онъ заговаривалъ съ нею только въ тхъ случаяхъ, когда полагалъ, что она сдлала или намревается сдлать ‘какую-нибудь глупость’. Жена Канута, наоборотъ, имла возможность говорить съ мужемъ сколько хотла? въ особенности объ общественныхъ длахъ, Но эти ‘дурацкія’ дла она ненавидла, такъ какъ въ послднее время они совсмъ отнимали Канута у нея и у ея дтей. Она положительно ревновала къ нимъ, точно къ женщин, плакала иногда по цлымъ ночамъ, а днемъ ссорилась съ мужемъ и осыпала его упреками. Она всегда утверждала, что нисколько не интересуется общественными длами. Но теперь, когда мужъ вернулся домой видимо огорченный и не только не сталъ распространяться о своихъ длахъ, но упорно отмалчивался даже на ея разспросы, она вдругъ почувствовала себя огорченной по меньшей мр столько же, какъ и онъ, и ршилась во что бы то ни стало разузнать, что случилось. Ничего не добившись отъ жены Ларса, она поспшила въ деревню и тамъ не замедлила узнать вс подробности вчерашняго засданія. Разумется, она тотчасъ же приняла сторону мужа и объявила, что Ларсъ поступилъ ‘непонятнымъ образомъ, чтобы не сказать хуже’. Но когда она высказала это мужу, пришлось убдиться, что разрыва между нимъ и Ларсомъ еще не было, по крайней мр, Канутъ горячо заступился за своего друга…
Собирался окружный създъ. Ларсъ Гегстадъ захалъ за Канутомъ, и тотъ охотно занялъ мсто въ его телжк. Они поздоровались, какъ всегда, но дорогой оба были молчаливы и опять-таки не заговаривали о ‘вопрос’.
Създъ былъ въ полномъ состав. Явились даже посторонніе слушатели, что не особенно понравилось Кануту, такъ какъ въ многолюдномъ собраніи броженіе всегда ощущается сильне. Ларсъ вооружился своей соломинкой и сталъ въ сторон, возл очага, на которомъ пылалъ огонь, такъ какъ была уже осень и становилось холодно. Канутъ предсдательствовалъ. Тихимъ и несовсмъ твердымъ голосомъ прочелъ онъ пресловутое предложеніе и затмъ добавилъ, что оно ‘исходитъ отъ пристава, у котораго обыкновенно бываетъ особенно несчастливая рука. Строеніе вдь было дареное, а даръ не принято продавать, тмъ мене, когда настоятельной нужды въ этомъ нтъ’.
Къ общему удивленію, Ларсъ, до сихъ поръ не имвшій обыкновенія говорить на сходкахъ, потребовалъ слова. Когда онъ заговорилъ, голосъ его немного дрожалъ, но было ли это отъ сожалнія къ Кануту Окре, или изъ опасенія проиграть дло, или, наконецъ, просто отъ непривычки говорить публично, остается темнымъ. Тмъ не мене, его доводы въ пользу предложенія пристава были очень ясны, а рчь такъ убдительна и связна, какъ рдко бываютъ рчи на крестьянскихъ собраніяхъ. Въ конц рчи, когда вс доводы были высказаны, онъ добавилъ:
— Что же касается того обстоятельства, что предложеніе исходитъ отъ пристава, у котораго будто бы несчастливая рука, то полагаю, что это вовсе не относится къ длу. Такъ же неумстны размышленія о томъ, кмъ выстроено зданіе магазина и какимъ путемъ оно досталось общин.
Канутъ Окре густо покраснлъ — онъ вообще легко краснлъ. Тмъ не мене онъ отвтилъ сдержанно, даже спокойнымъ голосомъ. По его мннію, въ стран было уже достаточно сберегательныхъ кассъ, при томъ въ ближайшихъ окрестностяхъ волости, пожалуй, даже слишкомъ близко… Но если ужь необходимо устроить еще одну кассу, то нетрудно найти другіе способы для ея осуществленія, не отнимая у волости полезнаго учрежденія, не нарушая завщанія мертвыхъ, не оскорбляя, наконецъ, живыхъ… Потомъ онъ заговорилъ о польз, приносимой стран хлбными магазинами, и подъ конецъ былъ даже краснорчивъ.
Однако Ларсъ отвчалъ ему голыми фактами, доказалъ, что нельзя говорить о польз хлбныхъ магазиновъ, когда рчь идетъ лишь о строеніи, переставшемъ годиться для хлбнаго магазина, и заключилъ словами:
— Впрочемъ, многое побуждаетъ меня сомнваться, чтобы въ комъ-либо оставалась неувренность въ истинныхъ нуждахъ прихода. Скоре дло идетъ о самолюбіи и традиціяхъ отдльнаго семейства, которыя не согласуются въ данномъ случа съ общей пользой.
— Не знаю,— вскричалъ Канутъ запальчиво.— Не знаю, меньше ли другихъ попользовался отъ этого семейства самъ говорящій! И это не только отъ живыхъ, но и отъ покойныхъ представителей семейства, ‘которое якобы ставитъ свое самолюбіе выше общественной пользы!’
Въ этихъ словахъ былъ вызовъ и намекъ на то, что ддъ Канута однажды спасъ состояніе дду Ларса, попавшему за какую-то вину на скамью подсудимыхъ. Соломинка Ларса, вертвшаяся въ это время очень быстро, внезапно остановилась.
— У меня нтъ привычки всюду говорить только о себ и о своемъ семейств,— отвтилъ онъ холодно и снова заговорилъ о предложеніи пристава, спокойно подбирая доводы и не уклоняясь отъ предмета.
Канутъ слушалъ его и даже признавался въ душ, что никогда не смотрлъ на дло такъ трезво и не слышалъ такихъ вскихъ доводовъ. Онъ не могъ оторвать взгляда отъ могучей, нсколько мшковатой, но мужественной фигуры Ларса, отъ его высокаго, выпуклаго лба, изъ-подъ котораго смотрли умные спокойные глаза, отъ его рта, въ углу котораго торчала и поигрывала соломинка, но въ складахъ котораго выражалась могучая сила воли. Такимъ Канутъ видлъ его въ первый разъ, и вдругъ онъ почувствовалъ, что безсиленъ передъ этимъ человкомъ. Значитъ, Ларсъ всегда превосходилъ его нравственно и всегда это зналъ! Онъ воспользовался знаніями друга, очистилъ эти знанія отъ всего непрактичнаго и теперь сдлался самостоятельнымъ борцомъ. Но почему онъ ненавидлъ Канута, который вдь всегда любилъ, и воспиталъ, и выдвинулъ его? За что эта вражда?
Глубокое уныніе прокралось въ душу Канута, и вдругъ онъ вскричалъ, перебивая Ларса:
— Во имя Господа, Ларсъ! Что случилось съ тобой? Ты, котораго я… ты…
Чувство подавляло его, и онъ замолкъ. Но чтобы подавить это чувство, котораго Ларсъ не былъ достоинъ, онъ сдлалъ надъ собой усиліе и гнвно ударилъ по столу, а подъ всклокоченными, всегда нависавшими на лобъ, волосами глаза сверкнули, какъ огни.
Ларсъ остался невозмутимъ и только оглянулъ собраніе, какъ бы спрашивая, стоитъ ли еще говорить о дл, которое и такъ было вдь ясно.
Это спокойствіе вывело Канута изъ себя.
— Да что же это творится съ нами?— вскричалъ онъ.— До этого дня мы жили въ любви и согласіи, а теперь стоимъ другъ противъ друга, какъ враги… Какая нечистая сила овладла нами?
И онъ кинулъ на Ларса пылающій взглядъ. Ларсъ отвчалъ.
— Ты самъ, Канутъ, помогаешь кознямъ злаго духа, ставшаго между нами. Во всякомъ случа, я не говорилъ ни о чемъ, кром дла. Видишь ли, до сего дня въ приход длалось только то, что было угодно теб, ты это называешь любовью и согласіемъ… Теперь мы хотимъ сдлать по-своему, и не мы виноваты, если по-твоему это не значитъ любовь и согласіе…
— Неужели я поступалъ во вредъ общин?— съ негодованіемъ спросилъ Канутъ.
