Думы покойника, Бельский В., Год: 1923

Время на прочтение: 2 минут(ы)
Железная земля: Фантастика русской эмиграции. Том I. Сост. и комм. М. Фоменко.
Б.м.: Salamandra P.V.V., 2016. — (Polaris: Путешествия, приключения, фантастика. Вып. CLXVIII).

В. Бельский

Думы покойника

‘На днях на Ивангородское кладбище привезли
гроб с совершенно голым покойником из Н…
Эмигрантской больницы, некоего Кирилла Петрова’.
(См. ‘Нарвский Листок’ No 13).

В Эмигрантской больнице догорала, как одинокая свечка в пустом и безлюдном храме — жизнь эмигранта Сидора Горемыкина.
За окном весна звенела, сверкала в каждом солнечном блике, в каждом движении, в каждом звуке улицы — а он умирал безвестный, никому не нужный, среди холодных эгоистичных людей.
Чудилась ему в предсмертных грезах: кроткая, тихая, вечно благословляющая родина, вся в черных бесконечных дорогах…

* * *

Горемыкину стало вдруг легко и свободно.
Страдания где-то остались позади.
Он как будто бы очутился в преддверии чего-то яркого, радостного, неземного…
Кончен трудный путь.
Умер.
Сидор Горемыкин счастливо улыбнулся, лукаво подмигнул серьезной старушке Смерти и с наслаждением вытянулся на узкой кровати.
И вдруг заметил Горемыкин: что он лежит голый. Совершенно голый…
Стыдно ему сделалось наготы своей…
— Как же так?— недоуменно раздумывал он.— Неужели в таком виде я на тот свет должен явиться? Ведь и мертвый чувствует срамоту свою!.
Хочется вдруг крикнуть ему на всю палату: — Прикройте меня. Стыдно мне!.. ‘Но да разве услышат мертвеца живые люди?’ Тихо было в больнице. Кто-то шептал около трупа Горемыкина:
— Завтра надо будет отвезти его в часовню…
— Неужели голого так и похороним?— жалостливо проговорил кто-то.
— Не беда! — ответили холодно и равнодушно.— Земля и голого примет. Не напасти на них рубашек!..

* * *

Лежит новопреставленный раб Божий Сидор в кладбищенской часовне и горько думает:
— Эх вы, люди! Нет у вас сердца… На позор меня голым выставили. Рубашечки рваной и той не нашлось у вас!..
— Эх, чужбина неприветная!..
‘А может быть, вспомнят? Придут и оденут меня…’ — утешает себя Горемыкин.
Тихо.
В разбитое оконце доносится весенняя музыка. Птицы поют в звонкой радости. Веет весенними запахами
— Чу! Кто-то идет к часовне… Не отпевать ли?— в ужасе думает Горемыкин.— Голого отпевать! — А может быть, вспомнили обо мне ласковые люди, и идут принарядить меня?..
Насторожился Горемыкин в жутком ожидании.
Вошла в часовню женщина. Перекрестилась и, вздрогнула от ужаса, увидя неприкрытую наготу покойника.
— Горемычный ты! — прошептала она грустно.— Сейчас домой сбегаю, принесу белье и одену тебя, забытого!..
Ушла.
Обрадовался Горемыкин.

* * *

Одели раба Божьего Сидора в белую рубашку, кисеей прикрыли, и украсили его первыми весенними цветами…
Радуется Горемыкин, и хочет поблагодарить женщину. Но увы! Живой не слышит мертвого!..

* * *

Пришел священник и стал отпевать.
— Кого же это он отпевает?— думает Горемыкин, прислушиваясь к горьким трогательным напевам,— меня звать Сидором, а батюшка поминает какого-то новопреставленного Терентия…
Стал Горемыкин по сторонам оглядываться: нет ли где поблизости другого покойника с именем Терентия.
Никого нет.
Один он лежит в часовне. И над ним же священник совершает каждение.
Опять пригорюнился Горемыкин.
Хочется ему сказать священнику:
— Батюшка! Меня Сидором звать, а не Терентием!..
Не слышит батюшка.
Где же живым слышать мертвого?

* * *

Довезли раба Божьего Сидора-Терентия на простой тележке к месту вечного упокоения.
Гроб колыхается во все стороны и грозит свалиться.
Сторож торопливо везет его и, видимо, недоволен, что приходится из-за какого-то бездомного голыша тратить дорогое время.
Лежит Горемыкин спокойно в тихом своем убежище и больше ни о чем не волнуется. Примирился со всеми несправедливостями.
— Скорее, могильщик, вези меня от людей, от жизни бестолковой!..
Тихо дрожит в весенней чути последний надгробный напев священника:
— Вечная память…

Комментарии

Нарвский листок, 1923, No 15, 2 июня.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека