ДУХОВНАЯ ШКОЛА
Сборник. Москва, 1906. 348 стр.
КОММЕНТАРИИ
Духовная школа, Розанов Василий Васильевич, Год: 1906
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Розанов В. В. Собрание сочинений. Около народной души (Статьи 1906—1908 гг.)
М.: Республика, 2003.
Книга эта, составленная всецело из трудов-воспоминаний и из трудов-рассуждений бывших питомцев духовных семинарий и духовных академий, теперь самостоятельно занимающихся на учебном поприще, интересна и в смысле описательном, и в смысле подготовительном. Многочисленные статьи, вошедшие в состав ее, суть менее ученические и более учительские: но только — тех добрых и редких учителей, которые вносят в свой учительский труд весь драгоценный материал незабытого ученического опыта, ученических испытаний, ученических наблюдений. Со стороны школу поправить очень трудно: это все же слишком специальное дело, школа должна поправиться изнутри — вот этими педагогами, не позабывшими ученического опыта, т. е. людьми зрелыми и вместе свежими. Авторы пишут в предисловии:
‘О связи духовной школы с церковным обществом говорить не нужно: в конце концов школа — это не что иное, как то же общество, только в состоянии школьного развития… Школа — самое дорогое дитя общества, на котором его надежды, его любовь, его слава. Это все ясно. Но русская действительность жестоко смеется и над ясными истинами. В школе, дитяти своем, общество не может и не хочет видеть кровное детище. Школа — подкидыш. Современная духовная школа — тоже подкидыш, суровым историческим процессом подброшенная русской церкви’.
Доскажем: положение ‘семинарий’ в великом и святом (по идее) организме церкви такое же, как духовных консисторий: эти осуществляют ‘духовный суд’ церкви, как семинарии осуществляют ‘духовное просвещение’ церкви. И те и другие, являясь как бы левым и правым крылом церкви, роняют ее в грязь, в такую грязь, о которой имеют представление только люди, послушавшие семинарских и консисторских ‘историек’, легенд, ‘рассказцев’, являющих подлинное, настоящее лицо действительности, сокрытое под красноречием официальных отчетов и торжественных актовых речей. Для философа и историка навсегда останется неразрешимой или во всяком случае чрезвычайно любопытной проблемой: каким образом ‘святой организм церкви’ мог вырастить из себя эти два крыла или привязать к себе эти два искусственных крыла (спасительная гипотеза!), столько лет лететь на них и все шлепаться в грязь… Удивительное явление! Вспомнишь притчу Спасителя о ‘плевелах’, которые почему-то непременно должны упасть между зерен пшеницы. Разъяснение, но не утешение…
Нужно, впрочем, заметить: вглядываясь в деятельность нашего духовного сословия, все же видишь много положительных качеств, каких не видишь или мало видишь в других сословиях: трудоспособность, стойкость, бережливость, весьма упорядоченный быт, наконец, сохраненную веру в Бога и твердый исторический колорит. Откуда это? Многие, особенно из светских людей, не знающих подробностей всего уклада семинарской и академической школы, говорят: ‘Результаты все-таки удовлетворительны, и, следовательно, удовлетворительная школа’, ‘в реформе она не нуждается’. Забывают только, что все те же качества духовенства: стойкость, терпение, труд, религиозность, историчность были задолго до ‘Устава’, положим, 1884 года, задолго и до ‘бурсы’, что это были всегдашние качества духовенства, отлившиеся у него, очевидно, под действием условий труда, всегда тяжелого, всегда около народа, всегда вблизи к природе (сельское духовенство), всегда под поэтическим воздействием богослужений и слова Божия. И сохранились эти качества не ‘благодаря школе’, а, может быть, ‘вопреки’ ей: ибо что-нибудь значит же голос всего почти духовенства (белого), всего почти учительского персонала, жалующегося на глубоко раздражающие принципы и средней, и высшей духовной школы. Вот иллюстрация, которую кто же отвергнет в ее факте и в ее уродливом зле:
‘Чиновник, в вицмундире или в рясе, и не думал прикасаться к закону. Всякий протест и даже не вовремя обращенная просьба рассматривались как религиозное преступление. Просящий или протестующий, во-первых, недоволен своим положением, а всякое недовольство есть признак вольномыслия и непокорства властям, во-вторых, он оказывает себя и дурным христианином, не усвоившим заповедь Христову о ‘терпении’, дурные же христиане нетерпимы на службе по духовному ведомству. Таким образом, кроме простой физической силы, на которую опиралась светская бюрократия, ее духовная сестра имела у себя на службе и ‘христианскую’ идеологию, убивавшую в корне не только проявление, но и самое зарождение недовольства. Как известно, мощь и сила ‘усмотрения’ растет в сторону наименьшего сопротивления, а потому духовная бюрократия неминуемо должна была возрасти в могучее ветвистое дерево с яркими, пышными, одуряющего запаха цветами и ядовитыми плодами’.
Действительно, момент власти и, наконец, самого дикого, безудержного самовластия нигде так не разросся, нигде так мало не замаскирован, как на святом теле церкви. Инквизиция ведь только ее кульминационная точка, а ‘кое-что вроде инквизиции’ — это везде, это повсюдный цветочек на теле церкви. Сломлено всякое сопротивление, всякий ропот в грозном: ‘Ты христианин? Как же ты ропщешь?’ Молчание. Нет защиты, кроме как в протесте, диком, нелепом, преступном, бессильном, — какие и разыгрываются в семинариях время от времени. Обер-прокуратура при Синоде если не возникла, то удерживалась два века как ‘поправка к монашеству’, и, может быть, она была бы благодетельна, при всей ‘некатоличности’ своей, если бы сама не впала во все недостатки епископства же, т. е. тоже безграничного самовластия. Ибо и обер-прокуроры начали говорить архиереям и митрополитам то самое, что те говорили простым священникам: ‘Ропот? Значит, вольномыслие? Да и какой же вы христианин и как же можете служить в духовном ведомстве, когда не усвоили заповедь Христа о смирении и терпении?’ Все спрашивают: где же здесь Христос и при чем христианство? И ни архиереям, ни обер-прокурорам нечего на это ответить.
НВ. 1906. 22 марта. No 10783. Прил. Б. п.
…задолго до ‘Устава’, положим, 1884 года. — Университетский Устав 1884 г. уничтожал профессорскую автономию и корпоративное самоуправление, вводил обязательную студенческую форму, существенно изменял структуру высшего образования.