Никто не отвтилъ, и онъ продолжалъ съ еще большимъ негодованіемъ.
— Я всегда думалъ, что тружусь на общую пользу… что кое-что усплъ даже сдлать… Можетъ быть, я ошибался, но…
Онъ опять былъ подавленъ чувствомъ и долженъ былъ замолчать, чтобы не выдать своего волненія. У него была горячая натура, легко подававшаяся впечатлніямъ, и разрывъ съ Ларсомъ огорчалъ его такъ сильно, что онъ едва удерживалъ слезы.
Между тмъ Ларсъ оставался холоденъ и отвтилъ жестко:
— Да, мы знаемъ, что все, что сдлано въ приход, ты приписываешь своимъ заслугамъ… Если судить по тому, кто больше всхъ болталъ на сходахъ, то въ самомъ дл ты сдлалъ много…
— Ты хочешь сказать… ты намекаешь… что честь подобаетъ теб?
— Если ужь необходимо говорить о себ, то да! Вдь надо же признаться, что прежде, чмъ попасть сюда, дла обсуждались со мной!
— Такъ возьми себ эту честь, съ Богомъ!— вскричалъ Канутъ горячо.— Небось, я проживу безъ вашего почета… Есть вещи, утратить которыя тяжеле!
Эти слова сопровождались такимъ взглядомъ, что Ларсъ невольно потупился, и соломинка быстро, быстро завертлась. Тмъ не мене онъ отвтилъ съ прежнимъ безсердечіемъ:
— По правд сказать, не велика предлагаемая честь. За все, что сдлано, могутъ сказать спасибо школьные учителя. А если спросить общество, оно наврное лишь скажетъ, что съ этими затями съ каждымъ годомъ увеличивались расходы. Только и всего!
Въ собраніи послышался ропотъ, и многіе стали высказывать нетерпніе. Но Ларсъ продолжалъ невозмутимо:
— Разв не такъ? Сегодня представился случай вознаградить общину за понесенныя ею жертвы. Вспомогательная касса многимъ нужна. Это вдь настоящее общественное дло на пользу всхъ и каждаго! А какъ оно встрчено? Согласитесь, что по меньшей мр не слдовало смотрть на такое дло, какъ на семейное!
Вс переглянулись въ недоумніи. Но вдругъ кто-то проговорилъ очень громко, что ‘сегодня сказаны самыя правдивыя слова, когда-либо раздававшіяся въ этомъ собраніи!’ — и этотъ возгласъ послужилъ сигналомъ къ общей сумятиц. Вс повскакали съ мстъ и заговорили одновременно, а Канутъ Окре, оставшійся на своемъ стул, понялъ, что его дло проиграно… Не стоило продолжать бороться!— У него былъ характеръ, приписываемый французамъ: чувства брали въ немъ верхъ надъ разумомъ, и потому онъ бывалъ смлъ при нападеніи, но слабъ и жалокъ, когда приходилось обороняться.
Чувствуя, что ему не подъ силу оставаться въ собраніи, онъ вдругъ поднялся, передалъ предсдательство своему замстителю и вышелъ изъ избы. Это было настоящее бгство, и не обошлось безъ того, чтобы многіе не посмялись…
Канутъ отправился домой одинъ и пшкомъ, такъ какъ пріхалъ на създъ въ телжк Ларса. Идти было далеко, а день стоялъ холодный, пасмурный. Непривтно глядлъ оголенный лсъ, вмсто луговъ по сторонамъ дороги виднлись желтовато-срыя пространства, кое-гд садился иней…
Нтъ худшей спутницы, какъ оскорбленная гордость! Шагая въ вечернихъ сумеркахъ, Канутъ жестоко страдалъ отъ этой спутницы и ни на минуту не могъ забыться. Онъ чувствовалъ себя жалкимъ, покинутымъ, поруганнымъ, а Ларсъ представлялся ему какимъ-то могучимъ богатыремъ, которому вс. удивлялись и поклонялись…
Раздумывая о случившемся, онъ долженъ былъ признаться, что самъ навлекъ на себя бду. Стоило ли поставить всю судьбу на карту, и это изъ-за такого ничтожнаго дла, какъ вопросъ о зданіи хлбнаго магазина? Его сбили съ толку неожиданность нападенія, гнвъ и душевная боль. Еще теперь душа въ немъ горла, плакала, негодовала.
Вдругъ, позади, на дорог, раздался стукъ колесъ, и вслдъ затмъ промчался Ларсъ въ своей телжк, запряженной отличной лошадью. Онъ халъ размашистой рысью, не оглядываясь по сторонамъ, и долго еще слышался впереди стукъ колесъ о подмерзшую почву. Канутъ невольно проводилъ телжку пристальнымъ взглядомъ. Виднлась только широкая спина Ларса, лошадь неслась безъ всякихъ понуканій, подгоняемая только желаніемъ скоре попасть домой. Было что-то мощное въ фигур Ларса, и казалось, что онъ несется прямо къ намченной цли. Канутъ почувствовалъ новый приливъ огорченія, и ему казалось, что онъ выброшенъ изъ телги Ларса прямо на дорогу, по которой онъ теперь бредетъ одинъ, въ осеннемъ холод…
Тмъ временемъ на хутор Окре его дожидалась жена. Она никогда не любила Ларса, къ которому всегда чувствовала какое-то смутное недовріе, сегодня она положительно боялась за исходъ борьбы. Ее нисколько не успокоило то, что противники похали на създъ вмст, ее не успокоило бы даже такое же возвращеніе. Но и этого небыло: начинало смеркаться, а ихъ все не было! Она то стояла на крыльц своего дома, мимо котораго пролегала большая дорога, то спускалась съ крыльца и проходила до перекрестка, то опять возвращалась домой… На дорог все было тихо.
Вдругъ послышался стукъ колесъ. Сердце забилось въ ней такъ же скоро и громко, какъ стучали колеса о твердую почву. Она выбжала на крыльцо, прислонилась къ косяку и впилась глазами въ приближавшуюся телжку, въ которой сидлъ только одинъ человкъ. Это былъ Ларсъ! Онъ прохалъ мимо, искоса взглянувъ на нее, но не останавливаясь…
Теперь ея опасенія получили новое основаніе, и ноги насилу несли ее, когда она вернулась въ избу. Пришлось опуститься на лавку у самыхъ дверей. Перепуганныя ея болзненнымъ видомъ дти окружили ее, младшій сталъ спрашивать, гд отецъ, такъ какъ онъ привыкъ, что ни о чемъ другомъ мать не говорила съ дтьми…
Неотступно стоялъ передъ ней вопросъ: почему Ларсъ вернулся одинъ? Отчего онъ не остановился и не заговорилъ съ нею? Неужели случилось какое-нибудь несчастіе? Канутъ бываетъ такъ вспыльчивъ… Господи! Не бжать ли ей къ Ларсу, чтобы разспросить его? Или поспшить въ другую сторону, на встрчу мужу?
Она изнывала отъ безпокойства, а дти прижимались къ ней и спрашивали, что случилось… Но она не хотла сказать имъ, въ чемъ дло, и, чтобы отвлечь ихъ вниманіе, стала накрывать на столъ къ ужину. Затмъ, она сказала, что отца вроятно долго не будетъ, и посадила дтей ужинать. Украдкой она поглядывала на дорогу. Но его все не было.
Потомъ она раздла дтей и уложила ихъ спать. Когда младшій сталъ читать вечернюю молитву, она склонилась надъ нимъ и сама стала молиться съ такимъ увлеченіемъ, что не слышала шаговъ, раздавшихся позади нея.
Канутъ стоялъ въ дверяхъ и молча смотрлъ на молившихся. Кто-то изъ дтей увидлъ его и крикнулъ: отецъ! Мать мгновенно обернулась. Но Канутъ опустился на лавку и тихо проговорилъ:
— Продолжайте. Или еще лучше, пусть онъ прочтетъ молитву еще разъ.
Она поспшно отошла обратно къ кроватк и отвернулась отъ мужа, чтобы онъ не могъ видть ея слезъ. Теперь, когда онъ былъ несчастливъ, она чувствовала такую потребность щадить его чувства, что не хотла даже вмшиваться въ его горе, пока онъ не подлился имъ съ нею добровольно.
Между тмъ малютка сложилъ рученки и вмсто молитвы прочелъ стихи, которымъ выучился отъ старшихъ братьевъ:
Я не много жилъ на свт,
Цлый вкъ мой впереди.
Дай мн, Боже, ростъ и силу,
Сердце честное въ груди!
Дай мн вырости на радость
И на счастіе роднымъ,
Дай мн жить въ повиновеньи
Повелніямъ Твоимъ
А теперь, Всеблагій Боже,
Дай уснуть намъ крпкимъ сномъ,
И святымъ благословеньемъ
Осни нашъ мирный домъ!
Это была простодушная, неумло написанная псенка изъ дтскихъ учебниковъ. Но какой смыслъ, какую силу она имла теперь въ устахъ лепечущаго ребенка для измученнаго душой отца! И миръ дйствительно оснилъ семью!..
Не прошло и нсколькихъ минутъ, какъ дти уже спали спокойно. Сама мать успокоилась и безшумно ходила по комнат, накрывая ужинъ для отца. Но онъ не хотлъ сть и тотчасъ же отправился спать.
— Съ этого дня я буду жить для семьи!— сказалъ онъ уже въ постели.
При этихъ словахъ жена вздрогнула отъ радости, но не ршилась это высказать и лишь въ душ благодарила Бога за все случившееся, потому что, какъ бы то ни было, для праваго все совершается къ лучшему.
Въ теченіе года Ларсъ сдлался предсдателемъ совта и създа, а также управляющимъ новой сберегательной кассы, быстро превратившейся въ банкъ. Затмъ вошло въ обычай избирать его на вс высшія избирательныя должности, не исключая депутатской. Въ первый годъ онъ рдко здилъ на областной сеймъ и больше присматривался. На второй — онъ заговорилъ и произвелъ въ сейм такое же впечатлніе, какое производилъ на крестьянскихъ създахъ. И здсь онъ явился противникомъ всего условнаго, борцомъ за практическія нужды минуты, олицетвореніемъ практичности. Одного за другимъ побдилъ онъ вожаковъ противной партіи и сталъ первымъ человкомъ изъ числа крестьянскихъ представителей въ сейм. Оттуда онъ попалъ депутатомъ въ риксдагъ, куда явился, предшествуемый своей славой замчательнаго дятеля. Впрочемъ, въ риксдаг онъ держалъ себя хотя съ достоинствомъ, но очень осторожно. Онъ не мечталъ сдлаться государственнымъ человкомъ, не заблуждался насчетъ своей неподготовленности для борьбы съ учеными противниками и не хотлъ рисковать своимъ значеніемъ въ родномъ кра ради сомнительнаго успха въ столиц. Поэтому тамъ онъ неизмнно молчалъ.
Лучше, всего ему было дома. По воскресеніямъ, когда онъ подъзжалъ къ церкви, это было цлое торжество. Народъ почтительно кланялся, со всхъ сторонъ устремлялись на него подобострастные взгляды, богачи обступали его, добиваясь услышать отъ него одно-другое слово по важнымъ вопросамъ. При этомъ и соломинка по-прежнему неизмнно вертлась въ углу его рта, казалось, что этой соломинкой онъ управляетъ волостью.
Надо сказать, что онъ заслуживалъ такого почета отъ своихъ согражданъ. Дорога, по которой они теперь шли и хали въ церковь, была устроена Ларсомъ, самая церковь была построена имъ. И все это такъ же, какъ и многое другое, было сдлано безъ всякихъ затратъ общественныхъ суммъ, на деньги, составлявшія чистую прибыль сберегательнаго банка. Дла этого банка все разростались, доходы все увеличивались. Многіе считали управленіе и порядокъ въ волости образцовымъ.
Этого не считалъ Канутъ, но онъ уже былъ не у длъ. Вначал возвышенія Ларса, онъ еще бывалъ на сходахъ, считая общественную службу для каждаго обязательной и не обращая вниманія на ложность своего положенія. Но скоро оказалось, что его систематически вытсняли изъ совта. При первомъ же предложеніи, которое онъ сдлалъ сходу, Ларсъ преднамренно запуталъ вопросъ, закидывая Канута самыми придирчивыми вопросами и добиваясь мельчайшихъ деталей предлагаемой реформы. Въ конц концовъ Канутъ оскорбился и вскричалъ въ раздраженіи:
— Когда Колумбъ отправился отыскивать Америку, никто не требовалъ отъ него готоваго подраздленія еще неоткрытой страны на государства, округи и приходы. Такія подробности вырабатываются впослдствіи.
Дло шло о приходскихъ выгонахъ. Въ дальнйшихъ преніяхъ Ларсъ не иначе называлъ эти выгоны, какъ Америкой, вызвалъ всеобщій хохотъ, и съ этого дня Канута Окре прозвали ‘открывателемъ Америки’.
Тогда Канутъ поршилъ, что не стоитъ трудиться по-пусту, и сталъ отказываться отъ всхъ предлагаемыхъ ему должностей. Только своей воскресной школой онъ занимался съ прежнимъ рвеніемъ и, чтобы заполнить свободные часы, устроилъ при школ отдленіе миссіонерскаго общества.
По этому случаю Ларсъ Гегстадъ ядовито замтилъ:
— Когда Канутъ Окре собираетъ на что-нибудь деньги, впередъ можно сказать, что онъ собирается облагодтельствовать людей, живущихъ въ тысячахъ миль отсюда.
Впрочемъ, враждебныхъ дйствій между обоими дятелями не было. Канутъ даже сожаллъ о разрыв съ прежнимъ другомъ, но не выказывалъ этого изъ чувства собственнаго достоинства.
Случилось однако разъ, что имъ пришлось встртиться на одной свадьб. Это было уже нсколько лтъ спустя посл разрыва. Когда выпитое вино разогрло чувства, Канутъ влзъ на стулъ и въ горячей рчи предложилъ выпить за здоровье предсдателя совта и образцоваго депутата на сейм, Ларса Гегстада. Онъ говорилъ съ чувствомъ и краснорчиво. Вс одобрили такой ‘честный’ поступокъ, а Ларсъ былъ тронутъ и, подойдя къ прежнему другу, проговорилъ:
— Разв я не знаю, что всмъ обязанъ теб, Канутъ? Ты просвтилъ и вывелъ меня въ люди.
Послдствіемъ этого хотя и временнаго примиренія было то, что на слдующихъ выборахъ Канутъ согласился снова принять должность члена совта.
Но прежняя близость между Окре и Гегстадомъ не возобновилась, въ длахъ они снова оказались противниками и, если бы Ларсъ могъ предвидть то, что случилось въ ближайшемъ будущемъ, онъ наврное не допустилъ бы возвращенія Канута въ волостной совтъ.
Всякому овощу свое время,— говоритъ пословица. Посл нсколькихъ счастливыхъ лтъ пришло время и бдамъ. Именно въ то время, когда Канутъ возвратился къ общественнымъ дламъ, богатйшимъ владльцамъ долины начинало угрожать разореніе. Это было прямымъ послдствіемъ лихорадочной спекуляціи, развитой въ кра благодаря сберегательнымъ банкамъ и начинавшей приносить свои горькіе плоды.
Распространилось уныніе. Поговаривали, что грозившимъ волости несчастіемъ она всецло была обязана Ларсу Гегстаду. Утверждали даже, что волостной совтъ былъ первымъ спекулянтомъ въ стран и систематически пріучилъ населеніе къ бшенымъ спекуляціямъ. Жажда быстрой наживы охватила всхъ и каждаго, послдній поденщикъ занимался спекуляціями и, вмсто того, чтобы работать, придумывалъ способы сдлать изъ одного далера десять. Какъ всегда бываетъ при этомъ, спекуляція сопровождалась неслыханной дотол въ населеніи роскошью, причемъ растрачивались барыши даже ране ихъ осуществленія…
Еще хуже были нравственные плоды денежной горячки. Разросшееся корыстолюбіе развило въ народ подозрительность, эгоизмъ и безпощадность, а эти свойства въ свою очередь породили озлобленіе и ябеду. Опять таки и въ этомъ отношеніи волостной совтъ подавалъ пагубный примръ. Однимъ изъ первыхъ мропріятій Ларса было возбужденіе гражданскаго иска отъ лица волости къ старому и всми уважаемому священнику, и это по поводу какого-то ничтожнаго и сомнительнаго права волости на пасторскіе луга. Священникъ проигралъ тяжбу и тотчасъ же подалъ въ отставку, а населеніе получило дурной примръ.
Все это начинало отзываться на благоденствіи страны, и первыми должны были поплатиться запутавшіеся въ своихъ спекуляціяхъ богатй. Общественное мнніе о Ларс Гегстад круто измнилось, образовалась сильная оппозиція, а Канутъ Окре явился естественнымъ предводителемъ этой оппозиціи…
Борьба началась сразу. Молодые люди, въ свое время получившіе образованіе въ школ Канута Окре, возмужали и были теперь вліятельными людьми въ волости. Они горой стояли за своего учителя. Ларса они ненавидли, какъ предводителя богатевъ, теперь потерявшихъ почву подъ ногами и не знавшихъ, кого держаться. Съ этой просвщенной и мужественной молодежью Канутъ началъ войну противъ системы Ларса.
Начались бурныя схватки въ совт и на създ. Богачи еще не предали своего предводителя, но уже видимо колебались. Однажды, вернувшись съ засданія совта и остановившись на крыльц своего дома, Ларсъ угрюмо оглядлся по сторонамъ, и вдругъ ему показалось, что надъ хуторами богачей и надъ его собственнымъ собирается страшная гроза. Онъ понималъ, что въ тотъ день, когда погибнутъ богачи,— рухнетъ сберегательный банкъ, а съ нимъ и онъ самъ… Тогда все, что онъ сдлалъ, обратится въ проклятіе для него, и самая жизнь станетъ мученіемъ…
Ларсъ содрогнулся даже.
Въ это время на дорог показались экипажи, направлявшіеся прямо къ хутору Гегстада. Оказалось, что прибыла коммисія инженеровъ, длавшая изысканія желзной дороги, которую предполагалось провести въ сосдней долин. Домъ Гегстада былъ лучшій во всемъ селеніи, и инженеры пожелали остановиться здсь. Ларсъ принялъ ихъ съ подобающимъ гостепріимствомъ и повелъ въ комнаты. Съ первыхъ же словъ онъ понялъ, что выбраннымъ направленіемъ пути черезъ сосднюю, параллельно тянувшуюся долину, коммисія не совсмъ довольна, и смекнулъ, что представляется случай поправить дла, какого, можетъ быть, уже никогда не представится.
Какъ молнія пронеслась въ его ум мысль, что если бы удалось устроить такъ, чтобы желзная дорога прошла черезъ селеніе, цнность здшнихъ земель поднялась бы вдвое, и не только онъ, но и вс богачи были бы спасены отъ разоренія, притомъ слава его утвердилась бы въ стран навсегда.
Цлую ночь онъ не смыкалъ глазъ и обдумывалъ, какъ взяться за дло. Да онъ и не могъ бы уснуть: передъ его глазами носились блестящія виднія будущаго, и ему казалось, что онъ уже слышитъ движеніе поздовъ…
На слдующій день онъ сопровождалъ инженеровъ, отправившихся на изысканія, онъ самъ показывалъ имъ долину, и къ нему же они вернулись вечеромъ ночевать. Потомъ онъ създилъ съ ними въ сосднюю долину, черезъ которую предполагалось провести дорогу по первоначальному проекту, давалъ инженерамъ всевозможныя объясненія и опять таки привезъ ихъ вечеромъ къ себ. Его домъ былъ убранъ по-праздничному, и въ честь инженеровъ былъ устроенъ вечеръ. Присутствовали лучшіе люди волости, пиръ продолжался до самаго утра.
Инженеры поддались вліянію Ларса и соглашались, что предлагаемое имъ направленіе выгодне первоначально намченнаго. Но ихъ смущало одно затрудненіе. Въздъ въ долину былъ узокъ, и желзнодорожный путь можно было провести только по склону горъ, какъ пролегала колесная дорога, либо черезъ старое кладбище. Но верхнимъ направленіемъ пришлось бы подняться слишкомъ высоко и два раза пересчь рку, а старое кладбище, покинутое лишь очень недавно, не хотлось трогать изъ-за общественнаго мннія. Всмъ казалось предосудительнымъ шевелить недавно погребенныхъ покойниковъ изъ-за ничтожнаго сокращенія длины пути.
— Ну, — подумалъ Ларсъ, — если благоденствіе всего селенія зависитъ лишь отъ неприкосновенности какого-то клочка кладбища, то можно еще поспорить. Моего вліянія хватитъ на то, чтобы убрать съ дороги эту помху!
Онъ създилъ къ священнику и въ консисторію, потомъ заручился содйствіемъ областнаго начальства и явился въ министерство. Онъ хлопоталъ безъ устали, просилъ, уговаривалъ, представлялъ безчисленныя справки и доказательства преимуществъ отстаиваемаго имъ направленія и свидтельствовалъ о желаніяхъ представляемаго имъ въ качеств депутата населенія. Въ конц концовъ, ему удалось уговорить всхъ, отъ кого зависло дло, и ему сказали, что королевскій указъ объ отчужденіи земель послдуетъ, какъ только состоится перенесеніе покойниковъ на новое кладбище. Такимъ образомъ требовалось только постановленіе волостнаго совта о перенесеніи.
Между тмъ населеніе волости пришло въ такое же волненіе, какъ онъ самъ. Заманчивыя перспективы ободрили спекуляторовъ, почти вс собственники ликовали въ ожиданіи барышей, во всей волости только и говорили о поздк Ларса въ столицу и о возможности осуществленія его надеждъ. О покойникахъ какъ-то не думали, и популярность Ларса казалась вполн возстановленною. Когда онъ вернулся съ хорошими извстіями, поднялось настоящее ликованіе, и ему оказывались всевозможныя почести. Въ его честь сочинялись даже псни! Въ то же время духъ спекуляціи достигъ своего предльнаго развитія, и люди просто сумасшествовали.
На собравшемся сход никто не ршился говорить противъ проектовъ Ларса Гегстада. Всеподданнйшее прошеніе о дозволеніи передать кладбище желзнодорожной коммисіи было одобрено единогласно и тотчасъ же утверждено създомъ. Былъ даже поднятъ вопросъ о выраженіи Ларсу Гегстаду общественной благодарности и о поднесеніи ему кофейника въ вид серебрянаго паровоза. Впрочемъ, ршили, что приличне будетъ сдлать то и другое по окончаніи дла.
Однако дло затянулось, такъ какъ областное правленіе возвратило прошеніе, потребовавъ, чтобы къ нему былъ приложенъ списокъ погребенныхъ, подлежащихъ перенесенію. Къ этому времени страсти нсколько улеглись, въ настроеніи населенія появилась нкоторая реакція, и начинали спокойне обсуждать затянное дло. Въ добавокъ, потребованный списокъ покойниковъ, погребенныхъ на старомъ кладбищ, священникъ не послалъ непосредственно въ областное правленіе, какъ это ему было предложено, а препроводилъ въ волостной совтъ. На это онъ имлъ вское основаніе, такъ какъ пояснить населенію, что оно длало, было прямой обязанностью пастыря.
Списокъ привезъ на сходъ одинъ изъ членовъ совта. Ларсъ Гегстадъ спокойно открылъ засданіе и, въ качеств предсдателя, началъ читать списокъ.
Судьб было угодно, чтобы во глав списка, составленнаго въ хронологическомъ порядк, оказалось имя покойнаго дда Ларса. Предсдатель невольно поперхнулся, и легкій шопотъ пронесся по собранію… Однако Ларсъ тотчасъ же оправился и продолжалъ чтеніе. Вторымъ въ списк значился ддъ Канута Окре, умершій вскор посл предыдущаго. Канутъ вскочилъ съ мста, предсдатель вторично замолкъ, и вс смотрли другъ на друга съ ужасомъ. Покойный Окре былъ благодтелемъ селенія и наиболе чтимымъ человкомъ въ преданіяхъ всего округа!..
Нсколько долгихъ минутъ въ собраніи царило гробовое молчаніе.
Наконецъ, Ларсъ Гегстадъ подавилъ свое волненіе и продолжалъ читать списокъ уже безъ перерывовъ. Однако тягостное настроеніе не разсивалось, наоборотъ: съ каждымъ новымъ именемъ въ этой печальной перекличк, оно становилось все хуже и хуже, такъ какъ по мр приближенія къ настоящему времени упоминались все боле и боле дорогіе покойники..
Когда чтеніе было окончено, Канутъ Окре шепотомъ спросилъ окружающихъ, не ощущаютъ ли и они, что въ воздух точно носятся призраки. Начинало уже смеркаться и, несмотря на то, что въ собраніи были только взрослые мужчины, которые сидли большимъ обществомъ, всмъ стало жутко.
Ларсъ вынулъ изъ кармана коробочку спичекъ, зажегъ передъ собой свчи и сухо замтилъ, что вдь было только то, что вс знали напередъ.
— Правда,— согласился взволнованный Канутъ.— Признаюсь, однако, я не думалъ, какъ это мрачно. Теперь я начинаю думать, что мы хотимъ заплатить за дорогу слишкомъ дорого…
Послышался одобрительный ропотъ въ толп и, воспользовавшись измнившимся настроеніемъ согражданъ, Канутъ тотчасъ же предложилъ сходу снова обсудить дло.
— Лишнее обсужденіе ничему вдь не помшаетъ, — сказалъ онъ.— Въ овладвшей нами горячк мы могли оцнить кажущіяся выгоды черезъ-чуръ высоко. Не надо вдь забывать, что если желзная дорога пройдетъ черезъ сосднюю долину, станціи будутъ на обоихъ концахъ и, слдовательно, почти на тхъ же мстахъ, какъ и въ томъ случа, если дорога пройдетъ здсь. Разумется, есть нкоторыя преимущества имть дорогу здсь, и въ противномъ случа придется возить клади немножко дальше на лошадяхъ. Но стоитъ ли ради незначительныхъ преимуществъ оскорблять память нашихъ родныхъ?
Канутъ былъ одинъ изъ тхъ ораторовъ, которые не обдумываютъ рчей и находятъ доводы въ самомъ пылу рчи, получая ихъ точно въ подарокъ. Еще за минуту передъ тмъ онъ не думалъ того, что теперь высказывалъ. Тмъ не мене доводы были убдительны, проникнуты искренностью и всмъ казались непреложными.
Ларсъ тотчасъ же замтилъ опасность положенія и счелъ необходимымъ поступать съ большой осторожностью. Поэтому онъ не сталъ возражать Кануту и допустилъ принятіе его предложенія о пересмотр вопроса. Въ душ онъ надялся, что настроеніе схода подавлено только временно и не замедлитъ измниться, какъ только притупится тяжелое впечатлніе и алчность вступитъ въ свои права.
Но въ этомъ случа онъ сильно ошибался. Имена покойниковъ, которыхъ предстояло потревожить, быстро распространились во всемъ округ. Въ каждой семь оказывалась та или другая связь съ памятью оскорбляемыхъ усопшихъ. И ужасъ передъ такимъ поступкомъ возрасталъ съ каждымъ часомъ. То, что представлялось вполн естественнымъ, пока вопросъ разработывался лишь въ общихъ чертахъ, становилось чудовищнымъ, когда коснулось каждой семьи въ отдльности. Особенно негодовали женщины, и въ тотъ день, когда вопросъ былъ снова поставленъ на очередь, вокругъ волостной избы собралась густая толпа. Было жарко, и приходилось оставлять окна правленія открытыми. Толпа воспользовалась этимъ и приготовилась слушать пренія снаружи. Вс чувствовали, что произойдетъ большое сраженіе.
Ларсъ Гегстадъ пріхалъ, какъ всегда, на своемъ рысак и былъ по обыкновенію встрченъ общими поклонами. Тмъ не мене онъ тотчасъ же замтилъ угрюмые взгляды, какими на него поглядывали сограждане, и понялъ, что дло неладно. Этого онъ, однако, отнюдь не выказалъ и вошелъ въ совтъ самоувренне и спокойне, чмъ когда-либо.
Онъ занялъ мсто у самаго окна, вооружился соломинкой и объявилъ засданіе открытымъ. Когда Канутъ Окре всталъ, чтобы сказать рчь въ защиту оскорбляемыхъ покойниковъ, юнъ даже позволилъ себ насмшливо улыбнуться.
Но Канутъ началъ не съ кладбища. Онъ заговорилъ о выгодахъ для селенія отъ новаго направленія желзной дороги и доказалъ, что во время общей горячки значеніе этихъ выгодъ было сильно преувеличено. Онъ подсчиталъ разстояніе отъ каждаго хутора до ближайшей станціи обоихъ направленій и цифрами доказалъ, что для большинства хозяевъ не представлялось существенной разницы.
— Для чего же,— спросилъ онъ въ заключеніе — поднятъ такой шумъ изъ-за дла, отъ котораго не предвидится серьзной пользы для селенія? На это могу сказать, что есть люди, которымъ всегда нужны увлеченія и которые готовы восторгаться всмъ, что ново и грандіозно, есть и такіе, которые разсчитываютъ выгодно продать свои хутора, пользуясь для этого общимъ возбужденіемъ, которое и раздуваютъ. И этимъ глупцамъ или постыднымъ спекуляторамъ предаются священныя чувства живыхъ и могилы покойниковъ!
Впечатлніе, произведенное этой рчью на слушателей, было очень сильно. Но Ларсъ ршился во что бы то ни стало сохранить свое хладнокровіе. Онъ отвчалъ съ улыбкой на губахъ, что удивляется краснорчію говорившаго, но знаетъ только то, что Канутъ Окре самъ недавно былъ сторонникомъ желзной дороги. Что же касается спекуляцій, то разв найдется человкъ, который поставитъ въ вину тому же Кануту Окре его извстную во всемъ приход коммерческую сообразительность?
При этихъ словахъ многіе засмялись, а Ларсъ продолжалъ:
— Замтьте и то, что Канутъ Окре ничего не возражалъ противъ перенесенія покойниковъ, пока не вспомнилъ о своемъ дд. Но едва рчь зашла о перенесеніи останковъ этого дда, все измняется, и желзная дорога становится какимъ-то бдствіемъ для прихода!..
Больше онъ ничего не сказалъ и дополнилъ рчь усмшкой, съ которой посмотрлъ на противника. Его примру послдовали многіе другіе, и со всхъ сторонъ на Канута устремились насмшливые взгляды. Но Канутъ Окре озадачилъ всхъ своимъ отвтомъ, и усмшки исчезли, когда онъ проговорилъ съ глубокой искренностью,
— Да, признаюсь, что я не уяснилъ себ дло, пока оно не затронуло во мн родственныхъ чувствъ, и, конечно, это постыдно для меня. Но было бы еще постыдне упираться въ своемъ заблужденіи и не желать уяснить себе дло, какъ поступаетъ Ларсъ Гегстадъ! Никогда еще его шутка не бывала мене умстна!.. Для людей съ обыкновенными, человческими чувствами дло глубоко возмутительно!
— Эти чувства являются нсколько запоздалыми!— уже безъ смха возразилъ Ларсъ.— Вскипли они что-то слишкомъ ужь неожиданно, и будемъ надяться, что они улягутся такъ же внезапно. Можетъ быть этому поможетъ соображеніе о томъ, что скажутъ о насъ священникъ, областныя власти, инженеры, правительство — словомъ, вс, кому извстно, что мы начали съ единогласнаго постановленія о томъ, чего теперь боимся и не желаемъ! Прилично ли сначала ликовать и восторгаться, а потомъ, по тому же поводу, проливать слезы и причитывать? Если насъ не сочтутъ сумасшедшими, то во всякомъ случа — помшанными!
— Видитъ Богъ, что на это есть основаніе!— вскричалъ Окре.— Разв мы не сумасшествуемъ, и разв не пора намъ возвратиться къ здравому смыслу? Право, зашло слишкомъ далеко, если мы начинаемъ выкапывать каждый своего отца и дда, чтобы на нсколько шаговъ приблизить желзно-дорожную станцію, и если мы соглашаемся кощунствовать надъ могилами нашихъ покойниковъ, когда этимъ можемъ облегчить движеніе нашихъ возовъ. Отчего въ такомъ случа не сять пшеницу на кладбищ.— Но погребенное во имя Христа мы хотимъ выкопать во имя денегъ и Молоха! Это ли не язычество, и чмъ это лучше, какъ если бы мы стали глодать кости нашихъ праотцевъ?
— Таковы естественные законы!— отвтилъ Ларсъ угрюмо.
— Для растеній и животныхъ — пожалуй!
— А разв мы не животныя?
— Нтъ, потому что человкомъ былъ живой Сынъ Божій, съ врой въ Котораго погребены наши покойники. Онъ долженъ разбудить ихъ, а не мы!
— О, ты заговариваешься!— сказалъ Ларсъ съ раздраженіемъ.— Разв не выкапывается большинство покойниковъ, когда доходитъ очередь до нихъ? Велика ли бда, если это случится на нсколько лтъ раньше, и въ чемъ тутъ такое неимоврное зло?
— А вотъ въ чемъ: то, что рождено отъ покойниковъ, еще живо, то, что построено ими, еще стоитъ, то, что въ свое время они любили, чему учили, отъ чего страдали,— все это еще живо въ насъ, вокругъ насъ… Неужели мы не сможемъ оставить ихъ хоть въ поко?
— Надо полагать, что ты говоришь исключительно о своемъ дд,— попробовалъ уязвить предсдатель.— Это видно по твоей горячности… Но надо теб сказать, что пора перестать надодать обществу изъ-за этого дда. Онъ занималъ слишкомъ ужь много мста при жизни, не думаю, чтобы стоило оставлять его поперегъ дороги даже теперь, когда онъ мертвъ. Если бы онъ остался помхой благоденствію, которое могло бы продлиться на многія поколнія, пришлось бы согласиться, что не благословеніемъ, а проклятіемъ для страны сдлалась память о немъ.
Канутъ откинулъ свои всклоченные волосы назадъ, и глаза его метнули молніи.
— О какомъ благоденствіи осмливаешься ты говорить, Ларсъ? Все, что ты длаешь для общины, сомнительно и непрочно. Ты далъ намъ новую церковь, но ты же насадилъ среди прихожанъ и новый духъ, отнюдь не духъ любви къ ближнему. Ты устроилъ намъ новые пути, но также и пути къ погибели, въ чемъ можешь убждаться на любомъ примр окружающихъ насъ бдствій. Ты уменьшилъ наши налоги, но въ то же время распространилъ въ округ роскошь и этимъ всхъ насъ обднилъ. Ты насадилъ у насъ тяжбы, векселя, банкротства! Все это нездоровые дары обществу! И ты осмливаешься порочить мертваго, котораго благословляетъ все населеніе! Ты осмливаешься говорить, что его тло лежитъ у насъ поперегъ пути! Да, оно лежитъ поперегъ твоего пути, это теперь ясно, и ты споткнешься на эту могилу… Тотъ духъ, который владетъ тобой и до сего дня распространялся у насъ, не годится… Кладбище останется въ поко. Но сегодня на немъ прибавится новая могила: въ ней будетъ погребено твое искусственно раздутое значеніе въ стран!
Ларсъ Гегстадъ поднялся со своего мста блдный, какъ полотно. Онъ слиткомъ долго сдерживался, и теперь послдовалъ такой взрывъ гнва, что онъ потерялъ всякую волю надъ собой. Онъ нсколько разъ открывалъ ротъ, но не могъ вымолвить ни слова. Онъ сдлалъ тщетную попытку говорить, потомъ вдругъ побагровлъ, и слова вырвались у него, наконецъ, какъ изверженіе вулкана:
— Какая могила?— вскричалъ онъ.— И на это никто не возражаетъ? Съ этимъ, стало быть, соглашаются? И это благодарность за все, что я длалъ для края? Подобный бабій проповдникъ вамъ миле?.. Такъ пусть же дьяволъ будетъ вашимъ предсдателемъ, и будь я проклятъ, если я останусь въ этомъ дом! До сего дня я съ трудомъ поддерживалъ весь этотъ хламъ… вашу волость… и посл меня она рухнетъ въ дребезги… Пусть рушится!.. Вотъ протоколъ!
Онъ швырнулъ бумагу по столу.
— Тьфу! на такое общество изъ старыхъ бабъ и ребятъ!
Онъ ударилъ кулакомъ по столу.
— Тьфу! на всю волость, въ которой люди отплачиваются, какъ я!
Онъ вторично ударилъ по столу и на этотъ разъ съ такой силой, что столешница подпрыгнула кверху, и чернильница полетла на полъ…
Затмъ онъ порывисто вышелъ изъ комнаты и тотчасъ же ухалъ.
Между тмъ на сход долго царило молчаніе, вс были напуганы силой гнва сверженнаго предсдателя. Первымъ опомнился Канутъ Окре и, вдругъ повеселвъ, проговорилъ обычныя слова Ларса Гегстада:
— Стало быть, таково будетъ ршеніе дла?
Раздался хохотъ, и поднялось неудержимое ликованіе. Серьезная сходка внезапно превратилась въ веселую вечеринку. Вс смялись, болтали и громко выражали довольство по поводу паденія недавняго кумира. Лишь немногіе своевременно ухали домой. Большинство осталось въ правленіи, послано было за виномъ, и шумной пирушкой закончился этотъ грозный день.
Больше всего радовались возвращенію свободы, такъ какъ властолюбіе Ларса давило всхъ и каждаго, принуждая цлую общину къ пассивному повиновенію. Поэтому пили тосты за освобожденіе полости отъ тирана и такъ расходились, что стали пть и даже плясать. Первыми проплясали Канутъ Окре съ замстителемъ предсдателя, а за ними пошелъ въ присядку весь волостной сходъ. И это никого не удивляло, а передъ волостной избой плясали парни и двушки. Сбжавшіеся со всего селенія ребятишки пришли въ такое восхищеніе отъ бснованія старшихъ, которыхъ они впервые видли такими веселыми, что стали кричать ‘ура!’ и звуки этихъ криковъ понеслись до самаго хутора Гегстада.
Ларсъ угрюмо бродилъ въ большихъ комнатахъ своего новаго дома и ни съ кмъ не говорилъ ни слова. Его жена, глубоко преданная ему, но всегда относившаяся къ нему съ трепетомъ и боязнью, не смла показываться на глаза. Такъ продолжалось много времени.
Управленіе длами и хуторомъ было заброшено. Но чмъ-то Ларсъ былъ сильно занятъ, по крайней мр никогда еще между его хуторомъ и почтовой конторой не пересылалось такого количества писемъ. Кром того онъ имлъ развлеченіе въ вид двухъ процессовъ, которые затялъ. Дло въ томъ, что у него оказались какія-то претензіи къ волостному правленію, которое этихъ претензій не уважило, и онъ началъ тяжбу, затмъ у него оказались дальнйшія претензіи къ сберегательному банку, опять-таки признанныя неуважительными, и онъ началъ вторую тяжбу противъ правленія банка.
Въ то же время въ газетахъ стали появляться обличительныя статьи, которыя приписывались интригамъ Ларса и которыя причиняли много зла, поселяя рознь и раздоръ среди населенія. Въ церкви онъ уже не показывался и сидлъ запершись въ своемъ дом, отъ времени до времени отлучаясь на цлыя недли неизвстно куда. Подозрвали, что онъ здилъ въ столицу и велъ какія-то подпольныя интриги противъ общины.
Все разъяснилось, когда однажды получено было извстіе, что, вопреки желаніямъ населенія, правительствомъ было утверждено направленіе желзной дороги черезъ кладбище… Эта всть поразила всхъ, какъ ударъ грома. Оказывалось, что единогласное постановленіе цлаго схода было безсильно въ сравненіи съ вліяніемъ Ларса Гегстада! Итакъ, вотъ что означали его загадочныя поздки и вотъ къ чему клонились его происки! Сила воли и выдержка этого желзнаго человка поразили всхъ до того, что удивленіе къ нему пересилило даже недовольство. Иначе и быть не могло, такъ какъ всякая сила дйствуетъ на толпу обаятельно.
Снова измнилось общественное мнніе. Приходилось примириться съ обстоятельствомъ, которому уже нельзя было противодйствовать, и старались утшиться соображеніями о матеріальныхъ выгодахъ. Притомъ отвтственность за поруганіе могилъ всецло слагалась на правительство, поступавшее произвольно, и населеніе могло съ спокойной совстью воспользоваться выгодами.
На слдующій день было воскресеніе. Собравшійся у церкви народъ былъ спокоенъ, многіе не могли удержаться отъ смха, когда смотрли другъ на друга и соображали, что цлая община осталась въ дуракахъ. Вс толковали о Ларс Гегстад, о его рдкихъ способностяхъ и непреклонной вол, большіе и малые, мужчины и женщины удивлялись ему, забывая о своей вражд. Въ это самое время на дорог появились четыре экипажа, и къ церкви подъхалъ самъ Ларсъ въ сопровожденіи всей своей родни…
Цлыхъ два года онъ не показывался въ церкви. Теперь онъ снова являлся побдителемъ! Со всхъ сторонъ ему кланялись съ большимъ подобострастіемъ, чмъ когда-либо. Но онъ угрюмо вышелъ изъ экипажа и направился къ церкви не глядя по сторонамъ и не отвчая на поклоны. Рядомъ съ нимъ шла его малорослая жена, она была блдна, какъ млъ, и видимо дрожала всмъ тломъ…
Въ церкви его появленіе произвело такое сильное впечатлніе, что общее пнье смолкло, и вс съ недоумніемъ уставились на вошедшихъ. Канутъ Окре, сидвшій на своей семейной скамь, находившейся впереди скамьи Гегстадовъ, замтилъ общее замшательство и невольно обернулся. Онъ увидлъ за собой Ларса, который потупился надъ молитвенникомъ и разыскивалъ назначенный къ пнію псаломъ.
Они не видлись цлыхъ два года, съ того бурнаго вечера, когда палъ Ларсъ Гегстадъ. Но за это время онъ такъ измнился, что трудно было узнать его. Да, онъ не выглядлъ побдителемъ!
Его мягкіе, жидкіе волоса сильно пордли, осунувшееся лицо было блдно, глаза впали и горли нездоровымъ блескомъ, а богатырская шея сморщилась и превратилась въ некрасивый комокъжилъ и связокъ.— Канутъ сразу понялъ, чрезъ какія нравственныя страданія прошелъ этотъ человкъ въ послдніе два года, и ему стало жаль его. Онъ даже почувствовалъ, что его старая привязанность къ Ларсу еще жива и что ему было бы отрадне видть своего прежняго друга счастливымъ.
Онъ далъ себ слово заговорить съ нимъ при выход изъ церкви. Но Ларсъ ухалъ, не дождавшись конца служенія, и встрча не удалась. Тогда Канутъ пожелалъ въ тотъ же вечеръ навстить Гегстада въ его хутор. Этому, однако, энергично воспротивилась его жена.
— Не длай этого, Канутъ!— сказала она.— Разв ты не знаешь, что Ларсъ изъ тхъ людей, которымъ особенно тягостно великодушіе ближнихъ? Изъ гордости онъ озлобляется противъ тхъ, къ которымъ принужденъ чувствовать благодарность. Оставайся вдали отъ него, пока ему не представится случай оказать теб крупную услугу, или пока судьба не смягчитъ его сердце. Тогда все само собой устроится, и Ларсъ первый вернется къ теб.
Но Ларсъ не вернулся. Онъ изрдка сталъ показываться въ церкви, но этимъ и ограничилъ свое общеніе съ людьми, по-прежнему избгая всякихъ сношеній съ сосдями. Тмъ не мене, одержанная побда замтно оживила его. Онъ снова сталъ дятельно заниматься длами и съ такой энергіей повелъ хозяйство въ своемъ хутор, точно разомъ хотлъ наверстать упущенное время. Впрочемъ, многіе утверждали, что это было далеко не лишнее, такъ какъ дла Гегстада порядкомъ пошатнулись.
Между тмъ желзно-дорожныя работы въ долин начались въ то же лто, и Ларсу пришлось перестроить свой домъ, такъ какъ полотно дороги должно было пройти черезъ самую усадьбу. Перестройка не была еще окончена, когда на полотн дороги уже появились временные рельсы и началось движеніе рабочихъ поздовъ.
Былъ теплый осенній вечеръ, когда раздался первый свистокъ паровоза и долженъ былъ пройти первый рабочій поздъ съ камнемъ и шпалами. Ларсъ вышелъ на крыльцо своего дома, родня и дворня столпились у крыльца. Вс съ напряженіемъ смотрли въ сторону, откуда долженъ былъ появиться первый дымокъ паровоза.
Освщенное лучами заходившаго солнца селеніе красиво обрисовалось у подошвы горъ: Ларсъ съ гордостью окинулъ взглядомъ селеніе и подумалъ, что, несмотря на неблагодарность согражданъ, онъ ихъ облагодтельствовалъ. Теперь его слава будетъ гремть, пока позда будутъ проходить черезъ плодородную долину, и отдаленнйшіе потомки будутъ съ уваженіемъ вспоминать о немъ! Затмъ онъ взглянулъ на уцлвшую часть кладбища, гд оставалось еще нсколько наклонившихся и почернвшихъ отъ времени крестовъ, и ему сразу стало не по себ. Онъ хотлъ себ выяснить свои чувства относительно этого и началъ размышлять. Но въ это время раздался вторичный свистокъ, и его вниманіе было отвлечено тяжело и медленно приближавшимся поздомъ. Надъ паровозомъ клубился густой черный дымъ, испещренный блестками отъ вылетавшихъ изъ трубы искръ — отапливать паровозъ приходилось еловыми дровами — и, такъ какъ втеръ дулъ въ сторону хутора, любопытные были окутаны цлымъ облакомъ этого дыма. Потомъ облако разсялось, и поздъ сталъ удаляться въ гору, неуклонно подвигаясь впередъ и не заботясь о томъ, что оставалось по сторонамъ…
Ларсъ былъ доволенъ. Минутное раздумье по поводу кладбища разсялось какъ облако чернаго дыма. Онъ возвратился домой съ облегченнымъ сердцемъ, точно посл трудоваго дня, и думалъ, что имъ совершено таки въ жизни нчто крупное!
Утомленное дневной работой населеніе хутора тотчасъ же разошлось на покой, въ дом водворилась тишина, и Ларсъ въ свою очередь сталъ раздваться. И вдругъ ему снова вспомнилось кладбище…
Теперь передъ нимъ всталъ образъ его покойнаго дда. Этотъ ддъ поднялъ ихъ родъ изъ ничтожества на степень одного изъ богатйшихъ родовъ долины. Правда, часть его гражданской чести погибла при этомъ, такъ какъ онъ запутался въ торговл контрабандой и погибъ бы, если бы его не выручилъ могущественный ддъ Канута Окре. Тмъ не мене, онъ обогатилъ, и возвысилъ свой родъ, и не его потомкамъ было судить его. Притомъ, его ошибки были ошибками его времени. Въ каждой эпох существуютъ свои изъяны въ понятіяхъ о нравственности и свои жертвы, необходимыя для уясненія этихъ изъяновъ. Одной изъ такихъ жертвъ неясности нравственныхъ идеаловъ былъ ддъ Ларса Гегстада…
Но дло прошлое, и честь ему въ его темной могил! Во всякомъ случа онъ много потрудился и много страдалъ! Пусть спитъ спокойно… Хорошо вдь отдохнуть посл житейскихъ бурь! Но . вдь его не оставили въ поко… Изъ-за честолюбивыхъ стремленій его внука, онъ былъ выкопанъ изъ земли, наравн съ каменьями и корнями деревьевъ… Глупости! Онъ былъ умный человкъ и первый бы усмхнулся тому, что коробитъ теперешнихъ людей. Дло его внука перешло черезъ его голову… Но такова судьба и неумолимость естественныхъ, законовъ!..
Съ такими мыслями Ларсъ раздлся и легъ въ постель. Образъ дда продолжалъ витать передъ нимъ и смотрлъ на него все строже и строже. Утомленіе располагаетъ человка къ робости, и Ларсу становилось такъ грустно, что онъ начиналъ даже сожалть о сдланномъ. Но въ то же время онъ продолжалъ оправдываться. Вдь, собственно, чего добивался его ддъ въ продолженіе всей его жизни? Возвышенія рода? Того же добивался и добился Ларсъ! Слдовательно, покойный долженъ чувствовать себя хорошо въ своей новой могил, потому что никогда еще имя Гегстадовъ не сопровождалось такой громкой славой!
Но что это? Какіе это страшные, огненные глаза смотрятъ на него, и откуда этотъ шумъ и шипніе? Это вдь фонари паровоза, потому что они сходятъ съ желзно-дорожнаго пути… и ихъ много… Они несутся со стороны кладбища и приближаются къ дому безконечно длиннымъ шествіемъ. Господи! Да вдь это глаза покойниковъ! Впереди его ддъ, а за нимъ длинное, длинное шествіе. У нихъ огненные глаза… Они приближаются къ окнамъ, шумятъ, угрожаютъ… Ихъ глаза распространяютъ такой свтъ, что за окномъ точно цлое море пламени…
Ларсъ силится овладть своимъ сознаніемъ и проснуться! Вдь ясно, что все это только сонъ, безсмысленный сонъ!..
— Постойте! Сейчасъ я проснусь, и все исчезнетъ,— мелькаетъ въ его ум.— Ну, вотъ, я проснулся!.. Сейчасъ открою глаза… Приходите тогда сколько вамъ угодно!..
Но они въ самомъ дл приближаются. Они бгутъ съ кладбища, сбрасываютъ рельсы, паровозъ, цлый откуда-то появившійся поздъ. Все рушится и съ грохотомъ падаетъ на землю. Потомъ все измняется. Дороги уже нтъ. Снова зеленютъ на кладбищ мирныя могилы, и тамъ опять становится тихо.
Зато покойники продолжаютъ шумть вокругъ самого Ларса. Они громадны, какъ башни: и хоромъ поютъ псаломъ: ‘Пусть мертвые отдыхаютъ въ поко!’ О, онъ хорошо знаетъ этотъ псаломъ, потому что цлыхъ два года эти слова ежечасно раздавались въ его душ! Нтъ сомннія, теперь отпваютъ его самого, — такія виднія могутъ быть лишь видніями смерти…
Холодный потъ выступаетъ на его лиц. Покойники грозно зовутъ его — онъ ясно слышитъ свое имя. Ужасъ доводитъ его до отчаянія, и онъ длаетъ неимоврныя усилія крикнуть, позвать на помощь… Но они начинаютъ его душить, холодная рука сдавила ему глотку, онъ едва успваетъ прокричать: спасите!— и… просыпается.
Въ это время окно разлетлось въ дребезги, и осколки стеколъ разлетлись по всей комнат. Онъ попробовалъ подняться, но не могъ сдлать ни одного движенія… Въ то же время въ окн появился человкъ, окруженный дымомъ и пламенемъ.
— Пожаръ, Ларсъ! Надо тебя вытащить!— крикнулъ человкъ.
Это былъ Канутъ Окре.
Дале Ларсъ ничего не видлъ, потому что лишился сознанія.
Когда онъ снова пришелъ въ себя, онъ лежалъ на двор, и ему было холодно. Возл него, казалось, никого не было. Слва горла его усадьба, въ сторон раздавалось мычанье и блеяніе скота, сбившагося въ плотное стадо и пугливо оглядывавшагося на пламя, всюду валялись вынесенныя изъ горвшихъ построекъ вещи. Всмотрвшись, онъ замтилъ, что тутъ было и человческое существо: это была женщина, сидвшая на скамь возл него и тихонько плакавшая…
Онъ узналъ жену и позвалъ ее. Она тотчасъ же поднялась и радостно вскричала:
— Слава Богу! Ты живъ!
Затмъ она упала на колни возл него и снова заплакала.
— Господи, Боже мой!— вскричала она.— Вотъ что принесла намъ желзная дорога!
— Дорога?— переспросилъ онъ, но едва выговорилъ это слово, какъ подозрніе истины мелькнуло въ его ум. Такъ, такъ — разумется! Искры паровоза попали въ стружки возл новой постройки…
Нкоторое время онъ сидлъ молча, погруженный въ невеселыя думы. Жена тоже не смла больше говорить и только заботливо укутала его ноги, замтивъ, что одежда, которой онъ былъ прикрытъ, свалилась на сторону. Вдругъ она почувствовала его руку на своей голов и въ то же мгновеніе съ громкимъ плачемъ упала ему на грудь.
— Ты мои единственный другъ!— тихо проговорилъ Ларсъ.
Она вздрогнула отъ восторга. Что значила потеря хутора въ сравненіи съ радостью наконецъ-то услышать эти слова! Она такъ ободрилась, что ршилась даже отвтить:
— Вдь я одна понимаю тебя и умю тебя цнить!
И растопилось наконецъ жестокое сердце! Онъ крпко сжалъ въ своихъ рукахъ руку преданной женщины, и слезы потекли по его щекамъ.
Онъ заговорилъ съ женой, какъ никогда еще не говорилъ. Онъ точно исповдывался передъ нею и былъ откровененъ, какъ съ самимъ собой. Тогда и она заговорила, наконецъ, и онъ услышалъ ея мнніе, которое поразило его своей правильностью и дальновидностью. Они обсуждали, какъ все это произошло, и понемногу онъ умолкъ, а она продолжала говорить одна. Онъ узналъ, что Канутъ Окре первый замтилъ огонь на хутор сосда, тотчасъ же разослалъ своихъ женщинъ сзывать народъ, а самъ съ батраками и лошадьми поспшилъ на пожаръ, гд вс еще спали. Онъ распоряжался тушеніемъ огня и спасеніемъ имущества, точно дло шло о его собственной усадьб. Онъ же собственноручно вынесъ полузадохшагося отъ дыма Ларса изъ горвшей уже комнаты и положилъ его здсь, съ навтренной стороны — на кладбищ…
Въ то время, какъ она доканчивала свой разсказъ, на дорог появилась телжка, завернувшая на кладбище, и кто-то выскочилъ изъ телжки возл Ларса. Это былъ самъ Канутъ, създившій домой за своей телжкой — той самой, въ которой они бывало часто здили вмст на сходъ. Онъ хотлъ перевезти сосда къ себ на хуторъ.
Они молча пожали руки другъ другу, одинъ — сидя на старой могил, другой — стоя передъ нимъ.
— Подемъ, что-ли?— предложилъ Канутъ.
Не отвтивъ ни слова, Ларсъ всталъ и направился къ телжк. Канутъ помогъ ему ссть и занялъ мсто рядомъ съ нимъ.
О чемъ они говорили дорогой и потомъ, въ маленькой комнат у Окре, гд оба просидли до утра, — осталось тайной. Извстно только то, что съ этой ночи они опять стали неразлучными друзьями, какъ въ старину.
Въ несчастій человку представляется возможность узнать истинную цну привязанностей и благодарности людей. Оказалось, что Ларса цнили гораздо больше, чмъ онъ предполагалъ. Сограждане всмъ обществомъ отстроили ему усадьбу ‘въ благодарность за оказанныя волости услуги’. Мало того, онъ снова былъ избранъ предсдателемъ обоихъ совтовъ, и Канутъ Окре сталъ его помощникомъ и замстителемъ.